Там, внутри меня

Екатерина Евдокимова

«Там, внутри меня» – фантастические заметки интроверта, ставшего свидетелем полета книг. Отправившись на поиски изданий, которые исчезли из города после необычного происшествия, герой попадает в совершенно иной мир, созданный его мыслями и переживаниями, мечтами и страхами. Невероятное путешествие, на которое отважится только читатель, готовый смело заглянуть в свой собственный мир.

13:00

Эта история вызывала у меня то чувство, которое называют любопытством. Так я определил восторг, неуверенность в реальности происходящего, трепет увидевшего чудо, желание и страх участия в происходящем, пусть и со стороны наблюдателя. Теперь я не мог просто путешествовать по городу. Я искал. Жаждущим взглядом щупал мир вокруг себя. Сумасбродные догадки привели меня обратно на набережную, туда, где в любую погоду (в панаме, валенках или дождевике) сидят букинисты, хранители прочтенных книг. У них можно найти Диккенса в потертой обложке, сборник задач по термодинамике с редкими карандашными почеркушками на полях, потрепанного Хайдеггера, выцветшее под солнечными лучами руководство садовода, до дыр зачитанного Ницше — словом, литературу очень разную. Когда им нечего было делать, а такое случалось часто, они играли в шахматы. За их партиями наблюдали зеваки, садившиеся, как воробьи, на ближайшие скамеечки. Прохожие вскользь короткими взглядами осматривали колоритных шахматистов, улыбаясь тому, какие же эти пенсионеры несуразные продавцы. Я не относился к первым, хотя однажды, пока рассматривал выложенные на клееночке потрепанные книги, наблюдал крайне занимательную и оригинальную партию.

Через полчаса я дошел до набережной. Никого из букинистов там не было. Раздосадованный или окрыленный? Сходится или провалилось? Еще или домой? В раздумье я спустился к самой воде. Гуляющих сегодня было на удивление не много, поэтому я один уселся на каменные ступени, подложив деревяшку. Вода в реке пахла гнильем, водорослями и тухлой рыбой.

— Лети! Лети, ты свободна! — где-то рядом я услышал громкие возгласы мужчины. Где он? Его не было видно. Кому кричит-то?

— Лети! Расправь крылья! — голос срывался хрипом. Я пошел на звук. Ну так, из интереса, посмотреть. Это было в зарослях под мостом, метрах в двадцати от места, где я расположился. Асфальта там не было, и пришлось идти по влажной земле, густо усеянной окурками и осколками, крышками пивных бутылок. Зацветшей водой пахло сильней, чем на набережной.

— Лети же! Я верю… — голос, слышимый теперь совсем рядом, оборвался.

Должно быть, человек ощутил мое присутствие. Я замер. Внутри бился парализующий страх: кто там? Кто тот человек за кустом? Смогу ли я ему противостоять, если он захочет нанести мне вред? Что он хочет? А я? Что он может? А что могу я? Каковы, черт возьми, мои намерения, и как я объясню свое присутствие здесь? Но голос его не показался мне устрашающим, скорее наоборот, ему нужна помощь. Я осторожно отодвинул куст сирени. На меня недоверчиво смотрел плотный мужчина лет тридцати пяти в потертом пиджаке, белой рубашке, темных джинсах и белых кроссовках. Лицо его выражало испуг, но было ясно, что в случае чего он может дать отпор — он меня значительно крупнее. У него были кудрявые средней длины каштановые волосы, бакенбарды, огромные глазища с девчоночьими ресницами и очки в толстой черной оправе. Не брился, наверно, дня три. В руках он держал книгу. Рядом с ним была сумка, такую часто можно встретить в плацкартном вагоне, и она была доверху набита точно такими же книгами, словно яблоками по осени. Он молчал. И я не знал, что ответить ему на молчание. Ситуация была неловкой до такой степени, что хотелось вырезать ее из своего мира, проснуться, если бы это был сон. Не в силах терпеть больше молчания, я спросил:

— Как погода? Ничего, правда?

— Правда. Уже четыре года в этот день хорошая погода.

— Откуда вы знаете?

— Слежу.

Он следит за погодой и кричит «лети» из-за кустов. Надо сваливать!

Но постойте… у него же книги!