Любовь под наркозом

Екатерина Ромеро, 2022

От его взгляда у меня дрожат коленки и заплетается язык. Наверное, дело не только в том, что я сейчас лежу под наркозом, а он следит за моим пульсом. Проклятье в том, что этот красивый мужчина – мой врач, и что хуже, именно я сегодня оказываюсь его пациенткой.– Ааа! Доктор!– Что такое, чего ты кричишь?– Я там…там голая?– Конечно.– О Боже, нет! Все, хватит. Мне не нужна операция. Я хочу встать!– Тихо. Тихо, я сказал! Нет. Не вставай. Ты прикрыта. Чего не надо, не видно.Этот тот самый доктор. Я не вижу его, но слышу голос. Низкий и хриплый.Чувствую дрожь в теле, когда он берет мою руку, и укладывает ее на специальную подставку.– Что…это, еще не все разве?– Катетер поставлю и заснешь. Скоро уже.Нежную кожу руки опаляет холодный спирт, и я чувствую жжение, а после звук открываемого пластыря.– Вот и все, солнце. Засыпаем.Невинная нежная героиня, настоящий мужчина.Откровенные сцены.Однотомник

Глава 9

Травматологическое отделение мне сразу нравится намного больше, чем реанимация. Тут все как-то легче и живее, что ли. Ну ковыляет большинство пациентов на костылях или лежит на вытяжке, но все равно. Умирающих особо нет, кроме меня, конечно. Шучу.

Я уже почти что живчиком, но все еще не могу подняться с постели.

У меня нет ни костылей, ни одежды. И если без первого я бы еще как-то поскакала на одной ноге, то без второго вообще никак.

Благо мое состояние замечает завхоз отделения и выдает мне больничную одежду. Обычная ночнушка до середины бедра. Конечно, красоты в ней нет никакой, но зато она отлично скрывает мою наготу. И на том, как говорится, спасибо.

Это городская клиника, хоть и центральная, поэтому большего я, собственно, и не ожидаю.

Костыли мне, кстати, тоже приносят. Не новые, но вроде рабочие. Проблема только в том, что я ходить на них не умею от слова совсем, но думаю, с этим как-то разберусь.

Тетя Вита, здешний повар, приносит мне горячего супа. Ей лет, наверное, пятьдесят уже. И она как-то сразу располагает к себе.

Добрая и заботливая, и даже ее не очень вкусный больничный суп я уплетаю за обе щеки. Голодная я потому что, точно дикий зверек.

Ближе к полудню раздается скрип двери, и вскоре я вижу медсестру. Темненькая, среднего роста, с небольшим лишним весом, но зоркими глазами.

— Привет, я Наташа. Ты Ромашкина Ляля?

— Да. Я.

— Перевязку делаем?

Поднимаюсь на кровати.

— Ага. Делаем.

— Сейчас тогда, возьму все.

Уже через минуту Наташа возвращается с точно такой же тележкой, которая была вчера у моего лечащего врача Геннадия Петровича.

Когда медсестра разрезает бинты на моей ноге, её глаза становятся больше.

— Да уж… Как тебя так угораздило, бедняжка?

— Со сцены упала.

— Со сцены? Ты что, актриса какая-то?

Поджимаю губы. Больная тема.

— Балерина.

— Ого. Ничего себе! Давай посмотрим, что тут у тебя… Ох и постарались же наши хирурги. Швов, конечно, тебе наделали целую кучу.

Наташа промакивает рану йодом, и я морщусь. Как же больно, а выглядит так вообще… ужас просто.

Мало того, что швов тут до фигища, так еще и нитки везде торчат, дренажные трубки плюс отек. Зрелище, конечно, не для слабонервных.

Отворачиваюсь. У меня слезы на глаза наворачиваются от этого вида. Горько и больно. Обидно просто до ужаса. Я всегда ноги берегла, а тут… упала. Как я теперь танцевать буду с таким шрамом? Просто кошмар.

— Да не плачь. Поверь, я тут еще хуже травмы видела. Заживет. Вот увидишь. Бегать еще будешь. Тебя кто оперировал?

— Геннадий Петрович и этот… Семеров.

— Ого! Ну так тебе повезло. Один с тридцатилетним стажем, тогда как второй рядовой хирург в нашей больнице. Он очень талантлив, к нему очереди целые пациентов. Поверь, лучше хирургов не найти, хоть у Семерова и характер дерьмо. Зато специалист он первоклассный. А анестезиолог кто был?

— Кирилл Александрович. Загорский.

Тут же замечаю на лице Наташи полуулыбку, которую она тут же прячет. Она и его знает?

— Что? Ты тоже его знаешь?

— Да. Знаем мы таких. Девочка, ну ты прямо счастливица. Наша самая ценная троица тебе операцию делала. Загорский классный наркоз делает. Он наш лучший анестезиолог-реаниматолог в больнице. Как специалист прекрасный. Котяра, конечно, ну это уже другой вопрос.

— Котяра? Почему?

— Ну как тебе сказать… Ты же видела его. Молод, красив и умен, как сам черт. По нему тайно вздыхает добрая половина всего женского коллектива нашей клиники. В тридцать три уже карьера такая успешная. Заведующий реанимации, востребован. А внешность какая… Брутал. Красавчик. Тут трудно устоять.

Прикусываю губу.

— А он что? Пользуется этим?

— Да ему плевать, в том-то и дело. Я же говорю, он как кот. Дрессировке вообще не поддается, да и характер… Чисто врачебный. К такому так просто не подъедешь. Даже голову не повернет. Вот другое дело Семеров. Вот это тот еще экземпляр, но тоже без вариантов. Я даже не пытаюсь ему понравиться. Ему плевать, хоть и улыбнуться порой может так, что аж колени подгибаются.

Прикусываю губу. Мне уже нравится эта медсестра, а точнее, ее долгий язык.

— А он… женат?

— Кто? Кирилл Александрович?

— Да.

— Нет, не женат. Такого попробуй окольцуй, хотя наша Янина Драконовна уже давно точит свои коготки.

— Драконовна?

— Нет, вообще, она Сергеевна, но уж больно характерная. Поэтому да, Драконовна, но только между нами.

— А она медсестра?

— Нет, Янина Кошилина у нас тоже врач. Хирург-ортопед, притом классный. Одно время даже главной тут была, но потом Климнюк стал заведующим. Она давно запала на Кирилла Александровича. Ухватилась за него намертво просто. Да и пора ей. Понятно все. Родить она хочет. Ей уже тридцать пять. Часики-то тикают. У них там мутки и типа все серьезно, так что ты не заглядывайся на него. Занят он. Серьезно притом.

— Я и не заглядываюсь. Вообще не заглядываюсь.

— Вот и молодец. Это не мое дело. Да и не твое, если честно. Давай. Все уже. Готово.

Наташа собирает все принадлежности и закручивает бутыльки, а я тяжело вздыхаю.

У Кирилла Александровича, оказывается, женщина есть. И почему это так сильно меня огорчает?