Белый Шарик – хвост колечком

Екатерина Терехина

Мой дом – моя крепость. Так гласит народная мудрость. Но, как быть, когда твоя крепость превратилась в ад, из которого не выбраться? Как ребенку найти свое место в мире, когда у мамы и папы новые семьи, в которых ему нет места? Приспосабливаться и выживать или уйти навсегда? Какой путь выберет Юра Карасев? И какие тайны хранит душа мальчика, который в один миг стал никому не нужен.

Глава 5

Когда Юрка вышел в коридор, он понял, что посмотреть на его публичную казнь пришла, чуть ли не вся школа. Ребята небольшими стайками стояли в стороне и едва слышно перешептывались, но все, не скрывая любопытства и трепета глядели на непонятного вида женщину, кричащую возле учительской.

Надежда Петровна, получив звонок от директора, сразу же отпросилась с фермы, где она работала дояркой, и, в чем есть, не доехав до дома, чтобы переодеться, прибежала в школу. Ее высокие до колен резиновые сапоги, оставлявшие ошметки грязи на полу, были перепачканы навозом и силосом. Рабочая фуфайка затерта в рукавах, а на спине красовалась кривая, не подходящая по цвету заплатка. От женщины густо пахло коровами и навозом. Все рядом с ней брезгливо кривили нос, словно ее присутствие здесь было чем-то оскорбительным и вопиющим. Будто бы они сами были не деревенскими жителями, а потомками древней королевской династии, и никогда в жизни не имели дел с коровами. Больше всех кривила нос Галина Федоровна.

Как только мать увидела Юрку, ее лицо переменилось. Она больше не кричала, а молчаливо ждала, когда тот подойдет ближе. По ее взгляду Юра понял, что она уже была у директора.

— Ну, — звенящим голосом спросила она, когда мальчик был совсем рядом, — И где ты шляешься? Почему не на уроке?

Юрка пытался что-то ответить, но мать его перебила. Ей не нужно было знать правду. Она, как и все присутствующие, хотела крови. Женщина чувствовала себя униженной, но всячески старалась не подавать вида, хотя все вокруг итак все понимали.

— Почему я должна бегать искать тебя по всей школе?

Юра ничего не ответил. Он бросил взгляд на собравшихся в коридоре зевак.

— Иди, собирай свои вещи, — крикнула Надежда, — Бегом!

Юрка не ожидал такого. Зная свою мать, он думал, что его сейчас публично выпорют ремнем, но этого не произошло.

— Это плохо, — подумал Юра, — Это очень плохо…

Под пристальными взглядами учеников на ватных ногах, мальчик поплелся в кабинет за вещами.

Он наскоро покидал в портфель свои тетради и учебники, снял с вешалки куртку и шапку и снова вышел в коридор.

Выходя, он мельком оглядел присутствующих. Все так же стояли, разинув рты и ожидая развязки истории. В углу возле окна сидела тетя Маша. Увидев мальчика, она печально улыбнулась, потянувшись к звонку. Скоро должен был начаться третий урок. По расписанию это было чтение.

— Очень жаль, — мелькнуло в Юркиной голове, — Жаль, что не смогу пойти. Я ведь так готовился.

Скользнув по толпе, его глаза встретились с глазами матери. Такой отчаянной ярости и стыда в них он еще никогда не видел.

Юра понял, что его казнь случится вдали от чужих глаз.

Надежда Петровна что-то сказала его классной руководительнице, та молча кивнула.

Когда Юрка подошел ближе к матери, она, схватив его за шкирку, как хватают беспомощных щенков или котят, направилась к выходу. Швырнув сына к скамейке, женщина сквозь зубы едва слышно процедила:

— Обувайся!

Школьный звонок перебил ее, не дав сказать что-либо еще.

Дети, громко обсуждая случившееся, разошлись по кабинетам. Тетя Маша, положив колокольчик на место, торопливо направилась к Надежде и Юрке.

Подойдя ближе, она сдавленным голосом, чтобы не услышала Галина Федоровна, что все еще крутилась в коридоре, словно желая убедиться, что Юрку все-таки накажут, шепнула:

— Вы уж сильно его не ругайте…

Мать злобно поджала губы, не ожидая того, что кто-то заступится за ее сына. Она всегда поджимала губы, когда злилась, но старалась скрыть ото всех свой гнев.

Юрка тем временем закончил обуваться и, с целью потянуть время, да и просто не привлекать к себе внимания злой матери, просто сидел на скамейке.

— Он ни в чем не виноват, — продолжила тетя Маша, но мать ее перебила.

Было видно, что такое заступничество ей неприятно. Что для себя она уже все решила, и кто-то должен был ответить за ее унижение. Она знала, что придя домой, дети непременно расскажут родителям о случившемся, и уже вечером все три села будут в подробностях обсуждать ее внешний вид и сопутствующий аромат. А это очень сильно било по ее самолюбию. Всю свою жизнь Надежда стыдилась крестьянских корней. Да и эта работа ей очень не нравилась, но деваться особо было некуда. Голод не тетка, хлеба не даст. Жизнь прижмет — и каждый пойдет коровам хвосты крутить.

Она ненавидела эту деревню, ненавидела свою избушку — развалюху, ненавидела нищего мужа, сына… ненавидела свою серую, убогую жизнь. Этот непосильный низкооплачиваемый труд. Вечные долги и поиски денег, мысли о том, чем же накормить ребенка, вечные стыд за свою нищету и попытки казаться тем, кем ты не являешься. Попытки угнаться за более богатыми и обеспеченными. Пустить пыль в глаза. Показать всем вокруг, что она достойна большего, а не того, что имеет сейчас.

Наде было стыдно за то, что она бедная. И все теперь знали это. Там, в школьном коридоре, каждый увидел ее слабое место, хоть женщина и старалась всячески его скрыть. Такого унижения она не могла стерпеть.

— Знаете что, — сказала женщина, — Вот своих родите, их и воспитывайте.

Тетя Маша осеклась. Было видно, что мать задела ее за больное.

— А с этим, я сама разберусь!

Надежда схватила Юрку за шкирку и, как тряпичную куклу, одним рывком подняла со скамейки. Воротник его рубашки больно впияжился в горло, отчего Юрке стало трудно дышать. Мальчик быстро поднялся, опасаясь, что это сможет повториться, но мать с силой отбросила его к двери.

— Всего доброго! — бросила она на прощание ошарашенной тете Маше, и вышла на крыльцо.

Техничка еще долго стояла в школьной прихожей, пытаясь придти в себя.

Юра не знал, да и все в деревне уже почти забыли, что единственный сын тети Маши, Васютка, утонул в десятилетнем возрасте. Пошел с друзьями на речку, и провалился под лед. Тело унесло течением. Муж, не выдержав горя, ушел из семьи, оставив Марию совсем одну, попутно обвинив в произошедшем. Ведь это она тогда отпустила мальчика погулять.

С тех пор тетя Маша стала хмурая и нелюдимая. Мало кто знал, что за угрюмой и строгой маской скрывается незаживающая рана, подкрепленная чувством вины, пронесенным сквозь года. Рана, что сейчас болела с новой силой.

Тетя Маша смотрела, как Надежда с ненавистью и пренебрежением толкает своего сына, не замечая собственного счастья.

Да что такое грязные книжки, по сравнению с одиноким крестом на кладбище? Книжки можно купить, штаны отстирать, все это мелочи, которые гаснут и забываются перед лицом настоящего горя. Тетя Маша знала это, а вот Надя нет.

У Нади были другие проблемы и заботы, которые ей казались гораздо важнее чужого горя. Да и сложно быть добрым, когда у самого болит. Редкий человек, пережив что-то в жизни, способен к состраданию. Вот и Надя в попытке казаться не нищей почти потеряла себя. Озлобилась. Превратилась в завистливого монстра, который не видит ничего, кроме собственного унижения. Сегодня в школе она как никогда почувствовала себя ничтожной.

Надю душила обида. Как могла она так поступить со своей жизнью? Неужели о таком будущем она мечтала? Неужели этот сценарий рисовала себе перед сном?

«Нет!» — отвечала она себе.

Она пыталась понять, где свернула не на ту тропинку, и мысли всегда приводили в одну точку. В день ее свадьбы с Сергеем. Сейчас, спустя годы, она очень жалела, что польстившись на статус парня, увела его из семьи. Тогда она думала, что Сергей ее единственный шанс прожить жизнь в достатке, но все пошло по-другому. В один миг завидный жених лишился всего и погряз в долгах, а Надежда осталась у разбитого корыта, но уже с маленьким сыном на руках.

«Если бы не Юрка, — часто думала она, — Давно бы ушла. Ехала бы в город, устроила свою жизнь, но с ребенком куда? Кому я нужна?»

Тогда женщина смотрела на сына и чувствовала, как волна отчаяния накрывала ее с головой. Она была маленькой и ничтожной перед лицом этой вселенской несправедливости. В глубине души Надя знала, что виновата перед сыном за эти мысли, но все чаще и чаще они мелькали в ее голове.

«Лучше бы тебя никогда не было», — думала Надя, глядя в большие серые глаза Юрки, когда тот приходил к ней, чтобы поцеловать перед сном.

И Юрка словно чувствовал настроение матери. В те секунды он сухо касался губами ее щеки и, не произнося ни слова больше, опустив плечи, уходил в свою комнату. Иногда, проснувшись ночью, женщина слышала, как он тихо плачет, уткнувшись лицом в подушку. В такие минуты она старалась спрятаться как можно глубже в одеяло, чтобы не слышать тех слез, что молотом били по голове, заставляя ее сердце проснуться. Только оно не просыпалось. Надя сама не давала ему проснуться. Она ненавидела мир вокруг за свои несбывшиеся мечты и стремилась отомстить, но не могла, и ее душа нашла виноватого. Того, кто не даст сдачи.

Конец ознакомительного фрагмента.