Слово стужи и льда

Елена Арсеньева, 2021

У всех нормальных детей новогодние каникулы, делай что хочешь, хоть с утра до ночи сиди в смартфоне и наслаждайся жизнью. Можно, конечно, и на горке покататься, но недолго, чтобы успеть с френдами початиться или видюшки в Тик-токе выложить. А Вовке Снегирёву не повезло. Его за плохие отметки в четверти и пристрастие к «Майнкрафту» отправили в ссылку – ну да, натурально в ссылку, в деревню Бабкидедкино, где нет никаких гаджетов, то есть вообще никаких! Там варят еду в русских печках, там моют посуду в тазиках, там окна покрываются морозными узорами, а ещё там верят в приметы. Кошка в печурку – стужа на двор. Гусь стоит на одной ноге – к морозу. А у гуся, может быть, вообще не ноги, а лапы! Вот из-за этого гуся и этих примет поссорился Вовка однажды с соседской девчонкой Зорькой и пожелал ей пропасть с глаз долой. Совсем пропасть! Зловредные внуки самого Карачуна, бога лютых морозов, подсказали ему слово стужи и льда. После этого Зорька и в самом деле пропала. И что теперь делать? Как Вовке жить дальше, когда на дворе все заледенело так, что шагу не ступить, когда мороз трещит, а Зорька стоит где-то в дремучем лесу, превратившись в ледяную статую?..

–…Но мороз и должен крепчать, — сказала Зорька, снисходительно усмехнувшись. — Потому что гусь стоял на одной ноге.

Сильно оттолкнувшись палками, она покатилась по склону оврага, оставляя за собой снежные вихри, и через минуту скрылась среди елей.

— Гусь стоял на одной ноге?! — возмущенно крикнул Вовка Снегирёв, глядя вслед. — Во-первых, у гуся не ноги, а лапы! А во-вторых, чтоб ты пропала со своей ерундятиной! Да что б ты…

— Не так надо говорить, — озабоченно пробурчал кто-то рядом. — С таких слов толку не будет.

— Чего не будет? — повернул голову Вовка. — Какого толку?

Рядом стоял мальчишка в белом полушубке, белой ушанке, из-под которой торчали белобрысые пряди, и в каких-то белёсых штанах, заправленных в белые валенки. У него были светло-голубые глаза и очень бледное лицо.

— Ты же хотел, чтобы она пропала? — спросил мальчишка. — Да или нет?

— Да! — воскликнул Вовка. — Конечно!

— Для этого другое слово сказать. Сильное слово. Слово стужи и льда!

Вовка восхищенно вытаращил глаза.

Слово стужи и льда! Это звучало классно! Будто название какой-то компьютерной игры!

— А что, — ухмыльнулся он, — тебе тоже не нравится Зорька?

— Я её терпеть не могу, — процедил мальчишка сквозь зубы, и Вовке показалось, что здесь, на краю оврага, продуваемом всеми зимними ветрами, стало ещё холоднее. — Я бы тоже хотел, чтобы она пропала!

— А чего ты сам не скажешь это слово… как его? Льда и огня?

Мальчишку аж перекосило!

— Какого ещё огня? Слово стужи и льда! Я его с удовольствием скажу! Только боюсь, что у меня одного не получится. Давай вместе, а?

И тут Вовка… нет, не то чтобы встревожился, не то чтобы испугался, а как-то засомневался. Неужели, если сказать слово стужи и льда, Зорька в самом деле пропадет? То есть исчезнет навсегда? То есть её вообще не будет?..

Он растерянно огляделся. Деревня Бабкидедкино уже готовилась встречать Новый год, и здесь, около крутого склона, где катались кто на санках, кто на лыжах, стояла украшенная ёлка. Её не из лесу принесли — она здесь всегда росла, зимой и летом одним цветом, но сейчас на ней сверкали шары, цепи, бусы, разные другие игрушки, магазинные и самодельные, старые и новые. Наглые воробьишки пробовали на вкус то одну, то другую игрушку и раскачивали ветки. В праздничную полночь здесь соберётся весь народ, будут хороводы водить, песни петь, зазывать Деда Мороза и Снегурочку…

Соберутся все, а Зорьки не будет, так, что ли?

Вовка опустил голову. Как-то не по себе стало.

— Тебе её жалко, что ли, эту зануду? — раздался рядом вкрадчивый голос. — Она только и делает, что смеется над тобой, а тебе её жалко?!

Вовка поднял голову — и растерянно захлопал глазами.

Только что тут был мальчишка, а сейчас перед ним стояла девчонка: с такими же такими же светло-голубыми глазами, в таком же белом полушубке и белёсых штанах, только из-под белой ушанки виднелись белобрысые косички. Небось сестра того мальчишки. Небось они близнецы, очень уж похожи.

«А у Зорьки косы подлинней и погуще, — почему-то подумал Вовка. — И щеки румяные, как яблоки!» Немедленно он рассердился на себя за эти мысли и огрызнулся:

— С чего ты взяла, что мне её жалко? Кстати, а мальчишка куда подевался?

— Он где-то здесь, не переживай, — небрежно бросила девчонка.

Вовка огляделся. Он не переживал, но никого, кроме них двоих, на обрыве не было.

— Так ты будешь говорить слово стужи и льда? — нетерпеливо спросила девчонка. — Давай быстрей, а то мороз крепчает.

Вовка насупился. Именно с этих слов и началась его очередная ссора с Зорькой. Вообще-то его всё в ней раздражало, начиная с этого имени дурацкого. Всех девчонок нормально зовут, Светками там или Наташками, а она, видите ли, Зорька! Стоило им оказаться рядом на горке, на катке, на лыжне или просто на улице, Вовка мигом начинал спорить и задираться. Он приехал в Бабкидедкино на каникулы только позавчера, а сколько раз они успели с Зорькой поссориться, и сосчитать невозможно! Вот и несколько минут назад, когда она позвала Вовку ещё разок скатиться по склону оврага, он строптиво буркнул:

— Да неохота. Мороз крепчает. Знал бы, что так будет, вообще гулять бы не пошел.

— Но мороз и должен крепчать, — ответила Зорька, снисходительно усмехнувшись. — Потому что гусь стоял на одной ноге.

И она умчалась в овраг, вздымая снежные вихри.

Эта чушь про гуся — одна из тех старинных примет, которыми Зорька так и сыпала, надо или не надо.

Гусь стоит на одной ноге или прячет голову под крыло — к морозу. Ворона каркает, повернувшись на север, — к нему же. Если морозные узоры на стекле выше поднимают ветки, а свинья с визгом зарывается в солому — аналогично… Ну и всё такое прочее, что Вовка называл ерундятиной. Нет, ну в самом деле, зачем современному человеку какие-то там древние приметы?! По телевизору погоду несколько раз в день предсказывают, на экране смартфона есть специальная иконка: ткнешь в неё — и пожалуйста, прогноз на день, на неделю, на две недели, а то и на месяц. Конечно, этот прогноз иногда сбывается с точностью до наоборот, ну и что? Всё равно ноу-хау не дадут пропасть! И, главное, смартфон у тебя всегда в кармане или в портфеле, а поди-ка найди в городе гуся, чтобы на одной ноге стоял, или свинью в соломе! А морозные узоры на стекле?! Сейчас в городе во всех квартирах стеклопакеты стоят, на них никаких морозных узоров не бывает!

Правда, в деревне Бабкидедкино эти узоры вовсю покрывали обычные стеклянные, в деревянных рамах, окна изб, гуси и свиньи по всем дворам хрюкали и гоготали, в смысле, гоготали и хрюкали, а вот с ноу-хау имелись неразрешимые проблемы… Конечно, Вовка очень любил своих деда Фрола и бабулю Катюшу, но он любил бы их ещё сильнее со своим смартфоном — работающим! — в кармане. Однако смартфон пришлось оставить в городе, поддавшись жестокому давлению родителей. Любимый сын, видите ли, напрочь забросил учебу и знай сидит в Майнкрафте или в Рэймэне. Впрочем, даже если бы смартфон удалось взять с собой, толку с него всё равно не было бы. Как-то так располагалась деревня Бабкидедкино, что ни сотовая связь, ни интернет здесь не работали, даже телевизоры не показывали. Поэтому их ни у кого и не было. Зато здесь выписывали газеты и слушали радио. Звонить в случае чего можно было только по жуткому старообразному телефону, накручивая диск пальцем, пока его не смозолишь. Электричество вырабатывал местный движок-тарахтелка. Одевались как в каменном веке. Ну не в шкуры, конечно, однако полушубок, который дали Вовке (в любимой курточке тут было не выжить, так же, как и в кроссовках, даром что они назывались зимними!), носил в детстве его отец, а может быть, и дед.

Приезжали сюда чтобы, так сказать, отдохнуть от цивилизации. В основном, конечно, взрослые (мягко говоря) приезжали, поэтому деревня и называлась Бабкидедкино. Иногда к ним ссылали внуков — на принудительный отдых от гаджетов. Как сослали Вовку. Облачали их в ватные штаны, в старые, но тёплые, как печка, полушубки, напяливали ушанки, шеи обматывали самовязанными шарфами, давали лыжи, у которых не было креплений, а только толстые ремни — чтобы продевать в них валенки… Никогда Вовка так не мечтал, чтобы каникулы поскорей кончились, чтобы кончилось заточение в этом замшелом быту, где погоду приходится определять по гусиным ногам или лапам! А Зорьке здесь очень нравится. Она сюда сама приехала. По своей воле! И на каждые каникулы приезжает! Старинную, видите ли, мудрость изучает!

Только подумав о Зорьке и её дурацких приметах, Вовка ещё больше разозлился и рявкнул:

— Ладно, давай уже говорить слово, как его, стужи и льда!

— Повторяй за мной! — велела белобрысая девчонка и принялась чётко и громко декламировать:

— Поползуха-веялица, со Свистун-горы прилети,

Зорькин след замети,

след пропадет — никто Зорьку не найдет.

Ветер-северик, со Свистун-горы прилети, стужу наведи,

стужу-морозы да зимние грозы!

Зимний ливень ледяной, со Свистун-горы пролейся,

Зорьку оледени,

чтоб не отогреть её ни при солнце, ни при луне,

ни при звёздах, ни в кромешной тьме!

Слово мое льдом навек скреплено,

стужей навек запечатано!

— Ничего себе — слово! Тут целая куча слов! — хмыкнул Вовка. — А что теперь будет? В самом деле эта чепуха на Зорьку подействует?

Ему никто не ответил. Белобрысой девчонки рядом не оказалось. Братец её, который был «где-то здесь», так и не вернулся. Вовка один стоял на обрыве и растерянно озирался.

Конечно, в Бабкидедкине всё немножко сдвинутые, но эти двое вообще чемпионы. Наворотили какой-то ерундятины — и привет!

На ёлке вдруг оглушительно расчирикались воробьи: всполошились, дружно спорхнули с вершин на нижние ветки. Ёлка внезапно заиндевела, да и стоявшие неподалёку берёзы тоже. Ветер усиливался, срывал с деревьев хлопья инея и уносил в овраг. Казалось, его заполняет красивый серебристый туман.

Впрочем, долго любоваться туманом Вовка не смог: кое-как повернулся, путаясь в лыжах, и помчался домой.

Вот это морозяка ударил! Вот это холодина настала!

* * *

— Бабуль, а как зовут этих, ну, брата и сестру? Они вроде как близнецы. Такие белобрысые, голубоглазые, очень бледные.

— У нас в деревне никаких близнецов нет, — ответила бабушка, ловко доставая ухватом из печи горшок с пшенной кашей. Вовка такую кашу обожал. Много молока, много масла… вкуснотища! — Ни белобрысых, ни черноволосых. Может, конечно, к кому-то приехали, а я просто не знаю? Ты их где видел?

— Да у оврага, где ёлка стоит, — неопределённо махнул рукой Вовка.

Дверь открылась, в избу вошёл дед. Вслед за ним прошмыгнули серая кошка Прытка и рыжий вислоухий пес Лихач. Дед сразу захлопнул дверь: так понесло стужей, будто дверь открывалась прямо на улицу, а не в тёплые сени.

Прытка прямиком шмыгнула в подпечек^[1] и притихла там, а Лихач свернулся около горячего печного бока и упрятал нос в лапы.

Вовка удивился. Раньше кошка и пес сразу бросались к нему, чтобы погладил и за уши потаскал. А теперь только покосились этак… как на врага, честное слово! Что за странности?

— Кошка в печурку — стужа на двор, — сказала бабуля.

Вовка мученически закатил глаза и вздохнул:

— Забыла сказать, что собака свернулась в калач — тоже к стуже.

Дед с бабулей переглянулись и рассмеялись:

— Ишь ты, запомнил! Молодец!

«Только вернусь домой, сразу всё из головы выкину!» — мстительно подумал Вовка.

— Слушай, внучище, ты, пока гулял, Зорьку не встречал? — спросил дед, вешая полушубок и нога за ногу стаскивая валенки.

— Не-а, — буркнул Вовка и пошел к рукомойнику, чтобы дед с бабулей не заметили, как он покраснел. — А что с ней такое?

— Запропала куда-то девчонка. Настасья, бабушка её, беспокоится.

— Да Зорька небось на лыжах катается.

— На дворе морозище несказанный да и стемнело уже, какие лыжи? — удивился дед, надевая обрезанные по щиколотку старые валенки — чуни. У Вовки тоже такие были. Пол-то зимой ого какой холодный! — И в гости ей пойти не к кому: детей, кроме тебя, в деревне нет.

— А может, Зорька к близнецам в гости пошла? — спросила бабуля. — Не знаешь, к кому они приехали?

— Что за близнецы?

Вовка снова рассказал про белобрысые волосы, голубые глаза и бледные лица. Дед нахмурился:

— Это не после того, как ты их повстречал, похолодало так люто?

— Ну да, а что?

— А то, — вздохнул дед. — Уж не Карачунишку ли ты повстречал?

Вовка чуть не подавился кашей:

— Кого?!

— Карачунишка — это внук Карачуна, — пояснил дед. — Сейчас всех подряд зимних богов называют дедом Морозом, а среди них есть добрые и злые. Карачун — самый из них свирепый. А внука его зовут Карачунишкой.

— Да их двое было, я ж говорю! — воскликнул Вовка. — Брат и сестра.

— Этот Карачунишка — незнамо кто, мальчишка или девчонка, — вздохнул дед. — То в одном образе мелькнёт, то в другом. Беда человеку, которого Карачунишка невзлюбит. Заморозить до смерти может!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Подпечек — пространство под русской печью. Летом там обычно хранят домашнюю утварь (ухваты, кочерги и т. п.). В зимние холода туда норовят забиться домашние животные.