90 дней в плену

Елена Блоха

БЛОХА Елена Владимировна – донецкий журналист. В 2014 году работала главным редактором донецкого городского издания «Муниципальная газета». В августе 2014 года была арестована сотрудниками Службы безопасности украины за журналистскую деятельность. Находясь в плену СБУ, Елена решила вести дневник, ежедневно записывая все происходящее с ней. После освобождения из плена, где Елена Блоха провела ровно три месяца, она оформила свой дневник в книгу «90 дней в плену».

«Санаторий» Сбу

Мне ничего не снилось в ту ночь. А если и снилось, то я ничего не запомнила. Разбудил меня громкий рявк в открытое окошечко кормушки в двери камеры: «Подъем!» Умыться как следует, пусть даже под холодной водой (другая просто не была предусмотрена) не удалось: у меня не было ни

мыла, ни зубной пасты с щеткой.

Хорошо еще, что я успела прихватить из личных вещей при задержании расческу и крем для лица. Да и то по правилам содержания эти вещи должны находиться «на тумбочке», а «тумбочка» — в коридоре вне камеры. То есть, если тебе нужна расческа, попроси у конвойного, тебе ее дадут, расчешешься, а потом опять заберут «на тумбочку».

И еще немного о распорядке дня заключенного:

6.00 — 6.15 подъем; 6.15 — 8.00 туалет, уборка камеры; 8.00 — 8.45 завтрак (на самом деле ближе к 10); 9.00 — 13.00 прогулка, работа со следователем, адвокатом; 13.00 — 14.00 обед; 14.00 — 16.00 прием врача, работа со следователем, адвокатом; 17.30 — 18.30 ужин; 22.00 отбой.

Теперь расскажу поподробней о камере и условиях содержания. После подъема, в камере подключали электроэнергию к розетке питания, и можно было включить нагреватель или телевизор, если они есть. При утреннем обходе (кроме выходных дней) дежурному офицеру необходимо было назвать свою фамилию, имя, отчество и статью, по которой подозреваешься в совершении преступления. После этого офицер может поинтересоваться (а может и нет) есть ли какие-либо пожелания или замечания.

Сама камера была рассчитана на двоих — две кровати-лыжи по разным углам, посередине стол, привинченный к полу. Справа от железной двери стояли две деревянные тумбочки а-ля совок и две табуретки этой же эпохи. Пластиковое окно с матовым белым стеклом и наружной решеткой было расположено высоко, почти под потолком и выходила во двор изолятора. Открыть его самостоятельно было невозможно, так как съемная ручка находилась у дежурного и он сам решал, когда надо проветрить помещение.

Туалет расположен с левой стороны от двери — железная параша, слив в которой заключенный сам не мог включить. Для этого надо позвать конвойного и попросить, чтобы он включил кран подачи воды в туалете, выведенный в коридор, раз вам приспичило.

Зачем нужно было выводить подачу воды из камеры, для меня загадка. Если бы заключенный захотел утопиться в унитазе, то он, наверно, мог бы и в раковине, где идет вода постоянно, это сделать.

Кстати, позвать конвойного тоже не просто, для этого надо нажать на выключатель на стене, после чего в коридоре над вашей камерой загорается красная лампочка — как сигнал вызова, и к вашей браме (железная дверь)

подходит конвой, открывает окошко кормушки, которое находится, скажем так, на уровне талии и спрашивает, что надо. То есть, разговаривать приходится не с самим конвойным, а с его задницей.

Дежурный может не сразу увидеть, что горит лампочка, поэтому приходится ждать, когда он подойдет, порой до 40 минут. Поэтому надо или терпеть или не ждать, когда включат воду и справлять свои естественные нужды по сухому. А другой раз, терпеть невмоготу и ты только расположишься над парашей в позе орла, как вдруг открывается кормушка и задница надзирателя вопрошает, «шо треба?».

Конечно, не только для того, чтобы включить воду приходится звать надзирателей. Особенно в первые дни, когда абсолютно не знаком с местным

режимом, то обращаешься к ним по каждой ерунде. Ведь рассказывать мне подробно о правилах содержания никто не собирался, поэтому и приходилось без конца включать красную лампочку вызова.

Кстати, об освещении. Под потолком были привинчены аж три казенных плафона в железной решетке. Днем, когда было совсем светло, их выключали, зато на ночь всегда оставляли одну лампу гореть, чтобы было видно, что происходит в камере. Так что спать приходилось при свете.

А для того, чтобы надзирателям еще удобней было наблюдать за тем, что происходит в камере, в ее левом углу прямо над парашей, была установлена видео-камера. «Картинка» с нее была выведена прямо на небольшой монитор, размещенный возле двери камеры. Но, я так понимаю, что существовал еще и вывод изображения на какой-то центральный

пункт.

Помимо этого, в самой «браме» были прорезаны еще два глазка — примерно на уровне головы и груди человека среднего роста, в которые регулярно, раз в час заглядывали надзиратели. Даже ночью они проверяли, что делает заключенный. И если ты не спишь, как написано в распорядке, то дежурный делал замечание и заставлял спать.

Теперь о прогулке. «Гулять» в СБУшном ЗИЗО выводят о одному в такой же небольшой дворик, как камера, посередине которого привинчена небольшая лавочка. Над двориком вместо крыши натянута сначала толстая железная решетка, потом сетка-рабица, а еще выше — прозрачный пластик,

который в жару нагревает бокс до 40—45°С.

Всего в прогулочном отсеке четыре дворика, поэтому одновременно могли гулять только четыре заключенных. Интересно, что при этом радио, установленное прогулочном коридоре конвоя, включают так громко, чтобы невозможно было ничего крикнуть соседу по дворику, и соответственно услышать что-то от него. А если вдруг заключенные решили покричать

Друг другу, то их неминуемо ждало наказание — лишение свидания, передачи или даже карцер.

Кстати пункт «работа со следователем» в расписании дня заключенного как бы предусматривает, что эта работа может проводиться или до или после обеда. На самом деле, если вызывают к следователю, то эта работа будет длиться до, вместо и после обеда. И никого не волнует, что заключенный

будет сидеть целый день без воды и еды.

Несколько слов о «санаторном» питании. Утром — ячневая каша без масла, маленькая котлета, кусок черного хлеба и чай. Обед — суп из оставшейся утром каши, в который добавили немного картошки и тертой морковки, бывает, еще капусту положат; на второе — перловая каша и котлетка, а

также компот. Ужин — отличается от завтрака тем, что вместо типа мясной котлеты может быть рыбная или даже (!) кусочек рыбы.

Но самая большая проблема лично для меня — это отсутствие обыкновенной питьевой воды. Родственникам нельзя передавать бутилированную воду, даже упакованную (а вдруг они туда что-то подмешают). Вот другие продукты можно, а обычную питьевую воду нельзя. Как быть? Можно родственникам передать деньги в бухгалтерию следственного изолятора, их

потом положат на ваш счет, и когда будет закупка (а она бывает два раза в месяц), то вам за ваши деньги купят то, что вы впишете в список. Еще один

вариант — родственники могут передать вам кипятильник (я об этом узнала только через четыре дня) и у вас будет возможность кипятить воду из-под

крана.

На самом деле, глядя на эти так называемые меры предосторожности (чтобы, не дай Бог, с заключенными что-либо не случилось), приходишь к выводу, что все они направлены только на то, чтобы поизощренней поиздеваться над людьми. Вроде бы все действуют по закону. Но я, например, из-за того, что закупка была только 10 августа, свиданий с родными тоже долго не было, больше недели была без обычной питьевой воды. И это при том, что

средняя температура воздуха на тот момент в Киеве была около 35°С. Давайте ка вспомним, сколько в среднем жидкости должен выпивать человек в таких условиях? В результате мне три раза вызывали врача, которые (это разные люди) констатировали у меня высокое давление, температуру 37° и слабость. Ну, с моей гипертонией и не мудрено!