Разбитая гитара. Книга 3. Разлука

Елена Владимировна Мейсак, 2017

Единственный сын Амиры при загадочных обстоятельствах исчезает с собственной коронации. Пытаясь защитить сына, Амира совершает роковую ошибку, которая повлекла за собой жертвы. Она оказывается в тюрьме по обвинению в двойном убийстве. Теперь она одинока, раздавлена и никому не нужна. Как вырваться из западни и найти того, кто ее подставил? Шокирующая развязка неожиданна. На пути Амиру ждут удивительные встречи и любовь, о которой мечтают многие. Но она поставила на кон свою жизнь, и если не докопаться до правды, то сделка будет проиграна, ее вычислят и ликвидируют, а с ней и всех остальных. Содержит нецензурную брань.

5

Патонг, Юго-Восточная Азия.

Центральная площадь одноименной столицы гудела, словно улей, оповещая о начале туристического сезона. Люди с восхищением осматривали старинные буддистские храмы, исторические здания и другие достопримечательности, достойные внимания искушенных путников².

Посередине площади, так же, как и около двадцати лет назад, стояла женщина. Ее белые волосы непослушными завитушками развевались по ветру.

Она не знала, куда ей податься. Конечно же, ей и в голову не пришло бы сдаться Пратхангу. Это был всего-навсего блеф, сотканный из грубой мешковины и прошитый суровыми белыми нитками. Блеф, на который она надеялась, и который предал ее, как и все остальные.

Она тихо качалась на волнах своих размышлений, одна грустнее другой, как вдруг сзади к ней подошли двое мужчин. Один, уперев дуло автомата ей в поясницу, негромко сказал:

— Пройдемте с нами, госпожа де Оливера. И пожалуйста, без глупостей.

Амира провела в полицейском участке уже без малого трое суток. Прав был Сиддхартх, долго ждать они себя не заставили. Военная машина Патонга обладает огромной мощью, когда играет на твоей стороне. И ровно такой же разрушительной силой, когда ты становишься ее врагом.

Через неделю здание окружного военного суда в столице было оцеплено целым взводом до зубов вооруженных людей. Огромная толпа зевак собралась на футбольном поле неподалеку, ожидая развязки.

И вот развязка в виде наглухо затонированного черного «Мерседеса» появилась на горизонте.

— Вы уверены, что не хотите пройти через служебный вход? — спросил ее адвокат. — Судя по всему, люди настроены весьма враждебно. Неизвестно, чем все может закончиться.

— Мне нечего скрывать и не от кого скрываться. Я не собираюсь прятать лицо, словно бы и вправду совершила преступление. В этой истории еще очень много слепых зон, которые мне предстоит открыть. И начнем мы прямо сегодня!

— Что же, воля ваша. Но не говорите, что я вас не предупреждал, ваше высочество.

Она улыбнулась. И все же мир не без добрых людей. В тот момент, когда она под конвоем ехала в здание суда, она, похоже, вновь стала высочеством. По крайней мере, для некоторых.

Автомобиль остановился, вызвав замирание гула в толпе. Дверь черного «Мерседеса» медленно открылась, и из него вышла женщина, облаченная в черный костюм. На ее лице красовались черные солнцезащитные очки.

Казалось, что она просто приехала на морскую прогулку. Но раньше, чем она успела поверить в это, свежий южный бриз превратился в колючий песчаный ветер пустыни, а тропинка к морю — в изрытую ямами тропу на Голгофу. По команде ее повели в здание суда, словно бы медведя на арену цирка.

Она была благодарна за то, что вели ее не в кандалах и наручниках, как беглого каторжника с каменоломни, но, украдкой бросив взгляд на крыши соседних зданий, она поняла, какова была цена такой лояльности.

Она была слишком высока, чтобы хотя бы одна извилина ее мозга могла подговорить другую на побег.

Проходя мимо толпы, окруженная вооруженными до зубов людьми, она буквально кожей почувствовала, что напряжение достигло взрывоопасного предела.

Фотовспышки камер мелькали, словно зеркальный дождь, микрофоны телевизионщиков пытались прорваться из-за кордона и влезть в ее личное пространство, минуя конвой. Казалось бы, еще минута, и толпа прорвет заграждение и затопчет ее, как орды туристов на экскурсии топчут одиноко завалявшийся окурок на площади Патонг.

— Убийца! — кричали ей из толпы, — Покажи нам свое лицо, убийца собственного сына! Как ты себя чувствуешь? Хорошо ли тебе спится по ночам? Что чувствует мать, убившая своего сына? Мы требуем смертной казни! — ревела толпа.

Амира понимала, что сейчас самое главное — убедить себя, что всех этих воплей она не слышит. Мало кто из этой убогой толпы понимал, что на самом деле чувствуешь, когда погибает твой сын. Но еще меньше людей отдавали себе отчет в том, каково это, когда ты действительно винишь себя в его смерти. Хотя и знаешь, что все сделала правильно, и что другого выхода не было. Все равно ты не можешь толком спать по ночам.

У тебя ломит кости от давних переломов, но переломы твоей души не заживут никогда. Ты все время спрашиваешь себя, что бы было, если тогда, в Кастании, ты бы поехала в аэропорт чуть быстрее, или самолет бы летел чуть быстрее, или код к спутнику ты бы разгадала не как тупая корова с третьей попытки, а чуть быстрее, если бы ты не как поваленная лошадь упала в обморок, забыв плату в компьютере, а сделала все, как положено…в этом случае остался бы Эстебан в живых?

Ее мучили вопросы, на которые не было ответов. И никогда, судя по всему, уже не будет. Этим людям, дерущим глотку на футбольном поле перед зданием суда, ничего этого не понять. Но самое главное сейчас для нее — не выйти из себя, сохранить самообладание, не показать, как ей больно.

Она сцепила зубы и закусила щеку изнутри. Держись! Ну, держись же! По лицу предательски потекли слезы.

«Тряпка! Господи, ну какая же ты тряпка, Амира!» — мысленно говорила она себе.

В этот момент из толпы в нее полетел помидор. За ним еще один. Люди, казалось бы, совсем обезумели. В мгновение ока в нее полетел дождь из помидоров, но не успели военные как-то отреагировать, помидоры превратились в камни, вот прямо как ее жизнь, в которой постель из роз словно по воле злого рока стала полигоном из отходов битого стекла.

— Внимание! Напор! — услышала Амира где-то рядом.

Она заметила, что по руке течет кровь. Кажется, камень попал ей в плечо. Или это был помидор?

В этот момент военный кордон, охранявший коридор, по которому вели ее, главную преступницу XXI века, наставил на толпу водометы. Щелк! Водометы включились, обращая метателей камней и помидоров в охваченную паникой горстку тараканов. Далее события стали развиваться со скоростью звука. Конвой просто схватил ее в охапку и словно мешок с мукой втащил в здание суда.

— Именем короля призываю всех встать! — голос Бхуми Бохара словно бы восстал из средневековья, — оглашается приговор подполковнику запаса, подсудимой Амире де Оливера.

По залу холодными мурашками пробежал шепоток.

— За нарушение статьи 1577, статьи 2011 части третей, статьи 1112, и статьи 3752 части второй Уголовного Кодекса королевства Патонг подполковник запаса Амира де Оливера приговаривается к казни посредством смертельной инъекции. Приговор вступает в силу в течение двух недель после вынесения и обжалованию не подлежит. До исполнения приговора осужденная де Оливера подлежит пребыванию в колонии строгого режима Бахкирутан.

***

Пока машина с вооруженными до зубов конвойными везла ее в Бахкирутан, Амира предавалась размышлениям. Что, если бы тогда, много лет назад, она ослушалась мать и вместо консерватории стала играть в рок-группе, как ей всегда того и хотелось?

Возможно, мрачные пророчества леди в шелковом костюме об истоптанных о земной шар башмаках и пьяных оргиях сбылись бы, она никогда не стала бы той, кем стала, и их всех оставили бы покое? Родители бы ее прокляли, лишили капитала, и лучшей мести и придумать сложно.

Тогда Анхель остался бы жив, просто потому, что не встретил бы ее, и его антрацитовые глаза манили бы своим намагниченным взглядом кого-то еще. У них родился бы сын, другой, уже не Эстебан, а возможно, и два. И ни один бы не погиб. Королевская чета ездила бы с официальными визитами и широким размахом писала мировую историю.

А так получилось, что историю написал всего один человек, и это был ее сумасшедший брат Камаль, всем известный как просто Люк. И в итоге она все равно топтала башмаками мир, с той лишь разницей, что шнурованными. Она все равно вышла замуж за гитариста, и даже от пьяных оргий Бог ее не защитил.

Она привыкла к логическому ходу вещей и считала, что в столь радикальной перемене судьбы мог быть смысл лишь в том случае, если ей была уготована участь произвести на свет короля. И она была ей уготована. Только вот короля больше нет, и все жертвы оказались напрасными.

Двадцать лет и куча человеческих жизней псу под хвост. А теперь под этот же самый хвост покатилась и ее жизнь.

Страшно ли ей было умирать? Скорее, нет. Ведь человеку, который уже умер однажды, не страшно уже ничего. Если веревочка, связывающая воздушный шарик с землей, обрывается, ему остается просто взлететь.

Жалела ли она, что фактически сама себя сдала в лапы своих палачей? Нисколько. Никому не было дано понять, что творилось в ее душе. И уж тем более никто не знал, что вдали от Патонга убийц сына все равно не найти. А так… если все, что говорят о внетелесной жизни, — правда, значит, они еще ей встретятся, и муж, и сын.

Пожалуй, здесь ее еще бы удержала маленькая Салима, но даже этот последний лучик надежды у нее отобрали. Что ей здесь делать? И чего бояться? Того, что десятки успешных спецопераций стоят дешевле одной неудачной?

Или того, что ценность человеческой жизни в Патонге — не выше ломаного гроша? Нет, ни о чем этом не стоило бы даже и думать. Жаль лишь того, что убийца ее сына будет загрязнять эфир своей отвратительной тушей, и ничего ему за это не будет.

И раз уж сейчас нужно о чем-то подумать, то тогда она подумает о том, почему в Уголовном Кодексе Патонга статей оказалось почти столько же, сколько и жителей этой прекрасной страны. Или, может быть, ей стоит подумать о том, почему на процессе, который, между прочим, был закрытым, и куда не удалось пробраться ни одной собаке из желтой прессы, присутствовал таинственный человек в черном балахоне?

Он стоял в темном углу, прислонившись к стене, почти сливаясь с ней, но глаз Амиры был все еще достаточно зорок и внимателен, чтобы увидеть его.

Черная тень всколыхнула в ней непонятные инстинкты. Был ли это тот же самый человек, который самозабвенно кружил ее в вальсе в Москве? Или это кто-то совсем другой? Как он пробрался в зал суда и, самое главное, зачем ему это было нужно? Был ли это убийца Эстебана, пришедший поглумиться над ее горем? Сложно было сказать. Не зная причины, по которой погиб ее сын, трудно было делать выводы о том, что нужно было этому странному типу.

Примечания

2

Цитата из 1 части трилогии.