Последняя пристань «Тепло и уют». Жизнь прожить – не поле перейти

Екатерина Ивановна Полухина

Жизнь прожить – не поле перейти. Хотелось бы последние годы прожить в тепле и уюте. И не в переносном смысле слова, а действительно рядом с родными и близкими. И многие так и доживают свой век, но некоторым достаётся по первое число. Прочитав мою работу, многим не захочется жить долго, если рядом нет родных, кто бы позаботился о тебе у порога смерти. И дабы не попасть в такую клоаку, какой заведует Западня Маргарита Сергеевна. Если ты одинок. Но мы все в руках вселенной.

Глава 17

Нищета, она и в Африке — нищета. Что взять с неё. Этого нельзя спрятать и нельзя не увидеть. А, если, это ещё и представлять умело, так тут уж и слепой даже у зреет. А, Маргарита Сергеевна была в таком деле профи. И профи со стажем, иначе она не работала бы уже здесь. И причём, давным давно.

Все кто стоял выше неё, были довольны, этой расторопной и предприимчивой дамочкой. Она умела найти ко всем подход. Да не подход, а подъезд с всякими подношениями, которые были не лишними для каждого из них. Хотя, если разобраться, как следует, всем им хватало с лихвой всего, но жадность, она не имеет границ. Это болезнь своего рода.

Ну, а те, кто стоял на самой нижней ступени этой пирамиды, они здесь не значили ровным счётом ничего. Это только весь сыр — бор из — за них затеян, чтобы отмыть определённые суммы. Которые, попадали прямиком, в карманы руководителей этих структур. А сами старики здесь значились не больше мусора, что выносили служащие каждый день из этого приюта. В общем, жизнь у всех шла своим чередом.

По возвращении домой Нина Ивановна, почувствовала себя совершенно больной. Но болело у неё не тело, хотя болячек хватало. Болела у неё душа за тех, кто остался там, в том огромном — огромном доме, где нет ни удобств, ни тепла. Сердце её обливалось кровью за всех этих стариков.

Ну, в чём, в чём они провинились, разве только в том, что стали старые и слабые? Так ведь это ждёт каждого смертного. От этого никто не застрахован. Ни здоровые, ни больные, ни бедные, ни богатые. Мы ведь не знаем, ни когда родимся, ни когда умрём.

А промежуток времени, от рождения до последнего часа, каждый сам выстраивает по — своему усмотрению. Недаром же, говорят: Каждый, сам кузнец своего счастья. Но это, когда ты молод и полон сил, ты волен поступать с собой, как вздумается. А старость должна быть уважаемой.

Ведь эти люди родили, растили, кормили, учили. Теперь, они не могут делать всего этого, но, ведь они живые. Со своими проблемами, запросами, потребностями. Неужели же они вот так, в нищете и убожестве, должны теперь ждать своих последних дней?

Нет, нет. Она поможет им. Конечно же, она не сможет создать им условия на высоте, но всё же постарается сделать так, чтобы они не чувствовали себя отбросами. И не только общества, а отбросами в прямом смысле этого слова.

Господи, как же страшно — то быть старым и никому не нужным, — обратила она своё лицо к иконе, висевшей в её комнате. Да, Иисус смотрел на неё строго и невозмутимо. Его взгляд был, словно приговор, а ей этого не хотелось.

Она поможет этим людям, не смотря ни на что. А, вот, куда пойдут её денежки, она проконтролирует. Не навязчиво, аккуратненько, тактично, вежливо, чтобы не обидеть Маргариту Сергеевну. Ведь нацепить ярлык проходимца легко и просто, а вот исправить всё наоборот потом, будет очень и очень трудно.

А, порой и невозможно. Как хорошо это сказано у Э. Асадова, стихи которого, она просто обожала.

«Как легко обидеть человека!

Взял и бросил фразу злее перца.

А потом порой не хватит века,

Чтоб вернуть обиженное сердце!»

Хотя с виду она и показалась, слишком угодливой и, какой — то скользкой, лебезящей, что ли, но, ведь это не преступление. Что же делать, если жизнь этих бедняг зависит от того, как она будет просить своих благодетелей.

Поэтому ей и приходится, принимать вид угодливости и смирения. Да, даже унижения и уничижения. За это нельзя осуждать. Этому нужно завидовать, что человек умеет перевоплощаться ради благополучия и спокойной старости других.