Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Екатерина Каптен

Ингрид исчезает за чуланной дверью на глазах своей одноклассницы Карины, но уже через несколько минут пропавшая девочка сидит в классе. И если Карина может себя убедить, что ей всё показалось, то читатель, проследовав за героиней по ту сторону двери, узнает гораздо больше…

05. Среда. Музыка. Урок истории

* * *

Снаружи раздался удар колокола, означавший преполовение обихода. Деметрос Аркелай свесил через локоть плащ и облокотился на трость. Возле дверей в личные покои Фрейи Левкайи он наблюдал, как у источника при корне Древа стояла девочка. Он коснулся рукой небольшой доски для объявлений у личных покоев Княгини и закрыл глаза. Под его ладонью появилась надпись: «По всем вопросам сюда». Деметрос Аркелай бесшумно тряхнул перед собой плащом, сделался невидимым, легко коснулся тростью пола и взмыл в воздух, миновав зал незамеченным. В другом зале, где висели стенды с объявлениями, он прикрепил свежий лист на стенд Ликеи, а затем отправился в свой рабочий кабинет. По пути тихонечко присвистнул. Рядом с ним зависла в воздухе маленькая птица — стриж. «Позови ко мне Лавру», — шепнул он птице, и та послушно улетела.

Лавра пришла к Деметросу Аркелаю очень быстро, поскольку была недалеко и уже умела использовать малый полёт.

— Вызывали? — спросила она с порога.

— Да, Лавра, сейчас как никогда нужна помощь коменданта. После ужина возле общежития ты встретишь девочку. Ты её сразу узнаешь, она новенькая.

— Новенькая? Откуда? Но учебный год уже начался, неужели мы принимаем опоздавших почти на месяц?

— Здесь особый случай, она пришла издалека. Если быть точнее — с земли.

— С земли?! Неужели?

— Госпожа Фрейя Левкайя распорядилась её принять. Найди для неё свободную комнату и пошли кого-нибудь в хранилище, чтобы выделить поступившей всё необходимое. Одежду, рабочие тетради, книги, прибор для письма. Пусть тебе помогут. Например, староста Эдвард — они как раз будут учиться вместе.

— Удивительно, неужели открылся портал на землю? — спросила в пустоту Лавра, поправила очки, сделала прочие пометки под диктовку куратора в рабочем блокноте и удалилась. У неё оставалось меньше часа до ужина, а ей следовало всё успеть.

Время обихода подходило к концу, в зале объявлений появлялись ученики. Некоторые из тех, что учились на начальном уровне в Ликее, заметили объявление о зачислении некой Ингрид Камниной, но не придали этому значения. В целом её появление осталось почти незамеченным. В Ликее обучались менее двух сотен учеников, в Академии около семи сотен. Событие растворилось среди прочей рутины, и по-настоящему оценить его смогли едва ли три десятка человек.

Лавра вызвала Эдварда с его обихода и они вместе отправились на склад. Пока он складывал необходимые книги и канцелярию, девочка собирала в огромной гардеробной комплекты школьной формы и других одежд нужного размера, дважды они ходили туда и обратно. Наконец, колокол позвал всех на ужин.

— Неожиданное добавление к понедельнику! — заметил Эдвард.

— Дело не в понедельнике, — спокойно ответила Лавра. — Может… Хотя не важно.

* * *

Утро среды выдалось пасмурным. Ингрид разбудил колокольный гул. Она резко встала и вновь почувствовала себя хорошо отдохнувшей. Постаралась вспомнить, какие сегодня будут занятия, но вспомнила лишь то, что с вечера ничего не успела приготовить; очень быстро умылась и начала собираться, потом проверила, на месте ли портал. Это был второй учебный день Ингрид решила, что стоит поменять себе форму одежды. Здесь она была не одинаковой для всех: в комплект входили три юбки, два сарафана, два платья, пара жакетов и жилетка, шерстяной джемпер, две пелерины и два вида плащей — тёплый с капюшоном и лёгкий без. Ко всему прилагалось несколько блуз, шарфы, перчатки и прочие аксессуары. Всё объединялось цветовой гаммой и стилем, а комбинаций получалось великое множество, поэтому все ученики всегда одевались по-разному. Но всё равно несложно было по знакам отличия найти дом и курс обучения: маленькие кожаные погоны с медными значками сообщали всю нужную информацию. Один значок носили первоклассники Ликеи, два значка — второклассники. Неизменным в форме оставался только белый шёлковый шейный платок.

Ингрид вспомнила, что Нафан советовал заводить сдвоенные тетради на некоторые предметы. Например, можно объединять теоретическую геометрию с нумерологией, алхимию с астрологией, языки с древними знаками, философию с логикой. А для ботаники стоит завести альбом. Она быстро подобрала всё нужное. На занятие по плаванию Ингрид бережно сложила купальный костюм и тонкое полотенце в отдельной сумке. В остальном утро началось так же, как и вчера: молитва, завтрак. Ингрид впервые заметила, что очень рада новому дню.

Вначале учебного дня все ученики опускали руки в короб с серебристой мукой, независимо от предмета. Первое занятие на среду — музыка — обнажило огромный пробел в её образовании. Голос, хотя и зычный, срывался, слух не воспринимал нужный звук, а музыкальная грамота отсутствовала как таковая. Пока шла распевка, серьёзных проблем не было видно, но когда ей вручили нотную партию, в которую она уставилась как баран на новые ворота, всё стало понятно. Преподаватель с прекрасным именем Демис Ксилопневмос Ураномонопатис (имя Ингрид записала на внутренней обложке тетради в самом начале урока и повторила про себя несколько раз) задумчиво помолчал с минуту.

— Ингрид, так можно сорвать себе голос, — сказал он наконец.

— Мне раньше не доводилось петь, — ответила девочка. Это была почти правда: с хором и по нотам она не пела ни разу.

— Тогда сейчас просто слушайте.

Ингрид молчала половину занятия, а когда все разошлись по своим музыкальным инструментам, осталась на индивидуальный урок. Преподаватель ей понравился. У него был мощный голос, когда он пел, и мягкий, когда говорил; глаза его светились тихой печалью. Без музыки он выглядел совершенно обычно и ничем не примечательно, но стоило ему начать петь или играть на инструменте, как сразу преображался.

Преподаватель музицировал за роялем, а она пыталась пропеть одну из простых песен. После скромных попыток он вновь её остановил:

— Нет, мне страшно за твой голос. У тебя как будто корсет затянут и на рёбрах, и на горле. Едва ты начинаешь петь, как срываешься. В наших семьях все занимаются музыкой и поют с молодых ногтей, а с тобой придётся начинать с нуля. Полагаю, ты ни на чём не играла?

Он так легко перешёл к ней на «ты», что она даже не заметила.

— Если вы про музыкальные инструменты, то нет.

— Может, ты на чём-то хотела играть? Через музыкальный инструмент можно соединиться со своим голосом.

— Мм, — протянула Ингрид, она никак не ожидала такого вопроса.

Видя замешательство девочки, учитель попросил её представлять звучание инструментов, которые он будет называть, и говорить, нравится оно или нет.

— Лютня?

— Нет, — почти сразу сказала она.

— Скрипка?

— С моим-то слухом…

— Арфа?

Ингрид задумалась, она с трудом удерживала звук арфы в себе, он разлетался ещё до того, как она понимала, нравится ей или нет. Наблюдая эту паузу, Ураномонопатис сам ответил за девочку «нет».

— Виолончель?

— Да! Виолончель очень нравится! Но не слишком ли сложный инструмент? Опять же — слух…

— Пожалуй, виолончель тебе подойдёт, но не сразу. Кифара?

— Кифара? Это типа гуслей, да? Тогда нет… Струнные, которые без смычка, не очень нравятся…

— А ударные? Ксилофон, например.

— Можно, — без энтузиазма протянула Ингрид.

— Нет, это всё не то. Тебе надо духовые. Однозначно духовые. Флейта.

У Ингрид заблестели глаза: преподаватель попал в точку! Именно флейта ей и была нужна. Ураномонопатис встал с места и пошёл в хранилище музыкальных инструментов, откуда вернулся с плоским коробом. В нём лежали бережно упакованные в чехлы самые разные флейты.

— Попробуй эту. — Он протянул ей короткую деревянную продольную флейту. Её звук оказался слишком высоким, они перешли к следующей, и к следующей, пока не опробовали все. Демис Ксилопневмос показывал ей, как надо извлекать звук, но Ингрид не могла чисто повторить за ним, ужасно стесняясь провалов. В результате сошлись на продольной деревянной флейте с низким бархатистым звуком. До конца занятия оставались считаные минуты, а весь успех Ингрид заключился только в выборе инструмента.

— Ингрид, обычно мы не задаём домашних заданий, все занимаются сами по привычке. Но тебе необходимо упражняться на флейте, чтобы сберечь свой голос. Ты замечала, что часто сглатываешь, прежде чем начинаешь говорить?

Раньше Ингрид никогда не задумывалась над этим, но именно сейчас, приготовившись ответить, заметила, что сглотнула. Это было очередное откровение о себе самой.

— Только сейчас задумалась, если честно.

— Это плохой признак. Очень плохой. Ты не позволяешь звуку свободно течь через себя, а это приведёт к худым последствиям.

— К каким, например?

— Ингрид. — Ураномонопатис тихо вздохнул. — Если бы речь шла обо мне, то я бы сказал, что я разучусь быть счастливым.

Девочка отвела глаза в сторону и спросила:

— Можно я возьму флейту для занятий?

— Да, разумеется. — Преподаватель протянул флейту и уже сказал не девочке, а инструменту: — Послужи ей с добром.

С благодарностью Ингрид отправилась на второй завтрак. В этот раз она села так, что ей хорошо было видно стол, за которым трапезничали преподаватели. Она видела и Деметроса Аркелая, и Ураноса Пифагора, узнала белоснежную голову Николаса Трисмегиста, Татиану Батман, Ханну Литеру и других, с кем была знакома. С этого дня с ней за один стол по обыкновению вместе садились Нафан, Хельга, Артемида, Улав и Эдвард.

— Как тебе урок музыки? — поинтересовался Нафан.

— Наверное, я сильно расстроила преподавателя своим голосом и слухом, — самокритично ответила Ингрид.

— Что ты, если ты никогда не пела и ни на чём не играла, то для первого раза это было неплохо, — сказала Хельга.

— Самое главное — освободить свой голос, — вдохновенно сказал Нафан, — Нельзя петь, если у тебя зажаты горло и лёгкие.

— Да, то же самое мне сказал Ураномонопатис! — чуть подавившись, сказала Ингрид.

— А на каком инструменте ты будешь играть? — спросила Хельга.

— Я выбрала флейту. А вы все на чём играете?

— Я на гуслях, хотя ещё играю на арфе, — первой ответила Хельга.

— А я играю на боуране, — сказал Эдвард, добавив: — Я был весьма буйным в детстве. Чтобы меня урезонить, мама распорядилась нанять гувернёра, который бы обучил меня бить в барабаны, и мне понравилось. Сначала я просто лупил по ним, потом вошёл во вкус, сейчас играю на всех ударных: боуран там, литавры…

Ингрид не знала ни боуран, ни литавры. Остальные ей живо объяснили, что это такое.

— А я играю на хардингфеле, — потупив глаза в стол, сказал Нафан, заполнив небольшую паузу в разговоре. — Начинал я с критской лиры, на ней играют смычком, а потом перешёл на него. Сёстры мои говорят, что для игры на нём нужен очень хороший, чуткий слух, но я не слышу себя со стороны, к сожалению.

— Уверена, ты хорошо играешь, только что это, хар-дин-ле?

— Это особая северная скрипка такая. Правильно говорить «хар-динг-фе-ле», — поправил её Нафан. — Там не четыре струны, а семь. Три дополнительных придают особенно нежный голос.

— А-а-а, понятно, а ты на чём играешь, Артемида?

— На виоле.

— А это что? — Ингрид выкатила глаза. Столько названий музыкальных инструментов она ещё не слышала.

— Это смычковый инструмент, он побольше скрипки и звучит помягче. Обычную скрипку кладут на плечо, а виолу я ставлю на колени.

Ингрид посмотрела на её пальцы-веточки и подумала, как хорошо ей это подходит.

— А я играю на гобое, — внезапно заговорил Улав. — Иногда на волынке («Ну хоть волынку я знаю», — подумала Ингрид), если надо.

Улав говорил редко и мало, поэтому каждый раз, когда он открывал рот, все разом замолкали, тем более, что у него был необычайно низкий и раскатистый для его лет голос. Что такое гобой, рассказать Ингрид не успели, поскольку завтрак кончился, и они отправились на следующий урок.

Нумерологию вела София Хилиа Геранос, молодая темноволосая преподавательница. Кудрявые волосы хоть и были забраны в косу, однако выбивались и немного торчали в стороны, очки в роговой оправе на худеньком лице смотрелись аляповато. Она едва ли тянула на учителя — казалось, что ей место за партой. Лишь по одежде (длинной многослойной тунике и голубому гиматию с фибулой на плече) можно было догадаться, что она здесь учит сама. Юная и бойкая, она сразу заметила Ингрид, позадавала ей вопросы и продолжила урок. Нумерология была одновременно похожа и не похожа на математику. Те же числа, те же примеры, но решения объяснялись доходчиво и легко запоминались. Её новые одноклассники легко и быстро считали в уме даже большие числа, к чему на земле Ингрид была не приучена. Нумерология тесно связана с геометрией и была необходима в деле астрологии и алхимии. София Хилия в конце урока задала Ингрид написать решето Эратосфена и выучить ряд чисел золотого сечения.

За нумерологией следовал урок истории. Высокий, худощавый и, несмотря на свою картавость, очень обаятельный Георг Меркурий рассказывал об истории и географии Междумирья. Он был великолепный рассказчик, класс его слушал с удовольствием. Ингрид ничего не знала о Междумирье, а потому этот урок ей был интересен вдвойне. Девочка весь урок елозила на стуле от нетерпения.

Так Георг Меркурий познакомился с Ингрид. Она подняла руку и задала вопрос:

— А Междумирье вообще находится ГДЕ?

Класс хихикнул, видимо, оценив шутку.

— В смысле, «ГДЕ»? — переспросил учитель.

— Перефразирую, — сверкнув в ответ глазами, сказала Ингрид, которая, настроившись на преподавателя, даже начала картавить как он. — На какой планете, для начала?

Класс ещё раз прыснул, но вовсе не над вопросом, а над той полной юмора сценой, которая разыгрывалась.

— Очень даже на Земле. Это планета такая. Третья от Солнца. Солнце — это звезда Солнечной системы, — на этой же волне с таким же артистизмом ответил Георг Меркурий.

— Отлично, космический адрес мы выяснили, это не может не радовать, — просияла Ингрид. — А что насчёт страны? Или хотя бы континента?

— На каком языке вы говорите?

— На русском, — с напускной серьёзностью ответила Ингрид. Её лицо выразительно изменялось, что веселило одноклассников ещё больше.

— Соответственно, Междумирье находится в России. А во Франции Междумирье находится во Франции. В Бразилии — в Бразилии. В Китае — в Китае. В Японии — в Японии. И так далее, и так далее, и так далее. — Между ними промелькнула улыбка Чеширского кота и полнейшего взаимопонимания.

— Значит, Междумирье существует на всей планете и, так полагаю, в разных местах называется по-разному?

— Так точно!

— Хорошо, но мне тогда непонятно: где конкретно в России находится Междумирье? — Ингрид беспомощно развела руки и высоко подняла брови, вопросительно глядя на Георга Меркурия.

— А как вы сюда попали? — задал он второй наводящий вопрос.

— Ну, в школе там одна дверь распахнулась сюда, я потеряла сознание и оказалась тут на Ясеневой аллее… И дальше ничего не помню, — очень туманно и расплывчато ответила она, помня о разговоре в термах.

— Хорошо, давайте я расскажу здесь о Междумирье относительно земли. Итак, Междумирье, которое для нас является, по сути, единственным миром, не единственное населённое людьми место на планете Земля.

— Серьёзно? — спросил кто-то из учеников. — Значит, так называемая земля больше нашего мира?

Преподаватель спросил у Ингрид, сколько человек живёт на Земле.

— Ну… — Она вспомнила с урока географии очень неточные данные. — Около шести миллиардов людей.

Класс ахнул. Георг Меркурий махнул рукой в сторону грифельной доски, где мел сам записал это число со всеми нулями. Класс взялся за перья и тетради. Георг Меркурий продолжал повествование.

— Дело в том, что наш мир существует параллельно вместе с другим миром на планете. Тот мир намного больше, и нам известен мало, так сказать, фрагментарно. Междумирье, как я сказал, существует иначе, чем страны на Земле. Как бы вам объяснить? Тут ещё и путаница со словами вечная. Землёю мы называем тот мир, откуда пришла Ингрид, и сама планета, где мы находимся, тоже называется Земля. Не путайте, что из этого «земля» со строчной буквы, а что — с заглавной.

Преподаватель лёгким жестом заставил одну из свёрнутых в рулон карт на штанге у потолка развернуться. Это была карта Междумирья. Потом он развернул рядом карту двух полушарий Земли.

— Население нашего мира составляет примерно два миллиона человек, а площадь — более полумиллиона квадратных километров, — продолжил он. — Но самое важное заключено в том, как наши миры сопоставимы. Наш мир, Междумирье, относительно земли будет называться парамиром. Так вот, далее… На планете Земля, откуда к нам иногда попадают люди, границы между государствами определяются так же, как у нас границы между княжествами и поместьями внутри них. — Рассказывая, Георг Меркурий обводил пальцем границы на картах.

— То есть на земле граница определяет язык, а не язык границу? — спросил Эдвард.

— Да, именно так. В нашем мире есть чёткое разделение по языку. Наше пространство Междумирья закреплено за древним торговым путём, который существовал около тысячи лет назад. Он объединял север и юг. Большую часть этого пути сейчас занимает русскоговорящее или хотя бы понимающее русский язык население, поэтому если кто и попадает к нам, то он понимает нас, а мы его.

— Подождите, вы говорите о пути из варяг в греки? — Глаза Ингрид округлились и сделались больше очков Хельги.

— В точку. Именно о нём. Поэтому наш мир состоит из южных земель, перенявших традиции Византии, и северных земель, которым достались традиции Скандинавии. А язык формировался русский. Можно определённо сказать, что все порталы, когда-либо соединявшие землю с нашим миром, открывались именно в рамках этого торгового пути.

В голове Ингрид начало проясняться. Но всё равно это было слишком для неё сложно. В голову лезли такие мысли и вопросы, типа: «как этот мир произошёл вообще», но она решила, что узнает всё чуть позже, просто надо подождать.

— Всё время существования Междумирья мы поддерживаем связь с землёй: используем календарь, язык, учитываем текущую политическую ситуацию, изучаем литературу, музыку и живопись. И всё это время порталы открываются регулярно — правда, ещё сто лет назад они раскрывались намного чаще. Последний всплеск произошёл в 30—50-е годы этого столетия и практически затих после 70-х. Сейчас портал открывается один раз в пять лет, а то и реже. В основном к нам попадают дети в возрасте четырёх, максимум восьми лет. То, что к нам попали именно вы — это почти небывальщина. — Георг Меркурий кивнул в сторону Ингрид, в ответ она звучно сглотнула. — Раньше были намного старше, порой попадали и взрослые. Благодаря такой связи Междумирье и европейская часть России находятся, что называется, в сопряжении. От Мурманска до Севастополя, Ингрид.

На этом уроке Ингрид узнала также, что подобные миры существуют и в других странах на Земле: они объединялись через школы искусства или торговыми отношениями, но никогда не военными. Между собой парамиры разных регионов не имеют земельных границ и почти не выходят на связь друг с другом. Единственное, что объединяет все парамиры между собой, — это Древо, которое растёт в главном зале Дворца. И Дворец называется Древним вовсе не из-за собственной древности, а именно из-за этого Древа. Таковое растёт в каждом Междумирье как связующее звено.

— А что же тогда находится за границей моря, которое здесь на карте? — снова подняла руку Ингрид.

Класс почему-то дружно побелел. Георг Меркурий чуть замолк, а потом уклончиво произнёс:

— Тоже граница, но не между регионами Междумирья. Это совсем другая граница.

Тут раздался удар колокола, созывавший всех на короткий перерыв перед следующим занятием. Урок по древним знакам вела Ханна Литера. Он, как и остальные предметы, шёл в связке с другими дисциплинами: историей, языками, философией, каллиграфией и даже алхимией и астрологией. На этот раз Ханна Литера рассказывала про рунический алфавит и про каждую его букву. Разумеется, Ингрид пропустила первые уроки, а потому добрый десяток букв для неё остался неизученным. Ей предстояла кропотливая работа по самостоятельному изучению темы.

В середине занятия Ханна Литера сказала:

— Вы, конечно, знаете, что правящие семьи северных земель носят имена двадцати четырёх рун древнего скандинавского алфавита. — Она посмотрела в список класса в журнале. — Рейдэл, Исса, Виньяс, Лагуна, Эйваз, Йере, Одал, Инго — представители семей правящих династий Севера.

По кислым лицам одноклассников Ингрид показалось, что это им известно давным-давно, и многие учителя специально стараются подогнать материал под неё.

Наконец, подошло время последнего занятия — плавания. На него стоило отправляться бегом, поскольку кабинеты наук находились в центре, где росло Древо (его ветви были видны из окон), а плавать ходили в корпус, который Ингрид увидела самым первым: с тем самым озером под высоким стеклянным фонарём в западной части Дворца. Урок включал не только само плавание, но и умение управлять лодкой, и тренировки задержки дыхания, и прыжки в воду и даже теорию навигации. С мальчиками они вновь разъединились: у них были разные тренеры и разные занятия. После интенсивных водных упражнений у Ингрид закружилась голова. Она уже не понимала, есть в её теле хотя бы одна мышца, не получившая за эти дни никакой нагрузки. Как и вчера, девочка еле доползла до трапезного зала, где набросилась на еду.

— Ингрид, ты уже решила, где будешь отрабатывать обиход? — спросил Нафан.

Эдвард изменился в лице:

— Ингрид! Я же должен был отвести тебя к Деметросу Аркелаю перед вторым завтраком! И забыл!!! Даже голубка послать забыл!

Он погрузился в самобичевание.

— И что теперь делать? Он после обеда будет занят, — обеспокоилась Ингрид.

— Вам надо поймать его сразу после обеда, — предложила Хельга.

— Лучше всего встать у дверей, которые ведут к Древнему залу: он обычно ходит через них, — сказал Нафан. — Если вы будете за ним бежать, это будет неуважительно, равно как если будете стоять над душой во время обеда.

— Ты прав, Нафан, спасибо, — сказала Ингрид. — Тем более что после плавания у меня ноги болят, и стоять я просто не смогу. На земле физра совсем не такая.

— Что на земле не такая? — переспросила Хельга.

— Физра, ну, физкультура, — повторила Ингрид. — Это «физическая культура». На ней ученики делают упражнения, бегают, разминаются и играют в футбол или волейбол.

— Типа атлетики? — окончив самобичевание, уточнил Эдвард и поправил свои квадратные очки для важности. — Мы по утрам всегда бегаем и делаем атлетические упражнения.

— Фубол? Волибол? — с замершим выражением лица повторил Нафан незнакомые слова.

— Это игры с мячом, — объяснила Ингрид. — В футболе его забивают в ворота с пинка, а в волейболе — подбрасывают и отбивают руками.

Едоки за столом замедлились, пытаясь уловить суть услышанного.

— Разве мечом можно так играть? — изумлённо сказал Эдвард.

— Мяч. Не меч. МЯ-А-АЧ. У вас разве нет мЯчей? — Ингрид догадалась, в чём случилась путаница.

От еды оторвались все пятеро, задумавшись над вопросом.

— А как он выглядит? Мяч этот? — спросил Нафан.

— Это такой шар, тугой, упругий, резиновый или кожаный, внутри он накачан воздухом, — как могла описала Ингрид. — Он обычно вот таких размеров, его пинают ногами или бьют руками. У вас во что дети играют? В какие спортивные игры?

— Нет, мы в такое не играем, — ответил Нафан.

— Вообще, спортивные игры — это как? — спросила Хельга.

— У нас ристалище есть. Есть фехтовальные турниры, — предложила альтернативу Артемида. Она догадалась, о чём говорит Ингрид. — Есть походы, есть биатлон, есть навигация… А то, о чём ты говоришь, популярно у крестьянских. Я видела нечто подобное дома у деревенских.

— То, что ты описала, мы называем ядрами. Лёгкими кожаными ядрами. Только, видимо, они недостаточно упруги. Мяч, если он упруг, должен отскакивать от земли? — сказал Нафан.

— Да. — Ингрид вновь была удивлена традициям Междумирья. — Выходит, у вас тут Средневековье?

В Междумирье никто не знал, что такое Средневековье. Равно как и античные философы не знали, что они древние греки. Ингрид пришлось спросить иначе:

— У вас здесь, в общем, военная подготовка?

— Можно сказать и так, — за всех ответил Эдвард. — Вот Улав отличный кавалерист.

До сих пор молчавший Улав негромко сказал:

— Необязательно было об этом говорить.

— Улав, глупо скрывать свои достижения. Тебя никто не собирается захваливать. — Хельга взяла его под плечо и приблизилась лицом к его уху.

В ответ Улав чуть нахмурился:

— Хельга, будь добра, не надо.

Ингрид таким жестом была, мягко говоря, удивлена, но Нафан кое-что напомнил:

— Вам не пора ли к Деметросу Аркелаю? Он уже закончил обед. — И мальчик очень аккуратно указал ладонью на стол учителей.

Ингрид и Эдвард быстро встали из-за стола и скорым шагом направились к тому месту, где в скором времени должен был проходить их куратор.

— Эдвард, а Хельге нравится Улав? — спросила она его, когда их никто уже не слышал.

— Конечно, нравится. Она вообще во всех своих братьях души не чает. Даже в пятиюродных.

— А он ей брат?

— Да, тут много кто в родстве. — Эдвард вновь поправил очки. — Почти все. Они вроде троюродные брат и сестра, а вот я ей, кажется, пятиюродный… дядя. Вроде бы дядя… Не могу точнее сказать. А с Улавом у меня родственная связь очень далёкая. С Артемидой у меня тоже дальнее родство есть, но познакомились мы только здесь… Ой, вот Деметрос Аркелай, пойдём скорее! Здесь почти в каждом классе учатся родственники, от братьев, сестёр, кузенов и кузин до дядюшек, тётушек и внучатых троюродных племянников. Тут ещё надо постараться, чтоб ненароком не жениться на собственной кузине.

Не успел он договорить, как они уже добежали до своего куратора. Деметрос Аркелай сделал Эдварду замечание: тот должен был прислать ему голубка с письмом утром после музыки, а не запоздало ловить после обеда. После куратор вместе с Ингрид отправился в свой кабинет, чтобы записать её на обиход.

— Ингрид, вы уже выбрали, чем будете заниматься на обиходе?

— Да, пойду на кухню. К сожалению, у меня нет других талантов.

— Кухня — вещь важная. У меня пять дочерей, и все они обожают печь пироги и готовить прочую снедь. — Он похлопал себя по животу и дружески подмигнул ей. — И что значит «нет других талантов»? Сегодня Георг Меркурий мне рассказывал про вас на уроке.

Ингрид побелела и сглотнула.

— И что же он вам рассказывал? — осторожно осведомилась она.

— Сказал, что вы бойкая и артистичная.

Она зарделась от смущения.

— Неужели в Междумирье мало бойких девочек? На земле меня считают странной и обзывают.

— Бойких много, но всё равно не то… — Деметрос Аркелай осёкся, не стал продолжать эту фразу. — Не важно. Впрочем, вы ему понравились весьма. Вас сложно не заметить.

— В том-то и проблема. Я даже слишком заметная, особенно когда хочу быть незаметной. И разговариваю много. На земле меня за это не любят.

— Как поживает ваша копия?

— Пока хорошо, спасибо.

— Почему «пока»? Вы управляетесь с ней? Есть что-то необычное?

— Голова болит, когда с ней соединяюсь, зависаю на некоторое время…

— А, это нормально, вам ведь приходится за двоих переживать. Смотрите, у вас аппетит скоро возрастёт…

— Уже. Я никогда ещё столько не ела. Как этой копией управлять-то? Не попадёт ли она в какие-нибудь неприятности?

— Ингрид, копия всецело привязана к вам. Если не попадаете в неприятности здесь, то и с копией всё в полном порядке. Она перенимает ваше настроение, мысли, на то она и копия. Только вам необходимо регулярно с ней соединяться, не стоит делать больших перерывов.

— Я стараюсь каждый день возвращаться.

— Правильно делаете. Иногда, если долго с ней не соединяться, она может наломать дров. К сожалению, из-за малого опыта мы очень немного знаем об особенностях копий… Ингрид, среди вещей, которые вы получили от Лавры, должен быть малый блокнот на кольцах — он называется кредитный альбом, его обязательно надо принести на обиход.

— Хорошо, Деметрос Аркелай. А можно один вопрос?

— Да, я внимаю.

— А зачем мне дали такой серьёзный артефакт?

Деметрос ответил не сразу:

— Чтобы возвращаться на землю, разве вы этого не просили?

Ингрид замялась.

— Тогда зачем разрешили мне остаться здесь?

— Но это ведь вы тоже попросили.

Прицепиться было не к чему. Она действительно просила и то, и другое. Девочка почувствовала весь груз ответственности, который сама возложила на свои плечи. Помолчав немного, она задала ещё один вопрос:

— А кроме дверной ручки больше не существует способов перенаправляться?

— Есть способы, но обычно нужен портал.

— Значит, здесь есть люди, которые могут перемещаться без портала?

— Да, бывают и такие, это отдельный вид магического дарования, — последнее он добавил, чтобы предупредить дальнейшие неуместные расспросы.

— Деметрос Аркелай… — Ингрид переживала, что этот вопрос прозвучит вызывающе. — Но почему меня не предупредили, чтобы я молчала об этом портале?

Его лицо побелело от удивления и немного от страха:

— Разве Фрейя Левкайя вам этого не сказала? И многие ли теперь знают, что у вас есть портал?

— Слава Богу, нет. Я умудрилась рассказывать о земле так, что никто не понял, что у меня есть возможность ходить туда и обратно. Только два человека знают о портале.

— И кто же это?

— Хельга Лагуна и Артемида Рододендрон. Они же мне и сказали, чтобы я держала это в тайне.

— Что ж, можно считать, что у вас появились здесь друзья.

На слове «друзья» Ингрид обмякла. Ничего другого она уже не слышала и даже почти забыла, о чём только что говорила с куратором. Она откланялась и пошла сначала в свою комнату за альбомом, а потом на обиход.