То, что видят твои глаза

Екатерина Крыласова

Трудно представить себе двух более разных женщин. Ирина – успешная бизнес-леди, имеющая счастливую семью и любимое дело, и Тоня – оставившая медицинскую карьеру, став обычной домработницей.Их судьбы неожиданно пересекаются. Обе стремятся к счастью, и каждая выбирает свою дорогу. Их окружают разные люди, – с мудрым сердцем и эгоистичные интриганы под масками друзей. Смогут ли они найти счастье, если смотрят лишь на то, что видят их глаза?

ГЛАВА 2

Антонина в привычном режиме уверенно и быстро делала свою работу. Но продвинуться дальше одной комнаты в этот день она не смогла, хотя даже ни разу не присела. Несколько раз звонила Варька, её дочь, первоклассница, и хныкающим голосом спрашивала, скоро ли она вернётся домой.

— Котик, потерпи, — успокаивала Варьку Антонина. — Скоро папа придёт. Будете с ним в твою любимую ферму играть. Я скоро.

— Ты мне уже три раза говоришь, что ты скоро, — хныкала Варька, — а сама всё не идёшь и не идёшь.

— Доченька, у меня новый объект, работы пока много, и квартира большая… Но я поработаю, а в выходные мы вместе куда-нибудь съездим отдохнуть. Куда ты хочешь?

— Я не знаю! — канючила Варька. — Мне скучно-о-о.

Антонина строго осекла её:

— Так, хватит! Ты девушка уже взрослая, и работа у тебя тоже есть… Какая? Уроки твои! У тебя же с папой договорённость, сколько пятёрок заработаешь, столько мы денег и потратим на отдых. А я на этой неделе ещё ни одну пятёрку в твоей тетради не видела. Так что может и на зоопарк мы с тобой в этом месяце не заработаем. На другом конце провода завыли.

Антонина, стоявшая на широком подоконнике огромного окна, услышала, как в квартире громко хлопнула входная дверь. Она вздрогнула и снова строго, но уже тихим голосом, сказала Варьке:

— Всё, я работаю. Делай уроки! Новую книжку почитай. — И отключила телефон.

Она ждала, чтобы увидеть, кто пришёл. В новой незнакомой квартире всегда жутко слышать, что кто-то зашёл, и при этом не знать, кто это.

«Ирина должна быть ещё на работе, и домой она заходить не собиралась. Может, я что не так поняла?» — лихорадочно размышляла она. Выходить из комнаты было неловко, а стоять тут на подоконнике, в ожидании, было страшновато. Она тихонько спрыгнула на пол и сделала вид, что тщательно натирает белый пластик, в который въелась ядовитая дорожная пыль. Шаги по квартире продолжались. Вдруг что-то громыхнуло так, что Антонина от неожиданности даже подпрыгнула. Через несколько минут в комнату зашёл подросток, и у Антонины отлегло от сердца.

Он был высокий, с худощавыми руками, торчащими из рукавов дорогой фирменной футболки чёрного цвета. На нем были чёрные джинсы, дополняющие такой любимый в подростковом возрасте чёрный ансамбль. Волосы, немного отросшие, были тоже тёмными. Длинный чуб закрывал лицо. Голова была опущена: он на ходу что-то набирал в своём телефоне. Антонина замерла на секунду, не зная, как представиться, и с сомнением думала, предупрежден ли он о её присутствии. Но то ли её взгляд встревожил его, то ли необычно яркий свет, бьющий в окна, с которых были сняты пыльные занавески, — он вздрогнул, заметив Антонину, и выронил от неожиданности из рук свой телефон.

— А-а-а! — только и произнёс он, наклоняясь, чтобы поднять свой драгоценный аппарат.

Антонина улыбнулась:

— Привет, меня зовут Антонина. Я буду помогать твоей маме по хозяйству, — сказала она и, заметив, что испуг в его глазах начал проходить, спросила:

— А ты, наверное, Ростислав, и это твоя комната?

Он молча кивнул.

— Знаешь, я скоро закончу, мне нужен ещё примерно час. Ты сможешь побыть немного в другой комнате, чтобы я поставила тут всё на место?

Он исподлобья осмотрелся вокруг. Ковры были сняты, диван отодвинут, компьютерный стол стоял посреди комнаты.

— Видишь ли, мама попросила сделать в этой комнате тщательную уборку и свернуть этот большой ковёр. Завтра его увезут в стирку, — как ребёнку поясняла всё Антонина и, посмотрев в его мрачное лицо, спросила:

— Подождёшь?

Он снова молча кивнул и, сильно сутулясь, вышел.

— Да-а-а, — про себя удивлялась Антонина, — ни «здрасьте», ни «до свидания». Деточки пошли…

И вдруг, что-то вспомнив, громко сказала, подойдя ближе к двери:

— Ростислав! Мама просила передать тебе, что она для тебя супчик сготовила, на плите стоит…

В ответ снова было лишь гробовое молчание. Антонина покачала головой, и снова принялась за уборку.

Через час, поставив всё на место и оставив в комнате идеальную чистоту, она зашла в гостиную, где сидел Ростислав. Она хотела сказать, что его комната свободна. Подойдя к двери большого зала, где, как она слышала, он находился, она увидела, что он сидит в кресле у большого телевизора в наушниках. На экране носились ужасающего вида монстры, кроша всех и вся на своём пути. Вокруг кресла валялось несколько пачек из-под чипсов. Антонина молча отошла и, зайдя на кухню, заглянула в кастрюлю. К ароматному супчику с домашней курочкой никто даже не притронулся.

В восемь вечера Антонина, доделав часть намеченной на сегодня работы, вышла на улицу, чтобы вытряхнуть входной коврик. На улице было прохладно и свежо, и уже смеркалось. Выбив пыль из коврика, она повернула к дому, но на несколько минут замерла, поражённая вечерней красотой. Отсюда, с пригорка, открывался потрясающий вид. Далеко к горизонту уходили зеленеющие поля озимых, и в лучах почти скрывшегося красного солнечного диска они отливали каким-то фантастическим цветом.

— Здравствуйте! — услышала вдруг Антонина чей-то громкий голос, и от неожиданности вздрогнула.

Повернувшись, она увидела пожилую приятную женщину в коричневом плаще и розовом платочке, завязанном узелком под подбородком.

— Здравствуйте! — вежливо сказала Антонина, и зашла в подъезд.

Женщина, тяжело переваливаясь, как уточка, засеменила за ней.

— А вы откуда? Что-то я вас раньше здесь у нас не видела! Приехали ль к кому? — засыпала она Антонину вопросами, громко дыша ей вслед.

Антонина вздохнула. Рассказывать подробности о том, кто и что, она не собиралась. «Я же не знаю, хочет ли Ирина, чтобы кто-то из соседей знал обо мне? — думала она. — А если и захочет, пусть сама и расскажет». Но пожилая бдительная соседка не отставала и, проводив Антонину до двери, в которую та хотела быстро юркнуть, громко сказала:

— Ну-ка стойте! Что это вы тут делаете? Кто вас впустил? Хозяев, я знаю, дома-то сейчас нет, — и она, строго сдвинув брови, посмотрела на Антонину.

Та снова вздохнула и, с безнадёгой понимая, что отвертеться от недремлющего подъездного стража просто так не удастся, повернулась к женщине и сказала:

— Антонина я. Я буду иногда помогать хозяйке этой квартиры по дому, понятно вам?

Лицо женщины расплылось в улыбке.

— Ирочке? Ой, да как же хорошо! Я давно ей говорила: «помощница тебе нужна». А она всё сама да сама. Ой и хорошая девка она, жалостливая! — и, перейдя на шёпот, «страж» стал поведывать незнакомому человеку подъездные тайны.

— Она ведь богатая, но простая и сердечная. Что бы ни попросила, никогда мне, старухе, не отказывает. И лекарство привезёт, и свозить куда, всегда пожалуйста… Я люблю её как дочку родную. А ведь ей, девке, в жизни досталось, — не дай-то Бог кому!..

Антонине не хотелось сейчас стоять в подъезде и слушать чужие излияния. Было уже поздно, и дома её давно ждали. Но остановить пожилую женщину, наскучавшуюся по откровенным разговорам — дело трудное, почти невыполнимое. И Антонина, с тоской глядя на неё, понимала это. Вдруг она услышала, как зашуршали колёса — у подъезда остановилась машина.

— Ой, это она, наверное, с работы! — услышав знакомые звуки сказала соседка, взяв Антонину за руку ниже локтя. — Всё, пока-пока!

— Как хоть зовут-то вас? — улыбнувшись, спросила Антонина ей в след.

— Клавдия… Клавдия Ивановна! — не оборачиваясь ответила та, быстро семеня к своей двери.

Антонина закрыла за собой дверь и всё думала: «Богатая! Про что она? Да никакого богатства тут нет… Всё у них по-простому. Квартира ремонта давно просит… Мебель, хоть и хорошая, но не новая и не модная… Вот у Лидии Ивановны действительно много дорогих вещей, и мебель дорогая, и картины, ведь главным бухгалтером на заводе всю жизнь проработала, и Николай Николаевич её тоже большим начальником был, — вспоминала она семью, у которых работала до этого. — Завидуют, наверно, соседи Ирине, вот и болтают…»

Её размышления прервала Ирина, через пару минут переступив порог своей квартиры. Вид у неё был уставший, локоны почти полностью расплелись и исчезли, взгляд был потухшим. Без яркой помады губы её казались теперь почти бесцветными.

— Ну, как прошёл ваш день? — уставшим голосом спросила она Антонину.

— Спасибо, хорошо… — Антонина начала перечислять то, что успела сделать сегодня.

— Кстати, под диваном я нашла вот это, — и она жестом указала в сторону тумбы в прихожей.

— Ух ты! Моё кольцо! А я думала, что всё, потеряла его с концами! — оживилась вдруг Ирина.

Она одела кольцо на безымянный палец левой руки. В ярком искусственном освещении крупный бриллиант заиграл разными цветами радуги.

— Муж мне перед свадьбой дарил… А он суеверный такой, так расстроился, когда я его потеряла: «всё, значит жить долго вместе не будем», вот глупый! — она рассмеялась. — Вот он обрадуется-то, когда вернётся. Ой! И моя старушка-раскладушка нашлась! — она взяла в руки бордовый складной телефон. — Я ведь была уверена, что его в кафе год назад посеяла… Вот так сюрприз!

Она радовалась, как ребёнок, и от её радости у Антонины как будто разом прошла вся усталость и ломота в натруженных за день мышцах.

Снова позвонила Варька.

— Малыш, я скоро, — быстро сказала ей Антонина. — Да, честно-честно! Выхожу уже. Сяду на автобус, и через пятнадцать минут буду. Засекай время. Всё, пока!

Она стала обуваться.

— А давайте-ка я вас отвезу? — предложила вдруг Ирина. — Автобусы уже плохо ходят, простоите целый час. А мне нетрудно на машине вас подбросить.

Антонина согласилась. Они подъехали к её дому.

— Спасибо вам за всё, — ещё раз сказала Ирина. От её утреннего холода и недоверия не осталось и следа.

— Да не за что, — улыбнувшись, ответила Антонина. — Мне приятно от того, что вам приятно возвращаться в чистый дом.

Ирина немного помолчала, как будто думала о чём-то.

— Вы извините меня, может я через чур прямолинейна, но… почему именно эта работа? Мне всё время кажется, что она вам как-то… Не идёт. Ну, не полы же вы мыли всю жизнь? Внешность ваша, ну не вяжется как-то с уборкой…

— Работа как работа, — улыбнулась Антонина. — Я фельдшером на «Скорой» раньше работала…

— Ну? Нормальная же работа! — Напористо перебила её Ирина. — Или устали по алкоголикам да сердечникам ездить?

— Нормальная работа, да, — кивнула Антонина. — Я любила её очень. Мчаться, сломя голову, людей спасать… Мне это так нравилось! Но в последнее время стало так совпадать, что, как наша смена, так жуткая авария на дорогах. Я никак не могла к этому привыкнуть… Руки-ноги в разных местах бегать собирать…

После подобных излияний Антонина нередко корила себя за излишнюю открытость, но, поощренная пристальным взглядом Ирины, она не смогла удержаться, не поведав боль души.

— Помню, травматологию нам преподавала в колледже пожилая профессор-хирург, она всё время повторяла: «Девочки! Приезжая на место аварии, выключаем все свои чувства — жалость, сочувствие и так далее! Здесь нужно только хладнокровие, только так вы быстро окажете нужную помощь пострадавшему и спасёте чью-то жизнь». Я старалась быть хладнокровной, но, когда в больнице, куда мы привозили пострадавших после аварии, я видела родственников, их страшное горе, ведь кто-то не выжил, а кто-то остался на всю жизнь инвалидом, я каждый раз не могла сдержать слез. Переворачивается не одна жизнь, и судьбы рушатся. Видя это, я каждый раз плакала. Врач, с которой мы несколько лет работали, всё смеялась надо мной: «кончай ты это мокрое дело! Ну как барышня кисейная, честное слово! И как тебя такую в медицину занесло?»

Антонина снова глубоко вздохнула.

— Лариса Николаевна… Чудесная женщина была… Легкая такая, простая, одно удовольствие с ней было в паре по вызовам ездить! И внимательная, и чутьё у неё на болезни какое-то особое было. Никогда не ошибалась. Приезжаем на вызов однажды, бабуля на живот жалуется, боли и стул жидкий разок был. «Что ела?» — спрашивает. «Да всё как обычно», — отвечает старушка. Смотрит живот ей, а он мягкий. «Ну-ка Тоня, кардиограмму ей сними живо! Не инфаркт ли там у нашей девушки?» Снимаю и точно, свеженький инфаркт! И вы понимаете, спасли ведь бабулю! Быстро её в отделение отвезли, а там её откапали, да на ноги поставили. Приедь другой доктор вместо нас, назначили бы таблетки от поноса, да и только… Она Ларисе потом, как лето, ягод ведро обязательно принесёт. Лет пятнадцать старушка прожила ещё, а вот Лариса…

По лицу Тони бежали слезы, и она уже собиралась выйти из машины, но Ирине не терпелось узнать, что было дальше.

— Однажды она одна без меня поехала на вызов в деревню. А шофёр один у нас такой лихач был..! Весна ударила ранняя, гололёд… Через полчаса поднимают другую бригаду на аварию, я тоже еду… И понимаете… — Антонина вдруг горько заплакала. — Мой друг, мой соратник, с которой я ещё час назад шутила и смеялась…, и я… держу её шапку с… — дальше она уже не могла говорить. Глухие рыдания сотрясали всё её тело и душу. Казалось, что она сейчас снова на месте аварии, и всё не может выпустить из рук бездыханное тело своей подруги.

Немного успокоившись, она продолжила, всхлипывая:

— Муж её, тоже врач талантливый, каких мало, не смог это пережить и запил. Её родители забрали их пятилетнюю дочь к себе, пока он в себя не придёт. А он так и не пришел… Запил по-чёрному, и через пару лет сам умер от цирроза, и девчонка круглой сиротой осталась… Город весь тогда стенал. Помните?

Ирина отрицательно покачала головой.

— Нет, не помню… — холодно сказала она. — Но что такое авария, я знаю не понаслышке… Мама у меня вот так же погибла… Мне десять было, брату пять… Удар в её сторону пришёлся, все выжили, а она погибла. Потом нам говорили, что если бы она не пристёгнутая была, то просто вылетела бы из окна и живая бы осталась, — она тяжело вздохнула, но в ледяном взгляде её не было слёз. — Батя, спасибо ему, вырастил нас, не бросил, и баб не пошёл искать, а ведь молодой мужик остался. Он всегда говорил: «Разве будет вас чужая женщина так любить, как мать? А если нет, я голыми руками её задавлю». Поэтому и не женился. На такого отца молиться нужно… Он, представляете, до сих пор корову держит, и мне помогает, то банку молока, то мёда привезёт. Придёт ко мне домой, холодильник пустой откроет, матюгнётся и уйдёт. А на следующий день кур нарубит, молоко в сметану, сметану в масло набьёт и полные сумки тащит. Вот такой у меня батя! Я его до безумия люблю, а он меня. И характер я сильный от него унаследовала… Может благодаря ему я и бизнес смогла начать… Батя, конечно, грубый очень, а мама доброй была. Будь она живая, я бы, наверное, не такая стальная была, более женственная что ли?

Муж часто мне говорит, что я мужик в юбке, — она засмеялась, но смех её быстро оборвался, она снова вздохнула. — Мне так её не хватает… И я, как за руль села, не пристёгиваюсь никогда! Ни-ког-да!

Повисла пауза. Антонине было очень жаль эту женщину, до сих пор чувствовавшую себя сиротой.

— Но на моей практике ремень безопасности чаще спасал людей, чем губил, — заботливо заметила она. — Хотя авария — это всегда непредсказуемо. Меня гибель Ларисы так подкосила, что я долго в себя прийти не могла, месяц на больничном пробыла. У меня ведь тоже уже дочь маленькая. И я как представила, что она сиротой останется, кому нужна? Вот и решила уволиться.

А потом соседке моей помощь понадобилась, они с мужем бывшие начальники с хлебозавода, люди очень интеллигентные, у неё тяжелый артрит, вот и попросила она меня однажды о помощи: «ты ведь пока без работы, а деньги нужны». Вот так стала я у них работать. Люди приятные и очень благодарные, — говоря о них, Антонина улыбнулась.

— Сейчас они на юге у сына. Если всё хорошо будет, то и переберутся туда, климат для суставов там, говорят полезный. А зарабатываю я на уборке домов даже больше, чем на «Скорой», и каждый раз радуюсь, что на этой моей работе никто не умирает.

Ирина нервно забарабанила пальцами по рулю. Повернув к Антонине голову и слегка наклонив её, она смотрела на неё не мигая. Поводив недовольно губами, она, как показалось Антонине, строго сказала:

— Я, допустим тоже полы отлично мыть умею. Но в жизни надо как-то развиваться! Стремиться куда-то. Ну, могли же вы в другое место перейти, на приёмы, например, в поликлинику. Или на косметолога отучиться… Они сейчас, кстати очень хорошо зарабатывают.

Эти слова больно задели Антонину, разговор принимал неприятный оборот. «Я же не советую вам, как жить», — подумала она.

— Да я думала об этом, когда уже лет несколько прошло, но тогда мне хотелось сбежать из медицины, и не важно куда.

— Понятно! — сказала Ирина. Тон её снова стал жёстким, деловым. — Хотела попросить вас об одном. Когда вы закончите у меня глобальную уборку, вам будет уже не сложно поддерживать чистоту, и время будет оставаться. Вы сможете готовить домашнюю еду для Ростислава?

Антонина вспомнила угрюмого подростка, с которым познакомилась сегодня днём.

— Конечно, — кивнула она, а про себя подумала: «я видела сегодня, как он любит домашнюю еду».

Антонине вдруг стало нестерпимо душно и тесно в просторной Ирининой машине. Ей страшно захотелось поскорее выйти на улицу. Она лихорадочно думала, как окончить этот неприятный затянувшийся разговор.

Внезапно у Ирины зазвонил телефон. Трубка басила:

— Ма-а! Ну ты где? Весь вечер тебя дома нет!

— Так! Уймись, я тебе сказала! — властно перебила сына Ирина. — Я где надо! — и отключила связь.

Они попрощались. Антонина вышла из машины и смотрела ей в след, пока она не скрылась за поворотом.

«Ах, Тоня, опять ты не смогла сказать, что приготовление еды — это работа за отдельную плату. Вечно жалость тебя подводит… Ой, не знаю, сработаемся ли мы с этой мадам?»

Она вздохнула и открыла ключом входную дверь своего родного дома, где её так ждали.