Солнце завтрашнего дня

Екатерина Барсова, 2020

Первое же дело Павла Рудягина оказывается необыкновенно сложным и запутанным. Это череда странных и страшных убийств, загадочным образом связанных с творчеством великого Пушкина. Чтобы разобраться в истории, корни которой уходят далеко в прошлое, молодому неопытному следователю придется вытащить на свет немало мрачных тайн. Пытаясь понять, какую роль в жестоких убийствах играют стихи Пушкина, Павел просит о помощи сотрудников историко-консультативного центра «Клио», и Василий с Анной рассказывают ему много интересного о тайной жизни поэта. Оказывается, он был секретным агентом на службе у правительства…

Глава третья

Сюрпризы из табакерки

Мелких предательств не бывает.

Андре Моруа

Петроград. 1916 год. Салон графини Клейнмихель

— Ну зачем, зачем вы мне об этом говорите? — Одна из посетительниц салона манерно растягивала слова, говоря в нос. При этом она внимательно осматривала гостей, оценивая их. Салон у «самой Клейнменихи», как называли хозяйку за глаза, был поставлен на широкую ногу. Кто только не толкался в нем: и сановные лица, высокопоставленные чиновники, графья, князья, бароны, сам Распутин бывал здесь… Говорили, что хозяйка салона связана с некими темными силами, свою родословную она ведет аж от легендарного негоцианта Ризнича, того самого, что прибыл в Одессу с красавицей женой, в которую влюбился Пушкин. Правда, Амалия прожила недолго, умерла молодой. Был ребенок, была запутанная личная жизнь, в которой место находилось не только Пушкину, но и другим. И угасла она как-то быстро — то ли климат не подошел, то ли еще что-то было… дела темные, непонятные. А сам Ризнич горевал недолго. Вскоре женился, родились дети, и пошла другая ниточка родословной, связанная не с бедной Амалией, которой посвятили «для берегов отчизны дальной», а уже с другой женщиной… И ниточка эта была не менее интересна, чем красавица Амалия, потому что…

Гостья пригубила лафайет и с прищуром посмотрела на Клейнмениху. Красива — да, но красота какая-то хищная, плотоядная. Муженек у нее знатный… Якшается со всякими спиритуалистами, оккультистами, масонами… По последним данным — здесь гнездится штаб английской разведки. Во всяком случае, одного агента она тут заприметила… Ее дело — внимательно за всем наблюдать, делать выводы и докладывать кому надо…

* * *

— Сегодня опять у нее?

— Опять.

Он посмотрел на своего визави с неким любопытством. Вроде бы человек свой, но кто знает, что таится за этим высоким лбом и капризным изгибом губ. Сейчас все словно раздвоились. С виду благопристойные порядочные граждане, а внутри… Людей словно охватила лихорадочная жажда всех удовольствий сразу. Никто не хочет ждать, кровь бурлит и закипает. Оно и понятно — обстановка тревожная… Война! Дела плохи. Все разваливается. Недавно прошли немецкие погромы, а что будет дальше — никто не знает. Содом и гоморра! Случайно ли люди стали искать ответы на свои вопросы в другом мире? Не в этом, а в том, загадочном и потустороннем, которому еще нет названия.

Вспомнились вдруг строчки из Апокалипсиса, и он осенил себя широким крестом… Боже, спаси и сохрани Россию!

Салон Клейнмихель он знал неплохо. Дамочка бойкая, верткая, собрала вокруг себя любителей всего загадочного и потустороннего, желающих моментального путешествия в миры неизведанные. Никто не хочет земных странствий — всем сразу подавай то, чему еще и определения нет… Хотя, если задуматься, спиритизм — явление не новое…

* * *

Он на цыпочках зашел в кабинет отца. Тот сидел и читал книгу «Соборник уложения».

Увидев сына, отложил очки и спросил:

— Что, Алеша?

От этого ласково-умилительного «Алеша» хотелось плакать — как в детстве.

— Да… я… — Он мялся, не решаясь сказать, что хотелось просто прийти и поговорить с отцом. Но тот словно понял его сомнения.

— Проходи… Ты что-то поздно?

— Да я… был… — И краска залила его лицо. — У Марии Эдуардовны Клейнмихель.

— Ты, конечно, уже взрослый, но помни, что соблазнам поддаться легко, а честь сохранить трудно, тем более сейчас времена смутные… Туча висит над Россией, и когда она развеется — неизвестно. Нужно быть готовым ко всему…

Хотелось спросить, что это значит, но он не решился. Спустя какое-то время все же набрался смелости.

— То есть все так плохо? — И устыдился своего слишком детского вопроса. Ему ведь так хотелось выглядеть взрослым.

— Не просто плохо, а скверно! Изо всех щелей на страну полезли супостаты… И несть им, кажется, числа… Встал на дыбы зверь Апокалипсиса, и как его укротить — никто не знает.

— А царь?

Отец молчал, словно обдумывал про себя какую-то мысль.

Наконец вздох вырвался из его груди.

— Царь слаб… — Он посмотрел на икону в углу. — Он не один, вокруг него советники. Они-то и погубят страну. Жаль, что это понимают немногие, Алеша. Боюсь, что для России наступают тяжелейшие времена, и надо готовиться к худшему.

* * *

Было темно. Ему чудилось, что он слышит дыхание людей рядом. Но кто справа от него? А кто слева? Он вроде бы все хорошо помнил, но уже, оказывается, позабыл. Его внезапно прошиб холодный пот. Вспомнилась длинная витая лестница в подмосковной усадьбе: когда он шел по ней в темноте — на ощупь, не глядя на перила, — было ощущение, что еще один шаг — и он свалится в неминуемую пропасть… Так и здесь… Страшный обряд, когда человеку как бы шутя отрубают руки…

* * *

…Собеседник был тучен и явно страдал одышкой. Алексей старался попасть в такт его шагам, но получалось плохо. Он то забегал вперед, то отставал. В сумерках ему виден был профиль собеседника — надменный, углы губ опущены вниз, подбородок вздернут кверху. «Видали мы и не таких желторотых юнцов», — казалось, говорил весь вид этого господина. Алексей невольно покраснел. Боже, сколько еще он будет стыдиться возраста, хоть бы поскорее повзрослеть и доказать всем свою самостоятельность.

— Ну-с, молодой человек. Что вы скажете на все это? — услышал он справа.

Так он и думал: опять его с насмешкой называют «молодой человек»! Алексей стиснул зубы. Когда же все это кончится?

— Россия в беде, и только Божья помощь может спасти ее…

— Я не об этом. — В голосе надменного господина прозвучала легкая досада. — Положение нашей страны, конечно, внушает опасения каждому добропорядочному гражданину, радеющему о судьбах Отечества. С этим я не спорю. И ваши заботы — весьма похвальны. Я о другом… Как вам наша хозяйка, прелестная Мария Эдуардовна? Как вам у нее?

— Ин… интересно, — чуть заикаясь, сказал он. И тут же одернул себя. Чего он волнуется? Зачем?

— Интересно, — хмыкнул его собеседник. — Не то слово. Оно слишком… бледно. Эти собрания, эти ритуалы… Вы, наверное, слушали невнимательно.

Он покраснел вторично.

— Да. Виноват-с…

— В следующий раз будьте внимательны. Вам может пригодиться… Хозяйка — женщина непростая, как вы уже поняли. Ее салон — один из самых посещаемых в нашем городе. Кто здесь только не бывает! — Господин закатил глаза. — И все это неспроста.

— Да, да, конечно, — торопливо согласился с ним Алексей, чтобы только не прослыть желторотым глупцом.

— Как вы относитесь к Александру Пушкину? — внезапно спросил господин.

— Поэт любимейший и благороднейший… Семейное чтение с младых лет. Люблю слушать и романсы. Например, «Для берегов отчизны дальной…».

Господин даже остановился.

— «Для берегов» — это уже весьма любопытно… Знаете ли вы, кому оно посвящено?

— Конечно! Амалии Ризнич.

— Вот именно! — с каким-то необычайным воодушевлением воскликнул его случайный знакомый. — Вот именно, блистательной Амалии. А как судьба обошлась с ней? Как? Какой ужасный скоротечный конец… Ей бы радоваться жизни, но ее зачем-то отсылают из Одессы, она едет за границу, там попадает в лапы Собаньского. Скоротечная чахотка… И всё… Каково это, а?

«Каково это…» — повторил про себя Алексей. А вслух выпалил:

— Ужасно!

— Вот именно — ужасно, тут я с вами, молодой человек, полностью и абсолютно согласен. Ужасно! Она умирает, угасает… А наш Ризнич женится вскоре на другой… Как будто Амалия ему чем-то не угодила. А? Вы не находите? И чем же ему могла не угодить молодая цветущая женщина, вы не задумывались?

— Виноват-с… Я Пушкина люблю, но…

— Об этом не думали, — словно угадал его мысли незнакомый господин. — А зря, молодой человек, зря. Кстати, как вас зовут?

— Алексей Самарин. А вас?

— Можете называть меня Василий Христофорович.

«Называть», — мелькнуло в голове у Алеши. Это не настоящее его имя или это такой фигуральный оборот речи? Сейчас многие стараются щегольнуть словечком, так сказать, продемонстрировать свою ученость и осведомленность.

— Нет-нет, это мое настоящее имя, — поспешил успокоить его Василий Христофорович. — Даже не волнуйтесь… А вот подумайте — чем ему не угодила Амалия?

— Даже не знаю, что и думать. Может быть, поведение супруги, ее страсти южные, романы с известными людьми… Самолюбие супруга, оскорбленного в своих лучших чувствах…

Господин издал короткий смешок.

— Кхе-кхе… сразу видно, молодой человек, Алексей, как вас по батюшке?

— Владимирович, — откликнулся он.

— Вы молоды и в супружеской жизни неопытны. Когда и кого останавливала ветреность супруги? Это, так сказать, правила великосветские, в которых мы живем. Думается, что причина не в этом… Далеко не в этом.

— А в чем? — спросил он и чуть не споткнулся. — К сожалению, не имею ни малейшего представления…

— Вы совершенно правильно указали, что Амалия имела романы — факт общеизвестный. Она вращалась в обществе — поклонники окружали ее, красивая женщина во главе такого вот салона — это всегда… Ну, вы понимаете?

— Да? — В вопросе Алексея прозвучало не то сомнение, то не размышление.

— Салон — это всегда штаб идей, интриг, слухов и сплетен, где успешно работают всякого рода лазутчики и осведомители, иногда и шпионы — радетели в пользу чужого государства, имеющего другие интересы в политической диспозиции.

Алексей прислушивался внимательно. Было все более и более захватывающе…

— Так и наша Амалия прекрасная… Чем не прикрытие для богатого, кхе-кхе, негоцианта… Слово какое — «негоциант», помилуйте, вместо купца… Все чем-то торгуют… Область тоже примечательная. Откуда этот наш Ризнич родом? Далмация. Близость к Венеции светлейшей, царице Адриатики… Понимаете, да?

Он ровным счетом ничего не понимал из этого разговора, если только — самую малость…

— Вы еще так молоды…

«Сейчас я его тресну, ей-богу!» — проскрежетал про себя Алексей.

— Когда вырастете, многое поймете про всякие тайные и явные общества, которые правят нашим миром… А про Амалию и Ризнича можно романы писать. Попробуйте… Вдруг когда-то мой совет пригодится…

* * *

Первое, что бросилось в глаза, — надменный вид хозяйки, словно она заранее отводила ему ничтожное место и даже не пыталась это скрывать.

Она его лорнировала и, кажется, смеялась.

Конец ознакомительного фрагмента.