Книга III. Дар светоходца. Враг Третьей Ступени

Елена Гарда, 2021

Кингчесс не обещал быть лёгким. Одна за другой на шахматной доске появляются фигуры. Но не все намерены действовать с открытым забралом. Список «Нежданных врагов» и «Нежданных друзей» растёт удивительно быстро. Понять бы ещё, кто из них кто… пусть даже за минуту до удара или заключения союза. Очень быстро Кай Острожский постигает правило – в колдовском мире мало кому можно верить. И желательно, избегать сделок с ведьмами! А также, не попадаться на глаза Магистру Савонароле. И не открывать фиолетовых шкатулок… Некоторые загадки полезнее оставлять загадками, чем сжиться с ненароком выпущенной правдой. Но Путь не отклонить. В обмен на подсказку великой княгини Ольги тоннель собирает с друзей кровавую мзду. И раны сердечные едва ли залечатся быстрее телесных. Но любовь может ранить, любовь готова и исцелять. Впереди же Враг Третьей Ступени – «Сила». Противник коварней «Страха» и «Уверенности», те, хочется думать, уже одолены. Но так ли это? Поиск Иоанновой Синтагмы всё расставит по местам.

Prima facie

Единственным добрым воспоминанием о прошедшей неделе стало согласие ведьм провести ритуал Поиска щекавицкой раки. Всё остальное — с натяжкой можно было уложить в понятие «рутинные будни Закланника, потерявшего компас и никогда не имевшего карту». На этом фоне, если не обращать внимания на пророчество Панночки, Кай воспринимал уступку Веремии, продавленную Добрым Дубом, как неописуемо мощный прорыв в развязывании Пути.

Думая об этом, Кай радостно мечтал о красивом финише. Уже давно пределы его мечтаний скромно топтались вокруг нескольких незатейливых целей — побыстрее разобраться с заданиями Велеса, освободить из вынужденного плена Каргера, вычеркнуть имена друзей из тревожного чёрного списка под предводительством Закланника, вернуться к нормальной жизни, пусть даже, по мнению некоторых, плывя тупым концом вперёд в чашке Петри. Потом, после всего, можно будет обдумать вопрос, не продолжить ли их общее героически-победное странствие в каком-нибудь новом Пути. Но и этот короткий перечень составлял не полное его представление о счастливом завершении знакомства с Велесом. Абсолютно идиллическое будущее зависело ещё и от того, найдёт ли он способ как-нибудь договориться с сиреневоглазой гаргульей, в смысле Тори…

Теперь каждый раз на этой мысли его разбирал смех. Почему — он сам не знал. Если бы он перестал смеяться над собой, то, наверное, взвыл и принялся искать незанятую перекладину повыше.

Разве он многого просит?

Наверное, легче было докликаться прибытия Снежной Королевы с санями…

…

Отыскав Марика на следующий день в Университете, Кай несколько раз поблагодарил друга. Тот отреагировал привычно — счастливо покраснел и потряс руку в ответ. Марик искренне хотел быть полезным, жаждал дружбы, его манили приключения, и толкало стремление вырваться из-под неусыпного надзора семьи. Но Кай не мог не понимать, что вместе с ответной дружбой на Марика тёмной тенью падут и его собственные проблемы. Нельзя было ввести Марика в курс дела в общих чертах. Здесь важны каждая нерасшифрованная строчка и непонятая запятая. И вдруг именно за ней тот топор, что может упасть на голову их нового друга. Вся цепочка недавних событий подводила к тому, что в игру много раньше включилось что-то ещё и это «что-то» пытается обойти ставленников Велеса. Иногда успешно пытается. Ордена, к примеру, у него уже нет. Как и архива Каргера.

На самом ли деле стоит втягивать парня в предприятие, с которым весьма мало шансов справиться?

Союз с Мариком упрощал дело, но одновременно возвращал к вопросу, ставшему почти риторическим в отношении каждого из новых спутников — «кто ты в списке — нежданный друг или нежданный враг?»

Кай предпочёл бы, чтобы этот вопрос вообще не возникал. Но куда же теперь без него?

* * *

Учебный год стремительно подходил к концу. Мало по малу из факультетских кругов начала просачиваться информация о новых сеансах коррекции с Магистром Соломеей. Они отличались от привычных тихих посиделок с пирамидками. Эти «другие» занятия случались спонтанно, без определённой системы и периодичности. О встрече узнавали, как и прежде, в деканате из обычного расписания, никаких особых пометок там не появлялось, так что интрига до конца не раскрывалась. Предсказать такую удачу никто заранее не мог, но мечтал о ней каждый.

В день сеанса избранный счастливчик на занятиях больше не появлялся. Вернее, все думали, что не появлялся. Ещё точнее, в своём обличии не появлялся. Зато другой неофит сильно менялся. Первые испытуемые позже рассказывали, как проводили день до конца занятий в чужой личине. Урождённый её владелец, ни о чём не догадываясь, тем же утром по какой-то уважительной причине по распоряжению деканата возвращался с занятий домой, там и засыпал. Выбранный Магистром Силы неофит после перевоплощения получал не только чужое тело и лицо. Он приобретал доступ к силе не своего класса сертификации и на один день обретал могущество и возможности двух, а иногда и больше, разных даров. Магистр Медвяна после такого замера сил делала очередные пометки в серебристых карточках неофитов. Суть их, как и прежде, держалась в секрете.

Через особое испытание прошла от силы четверть фотоников. Никто из компании Кая пока что вызван не был, и принцип отбора для всех оставался неясным. Некоторые везунчики успевали посокрушаться, мол не блеснули, не сумели придумать интересное применение полученной комбинации сил, разве что потренировали актёрские таланты. День их пролетал в забавных, но пустых розыгрышах однокашников. Другие, чей разум и фантазия были изощреннее, успевали совершить какие-то дерзкие поступки, за что счастливчика потом особым образом отмечала в персональной карточке Магистр Медвяна. Но и первые и вторые уже через двадцать четыре часа суть своих подвигов не помнили.

…

Иногда фотоникам добавляли новых Мастеров. Ненадолго. Начитав положенное количество лекций по вспомогательным дисциплинам, они переходили из гардарининской академии в другие. О некоторых предметах, как о Неоцентрической химии, Кай даже жалел, искренне сетуя на малое количество часов. Работа со связующими вышла на новый уровень, за ней и понимание техник Магна Кварты.

Таким временным мастерам предметов иной раз удавалось раскрыть самых скучных индивидуумов с неожиданной стороны. Как например Мастеру Зубу удалось «встряхнуть» фотоника Сереброва. Завершающее практическое занятие закончились забавным конфузом и запомнилось надолго. И, возможно, именно оно запустило цепочку событий, которая привела к печальному концу. Но не будем забегать вперёд.

…

Серебров был из тех неофитов, что не водили громких компаний и держались в стороне от местных звёзд. Низкорослый и очень худой, весь обвешанный бусами, серьгами, фенечками и цепями парень был совершенно влюблён в свою фамилию и всецело сосредоточен на веществе, давшем ей корень. Серебро! Будучи элементом одиннадцатой группы, этот благородный металл натолкнул его и на новое имя, которым тот с какого-то момента своей жизни представлялся — Один. Банальное родовое имя было отринуто.

Всем своим существованием Один опровергал тезис о диамагнетической природе серебра, которое у нормальных людей никак не притягивается магнитом. В его случае серебро ещё как примагничивалось, непосредственно к нему, иногда даже без его согласия. Но чаще в ответ на его старания. Сам Один не мог пройти мимо металла, овладевшего его разумом и волей.

На последней лабораторной работе неохимик Леонид Зиновьевич Зуб раздал студентам по маленькому медицинскому пистолетику с микродозой активного вещества. Девушки испуганно роптали, заранее отказываясь от экспериментальной инъекции, парни нервно пересмеивались, но большинство поглядывали на пистолеты с опаской. Мастер Зуб успокоил аудиторию, сообщив, что Магна Кварта, которой они в данный момент овладевают, распылит заряженное вещество в пыль и в момент введения под кожу превратит его в коллоидный раствор. Чудесный этот продукт обретёт способность губить практически любые бактерии и исцелять от практически всех недугов — от почечуя до глистов.

Однако, что-то пошло не так… наблюдательным сокурсникам это стало очевидно в тот момент, когда прошёл слух о внезапном отъезде Магистра Силы на Коллегию Гроссмейстеров. Весть попала в нужные уши одновременно с моментом, когда пистолетик с раствором примагнитился к Одину. Раньше, чем Мастер Зуб дописал на доске условия опыта и опорную схему Магна Кварты, Серебров легко определил в составе присутствие вожделенного элемента имени себя. Серебро тут же было впрыснуто в запястье, и к герою потянулся народ.

…

После тридцать седьмой инъекции девушки начали замечать на счастливом челе Сереброва признаки заторможенности. После девяносто шестого некоторое изменение цвета радужки. После сто двенадцатой Ромола Романтий нашла цвет лица Одина схожим с оттенком Голубого озера в Подгорцах и помахала ему веточками своей короны. Мастер Зуб какое-то время задавался вопросом, отчего сто семьдесят семь порций экспериментального раствора не сработали, но будучи не склонным к метафорическому мышлению, остро проявившуюся синюшность кожи, ногтей и белков глаз Сереброва вскоре распознал и отправил Одина к Мастеру Прамедерии Весёлой для экстренной детоксикации.

Но и тут что-то пошло не так. На кафедре Сереброва встретила не Сан Саныч, а озабоченный Авангард Розмаринов. Тот, хотя это было ему совершенно несвойственно, по какой-то причине не заметил синюшность неофита, а сам Серебров о цели визита промолчал в надежде приживить к своему организму толику привалившего металла. В итоге, глядя в оставленные Соломеей инструкции, Розмаринов сопроводил Сереброва аж до дальнего угла кабинета Магистра Силы, откуда Один Серебров вышел уже Шабашовым, Стевой. Сам Стево по распоряжению деканата с утра отбыл домой.

Вращая голубыми белками и отсвечивая бирюзовыми зубами, Один начал вживаться в роль Шабашова.

Стево отличался значительной смуглостью, и первые минут тридцать никто из неофитов ничего не заподозрил. Но биохимия тела, доставшегося Одину от Шабашова, сыграла с ним пренеприятную игру. Фальшивый Стево вернулся в класс уже в образе, подобном огромному почерневшему серебряному самовару. По поводу и без повода обливающийся потом сын вольного народа ромов заставил элемент, впитавшийся в клетки Сереброва, потемнеть до цвета эфиопского кофе. Да, серебро окисляется и темнеет от контакта с серой, содержащейся в организме человека, особенно сильно потеющего.

Программа коррекции сопряжения силы была испорчена. Чернокожий странно ведущий себя Стево наконец вызвал подозрения среди неофитов. Серебров остаток дня отшучивался, напевая обрывки куплетов из репертуара полководца Отелло. Дарка Олефир, обобщив полученные сведения, подлог заметила первой, сообразив, что настоящий Стево должен бы петь другое. Весь месяц он готовился к дебюту на театральной сцене в Доме престарелых ветеранов МВД. Ради этого богоугодного дела прошлые недели Шабашов терзал слух сокурсников распевками из репертуара помещика Владимира Ленского, а тут нате вам — Отелло.

На следующий день Мастер Зуб, отработав свой контракт, из Академии отбыл. Магистр Соломея Медвяна ещё не прибыла. Розмаринов, оставшийся на хозяйстве, прознав о недоразумении, догадался о беде, постигшей ни в чём неповинного певца. Когда истерзанное накачанное серебром тело было возвращено исконному владельцу, тот не дрогнул даже после сообщения Розмаринова о необратимости аргироза или отравления серебром для человеческого организма. Стево принял удар стойко.

На пятый день отсутствия Магистра Медвяны доказательства этому были предъявлены престарелым ветеранам МВД, людям, немало повидавшим на своём веку. На премьере постановки «Евгений Онегин», отгремевшей с невиданным градусом драматизма, Стево рыдал по-настоящему, и зритель ошарашенно рукоплескал. Отравленный, поскрипывающий металлом певец искренне вопрошал небеса:

«Что день грядущий мне готовит?»

За спиной абсолютно чёрного солиста, блиставшего исключительной серебристостью голоса, скукожились исконно русские берёзки. Расстреляли чёрного барина Ленского под нескончаемые овации, и синеглазо-синезубый Стево был всё же счастлив.

Но триумф был омрачён, Стево и дальше продолжал менять цвет. Печальным довеском к судьбине Шабашова пришло последнее неприятное открытие — серебро обладает замечательной отражающей способностью, без малого сто процентной в видимой части спектра. Так, достигнув предельной густоты цвета, на шестой день Стево начал замечательно отзеркаливать пространство, добавив к прочим несчастьям сходство с чёрной урной для праха.

К середине седьмого дня по команде прибывшей Соломеи в лазарет к прамедерикам попали все трое — синий Серебров, чёрный Шабашов и бледный Розмаринов, клявший себя за потерю бдительности. Факультет надрывал животы ещё с неделю, пока Соломея не освободила оба тела от излишков серебра.

Забегая вперёд, стоит добавить, что виновник происшествия Один Серебров к металлу всё же не охладел, но в итоге нашёл былую прелесть в родовом имени Филимон. Смена имени не могла вернуть Одину утраченного доверия некоторых однокашников. Шабашов с тех пор поглядывал на него с опаской и при виде него холодел и старался меньше потеть.

Однако и об особых сеансах коррекции больше вестей не приходило. Кажется, из-за этого конфуза Магистр Соломея сочла их опасными, и сведущие люди даже поговаривали о некоем резонансе в научных кругах и на педагогической комиссии. Фотоников это как раз не заботило, они лишь сожалели о потерянном шансе поменяться с кем-то телами и испытать на себе чужую силу.

Сведущие люди, как водится, оказались правы, и Дарка Олефир поняла гораздо больше остальных. Профессиональное чутьё подсказало ей, что грядут важные и не очень приятные перемены.

* * *

Отсмеявшись весь перерыв, фотоники потянулись в Ботсад на Основы Геодезических Измерений.

Медленно заполнялась аудитория. За спинами по обыкновению гудел голос Мастера Карфагена.

Кальдера и без практических занятий на дуге стала любимой аудиторией фотоников, особенно в часы, когда Пламенник разгорался. Воздух пронизывал запах грозовой свежести, глаза отдыхали, мозг вмещал гораздо больше информации. Никто не знал, от чего зависит его яркость, но иногда, в некоторых уголках класса можно было поймать пробившийся сквозь преграды стен и коридоров луч порфира, который застывал на кресле концертным световым пятном. Девушки старались выискать такое благодатное место первыми, иногда случались даже ссоры в борьбе за час «люминотерапии», поскольку признанным фактом считалось будто после сеанса в луче Пламенника волосы становились просто шелковистыми, и их объём увеличивался в два раза без всяких парикмахерских штучек. Ромола Романтий заявляла даже, что отметила увеличение размера груди.

Иногда в таком местечке можно было заметить даже Карну. Она сворачивалась клубочком, совсем по-детски складывала руки и ноги и замирала спящей нэцкэ в столбе холодно-багрового света. Она могла не покидать своего тихого островка всё парное занятие. В такие моменты Карфаген удивительным образом забывал о ней, а девушки, мечтающие о люминотерапии, проходили мимо с невидящим взглядом.

Кай выискивал глазами Деников, мечтая взять у Дениса его доклад по Техникам моментального временного проектирования. После лиходедовского представления с Лиссабонским возмездием предмет стал Каю ещё более интересен. Это ведь, хоть никто на этом ясного акцента не сделал, давало возможность возвращаться во времени. А у Кая были вопросы, на которые никто не хотел отвечать.

— Острога, прости… Планы поменялись, — Деники с сожалением развели руками, с перерыва они с Даной отпросились до конца дня. Причина была уважительная — их подруга Дарка Олефир попала в больницу, а посетителей к ней пускали только в дневное время. На выходные же Деники запланировали пару опытов в продолжение лиходедовской темы и дописать экспериментально-практическую часть доклада, так что при всём желании расстаться с заветной тетрадкой не могли никак.

— Зато на вот, возьми, — Дана протянула Каю глянцевый журнал, — а то скоро от него ничего не останется, не успеешь посмотреть.

— Спрячь, ещё увидит кто… — Денис тихо рассмеялся.

Из своего чешского турне Деники привезли любопытную вещь, туристический путеводитель. Журнал был красочным и тяжёлым, он долго ходил по рукам студентов, вызывая ахи и вздохи восхищения, и теперь в волшебную Прагу мечтал попасть каждый фотоник.

— Спасибо, значит, дошёл ход…

— Кстати, у Ангелины по Проектированию получилось отличное эссе, попроси почитать, есть что обсудить.

Кай с сомнением поискал глазами Ангелину, она пробиралась по проходу к своему обычному месту. Он и не думал, что Гелевейка в этом предмете что-то соображает, но Деники бы не обманули.

— Точно тебе говорю. Иди к ней. Получишь удовольствие… — Денис многозначительно подмигнул.

Кай покраснел и спрятал журнал под свитер и всё же решился попросить конспект по Проектированию.

— Острожский, ты с дуба упал? Ты же лучший за что ни возьмись. Чем же мой конспект может тебя удивить? Не дам, конечно.

Кай опешил, но быстро нашёлся с ответом:

— Не зарекайся, женщины склонны к жалости, — он даже не пытался скрыть улыбку.

Ангелина дёрнула шнуровку сумки и зло уставилась на него, изучая лицо.

Кай добавил серьёзности взгляду.

— Потому что ты добрая, умная, красивая и ещё раз добрая… И без ума от меня, — смеясь добавил Кай.

Ангелина фыркнула.

— Ты хотел сказать наоборот? Поэтому просишь конспект.

Кай снова разулыбался. Сердитая она была такая забавная.

— Ну, конечно! Всё равно же дашь.

Кай полусидел на краю парты. Гелевейка тряхнула волосами, бросила последний косой взгляд в его сторону и пошла к подружке.

Кай проводил её взглядом. Внезапно он вспомнил… Когда-то маленьким, в программе «В мире животных», Кай увидел детёныша гренландского тюленя, почти истреблённого людьми. Эти существа с космическими глянцевыми глазами, чёрными от века до века, вызывали острое чувство нежности и тревоги. Мордочка с заплаканными кукольными пуговками глаз с мольбой смотрела в дуло направленного на неё ружья, а потом белоснежное серебристое тельце скатывалось со льдины в чёрную воду. Их называли бельками. Несколько ночей Кай просыпался в слезах. Он просил Музу купить ему такого белька, чтобы никто не смог его убить.

И вот сейчас, увидев лицо Гелевейки, он вспомнил этот взгляд.

Вдруг его снесло ударом в плечо, и он, потеряв равновесие, повалился на скамью. Мимо пронёсся Марик Варивода со сцепленными зубами, такого лица Кай у него ещё не видел.

— Ээ-э, ты что?

— Прости, я нечаянно, — бросил Марик и растворился в полумраке подземелья.

— Чего это с ним? — проворчал дед, когда Кай, потирая ушибленную руку, вернулся к их столу.

— Эта шпилька его доконает, — с усмешкой сказал Кай. — Доведёт его до какой-нибудь глупости, вот что она сделает.

— А мне казалось, к нашему Марьянчику она особенно расположена, — тихо произнесла Муза.

— Кто? Геля? — дед исподлобья наблюдал за Ангелиной. — Ей нужен человек другого сорта, из которого можно выбить искру, вот кто ей нужен. И детские ухаживания давно не для неё.

— Ну вам откуда знать, Егор Георгиевич? — прошептала Муза. Сердитые нотки в голосе звучали достаточно внятно.

— Такие как она не оставляют в душе синяков, — сказал Кай.

Все уставились на него. Муза патетично закатила глаза. Он смутился. Он не мог объяснить, почему он так сказал и где он это услышал. Но это было о ней.

Карна неожиданно спросила:

— А какие тогда оставляют?

Кай покраснел.

— Вот оно, ваше воспитание! Всё шуточки, — дед примирительно усмехнулся. Муза распереживалась ещё больше. — Но он-то по ней сохнет!

— Марик втюрился бы в кого угодно, он же совсем ребёнок, — сказал дед, закладывая руки за голову.

— Но Марик никогда об этом не говорил.

— То, о чём люди не говорят, и сводит их с ума. А Ангелина во что-то такое всё же с ним играет. Надо бы за ним присматривать.

— Тебе? — усмехнулся Кай.

— Ну да. Разве ж кому поручишь… Всё на мне, — комично вздохнул дед, смахивая со лба несуществующий пот.

Чудные сегодня все какие-то… Что за день сегодня, всё наперекосяк.

Кай махнул рукой и, как только фотоники расселись, наступив на горло собственной тяге к наукам, развернул пражский путеводитель.

Возле картинок текст дублировался на чешском и на русском языках. Кай листал его, вчитываясь в непонятные строки на латинице, откладывал в сторону, когда Карфаген поворачивался к аудитории, потом снова открывал на большом четырёхстраничном развороте. Эта картинка была подписана как «Староместский Орлой», на ней в звёздах и зодиакальных кругах блестел в лучах солнца совершенно фантастический образец астрономического искусства. Орлой… Значит, их часы так называются…

Кай с головой ушёл в изучение глянцевых страниц.

Одна мысль не давала ему покоя. И ещё с год назад он откинул бы её, списав на совпадение. Сейчас он не был готов отнести свои выводы к сказительству девяносто девятого уровня наглости. Именно эти часы были нарисованы на огромном панно в коридоре часовой мастерской мастера Йозефа. Кай не сразу вспомнил тогда, где видел их прежде. Но там были именно эти часы с древней ратуши.

На первый взгляд, ничего нового в этом не было — всё ж это часовая мастерская… Но легенда, напечатанная на обороте, добавила ещё одну загадку в его немалый список.

«В те мрачные века Прага переживала тяжёлые времена — неурожаи, болезни, войны, стихийные бедствия. Отцы города, надумав успокоить народные волнения, решили увековечить красоту главной площади Пражского Града, с тем и бросились на поиски мастера, чтобы заказать ему астрономические часы, которые переживут века, опережая другие как в красоте и изяществе, так и в инженерной мысли. Такой мастер вскоре отыскался — мастер Йозеф Микулаш из Кадани создал этот Орлой, и всякий, кто видел, как под музыку и бой часов выходили фигурки человеческих грехов, уже не мог забыть увиденного.

Мастер Йозеф Микулаш скромно жил в ратуше, в тайной комнатке за циферблатом, каждый день ухаживал за механизмом, проводил расчёты движения небесных светил, кормил любимого кота и был счастлив в своём творении.

И стал народ стекаться из других городов, чтобы полюбоваться на чудо, а другие бургомистры присылали гонцов с просьбами прислать к ним этого чудесного мастера. Расцвела торговля, забогател Магистрат, город забыл о бедности. Алчные отцы города очень испугались, что мастер сможет в другом городе создать ещё более удивительные и красивые часы, ведь мастер Йозеф хранил свой секрет и не отдал чертежи магистрату, как не просили отцы города.

Тем временем в народе пошёл слух, что Орлой обладает какой-то злой силой. Пражский люд пугало, что на строительстве сотрудничали алхимики, пророки и астрологи — посвящённые в тайны магии, которой народ опасался».

Кай смотрел на картинку, ему не хватало фантазии представить все назначения этого сложного механизма. Подозрения о связи мастера сооружения с магией и самим дьяволом было не лишено оснований. Орлой был гораздо разумнее обыкновенных часов. С него можно прочитать астрономические циклы, положение Солнца, по какому знаку Зодиака оно проходит, положение Луны, её фазы и положение относительно Солнца.

«Страх засел в умах бургомистров.

Тогда они решили проучить мастера. Ночью пришли к спящему мастеру Йозефу слуги бургомистровы. Они схватили его, связали и избили. А потом вырезали ножом его глаза. Чтобы никогда больше не смог он произвести на свет что-либо столь же прекрасное, как Пражский Орлой».

Кай перечитал это абзац несколько раз. Ему стало не по себе.

«За Орлоем закрепилась слава, будто он является дьявольским оком, и его настоящей задачей является не показывать время, а быть измерителем времени зла, которое он отсчитывает до конца света. А скелет с колокольчиком и песочными часами, если взглянуть ему в глаза, посылает страшное испытание смельчаку».

Кай нашёл на картинке изображение скелета. В его глазницах не было глаз. Внутри черепа будто полыхнул огонь. Кай моргнул, и блеск угас. Покрутив журнал, он списал видение на солнечный отблеск. Но фигурка была действительно жуткой. Кай несколько раз повторил себе, что его не пугают эти старые сказки и решил рассмотреть журнал повнимательнее на перерыве. К счастью, перерыв через несколько минут и наступил.

* * *

Лифт, допотопное устройство на канатной тяге, к которому сперва относились с подозрением, уже никого не пугал. Огромная дощатая люля в три прохода подняла всех желающих. Они оказались под куполом Университетской Обсерватории. И это, конечно, до сих пор порождало вопросы… Действительно, спускаясь по необычной факельной лестнице, они оказывались за два с половиной километра от Университета. Какой-то фокус с пространством. Пару раз посвятив этому время на занятиях по Метеоритике, Кай никаких признаков двери лифта так и не обнаружил. Действительно, как и говорил Карфаген, «чинно зайдёшь, тайно выйдешь и особо войдёшь».

На перерыве друзья разделились. Хорунжему понадобилось встретиться с парнями из диггерского отряда, Муза с Карной и другими девчонками побежали через дорогу в книжный за контурными картами. Кай уселся на скамейку со своим журналом, а Марик, пару минут покрутившись рядом, незаметно исчез. Кай усмехнулся, догадываясь о причинах.

…

Единственным очевидным для всех интересом Марика почти с первого дня учёбы стала Гелевейка. Ангелина казалась такой крохотной и слабой, что даже необходимость открыть дверь требовала от неё усилий штангиста, берущего вес. Это будило в Марике позыв защитить «деву в беде», и в такие моменты он всегда оказывался рядом, открывая неподатливую створку или принимая из её рук стопку учебников. Кай мог списать природу его чувств лишь на безграничное благородство.

В общем, едва наметилось какое-то гендерное оживление в направлении от Марика к Ангелине, за его робкими ухаживаниями наблюдал весь поток. Ангелина его никак особо не поощряла, в то же время, не отталкивала, чем укрепила Марика в его вере в чахлые намёки на будущий роман.

Кай к ней относился хорошо возможно потому, что Ангелина не пыталась выдавать себя за ангела. Хотя, честно говоря, не считал её такой уж хорошей партией для любого из своих друзей. Но ему никогда бы не пришло в голову отнять надежду у Марика.

…

Было ясно, что Марик умчался окружать флажками свою ненаглядную Гелевейку, потому Кай в полном умиротворении сидел в заснеженном парке и ему не хотелось возвращаться на занятия. Тишина, морозный воздух, потрескивающие ветки в пустых аллеях. Так хорошо…

Кай развернул журнал.

Ещё секунду назад парк казался совсем пустым. Но нет, сегодня ему не дадут собраться с мыслями. Скрипнул снег, позади послышались шаги. Он обернулся.

Гелевейка.

— Привет, — бросил он, горбясь и натягивая повыше шарф, надеясь, что она пройдёт мимо.

Но Ангелина не собиралась уходить.

— Острожский… ты здесь… — она запнулась, будто подбирая слова. — Мне надо кое-что тебе сказать, — она оглянулась, будто проверяя, нет ли кого за спиной.

Кай внутренне напрягся.

Уходи. Уходи же…

— Там тебя Марик ищет, он туда побе…

— Не надо. Я хочу с тобой встречаться, — перебила она с пугающей резкостью, глядя в его глаза своими синими расширившимися глазами.

Она хотела казаться грубоватой и менее испуганной. Но, похоже, внутри что-то дрогнуло, и в лицо ударила кровь. Она почувствовала это, и в глазах её блеснули слёзы.

Кай разогнулся, открыв рот. Он был совершенно побеждён и связан прелестью её нечаянного невинного смятения. Ангелина неловко опустилась на скамейку рядом с ним. Кай уставился на её полуголые колени, обтянутые прозрачным капроном. В голове крутилось одно — как они потом отдирают его от кожи по такому морозу… Острое желание защитить её обожгло ноги и растеклось выше…

Он подул на замёрзшие руки и погладил её по плечу.

В её глазах мелькнуло сомнение, как у человека, чья совесть не совсем спокойна. Или ему показалось…

— Да. Именно это. Другой бы уже давно начал хватать меня за коленки. Я бы могла в тебя влюбиться.

— С этим не торопись.

Кай хмуро усмехнулся. Он почувствовал себя многомудрым стариком.

Ничего похожего он раньше не испытывал к девушкам. С того первого взгляда там в Межевом переулке Тори стала ему кем-то… каким-то главным человеком, он был её собственностью. Это не обсуждалось и не оспаривалось. Она была над ним. Наверное, большинство парней, признай он это, подняли бы его на смех. Но, оказалось, что это чувство подчинённости может быть приятным. Вместе они были чем-то целым.

Ещё была та ночь с Ангарой.

Прелесть заключалась в том, что они вообще не принадлежали друг другу. Не образовалось ни тончайшей ниточки, которая связала бы их до или после. Ничего. Кроме того восхитительного мгновения обладания друг другом. Они внезапно сошлись и безумно подошли друг другу. Именно на тот час. Может быть, тогда они стали какими-то другими людьми. Но то чувство больше не возвращалось, Кай это признавал. И в этом была иная прелесть. Они остались любовниками, запредельно чужими друг другу. Он до сих пор не говорил об этом ни одной живой душе. И прокрутив в голове эту мысль, как бы переступил какой-то рубеж.

— Что ты мне ответишь? — резкий голос вывел его из оцепенения. — Ты боишься табу? Тебе надо подумать?

Кай посмотрел на неё с улыбкой. Она была очень красивой. Ответ был готов.

— Нет, не надо.

Ангелина улыбнулась, пальцы её потянулись к его руке. В этот миг в памяти всплыла затуманенная сгорбленная фигура Марика.

— Я люблю другую.

Она всё ещё улыбалась.

Удар обжёг застывшую кожу. Кай схватился за щеку, в глазах промелькнул хоровод из голубых мушек. Он едва не свалился в сугроб у скамейки.

— Ты пожалеешь, — кинула Ангелина и побежала к зданию обсерватории.

— Геля! Стой, я объясню! — крикнул он, вскакивая со скамьи.

–…пожалеешь… — донеслось в тишине парка.

Он снова окликнул её, потирая щёку. Но крохотная фигурка с голыми ногами уже скрылась за дверью.

Кай тяжело вздохнул и снова сел. Его душил шарф. Он размотал пару витков и расстегнул верхние пуговицы на пальто.

За что получил… непонятно. Надо взглянуть на своё генеалогическое древо. Там непременно должны быть богомолы с их нехорошей традицией по женской линии. Непонятный народ эти женщины.

Думать об этом совсем не хотелось. И может быть, стоит обговорить это с Мариком. Кай не знал, как правильно — сказать или утаить.

К чёрту эту Гелевейку!

Он попытался утихомирить мысли, вновь окидывая взглядом тихие аллеи. Сердце стучало тише. Он посмотрел на свои руки, кожа побелела, застыла на морозе. Он перевёл взгляд на обледенелую скамейку. Рядом на скамье по-прежнему лежал журнал, который он сегодня попросил у Деников. Кай заставил себя раскрыть его. Пальцы дрожали.

Журнал раскрылся на странице с огромным портретом скелета. Скелет… символизирующий смерть… в руке песочные часы и колокольчик. Наверное, правильно… жизнь так скоротечна. Череп смотрел со страницы угрожающе.

Кай перевернул страницу, начал читать первое попавшееся:

«Долго мастер Йозеф лежал без сил, добрые горожанки помогали залечивать шрамы в глазницах и кормить кота. Кровью истекала его незрячая отныне душа. Каждый такт часового механизма, каждая трель встроенного органа, каждый удар маятника наполнял его сердце обидой и болью.

И когда встал мастер на ноги, ночью вышел он из своей мастерской, пробрался внутрь гигантского механизма часов, помолился святому небу и шагнул вперёд, на зубчатый механизм.

Так умер мастер Йозеф, так умер Староместский Орлой, краше которого не видывали люди. И много веков после никто не мог восстановить их ход, ибо тайну хода этого механизма мастер Йозеф унёс с собой».

Кай содрогнулся, снова прочитав эти страшные слова. Перед глазами встало изрезанное шрамами лицо его мастера Йозефа, со слепыми глазами. Он помнил их первую встречу. И вот что это всё означало…

Внезапно Кай услышал за спиной какое-то движение. Он повернул голову — на журнале сидел золотистый кот. Старый знакомый, мысленно отметил Кай, та же золотистая пушистая кисточка хвоста и мохнатый курдючок. Кот посмотрел на Кая и, тот мог бы поклясться, что в зелёных глазах кота собрались слезинки, и кот вздохнул.

Кай протянул к нему руку не зная, даст ли тот себя погладить, но в следующий миг всё перевернулась с ног на голову.

С трёх сторон к скамейке, уши по ветру, подлетело трио совершенно одинаковых собак, больше смахивающих на холерических четвероногих сарделек. Их поводки волочились, и где-то раздавались испуганные визги хозяйки.

Обладатели самых длинных в собачьей природе ушей и самых же коротких ног окружили скамейку с заливистым лаем. Кот обернулся и посмотрел на него, будто бы говоря: «Разве не наглость?»

Кот, похоже, воспринял эту осаду как собственное Ватерлоо и, дико огрызаясь, запрыгнул к Каю на плечо. Хвост его лупил по спине Кая как боевой хлыст. Он шипел и угрожающе размахивал лапами, больно царапая Кая по щеке. Кай закрутился на месте, отбиваясь от собак, попытался схватить кота и унести. Но тот лез ему на голову, гребя когтистыми лапами и шипя, рассыпая во все стороны браные угрозы, конечно же, на кошачьем языке.

Весёлые толстые бассеты подпрыгивали и громко лаяли, проклиная свои коротенькие лапки под раскормленными тушками, но царапая при этом Кая не меньше кота. Один ловко вцепился в шарф Кая и повис, гребя ногами. Наконец подлетела хозяйка, отцепив зубы самого прыгучего от обрывка воротника и уняв остальных своих питомцев, извиняясь, рявкая на собак и одновременно пытаясь вытереть кровь с лица и рук Кая.

Кот, оценив перевес в его пользу в связи с прибытием сил союзников, тотчас спрыгнул с головы Кая и удрал, оставив напоследок ещё пару ссадин на лбу. Толстые бассеты в отсутствие кота совершенно утратили интерес к подвижным играм и опрокинулись на спины, изображая счастливую покорность.

Хозяйка животных была настолько испугана, что разрыдалась, перевязывая своим платком окровавленную руку Кая. Очень хотелось разозлиться, но было так смешно, что Кай боялся, что сейчас и у него слёзы потекут.

Вот дурацкий котище! Всё из-за него…

Кай перевёл дух, как-то поправил надорванный рукав и обслюнявленный воротник, поблагодарил собачницу за помощь и успокоил её, что не будет звать милицию, затем нашёл под лавкой журнал с Орлоем на обложке и пошёл назад в аудиторию.

Занятие уже началось. Мрачный староместский череп смотрел прямо в душу.

* * *

Преодолев зачарованный лифт, Кай, то и дело переходя на бег, нёсся к аудитории. Царапины на лбу и щеке больно щипали. Вдруг этот кот бешеный?

Кай вытер слёзы, от смеха защипали ещё и глаза. Он представил, как завтра является на занятия с лицом, исписанным зелёнкой.

Всё время, пока он бежал к аудитории, в голове жужжало: «Такие не оставляют в душе синяков», ну с чего ему пришла в голову такая глупость?!! Но эту мысль снова и снова вытесняли приступы смеха.

Ну и дурак…

Он предвкушал, как опишет друзьям столкновение с котом и псами в лицах. Ожидая, что Карфаген уже начал урок, он приостановился за пару шагов до входной арки и крадучись заглянул в аудиторию. Но занятия ещё не начались.

Спрятанный в глубине Пламенник, обычно ласкающий глаз порфировым своим свечением, сейчас почему-то напоминал уголок ада с его пышущим жаром зевом… Он источал пурпурно-алый свет… Кай поднял глаза к куполу. Красноватые блики прыгали по каменным сводам и бледным лицам людей, суетящихся в центре аудитории.

Посередине стояла толпа девочек, что-то гневно обсуждавших. За ними, лицом к нему, возвышался Карфаген. Он просто качал головой как человек, категорически отрицающий какие-то обвинения. Парни стояли поодаль, дед выхватил лицо Кая в свете фонаря, и Каю показалось, что тот побледнел. Загадочную расстановку людей венчало необъяснимое напряжение. Кай шагнул вперёд и, решив спросить в чём дело, нагнулся к Марику, который стоял к нему ближе остальных.

Но Марик резко отскочил и закричал:

— У тебя проблемы в общении с женщинами, когда они находятся в вертикальном положении?

Кай опешил. Внезапно кто-то схватил его за локоть и подтолкнул к группе фотоников, столпившихся в центре под Пламенником.

Во взгляде Марика читался не просто вызов, но настоящая злоба. На ссору с ним сейчас он был настроен меньше всего и пошёл к своему месту. Но в следующий миг Марик замахнулся и ударил Кая по плечу кулаком.

— Не понял… — Кай отнял руку от болючей царапины на щеке и перехватил ушибленное плечо.

Было не больно, но отчего-то обидно. Надорванный рукав и воротник снова отвалились.

Моментом между ними выросла широкая фигура Хорунжего. Руслан начал оттеснять Марика, придавливая его за плечи. Кай шагнул вперёд, и его лицо попало в круг света. Он почувствовал, что не хочет, чтобы Марик видел его раны, но тот, моментально разглядел царапины.

— Это тебе за неё. Я думал ты друг мне, а ты! — Марик бросался на него, колотя кулаками, в глазах блестели злые слезы. Он всё пытался ударить Кая, подпрыгивая и замахиваясь поверх плеч Хорунжего.

Подземелье утонуло в гомоне голосов. Кай остолбенело смотрел на друга, принимая неуклюжие удары, он заметил, что вся группа окружила его, взяв в кольцо. Сказать, что взгляды парней были нехорошими — не сказать ничего.

— Что с лицом? — раздался тихий голос за спиной.

— Кот поцарапал… — рассеянно пробормотал Кай.

…почему деду понадобилось спрашивать об этом таким замогильным голосом?

— А кровь на руках?

Второй вопрос заставил Кая напрячься и ещё раз оценить диспозицию сил. Он только что сообразил, почему так тихо ведёт себя толпа. Он заметил, что в девчоночьем кругу виднелась ещё чья-то фигура.

Он присмотрелся. Какая-то ученица сидела на полу, обхватив себя обеими руками и, кажется, плакала. В глаза бросился оборванный рукав с обнажённым плечом. И кажется, большая дыра на колготах.

Что здесь произошло в его отсутствие? Её тоже атаковала тройка шальных бассетов? Их всего сколько? Вряд ли это были бассеты.

Он потёр расцарапанные руки и невольно подавил кривую улыбку. Это всё не просто так…

Он бросил недоумённый взгляд на Музу. Та стояла с совершенно убитым лицом. Лицо Карны было непроницаемым.

— Почему кровь на лице? — голос деда звучал ещё тише.

— Ээ-э… Кровь?.. Да так… бассеты покусали, там, наверху… и кот… Дед, что вы все такие? — Кай почувствовал прилив возмущения.

Карфаген посмотрел на него, потом взял девочку, сидящую у ног подруг, за руку и помог ей подняться. Она повернулась к Каю. Посмотрела на него, затем подняла правую руку и указала на него пальцем.

«Он», — услышал Кай и каждый присутствующий. Она пошатнулась, теряя сознание. Карфаген подхватил крохотное тело на руки. В этот момент Кай понял, кто перед ним. Он вглядывался в девушку, словно впервые её видел. Ангелина Вейко, с растрёпанными волосами и ссадинами на лице и руках. В руке её было что-то зажато.

Секундой позже Карфаген с Ангелиной на руках исчез.

— Ты мне больше не друг. На этот раз всё, — Марик не кричал. Он произнёс эти слова только для Кая. Потом тихо отступил в тень и исчез.

— Марик… Ты что!!? — кинулся Кай к другу, но слова упали в пустоту.

Уход Карфагена не поменял настроений. Никто не двигался. Несколько минут все стояли в молчании, окатывая его презрительными обвиняющими взглядами.

Этого не могло быть. Никак. Никогда. Только не с ним.

Самое дурацкое положение, думал он прежде, это когда тебе отказывают. С этой минуты, прожитой в круге серебристо-багрового света, понимание вопроса сменило полюсность.

Те, кого ты когда-то в жизни обидел, никогда этого не забудут. Они никогда этого не простят. И даже если между вами устанавливается подобие мира, это самый опасный мир из возможных.

Вдруг тусклый свет, падающий от многоярусного светильника в центре зала, мигнул.

В полумраке аудитории вновь появился Мастер Карфаген. Он был не один. Человека за его широкой спиной было не видно.

— Острожский, ко мне, — все вздрогнули от знакомого резкого хриплого окрика.

Кай на миг закрыл глаза.

Бог, если ты есть…

Кай моргнул. Савонарола не сводил с него глаз.

Абсурд. Какой-то проклятый день.

Глаза Магистра сузились. Нос хищно заострился.

— Добрыми предзнаменованиями дышит всё вокруг… — тихо проговорил дед Егор, выходя вперёд и чуть оттесняя Кая плечом.

— Вам, Острожский, известно, что наказание по названному обвинению неотвратимо. Ни свидетелей. Ни защиты, — ученикам пришлось напрячь слух, чтобы расслышать эти слова Магистра.

— Ээ-э… какое наказание? — но Кай уже понимал, к чему подводит Савонарола. В глазах стояло помертвевшее безучастное лицо Янины Ягеллон. Он знал, что жить с этой памятью ему остались считанные минуты.

— Я не трогал её… Она ушла сама…

Но у него не получилось произнести это слово хоть сколько-нибудь убедительно.

Савонарола стиснул пальцами зеркальце, висящее на его поясной цепочке.

— Добровольность в данном роде преступления роли не играет. Плотские связи караются…

Но Савонароле не дали договорить.

— Я требую расследования, — из тени выступила фигура. Звонкий голос был сдержан и холоден. — На основании чего выдвинуто обвинение против Острожского?

— На основании показаний жертвы. Prima facie¹. По первому впечатлению.

— Жертва была в шоке. Сейчас без сознания. Она может ошибаться.

— Мы можем делать выводы на основании собственных оценок, — бросил Савонарола отворачиваясь.

— Можете, господин Магистр. Только в том случае, когда присутствуете при инциденте. В противном случае вы обязаны учитывать свидетельство значка Фотоников. Я где-то ошиблась?

— Нет. Всё верно, — Савонарола снова посмотрел на оппонента, на этот раз с заинтересованной ухмылкой.

— Значок здесь не работает. Слово против слова. Вы обязаны провести расширенное расследование, — голосом Музы Ладожской впору было дробить камни. Кай с облегчением выдохнул. Муза вышла к центру аудитории. — Я требую свидетелей. Я требую защиту.

Рядом показался Мастер Карфаген.

— Ладожская права. Синьор Савонарола, в этом деле улик против Острожского не больше, чем против любого из учеников, — Мастер Афиногенов, казалось, особенно тщательно подбирал слова, чтобы не спровоцировать проявление взрывного характера Магистра.

Савонарола посмотрел на Мастера почти ласково. На его лице зазмеилась улыбка.

— Серьёзно? Взгляните на его лицо и руки. Он весь в царапинах. И одежду. Она порвана.

Мастер Карфаген кашлянул, потом, отвернувшись, поманил Савонаролу.

— Вот. Взгляните, — он закатал рукав куртки, показывая кровоточащий палец и оцарапанное запястье. — Утром меня укусил и поцарапал мой хомяк. — Савонарола молчал. Карфаген продолжил, — и на обеде я зацепился за перила возле будки Администратора. Сто раз жаловался Розмаринову… Моя одежда тоже порвана.

Савонарола молча смотрел на оборванный карман. Улыбка на его губах превратилась в тонкую бесцветную линию.

— Я тоже под подозрением?

Савонарола заложил руки за верёвочный пояс своего одеяния и качнулся на каблуках.

— Ладожская. Подойдите. Я приму во внимание ваш протест. Но вам должно быть известно, что инициировать расследование может группа в составе не менее пяти человек. Я должен услышать их лично. Вы первая. Кто ещё? — он говорил не громко, но его голос перекрыл весь остальной шум в зале.

— Я, — шагнул вперёд дед Егор.

— Мы, — Карна и Руслан кивнули, одновременно сложив руки на груди.

Савонарола усмехнулся.

— Хорошо, есть ещё сомневающиеся в виновности Кристиана Острожского? — сказал Магистр уже обычным голосом.

Кай чувствовал, как холодеют пальцы рук и ног. Кровь отлила от лица. Он переводил взгляд с одного ученика на другого. Глаза девочек гневно сверкали. Парни, встречаясь взглядом с Каем, отступали в тень, отворачивались. Опускали головы. Что это?

Савонарола прохаживался между студентами, заглядывая в пустые лица.

— Наша гордость. Наш особый неофит. Надежда…

Кай вспыхнул. Из темноты шагнул вперёд Марик.

— Желаете присоединиться? — Магистр живо повернулся к Вариводе.

Тот молчал. Его перестало трясти. Он смотрел в лицо друга и молчал. Сердце Кая пропустило несколько ударов.

— Ты напал на… — Марик запнулся, но потом твёрже продолжил, — на мою девушку.

— Я не трогал её. — Голос прозвучал так хрипло, что ответ услышали немногие. Кай откашлялся и вытер кровь с щеки. — Я не трогал её, — повторил он. — Мы только говорили в парке. Она ушла сама.

Марик не поверил, это было понятно по его перекошенным губам.

Позади опять раздался голос Магистра Савонаролы, но Кай уже не разбирал слов. Говорил тот громко и чётко, и речь его то и дело прерывалась глухим рокотом согласия и одобрения. Иногда взгляды собравшихся снова перескакивали на Кая. Кое-кто пытался даже подойти и рассмотреть его расцарапанное лицо и руки.

Кай угрюмо смотрел на них. Он не мог поверить, что учился с этими людьми почти полгода. Да… есть в этом какая-то недоработка — несмотря на мечты Соломеи, взрастить в неофитах «чувство крепкого безоговорочного доверия» Академии пока что не удалось.

Наконец он взял себя в руки и заставил прислушаться к происходящему.

— Итак… кто ещё желает отдать голос в защиту Острожского?

Все затихли и даже чуть отступили.

Савонарола потянулся за своим зеркальцем.

— Все мы платим по долгам нашим. Мы пожинаем то, что посеяли. Что, нет? Вы за всё время не нажили друзей, Острожский?

— Нажил, — расталкивая плечом стену из парней, в круг света шагнул Глеб Володар.

За его спиной прокатился удивлённый гул.

Кай перехватил его напряжённый взгляд и с благодарностью кивнул. Возможно, где-то в душе он ждал, что тот встанет на его защиту, пусть Кай и не смог выполнить данное ему обещание.

— Значит четверо, — Савонарола повернулся Карфагену. — Этот шквал жаждущих справедливости сносит меня с ног. Просто не знаю, стоит ли продолжать?..

В этот момент дед с Карной, Русланом и Володаром закричали.

— Почему четверо? Пятеро. Пять же…

Муза сердито повернулась к Магистру:

— Вы же видите, нас пятеро.

— Незадача, cara mia… Инициировать расследование может группа в составе не менее пяти несвязанных лиц. Егор Острожский приходится вам кровным родственником? — Савонарола картинно вскинул брови и повернулся к Каю. — Поправьте меня, если что. Его голос не может быть учтён.

Муза кивнула.

— Хорошо. Мастер… Карп Ришарович, ведь вы не верите… Вы могли бы поддержать нас?

Карфаген печально покачал головой. Савонарола уставился в потолок, на светильник.

— Снова мимо. Инициировать расследование перед Магистерием может группа неофитов в составе не менее пяти несвязанных лиц. Голос Мастера Афиногенова не подходит.

Муза ахнула.

Кай пробежал взглядом по лицам однокурсников. «Это не может быть правдой. Деники отпросились со второй пары. Дарка Олефир заболела. Марик… Этого просто не могло случиться. Сто человек… Нет, только не со мной», — всё ощутимей накатывал ужас. Немые, безглазые, чужие лица окружали его, стискивая в кольце темноты.

Резкий голос вывел его из транса.

— И никому не жаль? Вдруг и правда Острожский покинет наши стены, да без вины? Ещё и с чистой памятью.

Все насуплено молчали. Больше никто не пошевелился. Кай беспомощно оглядывал зал. Дед тихо проговорил:

— Марик, ты неправ.

Карфаген шагнул вперёд.

— Неужели больше ни у кого из вас нет сердца?

В тот же миг в глубине аудитории раздался хлопок, будто кто-то уронил на пол гигантскую книгу.

— Точно, как же я… — на самых дальних рядах послышалась возня и приглушённое барахтанье.

Все оглянулись. Марик вспыхнул, поворачивая голову на шум. Бормотание не смолкало. Кто-то пробирался сквозь толпу. Неофиты расступались с необъяснимым выражением на лицах. Кай никак не мог разглядеть, кто же это, пока за спинами не раздалось внятное:

— Ab exterioribus ad interiora.

— От внешнего к внутреннему… — автоматически перевёл Глеб Володар и в следующий момент рухнул на колени, едва успев выставить вперёд левую руку. Правой рукой он схватился за грудь.

Студенты испуганно загалдели. Карфаген упал в кресло. Савонарола откинул капюшон, с любопытством наблюдая за случившимся.

Спина Володара выгнулась дугой. Он засипел, повалился на левый локоть и без сил упёрся головой в пол. Из горла раздавался хрип, Глеб задыхался, будто каждый вздох давался ему с болью. Будто он учился заново дышать…

Кай размышлял не более секунды, он уже начал творить замораживающую Магна Кварту, как вдруг услышал шёпот Володара: «Спа-сибо… Ангара…»

В следующий миг серебристо-чётко прозвучало:

— Что вы, Мастер, сердце надо заслужить… — и в центр шагнула Панночка.

— Я требую расследования. Не верю.

В аудитории поднялся шум. Девочки сердито перешёптывались.

Муза и Карна кинулись обнимать Панночку, та улыбалась совсем детской улыбкой. Дед с Хорунжим аккуратно приподняли Володара и поставили его на ноги, поддерживая за спину. Тот никак не мог выровнять дыхание. Он еле стоял, цепляясь руками за их плечи, беловолосая голова была низко опущена. Кай заметил, что дед незаметно всунул в руку Володара носовой платок, тот поднёс его к лицу. В глазах Марика читалось смятение. Он колебался.

Савонарола неожиданно расцвёл.

— Пятеро, есть. Я открываю расследование по факту нападения на неофита Ангелину Вейко. Кто желает сообщить какую-то информацию, прошу ко мне на кафедру, — объявил Магистр и развернулся, собираясь уйти.

— А Острожский? — Муза Павловна преградила ему дорогу. — Он всё ещё под подозрением?

Губы Савонаролы превратились даже не в линию, а в точку.

— Свободен. Пока.

— Спасибо, Магистр. Вы так великодушны, — Муза кивнула.

— Мы всё выясним, кому пришло в голову подвергнуть насилию неофита Вейко.

За его спиной снова раздался серебристый голос:

— Выясните лучше, кому понадобилось ссорить неофита Вариводу с неофитом Острожским.

Савонарола взглянул на Панночку и вышел из аудитории.

Народ, мрачно поглядывая на семерых в центре, начал расходиться.

Кай обнимался с друзьями. Муза плакала, поглаживая его по плечу, дед бормотал «разберёмся, разберёмся». Карна молча улыбалась. Хорунжий поддерживал Володара.

Карфаген встал, кряхтя и приговаривая «что б я что-то в этом понимал…»

Аудитория почти опустела.

В полумраке стоял одинокий несчастный человек. Лицо его было белее снега. И если бы кто-то мог сейчас видеть его, он заметил бы на лице Марика смешанное выражение сомнения и тревоги.

Примечания

1

Prima facie — это латинское выражение, юридический термин. Ссылка на доказательства prima facie означает доказательства, которые, если они не будут опровергнуты, будут достаточными для доказательства того или иного утверждения или факта.