Фелиция

Екатерина Комарова

История о простой работящей девушке, существование которой казалось бы бессмысленным, если бы не необыкновенная история, изменившая ее жизнь и заставившая наконец задуматься о собственном предназначении.

Глава 2. Джейн

Джейн

Сыро, холодно. Вот и рассвет показался вдалеке, закричали петухи, загудели рожки пастухов. Продирала слипшиеся веки деревня: кряхтела, бранилась, заливалась смехом. В тишину ворвалась суета. Поутру рыбаки выбирались к реке, редко возвращаясь с достойным уловом; видели разочарованные физиономии домочадцев и, не унывая, вновь ударялись в рыбацкое дело с пущей охотой. Одним словом, бедно коротали досуг. Облака неспешно цеплялись друг за друга, сливались воедино. Дети играли, непременно помогая своему семейству в хозяйстве. Целый живой и дышащий организм представляла собой Хайтлейвен, все здесь знали друг друга, уважали, приходили на помощь в трудностях. Вне дружелюбного общества стоял особняком старик Джонсон, державший лошадей, которые заменили ему «неблагодарных и странных людишек». Ни одна человеческая душа не была ему ближе новорожденного жеребенка. С трудом расставался он со своими подопечными, — продавал, иногда даже весьма знатным покупателям. Породистые, ухоженные лошади не шли ни в какое сравнение с запущенным видом угрюмого отшельника.

Утро вступало в свои права: солнце золотилось пока слабо, задевая лучами отдельные кусты, края лужаек, носы и щеки. Одиноко и горделиво взирал на деревушку издали дом Клэрити. Там, в комнате, на втором этаже, сидела Фелиция. Пушистые ресницы неустанно смыкались и размыкались, зрачки метались в тщетной попытке разглядеть что-нибудь, голова неосознанно клонилась к подушке, потом отдёргивалась, вставала в прежнее положение, снова падала.

Ночь выдалась трудная, сон нехотя шел навстречу бедной, и без него, измученной девушке. «Просыпайся, Фелиция. Пора вставать. Сегодня важный день.» — твердила она в голове, а мысли спутывались в туманный клубок, хаотично метались, проявляя отдельные слова, обрывки фраз, голосов. Ступеньки ходили ходуном, будто выпрыгивая из-под не слушающихся ног. Тетушка соблаговолила подняться к двенадцати часам и мирно прошествовать на кухню.

— Ты бледная, Фели. Нездоровится? — губы женщины неодобрительно скривились в подобии презрительной улыбки.

— Нет, что вы, тетушка. Завтрак на столе. Я прогуляюсь в сторону реки, увижусь с Джейн.

— Не загуляйся, дел еще очень много. И вообще, эта Джейн мне порядком надоела. Слишком часто заглядывает.

— Последний раз приезжала в прошлом месяце… Разве это часто?

— Не перечь. Иди, небось заждалась встречи.

— Да, мэм, — тут же Фелиция скрылась от презирающего ока и поспешила навстречу Джейн.

Легкий ветерок трепал кудри, отливающие золотом; глаза девушки прищурились, как у охотника, маленькие зрачки в серых ободках замерли на уровне линии горизонта. Шаги то ускорялись, то замедлялись, походка, неровная по своей природе, будто постоянно меняющая направление, запросто могла ввести в заблуждение самого опытного следопыта. Ничего не выражало бледное лицо, глаза устало отвлекались на птиц, деревья; сухие тонкие мозолистые руки рассеянно поправляли платье. Неприметный соловей затянул незатейливую песенку, Фелиция подхватила ее, даже сочинив на ходу строки.

Вой, ветер, вой, мне не страшен твой зной!

Пусть разожжет он огонь полевой!

Нет, ведь не страшно быть мне одной…

Вой, ветер вой… Пой со мной!

— Ах, припоминаю чудный голос детства. Неужто сама Фелиция, речная нимфа, поет сегодня мне? — около знакомого дерева, на мягкой цветочной лужайке сидела Джейн, улыбаясь доверчиво и счастливо. Завидев подругу, она не встала с насиженного места, только наблюдала смешливыми глазками, когда та сама приблизится.

— Здравствуй, — улыбнулась Фелиция так же счастливо, однако слегка болезненно от переполнявших чувств.

Под теплым солнечным светом грелись девушки, ведя непринужденную и добрую беседу, которую, как правило, ведут старые друзья, не знающие толком с чего начать разговор. Приближалось лето, плечи Джейн были открыты прохладному ветру, легкое белое платье смотрелось изысканно и просто, а соломенная шляпа с цветком деликатно дополняла образ. Фелиция выглядела не так гармонично: платье длинное, потрепанное, плотное в контрасте с легким нарядом подруги, волосы беспорядке вьются, где-то среди них остались травинки, колоски. Однако надо признать: лицо затмевало неопрятность одежды, каждая черточка говорила больше всякого кружева.

— Джейн… — с благоговением пролепетала Фелиция, — Как давно мы не виделись! Скорее, скорее, я так хочу новостей! Ты ведь училась. За границей? И как? По-другому там? Лучше? Или наоборот? — вопросы сопровождались чуть ли не подпрыгиваниями с места, беспрестанными движениями руками. Джейн рассмеялась, взяв холодную сухую ладонь в свою.

— Что ты, что ты! Дальние родственники устроили меня работать в небольшую кофейню, которой управляют. Несколько месяцев беготни от столика к столику, наигранных улыбок, выслушивания историй… Ни на что не променяю досуг, подобный этому. Честно! Я никогда еще не была так счастлива… Впрочем, довольно. Надоело рассказывать о себе. Сама видишь, какая я. Вот ты, Фелиция, дорогая, гораздо больше меня волнуешь! Вижу, что-то не договариваешь… уже долгое время. Помилуй, не держи за дурочку, равную твоей тетке, не видящую дальше собственного носа!

— Не надо так о ней. Есть и хорошее, — взгляд Фелиции упал на траву, тщательно выискивая там ценное.

— В этом не сойдемся. Надоело видеть ее тиранию. Пускай сама пашет, если на месте не сидится. Фелиция промолчала и только подняла кудрявую голову. Джейн смотрела на нее пытливым взглядом, не разбирая инородное, отчетливо видневшееся в мутных серых озерцах.

Ветер бушевал, сдирал листья с веток, клонил бутоны цветков к земле, облака сгущались. Река понеслась с новой быстротой, плескалась у берегов, журчала предупредительно, отпугивая зевак от себя, уводя назад, в деревню. Воздух заметно потеплел, сделалось душно и сыро.

— Скоро пойдет дождь. Нам лучше поспешить.

Внутренне Фелиция даже порадовалась поношенному платью. В нем было тепло и на случай ливня, оно защитит лучше кружевного.

— Обманчивая сейчас погода, — проговорила девушка, неловко вставая и придерживаясь за руку Джейн.

— И не говори.

Шли молча, держась друг за дружку, порой переглядываясь со скромной подбадривающей улыбкой — «авось дойдем». Джейн ощущала состояние Фелиции: казалось, сейчас кудрявое создание переносило внутреннюю бурю с самой собой, тихое дыхание неровно готово было перейти наконец в слова, но так и оставалось просто воздухом, понять который намного тяжелее.

— Послушай, — прозвучал хрипло голос; Джейн с замиранием сердца подняла взгляд на бледное лицо Фелиции, на нем открыто виднелся страх, испуг, мало с чем сравнимый, — Долгое время мы не говорили по душам. Я бы хотела наконец поведать то, о чем молчала. То, что смогу доверить только тебе, Джейн. Нелегко будет изложить все, как есть, сама знаешь, говорю я глупо и нескладно, так же как хожу. Пусть слова пропадут вместе с дождем, смоются его прозрачными слезами!

Джейн придерживала Фелицию, опасаясь, что та упадет. Дрожащий голос начал сумбурный, сбивчивый рассказ по пути к дому; капли с силой стучали по воде, деревьям, всему живому. Плакал горькими слезами некто с высоты, но вот горестно или счастливо? Неизвестно.

— Произошло событие, помню, год назад. Стоял очередной весенний денек, тетушка Клэрити сидела в гостиной, у окна, многозначительно пробегая глазами потрепанную книжицу. Пора было отправляться в город, собрали хороший урожай, думаю, тетушка рассчитывала на крупную прибыль с его продажи. Полную корзинку, нет… Две! Понесла я на рынок: овощи и фрукты так и манили, сама бы съела. Среди торговцев на площади царило приподнятое настроение, позабылась конкуренция, люди сделались похожи на людей! Помню: сердце билось неутомимо, вдохновение витало среди домов, как цветочное благоухание! Ах, глупо, глупо звучит, наигранно и фальшиво… Но не смею без трепета вспомнить редкие мгновения счастья существовать в тот волшебный день.

Громче и свежее раздавался мой голос среди хора радостных завсегдатаев площади, ярче блестели глаза, по-иному глядели прохожие, — без циничного оценочного презрения, но с добротой, может даже… Воодушевлением! Торговля шла на ура, отбоя от покупателей не было, две скромные корзинки окружил народ, как стая голодных волков. Люди смеялись, разделяя мое состояние, отчего душа пускалась в полет в неведомые, славные края, где каждый день в году похож на милые лица незнакомцев. Что творилось!

Дело близилось к вечеру, на смену шуму и гулу пришло безмятежие и спокойствие; редкие случайно проходящие улыбались, чуть жалостливо, оставшимся торговцам, понимая нужду сидеть допоздна за бедность, однако тогда я сердечно желала оставаться как можно дольше среди таких же, как я.

В корзине одиноко лежал букет собранных в поле васильков. Смеркалось; я собиралась возвращаться, как вдруг заметила, что прямо рядом со мной стоит очаровательная девушка. Она с интересом поглядывала на васильки. Меня охватило благоговение, Джейн, до чего хороша!.. Словно фарфоровая статуэтка, стоявшая на полке моего прежнего дома, ожила и посетила городскую площадь. А платье… Никогда не приходилось мне видеть таких платьев: розоватого оттенка, кажется, с маленькими блестящими камушками, в меру пышное, легкое, как у доброй феи из сказки. Руки в белых перчатках, как и положено благородным особам. И лицо, и руки, и плечи — все было кукольным, аккуратным, удивительным. Глазки, как два голубых стеклышка, поднялись, заставив вздрогнуть, смутившись; вспомнить, как я выглядела, а именно — испуганно и нелепо.

— Чудесные васильки. Как думаете, подойдут они к моим глазам? — мягко и уверенно звучал голосок хрустальной куклы.

— Подойдут, несомненно, — ответила я.

Учтиво и приветливо улыбалась незнакомка.

— Где же вы собрали столь славный букет? Лишь в поле можно разыскать васильки небесного цвета. Я куплю их за двойную цену. А вы расскажете мне, как отыскали это маленькое сокровище.

Уж не вспомню дословно, что отвечала. Даму звали Шарлотта, ненамного старше меня, она изъяснялась ласково и обходительно. Почти до позднего вечера мы беседовали, было страшно и чудесно. Речь у Шарлотты поставлена грамотно, четко и поверхностно доносила она мысли. Говорили обо всем: и о деревне, и о городских обитателях. Что удалось мне узнать?

Как и ожидалось, Шарлотта оказалась аристократкой, имела великую страсть к музыке, уважала Шопена, любила почитать книги молодых талантливых писателей. Не являясь моей подругой, она была так добра, что таяло и болело сердце и слезы невольно выступали, оставаясь на ресницах. Шарлотта, как лучик, ворвалась в темноту вечернего городка, холодного и отстраненного.

На следующий же день мы встретились вновь, говорили, благодарности моей Шарлотте не было предела. Рядом с такой красавицей невольно застыдишься скромного наряда, нелепых оборотов речи. Так зародилась дружба — маленькая, необычная для Шарлотты и означающая целый новый мир для меня.

Походы на рынок наполнялись смыслом, сопровождались радостным предвкушением встречи. Мечта сбылась: чувство озарения не покидало меня, домашние дела перестали быть скучными и незатейливыми.

Пересекались мы только на площади. Иногда на час, два, а порой всего на несколько минут, если у Шарлотты имелись прочие дела. Так прошли месяцы, но, скажу откровенно, — никак не могла понять, зачем, зачем я успешной, интеллигентной, не по годам умной девушке? Не скоро открылся ответ. Волнения улетучились, тетушка и не заметила никаких перемен, лишь ругалась, если поздно я приходила домой.

Поначалу, в компании Шарлотты мне было неловко, страшно сделать лишнее движение, сболтнуть лишнее слово. Но чем дольше продолжалось наше общение, тем увереннее я чувствовала, что могу быть собой и не стыдиться. Шарлотта всегда слушала с любопытством, подмечала детали, спрашивала, задумывалась. Рекой текли ее многозначительные, одновременно простые изречения. Знаешь, Джейн… В те моменты я осознала красоту природы, ценила ее, горько жалея, что не способна прижать к сердцу все живое. И вот, однажды…

Пришло письмо. Письмо от Шарлотты; сомнение настигло меня: может, это ошибка? Любопытство пересилило: письмо было открыто и прочитано. Предназначалось Фелиции. Тетушка не видела почтальона и ни о чем не подозревала. Я не поверила своим глазам: приглашение! На званый ужин, в честь дня рождения родственницы Шарлотты. Настоящая светская встреча с изысканными блюдами, беседами, значительными и влиятельными личностями. Так странно и волнительно! Что оставалось делать? Искать менее потрепанное платье и в тайне ускользать из дома, без ведома тетушки.

Конечно, вылазка должна была иметь последствия, да только сердце забилось в ожидании нового, неизведанного! Платье выбрала простое, без причуд. Ушла ближе к вечеру, пока тетушка занималась чтением. Справедливости ради, я закончила все дела по хозяйству до ухода. Руки, колени и губы дрожали, взять их под контроль не удавалось. Взгляд то и дело возвращался к заветному адресу в письме. Я металась между чужими улицами. Подступило отчаяние, так или иначе, после бесчисленных попыток, место было найдено.

Открыла Шарлотта в черном, вечернем платье, в очередной раз поразив меня своей красотой до глубины души. Помню, словно вчерашний вечер — небольшое, уютное жилье, длинный стол, люди в красивых дорогих костюмах. Некогда было стыдиться себя, вокруг столько необыкновенного!

Праздник состоялся в честь кузины Шарлотты — Мари. Весь вечер я держалась рядом с подругой, с опаской озираясь на чуждую обстановку. Постепенно напряжение спало, Шарлотта представила меня некоторым гостям, те были милы; замечая мою робость, подбадривали приветливым словом. Что ж, существовало все-таки общество, в каком-то смысле, без предрассудков. А может, так только казалось. Улыбка чаще играла на моем лице, движения и речь приобретали уверенность. Мари подошла познакомиться. Хоть она и приходилась родственницей Шарлотте, мало что сближало этих двух. Мари, чем-то похожая на героиню детской приключенческой повести, производила впечатление приятное, задорное в некотором роде. Легко между нами нашелся общий язык.

Конец ознакомительного фрагмента.