Зеркала и галактики

Елена Ворон

Книги прекрасной писательницы Елены Ворон не нуждаются в каких-либо дополнительных рекомендациях и рекламе. Нашим читателям уже давно знакомы их захватывающие сюжеты, полные увлекательных приключений и ошеломительных тайн. Обо всём этом писательница рассказывает прекрасным литературным слогом, и её великолепный авторский стиль узнаваем практически с первых же строк. _Издательство Стрельбицкого радо сообщить, что произведения Елены Ворон достигли и нашей «Новой Библиотеки Фантастики». Искренне верим, что наши читатели по достоинству оценят её очередной том, посвящённый творчеству писательницы._

Пробуждение Зеркала

Часть 1. Дэсс

Глава 1

Когда вязкий туман в голове рассеялся, Дэсс Мат-Вэй сделал три открытия. Во-первых, он неизвестно где. Во-вторых, он совершенно голый. В-третьих, он покойник.

Впрочем, лучше все по порядку.

Очнувшись, Дэсс уставился в грязно-белый потолок с унылым рисунком потеков и трещин. Что за наваждение? В доме его отца, князя Росса Мат-Вэя, своды из черного камня, вырезанные лучшими мастерами СерИвов, и отливают синим, зеленым и фиолетовым. А в комнате Дэсса — еще и серебром, как его шерсть.

Куда его занесло? Младший княжеский сын хотел почесать правое ухо — это помогало думать. Однако пальцы ощутили голую кожу, и желание чесаться испарилось. Он недоуменно ощупал ухо — странное оно стало, сморщенное. И без шерсти! Озадаченный Дэсс провел ладонью по шее. Голым-голо. Приподняв голову, он оглядел себя. И в первое мгновение перепугался до одури, вообразив, что его великолепная шерсть побелела от лунной лихорадки. Значит, он в больнице… Но князь Мат-Вэй не мог сдать сына в человеческую больницу. СерИвы уходят из жизни в Смертном Доме СерИвов, и никак иначе.

Дэсс пригляделся. Обрадовался. Белое — вовсе не шерсть, а наброшенное сверху покрывало. У людей это зовется простыней. Дэсс откинул ее — и оторопело уставился на собственное безволосое тело. Зажмурился.

«Великий Ханимун! Не обойди своей милостью самого ничтожного из СерИвов, Дэсса из рода Мат-Вэев: дай каплю своей мудрости, позволь ему понять, что к чему».

Мысленно прочитав молитву, Дэсс с опаской посмотрел еще раз. Увы. Его серебряная, с переливами зеленого и алого, роскошная шерсть таинственным образом исчезла; остался лишь жалкий пучок внизу живота. К тому же это тело не было телом СерИва — оно было человеческим. Уж людей-то Дэсс навидался! Такие длинные мускулистые ноги, крепкие руки и жилистый живот могли быть только у человека. Он ощупал себя, чтобы окончательно убедиться. Гладкая загорелая кожа с редкими бесцветными волосками вызывала дрожь. Не удержавшись, Дэсс мяукнул, хотя княжичу из рода Мат-Вэев плакать не полагалось.

Приструнив себя, он сел и огляделся. Пожалуй, он все-таки в больнице. По крайней мере, сидит на больничной каталке. Дэсс видел такие на экранах видео. Каталка была дорогущая, с большим пультом в изголовье. Сейчас пульт был отключен, не светилось ни одно табло. Кроме каталки, в комнате без окон были составлены какие-то шкафы, коробки и приборы. Всем этим добром явно давно не пользовались.

Дэсс осторожно спустился. Пол оказался холодным, и босым ногам было неуютно. Да и голому, без шерсти, телу стало зябко. Дэсс удрученно оглядел себя снова. Все интимности на виду! За что?! Пусть даже правду говорят, что младший сын князя — самый бестолковый в семье, но разве Дэсс заслужил подобное наказание? Чтобы не замяукать, он свирепо закусил губу. К удивлению, зубы не прорезали кожу, и кровь не потекла, хотя было больно. Дэсс провел кончиком языка по зубам, изучая их. Тупые человеческие зубы не похожи на острые резцы СерИвов. Как люди ухитряются есть?

Он завернулся в простыню. Менее ловко, чем заворачивался в шелка княжеских одеяний — непривычные к такому делу человеческие пальцы слушались неважно — однако простыня держалась крепко. Дэсс подошел к двери, ощупал ее и попытался открыть. Плотно сомкнутые створки не шелохнулись, как он ни старался.

Тогда княжич прошел к составленным у стены шкафам и коробкам, сел на корточки возле притулившихся друг к дружке пыльных видеоэкранов. Многое из того, что Дэсс знал о людях, он почерпнул из видео: в последние дни отец заставлял его смотреть все подряд с утра до ночи. Дэссу не нравились эти странные истории — ему казалось, что в них полно лжи. Легенды СерИвов куда увлекательней. Однако отец велел, а с ним не поспоришь.

Дэсс развернул один из экранов к себе и провел ладонью, стирая пыль. От его тепла экран ожил и засветился. Старая штука, но умная.

— Последние новости, — проговорил Дэсс, не убирая рук.

Звуки человеческой речи, вырвавшиеся из человеческой же глотки, заставили его вздрогнуть. Он с детства знал язык людей, и новый голос оказался недурной — в меру низкий, довольно мягкий. Но это не был голос СерИва! Вот же горе-то…

Умное видео предложило несколько каналов на выбор, и Дэсс выбрал первый. В княжеском доме Мат-Вэев смотрели именно его. С экрана глянуло хорошенькое девичье личико в облаке рыжих волос; для СерИва человеческая красота не имела значения, но Дэсс знал, что такие лица у людей считаются хорошенькими.

— В правительстве никто не озабочен необъяснимыми смертями серивов, — рассказывала девушка.

Новости для Дэсса пошли не с начала, а Ханимун знает откуда. Со старыми видеоэкранами это обычная беда, когда передачу показывают в записи. К тому же СерИвов девица называла неправильно: без упора на «с» и «и», не подчеркивая заглавные буквы. Неуважительно у нее получалось.

— Этот милый беззащитный народец вымирает у нас на глазах, но до них никому нет дела. Серивы гибнут в своих горных жилищах, молча хоронят своих любимых. Они не просят помощи! А люди делают вид, будто так и надо.

Личико в рыжем облаке волос исчезло с экрана, и пораженный Дэсс увидел внутреннее помещение Смертного Дома СерИвов. Подземный зал был отделан камнем с лиловым отливом, в воздухе плавали дрожащие шары белого света, по каменному полу гуляли слабые тени. Тени замерших в немом горе СерИвов. Тени княжеского семейства Мат-Вэев! Дэсс узнал отца, мать, старшую сестру Лиссу, холодную и нелюбимую, узнал Дэссу — свою сестренку-двойняшку, которую обожал. Старшего брата среди них не было: Касс умер семнадцать дней назад. Умер именно так, как рассказывала девушка на экране — необъяснимо, без ран, без болезни. Просто однажды утром отец объявил, что Касса призвал к себе Великий Ханимун.

Князь с княгиней и обе княжны были закутаны в лиловые шелка траура. В свете белых шаров их золотистая шерсть отливала алым и коричневым. У всех Мат-Вэев шерсть была золотистой; у одного лишь Дэсса — серебряной. Князь в свое время подыскал себе супругу в масть и затем не раз подозрительно косился на младшего сына. В кого он уродился серебряным? Уж не в соседнего ли князя, который родом менее знатен и скуден умом, зато богатством превосходит Мат-Вэя? Или, не приведи Ханимун, в безродного сладкоголосого бродягу, который очаровал глупую женщину песнями? Дэсс лишь недавно понял, что о нем думает отец.

Но кого они оплакивают? Ведь все живы: отец, мать, две сестры. Да и вообще в Прощальный зал чужакам вход заказан. Или камеру тайно пронесли свои? Мало ли народу в доме! Вон они — толпятся у стен, блестят глазами. Советники, приближенные, дальние родственники, слуги. Наверняка кто-то польстился на человеческие деньги… Нет, но кто же у них умер-то?

И тут Дэсс увидел покойника. Как полагается, мертвое тело было уложено на возвышение в центре Прощального зала и накрыто отрезом лилового шелка. Оставались видны только плечи, шея и голова. Серебряная шерсть с переливами алого и зеленого, знакомое лицо. Дэсс потрясенно вякнул и отшатнулся от экрана, затем снова приник к нему, вглядываясь и усиленно моргая.

В Прощальном зале оплакивали Дэсса Мат-Вэя. Непутевого, бестолкового, ленивого сына. Сколько раз он видел свое отражение — в бронзовых зеркалах СерИвов, в простых зеркалах людей, в горном озере, в ручьях, что неспешно текут в долине, и даже в настоящих Зеркалах, которые порой просыпаются… Правда, в настоящих отражение немного другое.

В белом свете висящих в воздухе шаров Дэсс несомненно узнал себя: слишком тонкие, не семейные черты — наверняка в бродягу-певца! — округлый подбородок, только ему свойственная линия рта, как будто младший княжич улыбался даже после смерти, черный треугольный нос с глубоко вырезанными ноздрями, пучки черных волосков над глазами и черные же полоски от глаз к вискам, алый перелив на покатом лбу, уши в густом пуху, как серебристые шарики.

Как же так? Ведь вот он — княжич Дэсс Мат-Вэй, живой и здоровый… Только с ним что-то случилось. Что-то совсем непонятное.

В Прощальном зале отец вскинул руки — и несколько белых огненных шаров устремились к лежащему на возвышении телу.

— Прощальная церемония серивов коротка и стороннему глазу может показаться безжалостной, — зазвучал голос рыжеволосой девушки. — Этому юноше было пятнадцать стандартных лет. Серивы живут меньше людей, и по нашим меркам, ему чуть за двадцать. Больно думать, что смерть настигла его так рано. Смерть, которой могло бы не быть!

Белые шары поцеловали траурное покрывало и отпрянули, оставив следы поцелуев — мелкие огоньки, которые побежали по шелку. Князь снова вскинул руки, повелевая вспыхнуть большому пламени. И оно полыхнуло: ослепительные языки взметнулись, окружив мертвое тело танцующей стеной; на лиловых каменных стенах заиграли белые блики. Сгорающие в огне благовония заглушали запах паленой шерсти и плоти. Так было, когда прощались со старшим братом. Дэсс тогда не скрываясь плакал, и его сестренка Дэсса — тоже. Отец был ими сильно недоволен. А сейчас… Дэсс изумленно моргал, уверенный, что его новые человеческие глаза бессовестно лгут. Мать, которая души не чаяла в своем среброшерстном сыне, стоит будто каменная, ни единый волосок на лице не дрогнет. Лисса, старшая сестра, вовсе не смотрит, думает о чем-то, перебирает шелка на груди. Да что с нее возьмешь? Она и по Кассу не убивалась. Но Дэсса, любимая сестренка! Она-то чему радуется?! Маленькая изящная княжна, златошерстная СерИвка, улыбалась, глядя, как пламя сжирает тело брата. Дэсс был ошарашен. И оскорблен. И обижен до пронзительного воя, потому что если твоя смерть доставляет радость близким, значит, тебе и впрямь настало время умереть. Но Дэсс ничем не обидел сестру! За что она его так ненавидит?

Он взвыл, не в силах сдержать чувства. Человеческая глотка породила вопль, который в другое время напугал бы его самого. Дэсс вскочил и ахнул экраном о ближайший шкаф, выплескивая свой гнев и горе. Экран разломился, как сухая щепка. Дэсс и не подозревал, что в человеческих руках может таиться эдакая мощь.

Сомкнутые створки двери разъехались, и в комнату ворвались двое. Не СерИвы — люди.

— Ты что?! — заорал один, широченный, как два сдвинутых вместе шкафа, с черными усами и в легкомысленном «детском» костюмчике — белом в зеленую полоску. Короткие штаны не доходили до колен, рукава едва прикрывали плечи. Зато на ногах были тяжелые ботинки, которыми удобно месить чужие ребра; видео нередко такое показывало.

— Фффф-ууу, — шумно выдохнул второй, невеличка, черноусому по плечо, с крашенными в синий цвет волосами. Костюм у него был тоже синий, похожий на полицейскую форму. — Очнулся!

Дэсс попятился. У него под рукой одна старая мебель, а эти двое вооружены. У каждого — штука, название которой он от волнения забыл, хотя видео смотрел внимательно.

— Чего орешь, сволочь?! — потребовал черноусый, видимо, сердитый с перепугу.

— Пусть лучше орет, чем спит, — рассудительно отозвался невеличка. — Как вы себя чувствуете, господин Домино? — осведомился он любезно, поигрывая блестящей грозной штукой.

Дэсс прижался к стене. С людьми шутки плохи — это вам не СерИвы.

— Отлично он себя чувствует, — объявил черноусый, рассматривая завернутого в простыню княжича. — Вон как нарядился! Годен для парада мод, не то что для дурного шоу.

Они захохотали. Черноусый — басом, невеличка — с тонкими всхлипами, оскорбительными донельзя. Дэсс прикинул, как бы ему прорваться к двери. Увы: эти двое стояли между ним и вновь сомкнувшимися створками.

— Твоему отцу уже сообщили, — доверительно поведал черноусый, притворяясь, будто готов убрать оружие в кобуру. — Как только он перешлет деньги, мы сейчас же отправим тебя домой.

Дэсс усиленно соображал. Домой — это прекрасно. Только как он докажет отцу, что он и есть Дэсс Мат-Вэй, младший княжеский сын? Ведь тело Дэсса сожгли в Прощальном зале, а то, что у него осталось, не похоже на непутевого княжича.

— Господин Домино, вы не рады? — с издевательской вежливостью поинтересовался невеличка. — Вы не желаете вернуться домой?

Да ведь он толкует про чужой дом! Дэсса принимают за какого-то Домино, и с отца этого Домино хотят получить деньги. Чужой отец денег за Дэсса не даст. Впрочем, как он узнает, что Дэсс — не Домино? Пока не заговорит с ним, не догадается. Однако нечестно скрываться под чужим именем и спасаться из плена за чужие деньги. Княжеский сын не должен обманывать…

Дэсс не успел додумать свою правильную и честную мысль. Створки двери снова разъехались, и черноусый с невеличкой без звука повалились на пол.

Глава 2

Через порог метнулся новый человек. Дэсс крепче вжался в стену — такая волна бешеной ярости его окатила. Губы чужака кривились в оскале, из-под светлой челки сверкали карие глаза. Только это и успел отметить княжич, когда чужак перепрыгнул через неподвижное тело невелички и оказался возле Дэсса.

— Сукин сын! — рявкнул он, сгребая княжича в объятия. — Ур-род!

Объятия означали привязанность, но при чем тут дурные слова? Чужак выпустил придушенного Дэсса, однако тут же сдавил ему железной лапой запястье и рванул за собой:

— Идем!

Дэсс запнулся о черноусого, ткань «детского» костюма затрещала под ногой. Чужак взвился в воздух, одновременно толкая Дэсса к двери и разворачиваясь назад. Ствол в его руке уставился на поверженных врагов. Враги в беспамятстве не замышляли дурного, поэтому спаситель княжича сунул оружие в карман. Затем без видимого усилия руками отжал створки двери в стороны.

— Пошел! — велел он, и вслед за Дэссом выскользнул из комнаты.

Дверь закрылась.

Здесь была вторая комната. Кресла, стол с упаковками из-под еды, что-то показывающий видеоэкран. В креслах застыли люди — седой старик и молодой охранник. Правая рука охранника безвольно висела, а на грязном полу лежал карманный лучемет. Лучемет Дэсс узнал — из какого-то видео про бандитов.

Его спаситель стащил с охранника куртку, рубашку, ботинки, брюки и даже носки.

— Одевайся. Быстро!

Княжич Мат-Вэй, хоть и обладал одной лишь простыней, не собирался натягивать чужую одежду. С голого тела! Он замялся, придумывая, как объяснить это своему спасителю, а тот ухватил простыню обеими руками и разодрал ее, бросил на пол.

— Живее.

Пришлось подчиниться. С брюками Дэсс кое-как сладил сам, с остальным помог спаситель. Бешеная ярость в его карих глазах погасла, и он уже не рычал, как в первую минуту.

— Ты их убил? — спросил Дэсс, когда спаситель повлек его за дверь.

— Чем? Плевком в затылок? — непонятно ответил тот. Железная лапа больно сжимала запястье княжича.

Дэсс решил, что спаситель пошутил.

Они долго бежали по пустым коридорам. На стенах горели тусклые лампы, под ногами хрустел мусор. В горных домах СерИвов никогда не бывало так грязно, как у людей.

— Сюда, — спаситель втолкнул Дэсса в кабину лифта. — Седьмой этаж, — сказал он очень четко, как для тугого на ухо. После некоторого размышления лифт распознал голосовую команду и поехал вверх.

В кабине было на удивление чисто, а заднюю стену занимало большое зеркало. Обычное человеческое зеркало отражало двух похожих людей. Одного роста, одинакового сложения, светловолосые и кареглазые. Братья? Дэсс вгляделся. Сначала в собственное новое лицо. Темные, четкие, как будто нарисованные брови, большие глаза с грустно опущенными уголками, ровный аккуратный нос, идеально соразмерный подбородок. Пожалуй, с этим лицом поработали врачи — вряд ли у людей от природы бывают столь правильные черты. Княжич нервно усмехнулся: красоту портила вспухшая губа, которую он недавно свирепо кусал.

Его спаситель казался попроще; более естественный. И он был немного старше. И очень усталый. По крайней мере, насколько Дэсс мог судить по его впалым щекам и коричневым теням под глазами.

Спаситель остановил лифт на пятом этаже, не доехав до названного седьмого.

— Шевелись! — он выскочил из кабины и выдернул из нее Дэсса. — Шагай быстрей!

Дэсс старался, как мог. Да только за таким стремительным человеком и бегом не угнаться, а княжичу велели шагать. Здесь под ногами был красивый ковер, на стенах — светильники, оправленные в желтый металл «под золото». Двери с надписями, которые Дэсс не успевал разбирать на ходу. Несколько раз встретились люди. Дэсс со спутником мало от них отличались.

Его спаситель нырнул в другой лифт и назвал первый этаж. Поехали. Дэсс глянул в зеркало и похолодел: в самой его середине открывался кружок настоящего Зеркала. Кружок был мал, но он неотвратимо рос, и в нем отражался Дэсс Мат-Вэй во всем великолепии своей серебристой шерсти с алыми и зелеными переливами. Крошечный, но легко узнаваемый младший княжеский сын. Беда! Стоит человеку обернуться, он с одного взгляда все поймет. К счастью, он стоял спиной к зеркалу, лицом к двери. Дэсс заслонил предательское стекло своим телом. Они сейчас выйдут из лифта, и настоящее изображение исчезнет. Надо же было Зеркалу проснуться! Что его разбудило? Сказался пережитый Дэссом испуг?

А ведь рано или поздно все равно придется сознаться. И что тогда? Лучше не думать.

По первому этажу промчались, словно за спиной бушевал пожар. У Дэсса онемела рука, которую сжимал человек. Разве у людей бывает такая силища? Дэсс полагал, что это враки на видео.

Выскочили в неприметную узкую дверь и очутились под неистовым ливнем. Вода хлестала с неба, будто все горные водопады собрались разом и хлынули на город. Под ногами бурлило, дома и деревья виднелись смутно. Дэсс наполовину ослеп: раньше глаза от воды защищала шерсть, а теперь? Его заставили нагнуться и куда-то втолкнули. Непривычно длинные ноги заплелись, он ткнулся коленями в мягкое. Огляделся, соображая, куда попал: в мобиль. Поспешно собрался на пассажирском сидении, угнездился. На водительское место скользнул мокрый спаситель, бросил руки на панель управления и послал мобиль куда-то сквозь неистовую воду.

Дэсс не решался спросить, как человек видит дорогу. В дожде расплывались силуэты домов, растекались огни реклам. Сам княжич ни за что бы не справился.

Мобиль вскоре остановился. Снаружи шумел дождь, глухо стучался в крышу, потоками катил по стеклам. Человек пошарил рукой под панелью управления и выудил салфетку. Вручил Дэссу:

— Оботрись.

Княжич покрутил ее так и сяк. Ткань была с пятнами грязи. Как можно приложить это к себе? Чтобы не обидеть спасителя, он сделал вид, будто промокнул лоб и щеки, и вернул салфетку. Человек не смущаясь обтер лицо, положил салфетку на голову и похлопал, подсушивая волосы. Затем резким движением скомкал ее и швырнул обратно, словно на что-то рассердившись.

— Прости, — вымолвил он глуховато. Короткое слово далось с явным трудом.

Простить? За что? Спаситель не сделал Дэссу ничего дурного. Разве что запястье саднит от его хватки. Княжич невольно потер помятую руку.

— До, прости, — настойчиво повторил человек. СерИвы никогда не просят дважды, мелькнуло у Дэсса в голове. — Конечно, я виноват. Но я ведь тебя нашел?

— Нашел, — согласился княжич, потому как отмалчиваться дальше было неприлично.

Карие глаза под мокрой челкой сверкнули, словно человек был сердит, но в то же время с надеждой чего-то ожидал.

Княжич молчал, опасаясь ляпнуть что-нибудь несуразное. Тогда спаситель со странной гримасой взял его руку и поднес к губам. Изумленный Дэсс лихорадочно соображал. Проявление любви? Не похоже. Плотно сомкнутые, напряженные губы не ласкали кожу. Кажется, человеку это вообще неприятно. Быть может, знак подчинения? Правильно: абсолютное подчинение, Дэсс в этом совершенно уверен. Не напрасно отец заставлял смотреть видео!

Дэсс вежливо отнял руку.

— Мне не нужен раб. — Помнится, так говорил кто-то из персонажей на экране.

Кажется, ляпнул-таки не то. Человек стиснул зубы.

— Ч-черт, — выдохнул он, помолчав. — Господин Домино, быть может, вы укажете, что мне сделать, чтоб вы смилостивились? На колени стать? Вон там, в луже?

— Не надо. Я… — Дэсс хотел сознаться, что никакой он не Домино, а княжич Мат-Вэй и сам не знает, как оказался в чужом теле. Язык не повернулся. — Я ничего не понимаю, — пробормотал он убито.

— Что тебе объяснить? — глухо спросил человек. — Что я, Мстислав Крашич, и есть твой раб?

А это еще с какой стати? И как об этом расспросить? Дэсс вдруг нашел отличный выход.

— Я ничего не помню, — объявил он.

Мстислав повернулся к нему на сиденье, мрачно поглядел исподлобья. Затем вынул из нагрудного кармана маленький диагностер, обследовал Дэссу голову.

— Травмы нет, — сообщил он. — Губу тебе кто разбил?

— Сам.

Мстислав недоверчиво приподнял брови.

— Сам, — повторил Дэсс, смущаясь от собственной лжи: ведь не разбил, а искусал. — Мс… — он запнулся: сходу такое сложное имя и не выговоришь. — Слав, поверь: я ровным счетом ничего не понимаю. Не помню, не знаю, не… — он не придумал, что еще. — Кто я? Кто ты? Кто мой отец?

Мстислав потер лоб, отчего-то поморщился. Под влажными светлыми прядями Дэсс разглядел узкий обруч телесного цвета. На украшение не похоже, и на других людях княжич таких штук не видел.

— Мы живем на планете Беатриче, в городе Тэнканиока-ла, что значит «Замок падающих звезд». Тут все названия серивские; поначалу люди пытались строить, давая городам свои названия, но все стройки были снесены наводнениями или ураганом, — проговорил Мстислав скучным голосом и с выражением на лице, которое подразумевало: «Я знаю, что ты это знаешь и нарочно морочишь мне голову». — Есть лишь одно поселение со смешанным названием: академгородок Рассвет-Диа-ла. В нем живут ученые и исследователи. Дальше. Беатриче — космическое захолустье, с отсталой техникой, но удивительными природными явлениями. Здесь собирались создавать туристический рай для богатых любителей экстрима, однако дело заглохло. То ли денег не хватило, то ли туристов. К тому же тут невозможно пользоваться личными средствами связи — планета глушит маломощные устройства. Пробиться через помехи может только оборудование со здоровенной антенной, которую на себе не упрешь. Вот как у нас в мобиле.

Он глянул на Дэсса, проверяя, не надоело ли валять дурака; княжич вежливо слушал. Мстислав пожал плечами и продолжил:

— Тебя зовут НОрман МИдж ДОнахью, — он выделил первые слоги. — ДО-МИ-НО. И твоя программа на видео тоже называется «Домино».

— Моя программа?!

— Да. Дурацкие шутки, идиотские пляски и отвратительное пение.

Упало сердце. Дэсс не сумеет заменить человека по кличке Домино в передаче на видео… Впрочем, Мстислав вот-вот распознает в нем самозванца.

— А ты кто? — спросил княжич, не совладав с любопытством.

Мстислава перекосило, губы растянулись в оскале. СерИвы не знают подобной ярости…

— Я твой раб, — процедил человек. Перевел дыхание. Положил руку на саднящее запястье Дэсса, тихонько сжал — совсем не так, как раньше. — Слушай, давай договоримся. Прекращай дурачиться, и поедем домой. И ты… — он сглотнул, как будто слова царапали горло, — скажешь отцу, что не будешь разрывать наш контракт. Он требует… потому что я не доглядел и тебя похитили… но ты не соглашайся.

Дэсс хотел отнять руку, однако Мстислав не отпустил.

— До, — казалось, ему проще ворочать огромные камни, чем говорить, — прости. Ну, делай со мной что хочешь… только не рви контракт. Пожалуйста.

Было невыносимо наблюдать, как унижается просьбами человек, который спас Дэсса из плена. Казалось, впалые щеки Мстислава запали еще больше, коричневые тени под глазами растеклись ниже, и он сидел, не в силах поднять взгляд.

— Что за контракт? — осторожно поинтересовался княжич.

Мстислав вскинулся, словно его укусили.

— Да ты что?! В самом деле?… — он поперхнулся.

— Не помню, — сокрушенно выдохнул Дэсс.

У человека сделались огромные зрачки — расплылись чернотой во всю радужку. Лицо помертвело, губы стали пепельные.

— Ты не врешь?!

Дэсс закивал. Потом сообразил, что это неправильный жест, и помотал головой.

— Слав, расскажи немного — а потом я, может быть, и сам вспомню. — Княжич схитрил, но это была невинная хитрость, а не ложь, позорящая славный род Мат-Вэев.

Льющийся по стеклам поток воды вдруг пронизал мигающий синий свет, а в салоне сгустилось изображение человеческого лица. Оно висело над центральной консолью между Мстиславом и Дэссом и подергивалось, словно картинка на неисправном видеоэкране. Глаза смотрели мимо обоих, на заднее сидение мобиля.

— Полицейский патруль, сержант Белов. Здравствуйте, — раздался искаженный, поскрипывающий голос. — Вы скоро поплывете — в таком-то ливне. У вас трудности?

— Нет; все в порядке, — отозвался Мстислав, нажав одну из кнопок на консоли. Затем он извлек из кармана документ — сине-белую карточку — и мазнул ею возле той же кнопки.

— А-а, господин Крашич, — подрагивающее изображение скривило губы в улыбке. — Как подвигаются ваши поиски?

— Потихоньку.

Мстислав солгал — ведь он уже нашел Дэсса — и княжичу это было неприятно. Конечно, Мстислав — не СерИв, а люди лгут друг дружке по множеству причин…

— Удачи! — пожелал сержант.

— Спасибо.

Лицо полицейского исчезло, мигающий синий свет пропал, лишь вода бешено хлестала и клубилась на стеклах.

Мстислав перевел дыхание и хрипловато заговорил:

— Твой отец — господин Донахью, директор Института психологических исследований. Так зовется его контора. Не знаю, чем они занимаются… По-моему, сплошной криминал, но полиция смотрит сквозь пальцы. Все оплачено. — Он откашлялся, потер горло. — В один прекрасный день господин Донахью решил, что тебе нужен охранник. Телохранитель экстра-класса.

— Зачем? — наивно поинтересовался княжич.

— Чтоб не сперли. Ты дорого стоишь, сынок богатого папаши. Да еще с этим кривлянием на видео: ты известен. Похитители требовали за тебя три миллиона.

— Поганые кэты! — с сердцем воскликнул Дэсс — и прикусил язык. Это ругательство СерИва, а не человека. Надо быть осторожней.

К счастью, Мстислав не обратил внимания на сорвавшееся словцо.

— Телохранителей создают в том же институте господина Донахью. Они абсолютно лояльны, неподкупны, сверх меры бдительны, неустрашимы и непобедимы. И стоят немалых денег.

Княжич с тревогой поглядел на обруч телесного цвета у Мстислава на лбу.

— Ты робот?

— Почти, — с горечью ответил Мстислав. — Я работал в охране маленькой фирмы и горя не знал. Господин Донахью нашел меня в базе данных и пришел в восторг. Он желал дать тебе телохранителя-двойника, похожего внешне, который в случае чего может сбить противника с толку, отвлечь на себя… если надо, поймать смерть.

— Вздор, — заявил Дэсс, убежденный, что жизнь телохранителя не менее ценна, чем жизнь богатого обормота.

— Меня пригласили в институт, посулили отличное жалованье. Но я глянул на условия контракта — и отказался.

Мстислав примолк, нахохлился. Затем продолжил:

— Контракт предусматривает «незначительное», как сказано, вмешательство в организм. Слегка усиленные мышцы, улучшенное зрение, ускоренные реакции. Но не только. Доктора внедряют в мозг программу зависимости. Чтобы жизнь и здоровье клиента в прямом смысле означали жизнь и здоровье телохранителя. Лишь тогда он будет заботиться о клиенте, как о себе самом. Даже больше, чем о себе. В случае опасности в нем пробуждаются скрытые резервы, и он способен на подвиги, как настоящий супермен. Однако ему необходимо постоянно видеть клиента, знать, что с ним все в порядке. Иначе он делается сам не свой, начинает сходить с ума… А смерть клиента в сущности означает гибель телохранителя. В гробу я все это видел.

Дэсс зашипел сквозь зубы. Только люди могли выдумать такую чудовищную штуку!

— Но потом заболела моя жена, — сказал Мстислав. — Понадобились деньги… куча денег. Я пришел к твоему отцу на поклон.

— И он тебя взял? — изумился Дэсс; князь Мат-Вэй не принял бы услуги того, кто один раз ему отказал.

— На четверть сократил жалованье, но позволил работать.

— Подлый кэт! — возмутился княжич.

— Раньше ты считал, что господин Донахью поступил мудро, — напомнил Мстислав.

— Я был дураком.

Темные брови телохранителя сурово сдвинулись.

— Ты был не дураком, дорогой мой. Ты был негодяем.

Глава 3

Несколько мгновений Дэсс переваривал услышанное. Он вселился в тело негодяя! За какие грехи Ханимун наслал на него эту кару?

— Что я сделал?

Мстислав задумчиво оглядел княжича:

— Ума не приложу, что с тобой стряслось. Тебя подменили?

— Наверное, — вымучил улыбку Дэсс.

— Тогда слушай. Отец дал тебе огромную власть над другим человеком. И психологическая зависимость, предназначенная для работы, обернулась самой гадкой своей стороной. Вернее, ты ее так повернул. И пользовался своей властью от души. Можешь поверить: я бы тебя убил, если б мог.

— Что я делал? — В горле Дэсса родилось хриплое рычание угрожающего СерИва. Попался бы ему кэт, который смел издеваться над преданным ему человеком!

Мстислав провел пальцами по стеклу, по которому снаружи хлестал водопад. Казалось, злобная вода желает ворваться внутрь, затопить мобиль, погубить княжича с телохранителем.

— Тебе нравилось от меня удирать. Чтобы я носился как очумелый, язык на плече — тебя разыскивал. До одурения твердил бы себе, что никакой беды не стряслось, ты всего-навсего развлекаешься. А чертова программа работает. И чем дольше ты прячешься, тем мне хреновей. Почему-то в контракте не предусмотрен пункт об ответственности клиента за эдакие выходки… Впрочем, в институте господина Донахью найдется отдел реабилитации памяти. Ты все вспомнишь, когда тобой займутся… гм… врачи.

Дэсс живо представил, что будет, когда вскроется правда. Куда его переселят, чтобы освободить тело Домино? Да станут ли возиться? Решат, что он убил человека — то есть, уничтожил его сознание, чтобы занять чужое место. Его просто убьют — погасят сознание, и дело с концом. Ведь тело уже сожжено.

— Мне нельзя в институт.

— Нельзя, — согласился Мстислав с усмешкой. — Беспамятный ты куда симпатичней. Но нас с тобой не спросят. Тебя туда привезут и вылечат.

— Нет!

Княжескому сыну не пристало торговаться. Сжимаясь от стыда, Дэсс предложил сделку:

— Давай так: я не порву… не позволю отцу порвать с тобой контракт, а ты мне поможешь. Хорошо?

Мстислав молчал. А СерИвы не просят дважды.

— Соглашайся, — прошептал Дэсс. — Тебе нужны деньги, твоя жена больна.

Человек не отвечал и смотрел странно. СерИвы не просят дважды. Тем более — трижды.

— Чем я могу загладить то, что натворил?

— Черт, да за что мне это? — спросил человек. — До, ну подумай сам: как скрыть потерю памяти? Как запретить твоему отцу обратиться к врачам? Никак.

Он положил ладонь Дэссу на руку.

— Зачем ты это делаешь? — полюбопытствовал княжич.

— Радуюсь ощущению, что с тобой все в порядке. Я тебя двое суток искал! С ума сходил, чуть не сдох.

Дэсс пораскинул мозгами. Психологическая зависимость не позволит Мстиславу сделать что-нибудь ему во вред. Во всяком случае, пока человек уверен, что перед ним — его подопечный Домино. И это хорошо. С другой стороны, невозможно терпеть такое паскудство. Психологическое рабство! Что может быть гаже? Если помочь Мстиславу освободиться, он из благодарности может остаться Дэссу другом.

— Слав, а если разрушить эту твою зависимость? Тайком, чтобы никто не узнал?

— Как разрушить?

— Магия СерИвов… — начал Дэсс, сознавая, что готов открыть человеку запретное знание, которым и СерИвы-то не все владеют; о том, что людям этого знать нельзя, и говорить нечего.

— Никаких серивов! — отрезал Мстислав. — Убью любого.

От изумления Дэсс на несколько мгновений позабыл язык людей. И не спросил, чем СерИвы провинились перед телохранителем. А потом спрашивать уже не хотелось. Он сидел и боялся, что Мстислав его раскусит. Сам не убьет, но отдаст господину Донахью на расправу.

Надо бежать. Выбраться из города — и к горному замку князя Мат-Вэя. Дэсс не раз бывал в Тэнканиока-ла и знает дорогу домой. Он убедит охрану пропустить его в замок. Его приведут к князю. И… Что? Просить доступа к настоящему Зеркалу? В котором отразится не человек Домино, а младший княжич Мат-Вэй? Допустим, ему поверят. Но князь сжег тело сына в Прощальном зале, причем мать не горевала, а любимая сестренка чему-то радовалась. Разве они захотят принять Дэсса обратно, да еще в человеческом облике? И в тело другого СерИва он не сумеет вселиться: один Ханимун знает, как это делается, да и вообще пришлось бы погасить чужое сознание, а Дэсс не намерен никого убивать. Хватит того, что кэт Домино незнамо где. Скорее всего, Домино нет, сохранилось одно его тело. Но этого негодяя не жалко. А Мстислава жалко, потому что он останется без подопечного и будет искать, мучиться. Никуда Дэсс не побежит. Во всяком случае, пока.

Мстислав устало потер лицо.

— Надо сообщить, что я тебя нашел. Твой отец рвет и мечет, и полиция стоит на ушах. Да и наши бандюки скоро очнутся; полиция должна к ним успеть.

— Сообщай, — с внутренней дрожью согласился Дэсс. Вот теперь оно все и завертится.

Мстислав выдержал короткий, но чрезвычайно неприятный разговор с господином Донахью, затем сообщил полиции, где остались неудачливые похитители. Его обругали за то, что не поставил полицейских в известность сразу же, и Мстиславу пришлось оправдываться, доказывая, что действие парализатора еще не закончилось и бандиты спокойно дождутся полицию, лежа на своих местах.

— Домой? — обреченно спросил Дэсс, когда его телохранитель снова повел мобиль по залитой водой улице. Тугие струи хлестали сверху, внизу бурлило и клубилось густыми брызгами.

— Сперва заедем в одно место.

Место оказалось магазином дорогой одежды. Посетителей здесь почти не было. Еще не просохшие Мстислав и Дэсс бродили среди манекенов и зеркальных стен и подбирали Дэссу костюм вместо снятой с бандита одежды. Княжич никак не мог взять в толк, зачем это нужно. Приехали бы «домой», там бы и нашлось одежды вдоволь. Поэтому он ничего не выбирал, а лишь глазел на манекены, очень похожие на людей. И старался не смотреться в зеркала. Быть может, если не глядеть и не тревожиться, то настоящее Зеркало не проснется? Возможно, его тут и вовсе нет: магазин новый, Зеркало могло еще не прорасти.

Потом он увидел то, что его заинтересовало: манекен в безрукавке серебристого цвета, с искусственным мехом. Мех напомнил Дэссу его собственную утраченную шерсть. Не удержавшись, он протянул руку и пощупал. Мех был восхитителен — мягкий, шелковистый. А манекен вдруг повернул голову и с вежливым удивлением проговорил:

— Простите?

Человек! Дэсс отдернул руку и смущенно пояснил:

— Мне понравилась эта вещь. Не продаются ли здесь такие?

— К сожалению, нет. — Человек засмеялся и отошел.

— Это служащий магазина в униформе, — пояснил Мстислав.

Княжич понурился. Пожалуй, он еще не раз наглупит. И в конце концов попадется.

Он без звука согласился на костюм, который выбрал за него телохранитель, и покорно принял врученное ему нижнее белье и ботинки. Только поинтересовался, как Мстислав расплачивается за все за это — неужели из своего урезанного жалованья?

— У меня твоя кредитка. Та, что на мелкие расходы. Иди в кабинку и переоденься.

Дэсс послушно отправился, прижимая к груди ворох одежды в шуршащих упаковках. Мстислав проводил его до сделанной «под старину» кабинки и остался снаружи. Оказавшись внутри, среди зеркал и синего бархата, княжич дернулся и выронил все, что принес. Центральное зеркало явило табличку, приглашающую включить видео, которое покажет клиенту, как выбранная одежда смотрится на нем в движении. А в боковом стекле стремительно проступало настоящее Зеркало, и оно безжалостно отражало помятого, усталого, пришибленного СерИва. Алые и зеленые переливы потускнели, шерсть на плечах взъерошилась, прозрачные зеленые глаза стали мутные. Именно так Дэсс себя и ощущал. Наверное, зеркало сюда вставили старое, оно уже где-то служило — и вот проросло…

— Ты что там? — спросил из-за синей портьеры Мстислав.

— Уронил. — Дэсс принялся собирать с пола шуршащие покупки. Руки дрожали.

— Помочь?

— Нет!

Не хватало, чтобы он вошел и все увидел.

Однако помощь знающего человека пришлась бы кстати. Дэсс замучился, пока сладил с модной курткой со множеством застежек, а стильный золотой шнурок на шею и вовсе прилаживать не стал. Удавка, а не украшение. Полностью одевшись, он обнаружил, что позабыл трусы. Пришлось начинать все заново, и стоило Дэссу раздеться, в кабинку заглянул потерявший терпение Мстислав:

— Ты скоро? Тьфу! Чем ты занимаешься?!

Княжич пытался выковырять из прозрачного пластика необходимую деталь туалета. Тут была какая-то хитрость, упаковка не поддавалась.

— Дай сюда. — Мстислав ловко вскрыл клапан коробочки. — Все позабыл?

— Все, — печально подтвердил Дэсс. — Спасибо.

Мстислав снова скрылся за тяжелой портьерой, и княжич рискнул глянуть в боковое зеркало. В нем отражался голый человек. Настоящее Зеркало уснуло, пока Дэсс возился с одеждой. Слава Ханимуну!

Во второй раз Дэсс оделся ловчее. Чужую одежду он сунул в пустые упаковки и оставил на полу кабинки. Наверное, эти тряпки бандиту уже не понадобятся.

К удивлению, Мстислав и теперь не повез его домой, а прямо из магазина одежды по крытым переходам привел в небольшой ресторан. Княжич огляделся. Прозрачные перегородки, увешанные искусственными растениями, не укрывали посетителей от чужих глаз. Народу здесь было немало, почти все столики оказались заняты. Люди как будто собрались на маскарад: пестрые костюмы, крашенные в ослепительные цвета волосы, разрисованные лица. Играла музыка, и в глубине зала на маленькой эстраде танцевала худенькая девушка в черном, с радужным отливом, костюме. По совести говоря, танцем ее движения Дэсс бы не назвал: мерное покачивание на полусогнутых ногах, руки механически ходят вверх-вниз, лицо неподвижно, взгляд серых глаз пуст, на лбу раскрывает и складывает крылья черная бабочка. Разве так танцуют?

Мстислав повел княжича к столику возле эстрады. Внезапно лицо девушки ожило, глаза вспыхнули: она заметила новых посетителей. Улыбнулась, не прекращая своего механического танца, приветственно взмахнула узкой, как у СерИвки, ладонью. Мстислав кивнул ей; Дэсс — на всякий случай — тоже. Когда уселись за столик, у княжича в груди похолодело: прозрачные перегородки оказались не совсем прозрачными и давали легкое зеркальное отражение. Великий Ханимун, не позволь тут проснуться Зеркалу!

— Что будешь есть? — Мстислав коснулся кнопки меню на столешнице, и экран вывел списки блюд с цветными картинками.

— Ничего. — Вид человеческой еды привел Дэсса в растерянность. Это все не для СерИва. — Поешь сам, и пойдем.

Телохранитель сделал заказ, и с потолка на столик опустился поднос с едой и напитками. Перед Дэссом оказалась большая тарелка с чем-то красиво уложенным, но совершенно не съедобным. Почуяв резкий пряный запах, княжич откинулся на спинку кресла.

— Я не могу это есть.

Мстислав поглядел так пристально, что Дэссу стало не по себе. Пришлось постыдно лгать:

— Меня мутит от лекарств, которые кололи бандиты.

— Тебе ничего не кололи, — возразил Мстислав. — Диагностер показал: в крови — никаких следов химии.

Княжич прикусил распухшую, болезненно отозвавшуюся губу. Лучше бы молчал и не позорил себя ложью. Он переставил тарелку поближе к человеку.

— Будь добр, съешь это сам. — Он обшарил взглядом поднос, обнаружил стакан с водой перед Мстиславом. — А я выпью воды. Если не возражаешь. — Дэсс забрал стакан.

— До сих пор, — проговорил человек, — бывало наоборот: ты сжирал деликатесы, а я хлебал воду. Это единственное, что мне тут по деньгам.

— Я не сжирал… — начал Дэсс, но вовремя остановился. — Ешь на здоровье.

Мстислав не стал ломаться и принялся за еду. Видно было, что он сильно голоден.

Дэсс глотнул воды и опять огляделся. Девушка на эстраде не спускала с него взгляд и даже выбилась из музыкального ритма. Правда, ее движения стали менее механические — в них появилась плавность и грация. Стриженые темные волосы нежно льнули к щекам, а серые глаза были почти такие же красивые, как у СерИвки. Крылья черной бабочки на лбу трепетали, словно бабочка была живая. Засмотревшись на танцовщицу, Дэсс не сразу заметил троих людей, которые направлялись к их с Мстиславом столику, лавируя между прозрачными перегородками. Широкие улыбки и приветственные жесты княжичу не понравились. Слишком уж люди чему-то радовались. Нехорошо так предвкушали.

Мстислав тоже заметил эту троицу и перестал есть. Лицо посуровело, губы крепко сжались.

— Это что за народ? — осведомился Дэсс.

— Твои друзья.

Они вынырнули из-за ближайшей перегородки с завесой искусственных цветов. Модно одетые, с дорогими украшениями, лица не раскрашены, как у многих других; но глаза… Дэсс таких раньше не видел. Веселье и жестокость играли во взглядах и в блеске обнаженных в улыбке зубов.

— Привет, До! — Парень с золотыми подвесками в длинных волосах плюхнулся за столик и дружески похлопал Дэсса по руке. — Давненько тебя не видали.

— Где пропадал? — Рядом уселся второй, в алой, расстегнутой на груди рубашке; из-под нее виднелась сеточка золотого плетения с драгоценными камнями. — Прохлаждался с лапушкой?

Третий пришелец взялся за спинку кресла, в котором сидел Мстислав, и попытался вытряхнуть его на пол.

— Кто встанет и освободит мне место? — На нем был белый костюм с серебряным шитьем; замысловатые узоры сплетались в древние знаки СерИвов, которые все вместе означали нечто совершенно неприличное; Дэсс не стал всматриваться в подробности.

Мстислав не намеревался вытряхиваться из кресла. Он вертел в пальцах вилку-трезубец и, казалось, вовсе не замечал нашествия «друзей».

— А ну встань! — потребовал «друг» в неприличном костюме.

Дэсс поднялся на ноги.

— Садись, — предложил он. — Мы уходим. Слав!

Парни уставились в изумлении.

— Домино, ты какой дряни нанюхался? — спросил длинноволосый, встряхивая головой. Золотые подвески в его темных кудрях закачались.

— До, ты чего это, а? — с укором протянул тот, что был в алой рубашке и с золотой сеточкой на груди. — Обижаешь старых друзей!

— Встань, ты… — «Друг» в костюме с узорами назвал Мстислава словом, которого Дэсс не знал, но без труда догадался о смысле. — Встань, когда с тобой говорит человек!

Княжич перехватил отчаянный взгляд танцовщицы. Девушка о чем-то умоляла — распахнутыми глазищами, протянутыми ладонями, каждым движением. Она по-прежнему танцевала и решительно не попадала в такт.

— Убирайся! — «Друг» в алой рубашке сгреб со стола бокал с соком и плеснул на Мстислава. Желтые кляксы усеяли рукав; телохранитель не шелохнулся. — До, что ты ему позволяешь? Он совсем охренел!

— Слав, пойдем отсюда, — сказал Дэсс.

— Домино! Ты тоже охренел?! — Золотые подвески возмущенно дернулись. — Мы к тебе пришли. Со всей душой. Ждем цирк. А ты?!

Дэсс ушел бы, но не оставлять же Мстислава с этими уродами. Ханимун знает, отчего он прирос к месту и терпит издевательства чужаков!

— Отойди, — княжич хотел отстранить «друга» с узорами, но тот вцепился в кресло Мстислава мертвой хваткой и дурашливо заверещал:

— Домино! Скажи ж ты ему! Пусть в лошадку сыграет хотя бы! Или лучше в грибок! Или в гробик! Да не как в прошлый раз, а по-настоящему!

На них смотрели. На лицах — раскрашенных или без краски — отражалось удивление, брезгливость, любопытство. Танцовщица спрыгнула с эстрады и стояла, не решаясь подойти. Глазищи были в пол-лица, крылья бабочки мелко дрожали. «Друг» с золотыми подвесками развалился в кресле, закинул ногу на ногу и носком ботинка тыкал колено Мстислава.

— Домино! Этот подлый раб, — с ленцой промолвил он, — намерен что-нибудь представлять? Или опять будет увиливать?

— Если Слав возьмет тебя за горло, раздавит всмятку, — объявил Дэсс.

«Друзья» радостно загоготали.

— Скажи: пусть змейкой проползет! — голосил «друг» с узорами, все больше входя в раж. — Потом полает собачонкой! Затем прощения попросит! За то, что вовремя не встал! Да на колени станет и попросит!

Мстислав сидел с каменным лицом. До Дэсса с опозданием дошло, что происходит: приятели мерзавца Домино явились на представление, которого не добились в прошлый раз. Княжич зашипел сквозь зубы.

— Мстислав, встань! — рыкнул он — совсем как отец, князь Росс Мат-Вэй. От повелительного рыка князя, случалось, гасли белые шары освещения.

Телохранитель встал. На лице жили только глаза — яркие, пронзительные, цепкие.

Танцовщица сорвалась с места и бросилась к ним.

— Домино! Ради Бога, не надо! — Она ведь не знала, что Дэсс — не Домино. Бабочка отчаянно захлопала крыльями и слетела со лба девушки.

— Дорогу! — рявкнул Дэсс на «друга» с узорами. Сплошное неприличие, оскорбляющее СерИвов и их женщин. Впервые в жизни он почувствовал, как руки чешутся кого-нибудь ударить.

«Друг» отступил, наглые глаза сощурились, губы искривились в усмешке.

— Домино! — танцовщица упала княжичу на грудь, обхватила за шею. Тело было горячим, сердце отчаянно колотилось. — Пощади!

— Карина, — Мстислав разомкнул ее руки, — перестань.

Маленькая и хрупкая, удивительно похожая на СерИвку, танцовщица прильнула к телохранителю.

— За что?! — вскрикнула она, пытаясь защитить его, прикрыть своим худеньким телом. — Ну за что вы все его терзаете?!

— Домино, тебя подменили? — спросил «друг» с узорами, как недавно спрашивал Мстислав. Вернее, слова были те же, но в тоне звучало нечто иное. Дэсс испугался бы, не будь он взбешен.

— Если кто-нибудь еще сунется к Мстиславу, запою до смерти, — посулил Дэсс; в горле клокотал хриплый княжеский рык. Угроза была нешуточной. Мужская магия — магия охотничьих песен — единственное, что освоил ленивый младший Мат-Вэй. Зато он освоил ее в совершенстве.

— Не зарывайся, мальчик, — прозвучал тихий голос, почти заглушенный музыкой и голосами людей. Слова были сказаны на языке СерИвов.

А в прозрачной перегородке княжич увидел свое отражение, какого отродясь не видал. СерИв — огромный, в рост человека — со вздыбленной шерстью на плечах и загривке, весь алый, без единого проблеска серебра, с горящими зелеными глазами. Куда более грозный, чем сам князь Мат-Вэй в приступе самого страшного гнева.

Дэсс отвернулся. Кто заговорил с ним на его языке?

Рядом не было никого, кроме Мстислава и «друзей». Неужели кто-то из них?

Дэсс поглядел на озадаченного «друга» с подвесками, на сбитого с толку парня с золотой сеточкой на груди. Встретил взгляд прищуренных глаз «друга» в непристойном костюме. Это он сказал: «Не зарывайся». Больше некому. Но почему на языке СерИвов?

— Мы едем домой? — спросил княжич у Мстислава.

— Едем. Я увидел все, что хотел.

От слов телохранителя Дэсс похолодел, как будто шерсть намокла на подтаявшем леднике. А после он долго-долго не мог согреться, потому что Мстислав долго-долго молчал.

Глава 4

Дождь кончился, тучи умчались. Желтое солнце висело в дымчато-синем небе, а внизу сияли похожие на ледяные горы дома. Белые, зеленоватые и голубые, с виду мокрые, как будто подтаявшие, а прорезанные вкривь и вкось окна забраны стеклами удивительного вида: то черно-прозрачные, то с белым налетом, точно в морозных узорах. Дэсс не уставал дивиться тому, как выстроен Тэнканиока-ла: один район состоял из таких вот «ледяных» глыб, среди которых Мстислав вел сейчас свой мобиль; другой был полон шаров-аквариумов, где в двойных стенах плавали искусственные рыбы и водоросли; в третьем районе дома были стеклянные и отражали небо так, что, казалось, таяли в нем, готовясь вот-вот раствориться. Остальные пять районов Дэсс еще не видал.

По широкому путепроводу катило лишь несколько мобилей — водители не торопились в путь после дождя. Мстислав упорно молчал, и его каменное молчание тревожило княжича все больше. Человек видел отражение Дэсса в настоящем Зеркале и знает, что Дэсс — СерИв. Что он станет делать?

— Слав, — начал княжич, с опаской глянув на суровый профиль своего телохранителя, — можно спросить?

— Ну? — нелюбезно буркнул Мстислав.

Для начала Дэсс задал самый невинный вопрос:

— Кто такая Карина?

— Твоя знакомая. Танцовщица в ресторане.

— Она так хотела тебя защитить…

— Ну да. После того, как ты со своими подонками уже пытался устраивать цирк.

— Почему ты это терпел?

— Светлана ум… — Мстислав запнулся и быстро поправился: — тяжело больна. Мне нужны деньги. — Его лицо посуровело еще больше.

Княжич примолк. Как утешить? Ведь даже не спросишь, от чего умирает женщина Мстислава: Дэсс не смыслит в человеческих болезнях. Он и в хворях СерИвов разбирается скверно, даром что княжеский сын. Так и не знает до сих пор, что именно приключилось с Соной. Увидит ли Дэсс ее когда-нибудь? Воспоминание было мучительным, и княжич постарался его отогнать — сейчас были дела поважнее, чем страдать попусту.

— Как тебя зовут? — вдруг спросил телохранитель, хмуро глядя на дорогу.

— Домино, — сказал Дэсс.

— Ладно. И кем ты себя вообразил, Домино?

— Тебе это важно?

— Если ты Дэсс Мат-Вэй… — Мстислав не договорил, губы искривились в яростном оскале.

Убьет! Княжич замялся, не зная, на что решиться.

— Ты — Мат-Вэй? — прямо спросил телохранитель.

— Да. — Дэсс и рад был солгать, но не позволила княжеская гордость. Поскольку гром не грянул и молния не сверкнула, он полюбопытствовал: — Как ты догадался?

— У нас перебывало множество женщин из вашего дома.

Дэсс вздрогнул, словно его вытянули бичом, каким в легендах наказывали преступников; самого княжича никто в жизни и пальцем не тронул.

— Кто? — вымолвил он охрипшим голосом.

Телохранитель оторвал взгляд от дороги и повернул голову, недоверчиво приподняв брови. Он так долго рассматривал княжича, что можно было три раза потерять управление и вылететь с путепровода. Однако этого не случилось.

— Пару раз бывала княгиня, — наконец сообщил он, — потом зачастили две княжны.

— Зачем?

Мстислав повел плечами и не ответил. Княжич сжался от нестерпимого стыда. Он и сам знал, зачем СерИвки ходят в человеческие дома. Подумать только! Мать, Лисса… Ну, со старшей сестры что возьмешь? Она даже Касса не оплакивала, когда он умер. Но мать! А Дэсса?! Любимая сестренка, подружка детских игр, советчица в любых делах. Она во всем разбиралась куда лучше брата — кроме мужской магии, конечно. Дэссу вспомнились ее недавние отлучки из дому. Возвратившись, она ничего не объясняла, лишь загадочно улыбалась. Дэсс полагал, что сестренка влюбилась и тайком навещает возлюбленного… Великий Ханимун, вразуми: как она могла?

Княжич едва не застонал. Как могла? Очевидно, так же, как Сона.

Нет! Неправда. Совсем по-другому.

Сона была не княжеской крови, но и не из прислуги. Ее родители жили отдельным домом неподалеку от замка Мат-Вэев. В роскоши не купались, но и не бедствовали. Возделывали собственный красничник и продавали урожай в замок. Князь платил щедро: красника была превосходна, и вино из нее подавалось на стол по праздникам.

Дэсс влюбился без памяти, когда на следующий день после своего совершеннолетия увидел Сону в красничнике. Последний раз он встречал ее восходов двадцать назад, а сейчас Сона показалась удивительно повзрослевшей, словно прошло две-три весны. Изящная голубовато-серая фигурка сновала среди ветвей с серебристыми листьями и гроздьями красных ягод. Синие глаза сперва глянули удивленно, а потом сделались испуганными: Сона узнала юного княжича. Лучше всего он запомнил ее торопливые руки, быстро наматывающие длинную ткань, которую девушка сняла, чтобы не запачкать ягодным соком. Дэсс забрался в чужой красничник, желая полакомиться горсткой поспевших ягод — это не считалось воровством и не было постыдно; а оказалось — пришел для того, чтобы найти Сону.

Он ее обожал. Дарил подарки — всякую мелочь, чтобы не обидеть дорогими приношениями; рассказывал легенды, которых знал огромное множество; любовался голубыми переливами ее шерсти на ловких руках, вечно занятых какой-нибудь работой; даже помогал собирать поспевающую краснику, хотя это вовсе не подходящее занятие для мужчины из рода Мат-Вэев. Сона была единственной дочерью в семье, у нее не было ни брата, ни сестры, и Дэсс за это жалел ее и любил еще больше.

Прошел целый год, прежде чем Дэсс решился набрать охапку люб-цветов. Полдня выискивал самые редкие, белые, с алой каймой на лепестках. С замирающим сердцем княжич сложил приношение у ног возлюбленной, в траву под кустами огневки, где они с Соной обычно встречались, и тоже опустился наземь, склонил голову, ожидая ответа. Сона не торопилась принять цветы. Сев на корточки, она придирчиво рассматривала душистые головки — нет ли увядших либо помятых. Очень важно понять, как мужчина отнесся к делу: если он принес избраннице негодные люб-цветы, стоит ли с таким знаться? Дэсс был уверен, что в охапке нет дурных цветков — перед тем, как явиться к Соне, он тщательно перебрал их и убедился, что в дороге не повредил ни единого лепестка. Что же она их разглядывает так долго? Хорошие ведь цветы!

— Нет, — тихо промолвила Сона. Это был приговор, и княжичу оставалось лишь встать и уйти. Решение девушки не обсуждается, и вопросов ей мужчина не задает. Однако Сона грустно продолжила: — Взгляни: что ты принес?

Дэсс изумленно уставился на распластанные в травке цветы. Белые, с алой каймой, лепестки необъяснимо поникли и посерели, словно Дэсс не озаботился кувшином с водой и тащил цветы по жаре прямо так. Отчего они умерли? Ведь только что были живые!

— Сона… — растерявшийся княжич не находил слов. — Я… клянусь тебе…

Княжеский сын клянется лишь раз в жизни — когда принимает сан князя и берет на себя груз забот о своем роде и доме. Сона не позволила Дэссу произнести негодные слова: узкая ладошка легла ему на рот.

— Уходи, — прошептала девушка.

И он ушел. Потрясенный, несчастный, с потускневшей от горя шерстью. За что покарал его Великий Ханимун? За какие проступки убил люб-цветы? Неужели за Дэссову лень и нежелание постигать нудную премудрость, обязательную для княжеского сына?

За ответами он пошел к Дэссе. Наверняка сестренка растолкует, что к чему.

Дэсса только что выкупалась в бассейне с ароматической солью и сидела на каменной скамье, сушила золотистую шерсть на солнце, небрежно прикрывшись отрезом желтого шелка. Сверху спускались цветущие лозы из висячего сада на стене, и среди этих цветов юная княжна казалась особенно красивой.

Княжич понуро опустился на скамью рядом с Дэссой. Ощутил исходящий от нее аромат и не сдержался, горестно мяукнул. Сколько этой самой соли он перетаскал Соне! С Дэссой советовался, выбирал что получше…

— Отвергла люб-цветы? — спросила сестренка, которой — вот счастье! — крайне редко приходилось что-нибудь объяснять.

— Хуже. — Он рассказал о случившемся.

У Дэссы на лице дрогнули черные полоски, идущие от глаз к ушам: сестренка несказанно удивилась.

— Кэты меня забери! — выругалась она звонко, не стесняясь тем, что ее могут услышать домашние. — Только и сказала: «Уходи»? Больше ничего?

Какая разница — сказала или нет? Люб-цветы погибли. Ни с того ни с сего! А второй раз их девушке не предлагают. Княжич мяукнул и до боли прикусил губу.

— Дэсс, — сестренка с нежностью провела ладонью ему по щеке, — ну, ты как маленький. Она сама их убила, чтобы тебе отказать.

— Как убила?! Зачем?

Дэсса присвистнула сквозь зубы и, не вставая со скамьи, потянулась к ветке с цветками, похожими на розовые язычки. Небрежно накинутый шелк соскользнул, Дэсс наклонился его поднять. Когда он снова набросил ткань на золотистый сестренкин живот и глянул на ветку, розовые «язычки» уже висели поникшие, побуревшие. Убитые, как недавно — люб-цветы.

— О Ханимун! Это еще что?

— Женская магия, — объяснила сестрица, подтыкая шелк подмышки. — Мы все это умеем. Мало ли что — вдруг нужно отвадить надоедного ухажера? А он принес букет без изъяна, и придраться не к чему.

«Отвадить ухажера»! Вот, значит, как… Солнце над стенами замка померкло. Дэсс встал, чтобы уйти и не размяукаться перед сестренкой.

— Сядь, — Дэсса поймала его за руку и потянула назад. — Ты ничего не понял. Сона — умница и сознает, что ты не можешь взять ее в замок женой. А быть тебе просто любушкой она не хочет. Пусть даже ты княжеский сын.

— Как это не могу взять женой? — рыкнул Дэсс, мгновенно ощетинясь. — Мне тут и отец не указ!

— Наш отец ни при чем, — мягко возразила сестренка. — Сона — единственная дочь.

— Ну и что?

Дэсса повернула лицо к солнцу, прижмурила свои удивительно красивые зеленые глаза. Почти такие же красивые, как у Соны.

— Единственная дочь не рожает собственных детей, — произнесла она тихо, словно стесняясь. — Ее род оборвется на ней. А ты ведь не оскорбишь Сону, взяв вторую жену, которая нарожает тебе детишек?

— Нет, — подтвердил княжич. Он и раньше понимал, что Сона останется бездетной. Но неужели это так важно? — Дэсса, послушай. У нас есть ты и Лисса. И Касс, который скоро приведет в дом жену. На что нам мои дети? Я готов обойтись племянниками. Целой кучей замечательных дэссят, лиссят и кассят.

Княжна засмеялась — точно зазвенели тающие льдинки на горном водопаде, который был схвачен суровым зимним морозом, а под весенним солнцем отогрелся.

— Братец, — Дэсса любовно потрепала его по ушам, — к нам едет князь Вас-Лий с женой и дочками. Через три дня будут здесь. А дочки — красавицы, каких поискать. Загляденье! Одна постарше нас с тобой, но трое — ровесницы, и любая с радостью станет тебе жен… Ты что?

Княжич встал со скамьи, выпрямился во весь рост. В горле родился угрожающий рык.

— Вот увидишь, — проговорил Дэсс в гневе, — я приведу Сону в замок своей женой. Или уйду в ее дом.

Дэсса поглядела очень серьезно, черные пучки волосков над глазами изогнулись вперед, отчего сестренка показалась на несколько лет старше.

— Сона отказалась от люб-цветов. Она не станет твоей женой.

— Я добуду ей Руби, — объявил Дэсс. — От Руби не отказываются.

Дэсса в испуге вскочила, подхватила соскользнувший шелк. А ну как и впрямь брата понесет в Долину Черной Смерти, за страшным сокровищем? Если мужчина обманул Черную Смерть, он может взять себе любую женщину, будь она хоть княжеская невеста. Да только не много на свете охотников за Руби, кроваво-красным камнем поразительной красоты. Боятся СерИвы Черной Смерти. Один неверный шаг — и…

— Ты с ума сошел, — сказала Дэсса.

— Я люблю Сону.

— Мужская любовь быстротечна, — заявила княжна, умудренная опытом всего женского населения замка. — Ты забудешь Сону, едва увидишь дочерей Вас-Лия.

Оскорбленный Дэсс отшатнулся.

— Сестра! Быстрая река унесла твои мысли, а глупый язык зацепился за корягу и остался болтать почем зря. — Младший княжич, хоть и не набрался мужской мудрости, перенял от старших кой-какие обороты речи.

Дэсса возмущенно взвизгнула и побежала со двора, размахивая шелковым отрезом, словно отгоняла кусачих крыланов — гнала прочь обидные слова брата. Если правильно отгонять, слова не прилипнут к ней навсегда.

— Я не позволю! — выкрикнула она, обернувшись в дверном проеме; свет от горящего внутри белого шара окружил сиянием ее золотистую фигурку. — Не пущу тебя, слышишь?!

И не пустила. Дэсс был уверен: сестрица немало постаралась для того, чтобы князь рассердился на какую-то пустячную провинность младшего сына и распорядился три дня не выпускать его из замка. Дэсс мрачно слонялся по залам и коридорам, силой собственного гнева гасил светящие шары, а потом, когда поднимался крик, зажигал их снова. Князь приказал запереть Дэсса в темницу, куда, по легендам, сажали самых отпетых преступников. Здесь не было ни единого шара, и стояла кромешная тьма. И холод — сырой, леденящий, просачивающийся сквозь шерсть. Возмущенный наказанием Дэсс спел несколько охотничьих песен, и эти песни убийства неслись по воздуховодам, повергая в дрожь женщин и детей. Княжича выпустили и привели к князю, и Росс Мат-Вэй самолично наложил на непокорного сына заклятье, лишив голоса. Тут вмешалась мать, и Дэсса не отвели назад в темницу.

Замечательно получилось! Отец подобного не ожидал. Когда прибыли дочки Вас-Лия, златошерстные красотки с белоснежными пятнами на плечах, младший княжич лишь хрипел да сипел, да разводил руками, показывая, что говорить с высокородными девицами он не может. Очень невежливо. Вас-Лий был сильно задет, княгиня едва сдерживала упреки, а дочки перекинулись на Касса, хотя было известно, что он уже выбрал себе невесту. Дэсса прогнали из пиршественного зала.

Мать тут же принесла ему кувшин с горячим молоком и медом диких чиппелей, полагая, что наложенное отцом заклятье давно рассосалось, а любимый сын всего-навсего простудился в темнице. Княжич с удовольствием выпил целебное лакомство и улегся в постель, под пуховую перину. Однако едва мать вышла из комнаты, он выскользнул следом и под звуки праздника в честь благородных Вас-Лиев выбрался из замка.

Он сходил в Долину Черной Смерти и добыл-таки Руби. Дэсс превосходно знал древние легенды и дал себе труд подумать, что и как сделать, где искать. А сколько СерИвов до него погибли, сунувшись за Руби наобум!.. Но потом Дэсс принес камень Соне, и вот тут-то его ожидал самый страшный удар.

Глава 5

Сона сидела на каменной скамеечке у входа в дом, под раскидистой пальцелисткой, и впервые на памяти Дэсса ничем не занималась. Она была закутана в отрез белого шелка — Дэсс прежде не видел на любимой такой красоты. Пальцелистка опустила одну ветку и тянулась к Соне резными листьями, которые и впрямь напоминали пальцы; одна веточка уже легонько оглаживала плечо прекрасной СерИвки.

Когда княжич неслышно подошел и предъявил на ладони добытый Руби, Сона вскочила, широко распахнула свои синие глазищи и молча уставилась на кроваво-красный переливчатый камень. Дэсс даже подумал: а вдруг она и с Руби что-нибудь сотворит, убьет его, как люб-цветы? Он чуть не сжал пальцы в кулак, чтобы спрятать сокровище. Едва-едва удержался. Нет худшего оскорбления для девушки, чем вот так ее поманить, да в последний миг передумать.

Дэсс ждал ответа. Должна же Сона сказать хоть слово.

— Ты меня не любишь? — наконец спросил он, не дождавшись. Руби кроваво переливался и щедро выстреливал алыми искрами — рука у Дэсса дрожала.

— Люблю, — прошептала Сона и подняла на княжича несчастные глаза. Они были синее самой яркой небесной синевы, глубже самого глубокого озера. Но на дне их таилось черное горе — чернее глухой ненастной ночи.

— Ты пойдешь со мной в замок? — Дэсс не стал приказывать, хотя имел право, он лишь спросил.

Сона испуганно отступила, и княжич ее не удержал. На мгновение опоздал схватить за руку — а Сона уже стянула с себя белый шелк и заслонилась им, держа ткань на вытянутых руках. Голубоватая фигурка сделалась тускло-серой — со вздыбленной шерсти ушли голубые переливы. У Дэсса был Руби, но даже Руби не давал права увести женщину, которая столь сильно противится. По крайней мере, Дэсс не мог так поступить.

— Почему? — спросил он.

— Я была в человеческом доме, — произнесла Сона, и княжич не узнал любимого голоса — такой он стал тоненький, ломкий. — Я любила человека.

— Зачем?! — только и смог вымолвить потрясенный Дэсс.

Она издала короткий яростный вой. Пальцелистка испуганно вздрогнула, листья начали отодвигаться от девушки.

— Затем, что ты не увел меня в замок! — выкрикнула Сона, комкая дорогой белый шелк.

— Ты же сказала… — начал Дэсс.

— Я сказала! А ты хотел бы — увел! — В синих глазах вскипели слезы, что были страшнее прорвавшей плотину реки. — Я год ждала! Надеялась! А ты… подарочки носил, пустяки всякие! Родителям стыдно показывать. Не подарки, а… ошметки из княжеского дома.

— Сона, — холодно проговорил оскорбленный княжич, — шальная птица клюнула тебя в маковку, и ум вылетел через уши. Привяжи свой осиротевший язык к двери родительской спальни и оставь его там навсегда.

— Моего ума хватило, чтобы прийти к человеку. — Сона все комкала и комкала шелк, превратившийся в неприглядную тряпку. — Я ласкала его, а он подарил мне деньги. Настоящие деньги, не наши!

Легенды гласят: от человека у СерИвки рождаются кэты — мерзкие твари, проклятие Ханимуна. Дэсса затошнило, когда он представил, как безволосое существо с убогой шерстью на голове и подмышками, огромное, грубое, лапает маленькую СерИвку. Да как она жива осталась после этих «ласк»?

Ему перехватила горло жалость.

— Пойдем в замок, — сказал Дэсс и снова протянул Соне Руби: — Это стоит дороже всех денег, что могут дать тебе люди.

Она отпрыгнула, закуталась в измятый шелк. Выпрямилась высокомерно, будто настоящая княжна.

— Поди прочь, младший княжеский сын, недоумок и лентяй. Проси дочек Вас-Лия показать тебе магию любви, они с радостью… хоть все разом. Убирайся! — закричала Сона, и на этот пронзительный крик из дома вышла ее мать.

Она глянула на Дэсса очень странно, он не успел ничего сообразить, лишь заметил на ней алый шелк с серебряным шитьем — что-то очень знакомое, много раз виденное — и в ярости швырнул ей под ноги бесценный Руби. По каменной плите брызнули розовые осколки, а княжич повернулся и побежал, не разбирая дороги. За спиной бился отчаянный, страшный вой Соны, однако Дэсс его не слышал. Потому что сам захлебывался таким же отчаянным, но беззвучным воем, от которого рвалось горло и грозило остановиться сердце…

Спустя несколько дней он вернулся. Чуть живой от горя, виноватый до кончиков ушей. Касс, старший брат, сжалился и разъяснил: пока Дэсса держали под замком, мать наведалась к родителям Соны. Она принесла дорогие подарки, подкупила-убедила-припугнула, а затем научила, что говорить и как обмануть доверчивого княжича, чтобы он отказался от не подходящей ему девушки. Обманули… о Ханимун, до чего же легко его провели!

Какие слова нашла мать, чтобы они перевесили Руби? Представить себе невозможно. Разве что мать наложила на Сону тайное княжеское заклятие? Дэсс готов был отправиться за вторым Руби, но Касс пригрозил, что доложит отцу, а тот вышлет погоню. Смирившийся Дэсс обещал, что в Долину Черной Смерти не пойдет, и тогда Касс принес флакончик драгоценных заморских духов — один из подарков, приготовленных для будущей жены. С этим флакончиком Дэсс и двинулся к Соне.

Ее не было под кустом огневки, где они прежде встречались. Ее не было и в опустевшем, подчистую выбранном красничнике — лишь пожилой отец возился, вырезал засыхающие ветки. Не оказалось Соны и на каменной скамеечке под пальцелисткой у дома. Раскидистые ветви с нежными «пальцами» затрепетали, почуяв присутствие Дэсса, и потянулись к нему, когда он застыл у входа с плетенной из травы занавеской. В доме было на удивление тихо — ни голосов, ни шагов занятых работой женщин, ни привычного посвиста домашней поскакушки. Она-то почему замолчала? Княжич не решился звать Сону и шагнул в прохладную полутьму чужого жилища. Поскакушка сидела, нахохлившись, в углу первой комнаты — жалкий пучок рыжих перьев, совсем не похожий на жизнерадостную домашнюю любимицу. Дэсс прислушался, пригляделся, принюхался. И безошибочно определил путь к комнатам Соны.

Он пробрался каменным коридором, где на стенах не было обычной для СерИвов резьбы, но висели красивые вещи, плетенные из сухой травы и разноцветных прутьев. Казалось, они помнили прикосновение ловких Сониных пальцев, тепло ее узких ладоней. У одного из входов, что был завешен плотной тканью, в воздухе плавал светящийся красноватый шар. Дэсс отродясь таких красноватых не видел; в легендах говорилось, что шары краснеют к большому горю. Он приподнял тяжелую ткань и заглянул в комнату.

У самого пола тлели два отяжелевших темно-красных шара. Сона лежала на постели, укрытая пуховой периной. Поверх нее виднелись тонкие руки, хрупкие плечи и запрокинутое к каменному своду лицо. От закрытых глаз тянулись вниз полоски мокрой шерсти — Сона плакала. Рядом стоял кувшин с водой, словно для того, чтобы Сона могла пить и плакать, плакать и снова пить.

Легче ночного ветерка, княжич скользнул внутрь и опустился на плетеный коврик у постели.

— Сона, — он положил ладонь на руку любимой, с испугом ощутил, какой горячей стала ее шерсть. — Я пришел. Прости меня.

Она открыла глаза. Из них выкатились новые слезинки. Сона повернула голову и глянула на Дэсса, словно не узнавая.

— Прости, — повторил он, хотя СерИвы никогда не просят дважды.

Она дернулась, желая высвободить руку из-под его ладони. Дэсс не позволил, крепче сжал ее тонкие пальцы.

— Сона, я был дураком и всему поверил. Но я хочу привести тебя в замок женой…

— Уходи, — прошептала она. — Дэсс! Любимый мой… Уходи скорей!

— Отчего ты меня гонишь?

— Посмотри…

Он не мог понять, на что смотреть. Сона тыкала подбородком себе в плечо, однако в красноватом свете придавленных горем, меркнущих шаров Дэсс ничего не мог разглядеть. Шерсть и шерсть — любимая, Сонина. Быть может, слегка потускневшая, но и только.

— Видишь? — слабым голосом спрашивала Сона. — Ты видишь?

— Нет, — признался он честно. — Подумаешь, хворь завелась! Я отнесу тебя в замок. Наш лекарь посмотрит и вылечит.

— Дэсс… — из помутневших глаз катились слезы. — Не трогай меня… заразишься… Это лун… лунная лихорадка!

Княжич не отшатнулся. Одному Ханимуну ведомо, чего ему стоило не отпрыгнуть и не кинуться вон. Он наконец разглядел-таки беловатые волоски на плече у любимой. И несколько светлых волосков над глазами, а левое ухо было ими покрыто сплошь. Да: это лунная лихорадка, от которой спасения нет. Вскоре Сона побелеет вся, потом шерсть осыплется, и Сона умрет.

— Ханимун меня покарал, — прошептала она. — Уходи, я прошу. Дэсс, я любила тебя… как любят только бездетные… тебя и наших не рожденных детей… Уходи! Твоя мать… она хочет тебе добра. Ты найдешь другую женщину… пусть у нее будет серая шерсть… в память обо мне. Да уходи же наконец! Заболеешь! Счастье ты мое… быстрый горный ветер… звон серебряных звезд…

— Уходи, — услышал Дэсс голос за спиной. — Не мучай ее.

Он оглянулся. У входа стояла мать Соны — усталая, сильно постаревшая.

— Иди домой, — повторила она. — И прости нас с Соной.

Дэсс вынул припрятанный в складках одежды пузырек, поставил на каменную полочку в изголовье постели. Сам удивился, как вспомнил про флакон.

— Лихорадка боится этого запаха. — Великий Ханимун, не наказывай за невинную ложь! — Сона, пока ты будешь нюхать это… эту… — он забыл, как называется пахучая жидкость, — этот дух, лихорадка не поползет дальше.

— О-о, лекарь, — вздохнула мать Соны. — Беги отсюда, пока…

Дэсс не слышал, что она сказала дальше: он сорвался с места и кинулся бежать, словно от лесного пожара. Он несся всю дорогу к замку, в воротах сшиб стражника и кинулся к матери, прервав ее дневную молитву о благополучии дома.

— Сона умирает!

Больше он ничего не помнил — как будто провалился в промытый дождями колодец в горах. Глухая чернота без малейшего проблеска света. Наверное, так же выглядело изнутри горе Соны.

Потом, когда Дэсс очнулся от своего черного сна — если то был сон, а не смерть, — ему рассказали, что родители Соны ошиблись, у нее оказалась не лунная лихорадка, а снежный лишай. Приятного мало: от снежного лишая шерсть выцветает и осыпается, на коже появляются вонючие язвы, но через несколько лун они исчезают, и вырастает новая шерстка, лучше прежней. Снежно-белая, как у дочерей Вас-Лия. У них-то, конечно, не было никакого лишая, а вот Сона — да, подхватила где-то заразу. Не иначе как в городе отиралась по притонам. Да-да, все правда было, что она рассказывала про любившего ее человека. Многие СерИвки идут в город ловить удачу. Особенно такие бездетные, как Сона. Ну что за труд — поласкать немного человека? Женская магия любви действует и на СерИвов, и на людей одинаково. Люди платят за нее ой как дорого — им ведь в диковинку, их женщины такого не умеют. Вот и Сона подалась в Тэнканиока-ла, благо ходить недалеко. Богатые шелка откуда? Продали ей их, не подарили. Она же заработала на своих ласках — вот и заплатила. А подарками не взяла — слишком гордая. Дэсс, почему ты не веришь старшим? Тебе и мать говорит, и отец подтверждает, и сестра клянется…

Дэсс не верил. Он упрашивал Касса сказать правду, однако старший брат отмалчивался, уходил. Лгать не хотел, но и правда с уст не срывалась.

Княжич снова сбежал из замка. Оказалось: за время беспамятства так ослабел, что к дому Соны пришлось подползать на локтях и коленях. Так и ввалился внутрь — перемазанный в земле, в драной одежде.

Дом был полон княжеских вещей. Дэсс без труда узнавал знакомую с детства посуду, занавеси, ковры, безделушки. Шары ярко светили, поскакушка носилась по комнатам и звонко насвистывала, охорашивалась, приглаживала перья. Мать Соны выглядела довольной и жизнерадостной, отец поздоровался с княжичем, добродушно усмехаясь. Вот только своей любимой Дэсс не нашел.

Он попросил сказать, где Сона, но отец и мать промолчали, чему-то улыбаясь. Княжич не стал просить дважды и приготовился уйти. Ведь можно и по другим домам поспрашивать — наверняка соседи что-нибудь знают.

— Постой, — мать Соны вручила ему кусок шитого золотом шелка. — Дочка просила передать.

Чувствуя, как забухало сердце, Дэсс впился глазами в Сонино рукоделие. Древние знаки СерИвов. Откуда Соне их знать? Быть может, ее научила княгиня?

Знаки говорили о любви и скорой встрече. Выходит, и впрямь была не лунная лихорадка, а снежный лишай? Однако что-то шептало Дэссу: это все ложь, ложь…

Впрочем, ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и ждать.

Дэсс терпеливо ждал. Сона не возвращалась.

Потом неожиданно умер Касс.

А спустя семнадцать дней с Дэссом случилось не пойми что. Ни в одной легенде не говорилось о переселении СерИва в человеческое тело. Ханимун знает, что за напасть…

Дэсс очнулся от воспоминаний, поглядел вокруг. Район со зданиями, похожими на ледяные глыбы, остался позади, мобиль Мстислава катил среди буйной зелени: стены, окна, крыши домов — все было зеленым и к тому же украшено висячими садами. Внизу под путепроводом росли деревья, в их кронах прыгали с ветки на ветку рыжие поскакушки и какие-то разноцветные инопланетные существа. Веселые поскакушки не ссорились с пришельцами; точно так же и СерИвы мирно ужились с явившимися на их планету людьми.

Граница города оказалась совсем близко. Дэссу видна была желто-бурая незастроенная равнина, а за ней — горы, до половины срезанные нижним краем уходящих темных туч.

— Скоро приедем, — сообщил Мстислав, не отрывая взгляд от дороги. Лицо телохранителя показалось княжичу еще более суровым, чем прежде. — До, скажи мне…

— Я не Домино. Я Дэсс. — Неизвестно, какой кэт кусал его в задницу, но упрямые слова сорвались помимо воли.

Мстислав прищурился. Дэссу сбоку видно было, как недобро сузился яркий карий глаз.

— Послушай, дорогой мой, — начал телохранитель, и слова «дорогой мой» прозвучали, как будто он обругал княжича. — Для меня ты — Домино, возомнивший себя серивом. И для господина Донахью — тоже. Иначе, — Мстислав сделал паузу, во время которой княжичу стало порядком не по себе, — в полиции тебя назовут убийцей и узурпатором.

— Кем? Каким патором?

— Узорным, — непонятно объяснил человек. — Ты убил сознание Домино и самовольно занял его тело; разве нет?

— Я не убивал, — возразил княжич. — Я не знаю, как это получилось.

— Поклянись. Если ты в самом деле серив, поклянись — и я тебе поверю.

— Не буду. Княжеский сын клянется только раз в жизни, когда…

— У тебя нынче другая жизнь, — яростно перебил Мстислав. — В чужом теле. Ты и ее потеряешь, если будешь ломаться!

— Нет.

Человек неожиданно улыбнулся — едва заметно, углами губ.

— Точно: княжеский сын. Верю.

Дэсс не успел обрадоваться. В душе ворохнулось подозрение, перерастающее в уверенность. Ошеломившая княжича мысль заметалась в голове, вытесняя из нее все остальное. Касс! Ведь не мог он просто так умереть! В одночасье, безо всякой болезни. Быть может?…

— Касс… — начал он — и поперхнулся. Уставился вперед, на приблизившийся край желто-бурой равнины. Там, недалеко от съезда с путепровода, по которому они ехали, лежал кроваво-красный Руби. Под солнцем отблескивали его мелкие ровные грани. Лишь несколько мгновений спустя княжич сообразил, каких чудовищных размеров этот Руби, если издалека показался камнем из Долины Черной Смерти.

— Считай, ты уже дома, — сказал Мстислав.

Глава 6

Дом оказался большим поместьем. Когда прошло первое изумление, Дэсс его хорошо разглядел с высоты путепровода. Ограда из голубого материала была похожа на круговую волну, которая разбежалась от центра и вздыбилась, готовая обрушиться на сушу. Внутри нее был парк с дорожками, мощенными белым камнем. Посередине стоял трехэтажный дом — тоже белый, с колоннадами по трем сторонам. Красный «Руби» находился в стороне от главного дома, ближе к воротам. То есть, никаких ворот Дэсс не видел, но дорога была — до ограды с внешней стороны и после ограды — тоже, и она вела к дому с колоннами.

Мобиль скатился с путепровода на равнину, и княжичу стала видна лишь ограда — высокая, полупрозрачная, с дымчато-белыми барашками наверху, как настоящая волна. Сплошная. Ни намека на въезд или вход.

Мстислав сбавил скорость, и мобиль тихо подкатил к огромной голубой «волне».

— Нас впустят? — спросил Дэсс.

— Если признают тебя за своего.

Признали. Та часть «волны», сквозь которую проходила дорога, истончилась и затем исчезла. Мобиль свободно въехал на территорию.

— Поезжай к «Руби», — попросил княжич.

— Куда?

— К «Ру…» К красному дому.

Мстислав свернул на боковую аллею. Деревья по ее краям стояли редкие, невысокие — в основном местные пальцелистки да лохматки, но Дэсс заметил и несколько чужаков: серебристо-зеленых, с длинными иглами вместо листьев. Интересно было бы их потрогать и понюхать…

Мстислав остановил машину на площадке возле «Руби». Строение было невелико — размером с небольшой зал в замке Мат-Вэев. Его грани были ровные, гладкие, и красные блики отраженного света падали на белые плитки внизу. Ни окон, ни дверей Дэсс не увидел.

— Зачем это?

— Твой отец… — начал Мстислав. — Господин Донахью построил гнездышко для тебя… да, для тебя и… м-м… княжны… Короче, это место свиданий.

Дэсс едва сдержал проклятье. Посидел, наливаясь неодолимым гневом. Не выдержал:

— Пойдем, посмотрим, что внутри.

— Я-то видел, — отозвался Мстислав, открывая дверцы мобиля.

Княжич выпрыгнул наружу и зашагал к «Руби». Гнев туманил голову. «Место свиданий». Стыд какой! Которая из сестер приходила сюда к Домино? Лисса? Дэсса? Удушил бы обеих…

«Руби» признал княжича за хозяина, в стене открылся проем. Внутри было светло, и прямо у входа рос куст красники. Ветви с серебристой листвой клонились под тяжестью спелых ягод, которые так и просились в рот.

— Настоящая? — спросил Дэсс. — В горах красника уже отошла.

— Из оранжереи. По спецзаказу, — объяснил Мстислав, однако Дэсс не слушал: протянув руку, он привычным движением сорвал гроздь тугих, налитых соком ягод.

Руку стиснули железные пальцы телохранителя.

— Ты спятил?

— Я только попробую. Это не воровство. — Дэссу не хотелось никакой красники — он пытался успокоиться, чтобы осмотреть внутренность дома без гнева на сестру.

— Ты попробуешь? — переспросил Мстислав. — И кто сдохнет в корчах, с воплями и пеной изо рта?

— Я тысячу раз ее ел.

— А в тысячу первый — сдохнешь. — Мстислав отнял у княжича пачкающиеся соком ягоды и бросил их под куст, на пятачок земли, окруженный ковром из белых с золотом нитей. — Ты не серив. Ты человек, запомни!

— Не говори «серив». Это нехорошо. — Глаза уже увидели все, что было внутри чудовищного «Руби», но сознание Дэсса отказывалось это воспринимать, и княжич еще мог рассуждать о другом. — Надо говорить «СерИв», — он сделал ударение на заглавных буквах.

— С-сери-ив, — повторил Мстислав. — Так вот: то, что едят с-сери-ивы, для тебя смертельно.

Дэсс подумал, что умрет не от еды, а от стыда. Кроме куста красники, здесь была постель, сооруженная из множества перин и шелковых покрывал с узорами. Ханимун свидетель: Дэсс собственными глазами видел, как Дэсса со служанками вышивала эти самые узоры. Приданое благородной княжны в человеческом доме! Уму непостижимо. Постель была огромная, от одной стены «Руби» до другой. Рядом висело зеркало в серебряной раме. Широченное, способное отразить всю эту проклятую постель и тех, кто закатился в любой ее угол. Взбешенный княжич уставился на чистое, ничем не замутненное стекло, ожидая, что там проснется настоящее Зеркало. И отразит страшное, чего еще не бывало: СерИва, готового убивать себе подобных.

— Есть видеозаписи, — сообщил Мстислав.

Дэсс повернулся к телохранителю. Человек невольно отступил.

— Заботиться о безопасности клиента — моя работа. Мне не нравилось, что к тебе… к моему клиенту пустили сер… с-сери-ивку, — Мстислав старался быть дипломатичным, — и я не мог оставить его… тебя без присмотра.

Княжич зашипел сквозь зубы.

— Я боялся за тебя.

С диким воем, в котором смешались все охотничьи песни СерИвов, Дэсс кинулся к зеркалу, где так и не проступило настоящее Отражение. Саданул по стеклу кулаком — раз, другой, третий. Стекло гудело и отражало разъяренного человека. Дэсс вмазал по этому отражению обоими кулаками, ударил плечом, пнул со всей силы. Стена, к которой крепилось зеркало, хрустела и вздрагивала. Стеклу не делалось ничего! Дэсс молотил по нему, пока оно не замазалось кровью разбитых рук и пока Мстислав не схватил княжича за локти и не оттащил прочь.

— Ну, будет тебе. Отвел душу — и хватит. — Он усадил Дэсса на край постели и придержал, чтобы княжич снова не бросился на ни в чем не повинное зеркало.

Тяжело дыша, Дэсс порывался вскочить.

— Тише, тише. Успокойся, — произнес Мстислав на языке СерИвов.

Дэсс мгновенно утих. Его подозрение было верно? Старший брат не умер, а переселился в чужое тело, как Дэсс? Это он сейчас смотрит грустными глазами и не позволяет младшему наделать новых глупостей?

— Касс?

— Успокойся, — повторил телохранитель.

Дэсс в изнеможении ткнулся лбом ему в грудь. Что бы ни вытворяли потерявшие стыд сестры, но старший брат — вот он, здесь. Дэсс не один в том ужасном положении, в котором оказался. От человеческих рук, лежащих у княжича на плечах, исходило ощущение силы и уверенности. Совсем как в прежние времена — от рук Касса.

— Что с нами случилось? — спросил Дэсс, начиная оживать. Как хорошо найти среди людей утраченного брата!

— Я не понимаю, что ты говоришь, — ответил Мстислав. — Я знаю по-вашему всего несколько слов.

Княжич отстранился. Это не Касс… От разочарования хотелось мяукать.

Телохранитель уселся рядом на постель, хлопнул Дэсса по спине.

— Не переживай: могло быть хуже. Слушай. Я знаю о с-сери-ивах, — выговорил Мстислав с большим тщанием, — все, что смог выцедить из Инфо. То есть ни черта. Этот милейший народец, на чью планету нахально ввалились потомки землян, скрывает любые сведения о себе. И гонит прочь наших миссионеров, добровольцев, врачей, шпионов — всех. Ладно, это я могу понять. Однако наблюдатели и аналитики не спали, и за много лет собрали кой-какую информацию. Так вот: она была в Инфо. До недавнего времени. А теперь ее нет. У-нич-то-же-на. И я думаю, что ты — единственный, кто мог бы мне что-нибудь рассказать. Надо понять, что с тобой случилось и почему.

— Я сам не знаю, — вздохнул Дэсс. — И рассказывать не о чем.

— Кто-то недавно сболтнул мне словцо насчет магии с-сери-ивов. Не ты ли?

— Ты опять неправильно говоришь, — сказал княжич, стараясь выиграть время, чтобы подумать. — СерИвы. Слышишь, как я произношу? СерИвы.

— СерИвы, — безупречно повторил Мстислав. — Ты будешь мне помогать?

— Слав, — сказал Дэсс, разглядывая белый с золотом ковер под ногами, — я это предложил сгоряча… хотел избавить тебя от рабской зависимости.

— С перепугу ты предложил, — поправил Мстислав, усмехнувшись, — потому что хотел заручиться моей поддержкой. Так?

— Да, — признал княжич. — Но одно дело — воспользоваться нашей магией, чтобы помочь тебе. И совсем другое — рассказывать о ней, чтобы ты помог мне.

— Давай совместим два полезных дела.

— Можно мне еще подумать?

— Размышляй. Только быстро — у нас времени в обрез.

Мстислав сходил к мобилю за аптечкой и обработал разбитые руки Дэсса; заодно предложил смазать кремом искусанную воспаленную губу. Подергиваясь от отвращения, княжич намазал на себя целебную пахучую гадость и вернул тюбик со словами:

— Скажи, телохранитель экстра-класса, как получилось, что твоего подопечного сперли бандиты?

Мстислав улыбнулся было, но тут же посерьезнел.

— Скажу, если опять не кинешься что-нибудь крушить.

— Не кинусь.

— Господин Донахью увез тебя, когда меня отвлекла юная княжна.

— Что? — Дэсс встал.

Мстислав предупреждающе вскинул ладонь:

— Ты обещал не кидаться. Так вот, пока я был занят с княжной, у господина Донахью похитили сына.

Княжич подавил родившийся в горле рык. Человек не виноват: противиться женской магии невозможно, и если СерИвка задалась целью «отвлечь» Мстислава, устоять он не мог.

Подумав, Дэсс задал разумный вопрос:

— Зачем ей понадобилось тебя отвлекать?

— Ну-у, видишь ли, — протянул Мстислав, довольный тем, что обошлось без драки, — она могла быть в сговоре с бандитами. И облегчила им похищение.

— Не могла, — отмел несуразицу Дэсс.

— Допустим, господин Донахью имел свои цели и попросил княжну занять телохранителя, чтобы тот выпустил объект из-под наблюдения.

— Вздор!

— Почему?

Дэсс нервно прошелся вдоль огромной постели, сорвал с ветки несколько ягод красники и в сердцах бросил их под ноги, раздавил на ковре.

— Слав, я смотрел видео. Много, разных. Ваши женщины могут… как это?… делить постель с нелюбимым ради чего-нибудь важного. Но СерИвки… — он запнулся, сообразив, что и СерИвки подаются в город ради человеческих денег. — Ваши деньги Дэссе не нужны. Она — княжна, у нее есть все.

— Ты уверен? — тихо и как-то слишком спокойно поинтересовался Мстислав.

Дэсс не успел ответить: в открытый проем в стене «Руби» стремительно шагнул новый человек. В темном дорогом костюме, ростом пониже Дэсса и Мстислава, но такой же белокурый, кареглазый и с очень правильными чертами лица. Не иначе как господин Донахью. Он впился взглядом в Дэсса, однако обратился к телохранителю:

— Что вы себе позволяете? Почему я вынужден часами ждать, пока вы тут чешете языком? Извольте получить расчет, — он протянул Мстиславу кредитку. — В ваших услугах здесь больше не нуждаются!

Телохранитель не шелохнулся.

— Слав мне нужен, — проговорил Дэсс. — Я его не отпускаю.

Господин Донахью пропустил эти слова мимо ушей.

— Норман, пойдем, — он повелительно ткнул пальцем в сторону открытого входа.

Норман? Ах да, это же настоящее имя Домино: НОрман МИдж ДОнахью.

— Идем! — повторил директор института, где — Дэсс не забыл, что рассказывал Мстислав, — проводились какие-то противозаконные исследования. — У меня к тебе разговор. И из полиции звонили, скоро приедут спросить тебя кой о чем. — Он положил кредитку, которую так и не взял телохранитель, на постель: — Здесь ваше жалованье плюс деньги еще за два месяца. Мстислав, я не стану хлопотать о том, чтобы вас лишили разрешения на охранную деятельность. Хотя вы вели себя с непростительным легкомыслием! Вы свободны; вам ясно?

— Слав остается со мной, — повторил Дэсс.

На сей раз господин Донахью его услышал.

— Это еще что за ерунда? Мстислав, с какой стати мой обормот вас полюбил?

Дэсс не сказал бы, что господин директор чрезвычайно рад видеть возвращенного ему сына. Наверняка знает цену этому поганому кэту. И явно доверяет суждениям телохранителя больше, чем словам Домино.

— Ваш сын потерял память, — объяснил Мстислав. — И вместе с памятью утратил свою прежнюю личность.

— Амнезия? — переспросил господин Донахью. — Ну, за это вы ответите сполна! С лицензией можете прощаться. Норман! Марш домой! Надеюсь, ты помнишь, где дом?

— Здесь, — Дэсс уселся на постель. — И не командуйте мной, пожалуйста.

— Иди поговори с отцом, — внушительно сказал Мстислав. — Быть может, поймешь что-нибудь.

Безобидные слова неожиданно взбесили господина Донахью. Мелькнула рука — и он влепил бы оплеуху, не успей телохранитель отшатнуться.

— Вон отсюда, — велел отец Домино. — Чтоб через пять минут вас тут не было, или я вызову полицию.

Дэсс не знал, как поступить: то ли последовать совету и выслушать господина Донахью, то ли бежать из поместья с телохранителем. Мстислав медленно двинулся к выходу. А отец Домино подошел совсем близко к Дэссу, наклонился над ним и прошептал на языке СерИвов:

— Привет, братец. Тебя загодя не предупредили, но ты не пугайся; все будет хорошо.

Дэссу хватило выдержки не отшатнуться от Соны, когда он услышал, что она больна лунной лихорадкой. Ему и сейчас хватило самообладания.

— Простите, я не понимаю, — сказал княжич на человеческом языке.

— Смеешься над старшим братом? Ай, Дэсс, как некрасиво! — Карие глаза, окруженные сеточкой морщин, улыбались.

Дэсс отодвинулся.

— Что вы от меня хотите? Слав!

Телохранитель обернулся на пороге.

— Господин Донахью, вы его пугаете. Не надо; ему и так досталось.

Бывший отец Домино — а нынче старший княжич Касс Мат-Вэй — выпрямился. Поглядел на Дэсса — долго, пристально. В лице ничто не дрогнуло, но Дэсс понял, что старший брат несказанно разочарован.

— Мстислав, я погорячился. Приношу свои извинения. Возьмите эту чертову кредитку и отведите Нормана домой. Если он доверяет только вам… что ж… — Касс обескураженно развел руками.

Дэсс вышел из «Руби». Голова чуть кружилась, но мысли были ясные, холодные. Великий Ханимун отвернул свой лик от СерИвов, если Дэсса показывает магию любви мерзавцу Домино, а Касс — подумать только! — хотел ударить человека по лицу.

СерИв! И — по лицу.

Человека.

Мир опрокинулся…

Глава 7

Мстислав не сел снова в мобиль, а повел княжича через парк пешком. Здесь было свежо после дождя, подсыхающие капли еще поблескивали на траве и листьях, и в воздухе стояли удивительные запахи. Инопланетные деревья тонко благоухали, а цветы как будто задались целью удушить ароматом не привычного к ним СерИва.

Дэсс пытался найти оправдание брату. Касс понимал, что Мстислав успеет отпрянуть и не схлопочет затрещину. Он изображал господина Донахью: наверное, тому случалось распускать руки. Но Касс-то мог бы воздержаться!.. Переселившись в чужое тело, он великолепно справился с ролью человека. Почему? Скорей всего, он сохранил память отца Домино. А отчего Дэсс не сохранил чужую память? Загадка.

Итак, Касс играет господина Донахью. Играет семнадцать дней — со дня своей «смерти». И никто не обнаружил подмены? Даже Мстислав?

— Слав, сколько времени ты тут на службе?

— М-м… сорок два дня.

— Господин Донахью не казался в последнее время странным?

— Казался, — подтвердил телохранитель, шагая рядом с Дэссом по дорожке. — И еще каким удивительным! Разговаривал учтиво, через слово не грозил погнать взашей. — Мстислав на ходу сорвал веточку, постучал ею по ладони. — СерИв Дэсс, ты мне сказал что-нибудь важное?

— Нет.

— Вот и ладно. Я совершенно не догадался, что господин Донахью тоже из ваших.

Княжич невольно улыбнулся. Хорошо понимать друг дружку с полуслова.

Вблизи дом с колоннами показался роскошным дворцом. Дорогой белый камень был ошлифован и мягко светился на солнце, окна отсвечивали золотисто-коричневым, а двери были сделаны из медового дерева и украшены тонкой резьбой, словно вышедшей из-под рук СерИвов.

Внутри оказалось еще красивей: все тот же белый камень, шелк строгих цветов, резное дерево, ковры, позолоченное серебро. И много зеркал — Дэсс прямо-таки опешил, когда при входе его встретили множество Мстиславов и Домино. Это сколько же настоящих Зеркал тут могло прорасти?

— Господин Донахью недавно распорядился поменять зеркала, — как бы между прочим заметил Мстислав.

Дэсс приободрился и уверенно зашагал вслед за телохранителем через сквозные светлые залы.

Навстречу не попадалось ни души. Совсем не похоже на княжеские замки, где полно прислуги и всяческой родни.

— Почему никого нет?

— Есть повар, уборщица и охранник. Повар на кухне, уборщица приходит по утрам, охранник сидит за пультом слежения. Раньше был шофер, он же садовник, но господин Донахью его рассчитал.

— Когда?

— Недели две назад. Чуть больше.

Касс избавился от садовника, едва вселился в этот дом.

— А когда начали приходить СерИвки?

Телохранитель мысленно посчитал.

— Тридцать шесть дней назад объявилась княгиня. На следующий день пришла старшая княжна…

— К кому? — перебил Дэсс невежливо.

— К господину Донахью. И после шастала к нему через день. Затем перестала. Шестнадцать дней назад впервые появилась младшая…

— Довольно, — снова перебил княжич, не в силах слушать про похождения любимой сестренки. — Слав, извини, но…

Мстислав крепко сжал его запястье.

— Тише, тише, — пробормотал он на языке СерИвов, и Дэсс вспомнил, что их может слышать охранник.

— Молчу, — сказал он послушно. И тут же спросил, впервые об этом задумавшись: — Слав, а где жена господина Донахью? То есть… э-э… моя мать?

— Она здесь не живет. Рассталась с мужем много лет назад.

— И чем занимается?

— Линда Гейл — известная певица. Это она устроила тебя на видео с программой «Домино».

Княжич с дрожью вспомнил про эту самую программу — как выразился Мстислав, «дурацкие шутки, идиотские пляски и отвратительное пение». Быть может, удастся от нее отвертеться? Как-никак, Домино похищали бандиты, и он утратил память. А впрочем, кэт с ней, с программой. Есть неприятности и похуже.

Мстислав с особой торжественностью распахнул двустворчатую дверь, отделанную жатым шелком стального цвета.

— Ваши покои, господин Домино. Прошу!

За дверью оказался коридор с окнами по одну сторону и зеркалами напротив, с расписными стенами и потолком. Княжич скользнул взглядом по росписям. Обнаженные девушки были прекрасны; по человеческим меркам, разумеется. СерИву от их безволосой наготы не было никакой радости. К тому же девицы столь откровенно приглашали гостя заняться любовью, что княжич застеснялся, как подросток. Увидев ближайшую дверь, он взялся за рукоять, чтобы уйти от смущавших его картин. Дверь и не подумала открыться.

Зато Мстислав легонько толкнул ладонью, и дверь отворилась.

— Заходи, — телохранитель улыбнулся.

Княжич был приятно удивлен. Ни откровенных картин, ни слишком вольных скульптур. Стены были затянуты коричневым шелком, стояла такая же коричневая постель, кресло, два стула, придвинутый к стене стол, рядом — погашенный видеоэкран.

— Это моя комната, — пояснил Мстислав. — Что ценно — разговоры здесь не прослушиваются.

Княжич еще раз огляделся.

— А где изображение твоей жены? Портрет.

Мстислав глянул так, словно его горько обидели. Затем в глазах блеснула знакомая ярость.

Он стремительно подошел к видео, коснулся ладонью. Экран вспыхнул, и появилось какое-то страшилище. Дэсс едва признал женское лицо. По щекам расползались лиловые пятна, брови и ресницы осыпались, седые волосы на голове вылезли клочьями, и просвечивал обтянутый кожей череп. Под глазами висели черные мешки, водянистые глаза смотрели тускло и бессмысленно.

— Появляется всякий раз, стоит включить экран, — проговорил Мстислав. — Ты сделал мне эту заставку, и убрать ее невозможно. Нарочно, чтобы я помнил, как будет выглядеть Светлана, если ее не лечить. — Он резко отвернулся от экрана, и страшное изображение медленно погасло.

— Это не я сделал, — сказал расстроенный княжич. — Слав, поверь. СерИвы не лгут — Ханимун карает за ложь беспощадно.

— От этого не легче. — Мстислав прошелся по комнате, постоял у окна, за которым лежал ухоженный газон; редкие кусты были усыпаны разноцветными листьями, будто праздничными флажками. — Дэсс, я правильно расслышал — «Ханимун»?

— Так зовут нашего бога. — Княжич подумал, что человек в душе посмеется, ведь люди не верят в чужих богов.

— Ханимун, — задумчиво повторил телохранитель. — На одном из наших языков это означает «медовый месяц»… Так что ты надумал — готов мне помогать?

— Да.

Княжич включил видео. Изображение Светланы — творение Домино — продержалось несколько мгновений и сменилось вечерним пейзажем: темно-лиловые горы, их вызолоченные солнцем снежные шапки, сиреневые тени.

— Первый канал; последние новости о СерИвах, — сказал Дэсс.

— Нет информации, — мягким женским голосом отозвался экран.

Мстислав встал у Дэсса за спиной.

— Первый канал; последние новости в записи, — настаивал княжич. — Два выпуска.

Экран безропотно показал сводку новостей. Но того сюжета, отрывок из которого видел Дэсс в плену у бандитов, не было.

— Уничтожен, как и сведения в Инфо, — заметил Мстислав.

Княжич пересказал сюжет своими словами: что говорила журналистка, как сожгли тело Дэсса в Прощальном зале, как мать ничуть не горевала, а любимая сестренка радовалась.

— Конечно, радехонька! — заявил телохранитель. — Ты успешно переселился в тело Домино, а твои останки родичи сожгли за ненадобностью.

Пол у Дэсса под ногами качнулся, княжич плюхнулся на постель. Она оказалась гораздо жестче той, что стояла в «Руби» для утех Домино, и жалобно крякнула.

Мстислав покружил по комнате и вдруг предложил:

— Хочешь есть?

— Хочу, — признался Дэсс. — Только не человеческую еду, а нашу.

— Про вашу забудь навсегда. Я закажу что-нибудь попроще. — Мстислав поколдовал над панелью, вделанной в столешницу. — Минут через пять будет готово.

— Я сдохну, — печально сообщил Дэсс, вспомнив пряные запахи еды в ресторане. Он не сможет такое есть.

Однако телохранитель и повар не подвели: еда, что прибыла на стол из раскрывшейся ниши в стене, оказалась совершенно съедобной. Отварное мясо без специй, почти безвкусная зелень, кисловатый напиток. Мстислав ел то же, что и Дэсс. Он снова был голоден и с удовольствием умял свою порцию.

— Спасибо, — поблагодарил княжич, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Кажется, еда в желудке не собиралась бунтовать. — Что дальше?

Телохранитель отослал назад грязную посуду и пристально поглядел на Дэсса. В карих глазах под светлой челкой было странное выражение. Жалость и одновременно что-то еще, чего Дэсс не понял.

— Господин Донахью обмолвился, что скоро прибудет полиция. Они намерены расспросить тебя о похищении.

Дэсс поежился. Иметь дело с полицией — невеликое удовольствие. Особенно когда ты — СерИв, пытающийся выдать себя за человека.

— Я ничего не знаю о похищении. Уснул в своей комнате, в замке, а проснулся в плену. И ты сразу меня нашел и оттуда вытащил.

— Когда уснул?

— Вечером, как всегда. СерИвы ложатся спать вскоре после захода солнца.

— Сегодня пятница; Домино похитили в среду около полудня. А ты когда лег в постель?

Дэсс хотел почесать ухо, но пальцы наткнулись не на привычную шерсть, а на человеческие волосы и человеческое же ухо. Он отдернул руку, так и не вспомнив, каким дням СерИвов соответствуют пятница и среда.

— Не могу сказать. Хотя… погоди… — Он порылся в памяти. — Мы смотрели ваши новости по видео; отец в последнее время заставлял меня смотреть всякую чепуху. В тот день мобиль потерял управление, разбил витрину и вкатился в магазин женского белья. — Дэсс остался очень собой доволен. Не зря он смотрел чепуху — вот и пригодилось.

— Это случилось в понедельник.

Изумленный Дэсс посчитал: выходило, что он проспал три дня и четыре ночи. За это время успел переселиться в тело похищенного Домино, а сам ничегошеньки не помнит!

— Рядом кто-нибудь был, когда ты ложился спать? — продолжал спрашивать Мстислав.

— Нет. СерИв спит только с женой, а я не… — Дэсс запнулся. Рассказывать о том, как он не сумел привести в замок Сону, было слишком больно. Да и не время.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать стандартных. Но СерИвы живут меньше людей и взрослеют раньше. По-вашему, мне двадцать один. — Дэсс повторил слова журналистки из того сюжета, который не сумел отыскать.

— Правда ли, что в день совершеннолетия СерИв может взять себе любую женщину?

Дэсс зашипел сквозь зубы. Затем холодно ответил:

— Во-первых, неправда. Во-вторых, ты солгал, сказав, что не знаешь о СерИвах ни черта. — Последнее особенно его обидело.

Человек улыбнулся:

— Не сердись. Я в самом деле не знаю ничего стоящего. Так, слухи, сплетни… Расскажи.

Княжич смягчился. Совершеннолетие — дело серьезное, и есть отдельный ритуал, связанный с магией любви, но это касается лишь княжеских сыновей, а не кого попало. Мать с отцом выбирают среди женщин замка тринадцать самых достойных — молодых, замужних, не из близкой родни — и обязательно спрашивают их согласия. Они не отказываются, конечно, потому что княжич — это княжич, его любят все. «Или почти все», — мысленно поправился Дэсс, вспомнив старшую сестру Лиссу. Затем из этих тринадцати тайно выбирают одну. Княжич не знал, как это делается: какая-то особая женская магия, о которой мужчинам знать не положено. Ночью, в полной темноте, избранница приходит к княжичу; и даже если он наберется дерзости и спросит ее имя, она не ответит. До рассвета она будет петь ему песни любви, но с первым лучом солнца покинет его навсегда. И он до конца жизни не узнает имя той, что впервые показывала ему магию любви.

Мстислав внимательно выслушал и уточнил:

— Иными словами, ты в курсе, как поются настоящие песни?

— Конечно.

— Если я попрошу тебя посмотреть записи встреч Домино с младшей княжной, ты согласишься?

— Нет! — отрезал Дэсс не задумываясь.

— А если я очень попрошу? — настаивал Мстислав.

— Нет.

— Она пела ему совсем не те песни, что мне.

Взбешенный княжич взвился со стула; стул с грохотом упал.

— Как ты смеешь?! Хоть о себе молчал бы!

Карие глаза Мстислава смотрели очень серьезно.

— Можешь ударить меня, если хочешь. Но это ничего не изменит. Дэсс, мне нужно, чтоб ты послушал и объяснил, в чем разница. И не забудь: Домино убит, а ты занимаешь его место.

Укрощенный его доводами Дэсс поставил на ножки опрокинутый стул и снова уселся.

— Ладно. Давай свои записи.

Телохранитель открыл небольшую, хорошо замаскированную панель в стене. Княжичу и в ум бы не пришло, что под шелком обивки скрыта дополнительная панель. Он мрачно смотрел, как Мстислав ввел код доступа и выбрал в меню нужный пункт. Человек и не думал скрывать от него свои действия; впрочем, Дэсс все равно их не запомнил.

На экране появилась единственная комната «Руби»: огромная постель с вышитыми покрывалами, белый с золотом ковер, куст красники, гнущийся под тяжестью спелых гроздей. Ягод на ветках было заметно больше, чем видел сегодня княжич. Не иначе как сестрица угощалась — она великая охотница до красники. Во рту появился гадкий привкус, словно Дэсс наелся прихваченных морозом и подгнивших ягод.

Открылась дверь. За ней был густой туман, подкрашенный розовым — свет фонарей отражался от кроваво-красных граней «Руби». Из этой розовой дымки явилась Дэсса — прекрасная, как никогда, закутанная в шелк цвета Руби. Княжича передернуло. В красное одевается невеста, которой мужчина принес настоящий камень из Долины Черной Смерти. А Дэссе подарили дом для свиданий — чудовищную насмешку над чувствами и обычаями СерИвов.

За ней в комнату шагнул Домино. Вдвое выше маленькой княжны, по сравнению с ней громоздкий, неуклюжий. На нем был костюм из искусственного меха. Серебристый, с зелеными и алыми переливами; точь-в-точь роскошная шерсть Дэсса. Бывшая шерсть… Домино был навеселе: щеки покраснели, губы расползались в глупой улыбке, руки суетливо подрагивали и тянулись к Дэссе. Княжна ловко уклонялась. Домино ловил ее и никак не мог поймать, топтался у постели, бормотал что-то невразумительное.

— Что он говорит? — спросил Дэсс, с острой неприязнью рассматривая человека, в чье тело его угораздило переселиться.

— Торопит. Его ждут девушки — там, — Мстислав ткнул пальцем в сторону стены, за которой, насколько княжич понимал, находилась берлога Домино. — Целый полк красоток.

Княжич стиснул зубы. Поганому кэту невдомек, что целый полк распущенных девиц не стоит и шерстинки с уха Дэссы. Благородная княжна снизошла до него и готова петь магические песни любви! А эта мразь суетится, мельтешит, велит поспешать. Наверно, Ханимун в тот день от стыда закрыл глаза и уши…

Узкие ладошки Дэссы пробежались по груди Домино — по его искусственной шерсти. Он громко застонал, сгреб беззащитную княжну в охапку и с ней вместе рухнул на постель — прямо в своей шерсти и в ботинках. Дэсса барахталась, пытаясь вырваться, но ее сопротивление лишь распаляло пьяные желания человека.

Вне себя от омерзения, княжич смотрел, как рвется под пальцами Домино драгоценный шелк цвета Руби; казалось, он слышит, как хрустят тонкие косточки Дэссы. Домино придушил ее, неловко прижав лицом к покрывалу, и княжна не могла даже вскрикнуть.

Искусственный мех на человеческом теле переливался зеленым и алым. Одной рукой удерживая Дэссу, Домино пытался расстегнуть свою одежду. Это ему не удавалось, и он бранился, поминая «идиотов-портных», «дур-СерИвок» и почему-то Мстислава. Телохранителю особенно доставалось; княжич не выдержал и спросил, в чем дело.

— Я ему одежду заклеил — чтоб спьяну не учудил чего-нибудь. Не хватало потом разбираться с княжеским семейством. Кстати, как СерИвы мстят за изнасилование?

— Понятия не имею. — Дэсс не вспомнил ни одной соответствующей легенды. — Но я бы убил.

— Вот видишь.

На экране Дэсса наконец сумела вывернуться и села на постели, коленками уперлась Домино в грудь, а ладонями зажала ему рот. Он брыкнулся, но княжна произнесла несколько слов — высоким напряженным голосом, вкладывая в звуки всю силу таинственной женской магии — и человек притих, расслабленно вытянулся на постели. Его руки поглаживали Дэссу по бокам и спине, спуская на талию остатки разорванного шелка.

Княжна запела. Дэсс и раньше знал, что у сестренки чудесный голос. Чистый и звонкий, как весенняя капель на ледниках, переливчатый, как радуга после дождя. Прозрачная мелодия наполнила комнату, взлетела к потолку, осыпалась тончайшими льдинками; закружилась первой осенней метелицей, растаяла на лету — и долго еще жила в чуть слышных отзвуках.

Домино застонал — беспомощно и жалко. Дэсса провела кончиками пальцев по его побледневшим щекам; он поймал ее руку и прижал к губам, но на страстные поцелуи не хватило сил.

— Детка… еще, — попросил человек, лаская руку СерИвки.

Новая песня, похожая на холодный осенний ветер, что несет сорванные листья и капли дождя. Протяжная, зябкая, грустная и одновременно безжалостная песня; Домино бессильно уронил руки, и они лежали точно неживые, ладонями вверх. Дэсса пела, поглаживая его лицо, и оно менялось: делалось старше и строже.

— Еще, — вымолвил Домино, чуть только СерИвка умолкла. Бледные, непослушные губы едва шевельнулись.

Княжна склонилась к его лицу; по золотой шерсти прокатились алые переливы.

— Ты скверный человек, — прошептала она, и он послушно повторил:

— Скверный.

Дэсса запела. В голосе звучали раскаты грома, блистали молнии, неслись черные тучи — гнев Ханимуна рокотал и обрушивался на виновного. Домино был кругом виноват и покорно принимал божественную кару.

— Еще…

В голосе Дэссы послышался грохот обвала в ущелье. Рушились каменные глыбы, стучали обломки, шипел сыплющийся песок.

— Ты недостоин жить, — шептала княжна, и человек повторял:

— Я недостоин… Еще! Детка, ласточка моя, давай…

Горький плач заблудившегося ребенка, отчаянное мяуканье матери, завывание ночного ветра и хохот злорадствующих кэтов смешались в новой песне Дэссы. Княжна впилась ногтями в виски Домино, встряхнула его безвольно мотнувшуюся голову.

— Ты не хочешь жить.

— Не хочу… — стонал он. — Пой…

Печально и торжественно текла река, уносящая надежды и горести несчастливых влюбленных и души их нерожденных детей, легко плескала вода на прибрежных камнях, неслышно умирала пена, что прибилась к листьям водяных растений. Дэсса шептала, шелестела, умолкала — и наконец умолкла совсем.

У Домино были мокрые глаза; слезы скатывались по вискам, где темнели следы ногтей Дэссы.

— Милая… Спасибо… Ты придешь еще? — бормотал он, а княжна деловито заворачивалась в обрывки шелкового отреза.

— Приду, если позовешь.

Она соскочила с постели и опрометью ринулась к кусту красники. Срывая спелые гроздья, Дэсса совала их в рот, глотала, давилась, и сок стекал по шерсти на подбородке, точно хлынувшая горлом кровь.

Мстислав выключил запись; экран потух, но княжичу еще несколько мгновений виделась златошерстная сестра в изодранном наряде счастливой невесты и чуть живой человек на постели.

— Что скажешь? — поинтересовался телохранитель.

Усиленно размышляя, Дэсс почесал ухо и даже не заметил, насколько оно чужое и неприятное. Спросил в ответ:

— Это повторялось каждый раз?

— Да; практически одно и то же. Домино после их свиданий становился тихий, умиленно-восторженный. Золото, а не человек.

— Почему ты ему не запретил? Не объяснил, что она делает?

— Я не объяснил?! Я же тебя спрашиваю: что происходило?

Княжич почесал другое ухо, однако это не помогло ему понять Мстислава.

— Ты разве не слышал, что она говорила между песнями?

— Слышал; да только она лопотала по-серивски. А вот как Домино разбирал, для меня загадка.

— Это женская магия — СерИвки сами умеют понимать без слов и заставляют понимать других.

— Допустим. Но ты скажешь наконец: что делала твоя магическая сестрица?

— Она убивала Домино.

Глава 8

Мстислав обеими руками вцепился в свои белокурые волосы.

— Будь я проклят… — Кровь отхлынула от лица, губы сделались пепельные. — У меня на глазах! А я-то дурак… телохранитель! Ч-черт!

Дэсс виновато притих. Его родные сестры много дней готовили господина Донахью и его сына к смерти, убивали в них желание жить. Великий Ханимун, прости неразумных СерИвок!

Мстислав ткнул кнопку на панели в стене.

— Антонио, где господин Донахью?

— Уехал, — ответил мужской голос.

— Когда?

— Чуть только вы вошли в дом. Взял глайдер и…

— Ясно. Дьявол… — Мстислав развернулся к княжичу: — Ты обещал мне помочь.

— Нет, — заявил Дэсс.

У телохранителя удивленно вздернулись брови.

— Это еще что за разговор?

— Я не буду с тобой ловить Касса. Он мой брат.

Мстислав неожиданно улыбнулся:

— Послушай, СерИвская твоя душа. Господин Донахью, вероятно, ринулся к семье — сообщить, что фокус с твоим переселением не удался. А я хочу, чтоб ты потолковал с сестрой — спросил, зачем тебя переселили, даже не предупредив. Она сильно рисковала, являясь к Домино; полагаю, она тебя крепко любит. Наверное, она скажет, если ее спросишь ты, а не я.

— Я сам знаю, отчего не предупредили: я бы не стал переселяться. Сбежал бы из замка — только меня там и видели.

— Но зачем это? И еще: твои родичи убили Домино и его отца; кто следующий в очереди? Они выбирают самых отпетых или самых богатых?

— Может, лучше идти в полицию? Рассказать все…

— Кому? — перебил Мстислав. — Полицейскому, который еще вчера был СерИвом? Ты слышал, что сказали в новостях: СерИвы мрут как мухи. То бишь переселяются в людей. Значит, их здесь уже много — и мы со своими разоблачениями в два счета окажемся за решеткой… или на том свете, что еще вероятней.

Дэсс в раздумье прошелся из угла в угол. За окнами подуставшее к вечеру солнце ласкало парк, густой желтый свет медом лежал на траве и на листьях. Чудовищного «Руби» из комнаты Мстислава было не видать.

— Скорей всего, Дэсса в замке, — заговорил княжич. — Но ее не станут звать к воротам ради каких-то пришельцев. А внутрь нас тем более не пустят — сколько ни доказывай, что я СерИв, а не человек. Доложат князю, и тогда спаси нас Ханимун. Отец не любит, когда задуманное им идет вкривь и вкось.

Мстислав достал из кармана кредитку, которую ему оставил господин Донахью — княжич Касс.

— Деньгами стражу не подкупишь, — возразил Дэсс.

— Еще бы, — горько усмехнулся телохранитель. — На что СерИвам жалкие гроши, когда они вскоре приберут к рукам состояния всех здешних богачей? Дэсс, твои родичи — убийцы. Как их остановить?

Княжич усиленно размышлял, прикидывая так и эдак.

— Нужно достать Руби. Начальник стражи два года как овдовел, а новую жену никак не найдет. Он может польститься на камень.

…Маленький глайдер несся над городом. Дэсс никогда еще не видел Тэнканиока-ла сверху. Разноцветные городские районы казались странными человеческими игрушками. Взрослые понаделали одинаковые домики, дети поставили их кучками да и бросили, когда наскучило играть.

Впереди подымались горы: внизу поросшие темным лесом, с серебристыми пятнами возделанных СерИвами красничников, выше зеленые от лугов, еще выше тускло-сизые от лишайников и наконец белые с золотом, сияющие в солнечных лучах. Снежные шапки были остроконечные, ровные, одна к одной. Словно горные боги в белых шлемах собрались в огромное войско, но почему-то медлили наступать на человеческий город. В той стороне находился замок князя Мат-Вэя, а дальше лежала Долина Черной Смерти.

Княжичу было не по себе. Глайдер такой хрупкий, а падать ох как высоко… Только бы Ханимун не оставил Мстислава своей милостью и позволил ему благополучно приземлиться. Телохранитель хмурил брови и порой шепотом бранился. Не разгневался бы Великий да не наслал бы убийственную грозу.

— Слав, не ругайся, — не выдержал Дэсс. — А то упадем.

— Глайдеры не падают — они садятся. Аварийные системы абсолютно надежны. — Мстислав с видимым усилием взял себя в руки и неожиданно попросил: — Будь добр, расскажи про Ханимуна.

Дэсс заколебался. Можно ли сообщать такое знание человеку? Впрочем, Мстислав — это Мстислав, а не абы кто. Княжич заговорил:

— Ханимун создал мир и сильно о нем печется. А когда его дети нарушают высшие законы, Ханимун их карает — для их же пользы. Чтобы не зарывались и помнили, как надо жить. — Дэсс ощутил, что говорит о Великом без должной уважительности. Быть может, рассказывай он не человеку, а СерИву, верные слова бы нашлись? Он продолжил, досадуя на неловкость своего языка: — Однажды СерИвов постигла беда: напал мор на верхоскачей, из которых топили жир для светильников. Они мерли стадами — и дикие, и домашние. Светильники в горных жилищах погасли, стало темно и холодно. Жир верхоскачей пытались заменять другим, но пламя невыносимо чадило. В жилищах поселилась болезнь, от которой СерИвы начали умирать. Тогда Ханимун спустился с неба и принес звезды, и роздал тем, кто остался в живых. Эти звезды и сейчас горят в наших жилищах, тускнея лишь к большому горю. — Дэсс помолчал, вспомнив Сону, ее странную болезнь и исчезновение. — Однако СерИвы позабыли, что это звезды, и называют их белыми шарами.

— А еще что благого сделал Ханимун?

Дэссу не понравилось, как Мстислав задал вопрос. С затаенной насмешкой, что ли? Не верит рассказу? Еще бы! Люди не верят в чужих богов, это известно.

— Ханимун одарил сокровищами самых достойных князей.

— Ты видал те дары? — осведомился телохранитель.

— Видел. Мы с Дэссой однажды забрались в хранилище и открыли большой сундук. Там оказались сафи. Невероятно красивые. Почти как Руби, только синие. Дэсса, дурочка еще была, прибрала к рукам два камня, а я не заметил. Зато увидели няньки, когда она стала играть. Крику было! Отец учинил разбирательство: как мы проникли в сокровищницу, отчего проворонила стража, да как вскрыли сундук. Он же на замке, железом окованный, не подступишься. А в сыром углу стоял; доска прогнила, мы и расковыряли. Столовыми ножами, — пояснил княжич, не сдержав улыбки.

— Сильный был нагоняй?

— Дэссе много дней не давали сладкого. Мы с Кассом тайком скармливали ей мед и пирожные.

— А ты отделался испугом?

— Знаешь, Слав… — Дэсс призадумался. — Я сказал отцу, что сам стащил камни и подарил сестре. Он был в ужасном гневе — аж белые шары гасли. Кричал, что я вор и что настоящий Мат-Вэй не может быть вором. Я по малолетству не понял, о чем речь. А по его словам выходило, что если вор, то не настоящий Мат-Вэй. Не его сын. К тому же у меня шерсть серебристая, а не золотая, как у всех… Была. Он и сейчас еще на мать косится, да и со мной суров.

— А тогда что сделал?

— Ничего, — медленно проговорил Дэсс, впервые осознав, какой каре подверг его князь. — Он вдруг стал снисходителен, перестал требовать, чтоб я учился, как проклятый чиппель. Раньше-то спуску не давал, с учителей спрашивал отчет каждый день. «Чему сегодня выучился младший княжич? Опять волынил, а вы попускали? Ну, берегитесь!» А тут как отрезало. Я и рад: никто не погоняет, не понукает. Сам-то был ленив и не тянулся к тайному знанию… Освоил одну лишь охотничью магию. Но это все умеют, и стыдно было бы не уметь.

Мстислав хмыкнул.

— Ясно. Второсортный сын не был допущен к премудрости истинных князей.

— Выходит, так.

Солнце клонилось к горизонту, и заснеженные вершины становились все краше. В их яркое золото вкрался розоватый оттенок, дымчато-синее небо начало лиловеть. Глайдер по широкой дуге обогнул замок князя Мат-Вэя, и Дэсс не увидел родное жилище. Зато мелькнул красничник, принадлежащий семье Соны, — серебряное пятно, вытянутое вверх по склону, среди темной зелени леса.

Мстислав вернулся к разговору о полетах:

— За всю историю твоей планеты тут угробилось лишь несколько глайдеров. Причем исключительно в тех самых поганых местах, над которыми летать запрещено.

— Зачем же люди туда совались?

— Сдуру. А кому-то нервишки пощекотать хотелось. Или дело было… вот как у нас с тобой. Один глайдер упал как раз в твоей Долине.

— Там нет никакого глайдера, — возразил Дэсс, — я видел.

— Их подобрали — и машину, и погибшего пилота. Это случилось, когда на планету прибыл первый земной корабль.

Дэсс озадаченно почесал ухо. В легендах ни о чем таком не говорилось.

— Слав, ты ничего не путаешь? Черная Смерть на земле, ей до глайдера не добраться.

— Еще как добирается! — Мстислав вдохновился: — Вот послушай. Рядом с твоей Долиной есть плато. Ровная такая площадочка — чисто для пикника. Но на изрядной глубине там захоронена какая-то штуковина. Явно нездешняя и не наша — в смысле, неземного происхождения. Кто и зачем ее оставил, можно только гадать. Похоже на космический маяк, но это не факт. И каждые два часа двадцать пять минут семнадцать секунд она посылает мощный электромагнитный импульс. Понимаешь?

— Нет, — откровенно признался княжич. Легенды рассказывали про Черную Смерть совершенно иное.

— Ну, как бы подземная пушка выстреливает в небо чем-то невидимым, но паскудным. Если угодить под такой выстрел, электроника летит к чертям, люди теряют сознание. Как пилот глайдера, который там грохнулся.

Дэсс промолчал, осмысляя услышанное. Черная Смерть не имеет отношения ни к каким импульсам с плато, это знает любой СерИв. Телохранитель продолжал:

— Откапывать и изучать хреновину не стали — местным боязно, а у военных руки не дошли. Но чтобы всякие идиоты вроде нас не вляпались, место объявлено запретной зоной. Вокруг установлены датчики, и при появлении человека либо глайдера включается предупреждение, а затем — силовая защита. Ты можешь в нее ткнуться лбом, и тебя отбросит, можешь врезаться на глайдере — тряханет так, что небо с овчинку покажется. И тоже отбросит.

— А как же мы проберемся?

— Ты ведь туда проник?

— Я тебе говорил: ползком. Через промытый дождями подземный ход.

— Вот и мы просквозим.

Дэсс оценивающе оглядел Мстислава: его длинные, согнутые в коленях ноги, сильные руки на панели управления, крепкий торс. Затем коснулся указательными пальцами собственных плеч и вынес руки перед собой, сохраняя замеренное расстояние между пальцами. Между ними умещалось множество горных вершин, видимых сквозь лобовое стекло.

— Я раньше был гораздо мельче. Мы застрянем.

— Сказано: прорвемся, — заявил телохранитель.

— Ты разорвешь камни?

— На счет «раз».

Снежные шапки сияли, а у подножий залегли глубокие тени. Сверху, из солнечного поднебесья, они казались гуще и темней, чем на самом деле. Дэсс не на шутку обеспокоился. Импульсы там или что, а в сумерках в Долину Черной Смерти соваться нельзя. Наступишь ненароком, куда не след, — там и сгинешь…

Он еще дома подробно объяснил, где начинается ход в Долину, и Мстислав безошибочно посадил глайдер на склоне в нужном месте. Машина укрепилась на каменном уступе, накренившись и задрав корму. Рядом была глубокая впадина — сейчас сухая, но в грозу наполнявшаяся водой. В ней чернела округлая нора, от которой кривыми лучами разбегались несколько трещин. Похоже было на черное солнце.

Мстислав не спешил вылезать из салона. Он пробежался пальцами по центральной консоли, и на лобовом стекле возникло изображение склона, где стоял глайдер. Было оно не цветное, а серое, разных оттенков, и быстро менялось: Мстислав изучал окрестности.

— Что ты ищешь?

— Живую материю. — На экране появился и побежал красный комок; по очертаниям толстого тельца Дэсс узнал горного иглика — пугливую и безобидную тварь. — Вдруг твои сородичи засели где-то поблизости?

— Караулить ход в Долину? К ночи?! Вздор.

Мстислав проверил склон сверху донизу, затем обратился к соседнему. Ближние кустики и лес у подножия оказались полны всяческой живности, которой не было до двух пришельцев никакого дела.

— Выходи, — разрешил телохранитель и коснулся кнопки на консоли; дверцы глайдера открылись.

В салон влетел свежий ветер, пахнущий влажным камнем и лишайниками. Дэсс вылез наружу и поежился. Где его великолепная шерсть, защита от холода и жары?

Мстислав открыл багажное отделение глайдера. Княжич заглянул ему через плечо; вроде бы маленькая кладовочка, а сколько там всякого разного! Телохранитель вытащил два темных костюма с капюшонами и перчатками, две пары сапог, страшноватого вида защитные очки с черными стеклами, пару зеленых намордников и нечто увесистое в чехле. Увесистую штуку он оставил у себя, а Дэссу вручил комплект снаряжения:

— Одевайся.

Княжич начал мучиться с застежками на куртке, Мстислав же выудил из багажника безглазое механическое существо с уймой суставчатых лапок. Лапки безжизненно торчали в разные стороны.

— Это что за уродец? — заинтересовался княжич.

— Робот-разведчик. — Мстислав активировал уродца; на спинке загорелись два зеленых глазка, лапки зашевелились в попытке за что-нибудь ухватиться. Телохранитель спрыгнул во впадину, прошел по захрустевшим под ногами камням и выпустил разведчика возле «черного солнца». Лапки стремительно заработали, и уродец нырнул в дыру. — Доложит обстановку — насколько там тесно и вообще.

— Пока будем возиться, солнце сядет.

Застежки на куртке никак не давались.

— Пока ты будешь возиться, точно сядет. — Мстислав одним движением разнял проклятые застежки и стащил с Дэсса куртку. — Не перепутай: сначала снимаешь ботинки, затем надеваешь костюм, потом — сапоги.

Он вернулся в салон: принимать отчет разведчика. Снаружи Дэсс видел на экране растущего в длину извилистого червяка — подземный ход, каким его воспринимал многолапый механический уродец. Тут и там у «червяка» тоже появлялись лапки — промытые дождевой водой ответвления, которые робот не обследовал, а лишь обозначал. «Червяк» был темно-серый, но кое-где контур рисовался красным. «Наверно, там ход слишком узок для человека», — решил Дэсс, влезая в плотный костюм. В нем оказалось на удивление удобно. Затем княжич натянул сапоги и почувствовал себя в них превосходно.

Рост «червяка» на экране остановился; Мстислав выругался.

— Что такое?

— Разведчик сдох. Чуть-чуть не успел до конца обследовать.

Экран на лобовом стекле давал замершее изображение с красными вкраплениями, будто «червяк» был ранен. Рядом выстроились в столбик не понятные Дэссу значки.

— Отчего он сдох?

— Импульсом шарахнуло. Мы-то за горой, а он — там. К черту! — телохранитель выключил экран и решительно вылез из глайдера. — Надо пошевеливаться.

Он быстро переоделся, приладил Дэссу на лицо защитные очки и массивный намордник. Дышать стало тяжелее, а видно — лучше.

— Ты всегда возишь с собой такую прорву вещей? — спросил княжич, пока Мстислав надевал очки и намордник на себя.

— А как же. Мы с тобой только и знали, что по всяким закоулкам шастать — то в пещеры, то под воду.

— Не со мной, — поправил огорченный Дэсс: опять Мстислав все перепутал! — С Домино. А это зачем? — изумился он, когда телохранитель вынул из чехла увесистую штуку, оказавшуюся боевым лучеметом. Такими сражались космодесантники в видео, которое княжич смотрел по приказу отца.

— Двери будем открывать. Полезли!

Телохранитель первым скользнул в похожую на черное солнце дыру. Дэсс протиснулся следом, стараясь не порвать защитный костюм. Ханимун свидетель: маленькому верткому СерИву тут ползать гораздо удобней. Одно хорошо — очки позволяли видеть в темноте. В черно-серых тонах, но совершенно отчетливо княжич различал стенки промытого водой хода и подошвы сапог Мстислава. Телохранитель быстро уползал вперед, менее ловкий Дэсс отставал. Ход повернул, и подошвы пропали.

— Замри, — вдруг раздалось над ухом.

Княжич остановился.

Темноту прорезали тонкие бледные полоски — и тут же исчезли. За поворотом была вспышка света, сообразил Дэсс. Мстислав стрелял из лучемета?

— Чуть остынет — и двинем дальше, — сообщил телохранитель.

— Расширяешь ход?

— Угадал. Теперь тут плясать можно.

Немного выждав, Мстислав велел ползти.

— Да смотри голову не поднимай, — предостерег он.

Княжич заглянул за поворот. Там ярко алела длинная полоса — след луча, испарившего камень. Под этим алым языком, вжимаясь в неровный пол, продвигался Мстислав.

— Осторожней, — предупредил он еще раз. — Не сожги затылок.

Дэсс распластался, как мог, и пополз. Алая полоса надвинулась, голову и спину опалило жаром, горячий воздух обжег гортань.

— Не задохнемся?

— Нет, — успокоил телохранитель. — Подача кислорода увеличена.

Благополучно миновали бывшее узкое место. Дэсс припомнил, сколько таких мест указал погибший робот-разведчик. Хватит ли в намордниках того самого кислорода? Княжич спросил.

— Должно хватить, — отозвался Мстислав. — Замри.

Дэссу хотелось посмотреть, как лучемет жжет камень, но он не рискнул глядеть. Не погубить бы глаза, хоть они и спрятаны за очками.

Чуть выждали и снова поползли.

— Поаккуратней там, — предупредил Мстислав.

Затем ему опять пришлось стрелять, и опять он просил княжича быть осторожным, а потом снова, и снова. От раза к разу Мстислав беспокоился все больше, все настойчивей просил Дэсса поберечься.

— Что ты дергаешься? Я очень осмотрительно ползу.

— Я тебя не вижу. Оттого и дергаюсь, — неохотно пояснил телохранитель.

— Тогда пропусти вперед, — предложил Дэсс, с великим трудом протискиваясь следом.

Мстислав оценил шутку, усмехнулся.

Ход заметно пошел под уклон, и встретилось подряд три колодца. Княжич их отлично помнил. Когда он одолевал этот путь в первый раз — безо всяких очков, ощупью, — в те колодцы едва не ухнулся. Сейчас, с куда более длинными руками и сильным телом, Дэсс миновал провалы играючи.

— Вижу свет, — порадовал его Мстислав. — А вот и наш разведчик. Дохлый.

В сознании Дэсса наконец переварилась информация об электромагнитных импульсах, которыми дарит плато возле Долины Черной Смерти. Что-то когда-то он об импульсах слышал. В видео они упоминались, не иначе. Однако СерИвам, видать, они не страшны, поскольку в легендах об этой напасти нет ни словечка.

— Слав! — окликнул Дэсс тревожно. — А если этим импульсом тебя шарахнет? В смысле, твою электронику — ту, что в обруче?

— Он бьет по расписанию, а мы не станем его дожидаться. Унесем ноги вовремя — и все дела.

Это Мстислав так думает. А если Ханимун сочтет, что, явившись за Руби, человек совершил святотатство?

«Великий, пощади Мстислава! — взмолился Дэсс. — У него нет дурного умысла. Он выручил меня из плена и хочет спасти свой народ…» Княжич оборвал молитву. А вдруг переселение СерИвов в людей — промысел Ханимуна? Мстислав желает этому помешать — тут-то Великий его и покарает. «Милосердный, сжалься!»

Впереди завиднелся тусклый вечерний свет. У Дэсса похолодело в груди. А ну как прямо сейчас долбанет? «Великий Ханимун, накажи меня, если в чем виноват; не погуби Мстислава!»

То ли Великий внял молитве, то ли СерИвы затеяли переселяться без божественной воли — как бы то ни было, Мстислав благополучно выкарабкался из лаза наружу. Следом высунулся Дэсс, огляделся.

В Долине уже сгустились синеватые сумерки. Ее следовало бы назвать ущельем — такая она была узкая, с трех сторон замкнутая почти отвесными склонами. Эти мрачные стены вздымались к лиловому небу, тут и там в них виднелись черные норы — промытые водой ходы. Поверху, освещенные вечерним солнцем, стояли удивительные скульптуры — высеченные ветрами фигуры сказочных животных. С четвертой стороны из Долины открывался выход — там желтело плато с захороненной неизвестной штуковиной.

Внизу, прямо под Дэссом, был не слишком высокий, но очень крутой скат; Мстислав стоял рядом, на выщербленном карнизе. Лучемет висел в чехле на поясе, а в руке был робот-разведчик с растопыренными лапками и погасшими «глазами» на спине.

— Брось! — вскрикнул княжич в суеверном ужасе. — Нельзя держать смерть в руках!

Мстислав разжал пальцы, и разведчик покатился вниз. Ударился оземь, подпрыгнул и затих, топорща лапки.

— И бросать ничего нельзя, — спохватившись, виновато заметил Дэсс. Сам же надоумил! Счастье, что уродец не угодил Смерти на голову.

Прижавшись к каменной стене, Мстислав глядел вбок — в сумрачный и самый опасный конец Долины. За его телом княжич не мог разглядеть, что там такое.

— Что ты увидел?

Мстислав отступил на пару шагов по карнизу, и Дэсс зашипел сквозь зубы. Крупный белый крылан, горный падальщик, топтался возле стены. Сложив свои широкие крылья, он деловито подергивал пятнистым, будто забрызганным грязью хвостом — и клевал труп СерИва.

Глава 9

Падальщик приступил к трапезе недавно: успел расклевать только горло. Светлая шерсть на груди и животе СерИва осталась нетронута; лица не было видно — на нем топтался крылан. Дэсс буквально слышал, как сильный клюв разрывает ткани, как прожорливая тварь глотает кусок за куском. Голова падальщика ходила вверх-вниз, снежно-белые перья над зобом подымались и опадали.

— Вот еще один искатель Руби, — пробормотал Мстислав и протянул Дэссу руку: — Вылезай.

Опираясь на его ладонь, княжич выкарабкался и стал на карнизе. В прошлый раз места ему вполне хватало; сегодня ступни едва поместились. Вжимаясь спиной в камень и мелко переступая, Дэсс и Мстислав боком двинулись по уступу — к безопасному краю Долины, к игравшему на желтом плато солнцу. Там, где карниз обрывался, пришлось спрыгнуть. К счастью, было уже невысоко.

— С прибытием нас. — Мстислав настороженно оглядел землю: песок, мелкий щебень, камни покрупнее, убогие пучки полумертвой травы. — Ты уверен, что здесь нет подлянки?

— Я уже говорил: Смерть в другой стороне. — Дэсс обернулся к пировавшему крылану. Очки позволяли различить каждое его перышко, каждое пятно на хвосте. — Почему силовая защита его пропустила?

— Это всего-навсего птица. Датчики реагируют на что-нибудь более крупное — на глайдер, человека, СерИва.

— Я убью его.

Мстислав сжал запястье княжича, предостерегая от глупостей.

— Как убьешь?

— Магией. Или нет… Ну, хоть прогоню.

— Не связывайся. Самим бы ноги унести. Пойдем; куда нам?

Дэсс послушался. Мертвому СерИву уже не помочь, а белый крылан на то и падальщик, чтобы подчищать в горах за другими. О Ханимун, что же ты не уберег одного из своих детей? Куда же ты смотрел, Великий?

Княжич поймал себя на неподобающих упреках и мысленно извинился перед богом.

Они зашагали вдоль изъеденной дождевыми потоками стены; Дэсс шел первым, телохранитель ступал след в след. Княжич не пустил его вперед:

— Если Смерть тут появилась, я ее узнаю издали. А ты сперва наступишь и только затем узнаешь.

— Как она выглядит?

— Покажу, если наткнемся, — уклончиво сказал Дэсс. Он ведь своими глазами не видел, лишь читал в легендах, какая она — Черная Смерть.

Хвала Великому, не наткнулись.

Мягкий вечерний свет вливался в Долину с плато, и с этого края она выглядела менее угрюмой. Здесь и травы росло больше, и даже сумели прижиться крохотные белые цветочки.

— Вот, — княжич остановился возле промытого дождями колодца. — И вон еще, — он указал на дыру в земле подальше от стены; именно там он в прошлый раз добыл отвергнутый Соной камень. — Где-то была третья… — Он огляделся. — Ага! Вон, видишь? Длинный разлом. Когда хлещут осенние ливни, потоки мчатся через всю Долину. Они могут подхватить Руби на том конце, где Смерть, и принести сюда. Вода уходит в колодцы и просачивается вглубь, а Руби оседают. Я про это читал в одной нудной легенде. Такая скучища, что ее, наверное, больше никто не сумел одолеть.

Мстислав стал на карачки и заглянул в колодец.

— Хм. Похоже, не ты один читал ту занудь.

Дэсс по его примеру тоже опустился на четвереньки и глянул в провал.

Очки позволили увидеть то, чего он не рассмотрел в прошлый раз. Глубокий, сужающийся книзу колодец имел два яруса с подобием колонн — более твердая уцелевшая порода четко выделялась среди черных промоин. В самом низу кучкой лежали отполированные водой кости СерИва: видны были треугольный череп, ребра, рука. Вторая рука висела отдельно, намного выше — кисть застряла среди камней, да там и осталась. Дэсс передернулся, вообразив себя на месте погибшего.

— Бедняга висел, пока не умер…

— Или пока у живого рука не оторвалась, — добавил Мстислав, осматривая внутренность колодца. Затем он лег и перевесился через край, так что Дэсс в испуге схватил его за ноги. — Ну-ка, что тут у нас? Не видать твоих Руби; а лезть в самый низ не тянет. — Телохранитель поднялся. — Ладно, поглядим номер два.

Снова пошли: княжич впереди, Мстислав следом. Вторая дыра была довольно далеко от стены ущелья — полсотни шагов, не меньше. На середине пути земля под Дэссом хрустнула и подалась. Мстислав дернул княжича на себя, и тут они провалились вдвоем — к счастью, всего лишь до колен. Оба опрокинулись набок и быстро отползли назад.

— Чуяло мое сердце, что подлянки не миновать. — Мстислав оглядел свежий пролом. — Да там все размыто! Одна корка осталась, ее трава держит.

Дэсс озадаченно уставился на пошедшую трещинами землю.

— А в прошлый раз меня спокойно выдержала. — Княжич спохватился, что тогда он был намного легче, и пошутил: — Это все из-за тяжелого намордника.

— Очки сильно давят, — поддержал его Мстислав. Приподнявшись, он вслушался, не хрустит ли ненадежная опора. — Вот что: отправлюсь-ка я один. Не возражать! В тебе весу больше на полкило: как пить дать ухнешься.

— А ты таскаешь лучемет. Тяжеленный.

Телохранитель повернул к Дэссу лицо, скрытое за страховидными очками и намордником.

— Дорогой мой, запомни: мне в сто раз проще влезть в дерьмо самому, чем переживать за тебя.

Насколько княжич понимал, обращение «дорогой мой» означало у Мстислава раздражение, поэтому он не стал пререкаться.

Дэсс поднялся на ноги, изучая оставшееся расстояние до колодца. Трещины змеились повсюду, исчезая лишь под пятачками травы. Кое-где земля просела — особенно там, где лежали камни покрупнее. Приметных бугорков — светло-коричневых, с темными точками — в которых таилась Смерть, он не увидел, да и не место им здесь: Смерть не любит солнца, а в ясный полдень оно сюда так и льется.

Княжич оторвал взгляд от частой сетки трещин.

— Слав, ты не доберешься. Под коркой может оказаться кэт знает что: огромные пустоты, подземные озера… Не выкарабкаешься. Даже веревки нет, чтоб я тебя вытащил.

— Веревкой не запаслись, — признал Мстислав. — Ну что ж… — Он вынул из чехла лучемет и примерился, целясь в растрескавшуюся землю.

— Ты спятил! — княжич вцепился в короткий ствол, дернул вверх. Точнее, хотел дернуть, но лучемет в руках Мстислава не шелохнулся, словно и телохранитель, и его оружие были высечены из камня.

— Что человек, что СерИв — один черт, — негромко произнес Мстислав. — Как был идиотом, так и остался. Я тебя чуть не сжег, сукин ты сын! — взорвался он. — Отойди!

Дэсс отступил.

Тонкий луч взрезал землю до заветной дыры, оставив раскаленный тлеющий след. Мстислав чуть сдвинул ствол и прочертил землю обратно, почти до самых своих ног. Вырезанный пласт осел и начал ломаться, сыпаться, из-под земли донесся стук падающих камней. По краю тут и там отваливались куски поврежденной корки; под ней была тьма тех самых пустот, о которых предупреждал Дэсс.

Мстислав убрал оружие в чехол и распластался у края вырезанного участка.

— Ну и кружева!

Дэсс тоже глянул — и похолодел. Как он над этим расхаживал? Воистину каменные кружева: источенные водой колонны, арки, прорези, оконца, колодцы, дна которых он не мог различить даже в своих очках. Кое-где в вымоинах поблескивала вода.

Мстислав подобрал камень покрупнее и запустил в одну из колонн. Раздался резкий стук, подземелье отозвалось дробным эхом. Колонна выдержала удар, но сверху что-то посыпалось. Затем с хрустом отвалилась перемычка между колонной и соседней аркой; конец арки повис в пустоте.

— Твоя правда: здесь нам делать нечего, — подвел итог Мстислав. — Так как же выглядит Смерть?

Подавленный, княжич проверенной дорогой возвратился к колодцу под стеной, а там повернул и двинулся в темный конец Долины. Насытившийся крылан тяжко поднялся в воздух и полетел, кругами набирая высоту, подымаясь к лиловому небу. Завтра, с первыми лучами солнца, сюда соберутся другие падальщики и станут пировать на расклеванных останках.

Миновали начало карниза, ведущего к подземному ходу. Дэсс невольно прикинул: если в прошлый раз ему пришлось карабкаться к карнизу по стене, то теперь он смог бы уцепиться прямо за уступ, подтянуться и без труда забраться наверх. Он перевел взгляд на землю и больше уже не поднимал глаз. Не наступить бы на голову Смерти.

— Дэсс, — подал голос шагавший позади телохранитель, — мы вошкаемся уже полтора часа. До следующего импульса — пятьдесят четыре минуты.

Дэсс перевел человеческое времяисчисление в свое родное.

— Мы не успеем. Найти Руби нелегко… а торопиться слишком опасно.

Мстислав поймал его за локоть и придержал.

— Смотри, — он указал на отвесную стену, замыкавшую Долину впереди. Сквозь очки она виделась в черно-серых тонах, но Дэсс различал на ней каждую выемку и каждый выступ. Промытые дождями ходы образовывали две ровные галереи — множество высоких проемов, разделенных как бы колоннами. — Глайдер с рубинами упал, врезавшись точно по центру стены, над верхней галереей. Груз рассыпался, и там больше всего камней и лежит. Если быстро пройдем по стеночке до угла, а потом вдоль второй стены…

— Глайдер с Руби? — переспросил изумленный княжич.

— Ну да. Он вез их… — Мстислав осекся. — Давай историю СерИвских сокровищ обсудим позже. Я хочу поискать в той стороне.

— Там гуще всего гнездится Смерть.

— У меня нет выбора.

Дэсс быстрее зашагал к погибшему СерИву. Мимо него так или иначе надо было пройти.

Истерзанное падальщиком, испятнанное кровью тело вытянулось под самой стеной. В темноте сквозь очки Дэсс не мог определить, какого цвета шерсть. Светлая — вот и все. Одежды на СерИве не было; изорванная в клочья ткань валялась на земле.

В нескольких шагах от погибшего княжич остановился.

— Гляди: вот головы Смерти.

Среди камней виднелись лопнувшие, смятые оболочки, из которых вышла Смерть. Если бы княжич соединил в кольцо большой и указательный пальцы, головы оказались бы такого же размера. Их было много.

— Он что — плясал тут? — спросил телохранитель. — Все кругом потоптал.

— Плясал, — с горечью подтвердил Дэсс. — Наступил на одну — и Смерть вышла на волю. Он вдохнул ее и заметался, уже ничего не видя и не понимая. Срывал одежду… быть может, чтоб отмахнуться… прогнать ее. И еще через несколько вдохов упал. Навсегда.

Телохранитель осторожно придвинулся и сел на корточки, разглядывая лопнувшую голову Смерти вблизи.

— Это грибы. Пыхи. Если наступить на зрелый гриб, из него вылетят споры. То есть, уже вылетели.

Грибы?! И верно: присмотревшись, княжич сообразил, что не раз видел похожие на лесных полянах. Им с Дэссой нравилось, озорничая, наступать на мягкие сухие головки, из которых летели желтые, белые, коричневые дымки. Потом ноги приходилось отмывать, и щипало в носу; Дэсс подолгу чихал, а сестренка хохотала и тоже чихала без остановки… Но те грибы совсем другие — смешные и безобидные. А у этих дымки черные. И они уже вылетели, тут Мстислав прав. Они всюду — на шерсти мертвого СерИва, на земле, в воздухе…

Долго выжидавшая Смерть ринулась к Дэссу. Княжич увидел ее: дымки шустрыми змейками поднимались из прорванных оболочек и устремлялись к нему, вились у ног, возле рук, у лица. Они клубились, желая просочиться под очки, бились о намордник. Наконец отыскали вход — решетку в низу намордника, под которой было что-то мягкое, ненадежное, сквозь что Дэсс дышал. Каждый вдох втягивал Смерть ему в легкие. Он взмахнул руками, пытаясь отогнать ее, но дымки слились в черное облако, и оно затянуло глаза, забило рот и нос. Дышать стало нечем. Сердце бессильно трепыхалось, затихая…

— Ты не можешь умереть, — донеслось едва различимое: в уши будто натолкали пух. — Ты же дышишь сквозь фильтры.

Дэсс не понял, что это значит.

— Не умирай! — взывал телохранитель и, кажется, тряс его. Зачем? Чтобы вытрясти пух из ушей? — Не умирай! — просил Мстислав. — У тебя чистый воздух, он безопасен. Ты слышишь меня? Не умирай…

СерИвы никогда не просят дважды; тем более — трижды. А Мстиславу приходится унижаться. Но Дэсс не виноват — ему совсем худо, ноги подламываются…

Мстислав не дал ему упасть, прижал к себе, укрыл от Смерти. Намордник уткнулся телохранителю в плечо, и черное облако закружилось, не в силах добраться до княжича.

— Дыши, черт бы тебя побрал. Ох, бестолочь… Окочуриться готов с перепугу…

Дыхание возвращалось, пух в ушах истончался, смертельное облако рассеивалось.

— Урод шерстяной! — рычал Мстислав. — Фильтры поглощают любую гадость, ясно тебе? Дыши!

Оживший Дэсс не знал, куда деваться от стыда. Перетрусил, как брюхатая кэтом старуха.

Его поташнивало, и во рту был гадкий вкус.

Княжич отстранился от телохранителя. Ноги держали скверно, однако держали.

— Извини. Пойдем скорей.

Мстислав помотал головой:

— С тебя хватит. Возвращайся к нашему лазу и жди там. Времени в обрез.

Он зашагал вдоль стены. Дэсс глядел вслед; он очень надеялся, что по самому краю опора под ногами крепкая — но кто может знать наверняка? Не угодил бы Мстислав в промытую дождями ловушку. Великий Ханимун, убереги его! Помоги добыть Руби и вернуться…

«Глайдер с рубинами», — вспомнились слова телохранителя. Выходит, Руби здесь не от Ханимуна, а от людей? Значит, они вовсе они не столь драгоценны, как верят СерИвы? Плохо. Впрочем, начальник стражи этого не знает.

Княжич осмотрелся. Камни, голая земля, лопнувшие головы Смерти, раскиданные клочья одежды. Простая некрашеная ткань — не княжеские шелка. Отыскал ли погибший СерИв свой Руби, или Черная Смерть подловила его раньше?

— Я кому сказал: возвращайся? — долетел строгий голос. Обернувшийся Мстислав грозил кулаком.

— Иду, — ответил Дэсс, чтобы не задерживать его пустым препирательством.

Телохранитель двинулся дальше.

Осторожно ступая между раздавленными пыхами, княжич собрал обрывки ткани, прикрыл ими расклеванное кровавое горло и живот СерИва. Хотел прикрыть и лицо, но задержал руку, вглядываясь в незнакомые обезображенные черты. Один глаз СерИва был закрыт, другой проткнут когтем крылана, глазница полна застывшей беловатой массы. Черный треугольник носа весь расцарапан, и темные полоски от уголков глаз к вискам тоже казались следами когтей падальщика. Рот был открыт, как будто умирающий СерИв до последнего мгновения кричал и звал на помощь, меж тонких губ белели зубы. Щеки… Дэсс ничего бы и не заметил, если бы не задавался вопросом, нашел ли незнакомец Руби. На одной щеке короткая шерстка слегка топорщилась.

Невольно задержав дыхание, Дэсс коснулся мертвого лица. Под затянутыми в перчатку пальцами ощущалось нечто выпуклое и твердое. У каждого СерИва за щеками есть «тайнички» — кармашки, образованные тугими складками кожи. В легендах говорилось, что Ханимун дал эти кармашки своим детям в древние времена, когда СерИвы еще не умели ткать ни шелк, ни простую дерюжку, чтобы им было в чем носить самые ценные дары для своих любимых. Понятно, что мог прятать за щекой СерИв, забравшийся в Долину Черной Смерти…

— Ты что там делаешь? — снова прозвучал далекий голос Мстислава.

Княжич вздрогнул и поспешно накрыл лицо погибшего тканью.

— Я дождусь тебя здесь.

Телохранитель ругнулся, но уступил:

— Ладно, жди.

Дэсс уселся наземь, привалившись спиной к неровному камню, обхватил руками колени. Его все еще поташнивало, и хотелось лечь.

Сквозь очки Долина выглядела серо-черной, лишь на освещенном последними лучами плато виднелись темно-медовые вечерние краски. Сверху молча наблюдали высеченные ветрами фигуры сказочных животных.

Телохранитель добрался до середины замыкавшей Долину стены с двумя галереями и принялся искать. Дэсс видел, как он ходил туда-сюда, наклонялся, шарил по земле. Ох уж этот Мстислав… Ничуть не бережется, ступает прямо по головам Смерти. Наверняка бродит в сплошном черном облаке, по уши в ядовитых спорах. А раскиданные при падении глайдера камни найти ох как непросто — ведь они пролежали здесь… Сколько? Как давно прибыл на планету СерИвов первый земной корабль? Княжич с удивлением сообразил, что ни в одной легенде не указывалось точных дат. Надо будет Мстислава расспросить.

— Слав, как ты там?

— Нашел.

— Ну так давай назад. Время!

Телохранитель еще помедлил, роясь среди каменных осколков, затем вернулся к подножию стены и быстро зашагал обратно. Дэсс поднялся на ноги. На душе стало неуютно: отчего-то Мстислав не радовался своей находке.

— Покажи, — сказал княжич, когда телохранитель вернулся.

Тот выудил что-то из кармана и предъявил Дэссу. Это был Руби — но сильно поврежденный, с большим сколом. В темноте не было видно ни его цвета, ни переливов — просто граненый камень. К тому же битый.

— Не пойдет? — спросил Мстислав.

— Нет. Женщине такой не приносят.

— Тогда уходим. Когда плато вдарит, мы будем глубоко под землей. Потом я тебя оставлю в глайдере и вернусь, еще покопаюсь. — Произнося это, Мстислав уже прошел с десяток шагов. Обернулся. — Что ты застрял?

Княжич склонился над мертвым СерИвом, потянул с лица кусок ткани. Мертвец глянул на него застывшим беловатым месивом в глазнице.

— Прости меня, — шепнул Дэсс и нажал на щеку с приподнятой шерсткой, снова ощутил под пальцами нечто твердое, выпуклое. Оно неохотно сдвинулось. Нажимая сбоку, Дэсс продвигал его вдоль нижней челюсти погибшего Серива. В уголке рта показалось темное, влажное. Передернувшись, Дэсс вынул находку из-под отвердевшей губы погибшего.

— Руби? — спросил вернувшийся Мстислав.

— Да.

Великолепный, без малейшего скола, камень. Даже почудилось, будто в глубине его на миг вспыхнули кроваво-красные искры.

Телохранитель забрал Руби, сунул в карман.

— Ходу!

Метнулись. Княжич мгновенно отстал: за стремительным Мстиславом невозможно было угнаться.

Лаз находился неподалеку — но слишком уж высоко. До карниза под ним никому не допрыгнуть. Дэсс решил было, что придется бежать к плато, туда, где карниз обрывается и высота поменьше, а затем боком семенить обратно. Однако Мстислав присел, схватил Дэсса за щиколотки и распрямился, вскинув княжича до уровня груди. Поставил его себе на плечи.

— Лезь. Можешь встать мне на голову.

Пришлось встать: иначе до карниза было не добраться. Помня, что весу в его новом теле немало, и боясь сломать телохранителю шею, княжич быстро подтянулся, помогая себе ногами — подошвы словно сами цеплялись за камень и не скользили, — довольно ловко взобрался и растянулся на выщербленном уступе.

— Подай в сторону, — велел Мстислав. С места, не разбегаясь, подпрыгнул — и взмыл на немыслимую для обычного человека высоту, повис, вцепившись пальцами в неровности камня. Миг — и он тоже распластался на карнизе, лицом к Дэссу. Вскочил на ноги, выхватил из чехла лучемет. — За мной! — И нырнул в лаз.

Княжич устремился следом.

Мстислав уползал так стремительно, что Дэсс тут же потерял его из виду. Сам он старался как мог, но он не был телохранителем — изделием господина Донахью.

— Быстрее! — прозвучал тревожный голос. — Дэсс, ради бога!

Опять Мстислав просит. Негоже это, хоть он и человек.

— Слав, не проси меня ни о чем. Просто скажи, что делать…

И тут смерть во второй раз приняла княжича в свои объятья. В голове у него зазвенело, мир бешено завертелся, и Дэсс рухнул в стылую мглу, где не было ни искры света, ни шороха, ни даже боли.

Глава 10

По коридорам и залам летели белые шары. Они плыли друг за дружкой, длинной-предлинной чередой, и гибельная темнота отступала, пряталась по углам, съеживалась за спинами стоящих в ряд СерИвов. Влажно блестели глаза тех, кто выжил в холоде и тьме. Там, где летели шары, на стенах и сводах проступала резьба, ошлифованный черный камень начинал отливать зеленью, синевой, серебром. Заиграли многоцветьем узоров богатые ковры, забелели напольные чаши из молочного камня, затлели бело-розовые безделушки из морских раковин, вспыхнули блестки на золоченой столовой утвари, желто засветились бронзовые зеркала. Белые шары величаво плыли по воздуху, словно бесконечные светящиеся бусы. С ними рядом шагал Великий Ханимун — голова его касалась сводов, плечи раздвигали стены; он был похож на человека, но тень отбрасывал, как СерИв. С приближением бога в бронзовых зеркалах торопливо проступали настоящие Зеркала, и все они отражали Ханимуна: огромного, выше всех СерИвов на свете, с пылающими зелеными глазами и алыми переливами шерсти. Белые шары начали разлетаться по залам, и каждый находил себе место — под сводами, над столом, в уголке с постелями малышей. Уцелевшие во время мора СерИвы с благоговением принимали дар Ханимуна, и женщины пели Песнь Благодарности, и от их нежных и торжественных голосов белые шары разгорались все ярче, и свет их означал для СерИвов жизнь…

Дэсс вздрогнул — судорога прошла по всему телу — и открыл глаза. Нежные голоса умолкли, а белые шары стали крохотные, очень далекие и неподвижные. Звезды в ночном небе, вот что это такое.

Экая жалость, что замечательный сон оборвался. Если бы легенды СерИвов стали показывать на видео, историю пришествия Ханимуна Дэсс показал бы именно так…

Он поглядел вокруг себя, соображая, где находится: в глайдере, на разложенном сидении, а звезды видит сквозь стекло. Ноют плечи и запястья. На сидении пилота спит Мстислав, вытянувшись на спине, прикрыв лицо согнутой в локте рукой. Припомнив, чем окончилось путешествие за Руби, Дэсс ощупал себя. Ни защитного костюма, ни очков, ни намордника. Даже сапог нет, и ноги в носках озябли.

Он потер ноющие плечи, тихонько повернулся на бок, стараясь не разбудить Мстислава.

— Как самочувствие? — спросил телохранитель. То ли мгновенно проснулся, то ли вовсе не спал.

— Живой, — отозвался княжич. — Как ты меня вытащил?

Мстислав долго молчал. Дэсс ощутил себя виноватым. «Смерть клиента фактически означает гибель телохранителя», — он отлично это помнил. А Дэсс дважды чуть не отправился в край вечного лета.

— Я обсчитался в минутах, — проговорил Мстислав, не убирая руку от лица. — Мы слишком поздно нырнули в лаз, и тебя зацепило импульсом. Совсем чуток. Ничего бы не сделалось, но перед тем ты умудрился-таки надышаться спорами. Очевидно, респиратор с дефектом, плохо фильтрует. Одно к одному, и ты отрубился напрочь. Мне пришлось оставить тебя в норе, выползти на поверхность, развернуться и ползти назад. А потом всю дорогу пятился и тащил тебя за руки. Думал, оторву, как у того СерИва в колодце.

Дэсс поежился, прижал к плечам ладони, пытаясь успокоить боль. Одно его обрадовало: на самом деле вдохнул Черной Смерти, а не с перепугу опозорился.

— А тут я уже полевой госпиталь развернул, — продолжал Мстислав. — Счастье, что есть отличный диагностер и лекарства. Тебя накачал по самое не могу и себя не забыл. — Он умолк, потянулся, отвернулся от Дэсса.

Княжич долго разглядывал смутно видимую в звездном свете спину телохранителя.

— Почему ты назвал меня шерстяным уродом?

— Когда я такое говорил?

— В Долине.

— Э-э… Я сгоряча. Не обижайся.

— Но почему уродом? Большинство СерИвов — особенно СерИвки — очень красивые.

Мстислав снова улегся на спину, и княжичу стал виден его профиль. Менее суровый, чем прежде.

— У СерИвов свое понятие красоты, у людей — свое. Вот, к примеру, тебе наши девушки нравятся?

— Не особенно.

— Правильно. Они длинноногие, и шерсть растет только на голове. Справедливо и обратное: что хорошо для СерИва, человеку может быть неприятно.

— Шерстяные уроды, — задумчиво повторил Дэсс.

— Еще бы. Неказистые котоиды на кривеньких ножках… Да к тому же вздумали переселяться в людей. Ну как не уроды, а?

Княжич смолчал. Сона была — загляденье. Дэсса тоже, и мать с Лиссой. И дочки князя Вас-Лия — глупые до икоты, но красавицы, каких поискать. Сменять эдакую красоту на безволосые человеческие тела? Ну кто до такого додумался? И зачем?

— Надо лететь в замок. — Княжич сел, ногами пошарил на полу под сиденьем. — Где мои ботинки?

— Остались снаружи.

Дэсс нажал кнопку на центральной консоли, как делал Мстислав. Ошибся: дверцы не открылись, вместо этого зажегся свет в салоне. Взгляд скользнул по панели управления. На ней, среди клавиш и погашенных табло, лежал отнятый у мертвого СерИва Руби. Рука сама потянулась к великолепному камню — взять его, подержать на ладони, половить гранями свет.

— Он с дефектом, — сказал Мстислав.

— Где?! — Княжич не поверил собственным ушам. Схватил Руби, осмотрел со всех сторон. Глубокие переливы темно-красного цвета и яркие бегучие искры были безупречны. — Что тебе привиделось?

Мстислав сел на своем сидении, вынул из кармана тонкий, как палочка, фонарик и направил луч на Руби снизу. Камень засиял, но это алое сияние было безнадежно испорчено темной полоской от края до края, словно кто-то продернул сквозь Руби нитку. У Дэсса упало сердце.

Мстислав убрал фонарик, потер виски. Видно было, что он расстроен и смертельно устал.

— До следующего импульса недолго осталось, — сказал он. — Я вернусь в Долину, поищу другой.

Без подсветки Руби по-прежнему казался превосходен.

— Не ходи — и этим обойдемся. Просто не будем давать его в руки, — предложил Дэсс. — Надо заманчиво покрутить перед носом и спрятать. Начальник стражи пошлет за Дэссой, а Руби отдадим после. Как ты считаешь?

— Попробуем, — согласился телохранитель.

Летать на глайдере ночью оказалось куда скучнее, чем днем. Мстислав включил «ночное видение», и на лобовое стекло выводилось черно-серое изображение, как сквозь очки. Горы со снежными шапками утратили всю свою красоту, а звезды на небе казались простыми белыми точками.

К замку князя Мат-Вэя прилетели быстро. Погасив сигнальные огни, Мстислав покружил на большой высоте, к чему-то приглядываясь. Большая часть замка была скрыта в горе, поросшей лесом; однако превосходно были видны внутренние дворики с висячими садами и бассейнами, невысокие стены между ними, возведенные СерИвами, и огромная внешняя стена, которая была образована отдельно стоящей скалой и достроена, согласно легенде, самим Ханимуном. На внешней стене горели белые шары, и целая связка их пылала над воротами.

— Отца в замке нет, — сообщил Дэсс, не зная, радоваться или тревожиться. С какой стати князю отсутствовать по ночам? Ведь, слава Милосердному, не война.

— С чего ты взял? — пробормотал Мстислав, что-то высматривая на земле.

— Белые шары над воротами. Их туда сгоняют, когда князь покидает замок. Это символ — они якобы освещают ему обратный путь.

— Ясно. Твоего брата здесь тоже нет: глайдера господина Донахью не видать. Ладно, садимся.

Глайдер пошел вниз и тихо опустился под одинокой скалой, недалеко от сияющей связки белых шаров. В их свете даже самые мелкие камешки отбрасывали густые, добротные тени. За полукругом освещенного пространства стояли редкие деревья с плоскими, закрученными в спираль кронами, похожими на огромные тарелки. Деревья эти — как говорилось в легендах — помнили пришествие Ханимуна и сохраняли удивительные кроны в память о великом событии.

Мстислав просканировал окружающее пространство, отыскивая живую материю. Экран на лобовом стекле показал притаившегося носача — любопытного зверя, который вечно шляется возле СерИвского жилья и сует свой длинный мягкий нос в любую приоткрывшуюся щель, — и древесных мельтешанок, что носились и пронзительно верещали в спиральных кронах безо всякого уважения к Ханимуну. Стражи на стене замка не обнаружилось. Ночь — время сна.

— Посиди, — велел княжичу телохранитель, а сам беззвучно выскользнул из салона. А хоть бы и топал, и хлопал дверцей — за верещанием мельтешанок его бы никто не услышал.

Мстислав постоял, вернулся в салон, поднял машину в воздух и, едва не чиркая брюхом по камням, переставил глайдер по другую сторону от ворот.

— Чем тебе первое место не понравилось? — полюбопытствовал Дэсс.

— Ветер не так дует, — непонятно ответил Мстислав и полез в багажник, вынул какой-то плотно закрытый мешок.

— Это что? — насторожился княжич. — Оставь. У нас ничего не должно быть в руках, когда подойдем к воротам.

Мстислав неохотно положил мешок возле глайдера.

— Идем.

Они зашагали через освещенную площадку. Камни под ногами скрежетали, мельтешанки в кронах вопили так оглушительно, как Дэссу в жизни не доводилось слышать. Правда, он отродясь не приближался к отцовскому замку ночью и в человеческом теле. «Отличные сторожа, — мысленно усмехнулся княжич. — Своими воплями самого крепко заснувшего стража поднимут!»

Деревянные, окованные железом ворота раньше казались Дэссу большими. Да вовсе не такие уж они и высокие — в сравнении с его новым ростом. Княжич подавил вздох. Не стать ему опять СерИвом, как бы ни хотелось.

Поверх железных полос на воротах была бронзовая решетка с коваными листьями, плодами и древними знаками СерИвов. На листьях серебром были нанесены прожилки, плоды украшены вставками из разноцветных камней, а древние священные знаки сверкали осколками дорогих самоцветов. Дэссу пришло на ум, что для украшения знаков мастера использовали битые камни вроде того Руби, что нашел Мстислав. Ханимун велит своим детям быть бережливыми: да не пропадет никакое добро…

У ворот к скале был прикреплен здоровенный бронзовый кругляш со вмятиной посередине. Рядом на цепях висело толстое бревно в металлической оплетке. Бревно было совершенно неподъемное; считалось, что лишь Ханимун сможет поднять его и ударить в гонг, оповещая о своем новом пришествии. Слуги усердно начищали бронзу каждую весну и осень, и она блестела как новенькая. Сам же гонг и колотушка были древние, и даже князь не знал, откуда взялась вмятина. Быть может, Ханимун уже приходил? Он остался чем-то недоволен, и его провинившиеся хитрые дети не записали это в легендах? У Дэсса мелькнула шальная мысль, не предложить ли Мстиславу ударить в гонг. Вот у кого достанет сил поднять толстенное бревно! Княжич прогнал дурацкое желание и стукнул по гонгу ладонью; металл отозвался коротким низким гулом. Мельтешанки на деревьях смолкли, будто по приказу.

— Откройте, — произнес княжич на языке СерИвов. — Я пришел с миром и дарами и готов петь свои песни во время вашей охоты.

Так полагалось говорить, явившись в чужой замок. В чужой! Отцовский замок больше не был для Дэсса своим.

Снова раскричались мельтешанки, возмущенные явлением пришельцев.

В каменной стене возле гонга открылось круглое оконце, и блеснули настороженные глаза. Дэссу пришлось нагнуться, чтобы оказаться лицом к лицу со стражником. Только так княжич его узнал: сам начальник стражи не поленился выйти к ночным гостям.

— Будь счастлив и живи долго, почтенный Торр, да будет всегда свет в твоем жилище и радость в сердцах домочадцев, — с изысканной вежливостью поздоровался Дэсс. — Я — Дэсс Мат-Вэй, младший сын князя Мат-Вэя, хозяина этого замка и земли, на которой мы стоим. Дозволишь ли ты мне говорить?

Цепкий взгляд Торра ощупал его лицо; серые глаза отсвечивали холодом горного озера в осеннее ненастье. Пучки черных волосков над ними сурово топорщились, шерсть на ушах недобро прилегла.

— Сделай шаг назад, пришелец, назвавшийся именем Дэсса Мат-Вэя, и дай мне взглянуть на твоего спутника.

Княжич отступил. Мстислав не стал нагибаться, уставился Торру в лицо с высоты своего роста. Начальник стражи отвел взгляд первым.

— Мои глаза достаточно оскорблены. Я готов стерпеть и оскорбление моих ушей. Говори, пришелец, назвавшийся благородным именем княжьего сына.

Он не проявил обычной для СерИва любезности; но что возьмешь с начальника замковой стражи?

— Почтенный Торр, я не стану утомлять твой слух описанием моих злоключений, — начал Дэсс. — Скажу главное: мне потребен совет младшей княжны, ясноокой Дэссы, да принесут весенние ливни ей многое счастье. Не окажешь ли ты мне услугу, за которую я готов отблагодарить жаром своего сердца и драгоценным вещественным даром? Не пригласишь ли ты бесценную княжну к воротам? — Насчет «бесценной» княжны Дэсс от волнения напутал, надо было сказать иначе, однако Торр пропустил это мимо своих начальственных ушей.

— Зачем ты пришел сюда, мальчик? — спросил он, отбросив лишние церемонии. Шерсть на ушах поднялась, и они стали похожи на два пуховых шарика.

Поверил! Княжич склонился, чтобы стать одного роста с начальником стражи.

— Мне нужно поговорить с Дэссой; я не знаю, как поступить.

— Младшей княжны нет в замке, — ответил Торр.

СерИвы не лгут. Значит, Дэссы здесь нет.

— Позови мою мать.

— Княгиня покинула замок вместе с князем, да осветит солнце их путь. А вот ты, мальчик, — отчего ты здесь, а не с братом? Днем ты отрекся от него, а ночью примчался просить совета. Пристало ли это княжьему сыну?

Начальнику стражи было известно о разговоре с Кассом в поместье. Сам Касс рассказал, не иначе.

— Я ничего не знал, — честно ответил Дэсс. — Я и сейчас не понимаю, что произошло и зачем. Объясни мне, почтенный Торр.

— Спрашивай у брата и отца. Возвращайся в свой новый дом и жди там.

Язык не повернулся просить второй раз. Княжич сунул руку в карман за своей «вещественной благодарностью». Начальник стражи прянул от оконца, готовый захлопнуть его при новом подозрительном движении.

— Постой. — Дэсс вынул из кармана Руби; в свете белых шаров заиграли кровавые сполохи. — Я добыл этот камень в Долине Черной Смерти. Объясни, что к чему, и я отдам его тебе. — Горло перехватил стыд: торговаться с Торром — еще хуже, чем просить его дважды.

Начальник стражи глянул на Руби с полным равнодушием. Он не был намерен искать себе жену согласно древним обычаям. И впрямь: на что СерИвам бесполезные красные камни, если они готовятся завладеть целым миром людей?

— Я объясню тебе все, — сказал Торр неожиданно. — Взамен ты отдашь другую ценность, которой владеешь.

Княжич поспешно перебрал в мыслях, что у него есть: одежда, ботинки, глайдер, лучемет Мстислава. На что нацелился Торр? Неужели на глайдер? Он им управлять не умеет. А лучемет как поднимет, так и уронит — не по его руке увесистая штука.

— Отдай мне человека, — проговорил Торр. — Твоему отцу по-прежнему нужен хороший начальник стражи. — Торр улыбнулся, меж тонких губ на миг показались острые зубы. Улыбался он столь же редко, как проглядывало солнце во время страшных осенних ливней. — Мстислав силен и ловок, а моя сестра с радостью споет ему нужные песни. — Глаза блеснули холодным серым блеском, похожим на высверк занесенного кинжала.

— Слав, беги! — крикнул Дэсс на языке людей.

Прыгая в сторону глайдера, телохранитель рванул Дэсса за собой. Помчались. Миг, другой… Княжич знал, что им не уйти. СерИвы — охотники, которым нет равных в мире.

Ноги подкосились, словно кто-то ударил под колени. Дэсс и Мстислав рухнули оба; руки и ноги показались набитыми пухом, голову было не поднять. Крикливые мельтешанки утихли, и на площадке стало тихо. Впрочем, тишина лишь почудилась после воплей древесных сторожей. Из открытого оконца, из-за ворот и со стены замка неслось ровное низкое гудение — Кеннивуата-ра, охотничья песня на самого крупного зверя. Обычно СерИвы пели ее для пещерной разрывалы; этот огромный ночной убийца с когтями длинней столового ножа являлся со склонов дальних гор и наводил ужас одним своим ревом. Стада верхоскачей неслись прочь, не разбирая дороги; вонючие ползуны забивались в норы и до капли выдавливали из тела запасы зловонной жидкости; иглики топорщили свои бесполезные мягкие иглы в надежде обмануть зверя и сойти за ядовитые шары-занозы. И только СерИвы шли на охоту, чтобы защитить своих женщин, детей и животных.

Кеннивуата-ра настигала разрывалу мгновенно, даже в прыжке: в воздух взвивался полный сил кровожадный хищник, а наземь шлепался беспомощный вялый тюк. Когтистые лапы слабо подергивались, глаза тускнели, язык вываливался из пасти, а в горле вместо грозного рева рождался жалкий замирающий сип.

В эту ночь СерИвы охотились на человека.

Кеннивуата-ра, негромкая и беспощадная, не утихала. Ровный низкий звук, сопровождающий магию убийства, как будто бы шел отовсюду: со звездного неба, из связки белых шаров над воротами, из-под земли. Из плоских, закрученных в спираль древесных крон одна за другой выпадали безжизненные мельтешанки. Завтра принесут новых сторожей…

Пальцы Мстислава, сжимавшие локоть Дэсса, разжались.

«Беги! — хотел снова крикнуть княжич. — Тебя убьют!»

— Беги, — выдохнул он и сам себя не услышал. Кеннивуата-ра заглушала все.

Охотничья магия убивает любую дичь. Если хоть один из стражей повысит голос и прозвучит краткий пронзительный вой, которым добивают пещерную разрывалу, — это смерть. Если СерИвы будут петь еще сто сорок ударов сердца — тоже смерть. Но они замолчат — ведь Мстислав им нужен живой, да и за гибель Дэсса князь жестоко их покарает.

Стражники пели.

Княжич расслышал глухой стон телохранителя. Медленно, очень медленно Мстислав вынес вперед одну руку, подтянулся. Продвинулся на длину ладони. Вынес другую руку, продвинулся на пол-ладони. Еще раз. Еще. Под его телом хрустели камни. Гудела Кеннивуата-ра.

— Беги, — беззвучно шептал княжич; губы не двигались, он едва дышал.

Мстислав полз к глайдеру. Бесполезные, бессмысленные усилия. Ему не встать на ноги, не открыть дверцу, не забраться на место пилота.

— Уходи, — безнадежно просил Дэсс. — Скорей…

Открылись ворота. Кеннивуата-ра сделалась тише — смолкла половина голосов. Зашелестели камни под легкими ногами СерИва: начальник стражи вышел на площадку. Не задержавшись, прошагал мимо Дэсса; тихонько звенели нашитые на серебристый шелк обереги. За Торром проследовали еще четверо стражей, как и он, закутанные в парадный светлый шелк, окружили лежащего Мстислава. Пятерых СерИвов с лихвой хватит, чтобы утащить беспомощную добычу в замок. Они стояли с пустыми руками, уверенные в себе. Самое надежное оружие СерИва — Кеннивуата-ра.

— Довольно, — приказал Торр, и стражники на стене замолчали. — Он уже не шевелится. Берите за руки, чтобы голову не побить.

Что-то мелькнуло у самой земли — и СерИвы, что пришли с Торром, грянулись оземь. Бухнулся на спину начальник стражи, яростно взвыл. Не вставая, мгновенным броском Мстислав очутился возле глайдера, схватил оставленный там мешок — и вытряхнул из него защитные костюмы, побывавшие в Долине Черной Смерти. Подхватив их, телохранитель махнул в сторону подымающихся стражей.

— Я принес Черную Смерть! — рявкнул он хрипло и вскинулся на колени. Снова взмахнул руками, стряхивая с костюмов осевшие ядовитые споры.

«Ветер не туда дует», — сказал Мстислав, когда переставил глайдер. Сейчас ветер дул куда надо: легкое дыхание ночи несло Черную Смерть на СерИвов.

Они кинулись наутек. Один запнулся, другой пошатнулся, третьего развернуло в сторону, четвертый упал и пополз. В ужасе, взвыли стражники на стене. Почтенный Торр, звеня оберегами, закружился на месте, бестолково размахивая руками.

Мстислав поднялся. Ни одна пещерная разрывала после Кеннивуата-ра не могла бы и лапой шевельнуть. Телохранитель нагнал пятерых СерИвов и с яростью хлестнул костюмами по головам, вгоняя в глотки Черную Смерть. Никто не устоял на ногах, повалились все как один; тот, который уже полз по земле, опрокинулся на спину и задергался, подвывая. Мстислав сунул костюмы подмышку. Не удержавшись, пнул Торра в бок и подошел к Дэссу.

— Жив?

Дэсс попытался встать; тело не повиновалось.

Телохранитель ухватил его за руку и поволок к глайдеру — поднять княжича не было сил. Истерзанное плечо пронзило такой болью, что Дэсс едва сдержал крик.

Мстислав протащил его мимо хрипящего Торра, мимо скулящего стражника, который лежал и дергался. Третий вовремя отполз с дороги, иначе ему бы досталось ногой. Немного осело Черной Смерти на костюмах — все стражники были живы.

Телохранитель затолкал Дэсса в глайдер, а защитные костюмы — в мешок, бросил в багажник. Повалился на сидение пилота.

— Сволочи… Я ж говорил: шерстяные уроды…

На панели управления зажглась подсветка, и глайдер взмыл к звездному небу. Снежные шапки на горных вершинах казались окутаны серебристым шелком, как вечная стража вокруг замка.

— Впервые радуюсь, что в мозги всажена программа от господина Донахью, — сообщил Мстислав. — Не надо было б тебя спасать — черта с два я бы справился.

Кеннивуата-ра отпускала. Дэсс прислушался к себе: не тошнит. А ведь наверняка опять глотнул Черной Смерти — грибные споры летели и к нему тоже. Очевидно, еще действуют лекарства, которые ему ввел телохранитель после приключения в Долине.

— Как ты догадался приберечь Черную Смерть? Ожидал, что Торр нападет?

— Не исключал возможность. — Мстислав зло усмехнулся: — Будь я СерИвским начальником стражи, дорого дал бы за такое завидное тело, как у меня. Твой братец наверняка ему расписал, на что способен телохранитель экстра-класса.

Дэсс призадумался. Допустим, Торр получил бы усиленные мышцы и ускоренные реакции Мстислава — но тогда ему пришлось бы отказаться от охотничьей магии СерИвов. Как можно?

Княжичу пришла новая мысль.

— Слав, посади глайдер на краю леса. Поохотимся.

Глава 11

Мстислав не выпустил Дэсса из салона, пока не убедился, что вокруг нет опасных крупных тварей. Да откуда им взяться так близко к городу? Сияние в небе над Тэнканиока-ла было отчетливо видно, хотя сам город был скрыт за горой.

Глайдер лежал на обширной поляне, во влажной от росы траве. Лес вокруг стоял тихий, темный; лишь по ветвям сладколистки ползали жуки-сладкоежки, светились зеленым. Множество ползучих зеленых огоньков. В детстве няньки стращали Дэссу, уверяя, что если она будет таскать с кухни вкусненькое и лопать его, как жук-сладкоежка, она тоже засветится и все узнают, какая Дэсса плутовка и воришка. Сколько меду и пирожных тайком съела младшая княжна — а до сих пор отчего-то не сияет! Княжич тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли.

— Надень, — Мстислав, с лучеметом на поясе, подал ему очки.

Дэсс надел; видно стало намного лучше, но зеленые огоньки на сладколистке сделались белыми.

— Слав, ты лучше в глайдере посиди. — Княжич слышал от старших: человеческий глайдер — единственное, что может защитить от магии СерИвов. Отчего-то она не проникает сквозь его корпус.

— Не учи меня жить. — Телохранитель прислонился к машине, настороженно поглядывая по сторонам. Над верхушками деревьев виднелись остроконечные снежные шапки, а понизу — трава да недвижная стена леса.

Княжич сосредоточился, несколько раз глубоко вздохнул — и запел. Это не была убийственная Кеннивуата-ра; на что она здесь? Он пел Лавикуоно-ри — песню разведчика и наблюдателя. Мягкий, в меру низкий голос Домино отлично годился для охотничьих песен СерИвов, особенно для мирной, дружеской Лавикуоно-ри. Ровный, с редкими переливами звук растекся по широкой поляне, просочился сквозь полог листвы, волной покатился сквозь лес. Не хватило дыхания: Дэсс оборвал песню, с невольным всхлипом втянул в легкие воздух. Снова запел. Как трудно человеку держать этот напряженный, порой вибрирующий звук! А ведь Домино пел в передаче на видео, глотка у него тренированная.

Княжич передохнул и опять завел песню-приманку, на которую собираются самые разные твари. Сбегаются, скачут, ползут издалека, привлеченные магическим пением. Лавикуоно-ри примиряет их всех и лишает страха, оставляя лишь желание найти источник звука.

На поляну, припадая к земле, выскользнула осторожная водяница — черный зверек со смешными широкими лапами. Водяница живет в ручьях и речках и не любит выходить на сушу. Для Дэсса сделала исключение. Не всколыхнув ни листа, гордо выступил лысый хохотун — с ног до головы покрытый длинной шерстью, а лысым названный за крохотную проплешинку на лбу. Переваливаясь на кривых лапках, стайкой выбежали большеухие подкормыши — несуразные, недоделанные Ханимуном зверьки, которые побираются на пиру более крупных хищников. С хрустом проломился сквозь кусты шарообразный брюхан; ленивей зверя не сыскать, а тоже притащился, толстяк. В траве шныряла какая-то мелочь, которую было трудно узнать по мелькающим спинкам.

Дэсс пел.

Сильная рука вдруг пережала ему горло, Лавикуоно-ри оборвалась.

— Я убью тебя, — рыкнул Мстислав.

Дэсс рванулся; без толку.

Зверье на поляне замерло: ушастыми столбиками встали подкормыши, застыл с поднятой задней лапой хохотун, тряпкой распласталась по земле водяница, похожий на шар брюхан поджался и стал меньше ростом.

— Вот прямо сейчас и убью, со всей твоей магией!

Прыснули под защиту деревьев подкормыши, с криком, похожим на гогот пьяной компании, метнулся прочь хохотун. Черной молнией ускользнула водяница, по ее следу заколыхался медлительный брюхан.

Мстислав чуть ослабил хватку, позволив дышать.

— Я — и без того — твой — раб, — раздельно проговорил он, встряхивая Дэсса при каждом слове, чтобы лучше дошло. — С меня — хватит! — Он оттолкнул княжича, бросив его во влажную холодную траву.

Дэсс перекатился, вскочил. Мстислав держал лучемет стволом книзу и явно не собирался никого убивать.

— Что тебе не так?

— Твоя магия. Она подчиняет не только зверей.

— Я советовал посидеть в глайдере; он бы тебя защитил. А ты что сказал?

Мстислав понурил голову.

— Я больше не буду петь при тебе, — пообещал Дэсс, видя, как он расстроен.

Телохранитель махнул рукой, словно говоря: «Это ничему не поможет». Княжич обвел взглядом опустевшую поляну и снял очки. Сразу же будто наполовину ослеп, однако ночь вновь обрела привычные оттенки, и жуки-сладкоежки снова засветились зеленым.

— Слав, я плохо пел. С большим трудом и с паузами. Наши песни — не для человеческой глотки.

— Однако у тебя отменно получилось, — мрачно отозвался Мстислав. — Если все ставшие людьми СерИвы сохранили эти способности… это оружие… — Он примолк, поразмыслил. — Надеюсь, что нет. Смотри: пересадка личности в чужое тело подразумевает частичную перестройку мозга; человек приобретает чужую память и одновременно сохраняет свою. Своя оказывается подчиненной, поскольку в перестроенном мозге главенствует личность СерИва. Однако прежняя личность жива, сопротивляется захватчику и всячески ему вредит. Быть может, она не позволяет СерИву петь эти песни?

— Я-то могу.

— У тебя нет памяти Домино. И его память — его личность — тебе не мешает.

Дэсс вдруг почувствовал, что продрог на сырой поляне, и забрался в салон глайдера.

— Как по-твоему, — спросил он, когда Мстислав тоже занял свое место и поднял машину в воздух, — почему память Домино не сохранилась?

— Твой бог услышал мои молитвы и прикончил гада, но сберег оболочку мне на радость.

— А если серьезно?

— Серьезно я знаю одно: во время переселения тебя похитили. Твои родичи что-то успели, а чего-то не смогли. Видимо, оттого и произошел сбой: твоя личность подавила Домино целиком и полностью.

Дэсс посидел, разглядывая открывшийся взору Тэнканиока-ла — море буйных огней на равнине — и мерклые звезды над ним. Город приближался, разрастаясь.

— Слав, мы так и не выяснили, зачем нужно это переселение. Может, поискать Касса? Или поговорить с приятелями Домино? Один из них — точно СерИв.

— И близко не подпущу. Хватит нам стычки со стражей. Ты открыто встал на сторону людей, и тебя поторопятся убрать, чтоб не вредил.

— Тогда что будем делать?

— Ждать. Через три с небольшим часа в космопорт придет корабль «Адмирал Крашич» — частный рейсовик, носящий имя моего деда. Мы попросим помощи у капитана. Но до той поры надо поесть и поспать, — Мстислав не сдержал зевок, — а то никаких сил нет.

Разноцветные городские районы внизу сияли каждый по-своему: синий, зеленый, желтый, голубовато-ледяной. Каждое здание светилось отдельно, словно Ханимун рассыпал по земле даренные СерИвам сокровища и вдохнул в них внутреннее пламя.

Княжич собрался расспросить Мстислава насчет того глайдера с Руби, что упал в Долине Черной Смерти, но не успел: звякнул сигнал вызова.

— Слушаю, — резко произнес телохранитель.

— Господин Крашич? — прозвучал женский голос.

— Да.

— С вами говорят из клиники Элеоноры Брандт.

— Слушаю, — повторил Мстислав и включил изображение; в углу лобового стекла засветился овал женского лица под светло-зеленой шапочкой. — Здравствуйте, Зоя.

Из-под шапочки выбивались желтые кудряшки. Лицо Зои показалось Дэссу облепленным пеной — такие эти кудряшки были мелкие и пушистые. Женщина смотрела строго, а под глазами лежали темные круги усталости, почти как у Мстислава.

— Вашей жене стало хуже, — сообщила она. — Она просит, чтоб вы — если, конечно, сочтете возможным, — ядовито уточнила Зоя, — ее навестили.

— Что с ней?

— Она тяжело больна. А вы были у нее всего раз — чуть не месяц назад. Как и положено заботливому супруг…

— Что со Светланой?! — рявкнул Мстислав.

Зоя вздрогнула, кудряшки колыхнулись.

— Ей плохо. Вы приедете в клинику или нет?

— Приеду. Через два часа. — Мстислав выключил связь.

Глайдер бешено рванулся, меняя курс. По небу метнулись звезды, городские огни внизу поплыли вбок.

— Почему через два часа? — спросил озадаченный Дэсс. — Где мы будем болтаться?

— Мы явимся через десять минут. Но незачем сообщать об этом кому ни попадя.

— А почему ты не навещал жену?

— Отвяжись! — вскипел телохранитель.

Княжич умолк. Что он такого сказал, отчего Мстислав взъелся?

Чуть погодя тот заговорил:

— Я не мог оставить без присмотра Домино. Однажды упросил его съездить со мной в клинику. Усадил в холле, рядом с палатой Светланы. Взял с него слово, что с места не стронется, из-под пригляда тамошней охраны — ни шагу. Я пробыл у Светы полчаса. Вернулся в холл — а Домино след простыл. Куда делся? Дежурная сестра глазами хлопает, охрана не в курсе. Он вышел из клиники, сел в мобиль — и привет. Как ты помнишь, средств индивидуальной связи тут нет, так просто до человека не докричишься. Я заметался. Спустя три часа нашел Домино у проституток, вдрызг пьяного и под наркотой. Ценности пропали, деньги с кредитки — тю-тю. Немалые деньги, кстати. Господин Донахью грозился вычесть эту сумму из моего жалованья, а Домино радостно хохотал. Шутка удалась! Больше я в клинику не ездил.

Глайдер летел над краем города. Справа сиял Тэнканиока-ла, слева стояли горы в снежных шлемах; с той стороны не было ни единой искры света, кроме звезд на небе.

— Чем больна Светлана? — осторожно поинтересовался княжич. Он ничего не смыслил в человеческих болезнях, но не спросить было нельзя.

— Врачи не могут поставить диагноз. — Мстислав прикусил губу, помолчал. — Толкуют про то, что угнетены все функции организма; но из-за чего? Она как будто сама не хочет жить. Ослабела, исхудала, поседела… Ты не видел, какие были кудри! Огненные, до колен. Светка могла закутаться в них и ходить, как в платье. А теперь белые стали. И брови белые, и ресницы. Лежит, как Снегурочка, и тает. Волосы выпадают прядями…

Дэсс поерзал на сидении. То, что он услышал, было странным.

— Слав, это похоже на лунную лихорадку, какая бывает у СерИвов.

— Да.

— Но наши болезни не передаются людям.

— Мне говорили. Пойми: я оплатил лучшую клинку, лучших докторов, лучшее всё! И без толку. Света умирает. А я то с Домино вошкаюсь, то… Ч-черт!

Дэсс не придумал, что сказать. Пустыми словами не утешишь. Вспомнилась Сона. Куда она исчезла? Оставила полные надежд и обещаний письмена — и пропала. Княжич хотел посидеть молча, но вдруг само собой вырвалось:

— У меня была невеста; она тоже заболела. Сначала думали на лунную лихорадку, но ошиблись, оказалось: снежный лишай.

Мстислав бросил на Дэсса быстрый взгляд.

— И что? Она поправилась?

— Еще нет. Ее куда-то увезли выздоравливать… — Княжич сбился, неуверенный в том, что говорит правду. — Я ее с тех пор не видел.

Телохранитель грустно покачал головой.

— Дэсс, может, ваши лекари совсем безглазые. Но вообще-то лунную лихорадку со снежным лишаем перепутать трудно.

— Почем ты знаешь?

— Когда Светлану положили в клинику и заговорили о СерИвских болезнях, я кое-кому очень хорошо заплатил. Мне добыли двух больных СерИвов — мальчишку с лишаем и девушку с лихорадкой. Положили в ту же клинику. Даже профану было видно, что это совершенно разные болезни. А у Светланы — что-то третье, совсем непонятное.

Дэсс напрягся.

— Что сталось с девушкой?

— Ее лечили, как могли. Но… умерла. А мальчишка поправился, и его отослали домой.

— Какого цвета была ее шерсть?

— Рыжая с черными подпалинами. А затем побелела… Дэсс?

— Нет! — выдохнул княжич. Сердце бухало в груди, как будто он взобрался на ледник, поскользнулся и лишь чудом не сорвался в пропасть. — Не она. У Соны шерсть серая, с голубым отливом.

— Слава богу. — Мстислав безрадостно улыбнулся. — Вот бы выяснилось, что я украл твою невесту!

Дэсс прикрыл глаза, успокаивая сердце и дыхание. Хвала Милосердному, не о Соне речь.

Глайдер снизился и лег на площадке возле огромного синевато-прозрачного купола. На его поверхности вспыхивали синие искры, внутри смутно белели несколько зданий, горели фонари, темнели кроны деревьев. Вокруг был парк — чернее черного, пронзенный лишь одной освещенной аллеей.

— Прибыли. — Мстислав по своему обыкновению просканировал пространство. — Все чисто.

Они вышли из глайдера и пересекли площадку, остановились возле купола. У Дэсса возникло ощущение, что из-за прозрачной синеватой дымки с искрами на него смотрят невидимые глаза, а по телу шарят такие же незримые пальцы.

— Это силовая защита? — спросил княжич.

— Она самая. У Элеоноры Брандт лечатся важные-преважные господа, которые боятся грабителей, журналистов и собственного чиха.

Силовой купол снизу доверху прорезала черная щель, приглашая войти.

— Проверка закончена, — сообщил Мстислав. — Идем.

Зашагали по неярко освещенной аллее. Под ногами белела квадратная плитка с полосками травы по периметру, по сторонам благоухали лежащие прямо на земле цветы. Каждый был ростом с тарелку, и над ними вились ночные мотыльки.

Телохранитель привел Дэсса к зданию, где, словно бдительные глаза, светились несколько окон, а на первом этаже сиял холл с прозрачными стенами. В холле стояло множество растений в кадках, между ними — мягкие диванчики.

Двери открылись, изнутри пахнуло мокрой листвой и цветами. Мстислав прошел среди растений и диванов, поднялся по широким ступеням к стойке администратора; Дэсс приотстал, озираясь. Стены холла были отделаны зеркалами, в которых отражалась богатая листва ухоженных растений. Цветов было немного — две чаши возле стойки, за которой восседала строгая Зоя в зеленой шапочке и зеленом же халате. Желтая пена кудряшек обрамляла усталое лицо с темными подглазьями. Зеркальная стена позади отражала спинку кресла, напряженно развернутые плечи Зои и сползшую заколку в ее кудряшках.

Мстислав оглянулся на княжича:

— Не отставай.

Дэсс поднялся по ступеням.

— Госпожа Крашич просила, чтоб вы зашли к ней оба, — сухо проговорила Зоя.

— Зачем? — сдвинул брови Мстислав.

Зоя надменно вздернула подбородок.

— Госпоже Крашич недолго осталось жить. Наверное, она хочет попросить, чтобы господин Домино не слишком донимал ее бесценного супруга.

Мстислав подавился воздухом, сглотнул. Махнул Дэссу:

— Пойдем.

Княжич медлил, уставясь Зое за спину. Там, в зеркальной стене, проступало настоящее Зеркало.

— Идите же! — раздраженно поторопила Зоя.

Настоящее Зеркало — пока еще маленькое, но быстро разбегающееся вширь — пожирало Зою в кресле и являло напуганную СерИвку. Ее серая шерсть с черными пятнами стояла дыбом, вместо серебряных переливов — тусклый цвет дыма от сырых веток.

Дэсс отвел глаза; встретил взгляд Мстислава. Телохранитель тоже все видел.

— Идите быстрей! А то не застанете!

СерИвка в настоящем Зеркале пугалась все больше.

Княжич молча отошел и двинулся за Мстиславом к лифту.

В кабине тоже было зеркало, но оно отражало двух потрепанных, встревоженных людей.

— Нас заманили в ловушку? — спросил Дэсс.

— Вряд ли. Это очень дорогая клиника; тут особо не разгуляешься. Разве что персонал теперь состоит из одних СерИвов.

Они доехали до шестого этажа, огляделись и по узкой, скудно освещенной лесенке проскользнули на пятый. Стоя в конце полутемного коридора, Мстислав шепотом велел:

— Замри.

Княжич замер. Дежурной сестры на посту не было. Ничего удивительного, если она — СерИвка. Ночь — время сна, а Ханимун не велит растрачивать его попусту. Телохранитель долго прислушивался, затем дал знак двигаться дальше. Стеклянные двери палат были затянуты розовым шелком, за ними теплился свет ночников. По стенам горели светильники в виде красных ягод; проку от них было чуть — самих себя и то освещали неважно.

Неслышно ступая по мягкому полу, Мстислав с Дэссом прошли из конца в конец весь коридор, миновав два затемненных холла, и повернули обратно.

— Зачем мы ходим? — шепнул княжич.

— Я посмотрел, нет ли в палатах засады. Но лишних никого, одни пациенты на постелях. Вряд ли СерИвы стали переселяться в безнадежно больных людей.

— Как ты посмотрел? Сквозь стены?!

Мстислав коснулся обруча на лбу:

— У меня до черта разных приспособлений, а видеть можно по-разному. — Он помолчал, прикусив губу, и невольно замедлил шаг. — Здесь у каждого в палате видео; можно сутками с родней общаться. А Светлана попросила отключить. Чтоб ее увидеть, мне приходилось заказывать сеанс связи. За час, не меньше.

— Почему?

— Сестры накладывали ей макияж. Светка думает, что такая страшная… — Мстислав потряс головой, вымученно улыбнулся: — Уж не страшней меня.

Княжич поглядел. Лицо телохранителя в полутьме коридора было совсем черным. И несчастным.

— Слав, может, мне с тобой не ходить?

— За дверью не оставлю, — отрезал Мстислав.

Дэсс покорился.

Мстислав легонько постучал в дверь под номером 7; княжичу припомнилось, что число 7 у людей считается счастливым. Из-за стекла и розового шелка донеслось испуганное «Ах!»

Миг — и княжич остался в коридоре один, а его телохранитель уже был в палате.

— Светка!

Дэссу почудилось, будто в палате находится стеклянный дом, где стоит постель Светланы с какими-то приборами, стояками и трубками, и Мстислав разобьет этот дом вдребезги. Но нет — дом оказался из мягкого пластика с застежками, которые он в мгновение ока разнял и метнулся внутрь, упал на колени, обнял жену, ткнулся лицом ей в грудь.

— Светка… девочка моя…

Переступив порог, Дэсс тихонько прикрыл дверь и отступил в дальний угол, пригляделся к Светлане.

Белые пряди волос разметались на постели, свесились на пол; на изможденном лице белели дужки бровей, а ресницы уже высыпались. Бесцветные губы вздрагивали, как будто Светлана едва сдерживала плач. Ее маленькое худое тело было прикрыто голубовато-серой пижамой, цветом похожей на шерсть Соны, а розовые носки напомнили Дэссу отмытые в ручье пятки его исчезнувшей невесты. Напоминание было мучительным.

— Ну что ж ты, а? — спрашивал Мстислав. — Когда ты начнешь поправляться?

Из обтянутых сухой кожей рук Светланы выпало зеркальце, скатилось на пол. На столике у постели, под переплетением разноцветных проводов, была выложена женская мелочевка; княжич всегда удивлялся, когда в видео женщины полностью преображались с помощью такой вот чепухи. Или это обычные людские враки?

— Ты так быстро… я не успела… Страшная, хуже смерти, — прошептала Светлана. — Не смотри на меня.

— Ты самая красивая. — Мстислав не поднимал головы. — Самая любимая. — Одной рукой он продолжал обнимать жену, другой погладил ее лоб и волосы, ниспадающие с постели и лежащие концами на полу. — Ты моя самая-самая. Только выздоравливай, ладно? Ты будешь стараться?

— Буду, — прошелестела она; в больших, обведенных черными кругами глазах выступили слезы. — Обязательно. — Светлана с усилием приподняла руку, положила Мстиславу на затылок, зарылась пальцами в его белокурую шевелюру. Нащупала обруч. — Ты все еще… с этой гадостью… Слав… когда это кончится? — она смолкла, тяжело дыша. Даже шепот давался с трудом.

— Как только поправишься. — Мстислав выпрямился на коленях; ее рука соскользнула.

— Не смотри!

— Ты моя Светлость. — Он наклонился к лицу жены, прильнул щекой к щеке. — Светлейшая из всех Светлан.

Она попыталась улыбнуться.

— Ты мой Славный. И Мстительный.

— Ничуть не мстительный, не ври. Любому глотку за тебя порву, только и всего.

— Не надо рвать. — Светлана все-таки улыбнулась: — Лучше грызть.

— Как скажешь.

— Домино пришел?

Мстислав выпустил жену из объятий, оглянулся.

— Вон он — забился в угол. — Телохранитель отстранился, позволяя Светлане увидеть Дэсса. — Но я не буду его загрызать. Он потерял память и стал вполне безобиден.

Взгляд ее влажных измученных глаз не сразу нашел княжича.

— Домино, — прошептала она отчетливо, — подойдите, пожалуйста.

— Света, не проси его ни о чем, — Мстислав поднялся на ноги, отодвинул стояк с болтающимися, ни к чему не подсоединенными трубками. — Он беспамятный и… в сущности, это другой человек.

— Домино, подойдите.

В шелестящем голосе прорвалось нечто такое, от чего княжича бросило в жар. Он отлепился от стены и двинулся к прозрачному дому из пластика.

Мстислав приподнял расстегнутую «дверь» и пропустил Дэсса внутрь.

— Домино, я хочу вам сказать… — Светлана перевела дыхание, собралась с силами. — Я скоро умру. Я знаю.

— Светка! Что ты несешь?!

Она продолжала, словно не слышала вскрика мужа:

— Я ничего не могу сделать… защитить… Слав не виноват в том, что… Я сама виновата — заболела, как последняя дура.

— Света, не надо. Я тебя прошу. — Мстислав повернулся к Дэссу, и глаза кричали: «Уйди!»

Княжич стоял у постели и не мог двинуться. Он хотел посмотреть Светлане в лицо, но взгляд упорно возвращался к ее маленьким ступням в розовых носках. Ступни подергивались, словно уходившая из Светланы жизнь билась в них, желая вырваться и покинуть ее тело.

— Слав не заслужил, — шептала она, — этих мучений. За что вы его?… Ему и так больно. И мне… Я устала. Я умираю, потому что… сил не осталось.

— Света! — у Мстислава сломался голос, лицо жалко дрогнуло.

Она упрямо шептала:

— Домино, пожалейте нас… его… ведь ему еще жить… после меня.

Мстислав развернулся и вышел из прозрачного дома, едва его не опрокинув, когда слепо ткнулся в стенку рядом с «дверью». Светлана глубоко вздохнула, под голубовато-серой тканью поднялась и опала ее худая грудь.

— Наклонитесь, — попросила она.

Княжич склонился, заставив-таки себя поглядеть ей в лицо. Глаза у Светланы были синие. Почти как у Соны.

— Здравствуй, — бесцветные губы едва шевельнулись, но слово на языке СерИвов прозвучало ясно. — Ты меня узнаешь?

Еще бы Дэсс не узнал!

— Болотные кусаки впились тебе в задницу и выпили ум до капли, — прошипел он, взбеленившись. — Зачем ты притворяешься больной?!

— Я не…

— Прошлогодний помет водяницы умнее твоей головы! — Ни в чем не повинный Мстислав страдал, а дурища, каких свет не видывал, прикидывалась, будто помирает. — Наши болезни не передаются людям, это знают все.

— Дэсс, — взмолилась Сона, — выслушай. Ханимун меня покарал. За то, что солгала тебе — когда отказалась от Руби. Сказала, что пела песни любви человеку… что ласкала его и взяла деньги.

— Ну и какой кэт дул тебе в уши и нашептывал поганые слова?

— Твоя мать… княгиня… заставила солгать. Князь грозил, что если… ты возьмешь меня в жены… он наложит заклятье, чтоб я не смогла петь тебе песни любви… а ты не смог бы меня ласкать. Так и остались бы… два гнилых бревна на дне реки.

Княжич обдумал услышанное. Пожалуй, отец выполнил бы, что посулил. И остались бы Сона с Дэссом, точно два бревна, не способные на любовь. Что за радость?

— Не надо было лгать. Сказала бы как есть — мы б выждали время и сбежали.

— Куда? — безнадежно всхлипнула Сона. — От стражи не убежишь.

Она была права: почтенный Торр настигнет, куда ни подайся.

— Ладно, ты солгала. Но лунная лихорадка — она-то откуда?

— Я была больна. По-настоящему — лихорадкой, не лишаем. А твоя мать сказала… что готова помочь… Предложила выбор: то ли умереть… то ли стать человеком. Сказала, что ты тоже скоро станешь. Что мы сможем любить друг дружку, как люди…

Дэсса передернуло. Он смотрел видео и знал, как люди любят своих женщин. Не так, как СерИвы.

— Я по-прежнему могу петь песни любви, — умоляюще прошептала Сона. — Я их не забыла! Ты веришь?

— Верю. — Княжичу не давало покоя иное. — Ты выбрала жизнь. Убила жену человека… любимую женщину хорошего человека. Ну и притворялась бы ею. Зачем тебе болезнь, клиника, смерть?

— Дэсс, ну пойми же! — воззвала его бывшая невеста. — Ханимун покарал за ложь, и лихорадка не отпустила. Потянулась следом. Ты же видишь — волосы белые, выпадают… Дэсс, ты любил меня… обещал, что приведешь в дом женой.

— Да, обещал.

— Ты не нарушишь… — Сона задохнулась, еле выговорила: — слово?

— Сейчас ты жена Мстислава.

— О Ханимун! Вразуми его, Милосердный! Мне осталось жить… дней пять… шесть… Тело Светланы умрет. Понимаешь?

— Чем я могу помочь?

— Приведи сюда женщину. Любую. Здоровую. Не СерИвку; СерИвку я выселить не смогу. Нужна пустая — полностью человек. Я еще смогу перейти… я люблю тебя, и мне хватит сил. Это просто. Мужчине нужно много дней — Домино для тебя готовили долго… и необходима помощь жены или сестры. А я могу сама… Я хочу жить. Хочу быть с тобой. Я перейду! Ты только помоги. Добудь мне женщину.

Сона взяла Дэсса за руки; в холодных пальцах совсем не было силы.

— Ханимун не наказывает дважды. Милосердный отступится, если ты… его тоже попросишь. Ты ведь любишь меня? Дэсс? Ты любишь?

— Да, — сказал он, потому что СерИвы не лгут.

— Ты поможешь?

Дэсс молчал.

— Ты спасешь меня?

Он отнял руки и оглянулся. Снаружи, из-за прозрачного пластика, на них потрясенно глядел Мстислав. А в головах постели, на гладком корпусе какого-то прибора, красовалось настоящее Зеркало. Оно являло СерИвку — перепуганную, несчастную, с ног до головы покрытую белой шерстью.

— Дэсс! — взмолилась Сона, приподнялась было, но упала обратно. — Ты поможешь?!

Хотелось завыть и расколотить проклятое Зеркало, разнести все, что есть в палате, но Дэсс лишь тихо произнес:

— Я подумаю, что можно сделать.

Глава 12

— Светка — ты не знаешь, какая она. Веселая, умная. Готовить умеет. По-настоящему. И рыжие кудри… Распустит — глаз не отвести. Живое пламя.

Мстислав сидел за столиком кафе, глядя в одну точку. Локти поставлены на стол, подбородок на сведенных вместе кулаках. На тарелке было пусто — телохранитель заставил себя съесть все, что заказал. Дэсс едва ковырялся в еде, не в силах жевать и мучительно сглатывая мелко нарезанное мясо.

Маленький полутемный зал был почти пуст; зато из соседнего, большого и ярко освещенного, доносилось пение и крики. Княжич вздрогнул, когда за стеной пьяными голосами завели охотничью песнь СерИвов — изуродованную человеческими глотками, едва узнаваемую Милкусеашо-де. С этой песней ходят на водяную дичь, поднимают ее из глубины и гонят на берег. Звуки, что неслись из соседнего зала, не выманили бы из воды даже самых глупых и податливых тварей.

— Она родом не с Беатриче — с Фелиани, — рассказывал Мстислав; голос был тусклый, мертвый. — Сюда прилетела погостить. И осталась. Говорит, ни разу не пожалела. Хотя Фелиани нам не чета, жизнь там другая. Роскошь, какая нам и не снилась. А ей тут хорошо.

За соседним столиком перешептывались и вертелись три молоденькие девчушки. То оглядывались на дверь, ожидая, когда кто-то появится — некто запаздывал, они давно уже маялись — то пожирали глазами Дэсса, подмигивали ему и улыбались, потом вдруг смущались и утыкались в свои тарелки. Княжич подозревал, что девчонки узнали физиономию Домино — как-никак, он мелькал на видео.

В кого из них захотела бы переселиться Сона? В пухленькую блондинку с родинкой в углу рта? Она то и дело трогает эту родинку мизинцем, стреляя глазами. Должно быть, полагает, что мужчинам это нравится. Или Сона предпочла бы худышку с локонами цвета пепла, со вплетенными искусственными цветами? У нее зеленые глаза и улыбчивый рот. Она дергает плечом, поглядывая на Дэсса, и с плеча каждый раз сваливается бретелька, платье сползает, приоткрывая грудь. Худышке невдомек, что ее бледное безволосое тело СерИву не интересно. Пожалуй, Сона выбрала бы третью, с голубыми волосами и длиннющими синими ресницами. Все-таки похоже на ее шерсть. Бывшую шерсть. На синих ресницах блестки, будто непросохшие слезы. Девчонка меньше всех вертится и реже других улыбается. И рот не расползается от уха до уха, а лишь чуть показываются ровные белые зубы. На шее и на пальцах — камни, похожие на сафи. Соне понравилось бы. Но если она переселится из тела Светланы в другое, жена Мстислава умрет.

— Смешная — обхохочешься, — продолжал телохранитель, невидяще глядя в стену. — Воображает себя дурнушкой. Все порывается в клинику — лицо моделировать. Дескать, нос не такой и подбородок неправильный. Я за ноги хватаю, чтоб удержать. Твержу ей, что краше никого на свете нет. Не верит. — Телохранитель перевел взгляд на Дэсса; туман легкого безумия рассеялся. — Что можно сделать?

— Не знаю.

— Ты СерИв. Княжеский сын. Придумай.

— Я могу спеть. Разом убить обеих — и Светлану, и СерИвку в ее теле. Ты этого хочешь?

Мстислав отрицательно качнул головой. Глуховато спросил:

— Кто она?

— Девушка из нашего замка. Прислуга с кухни. — Ложь далась с немалым трудом, хотя Дэсс заранее готовился.

Телохранитель покусал уже искусанную до крови губу.

— Ты вроде говорил, что СерИвы не лгут.

Не поверил. Как Дэсс умудрился себя выдать?

Мстислав подался к нему через столик.

— Светлана заболела полтора месяца назад. Значит, СерИвка переселилась раньше. Не прыгнула бы она в больное тело, верно? Но до твоего с братом переселения было еще далеко. С какой стати прислуге позволили опередить князей, а? Я бы скорей поверил, что она — из княжон.

Сона не была княжеской крови. Дэсс так и сказал, не унижаясь ложью. И добавил сущую правду:

— Ей позволили переселиться, потому что она умирала от лунной лихорадки. Надеялись спасти.

— Но ваши болезни не передаются нам.

— Нет.

— Тогда почему?…

Дэсс пару раз глубоко вздохнул, боясь, что выдержка ему изменит.

— Она воображает, будто по-прежнему больна лихорадкой. Якобы Ханимун ее покарал… — княжич запнулся, но успешно солгал: — за это переселение. Тебе говорили врачи: «Светлана не хочет жить». СерИвка в ее теле сама себя убивает, оттого что ждет смерти. Вот и все.

— Что можно сделать? — повторил Мстислав недавний вопрос.

— Не знаю, — снова ответил Дэсс.

— Придумай! — рявкнул человек, сорвавшись.

Девчонки в углу вскинулись, уставились во все глаза.

Телохранитель опустил голову.

— Светлана еще жива. Она все помнит… Я вижу: это она, моя Светка. Она подчинена чужачке, но ведь это Светка. Ее тело, ее память. Как ее удержать?

Дэсс не ответил. Чтобы спасти Светлану, надо как-то убить Сону. Чтобы спасти Сону, надо убить Светлану и новую женщину. Быть может, есть иной путь? Княжич глотнул воды, осторожно поставил стакан. Рука дрожала.

— Слав, послушай. Всем известно, что лунная лихорадка неизлечима. Тем более, когда ее наслал Ханимун, как убеждена эта девушка. Если кто и способен ее разубедить, так это мой отец. Он мог бы наложить какое-нибудь заклятье. Я его попрошу…

— К отцу не пущу, — отозвался Мстислав глухо, не подымая головы. — Тебя убьют. А в городе полно женщин, которые пока что не заселены СерИвками. Их еще можно спасти.

Княжич сжался от боли, прикрыл глаза. Это приговор обеим — и Светлане, и Соне. За что? Обеих-то — за что?! Сона — убийца, готовая убивать снова, лишь бы выжить. Светлана ни в чем не повинна, и ее любит Мстислав… Но какое дело Дэссу до чужой жены? Ему надо, чтобы Сона осталась жить. Она так просила, надеялась на помощь! Это же совсем просто — всего лишь найти ей новое тело. Подозвать любую из дурех, что таращатся на «Домино», заморочить голову, привезти в клинику, втолкнуть в палату к Соне…

О Ханимун, прости дурные мысли. Дэсс отдышался, поглядел вокруг. Мстислав сидел сгорбившись, прижав к губам ладонь. На столике блестели две мелкие капли. Вот упала еще одна. Девчонки в углу тянули шеи, изнемогая от любопытства. У светловолосой худышки свалились с плеч бретельки, розовая грудь наружу; она не замечает, а подружки не подскажут, им не до того.

В соседнем зале затянули Рисаунтикаа-де — грянули во всю мощь пьяных глоток. Дэсс поднялся из-за стола.

— Слав, пойдем отсюда.

— Сейчас. — Телохранитель не шелохнулся.

— Слав, — княжич положил руку ему на плечо.

— Угм. — Никакого движения.

Дэсс подвинул Мстиславу стакан с водой и отошел; у двери оглянулся. Девчонок разрывало между «Домино» и его плачущим телохранителем. Они привстали, но не знали, куда кидаться — то ли за княжичем, то ли к Мстиславу, утешать и расспрашивать.

Шепотом помянув самых грязных болотных кэтов, Дэсс вышел из зала.

Далеко не отправился, потому что куда же без Мстислава? Пересек холл с двумя грустными поскакушками в клетке — кому только в голову взбрело держать их в неволе?! — и заглянул в соседний зал.

Здесь был в разгаре шумный праздник. Музыка, уставленные снедью и бутылками столы, снующие официантки в красных платьицах в облип, гости в несусветных нарядах. Каждая женщина — словно облако или раскидистое дерево, наряд, прическа и украшения занимают столько места, что мужчинам не подойти, не шепнуть на ушко комплимент или пошлость. У кого на голове чаша с фонтаном, у кого волосы навиты на жесткий каркас и торчат во все стороны рогами, у кого платье, будто водопад над озером — блестящая ткань растекается по полу, плещется под ногами неосторожного кавалера. Танцевать парами здесь, разумеется, не могут и оттого просто клубятся в конце зала — неуклюже топчутся, кружатся. Всем смешно. Хохочут, визжат. В воздухе сладкий запашок — «веселинка».

Две стены зала были затянуты шелком с искусственными цветами, в третьей окна выходили в ночной сад: гирлянды фонарей, цветущие кусты, фонтаны с синей, зеленой и лиловой подсветкой. Четвертая стена была занята огромным видеоэкраном. Там тоже пели и плясали — но совсем не так, как на здешнем празднике.

В мягкой, бархатной черноте пылал полукруг огня. Высокое пламя то распадалось на танцующие языки, то вновь смыкалось в сплошную подвижную стену. Перед этим могучим, но нестрашным огнем метался человек в золотом костюме, с золотыми крыльями за спиной и в черной с золотом маске, до половины закрывающей лицо. Приглядевшись, Дэсс понял, что крылья — не крылья вовсе, а широкий плащ, летящий за стремительным хозяином. Он неплохо танцевал, этот человек — то легко и изящно, то неистово, буйно и жестко. Опоры под ногами не было видно, все тонуло в бархатной тьме, а сгусток живого золота вихрем кружился, вился, летал на фоне прозрачного пламени, за которым появились женские фигурки — смутные силуэты чуть темнее огня. Вскинув руки, они вдруг ринулись в пламя, пробежали насквозь — и окружили танцора, сами охваченные огнем. Горели их платья, накидки на головах, горели перчатки и туфли — плавились и стекали горящими каплями, растекались у ног. Огненные женщины раскачивались, вертелись, бежали друг за дружкой, сжимая пламенный круг, подбираясь все ближе к золотому танцору, рассыпая огненные капли с пылающих одежд. Стена огня на заднем плане съеживалась и меркла, бархатная чернота натекала на пламя.

Сквозь прорези черной с золотом маски сверкали глаза: вспыхивали яркие блики, а самих глаз и не разглядишь. Высоко подпрыгнув, танцор закружился — и кружился долго-долго, медленно опускаясь в ожерелье из горящих женщин; они остановились и согнулись в поклоне, а длинные подолы развевались, как от ветра. Раскинув руки, человек в маске запел. Сильный страстный голос ворвался из динамиков в зал, перекрыл шум, хохот и крики. Шантариваа-но — песня усталых охотников, благодарящих Ханимуна за богатую добычу. Хмельные гости дружно подхватили, и голос, сделавший бы честь и СерИву, потонул в скверных воплях.

Песня оказалась короткой; гости взревели на последних аккордах и смолкли. На экране танцор-певец сорвал с себя плащ, взмахнул им над спинами склоненных женщин. Их одежды полыхнули синим — и вмиг сгорели дотла. Нагие женщины неспешно распрямились и упорхнули в стороны, за пределы экрана. Танцор снова махнул плащом, и золото ударило в глаза, застлало экран — бегучее, переливчатое, похожее на солнечные блики на воде.

Картинка видео сменилась. Тот же танцор, но в синей маске, полуголый, стоял на берегу озера с иссиня-зеленой водой. Под водой колыхались какие-то тени.

— Что это? — спросил Дэсс у подошедшей официантки.

— Лучшее из ваших песен сезона, господин Домино. Обычная передача в эфир не вышла, поэтому — вот… — Затянутая в короткое красное платье девушка улыбнулась и протянула ему поднос с бокалом: — Не отведаете ли вина?

Дэсс не рискнул отказаться, но и пить не стал, лишь смочил в вине губы.

— Спасибо. — Он поставил бокал обратно. К счастью, кроме официантки, никто не обратил на него внимания — гости были слишком заняты весельем.

На экране Домино бросил в озеро горсть сверкающих самоцветов, и поднялись огромные волны. Иссиня-зеленая вода вздымалась и выносила на берег таких же, как он, полунагих женщин. Они оставались у ног своего повелителя, прикрытые лишь повязанными на бедрах шарфами да ожерельями из камней на груди.

Официантка не уходила. Чего она ждет — чаевых или поцелуя? Наверняка Домино был славен нахальством с женщинами, и им это нравилось. Девушка вдруг подалась ближе к Дэссу, так что он невольно отступил.

— Господин Домино, можно спросить? Зачем вы поете песни серивов?

Она сказала «серивов» — не подчеркнув заглавные буквы, как говорили все люди, кроме Мстислава.

Зачем Домино распевал охотничьи песни? Кэт его знает. Дэсс ляпнул первое, что пришло на ум:

— Надо же петь что-то новенькое. И хоть этим отличаться от других.

Сошло за вразумительный ответ. У девушки загорелись глаза.

— А правда, что вы сами охотились за песнями? Караулили серивов в лесу, в горах? Тайком делали запись?

Чтобы кэт Домино самолично добывал магические песни СерИвов? Смешно подумать!

— Конечно, нет. — Княжич порылся в памяти, собирая необходимые знания о людях. — Кое-кому хорошо заплатили. Мне подыскали СерИва, который согласился спеть в студии.

— Ах вот как… — Девушка была разочарована. — А говорили другое.

— Мало ли чего наболтают, — раздался голос Мстислава у Дэсса за спиной. — До, нам пора.

Княжич бросил последний взгляд на экран. Набегающие волны слизывали с полунагих женщин их скудный наряд, оставляя лишь ожерелья на груди. Домино наблюдал, стоя на камне над пенной водой. Потом он запел, хмельные поклонники его таланта тоже взревели и потопили в пьяных воплях сильный красивый голос. Дэсс поспешил убраться из зала.

В холле его встретили поскакушки в клетке. Два взъерошенных пучка рыжих перьев прижались друг к дружке, круглые глаза смотрели обреченно; переспелые, уже подгнившие плоды в кормушке были нетронуты. Княжич задержался, разглядывая бедолаг. Он успел надышаться «веселинки», и ему полегчало.

— Поскакушки умрут, — сообщил он Мстиславу. — Их нельзя держать в неволе.

Телохранитель тоже остановился, мрачно взглянул на пленниц.

— Им нужен простор, чтобы скакать, — продолжал Дэсс. — И летать хоть иногда.

Мстислав решительно открыл клетку, выудил поскакушек и посадил на пол. Они повертели головами и заковыляли к выходу из кафе; с каждым шажком их коротким лапкам прибавлялось проворства. Дэсс обогнал их, дверь перед ним открылась. Поскакушки деловито прошагали мимо княжича и оказались за порогом. Уже совсем бодро они проскакали вниз по ступеням и ринулись вдоль стены здания к саду, который Дэсс видел в окна большого зала. Шумно захлопав крыльями, взлетели на ажурную ограду, перевалились на другую сторону и пропали в тени цветущих кустов.

— Пусть хоть эти живут, — тихо произнес Мстислав.

В глайдере он опустил спинку своего кресла, откинулся назад, прикрыл лицо согнутой в локте рукой.

— У нас еще есть время; я посижу немного.

Чтобы не сидеть впустую, Дэсс рассмотрел чужие глайдеры на площадке, деревья с фонариками на ветках, зеленые стены ближайших домов. Стены светились, а многие окна уже погасли. То ли там жили СерИвы, которым Ханимун велит ночью спать, то ли люди тоже наконец угомонились. Больше глядеть было не на что.

— Слав, можно мне еще посмотреть программу Домино?

Телохранитель со стоном потянулся к центральной консоли, потыкал клавиши. На лобовом стекле проступила картинка: Домино в ледяной пещере, жаркий огонь костров и нагие, изрисованные цветами и змеями женщины, которые танцевали сидя — руками, головой, поворотом плеч. Домино был в шкуре снежного игруна и в белых меховых сапогах; маска на нем была тоже белая, с серебром. Он пел Сакритаонта-но — песню прощания с вечно бегущими вслед за летом быстроногими тао. Живых тао во владениях князя Мат-Вэя давно не осталось, а песня жила. Домино пел ее на диво удачно: похоже было на настоящую Сакритаонта-но, и в то же время песня не принуждала куда-то мчаться, как вечно бегут легконогие тао. И голос был очень хорош.

— Домино поет куда лучше, чем я, — подвел итог озадаченный Дэсс. — Почему?

— Это студийная запись. Голос прошел компьютерную обработку, поэтому так звучит.

— А ты говорил: «отвратительно».

— Тебе сказали: это лучшие песни сезона — то, что содрали с СерИвов. А прочие песни доброго плевка не стоят. Когда Домино похитили, не с кем было готовить обычную программу, с шуточками и кривляньем; поэтому, чтобы не пропало эфирное время, пустили старые лучшие номера. — Мстислав выключил передачу. — Будь другом, дай отдохнуть.

Княжич притих. В голову полезли всякие мысли. Сумеют ли они с Мстиславом остановить Серивов, чтобы не переселялись в людей? И что станется с теми, кто уже успел? Люди будут их преследовать и убивать?

Как спасти Сону? Нет, иначе: как спасти Светлану?

Ну почему Светлану, а не Сону?! Чем Сона хуже? И чем Дэсс, который любит свою невесту, хуже Мстислава, который любит жену?

Простые ответы пришли сами собой. Сона — убийца, захватчица; Светлана — жертва. Мстислав ради своей жены продался в рабство к Домино, а что сделал Дэсс для невесты? Пальцем не пошевельнул и ухом не дернул. Сидел сиднем и ждал, когда Сона вернется.

Расстроенный, он прижался щекой к боковому стеклу. Странное ощущение — прижаться к стеклу голой кожей, без шерсти. На видном ему кусочке неба с мерклыми звездами гуляли фиолетовые пятна — отголоски страшной бури на море, которое лежит далеко-далеко за горами и о котором Дэсс лишь читал в легендах.

Уставший от переживаний этого дня, княжич задремал. А проснулся от вскрика Мстислава:

— Ч-черт!

Глайдер взмыл в ночное небо, понесся над светящимися домами.

— Что такое? — Княжич заозирался, выискивая опасность.

— Проспали. Корабль уже сел.

Мстислав вызвал космопорт, потребовал срочную связь с капитаном «Адмирала Крашича». Ему отказали; он настаивал. Ему что-то невнятно объясняли; он свирепо обругал бестолковую девицу. Наконец добился связи со вторым помощником капитана; тот с ходу обругал его самого. Мстислав вежливо попросил, чтобы экипаж задержался на борту до его, Мстислава, прибытия на корабль. Его обложили такими словами, каких Дэсс не слышал даже в видео про бандитов. Мстислав осведомился, не желает ли его собеседник встретиться с сотрудниками из отдела по борьбе с контрабандой. Второй помощник сбавил тон и поинтересовался, какого же хрена, собственно, Мстиславу надо.

— Я буду у вас через двадцать минут. Вместе с Норманом Миджем Донахью. Пусть капитан оформит нам разрешение подняться на борт и задержит ребят. Всех!

— Ты спятил? — с беспомощным удивлением спросил космолетчик.

— Прилечу — узнаешь, — отрезал телохранитель и выключил связь.

— Отчего он такой бешеный? — поинтересовался Дэсс.

— Посадка — дело нервное. Легенда такова. «Адмирал Крашич» — несерийная галоша, и у него якобы есть какой-то неисправимый дефект в системе балансировки. Она сбоит при спуске на планету, при быстром увеличении силы тяжести. Над самым космодромом «Адмирал» может завалиться на бок. Это не опасно — сработает наземная система силового захвата — но непорядок. Если вскроется, что «Адмирал» всю свою жизнь так летает, скандал будет отменный. Поэтому во время приземления они все на ушах, чуть не по небу бегают, корабль свой опускают в пригоршне. А едва сядут, экипаж мигом сваливает — праздновать. Это святая традиция, которую я им сегодня поломал. Но думаю, нам не откажутся помочь.

— Погоди, я не понял. Ты сказал: «легенда»? То есть, это неправда?

— Да просто бред. Но капитан уверяет в обратном, и экипаж дружно вторит… или верит; уж не знаю. — Телохранитель пожал плечами. — Очевидно, так им зачем-то нужно. Может, это сплачивает команду или, к примеру, отсеивает негодных членов экипажа.

Дэсса охватило беспокойство. Он поерзал в кресле, поколебался и наконец осторожно спросил:

— Слав, ты уверен, что среди них не окажется СерИвов?

— Парни проводят тут слишком мало времени, чтоб их успели подготовить и заселить. Разве только в кого-нибудь прыгнули шустрые СерИвки? Эти-то раз — и там.

Дэсс передернулся. Коли пошло массовое переселение, можно и такое допустить. Мало ли, что взбредет на ум самым юным искательницам приключений?

Видимо, Мстислав размышлял о том же.

— Это наш единственный шанс, — проговорил он жестко. — Кроме этих ребят, нам никто не поможет. К тому же капитан Крашич ни-ког-да, — подчеркнул телохранитель, — не покидает борт корабля здесь, на Беатриче. В капитане я уверен на все сто.

Дэсс так встревожился, что даже не спросил, кем приходится его телохранителю капитан Крашич — отцом или дядей. Он лишь молил Ханимуна, чтобы не оставил своей милостью их троих — самого Дэсса, Мстислава и капитана корабля.

Глава 13

Створки двери в кабине подъемника сомкнулись, и серые стены обрели прозрачность. Стало видно взлетное поле с желто-белой разметкой, украсившей черноту ночи странным рисунком, два соседних корабля с красными сигнальными огнями, здание космопорта — приземистый многогранник, светящийся голубовато-зеленым. От него к городу тянулся путепровод, издали похожий на нитку драгоценных бус, а на горизонте россыпью пылающих самоцветов лежал Тэнканиока-ла. Княжич засмотрелся на эту красоту, затем потрогал стену, ощутил ее теплую шероховатость. Видеоэкран.

— Почему капитан никогда не сходит здесь с корабля?

Мстислав повел плечами.

— У каждого из нас свои причуды.

Изображение на экранах сменилось: появились стены красного дерева с зеркалами в тяжелых рамах. В зеркалах отражались светильники, которых в кабине подъемника не было; их мягкий свет ложился на экранные лица Дэсса и Мстислава и изменял черты. Княжич не был уверен насчет себя, но Мстислав точно казался другим — щеки не запавшие, кругов под глазами нет, и горькие складки у рта почти разгладились.

Пока княжич соображал, зачем это нужно, подъемник остановился, дверь открылась. За ней оказался длинный темноватый коридор, отделанный тем самым красным деревом. Светильники на стенах горели через один, а зеркал вовсе не было.

Мстислав подтолкнул Дэсса и вышел из кабины.

По коридору к ним шагал человек в летной форме; ткань глубокого синего цвета искрилась, будто ночное небо в звездной пыли.

— Ну? — заговорил космолетчик. — Ты приготовил оправдание? Тебя сейчас в клочья разорвут! — Он пожал руку Мстиславу и сухо поздоровался с Дэссом, представился: — Эрни Крейцар.

Он был на голову ниже обоих. Княжич чуть ли не впервые в жизни увидал человеческую макушку: прежде его скромный рост этого не позволял. Короткие волосы космолетчика стояли дыбом, точно шерсть рассерженного СерИва.

— Идемте. — Эрни зашагал по коридору в обратную сторону мимо редких светильников; под ногами стелились перебегающие тени.

— Капитан в гневе? — осведомился Мстислав.

— Нет. Но ребята в ярости. — Обтянутая искрящейся тканью спина выразила явное неодобрение. — Мечтали потоптать землю — а тут вдруг ты: нате вам, ждите незнамо чего. Как жена-то?

Мстислав стиснул зубы. Эрни оглянулся, и ему ответил Дэсс:

— Умирает.

Космолетчик пробормотал нечто сочувственное. У княжича перехватило горло. Это ведь Сона умирает. Не Светлана, а Сона! А он, Дэсс, ее предал — солгал Мстиславу, не признавшись, что Сона — его невеста…

Он шагал и ничего кругом себя не видел. Остановился, когда телохранитель его придержал:

— Стой. Нам сюда.

«Сюда» вела большая дверь с видеоэкранами. В их фальшивых зеркалах коридор был ярко освещен, невеличка Эрни казался выше ростом, Мстислав выглядел отдохнувшим и довольным, а у себя на щеке Дэсс обнаружил скатившуюся слезу — настоящую. Телохранитель сжал ему запястье, шепнул на языке СерИвов:

— Успокойся, брат.

Если СерИвы чужие по крови, то «брат» означает «друг».

–…хрен знает что! — вылетел из открывшейся двери чей-то возмущенный вопль. — Капитан Крашич, вы превышаете…

— Пилот Сайкс, — перебил странно высокий, несолидный голос, — вы вольны покинуть борт. Не забудьте получить расчет.

Дэсс увидел зал, разделенный на две части стеной-аквариумом. Аквариум желто светился, в нем сновали рыбки, похожие на ожившие сокровища из княжеских кладовых. Большая часть зала была едва освещена; свет аквариума скупо отражался в полированном дереве пустых столиков, погашенные видеоэкраны на стенах темнели слепыми пятнами.

В закутке по другую сторону рыбьего царства сиял богатый бар. Хитро устроенная подсветка притухала и разгоралась, по разноцветным бутылкам гуляли искристые сполохи. В этот закуток набился народ; переливалась звездной пылью синяя форма. К двери одно за другим повернулись лица — спокойные, выжидательные. Ни капли той ярости, что клокотала в вопле возмущенного пилота.

— Вот он, злодей, — объявил Эрни, подталкивая Мстислава вперед. — Можете рвать на части.

Княжич вежливо поздоровался, а его телохранитель нырнул в гущу плотно сбившихся космолетчиков. Кто-то дружески хлопнул его по спине, кто-то посторонился, давая дорогу, кто-то встал из-за столика.

— Ну? — раздался уже слышанный несолидный голос. — В какую историю ты вляпался?

— В препоганую.

Мстислав выбрался из бара к Дэссу, а следом вышла женщина в белом костюме. Невысокая, гибкая, с тонкой талией и пышной грудью, на которой туго натягивался капитанский китель. Раскосые черные глаза смотрели внимательно и строго; черные, как осенняя ночь, волосы были сколоты на макушке. В серебряной заколке кроваво переливался Руби.

Женщина улыбнулась и подала Дэссу маленькую ладонь:

— Тереза Крашич.

— Моя тетка, — добавил Мстислав.

В растерянности, Дэсс едва сообразил, что нужно пожать протянутую руку. Вышло не очень неловко — он боялся покалечить тонкие косточки. Впрочем, пальцы у капитана оказались крепкие.

— Прошу, — Тереза кивнула на темную часть зала. — Присядем, господа.

Она обогнула светящуюся стену аквариума и села за столик спиной к рыбам, кораллам и водорослям. Лицо капитана оказалось в тени, Руби в волосах потух. Лишь раз вспыхнула красная искра, когда Тереза склонила голову набок, рассматривая Дэсса.

Мстислав не торопился начать разговор — сидел с мрачным видом, сцепив пальцы.

— Откуда у вас Руби? — не удержался княжич.

Телохранитель вскинул удивленные глаза.

— Рубин? — переспросила Тереза. Усмехнулась: — Ну, поскольку вы оба уже взрослые мальчики, я могу рассказать. Когда в прошлом рейсе некий пассажир сошел в порту назначения, я нашла эту вещицу в своей каюте. И оставила на память… — Тереза вздохнула с явно притворной печалью, — на память о том замечательном рейсе… и о чудесном пассажире… и о разных сказочных делах.

— Это священный камень СерИвов, — проговорил Мстислав.

Тереза коснулась ладонью середины стола, и в воздухе повисло облачко желтой дымки, в которой горели крупные золотые капли. Капитан вынула Руби из прически и поднесла к свету. Бесценный камень в серебряной оправе заиграл гранями, выстреливая красные блики.

— Это стекло. Всего-навсего красивая стекляшка. Признаться, я даже слегка обиделась: не бедный вроде бы человек — а оставил мне такую чепуху.

— Это настоящий Руби, — вымолвил Дэсс.

— Их собирают в Долине Черной Смерти, — добавил Мстислав. — СерИвы из-за них рискуют, как… Я собственными глазами видел труп и скелет.

Капитан подышала на Руби и потерла о рукав своего белого кителя.

— СерИвы вообще странный народ. — Тереза вернула заколку на место. — Этого добра здесь уйма — поддельные рубины, сапфиры, изумруды, алмазы. Лежат у князей в сундуках, точно благородные сокровища.

Дэсс буквально ощутил, как встала дыбом на плечах утраченная шерсть.

— Вы хотите сказать, что Ханимун одарил СерИвов подделками?

— Я хочу сказать, что надо знать историю своей планеты, — обрезала капитан Крашич. — «Ханимун одарил»! Вы в школе учились, господин Домино?

— Нет, — ответил он сущую правду.

Тереза холодно улыбнулась, как если бы княжич неудачно пошутил.

— Да будет вам известно, «Ханимун» — название корабля. Первого земного корабля, который прибыл на планету СерИвов. В те времена они, разумеется, называли себя по-другому.

Дэсс внутренне подобрался. Сам он лишь в одной легенде нашел упоминание о том, что в глубокой древности его народ назывался иначе.

— Вы знаете, как они себя называли?

— Нет, конечно, — ответила Тереза. — СерИвы свято хранят свои тайны.

— А ты знаешь? — спросил Мстислав у княжича.

— Я — да.

— Скажи капитану.

— Нет.

— Дэсс! Я прошу.

Княжич уже говорил Мстиславу, чтобы тот ни о чем его не просил. Если Мстислав все-таки просит, значит, это важно.

— Миаридуонта-зи-шу — Дети Милосердного Бога.

Тереза с присвистом выдохнула сквозь зубы — почти как Дэсс, когда сердился. Подалась вперед, вглядываясь княжичу в лицо.

— Слав, кого ты привел? Это не ублюдок-Домино. Я права?

— Да, к сожалению. Расскажи про «Ханимун»; потом я скажу, зачем мы пришли.

Капитан Крашич откинулась на спинку кресла, сложила руки под обтянутой белым кителем грудью. Несколько мгновений ее раскосые черные глаза буквально ощупывали измученное лицо Мстислава, после чего Тереза с недоумением покачала головой.

— Ладно; слушайте. Когда «Ханимун» прибыл, аборигены отчаянно бедствовали. На животных, из которых они топили жир для светильников, напал мор, жира не стало. Без света и тепла в их горных жилищах завелась какая-то плесень, от которой они болели и умирали. В первую очередь дети. О том, чтобы оставить пещеры и поселиться в местах поприличней, речи не шло; было ясно, что на огромной территории вскоре никого не останется. Капитан «Ханимуна» Сергей Иванченков взял на себя ответственность и вмешался. Экипаж вычистил жилища до последнего закутка; обработали все, куда смогли дотянуться. Одновременно синтезаторы работали с полной загрузкой, производили светильники Росса — те, что столетиями не гаснут и подпитываются энергией хозяев.

— Белые шары? — уточнил Мстислав; не для себя спрашивал — для Дэсса.

— Они самые, — подтвердила Тереза. — Затем пришло указание: планету считать пригодной для колонизации, а местных — подвинуть, освободив для начала пятьсот квадратных километров. Снова запустили синтезаторы; произвели горы фальшивых самоцветов. За них капитан Иванченков купил у князей несколько самых безопасных территорий…

— Купил землю? — вырвалось у Дэсса. — За сафи?

— За поддельные сапфиры и прочую дребедень. Позже капитан признавался, что со стыда сгорал, всучивая доверчивым аборигенам стекло, но производить стекло проще, чем камни, а он получил соответствующие инструкции.

— Вот почему Руби такие хрупкие, — пробормотал княжич. Слушать Терезу было мучительно — как будто с тела сдирали шкуру, кусок за куском. Он верил этой черноглазой женщине, как безусловно верил Мстиславу; но до чего же больно! Все сплошная ложь: и то, что рассказывал отец, и чему учили наставники, и даже легенды. Священные легенды СерИвов. Бесконечная ложь…

— Аборигены объявили капитана богом и взяли себе новое имя: СерИвы — дети Сергея Иванченкова, — закончила Тереза.

— А богу присвоили звучное имя Ханимун, — добавил Мстислав. — Дэсс, ты не в обиде? Я мог и сам тебе рассказать, но не хотел огорчать прежде времени.

Княжич заставил себя улыбнуться:

— Огорчением больше, огорчением меньше — никакой разницы. Капитан, почему вы не покидаете корабль на нашей планете?

Тереза нахмурилась:

— Слав, я полагала, что уж ты-то языком попусту не метешь.

— Не мету, — подтвердил телохранитель. — Тебе задан серьезный вопрос.

— Надеюсь, последний. Видите ли, господин не-Домино, мой покойный отец, адмирал Крашич, был хорошо знаком с сыном капитана Иванченкова. И до моих, тогда еще детских, ушей порой доносились разные истории, сродни волшебным страшным сказкам. Про то, как женщины любовными песнями порабощают мужчин, а те, в свою очередь, песнями умеют убивать. Детские впечатления, знаете ли, — самые стойкие… к тому же из Иванченковского экипажа три человека погибли здесь при загадочных обстоятельствах. Короче говоря, не люблю я вашу планету. И котов здешних боюсь.

— Кого боитесь? — переспросил Дэсс.

— Котов — СерИвов.

— Котов?!

Мстислав положил ладонь княжичу на запястье:

— Тише, тише. Тереза, они не коты.

— Согласна: котоиды. Мальчики, я услышу наконец, зачем вы явились?

За стеной-аквариумом грянул дружный хохот — космолетчики смирились с тем, что их лишили гулянки в ресторане, и праздновали благополучную посадку. Дэсс приготовился было услышать, как затянут изуродованную песню СерИвов, но сообразил, что песни местной звезды у сторонних людей не в почете.

Из бара вышел невысокий темноглазый парень с тонкими чертами лица, из-за этой тонкости и нежного румянца явно кажущийся моложе своих лет. Принес бутылку вина и четыре бокала на подносе. Второй помощник капитана — тот самый, с которым пререкался Мстислав, требуя, чтобы экипаж дожидался его на борту. Дэсс не узнал бы в этом тихом человеке давешнего грубияна, если бы Мстислав не поддел:

— За контрабанду ответишь.

Космолетчик опустил поднос на столик, взялся за спинку кресла, желая сесть рядом с капитаном.

— Йенс, ты тут пока не нужен, — безо всякой строгости заметила Тереза, и он молча отошел.

Йенс не вернулся в бар к экипажу, а остался у торцевой стенки аквариума, прислонился к ней плечом, отрешенно глядя в темноту большого зала, мимо Терезы и ее гостей. Невысокий, худой, как подросток, но ладный. Дэссу подумалось, что парни на борту неспроста малорослые: капитан подбирает экипаж по своему росточку. А иначе как бы ей командовать громилами, которые выше на полторы головы?

— Аронсийское красное полусухое, из «Королевских кладовых», — прочла Тереза на этикетке. — И откуда такая роскошь на нашем корыте? Будете пить?

— Нет. Да, — одновременно ответили Дэсс и Мстислав.

Телохранитель налил густое и красное, как Руби, вино в три бокала, пригубил.

— Недурно. Тереза, какую контрабанду возит Йенс?

— Не пори чушь. — Она тоже поднесла бокал к губам — скорее, символически. — Йенс контрабандой не балуется.

— Возит, — стоял на своем Мстислав. — Он испугался, когда я пригрозил полицией.

Капитан демонстративно поглядела на часы — зеленые цифры светились прямо в воздухе над витым серебряным браслетом.

— Слав, у тебя ровно три минуты, чтобы изложить свое дело. Время пошло.

Мстислав уложился в полторы. Еще две минуты Тереза сидела молча, переваривая услышанное. Наконец изрекла:

— Чепуха.

— Почему? — Телохранитель цедил вино, не показывая, что раздражен или обескуражен.

— Представь, что ты — СерИв. Венец творенья, красы необычайной, в шкуре с переливами, умеешь петь магические песни. И вдруг — бац! — ты всего лишился. Ни шкуры, ни магии. Тебя бессовестно обобрали! А кого теперь любить? Бесшерстных женщин, в которых превратились СерИвки? Они тебе физически неприятны; это заложено природой: мы любим представителей своего вида, а чужаки, собаки, козы — удел извращенцев. Для СерИвов люди — что нам козы. Я права?

— Не уверен, — возразил Мстислав. — Посмотри на Дэсса. Генетическая память человека вся при нем. Да, сейчас наши женщины ему не интересны, но со временем память проснется.

Княжичу не нравился обсуждаемый вопрос, и смутил оценивающий взгляд капитана.

— Подселившиеся к людям СерИвки по-прежнему могут петь песни любви, — заметил он сдержанно.

— Ну, допустим, — уступила Тереза. — Но всякому биологическому виду нужно размножаться. И что в итоге? Кого переселенные СерИвки станут рожать вместо очаровательных шерстистых малышей?

— Кэтов, — не задумываясь, ответил Дэсс. И пояснил: — По нашим поверьям, у СерИвки от человека рождаются кэты… это вроде ваших чертей.

— Вроде Адьки, — поправил Мстислав и позвал: — Адька! Иди сюда. Кис-кис!

Из темноты под пустыми столиками бесшумно явилось нечто — серое, пушистое, с длинным хвостом. Глазищи сверкнули зеленым, когда мохнатое «кис-кис» вспрыгнуло Мстиславу на колени и заурчало.

— Это Адмирал, — представил Мстислав, почесывая его за ушами. — Настоящий корабельный кэт.

Княжич внимательно рассмотрел «кис-киса». Это — кэт? Вздор! Редко встретишь зверя краше, даже в видео. Дэсс протянул руку и осторожно погладил длинную шелковистую шерсть. «Кис-кис» заурчал громче.

— А многие пассажиры шарахаются, — сообщила Тереза. — Особенно в последних рейсах — разбегаются с визгом, как от… — она смолкла.

— Как от кэта, — докончил за нее Мстислав. — Ты возишь СерИвов в человеческом облике.

— Я не…

— А почему на борту сняты все зеркала? По требованию пассажиров, не иначе. Чтобы СерИвы в них не отразились, верно?

Тереза выругалась — забористо, точно старый космический волк. Мстислав усмехнулся; Йенс выпрямился, глядя на своего капитана, готовый прийти на помощь. В падающем из аквариума желтом свете его тонкое лицо казалось еще тоньше и моложе. Тереза махнула рукой: дескать, стой там, твое содействие пока не требуется. Второй помощник опять привалился к стенке аквариума, отвернул голову.

— Йенс влюблен в тебя? — неожиданно спросил Мстислав.

— Слегка, — помедлив, неохотно признала Тереза.

— Будь с ним осторожна.

— Я сама разберусь. — В похолодевшем голосе капитана скрежетнула досада. — Какой помощи ты ждешь?

— Мне нужен ваш бортовой компьютер. Он достаточно мощный, чтобы подчинить здешнюю систему видеовещания. Мы поступим, как делает служба спасения: если надо, они вырубают передачи по всем каналам, автоматически включают все выключенные экраны и дают в эфир свое сообщение. Экранов здесь масса — в каждом доме, в каждой комнате, в любой пивнушке, на улицах. Если их задействовать, нас услышит вся планета.

— И СерИвы в своих жилищах — тоже, — вставил Дэсс, мысленно подсчитывая, сколько экранов есть в замке его отца. Три? Или четыре?

Тереза хмурилась, кончиками пальцев поворачивая бокал с вином на подносе.

— Допустим, ты выйдешь в эфир. Что ты скажешь планете? СерИвам и людям, которые уже стали СерИвами?

— Я обращусь к тем, кто СерИвами еще не стали. Предупрежу об опасности. В конце концов, нетрудно уберечься, если не иметь дела с СерИвками.

— Слав, кто ты такой? Не Президент, не глава министерства внутренних дел или службы спасения, не посол хотя бы той же Летиции или еще какой планеты поважнее. Ты — сумасшедший охранник ненормального Домино, который горланит песни СерИвов и допелся до того, что слетел с катушек. И тебя заразил. Поверь мне: так тебя и воспримут. После твоих пламенных призывов выступит Президент — СерИв — с опровержением, и его речь будет точно так же звучать со всех экранов. Причем люди поверят куда охотней ему, чем тебе.

— Ты не будешь мне помогать?

Тереза протянула руки через стол, накрыла маленькими ладонями сильные пальцы телохранителя.

— Я тебе верю. Я готова отдать в твое распоряжение бортовой мозг… хоть весь корабль с экипажем и котом. Но мальчик мой, подумай, чего ты добьешься. Еще не переселенные СерИвы хлынут в города; раз им это для чего-то надо, они поторопятся, пока дело не сорвалось окончательно. Люди — настоящие люди — встретят их с лучеметами, а то и поспешат навстречу, до самых горных жилищ. Начнется резня… и еще неизвестно, кто кого одолеет, с этой СерИвской магией.

— Ты предлагаешь молчать? Сидеть и ждать, когда они переселятся все, до последнего СерИвенка?

— Надо подумать. — Капитан оглянулась на аквариум, за которым в баре веселился экипаж. Сквозь толстое стекло и воду были видны фигуры в синей форме. — У меня есть несколько толковых парней. Я бы посоветовалась, прежде чем заваривать кашу. — И, не дожидаясь решения Мстислава, она позвала: — Йенс! Будь добр, подойди сюда.

Тонкий, похожий на подростка, второй помощник подсел к столику.

— Вы плохо пьете, господа. — Он взялся за бутылку, обвел вопросительным взглядом капитана и Мстислава с Дэссом: — Кому подлить?

— Погоди, — остановила Тереза. — Тут не до пьянки — есть дела поважней.

— Неужели? — темные глаза Йенса усмехнулись, и она улыбнулась в ответ.

— Капитан, — Дэсс поднялся на ноги; Мстислав ссадил с колен прикорнувшего Адмирала и тоже встал, — я прошу у вас грузовой глайдер и пилота. И очень советую не обсуждать ни с кем наши дела.

Глава 14

В ангаре было темно и пахло плесенью. В темноте гуляли лучи закрепленных на лбу фонарей: княжич и телохранитель трудились внутри, пилот был снаружи, у глайдера. Тот самый пилот Сайкс, которому Тереза грозила расчетом. Сайкс тихо негодовал, бурчал нелестные слова — по большей части в адрес Мстислава, но и капитану доставалось.

— Моча в голову ударила. Где это видано, чтоб на порядочный корабль тащить всякую помойку? Ночью, чисто воры! На груз никаких документов, уж это само собой. Нам контрабанду пришьют, а ему и дела нет. Охранничек, наказание за грехи…

Дэсс и Мстислав таскали здоровенные листы металлизированного пластика — опасно гнущиеся, кое-где треснувшие, пролежавшие в ангаре не один год. Целые листы в глайдер не помещались, и Сайкс плазменным резаком снимал край шириной в две ладони. После этого листы укладывались в грузовой отсек, жалобно скрипели там и похрустывали.

Глайдер стоял на окраине Тэнканиока-ла, среди заброшенных строек. В небе пылали звезды, и мерцали лиловые, с переходом в нежно-сиреневый, пятна — отголоски утихающей бури на далеком море за горами. Возле ангара, который Мстислав взломал в поисках панелей, приготовленных для отделки так и не достроенных домов, курганами высились еще три, уже кем-то взломанные и разграбленные. Дальше чернели остовы домов; кое-где сквозь оконные проемы светили звезды. А в некоторых окнах теплился розовый, домашний свет — в голых человеческих норах кто-то жил. Дэсс был уверен, что видит свечение родных с детства белых шаров. Судя по розовому оттенку, не очень-то счастливы были их хозяева, поселившиеся на заброшенной стройке.

— Ты уверен, что не зря таскаем? — спросил Мстислав, заводя идущий волной скрипучий лист в щель приоткрытых ворот.

— Надеюсь, — Дэсс подавал ему панель изнутри. Хотя он работал в перчатках, держать тяжеленную штуку было неудобно и больно.

— Ты посмотрел бы. Вдруг ничего нет — а мы лишь время теряем?

— Время терять — оно завсегда пожалуйста, — забурчал Сайкс. В темноте его было не разглядеть — синяя форма сливалась с корпусом глайдера; только лицо выделялось более светлым пятном. — Милое дело — время потерять да денежки пустить на ветер. Чужие.

Княжич запнулся о металлический порожек, едва удержал панель. Тяжелый пластик изогнулся, крякнул — и переломился по диагонали. Верхний кусок шлепнулся наземь, громко заныл, заскрипел. Мстислав ругнулся, отбросил то, что осталось в руках.

Умаявшийся Дэсс перевел дух, поправил фонарь на лбу.

— Вот давай и посмотрим.

Он взялся за осколок, что поменьше, поставил вертикально. Телохранитель придержал за край, глянул в металлизированную поверхность, как в зеркало. Луч его фонаря отразился от потускневшего, кое-где покореженного серебра декоративной панели, осветил усталое лицо.

— Не надо так делать, — сказал княжич. — Настоящие Зеркала не любят людей.

— А кто их любит, людей-то? — с готовностью подхватил пилот. — Телохранители? Или, может, капитаны космических кораблей?

— Уймись, — не выдержал Мстислав. — Не то пришибу, ей-богу.

Сайкс будто бы только и ждал, когда ему сделают замечание. Он отложил резак, демонстративно отряхнул с рук невидимую грязь и полез в кабину глайдера.

— Как хотите, так живите. Режьте пакость на куски… — Дверца кабины стала на место, отсекла последние слова.

Княжича разобрал смех. Он ничего не мог с собой поделать: стоял и смеялся, и луч его фонаря скакал по ржавым пятнам на воротах ангара, по земле с потоптанной травой, по лежащему осколку панели. Серебрёный пластик отсвечивал, над ним вспыхивали разноцветные искры — радужные крылья ночных мух.

Мстислав терпеливо ждал, когда минует этот приступ нервного веселья.

— Ну, будет тебе, — сказал он наконец. — Вон уже Зеркало проснулось.

Дэсс подавил смех — сглотнул, будто воду. В неровном треугольнике, что он держал, расплывался кружок чистого, необычайно ясного изображения. Фигурка СерИва была с человеческий мизинец, но княжич отчетливо разглядел золотистую шерсть с роскошными переливами. Настоящее Зеркало никогда не показывает СерИвов одетыми — в одной лишь шерсти, как их сотворил Ханимун… ах нет, не Ханимун… В Зеркале отражался Касс. Он где-то поблизости. Совсем рядом!

Мощный толчок швырнул Дэсса к глайдеру, под самый корпус; одновременно потухли оба фонаря. Уму непостижимо, как Мстислав ухитрился это сделать разом. В наступившей тьме княжич успел различить, как телохранитель молнией метнулся к ангару — и пропал за углом черной громады.

Дэсс кинулся следом.

Старший брат явился, чтобы убивать. Только слепой не заметил бы великолепие воинственных переливов его шерсти, распушенные пучки черных волосков над глазами и растянутые в характерном оскале губы. Зеркало отобразило воина; однако не подсказало, с каким оружием Касс пришел. Настоящее Зеркало не показывает одежду или оружие.

Княжич мчался со всех ног.

У дальнего конца ангара что-то мелькнуло — то ли черная ухмылка ночи, то ли сгусток чей-то злобы. То ли, быть может, человеческая фигура. Не успеть, понял Дэсс. Возможно, Мстислав еще бы послушался слов, но Касс — нет…

Остановившись так резко, что его развернуло лицом к крутому боку ангара, княжич втянул в легкие воздух — и запел. Хриплое гудение обрушилось на землю, на заброшенную стройку, на Мстислава и Касса, скрытых от него за ангаром. Охотничья Кеннивуата-ра, которая может остановить любого хищника. Страшная Кеннивуата-ра, способная убить любое живое существо, кроме СерИва. Касс Мат-Вэй уже не был СерИвом. Переселенный в человеческое тело — не настоящий СерИв…

Дэсс пел, зажмурясь от усилия на выдохе, всхлипывая на стремительном вдохе. Он тоже больше не был СерИвом, и песня давалась с трудом — с паузами и дрожью, хотя звучание непременно должно быть ровным. Сухое горло разрывала боль, сердце заходилось в попытках вырваться из груди, голова плыла, а перед глазами мерцали желто-синие кольца. И он понятия не имел, сколько времени прошло с начала песни.

Конец ознакомительного фрагмента.