Быть единорогом

Екатерина Крюковская, 2022

Мир для всех разный. Он такой, каким мы его видим. Порой мы не видим то, что видеть стоило бы. И наоборот. Мы как будто в чаще. А, чтобы выйти, нужен проводник… и кому-то придется им быть. Придется быть единорогом.

— Ну так вот, единороги жили так, как сейчас живут стрекозы, например. Появлялись ниоткуда и никуда исчезали. Потом случайно на Земле оказались люди. Люди про единорогов не знали ничего, кто это такие, зачем и откуда. Они только заметили, что если очень больно внутри, но не от увечий, а от чего-то такого темного и серого, что заставляет глаза плакать, а руки метаться из стороны в сторону в надежде придумать себе занятие, то в самый серый и темный момент появлялся единорог. Он проявлялся, как переводная картинка, молча стоял, молча смотрел прямо в это серое и темное, и становилось легче. Становилось проще дышать, а руки становились частью тела и успокоено что-то сотворяли.

Единорога нельзя было попросить прийти, потому что люди не знали, как. Не знали, что попросить и что получится. Единороги сами выбирали момент. Потом, спустя какое-то время, оказалось, что они приходят все реже и реже. А потом нашлись люди, которые рассказывали, что знают, как их вызвать. Им не верили, и поэтому, чтобы не потерять это знание, те немногие, кто понял, решили знание сохранить. И пришлось придумать язык, буквы, знаки… Им много-много лет. И они сложные для понимания и восприятия. Но любое чудо должно существовать вечно, поэтому иногда кто-то да находит в глубине своего сознания эти знаки и, не понимая, что с этим делать, записывает, как умеет и где получится. Мне повезло: мне их написали на спине, и уже навсегда они останутся со мной. Но прочесть я их не смогу. Для этого мне бы пришлось снять со спины всю кожу, но если бы я знал, что это кому-то нужно, я был бы счастлив.

* * *

Все сидели тихо, не двигаясь, и слушали во весь рост. Красивый парень в зеленом халате и брюках раскачивался на стуле и медленно рассказывал историю.

— Когда-то, конечно, давным-давно, когда люди не имели возможности или знания, как именно открывать сердце людям, в одной деревне, вырубленной в черной скале, произошла эта история. Никто ничего не ждал и особо ни на что не надеялся, но произошло то, что произошло. Сначала ярко разгорелся фонарь у деревянной скамьи рядом с магазином. Потом зазвенели все колокольчики на ветках дерева рядом с аптекой. А потом люди на улице начали улыбаться. Они делали это неловко, стеснялись даже, но довольно быстро всем понравилось, и вот уже тогда…

— Что тогда??! Ну что???

— Та-а-к, вот и закончилась моя история! Я выиграл!

— Так нечестно!!! Нечестно! Нечестно! — завопил рыжий мальчишка в инвалидной коляске. — Ты всегда выигрываешь! А нам обидно!

— Ничего и не обидно, — закашлялась девочка, лежащая на кровати. — Мне вот очень интересно, что дальше, и я бы тоже задала вопрос, но так мало терпения, как у тебя, ни у кого на свете нет, — подмигнула она Рыжему.

Рыжий крутанул колеса коляски, но на полпути передумал уезжать, развернулся и стал наблюдать, как Матвей собирается. Дети любили смотреть на него и старались ни упускать ни одной детали из его появления или исчезновения в интернате. Матвей снимал зеленую рубашку, заменявшую халат, и всем на обозрение появлялись татуировки на груди, руках и спине. Девушка-вампир скалилась на смотревших на нее, и у нее изо рта капала черная кровь. Небольшой самолет падал с неба на остров. Какие-то разноцветные знаки и буквы переплетались на руках и становились коброй. Открытая книга на спине предлагала прочесть ее, но сколько ни вглядывались дети в ее страницы, ничего понять не смогли: не буквы написаны, а какие-то каракули. Вон, Горе-Егор только «ча-ща» пишет, и то лучше и понятнее.

Словом, никому из интересующихся «искусством испортить кожу и никогда не найти нормальную работу» — так Матвей называл свои татуировки — не надоедало их разглядывать.

— Ты теперь когда придешь? — спросила девочка, сидевшая на подоконнике. Она сидела, прижавшись щекой к стеклу, и видно было только здоровую розовую кожу на лбу и на одной половине лица.

— Слезь оттуда, — попросил Матвей, — сейчас Медуза пройдется по комнатам, и останешься ты с кипяченым молоком наедине на веки вечные. — Ему не хотелось отвечать на вопрос, потому что он знал, что ответ детей расстроит.

— Вот видите… А я вам говорила…. Он думает, что однажды не придет, и всё. А вы не верили, дурачки наивные, — девочка на подоконнике привычным движением натянула маску Бабы-яги на лицо и развернулась ко всем сидящим или лежащим в комнате анфас.

— Да нет, ему без нас скучно будет, — прокашляла Стрекоза. — Да и потом ему надо еще три раза выиграть, чтоб стать королем единорогов. Правда ведь, Матвей? — она посмотрела в его сторону. Глаза у Стрекозы зеленые, яркие — не заметить невозможно! И они были той частью ее тела, которая двигалась самостоятельно.

Матвей выругался тихо и сказал:

— Итак, граждане пассажиры, не морочьте мне голову: приду, когда приду. Что за допрос в самом деле?! — Закрыл молнию на куртке и щелкнул каблуками: — Бывайте, старая и молодая гвардии!

Никто не произнес больше ни слова, и Матвей быстро вышел на лестницу. Он так нервничал, что спина покрылась потом, и сразу стало холодно. Он выругался уже почти во весь голос.

— Ладно, — привычным речитативом стал уговаривать себя Матвей, — мне моя жизнь и в другом разрезе интересна. Мне тридцать два года, а я все рассказываю истории в интернате. Надо что-то менять, и рацион в том числе, а то на эту зарплату можно только макаронами с картошкой питаться… Все барышни мои рассыпаются через пару месяцев, поняв, что ни колечка, ни Парижа им со мной не перепадет. А рука бойца стрелять устала… Надо джинсы поприличнее купить и перчатки, зима уже полным ходом…. Дожили, блин, какие-то бабские разговоры с самим собой… — Тут заорал голосом пьяного соседа телефон в кармане. Значит, мама звонит, ладно, попробуем поговорить:

— Да, мам, салют! Как и что тебя навело на мысль позвонить мне? Погода в Марселе не очень?

— Ты в своем репертуаре, дружочек, — зазвучал голос матери в трубке, — не Марсель, а Монреаль, сколько можно уже свою неграмотность афишировать, да и память ни к черту, я смотрю… Ладно, я по делу. Ты позвонил Наталье Сергеевне?

Конец ознакомительного фрагмента.