На Онатару. Книга 2. Летопись небесного пловца

Екатерина Коробова (2024)

Странствие продолжается! Но что делать, если путь, который тебе предстоит пройти, отныне будто создан из одних только преград? И если единственный способ уберечь тех, кто тебе дорог, — остаться на нем совсем одному? Когда твои крылья в ловушке, друзья в беде и приходится раз за разом расплачиваться за то, чего не совершал, кажется, что следующий шаг уже просто не по силам. Но упрямое и непокорное сердце змея еще никому не позволило сдаться, и идущий осилит дорогу, выход найдется там, где никто и не ждал, а то, что прежде воспринималось угрозой, окажется удивительной песней небесного пловца.

Отдых

Ноги подкашивались и голова кружилась так сильно, что Николе пришлось ухватиться за угол письменного стола, чтобы не рухнуть на пол.

Он облизал пересохшие губы, прежде чем произнести:

— И эта сфера тоже разрушена. Но будут еще, да? Другие?

До того как сказать вслух, он не осознавал это с такой обреченностью.

Ама поднял голову и издал протяжный беззвучный стон. Вторую сферу они одолели почти с задором — оба уже знали, что это им по плечу; в конце концов — ну что за жизнь без вызова? И заскучать недолго, просто летя себе меж звездных ветров…

Однако, когда через день возникла новая, третья сфера, веселья и удали в них обоих поубавилось. Ама не хотел признавать этого вовсе, однако Никола был с собой честнее: они оба немыслимо устали.

Но и отдых не принес должного облегчения. Сложно было набраться сил, зная наперед, что новый барьер выпьет и их без остатка, высосет, кажется, саму душу. Две души.

Они все же справились. Бились, задыхались, сражались как в последний раз. Никола, поскуливая от боли, еле ворочал вывихнутыми крыльями в дни, полные полетом. И едва переставлял ноги в часы, когда уговаривал себя поесть и добрести до комнаты Лавра.

Тем не менее и эта стена была разрушена.

Но сейчас Никола стоял в кабинете Вяза и чувствовал, что четвертая преграда может стать последней. Если не для Амы, так для его человеческой души уж точно.

Вяз схватил стул и подставил его Николе. Тот не смог выдавить из себя даже «спасибо», просто рухнул и откинул голову на спинку, прикрыв глаза.

— Мы ведь в промежутке между этими сферами и сдвинуться-то почти не успели, да? Что такое один-два дня в рамках этого пути — считай, полшага, правильно? — спросил он, немного отдышавшись.

— Да, Никола, правильно, — не стал увиливать Вяз. — Тебе надо отдохнуть.

Никола заставил себя потереть глаза и выпрямиться.

— Ну и сколько мне еще отдыхать и биться в сферу за сферой? Мы все равно будем стоять на месте. А потом меня не станет.

Нечто непонятное мелькнуло во взгляде Вяза от этих слов.

— Вы что-то недоговариваете? — решил идти напролом Никола. Терять уже особенно было нечего. — Они объединились против меня, да? Какой от меня теперь толк? Да и Аму далеко не каждый тут любит и признаёт. Отверженец, помноженный на отверженца.

Ама в эту секунду снова беззвучно взвыл. У Николы болело человеческое, слабое и пугливое сердце. За них обоих.

— Ну разве для тебя это новость, которую надо скрывать? — Вяз сегодня явно не собирался щадить его чувства. — Я попросил Ветивера об отдельных уроках фехтования для тебя. Как немного оправишься, конечно же.

— Мне не надо будет разрушать следующую сферу? Я устал. Сначала удерживать Аму на месте, когда он хотел лететь. Потом нападение. Потом лететь там, где ни у него, ни у меня совершенно нет сил. Что дальше?

— Мы обсудим это, когда вы с Амой придете в себя хоть немного. Похоже, спешка и правда бессмысленна.

Никола хотел было спросить, а что вообще не бессмысленно в сложившейся ситуации, но в последний момент передумал. В нем говорили бессилие и тоска, а не здравый смысл.

— Ложись снова тут, Никола, — Вяз указал на диван, стоявший в углу кабинета. — Отсыпайся. А я пригляжу.

* * *

— Умоляю, скажите, что я ужасен и бездарен.

Николе правда отчаянно хотелось это услышать. Такие слова были бы куда лучше безмолвия Лавра и нахмуренных бровей Ветивера.

Никто не улыбнулся.

— Завтра продолжим, — Ветивер прервал затянувшееся молчание.

Это-то Николе как раз хотелось услышать меньше всего.

Дверь за Ветивером закрылась. В пустом гимнастическом зале остались только они с Лавром. Никола привалился спиной к стене и безвольно сполз на пол, вытянув гудевшие ноги. Лавр помедлил пару секунд и сел рядом, опустив руку на согнутое колено.

— Все совсем плохо, да? — спросил Никола.

Он положил клинок в ножнах рядом с собой и теперь поглядывал на него с опаской, как на готовящееся напасть ядовитое насекомое. Вспомнились жуткие сколопендры, про которых Никола читал однажды в человеческой энциклопедии. Казалось, даже с такой соседствовать сейчас было бы приятнее.

— Ну, тебе есть над чем работать. А времени, может статься, и нет уже, — Лавр устало прикрыл глаза и сделался в эту секунду невозможно похожим на Вяза. Мальчишество стремительно облетало с него.

— Времени для чего? — все-таки спросил Никола, хотя наперед знал ответ.

Лавр молчал и не открывал глаз так долго, что Никола уже почти поверил, что тот действительно умудрился уснуть.

— Ну, знаешь, — наконец негромко заговорил Лавр. — Правитель, взявший с собой на борт человеческого мальчика. Правитель, взявший на борт сердце змея-отступника. Правитель, умолчавший о сфере. Человек, пробудивший презренного змея. Змей, не способный бесконечно пробивать сферу за сферой. Это никак не влияет на отношение нашей семьи к тебе, Никола, и я очень надеюсь, что мне нет нужды даже говорить об этом, — Лавр повернулся и печально посмотрел на Николу. Интонации друг тоже будто одолжил у Вяза. — Но постель Элоизы перенесли в родительскую спальню. А твою сегодня перетащат в мою. Липа рядом со мной все то время, что не с Ветвем. Даже Сина демонстративно игнорирует Кориандра и старается быть поближе к Ветиверу. Один только Ель по-прежнему лицо держит, но таких глупцов, чтобы напасть на него и оставить Корабль без управления, не отыщется. Отец просил помягче сообщить об этом, но ты же и сам не слепой.

— Ясно.

Никола согнул колени и уткнулся в них носом. Ему впервые хотелось исчезнуть с Корабля. Или же стать настолько большим и сильным, чтобы укрыть остальных под своим крылом.

— Все-то тебе ясно, — ухмыльнулся Лавр. — Мне вот совершенно не ясно, как остановить начавшееся и не дать иномирскому народу поубивать друг друга. Еще и чувство, что отец недоговаривает, с каждым днем крепнет. Но на фоне моей новой беды даже перечисленные меркнут.

— Ты о чем? — У Николы бешено заколотилось сердце: что могло быть еще хуже?

— Мне теперь делить с тобой комнату. А ты чудовищно храпишь. Клянусь, на другом конце Корабля слышно.

Секунду они смотрели друг другу в глаза очень серьезно. А потом, как по команде, расхохотались, один другого громче.

У Николы уже живот болел от смеха, но он никак не мог остановиться. Лавр не отставал. Может, поэтому они потеряли бдительность и услышали приближающиеся шаги слишком поздно. Лавр мгновенно оборвал смех и подскочил, как ужаленный той самой сколопендрой, выхватив свой клинок.

— И тебе здравствуй, — Липа ухмыльнулась. — Ветивер сказал, что вы, должно быть, тут. Встретила его в Куполе.

— Могла бы предупредить, что идешь, — Лавр опустился на прежнее место.

— И лишить себя зрелища твоей умилительной паники? Только запищать со страху забыл, — сказала Липа, пристраиваясь рядом.

— Как же с тобой легко и приятно.

— Я знаю, спасибо.

Никола искоса подглядывал за Липой, пока она продолжала свою шутливую перепалку с Лавром. В его невесте порой, несмотря на ее изящные черты и изысканные наряды, сквозило что-то неуловимо задорное — юркое, смешливое и очень бойкое. Совсем как сейчас.

Они с Лавром однозначно стоили друг друга.

Никола вновь посмотрел на свой клинок — кусок стали, непослушный, бестолковый в его руках. Но рядом с этими двумя он на миг ощутил себя в полной безопасности, словно беды и правда обойдут их стороной.

Никола внезапно почувствовал нестерпимую — почти до крика — тоску по Лючии. Не фоновую непроходящую печаль каждого дня и не отчаяние вперемешку с надеждой первых месяцев ее сна, а невыносимое, острое, болящее. Хотелось, чтобы она сидела сейчас с ними рядом и тихонько смеялась себе под нос. Улыбалась ему, Николе, оторвавшись на миг от вышивки. Пыталась мягко утихомирить Лавра.

Лючия с Липой никогда не ладили — слишком уж были разными. Но сегодня Никола очень хорошо мог представить их всех вчетвером, беззаботно смеющимися над чем-то. Чтобы не было никаких сфер, заговоров, да пусть уж — даже — и Амы (возмущенный всплеск крыльев), а Лючия была. Здесь. С ним.

— Что-то ты приуныл, а? — Липа ни с того ни с сего приятельски подмигнула Николе. — Хотя в обществе Лавра, да с его попытками рассмешить…

— То ли дело твой парад искрометных шуток, — не отступал Лавр.

— Так об этом и речь.

Никола улыбнулся им обоим. И Ама прошептал беззвучно над головой слово, которое ему было очень хорошо знакомо: «Друг».

* * *

Глаза слипались, но он клятвенно обещал Лавру, что дождется, пока тот уснет первый, а потом уже будет «тревожить своим храпом обитателей соседних галактик».

А Лавр никак не прекращал вертеться.

Никола все же прикрыл на миг веки. Крылья за спиной изнывали по полету, но он сложил их, ощущая, как тяжело стало плечам.

«Не сейчас, Ама. Нужно отдохнуть».

Ама обиженно отвернулся, но потом взмахнул хвостом, а следом отразил в своей чешуе свет каждой из окружавших звезд. У Николы дух перехватило от этого зрелища.

«Да, Ама, это по-прежнему прекрасно».

Он не кривил душой, но внутренне все еще забавлялся этим самолюбованием. Ему бы хоть чуть-чуть так уметь.

Еще один любитель покрасоваться вновь перевернулся на другой бок и вздохнул.

Тревога. Вот чего в этой комнате было куда больше, чем хвастовства.

— Лавр, — тихо позвал Никола.

— М?

— Знаешь, ты был прав. Она правда не такая уж ужасная. Липа.

Лавр хмыкнул.

— Да я вообще довольно редко ошибаюсь.