Чёрный, как тайна, синий, как смерть

Елена Бриолле, 2022

Франция 1910-х годов… В мире искусства происходят громкие загадочные преступления. Распутывать их доверяют лучшему сыщику Парижа – отважному месье Ленуару. Он пишет картины и подкручивает усы. А еще он блестящий сыщик – Габриэль Ленуар. В мае 1912 года ему поручают расследовать обстоятельства смерти дочери германского посла. Отношения между Францией и Германией накаляются до предела. Только в силах месье Ленуара сохранить хрупкий мир в Европе. Он приступает к делу и… в погибшей узнает натурщицу, которая совсем недавно позировала ему. Неслыханная забава для дочери посла! Что еще скрывает смерть девушки?

Глава 11

Вперед, Дасти!

Когда Габриэлю не хотелось терять время на долгие представления, он просто говорил, что он из полиции. Большинству людей этого оказывалось достаточно, чтобы перевести его из категории «незнакомец» в категорию «лучше вообще не знакомиться». При этом короткий ответ провоцировал моментальную реакцию, которую Габриэль ждал с любопытством энтомолога, подкарауливающего очередную бабочку для своей коллекции. На этот раз он тоже отметил, что после его слов спутник Барди опустил глаза и машинально скрестил на груди руки. Казалось, он уже жалел, что не остался за дверью. Сам же итальянец быстро отошёл к окну, словно ему вдруг стало тесно в просторной мастерской, и, не оборачиваясь, спросил у Ленуара:

— Вы занимаетесь расследованием убийства… Софии фон Шён?

— А почему вы думаете, что это было убийство?

Барди резко обернулся и посмотрел на часы в руках Габриэля.

— София была не из тех, кто накладывает на себя руки.

— Вы тоже член Клуба кобальта?

— Энрико его основатель и идейный вдохновитель, — ответил спутник Барди.

— А вы, мсье…? — спросил Ленуар.

— Хоппер. Джозеф Хоппер. Я так, рядовой графист. Ценитель прекрасного.

— Джо приплыл в нашу полудохлую Европу из Америки изучать искусство. Хорошо, что познакомился со мной и быстро понял, что искусство давно сыграло в ящик! — вмешался Барди.

— У меня просто закончились деньги, Энрико, — развёл руками Хоппер. — Не все же родились с серебряной ложкой во рту…

— Кажется, вы уже видели эти часы… — Ленуар предъявил свой буживальский улов господам-художникам. — Она всегда их носила с собой?

— Дорогие часики, да? — оскалился Хоппер. — Я их на ней пару раз видел… Правда, без гравировки… Гм… Неплохой аксессуар для простой натурщицы. Я всегда подозревал, что наша мадемуазель была не лыком шита.

— Она была принцессой… Вернее, баронессой! — воскликнул Барди при виде короны на часах. — Как я её любил!.. София, звезда моего сердца…

— Ну да, София — звезда твоего сердца, Анаис — свет твоей души, Клеманс — приют, озарённый надеждой… — процедил сквозь зубы Хоппер, не разжимая рук.

Барди прыснул со смеху:

— Я не виноват, что они все так прекрасны! Любовь — такое сильное чувство, Джо, его нужно вкладывать, как деньги, в разные банки, тогда она вернётся к тебе с процентами! Вот ты никого не любишь, поэтому в свои тридцать четыре и лысеешь! Ладно, поехали!

— Господа, у меня ещё остались к вам вопросы, — вмешался Ленуар. — Вы куда-то торопитесь?

Тем временем Энрико Барди закончил вытирать со лба кровь и, вытаскивая из стола небольшую брошюрку в синей обложке, помахал ею перед сыщиком:

— Да, мы торопимся жить, господин полицейский! Мы торопимся чувствовать кипящую в жилах кровь! Мы…

— Мы едем на скачки… На Лоншане через час уже всё начинается, — подвёл итог Хоппер.

Ленуар выдержал выразительную паузу, надел перчатки и развел руками:

— Тогда чего же мы ждём, господа?

Если раньше у сыщика ещё были сомнения в том, что за час они до ипподрома не доедут, то при виде блестящего чёрного автомобиля Барди эти сомнения быстро рассеялись. Художники надвинули на лоб свои шляпы, а итальянец нацепил ещё и толстые очки с резиновыми застёжками на затылке. Ленуар любил скорость, но невольно подумал, что Барди перед ней преклоняется. Наверняка этот кудрявый максималист очень нравится девушкам. Внутри даже зашевелился червячок ревности, которому сыщик приказал есть своё яблочко и не высовываться, когда не просят.

— Зачем вам понадобилось организовывать Клуб кобальта? Разве нельзя было просто так собираться и писать картины? — обратился он к Барди.

— Просто так в жизни вообще ничего делать нельзя! Искусство для искусства, спокойствие и созерцательность — это прошлый век! Для того чтобы создать что-то новое, нужно сначала организоваться и разрушить что-то старое! — Барди тоже натянул перчатки и бросил на заднее сиденье свою трость. Она приземлилась рядом с Ленуаром. — Двадцатый век — это не время скромных индивидуалистов, это время громких масс! И только так, действуя сообща и в одной упряжке, мы сможем вывести то, что называется сегодня искусством, на новый уровень реальности!

Закончив свою тираду, он бросил Ленуару ту самую брошюрку, которой потрясал наверху.

— София была душой этой мастерской. Без неё я больше не хочу сюда возвращаться. Сдам кому-нибудь помещение и подыщу новое. Зашёл сегодня за текстом манифеста Клуба. Вот, почитайте, пока едем!

Барди запустил машину, Хоппер как-то суетливо перекрестился, и автомобиль основателя Клуба кобальта покатился по парижским улицам. Габриэль открыл книжечку и начал читать.

Кобальт — цвет Франции. Мы здесь живём, дышим и творим! Наши картины — это выстрел в будущее, это новая веха в истории страны, которой суждено стать колыбелью Ренессанса XX века.

Автомобиль выскочил на бульвар Вожирар и, подпрыгивая по булыжной мостовой, помчался в сторону бульвара Гарибальди. Ветер дул в лицо, лошади шарахались от грохочущего мотора железного монстра, прохожие замирали на тротуарах, в страхе пропуская его вперёд. С такими водителями — ничего удивительного, что в XX веке так вырос риск умереть под колесами!

Кобальт — цвет униформ, а мы — это война! Война очищает от слабости и заблуждений. Война зажигает в нас жизнь, и мы светим, как факелы в темноте, мы светим и сжигаем сетчатку человеческих глаз ярким синим пламенем! Только агрессия даёт человеку энергию не сдохнуть и вольно дышать.

Машина рвалась вперед. Казалось, итальянец составлял с ней одно целое. Он вытянул шею и глядел только перед собой. Хоппер усиленно делал вид, что рассматривает пуговицы на своём полупальто, и судорожно пытался «вольно дышать». Ленуар подумал, что если машина сейчас врежется в какой-нибудь трамвай, то, пожалуй, он вылетит из неё первым.

Кобальт — цвет королей, и наша голубая кровь — это готовность разорвать мертвечину искусства на куски и бросить их на съедение светским болонкам. Искусства нет. Искусству — нет! А жизни — да!

Тем временем они уже подъезжали к мосту Йена у Эйфелевой башни. В очередной раз подпрыгивая на мостовой, сыщик посочувствовал лошадям и их укротителям, чьи статуи украшали мост. Вот они, главные жертвы прогресса! Скоро лошадей заменят машины, а животных можно будет увидеть только на скачках. Мысль о том, что скачки тоже когда-нибудь могут отменить, в голову не пришла ни одному из троих пассажиров.

Кобальт — цвет неба и моря. Они были у истоков Земли, так пусть же синий снова станет символом воли, владения, проникновения, наполнения, радости, оптимизма, энергии и силой, порождающей новые миры.

Да, новые миры — это замечательно… Особенно если при этом не будут погибать дочери дипломатов иностранных держав и удастся сохранить хотя бы тот мир, в котором они жили сейчас…

Кобальт — цвет духа и живой пульсации в мире машин, экранов и витрин. Мы гордо встаём и запускаем синюю волну времени, сметающую и поглощающую все условности и нормы. Мы сами — стандарт скорости и вибрации синей ночи и голубого дня. Наши тела в прошлом, но наши сердца бьются в будущем и бросают вызов звёздам!

Подписи членов клуба:

1. Энрико Барди, основатель;

2. Винсент Пьерель;

3. Джозеф Хоппер;

4. Рубен Альварес Саламанка;

5. Александр Мансуров;

6. Маркус Краузе, казначей;

7. Хиро Аоки.

Автомобиль продолжал мчаться в сторону Булонского леса. Теперь у сыщика был полный список членов клуба. Судя по тексту манифеста, девушку, наверное, привлекал этот революционный дух молодости… А ещё Барди со своими кудрями и большой и быстрой машиной… Хм, осталось теперь только разобраться, кто есть кто в этом синем зверинце… Пока самым подозрительным казался Пьерель. Он очень странно отреагировал на вид часов. К тому же от любви до ненависти — один шаг. Может, приревновал девушку к тому же Барди? Да и в Шату раньше её возил кататься на лодке…

Итальянец с его футуристическими замашками тоже мог убить девушку. Возможно, она в него влюбилась, а его любовь оказалась невзаимной или, вернее, раздробленной… В семнадцать лет ни одной девушке не хочется делить своего возлюбленного с другой. А молодых людей, наоборот, тянет «бросать вызов звёздам»…

Хоппер же вообще пока казался мутным типом.

Наконец они подъехали к входу на ипподром. Барди легко заплатил 18 франков за место под солнцем для своего автомобиля. Все пассажиры засунули оторванные билеты за ленты своих шляп и вышли на газон.

В воскресный день ипподром Лоншан наводнялся толпами людей. Высший свет и простые жители города, нелегальные букмекеры и узаконенные представители общества Pari Mutuel, заведующего всеми букмекерскими конторами, любопытствующие и карманники, проститутки и дамы благородных кровей — все собирались здесь… Нет, не ради того, чтобы полюбоваться лошадями, а ради азарта игры.

Десятилетний паренёк продавал программы. Рядом предприимчивые торговцы кричали: «Кому карандаш? Бинокли! Аренда биноклей!» Дети бегали вокруг мамаш, а отцы подходили покупать последние выпуски газет Le Jockey и Auteuil-Longchamps. Со всех сторон раздавались призывы: «Делайте ставки! Гарантия победы за два франка!

— Джо, ставлю на Могадора на двенадцать против одного по луидору. Принимаешь? — предложил Барди.

Хоппер покачал головой. Для него это была слишком большая ставка. Один луидор равнялся двадцати франкам, а про двенадцать и говорить нечего.

— Господин полицейский, вы в доле?

— Я в доле! — ответил сыщик. Для Ленуара это тоже были слишком высокие ставки. На двадцать франков можно купить английские штиблеты от Bryan & Son с кнопками… Но азарт брал своё. Раз уж они на ипподроме, почему бы не сыграть? Ленуар знал Могадора: на этой неделе конь уже сбивался с ритма и точно не сможет победить.

Хоппер с удивлением посмотрел на Ленуара, но промолчал.

Тем временем жокеи прошли взвешивание, вывели на газон лошадей, сделали почётный круг и встали на исходную позицию перед забегом. Раздался выстрел — и кони понеслись. Толпа взревела. Все взгляды следили за беговой дорожкой. Самые смелые дамы вскочили на стулья, прижимая к глазам лорнеты. Мужчины орали, подпрыгивали и ругались. Весь Лоншан превратился в единый крик нетерпения.

— И победу одерживает Семендрия, обошедшая Могадора на полголовы… Третьим пришёл Наполеон! Делайте ставки, господа! Делайте ваши ставки!

Барди протянул Ленуару двадцать франков и узнал наконец, что удачливого полицейского зовут Габриэлем.

— «Курица», «курица» по пять франков! Кто участвует? — проходящая мимо женщина в зелёном платье держала перед собой шляпу и торопила делать новые ставки. В следующем забеге участвовало семь лошадей — нужно было семь участников. Каждый бросал в шляпу по пять франков и вытягивал бумажку с номером. Часть выигрыша доставалась женщине в зелёном, а остальные деньги — тому, у кого оказывался номер победившей лошадки.

По-хорошему, Ленуар должен был бы арестовать шляпницу, но сегодня он чувствовал себя больше игроком, чем полицейским. Как говорится, можно запретить играть, но саму игру запретить нельзя.

Вся троица скинулась по пять франков и стала ждать результатов второго забега. На этот раз «курица» досталась незнакомцу в полосатом галстуке… Что ж, скачки только начинались…

На последний, двенадцатый забег, вывели лучших лошадей. Публика была так разгорячена, что решили ставить весь сегодняшний выигрыш на фаворита последнего месяца.

— Габриэль, ты тоже на Дасти? — спросил уже перешедший с сыщиком на «ты» Барди.

— А на кого же ещё?

Жокеи приподнялись на лошадях, выстрел, и ипподром снова взревел.

— Вперёд, Дасти! — орали Барди и Хоппер.

— Давай, Дасти! — вторил им Габриэль. В этот момент не существовало ничего важнее победы.

Кони быстро пронеслись мимо, ещё пара секунд — и… Но на этот раз первым пришёл Гладиатор…

— Вот чёрт! — схватился за голову Барди.

— М-да… Сегодня не наш день… — процедил сквозь зубы Хоппер и со злостью добавил: — Придётся снова рисовать барышень!

Габриэль только покачал головой. Теперь у него не было денег даже на обратную дорогу в Париж.