Открой глаза, Фемида!

Екатерина Островская, 2021

Четверть века назад погиб отец судьи Владимира Высокова, но виновный в его гибели вор в законе Каро Седой не понес за это наказания. И вот теперь именно Владимиру предстоит вынести решение по делу Седого, которого обвиняют в целом ряде преступлений. Никто не сомневается, что приговор будет суровым, но преступникам удается найти рычаг давления на судью – была похищена его невеста. Чтобы найти ее, Высоков обращается в детективное агентство Веры Бережной, но это не избавляет его от необходимости сделать выбор. Что для него дороже – закон и справедливость или жизнь любимой?

Глава седьмая

Он заехал за Настей в субботу в половину шестого утра, рано, конечно, но для того чтобы успеть к зорьке, другими словами, к утреннему клеву. Солнце уже высунуло свой красный бок над крышами домов, но улицы были тихи и пустынны. Настя по договоренности вышла на улицу, чтобы он не заезжал в узкие дворы, плотно заставленные автомобилями жильцов. На ней была красная куртка-плащовка с капюшоном и узкие джинсики. А в руках большая спортивная сумка. Двушка села в машину и, когда автомобиль тронулся, обернулась и посмотрела на заваленное багажное отделение, словно проверяя, все ли купленное накануне на месте. После чего сказала весело:

— Теперь точно — вся рыбка наша!

Маршрут наметили накануне по карте навигатора. Сначала Настя отыскивала на карте озера и обнаружила одно, название которого ей понравилось — Волоярви. Она даже отзывы рыбаков о нем нашла: рыба там есть всегда, в основном окуни, плотва, подлещики и не очень крупные щуки. От Кольцевой дороги ехать придется чуть менее часа, недалеко, но место там пустынное.

Сначала автомобиль пролетал мимо дачных поселков, потом они закончились, дорога нырнула в лес… И очень скоро Высоков свернул на прилегающую бетонку, и сразу под днищем колеса застучали по стыкам плит.

— Как на поезде едем! — удивилась девушка.

Высоков немного сбавил скорость, чтобы не стучало так часто и громко. Ехали еще четверть часа, за это время не встретили ни одной машины, да и дорога выглядела так, словно транспорта на ней не было давно: сквозь трещины в бетоне вылезала к солнышку зеленая травка, а на обочинах лежали сваленные ветрами деревья.

Озеро чуть не пропустили. В самый последний момент Владимир Васильевич, разглядев сквозь придорожные сосны голубую гладь, притормозил, и почти сразу открылся спуск с дороги. Съезд был разбит, словно по нему прошлись трактора и танки, даже на своем внедорожнике Высоков спускался медленно, машина раскачивалась из стороны в сторону.

— Как на лодке плывем! — радовалась Настя.

Наконец выехали к берегу, на котором остались следы костров и срубленные деревья. Высоков остановился и хотел выйти, но его спутница сказала, что тут вряд ли много рыбы, раз все ловят именно здесь, и предложила подыскать другое место. Он согласился и осторожно поехал дальше, приминая ивовые кустики и высокую осоку. Ехали еще минут пять или шесть, Владимир Васильевич следил за дорогой, а Настя восхищалась озером.

— Какое огромное! Тут даже чайки есть!

Наконец въехали на небольшой пригорок, на котором росли сосны — они стояли так плотно, что Высоков понял — дальше дороги нет. Он остановился. Вышли из машины, Настя начала спускаться к воде, сверкающей солнечными бликами.

— Здесь дно вязкое, — крикнула она, да так звонко, что ее крик спугнул уток. Захлопав крыльями, они вылетели из густого тростника и понеслись над самой поверхностью огромного озера, едва не касаясь крыльями воды.

Высоков начал доставать из машины привезенные вещи. Потом снял с себя куртку, потому что в ней уже было жарко. Подошла Настя и остолбенела.

— Что это? — спросила она, глядя на кобуру.

— Личное оружие, — объяснил он, — ты же вчера волновалась по поводу того, что здесь могут быть дикие звери или разбойники. Вот я и взял: люди одного вида пистолета испугаются и убегут, а зверей выстрелом в воздух отпугнуть можно. Хотя звери вряд ли нападут. Они людей боятся.

— А можно посмотреть?

Она протянула руку, Высоков достал «ПМ», вынул из него обойму и подал девушке.

— Никогда не видела, — тихо сказала она, — в руке даже не держала. Ты из него стрелял?

— Стрелял, когда норматив сдавал.

— А мне можно?

Владимир Васильевич покачал головой:

— Лучше не стоит.

— Ну ладно, — согласилась Настя, возвращая пистолет, — нельзя так нельзя. Просто вдруг так захотелось попробовать разочек…

Высоков вдруг вспомнил разговор с Ивановым, который расстрелял целую обойму, и никто не стал разбираться, куда тот дел патроны.

— Хорошо, — сказал он, вставляя обойму в рукоять и протягивая пистолет девушке, — разочек стрельни. Все патроны считаные, но я придумаю что-нибудь. Стреляй только в сторону воды. Вон в то дерево.

Встал за ее спиной, показал, как снять с предохранителя.

— Медленно поднимай руку, прицеливайся так, чтобы мушка оказалась на уровне прорези…

Внезапно пистолет выстрелил. Грохнул так оглушительно, что эхо пронеслось над водой.

— Я случайно нажала, — начала объяснять Настя, — даже прицелиться не успела, — она протянула пистолет. — Все, больше не хочу — не мое это дело.

Высоков убрал пистолет в кобуру, посмотрел на девушку, вглядывающуюся в прибрежный тростник, который был за соснами.

— Ой, — прошептала она, — там кто-то был… Мне показалось, что там кто-то упал…

Он повернулся и стал всматриваться туда, куда был направлен взгляд Насти. Потом направился туда, начал спускаться к воде… Вошел в тростник и замер…

Лицом вниз распростерся человек в высоких болотных сапогах, лежал и не шевелился. Владимир Васильевич бросился к нему и, подойдя близко, сразу понял: мужчина мертв. Пуля попала ему в затылок. Рана была сквозная.

Настя тоже начала спускаться.

— Что там? — крикнула она.

— Не ходи сюда!

Но она уже увидела, вскинула руки, чтобы прикрыть лицо, и тут же осела на землю. Очевидно, ноги ее не держали. Высоков подбежал к ней, попытался помочь подняться и увидел, как дрожат его собственные руки. Но все же поднял ее, взял на руки и понес к машине. Продолжая держать Настю на руках, открыл дверь и усадил ее в кресло. Девушка дрожала и не убирала руку с его шеи.

— Это я?.. — прошептала она и повторила: — Это сделала я?

Он не знал, что ей отвечать, снял ослабевшую руку со своей шеи и побрел к берегу. Зашел в тростник, надеясь на то, что все ему привиделось и ничего этого не было. Мысль была отчаянная и глупая, но он цеплялся за нее, как ребенок, который, закрыв глаза, пытается спрятаться от окружающего его мира. Солнце скрылось почти внезапно, бликов на воде уже не было, только ветер гнал к берегу быструю рябь.

Человек лежал все так же неподвижно, впрочем, это был уже не человек, а тело. Высоков подошел, но не решился осмотреть его: и без того было все ясно. Он отвернулся, бросил взгляд в сторону машины, словно боялся, что девушка вылезет из нее и опять придет сюда. Он снова стал подниматься на невысокий пригорок, думая о том, что надо сейчас предпринять. Определенно надо звонить в полицию… позвонить, потом дождаться, когда приедет группа, и объяснить, что доставал из кобуры пистолет, спуск которого по нелепой случайности не стоял на предохранителе, и произошел самопроизвольный выстрел… Звучит нелепо, конечно, но поверят или сделают вид, что поверили… Зачем ему убивать незнакомого ему человека? Поверят, разумеется. Но все равно: это статья сто девятая. Максимального срока он не получит, даже ограничения свободы не назначат, дадут исправительные работы… С должности его погонят, как и из судейского корпуса. Жизнь не кончится, конечно, можно, как бывший судья Колодин, устроиться в какую-нибудь фирму юрисконсультом, а потом и в адвокатуру уйти… Все можно, но это будет уже другая жизнь, а не та, к какой он шел долгие годы. Хуже всего, что все окружающие будут считать его убийцей…

Он вернулся к автомобилю, увидел на водительском сиденье свой телефон и взял его, чтобы набрать 112. Посмотрел на Настю, которая глядела на него испуганными глазам.

— Что теперь со мной будет? — прошептала она.

— При чем тут ты? Пистолет мой, значит, я и стрелял.

— Тебя не посадят? — с надеждой спросила она. — Ведь ты — судья, у тебя неприкосновенность.

— Это суду решать.

— Не надо, — взмолилась она, — а вдруг посадят? А как я без тебя? Я буду тебя ждать, а как жить, зная, что я всему виной…

Он наклонился над водительским креслом, обнял девушку, привлек ее к себе. Прижал, успокаивая, потом опустил взгляд и увидел подставленные губы. Осторожно поцеловал Настю и шепнул:

— Не бойся, все будет хорошо.

Это был первый их поцелуй.

Мобильный аппарат по-прежнему был у него в руке. Владимир Васильевич смотрел на него, не решаясь набрать номер.

— Не надо, — тихо попросила Настя, — не надо никуда звонить. Того человека этим мы не вернем, а жизнь себе сломаем. Мою жизнь и твою… тебя будут считать убийцей… Хотя убийца — я. Как нам дальше жить с этим, когда на нас смотреть будут как на преступников…

Она не договорила, но ведь это то, о чем думал он сам… Но даже не это главное, главное, что она впервые сказала «мы». А ведь ничего между ними не было, кроме этого робкого поцелуя…

— Не бойся ничего, — повторил он.

Продолжая размышлять, начал складывать вещи обратно в машину… Если все получится, то их не найдут: пуля, пробив голову того мужчины, ушла в воду, а дно там вязкое, так что ее не найдут, а ведь только по пуле можно определить ствол… Возможно или даже наверняка сделают слепки отпечатков шин, но по протектору определят только производителя, в худшем случае марку автомобиля. Но таких «паджеро», как у него, в городе множество… Если найдется свидетель, который скажет, что видел на лесной дороге светлый внедорожник, то это не доказательство… А вот если у свидетеля установлен видеорегистратор, то это уже хуже… Это плохо, конечно, но доказать убийство все равно не удастся, потому что нет пули…

Высоков осторожно прикрыл дверь багажного отделения, оглядел небольшую полянку, увидел гильзу, подошел и поднял ее. Обошел автомобиль, наклоняясь к земле, чтобы удостовериться в том, что на хвойной подстилке нет отпечатков. Они были, но незначительные — до первого хорошего ливня.

Сел за руль, пристегнулся ремнем безопасности и посмотрел на девушку:

— Возвращаемся в город. Возможно, ты права: нам не нужны разбирательства.

Когда подъезжали к городу, их нагнал дождь. Сначала редкие крупные капли упали на стекло, а потом небо разверзлось. А после загромыхала первая в этом году майская гроза.

Он привез Настю в свою городскую квартиру, потому что она сказала, что не может сейчас оставаться одна. А он и не хотел, чтобы девушка оставалась одна — он желал только одного, чтобы она всегда была рядом. Настя отказалась от завтрака и от чашки чая… Временами ее начинало трясти, и тогда он достал бутылку коньяка и, налив полстакана, приказал выпить. Девушка не стала спорить. После коньяка она совсем ослабла, и он отвел ее в спальную комнату, положил поверх постели, укрыл пледом. Она не сопротивлялась, лежала тихо, как ребенок, который набегался за весь день и хочет поскорее уснуть. Он наклонился и коснулся губам ее щеки. А потом вышел. Отправился в прихожую, осмотрел свои кроссовки, затем обувь Насти, особенно тщательно подошвы — мой их хоть с мылом, но микрочастицы почвы все равно останутся. Сложил обе пары в пакет и вышел из квартиры.

Кроссовки он выбросил в мусорный контейнер в соседнем дворе. И поехал покупать новые. А еще заехал за продуктами, набил ими два больших пакета, прихватив зачем-то еще по бутылке коньяка и «мартини».

Осторожно вошел в тихую квартиру, на кухне разложил по полочкам холодильника привезенную снедь, бесшумно прошел в спальную. Настя лежала на кровати, но уже не под пледом, а под одеялом, из-под которого высунулось ее голое плечо. Он взглянул на это плечико, беззащитное и такое притягательное, а потом снова очень тихо вышел.