Рай №2

Екатерина Викторовна Сердюкова, 2017

Героиня, работница библиотеки, находит рукопись дневника, автор которого рассказывает о своих астральных путешествиях к прошлым жизням. Тема реинкарнации, рая и ада, пробуждает интерес у случайной читательницы, и она пускается на поиски незнакомки. Семь смертных грехов, феномен близнецов, поиски фамильной драгоценности… и обретение личного Эдема для каждого из героев.

Глава 3

Мой Рай и Рай Босха

Мне снился рай. Не знаю, откуда, но я поняла, что это был именно он. Я стояла нагая (зачем в раю одежда?) возле огромного многовекового дуба посреди луга с сочной зеленой травой. Над головой синее-синее небо. И бабочки… Огромные, маленькие, радужные и бесцветные. Невдалеке текла молочная река и струилась вниз по склону, усыпанному белыми ромашками. А вокруг — яблочные деревья, кусты малины, вишневые деревца, сгибающиеся под тяжестью сочных плодов, и бескрайняя благоухающая клубничная поляна. Солнца в небе не было, но воздух, напоенный цветочный ароматом, был теплый и словно пронизанный светом. Вечное лето… И тишина. Ни звука не нарушало эту идиллию природы. Она будто замерла, превратившись в статичную картинку. Я присела на корточки и заметила в траве крошечного кролика. Потом еще одного, и еще, и еще. А потом…

Зазвенел будильник. Я с трудом оторвала голову от подушки и поняла, что у меня до сих пор рябит в глазах от белых кроликов и белых ромашек. Внезапно вспомнила о найденной возле дачного поселка тетради. Уже несколько дней она лежала в ящике моего письменного стола. В круговороте бытовых забот я попросту забыла о своей находке. Но покинуть теплую постель оказалось выше моих сил. К тому же рядом, раскинув руки, мирно похрапывал супруг. Я прижалась к нему, такому мягкому и родному, и снова провалилась в сон.

О том, что в музей искусств привезли выставку картин Иеронима Босха, я узнала от Элеоноры Павловны. До рождения сына мы с мужем часто посещали салоны и галереи, хотя особыми знатоками в этой области и не были. При этом преследовали, я подозреваю, разные цели. Для меня культура — это шанс узнать что-то новое и расширить свой кругозор, подпитаться духовно (да уж, работа в библиотеке не прошла даром для моего словарного запаса, как мастерски выражаюсь, аж сама себе завидую). Для супруга — отдых от рабочих будней, а также возможность повеселиться над нелепыми инсталляциями и постоять с глубокомысленным видом около «черного квадрата». Сейчас времени на такого рода досуг особо не было — семья, работа. Теперь же посещение выставки явилось «обязательным-преобязательным», как сказала наша Маргарита. И даже тетя Алевтина оказалась в числе приглашенных. «Каждая уборщица имеет право на обогащение своего внутреннего мира», — заявила Даная. Уверена, что наш клининг-менеджер предпочла бы, чтобы ее позвали на какой-нибудь банкет со шведским столом. Но она благоразумно пожала плечами, пробурчав: «Ну, надо так надо». Таким образом, субботнее утро у нас началось со сборов работников библиотеки перед входом в музей.

Попав внутрь, мы рассеялись по залу. Элеонора Павловна величественно курсировала от одной картины к другой, Маргарита металась по залу с блокнотом и что-то записывала, а тетя Алевтина отправилась искать буфет. Я же надолго застыла перед полотном «Семь смертных грехов и Четыре последние вещи».

Необычная форма картины напоминала столешницу и композиционно состояла из пяти окружностей, разных по диаметру. В центре — Иисус Христос, изображение которого было вписано в подобие глаза, якобы являвшегося всевидящим оком. Вокруг — жанровые сценки, рисующие человеческие пороки. Гнев, гордыня, похоть, лень, чревоугодие, алчность и зависть. По углам — картины, по смысловым рисункам подводящие итог человеческой жизни — изображения Смерти, Страшного суда, Рая и Ада. Насколько я знала, это полотно было самым знаменитым произведением Босха, хотя мне были больше известны «Блудный сын», «Сад земных наслаждений», «Воз сена», триптих «Поклонение волхвов».

— Каждая десятая картина двадцатого века — фальшивка, — услышала я за спиной и вздрогнула от неожиданности. Склонив набок голову и саркастически прищурив глаз, вместе со мной рассматривала «грехи» Даная.

— Почему вы так думаете?

— А это не я. Так говорил Джон Майат. Великий фальсификатор, водил за нос сам аукционный дом Сотбис. Ну, и обычных ценителей живописи на досуге. После того, как Скотланд-Ярд прижал этого делягу, стал подписывать работы уже своим именем. Наверно, жарится сейчас в восьмом круге ада. Если уже на том свете, конечно, я его судьбой не очень-то интересуюсь. Помните, как у Данте? Восьмой круг — для фальшивомонетчиков и фальсификаторов.

— Все может быть, — улыбнулась я. — Но ведь это не мешает нам с вами получать удовольствие от созерцания этих чудесных полотен. Кстати, а вы знали, что Босх увлекался алхимией?

— Темное время, что вы хотите. Уже чего только не напридумывали «мудрецы» того времени от недостатка ума и информации. Только народ дурачить. Если бы он действительно существовал, этот якобы созданный философский камень, его тут же растащили бы по кусочкам и, обретя бессмертие, дожили до сегодняшних дней. Хотя и вопрос о бессмертии еще как спорный. Не хотела бы я жить вечно. Старость не украшает, дорогая. По крайней мере, меня. И целлюлит, и слабое зрение — это лишь малая часть из того, что заметно каждому. А вот вы и в старости будете ничего себе. Худая, фигуристая, мама моя!

И мы рассмеялись, спугнув от соседней картины стайку четырехглазых юных дев. Студентки, видимо, увлеченные чтением книг при плохом освещении. Когда они робко переместились дальше по залу, я поняла, какую картину барышни так пристально разглядывали. Это был «Сад земных наслаждений». Занятная вещь, этот триптих. На полотне шестнадцатого века Босх отразил свое видение рая и ада. В центре — тот самый сад. Здесь можно было увидеть обнаженные фигуры, предающиеся легкомысленному времяпрепровождению, фантастических животных и птиц, невероятные растения, водоемы и прозрачные сооружения. Как мне помнится, изображенное стало иллюстрацией к нидерландской пословице «Счастье и стекло — как они недолговечны». Левая створка триптиха — рай — Адам, Ева, причудливые животные, мирно пасущиеся неподалеку от людей. Правая — ад… Уже сделав шаг в сторону от картины, задумчиво вернулась обратно. Гигантский кролик, подталкивающий грешника к адскому костру. Персонаж, едва различимый на фоне бесчисленного количества лиц, голов и физиономий монстров. Тут же вспомнились маленькие пушистые кролики из моего сна.

— На что это вы тут засмотрелись, милочка?

Даная заинтересованно выглянула из-за моего плеча.

— Кролик… Какой-то несуразный, странный персонаж.

— Да тут каждый второй персонаж — жертва галлюциногенов. Между прочим, в христианстве кролик — это очень даже симпатичный символ бессмертия души. А тут голландец сделал из него химеру. Жертва художника, — развела она руками. Потом, уже отойдя от картины, обернулась.

— Кстати, в свободное время Босх торговал овощами на рынке. Забавно, не правда ли? Где гений — и где овощи.

Рассматривая картины Аарона ван Акена (сиречь Босха) и занимаясь вычленением из каждой иллюзорных мифических объектов, можно было провести на выставке целый день. Но дома меня ждали родные люди, далекие от мира искусства, которым я обещала пожарить котлеты и испечь вкусный пирог. Прозаично, зато с любовью.

Выходя из здания музея, я заметила супруга нашей Маргариты. Прислонившись к мраморной колонне, он курил и, отставив вперед правую ногу, рассматривал носок своего ботинка. Словом, скучал в ожидании жены. Узнав меня, кивнул и заторопился навстречу Маргарите, которая шла вслед за мной. Рядом — наша уборщица, на ходу что-то запихивающая в свою сумку.

— Тетя Алевтина, буфет-то нашли? — улыбнулась я.

— А как же! Только цены там за непропеченные пирожки, я тебе скажу, похлеще, чем на вокзале. Лучше дома сама приготовлю — дешевле и вкуснее выйдет.

Я покачала головой: конечно, домашняя еда она и в Африке домашняя.

Вечером этого же дня, уложив спать своих мужчин, большого и маленького, я осталась на кухне пить чай и читать (наконец-то!) найденную рукопись. Первые несколько страниц были заляпаны потекшими чернилами, и мне с трудом удавалось разбирать текст. Но, напрягая глаза и отчаянно борясь со сном, оторваться от дневника уже не могла. Каждая его страница увлекала в мир чужих переживаний и забот, заставляла вспоминать эпизоды из своей собственной истории жизни.