Книга III. Дар светоходца. Враг Третьей Ступени

Елена Гарда, 2021

Кингчесс не обещал быть лёгким. Одна за другой на шахматной доске появляются фигуры. Но не все намерены действовать с открытым забралом. Список «Нежданных врагов» и «Нежданных друзей» растёт удивительно быстро. Понять бы ещё, кто из них кто… пусть даже за минуту до удара или заключения союза. Очень быстро Кай Острожский постигает правило – в колдовском мире мало кому можно верить. И желательно, избегать сделок с ведьмами! А также, не попадаться на глаза Магистру Савонароле. И не открывать фиолетовых шкатулок… Некоторые загадки полезнее оставлять загадками, чем сжиться с ненароком выпущенной правдой. Но Путь не отклонить. В обмен на подсказку великой княгини Ольги тоннель собирает с друзей кровавую мзду. И раны сердечные едва ли залечатся быстрее телесных. Но любовь может ранить, любовь готова и исцелять. Впереди же Враг Третьей Ступени – «Сила». Противник коварней «Страха» и «Уверенности», те, хочется думать, уже одолены. Но так ли это? Поиск Иоанновой Синтагмы всё расставит по местам.

Один бесконечно длинный день

По универу расползались слухи. День ото дня отношение фотоников к нему ухудшалось. И дело шло к тому, что без кулаков status quo ante bellum² было не восстановить. А этого не хотелось.

В среду на большом перерыве, раздражённый и взвинченный, Кай ускользнул от всех и сбежал в буфет. Он двигался как пехотинец под шквальным огнём, оглядываясь и уклоняясь от прямых взглядов, чтобы ненароком не врезать какому-нибудь экзальтированному правдорубу.

На улице хлестал дождь, небо затянуло сине-бурым свинцом. Ливень был косой, к тому же с сильным шквалом. Порывы ветра окатывали смельчаков струями дождя с ног до головы. Любители подышать и покурить вернулись на свои этажи. Толчея в буфете образовалась — не продохнуть, студенты всё прибывали и прибывали.

Кай не обращал ни на кого внимания, он безучастно рассматривал ларь с одинаково просроченными молоком и кефирами. Внезапно откуда-то из-за спины донеслось тихое:

— В жизни ничего подобного не встречал! И от него несло вином.

— На занятиях? Пьяный? — вступил хриплый голос.

— Несло! Говорю ж! Я разбираюсь в этом! У меня отчим каждый день…

Девичий голос поддержал:

— Так вот он каков, а? И о чём только думала Ангелина? Не иначе как рехнулась!

— А я всегда знала, что с этим парнем что-то не так. Со всей их тёмной компанией. Доверять таким — себе дороже… — протянул ещё один голос со знанием дела.

Кай вздрогнул, будто внезапно пробудился. Он оглянулся, девушка со сметанным лицом невинно захлопала ресницами и закашлялась. Сплетники умолкли.

Никого из фотоников он не заметил. Кучка незнакомых студентов за его спиной старательно смотрели в противоположном направлении. Одна только девушка с чёрными длинными волосами, очень красивая, рассматривала его, не пряча интереса. Она даже чуть склонила голову вбок, чтобы было удобнее смотреть.

«Ого… слава моя растёт», отметил Кай про себя. Он ещё раз осмотрелся — его с Гелевейкой больше никто не обсуждал, и в следующий момент в дверной проём заглянула рыжая голова Дарки Олефир. Сплетники переключились на какую-то другую тему.

Хоть кто-то свой.

Кай кивнул ей, отступая и указывая на место впереди себя. Дарка споткнулась на пороге, смутилась, пооранжевела щеками и, отвернувшись, забилась в конец очереди. Её натянутая будто тетива поза ничуть не умалила её сходство с Испуганной морковкой. Дарка его боялась, внезапно понял Кай. Он посмотрел на шрам, рассекающий её кисть. Поймав его взгляд, Дарка спрятала руку за спину. Она очень старалась не встретиться с ним взглядом и в поиске собственных глубинных запасов храбрости уткнулась в какой-то листок на стене. Через минуту в буфет вошли Деники. После лёгкой заминки они всё же кивнули ему и дружно отвернулись, также переведя взгляды на листок, который с таким вниманием изучала Дарка.

Кай почувствовал, как волна бешенства качнула весы внутри него. Нет, это была не капля, которая сдвигает чашу с точки покоя. Кровь в венах вскипела. Пальцы непроизвольно начали перебирать струны в воздухе. Едва сдерживаясь, грубо расталкивая толпу, он выбрался из буфета. За спиной неслись ругательства и возмущённые возгласы.

Это ничего… что им всем… сейчас… куда? Куда?

В голове метались сумбурные обрывки мыслей, он остановился, разглядывая мокрый затоптанный сотнями ног пол, и сжал кулаки, раздумывая, не вернуться ли и не навешать ли.

— Это ты Кай Острожский?

Голос за спиной был незнакомым. Он оглянулся. Черноволосая девушка, та из буфета, стояла совсем рядом.

— Я Острожский. Что дальше? — хмуро бросил он.

— А я Ванга Христова, с биотеха. Мои родители из Загории.

— Хорошо, ты — Ванга. Я спешу. Что ты хотела?

Общего между ними не было ничего, и он, по-видимому, не встречал её прежде. Он, в принципе, не собирался грубить ей, она была красивая, и её вызывающий взгляд смущал его. К тому же Кай был расположен помочь любой деве, если она в беде. Вдруг ей нужна помощь…

Неожиданно девушка схватила его за руку и приложила её к своей груди.

— Хочешь?

Кай покраснел и потёр свободной рукой лоб. Он оглянулся, поверив на секунду в то, что это могло быть очередной провокацией. Блестевший от воды коридор был пуст.

— Ты больная? — догадался он.

Ванга пожала плечами, нисколько не смутившись, и посмотрела ему в глаза.

— С чего ты взял? Или ты за секс после церкви? — спросила она оживлённо.

— Э-ээ… что за…? Нет, вообще-то.

Он устало заглянул в её дерзкие глаза. Нет, она вовсе не больная.

— Я наслышана. И я тоже не против, — девушка игриво подмигнула и сдавив его пальцы, стиснула ими свою плоть. — Я думаю, у нас могло бы получиться…

— Что получиться? — заорал Кай, отдёргивая руку с такой силой, что девушка качнулась, едва не упав на него.

— Говорят… ты любишь пожёстче…

Кай не дослушал и стремительно пошагал прочь.

Винить их всех он не мог — праздник нужен всем. Но только ошибается тот, кто думает, что всё получится легко и просто. Чёрта с два. Он разберётся и в этом. Как там любит говорить Лиходед? — «Всё не то, чем кажется».

«И я не тот, кем кажусь».

Пора было выяснить результат расследования Магистра Савонаролы. Что-то он затянул с этим, и такие как Ванга Христова с биотеха уже подыскали ему место в своих планах на жёсткий секс.

Сосредоточившись на этой мысли, он решительно дошёл до деканата, но там никого не оказалось. Методистка, заглянув в расписание, сказала, что у Савонаролы Родительский час, в аудитории №205, что в Галерее Ректоров. А Соломеи нет с понедельника. И когда она появится, неизвестно.

Многообещающий неприятный холодок пробежал по спине Кая. Знала ли вообще Магистр Соломея о происшествии? Как бы она к этому всему отнеслась? Ему хотелось объяснить ей или хоть кому-то вообще, что на самом деле произошло тогда в парке. Геля была… но она ушла, появился кот, за ним бассеты, потом хозяйка бассетов, и всё время перерыва он был на лавке, читая журнал. Но в тот морозный день в парке было безлюдно, и никто не мог подтвердить его слов. Не кота же в самом деле разыскивать в свидетели?

Сто раз он задавал себе один и тот же вопрос… Почему Ангелина указала на него? Почему Ангелина оклеветала его? Он всегда считал её прямой и честной, и они нормально общались… до того случая в парке. Муза заявила, что видит лишь одно разумное объяснение — некто, напавший на Ангелину, принял облик Кая. Такие техники они ещё не проходили. Собственно, всё их колдовство сводилось пока к плетению простеньких Магна Кварт на учебных связующих из запасов Академии. Потому, превращения такого рода пока что представлялись им малодосягаемой мечтой. Это, по мнению Музы, означало всего лишь то, что насильником не мог быть неофит. И это быстро стало бы понятно любому, кто пожелал разобраться. Но никто не желал.

Кай вернулся ни с чем и просидел следующую пару, мысленно подводя итоги и стараясь не встречаться ни с кем взглядом. От этого было легче.

* * *

На большом перерыве он быстро сложил вещи в рюкзак и снова тихо вышел из класса. Ему и в этот раз не хотелось звать с собой деда. Дед виду не показывал, но нервничал не меньше. А может и больше.

Кай решил, что это касалось только его. Он должен был сам во всём разобраться. И, радуясь своей решительности, он в мрачном одиночестве преодолевал ступень за ступенью, коридор за коридором. На плечи вдобавок к весу рюкзака будто давил гигантский пресс из путанной массы несправедливости, интриг и непонимания. Внутри всё кипело, но Кай заставлял себя улыбаться и насвистывать.

Крыло фотоников осталось позади, в административной части Красного Корпуса его мало кто знал. Кай с облегчением почувствовал, что пресс слегка ослабил давление. В переходе к Галерее Ректоров вдалеке он заметил Глеба Володара и только сейчас понял, что не видел того на занятиях с самого утра. Но, оказывается, он был в Университете.

Глеб шагал ему навстречу вместе с короткостриженой девушкой, Кай её не знал, но часто видел в числе подружек Янины Ягеллон. Эти двое шли рядом, но лица их смотрели в разные стороны так, что казалось, их связал какой-то неприятный для обоих предмет. Они почти поравнялись, и Кай махнул Володару. Тот покосился на него таким рассредоточенным взглядом, будто впервые видел, и также равнодушно отвернулся. Теперь они смотрели в одну сторону со спутницей, и лица их сковывало прежнее выражение взаимной неприязни.

Кай сказал себе, что Глеб его просто не заметил — так бывает, даже лоб в лоб можно не заметить знакомого, если занят мыслями — и двинулся дальше, не оглядываясь. Счёт и так был не очень хороший — сперва сплетники в буфете, за ними Дарка, потом Деники, вдобавок к ним Ванга и теперь Володар. Остаток пути к Галерее Ректоров он проделал без приключений и был сердечно рад, что ему не встретилось ни одной живой души.

У порога Кай выдохнул и протянул руку к дверной ручке, но в этот момент двери аудитории №205 распахнулись, и он лоб в лоб столкнулся с коротышкой, чей густой бас мощно сотрясал портьеры на окнах в Галерее. Окидывая Кая взглядом с ног до головы, тот сощурил глаза, что-то прикидывая. Вокруг на несколько мгновений воцарилась тишина, а потом мужчина зарокотал пуще прежнего, обращаясь к непонятному собеседнику на потолке. Кай проследил взглядом — там никого не было.

За мужчиной двигалась группа людей, все как на подбор невысокого роста. Через пару секунд, заметив среди людей Ангелину, Кай понял, что впереди шли её родители, а замыкалась процессия двумя стариками, наверное, дедом с бабушкой. Среди них длинной худой жердью виднелся Савонарола, на лице Магистра было написано удовлетворение. Кай решил, что это плохой знак. Очень немногие вещи приводили Савонаролу в доброе расположение духа. И Кай не смог бы назвать ни одной, связанной с ним лично. А вопрос, судя по лицу отца Ангелины, касался его непосредственно.

Маленький мужчина и крохотная женщина выглядели очень взволнованными. Кай потоптался на месте, размышляя зайти ли ему в другой раз или остаться, и решил, что его вопрос вполне может подождать. В следующий момент его увидела и сама Ангелина. Лицо её вспыхнуло ярким румянцем. Кай совершенно непроизвольно тоже покраснел.

Магистр улыбнулся, и худощавое мрачное лицо преобразилось. Савонарола, не пряча улыбки, громко произнёс: «А… вот и сам. Синьор, вы желали видеть его, прошу. Кай Острожский, собственной персоной».

В следующий миг отец Ангелины повернулся к Каю. Никогда прежде Кай не видел столько горечи во взгляде.

— Вы рехнулись, — в возмущении заголосил отец Ангелины, — это чудовище до сих пор в Академии? Моя девочка пострадала из-за его дурной крови, мы неделю не могли успокоить её! И чем ещё всё это кончится! А этот до сих пор не наказан!

Савонарола кротко улыбнулся.

Кай потерял дар речи, жалея, что в этот момент рядом нет деда. В горле будто выросла сотня шипов, но он заставил себя выговорить:

— Я ничего не делал. Расследование должно доказать мою невиновность. И найти виновного…

— Cara mia, у нас нет повода не верить показаниям дочери этих уважаемых людей. Доказательств на сегодняшний момент предостаточно. Хватит кривляться.

— В смысле? — выпалил Кай, не успев осознать сказанное. Он чувствовал, как кровь отливает от лица. Как леденеют и дрожат пальцы на руках. Он почувствовал, что дрожь сейчас будет заметна и спрятал руки в карманы.

— Мерзавец! — воскликнула крохотная женщина рядом с Ангелиной.

— Геля… скажи им! Это неправда! — вскричал Кай, делая шаг к ней.

Ангелина шарахнулась, налетев на Савонаролу, затем подняла лицо, и Кай увидел её заплаканные глаза. Он вдруг понял, она не скажет. Она убеждена, что это сделал он.

Внезапно ситуация переменилась. Лицо Савонаролы вытянулось, глаза сузились. Он что-то увидел.

Кай оглянулся. По коридору твёрдым шагом к ним приближалась Соломея Медвяна. Длинное шёлковое платье переливалось оттенками кипящей стали. В руках был длинный чёрный зонт. Вид у неё был уставший, вся она напоминала направленный к цели гарпун. Не располагающий к тёплым приветствиям.

— Острожский, вы почему не на занятиях? Магистр, вы мне нужны. Надеюсь, вы уже освободились? Что здесь происходит?

Отец Ангелины, набрав полные лёгкие воздуха отчаянно забасил:

— Почему бы вам не спросить у штанов этого мерзавца? Вы тут главная? Требую полного разбирательства. Я требую, чтобы этот ваш великий Острожский был исключён из Академии!

— Ну, ну, ну… — Соломея успокаивающее подняла ладонь.

— Не только исключён. Чтобы… чтобы… — кипятился коротышка. — Магистр Лиходед меня заверил! Вы, вообще, в милицию сообщили?

Маленький мужчина трясущимися руками вынул из кармана пачку сигарет и, не обращая внимания на остальных, затянулся. Жена нервно покосилась на него, но промолчала. Дымок, клубясь, потянулся к украшенному лепниной потолку.

— И вообще, вы не спросили его, откуда на его руках эти раны? — нервно выкрикнул отец Гели.

— Потому что на меня напали собаки. И ещё кот… лицо поцарапал, — чувствуя неубедительность этого объяснения, ответил Кай.

Несколько секунд отец Гели пристально смотрел на него.

Вопреки ожиданию, Савонарола не ухватился за этот аргумент.

— Это вряд ли можно считать преступлением, — саркастически бросил Магистр. Кай с удивлением посмотрел на него. Тот продолжил, — у нас есть более весомые аргументы.

Соломея, перекинув зонт на руку, внимательно разглядывала Ангелину. Отец продолжал орать. В его речь вплетались слабые попискивания двух крохотных женщин — мамы и бабушки Ангелины, хотя мужчина прекрасно справлялся сам. Кай почувствовал, как Соломея взяла ситуацию под контроль, на сеансах с Магистром Силы они чётко ощущали её метод воздействия. Затем она подошла к Геле и незаметным движением взяла её руки в свои. Ангелина смутилась, Кай это заметил. Девушка попыталась отступить назад, но Соломея, не выпуская руку, приблизилась к ней вплотную.

Одновременно Соломея повернула голову к Савонароле и спросила:

— Кстати, вы завершили ваше расследование, Магистр Савонарола?

Кай слегка успокоился. Соломея, умная и мудрая Соломея всё знает, она во всём разберётся. Он ни в чём не виноват. Если Савонароле так нравится над ним издеваться, то Соломея уж точно сумеет разобраться. Кай вскинул торжествующий взгляд на Магистра Теорий. Неожиданно губы Савонаролы растянулась в довольной ухмылке.

— Видите ли, обстоятельства несколько переменились, — Савонарола картинно развёл руками.

— Уточните, что вы имеете в виду, — не выпуская рук Ангелины, сдержанно спросила Соломея. — Согласно Устава Академии, вы обязаны провести расследование. Есть полный набор ходатайств для этого.

— Нет, увы.

Кай уже открыл рот, чтобы уличить Савонаролу во лжи, но сдержался. Тот продолжил:

— Строго говоря, для того чтобы начать расследование, мне не хватает минимального количества заявителей.

Кай поднял глаза на Соломею. Сперва он почувствовал неприязнь, потом пришла лёгкая неловкость и следом на лицо наползла гримаса торжества, как у человека, наконец поймавшего на горячем удачливого мерзавца — Посвящённый врал, глядя в глаза Главе Академии.

Кай резко бросил:

— Магистр Савонарола лжёт. Пять заявителей выступили с требованием…

Но договорить он не успел. Соломея Медвяна взглянула на него неожиданно сердито.

— Я бы хотела выслушать Магистра Савонаролу, Острожский. Не сомневаюсь, что вам всё объяснят в должное время.

«…Хорошо. Я спокоен. Терпение. Правда на моей стороне. Факты на моей стороне. Соломея… тоже на моей стороне».

— Простите, — грубовато ответил он и умолк.

Мысли разрывали его голову. Что происходит, в конце концов?.. Прежде он не допускал, что Магистр стал бы манипулировать фактами или использовать собственную власть с каким-то умыслом, но факт оставался фактом, Магистр Теорий лгал Магистру Силы.

Савонарола, конечно, блистательный проповедник и оратор, и мог бы заболтать кого угодно. Но только не Соломею. Соломея сейчас разберётся и размозжит его, как гусеницу. От этой мысли стало почти весело, он смотрел в непроницаемое лицо Магистра Савонаролы и внутренне улыбался. Очень приятное чувство, оказывается, ловить лжеца на горячем.

Но Соломея… Похоже, он рано обрадовался — от спокойной, уравновешенной Соломеи сейчас буквально веяло гневом.

Лицо Савонаролы также посуровело, от недавней ухмылки не осталось и следа. Кай не мог растолковать это выражение, потому что на занятиях Савонаролы неофиты другого почти не видели, и снова начал волноваться.

Магистр отступил в глубь кабинета, жестом приглашая Соломею Медвяну и всех остальных войти. Соломея кивком головы предложила ему занять кресло председательствующего. Савонарола раскланялся. Члены семьи Гелевейки, ставшие свидетелями разговора между магистрами, воодушевились. Бабушка с дедушкой, похожие на двух тучных воробышков, заняли места в креслах у огромных напольных часов. Отец и мама Ангелины, один толстый, другая худая, уселись рядышком, с серьёзно-торжественным видом взирая на расположившегося по другую сторону стола Магистра Савонаролу в коричневой рясе.

То, что все они видели, похоже, вселяло в них надежду. Горячее желание наказать виновника, укрепилось наконец каким-то реальным действием. Невероятная худоба делала Магистра похожим на ходячий скелет. Мрачное одеяние — на вечно спущенный траурный флаг. Они не сводили взглядов с его сурового лица и хищного носа, последний обострял его зловещий образ и отнюдь не казался каким-то лишним ему дополнением. Карающий меч правосудия в руках Архангела Гавриила сейчас выглядел бы, наверное, менее убедительно.

— Быстрее уж. Начинайте скорее, — донеслось со стороны, где сжались в креслах старики.

Кай пристально вгляделся в их лица. Внезапно ему захотелось раздавить их, как бессмысленных наглых тараканов.

Когда все расселись по креслам, Магистр Савонарола взял в руки папку и, раскрыв её, извлёк оттуда какую-то бумагу. Соломея не торопила. Кай отметил про себя, что Ангелина отсела от Соломеи как можно дальше. Он занял свободное место поближе к Магистру.

— По состоянию на пятницу прошлой недели заявителей действительно было пятеро. Но с того момента кое-что изменилось. Одно заявление было отозвано. Я принял этот отказ, — голосом учёного секретаря произнёс Савонарола. — Мы должны уважать решения неофитов. Поощрять их к мыслительной деятельности. И если такая мыслительная деятельность приводит к перемене мнения, считаю это выходом на новый уровень осознания. Признаю такое решение особенно взвешенным суждением. И я его принимаю.

Кай окаменел. Он почувствовал себя раздетым и ограбленным.

Соломея кивнула:

— Ваша позиция ясна. Это кое-что проясняет. Желаете сообщить имя неофита, отозвавшего свой голос?

Каю решительно не хватало воздуха. Он чувствовал, как некая сила стремительно тянет его ноги ко дну. Кто? В самом деле… Он доверял каждому.

Кай почувствовал, как Соломея взяла его за руку. Биение сердца замедлилось.

Савонарола вернулся к прежней вальяжности в интонациях:

— Право, не сейчас. Это технические подробности, кому это интересно? — на лице Магистра не было ни тени улыбки, ни капли сомнения.

— Да бросьте вы! Милиция разберётся!

Разволновавшись, отец Гели снова поднялся и прошёлся перед пустым камином, оставляя за собой ленту табачного дыма.

Савонарола не ответил, неспешно прохаживаясь между ними, заложив руки за спину. Соломея взглянула на него и поторопила:

— Не тяните, Иеронимо. Есть ещё что-то?..

— Как я сказал, формально у меня нет оснований открывать дело. Но я не пью младенческой крови, как мог бы подумать кто-то из присутствующих…

«Пьёшь, пьёшь», — подумал Кай.

–…так вот… Я провёл расследование и теперь у меня нет сомнений в вине присутствующего здесь неофита Кая Острожского. Прошу, ознакомьтесь, — с этими словами Магистр протянул документ Соломее.

Кай в волнении наблюдал за её лицом. Что там?

Соломея с удивлением перевела взгляд на Кая.

Савонарола склонился над креслом Кая, уперев руки в подлокотники:

— Должное время наступило, Острожский. Готовьтесь. Теперь у меня ещё больше оснований привести приговор в исполнение.

Кай на миг зажмурился, будто готовился к прямому попаданию в него молнии.

Соломея, держа листок в руке, проговорила:

— Что тебя связывает с Орели Боян?

— Я… я н-не знаю… У нас парней с таким именем нет, — пролепетал Кай.

Соломея откинула голову набок, рассматривая его совсем по-птичьи.

— Орели Боян не парень, а девушка. В этой докладной Орели заявляет об идентичном случае с твоим учас…

Её перебил голос Савонаролы:

— Это, если не ошибаюсь, ваш предмет?

Перед глазами что-то сверкнуло, он еле сдержался, чтобы не зажмуриться. Кай не слышал дальнейших слов, в ушах начался гул. Секундой позже он понял, что рука Магистра сжимала шнурок, а у самого его носа покачивалась золотая ладанка с трезубым оттиском.

Внезапно из немоты и глухоты его выдернуло шипящее:

— Острожский, два изнасилования, это уже не отчисление. Это приговор.

Последний козырь Савонаролы сломил его. Он так и замер с открытым ртом, глядя в сомнении на знакомый предмет. Родственники Гелевейки сбежались к нему, наклоняясь над креслом. Маленький мужчина, которого Кай охотнее записал бы в булочники, с лицом работника Фемиды свирепо хлопнул себя по ляжкам и выкрикнул: «Попался, красавец».. Жена опасливо поглядывала на Соломею. Бабушка Гели, перегнувшись через плечо сидящего Кая и приподняв очки, в упор рассматривала золотую ладанку. Её седая прядь щекотала ему ухо

Он нервно улыбнулся.

Савонарола выпрямился и отступил. Его лицо больше не выражало ни торжества, ни волнения. Кай испугался не на шутку. В следующий миг перед ним появилась высокая фигура Магистра Соломеи с длинным зонтом в руке, она жестом показала ему встать, потом коротко объявила об отстранении на три занятия, попрощалась, не обнадёжив Кая ни единым словом, и двинулась к выходу из кабинета, будто остальное её не касалось. Следом за ней, пожав плечами, к дверям направился Магистр Теорий.

В дверях Магистр Силы повернулась и сухо проговорила:

— Будем считать Малое слушание закрытым.

— Малое? А есть ещё большое? — обрадованно спросил отец Вейко.

Соломея промолчала, отворачиваясь от него к Магистру.

— Мы назначим Большое слушание через три дня. Будьте готовы. Я надеюсь…

— Три дня? ТРИ ДНЯ!!! — зарычал маленький человечек в спину Соломеи. — Я уничтожу этот вертеп! Если нужно, здесь будут прокуроры, танки и самолёты, и от этого грязного заведения не останется и памяти!!! Я звоню министру. Я… прям сейчас… — он подвился слюной и, сделав пару вздохов, потрясая кулаками, продолжил, — О вас забудут, неуважаемая, имена покроют позором. Я не остановлюсь! И предупреждаю!!! Малейшая тень недоверия к словам моей дочери — я уничтожу всех. Я… Я… Я вытрясу всю вашу магию на свет божий и отзову вашу лицензию, — последние слова он прошипел.

Кай видел, как Соломея замерла, будто в спину ей ударил нож. Как она молчала, и он понимал, почему. Как учтивость на её лице сменилась… испугом? Он тогда не поверил своим глазам, но всё понял.

Это било по Академии.

Выбора не оставалось.

Жертва назначена.

Цена тоже.

Он был обречён на это и понимал почему. Понимание не уменьшало горечь.

Голосом, который ему самому показался слабым и усталым, он попросил, чтобы ему зачитали вслух жалобу Орели Боян.

Савонарола свернул лист докладной в свиток и бросил что-то вроде «не сегодня» и «на всё воля Господа нашего». Его голос, мягкий и музыкальный, старался выразить искреннее сожаление, которое он испытывал, судя по выражению его лица, исполняя эту печальную обязанность.

Магистр Савонарола, несмотря на свои сожаления, предложил главе Академии ясную и заслуживающую доверия версию событий того дня. Кай не смог бы сделать это лучше.

И все один за одним вышли из кабинета.

* * *

Кай шёл, не разбирая куда. В глазах плыло. Решение было принято. В голове поселилась пустота, в груди ужас.

— Будь оно всё проклято, Тори… — процедил Кай вслух. Прохожие студенты расступались, принимая его за больного или пьяного. — Будь оно проклято!

В нём поднималась злость, густая и тёмная, ярость, жаждавшая прорваться безумной выходкой. Наверное, и правда, в таком случае лучше захлебнуться в вине.

Значок фотоника ушёл в спящий режим. Кай автоматически узнавал в потоке лиц сокурсников, и ему было наплевать, поздороваются ли они с ним или шарахнутся в стену, Кай сделал вид, что не замечает их. Ему наплевать. Как наплевать и на Академию. Век бы её не видел. На Корпус. На проклятого Велеса с его Путём. На всех. Неудачник. Дурак. Рохля.

Слепой гнев отчаяния бушевал в нём. Мимо промчался знакомый тёмно-синий макинтош. Кай отвернулся. Он шёл наобум.

Кай вспомнил, как сжался в кресле и не хотел шевелится.

Изнасилование! Кай знал, какое бывает наказание за нарушение «романтического» табу. Он догадывался, каким может быть наказание за разглашение тайны Академии Золотой Лестницы, но изнасилование… это казалось ему нереальным.

Изнасилование, два случая подряд? В этом не было никакого смысла. Он мог заполучить почти любую девушку Университета, если бы захотел. Он это знал, чувствовал, но никогда не использовал.

Что приготовил ему Савонарола? Что это был бы за приговор?..

Кай брёл коридорами и уже собирался свернуть к лестнице, однако, услышав знакомый голос, обернулся и внимательнее посмотрел на человека впереди. Навстречу прямо по коридору шёл Глеб Володар.

Пусть, пусть это будет Володар. Человек, от которого не стоило ждать доброго слова. Однако он был другом. Доказал это.

На этот раз Володар узнал его. Взгляд, которым тот уставился на Кая, был настолько тяжёлым, что Кай на секунду устыдился собственного состояния. По лицу Володара было ясно, что проблемы Кая могут оказаться гораздо менее нерешаемыми. Да… конечно… Янина Ягеллон. Это нерешаемо.

…

Оба молча приняли к окну, не сговариваясь уселись на подоконник. Засунув руки в карманы, какое-то время оба молчали.

Кай продолжал ругать себя последними словами. «Известны ли истории люди, которым довелось потерять две самые важные и незаменимые вещи, причём волшебные? — думал он. — Я знаю об одном таком придурке… Удавалось ли кому попасть дважды под обвинение в изнасиловании, причём к одной из жертв он был равнодушен, а о другой даже никогда не слышал? Это тоже обо мне».

Кай вспомнил, как родители Гелевейки удивлённо перешёптывались, потому что Савонарола был хорош в своём деле. Очень хорош. С другой стороны, ни мать, ни отец, ни старики Вейки не виноваты в том, что он не может доказать свою невиновность. Только теперь это было уже не важно. Теперь всё было не важно. Скоро всё закончится.

Володар сидел потупившись, и Кай снова вспомнил остекленевший взгляд Янины. Дрожь он подавил, но не смог отбросить внезапное чувство опустошения, которое с болью разрасталось где-то в грудной клетке. Тогда Савонарола действовал мгновенно, не раздумывая, не колеблясь. На его лице не дрогнула ни одна морщинка. Бесшумное карающее воздействие его было направлено на Янину со спины. Кай поёжился и посмотрел на друга.

— Прости, — пробормотал Кай.

Он хорошо понимал Володара в этот момент, потому что после ухода Истории видел её в каждой золотоволосой девушке. Он знал, как замирает сердце, знал горькую боль, что приходит за искрой надежды. Тогда в тоннеле… он никому не рассказал… Он жалел, что не выслушал её. Он так поступил… безобразно… И лишил себя шанса. Но он был виноват, а Володар — нет. И Янина была где-то здесь, в Университете. Видеть её чужую, каждый день, вновь и вновь, наверное, страшнее пытки.

Он вздохнул.

— Погода переменилась, — не зная почему сказал Кай и кивнул в сторону окна. И непонятно зачем добавил, — теперь дела пойдут получше.

Кай увидел, как блеснуло в уголках глаз друга, и ему захотелось обнять его, похлопать по плечу, как часто делал дед. Но вместо этого он отвернулся, давая тому возможность справиться с волнением. Он застыл нос к носу со своим отражением в тёмном стекле.

Прошла неделя с того момента, как Панночка сняла своё проклятье и вернула Володару сердце. Но дыхание его всё ещё было неровным, иногда он будто забывал дышать и потом, спохватившись, делал несколько коротких судорожных глотков воздуха, хватаясь рукой за область сердца, в том месте, где не так давно на глазах у всех расплылось кроваво-чёрное пятно.

Володар молча покосился него, взгляд его скользнул по ноге Кая и затем упёрся в лицо.

Кай не ждал этого испытующего взгляда и уставился на стену с портретом какого-то чернобородого мужчины в поповском облачении. Тот ровным взглядом смотрел сквозь него. Такие не ведают страха. Веками не отводят глаз. Не сворачивают и не гнутся. Нет за ними ни ошибок, ни греха.

— Я теперь понимаю, как это было… с ней, — сказал Кай, пытаясь придать голосу чуть больше теплоты. — Не представляю, что она тогда чувствовала. Что ты чувствовал.

Глеб снова потупился.

— С ней всё теперь будет хорошо, — голос его звучал необычно глухо.

— Да, хорошо. Можно, наверное, и так сказать. Но тебе как? — Кай горько усмехнулся.

Из головы не выходило, что совсем скоро проклятый инквизитор взмахнёт своим зеркальцем, его собственные глаза остекленеют, и лица вокруг него станут чужими и неприятными. Интересно… его хотя бы выведут из аудитории или?.. Или Савонарола организует всенародное аутодафе?

Внутри опять похолодело. Он с некоторым усилием всё же сумел придать лицу, как он надеялся, расслабленное и спокойное выражение.

Володар устало потёр глаза и мрачно посмотрел на Кая.

— Он знал, что я сдамся. Он всё всегда знает. На много ходов вперёд…

Кай кивнул. Ему хотелось всё рассказать. И чтобы его поняли.

— Я только что от него. Это страшный человек…

— Тебе уже сказали? — Глеб вытер рукой вспотевший лоб. Он с трудом подбирал слова.

Кай кивнул, думая о неведомой Орели Боян, которая по непонятной причине оговорила его, расписав подробности совершенных им мерзостей. Но ведь он никогда о ней не слышал. Кто это вообще? Зачем она это сделала?

За окном хлестал дождь, ни на миг не снижая объёмы поставляемой с неба на землю воды. Его монотонный гул и звонкая дробь по железному подоконнику неожиданно успокаивали. Природа плачет вместе с ним. Такая банальность. Вот тому чернобородому его вовсе не жалко. Кривит губы, презирает грешников.

Глеб продолжал.

— Не думай, что я не знал, что будет так. Мне сказали. Ещё и пророчество Ангары. Я не хотел верить. Но её не обманешь. Я боролся. И я должен был сделать выбор, прости, — тихо проговорил Глеб и положил свою ладонь на руку Каю.

Кай потерял нить разговора и смутился. Это было совсем невежливо с его стороны. Другу было так же тяжело, но тот всё же находил слова поддержки.

Кай мягко высвободил руку и потрепал Глеба по плечу. Вдруг его осенила идея.

— А что если… тебе познакомиться с ней заново?

— Заново?

— Ну да. Она вспомнит тебя. Вы были хорошей парой.

— Кто?

— Ты… и Янина… — Кай встал с подоконника, — Янина, твоя невеста. А ты о ком вообще?

— Я о Боянше. И Лиходеде. Не понял…

— Подожди. Причём тут ты? И Лиходед? И… — Кай снова посмотрел на Володара. — Боянша — это Орели? Как её там, Орели Боян?

Володар тоже встал с подоконника. Лицо его было красным.

— Я думал, тебе сказали.

— Что сказали? — с чувством нарастающего ужаса спросил Кай.

— Это Лиходед.

— Что сделал Лиходед? — внезапно Кай понял, что не хочет больше ничего знать.

— Он запугал её. Он всё подстроил, натравил Савонаролу. Я хотел убить его. Потом. Я всё продумал. Я не должен был тебе говорить. Но сперва надо было спасти Янину, и я…

Молчи. Молчи, больше ни слова…

Он не хотел слышать о том, как Глеб отозвал своё ходатайство о расследовании. И что сделал он это по велению Магистра Лиходеда.

Но… какой выбор должен был сделать Глеб?

Что они сделали с Орели?

Почему Глеб просил прощения?

Володар что-то ещё говорил, всё более торопливо и путано. Он, наверное, всё это объяснял, но Кай не слушал его. К своему величайшему удивлению, в этот момент он почувствовал мимолётный прилив жалости. Однако это чувство практически сразу улетучилось, уступив место чувству превосходства. Во всяком случае, сам он до сих пор никого из друзей не предавал. И не продавал. Он почувствовал, что не испытывает злости. Это была успешная мысль. Думать её было нормально.

Ещё Кай понял, что не знает кое-чего очень важного. Того, о чём снова стоило спросить.

— Что было в твоём пророчестве? Я должен знать, что тебе сказала Ангара.

Глеб побледнел. Снова сбился с дыхания. Кай ждал. Он не торопил, подумал, что задай кто-то подобный вопрос ему самому, он бы точно не захотел вспоминать и рассказывать.

Со стороны Володара доносилось что-то среднее между вздохами с беззвучно проговариваемыми ругательствами. Кай не сводил глаз с его груди — крови на рубашке не появилось.

Что за бред, вообще…

— Поклянись, — наконец потребовал Володар.

— В чём опять?

— В том, что сразу забудешь то, что услышишь.

— Это как?..

— Так. Никогда больше ни слова об этом.

— Да. Говори.

— Никогда. Понял?

— Говорю же…

— Поклянись.

— Да, уговорил. Клянусь, что сразу же забуду обо всём, что услышу от Глеба Володара. Так пойдёт? Или пойдём землю есть? — он покосился на полузасохший цветок в кадке у стены. — Тут вот есть кой чего…

Кай подумал, что перевести разговор на шутку было бы не самым плохим решением. Но прозвучавшая в голосе Володара истерика заставила вернуться к серьёзному тону.

— Не надо, — Володар оставил этот укол без ответа и снова уселся на подоконник. С видом человека, который вырывает что-то страшное из своего сердца.

Он уставился в пол, белая чёлка свисала, закрывая бескровное лицо.

— Она сказала, Ангара, что свадьба утонет в слезах и крови, что невеста моя лишится разума от рук моих. Что… Что после всего она предаст меня. И что свою судьбу я буду отбивать у неё.

— У кого у неё?

— У Ангары.

— Э… что это значит? — Кай замотал головой. — Что это значит, ты понял?

Глеб повернулся к нему спиной. Он с трудом дышал.

— Она сказала, что я… Что моя судьба… это ты.

— Ну-у-у… Угадала. Ты крепко помог. Мы вроде как… перестали воевать.

— Не так… — Глеб повернулся к нему лицом. Мгновение он безнадёжно смотрел на Кая. Волосы на лбу были мокрыми. Серые глаза полны отчаяния.

Кай стоял неподвижно, осознавая, что, пока он жив, он не посмеет упомянуть об этом разговоре ни одной живой душе. Он не собирался краснеть. Но лицо его горело, где-то очень глубоко под кожей.

Наверное, это жгли воспоминания. Он прижимает Володара к стене за секунду до укуса Карны. Он за спиной Володара, крепко сжимает его запястья. Ладонь Володара на его руке минуту назад. Господи, за одной партой с этим человеком он просидел полгода…

Час от часу не легче. Это тоже часть игры Времени? Или Пути?

— И чёрт с ней, — Кай и сам бы не объяснил, о ком он сейчас. Через секунду, не отдавая себе отчёт, добавил, — она вся какая-то… бисквитная. По крайней мере с Ангарой не так скучно.

Володар вскинул голову.

— Тебе всё ещё скучно?

— Когда-то было…

Он смотрел в запотевшее окно. Ливень остыл. Небо потемнело от тяжёлых свинцовых туч и густого пара, поднимавшегося над крышами, шпилями и куполами. Чёрное небо над чёрным городом, лишь только кое-где на западе рваные розовые просветы. Тускло светились окна соседних зданий. В ранних сумерках где-то у самых луж чёрными искорками мелькали ласточки.

— Ты поклялся. Никогда. Больше ни слова.

Кай кивнул, думая о чём-то далёком и безвозвратно утерянном.

— А что она сказала тебе, в твоём пророчестве? — голос Глеба прозвучал совсем тихо. Он почти успокоился, его перестало трясти.

Кай помедлил с ответом, решая, что правильнее — ответить или просто уйти.

«Орёл», — сказал он и, достав из кармана монетку, бросил на пол перед собой.

Володар присел на корточки и поднял монету. «Орёл», — был его ответ. Кай присел рядом.

— Череп. Месть. Я не знаю, о чём это. Ещё… храм, гора, цепи, тюрьма… Я не разобрался ещё. Пара, пара… какая пара?.. — Кай сделал отважную попытку улыбнуться. — Несколько раз. Пара. Пара. Могила, могила. Бред, короче.

Володар присвистнул.

— Всё ещё думаешь, что твоё пророчество хуже моего? — Кай устало вздохнул.

— Ну… пару она тебе похуже моей назначила… И что, без вариантов?

Кай пожал плечами, внутри осознавая, что снова начал раздражаться.

— А этот тебе чем плох… вот этот, хотя бы?

— Кто? — осторожно уточнил Кай.

— Может, это о нём, — Глеб мотнул головой в сторону портрета чернобородого старца над их головами.

Кай всё ещё не понимал, но привстал, чтобы поближе рассмотреть медную табличку под портретом.

— А кто это?

— Это? Это и есть Могила. Пётр. Он забрал из саркофага череп князя.

— Князя какого?

— Владимира. Ольгиного внука. Княгини. Это может быть как-то связано с тобой?

— Точно связано. Но, надеюсь, нет…

Он хлопнул себя по коленям и громко засмеялся, впервые за несколько недель, забыв про страх. Идея Володара была хороша. Но, к счастью, не верна. Он был уверен в том, что пророчество Ангары связано с исполнением Пути, а Велес не стал бы посылать его в Путь за чужими черепами. Нашлись бы для этого совсем другие земные специалисты, не стоило менять ферзя на пешку. Каргер был бы жив. Это всё же смешно. И грустно… потому что в пророчестве Ангары были и череп, и могила. И месть. А может быть, все эти слова не поток сознания из угроз и опасностей, а группа товарищей, которым не слишком повезло с фамилиями. Может быть, ждут не дождутся его граждане Могила, Храм, Гора… а то и Череп. Может где-то живёт и Пара с Местью. Цепь с Тюрьмой.

Володар взволновано продолжал:

— Чем не версия? Все знают, что это беда. Его неисправимый грех. Пётр Могила потерял его… череп князя Владимира, я имею ввиду. И Гардариния потеряла земной духовный исток. Говорят, следом угас и небесный. Пламенник. И души людские измельчали без подпитки. Но об этом не принято вслух…

Володар уставился на портрет, будто ища в лике ответ. Кай внезапно понял, что всё будет в порядке.

* * *

Этот бесконечно ужасный длинный день никак не хотел заканчиваться. После дождя в окна машины веяло сыростью. Небо потемнело, потом снова посветлело, тучи разошлись и небесный горизонт зазвенел бесконечной прозрачностью. Кай видел, что дед за рулём потихоньку поглядывал в его сторону, но ни о чем не расспрашивал. Муза и Карна безучастно разглядывали город в небе.

Древнеград в Небесной Тверди застыл в серебристо-розовом покое. Там, наверху, точно не было места предательству и интригам. У них особый цвет, грязно зелёный, таким цветам место только на земле. Кай рассказал им об открытии Володара, но не стал говорить о встрече с родителями Гелевейки, об отзыве ходатайства, о дикой роли Орели Боян и о потерянном княжеском подарке. Он подумал, что это может совсем разбить сердце старикам, они и так за него переживали.

А Карна…

Он посмотрел на неё, внешне сильную и холодную. Она всё больше отдалялась. Они никогда не были особо близки, и сейчас в людском обличье ей было, наверное, труднее всех. Тихая девушка, ничем не приметная, большинство почти не замечало её, другая часть боялась, чувствуя в её пластике и взгляде необъяснимую леденящую угрозу. Им, наверняка, было странно и неприятно подчинять себя её тихой, неслышной силе, но они не могли управлять своим страхом. Она всё чаще исчезала, её не было дома по многу часов. Он вспомнил, как она плакала над Русланом в больнице. Как ранили её стычки с Тори. Какой беспомощной она была в магической ловушке Савонаролы. Это всё, что сегодня и сейчас, не для неё.

Человеческие дрязги созданы для людей, с их нервами-канатами, с цинизмом, набитыми шишками прошлых потерь и раздвоенными змеиными языками. Мы это переносим, мы к этому готовы лучше. Бить и давать сдачу нас тренируют книги, фильмы и близкие. Но она… дитя леса, крупинка первозданной чистой воли. За её внешним Кай научился узнавать ранимость, в голосе — отчаяние, на лице — улыбку разочарования.

Если бы он мог, если бы она послушала, он бы отпустил её. Плевать на Велеса с его стишками. Кому это вообще всё надо? Миру? Древнеградским магам? Немажам? Тогда почему единственно способного спасти их человека так бьют? Почему не помогают? Не знают? Не хотят? Нельзя?

Но столь глобальные вопросы порождали вопросы низшего порядка, и он снова и снова спрашивал себя — почему именно сейчас? Он задавался вопросом, как поведёт себя Марик в ночь Воронова Права? Он вспоминал слова Глеба и задавался вопросом, с чего бы Лиходеду подстраивать все так, чтобы именно его обвинили в нападении, и почему Орели Боян солгала.

Он всё же собирался обсудить это с друзьями. Но сейчас язык его одеревенел, на самом деле от страха, потому что если все эти слова будут произнесены, он уже не сможет опровергнуть ложь, кем-то в них заложенную.

…

Уже дома, не разуваясь, открыв дверку серванта и сказав себе, что это для храбрости, он налил себе полстакана вина. На вопросительный взгляд деда он вызывающе промолчал и залпом выпил. Дед потёр нос, секунду помедлил, качнувшись вперёд-назад на каблуках, и незаметно вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся и так же незаметно подставил под руку Каю тарелку с колбасой и помидорами. Кай взял кусок и налил себе снова. Где-то внутри у сердца было очень больно. Дед опустился в кресло рядом, не говоря ни слова. Кай не посмотрел на него, он провалился в свои мысли.

Возможно, она, Веремия, знала гораздо больше. Возможно, перемена в Марике — результат её колдовства. Это, думал он, возможно. И ещё она действительно испугалась последних слов Доброго Дуба. Он подумал, что в свои дремучие за-сто лет она была чертовски упрямой мерзавкой, а в молодости, дрянная ведьма, наверняка, была ещё и красавицей — но даже мерзавки и красавицы должны бояться кого-то, не так ли?

Его настроение ухудшалось. Кай упорно пил, убеждая себя, что если не замечать боли, она уйдёт. Перед ним появилась тарелка дымящегося супа. Он возил в ней ложкой и думал о поломанной судьбе, о девушке, которая была очень похожа на идеал, о Древе с опаловыми желудями и о договоре с Велесом, который должен привести к Возжжению полумёртвого Экзовитариума. Ему вдруг стало тоскливо. Он где-то слышал, что мужественность не связана с победой над страхом. Надо ли ему выбирать, каким быть — мужественным или бесстрашным. Является ли страх признаком слабости, спросил он себя, сразу же подумал, что это не так, а затем он не помнил уже, о чем он спрашивал себя, и снова глотнул из бутылки. Он найдёт её. И вернёт её. Он не может вынести мысль, что она где-то и может уже любит кого-то другого. Он выпил за эту мысль. Он отчаянно зевал, макал хлеб в остывший суп, пил снова и пытался сосредоточить взгляд на часах на стене, но взгляд скользил по стене в окно. Дед молча сидел напротив.

— Я люблю тебя, — сказал он ей, натянул одеяло на плечи и выпил ещё немного.

Дед опустил голову и потёр глаза.

— Я тебя тоже, внук.

Всё было так просто. Так было всегда. Он улыбнулся и сбросил одеяло. За окном, вдалеке в небе, как ему показалось, мелькнуло серебристое свечение. Он заметил его, грустно подумал и о нём, решив, что эта серебристая искра в небе заслуживает, чтобы за неё выпить. Там, наверняка, их верная Мистика. Он засмеялся и выпил снова. С ней не так страшно. Надо бы покормить её и отпустить Карну, или даже прогнать, прямо сейчас, решил он и оттолкнулся рукой от серванта, откупорив четвертую бутылку.

Вместо этого он уронил голову на руки и уснул. Ему снились дурные сны, и даже во сне он почувствовал боль.

* * *

Он закрыл глаза. Свет в окне был невыносим.

Потом он резко поднял голову, открыл глаза, и уставился на большое красное пятно в небе. Он знал, что это. Это была Кровавая Луна. Ночь Воронова Права. Значит вот так сразу…

Левая рука неприятно царапнула по постели.

Он в кровати, этого он не помнил. Он помнил, как выпил глоток коньяку, и вкус ему не понравился. Как бросил начатую бутылку с балкона во внутренний двор и услышал, как она разбилась о камни, и голосом Кикиморихи кто-то прокричал «Ах, бесстыжие!» Он крикнул в ответ: «Иди в задницу!» Он слышал, как его ноги волочатся по паркетным доскам и голос деда приговаривает «не бодайся», слышал, как невдалеке щёлкнул дверной замок, и кажется, ещё лица Музы и Карны. Это было вчера, давно. Сейчас на улице раздались хлопки — кто-то выбивал ковёр. В черепе отдалось звоном. Он со стоном закрыл глаза. Кровать, казалось, плясала под ним, комната двигалась как кабина чёртова колеса в режиме спуска.

Левая рука болела, он приподнял её, и застыл в недоумении.

Рука в запястье была пронзена иссиня-чёрным длинным пером, глянцевым, какие бывают у диких лебедей. Или у ворон тоже?..

Он поднёс руку поближе к глазам — в месте прокола виднелась запёкшаяся кровь, но боли он не чувствовал. Он с опаской и дрожью попытался вытянуть его из руки. Перо не поддалось, острый конец торчал со стороны ладони. Ни спрятать, ни вынуть. Пошевелил пальцами — кажется, рука была цела. Он поднял её, опустил, попробовал сжать в кулак.

Он откинул голову на кровать и упёрся взглядом в белый потолок. По ковру молотили будто бы уже прямо у него в комнате. Чтоб ты сдох, хрипло сказал он, и каждая буква этой мысли иголками впилась в глаза изнутри.

В дверь побарабанили, «иди есть», — дед, конечно. Кай встал. Качнулся на нетвёрдых ногах и пожалел, что не остался лежать на кровати, а лучше б и на полу.

Он вышел в коридор, по стене добрался до ванной, его снова кинуло, он ухватился за раковину, и его стошнило.

«Правило, да? Убирать сам будешь», — донеслось из кухни.

Кай был в отвратительном настроении, что меньше всего располагало к выслушиванию справедливых упрёков, но ему зверски была нужна еда. И дед был прав. И у деда была еда.

Он прибрал в ванной, набрал полный умывальник воды и опустил голову в воду, задержав дыхание, позволив струе из крана течь сквозь волосы. Он вытащил голову из воды, и отряхнувшись не хуже уличного пса, вышел в кухню и выглянул в окно. Внизу на асфальте виднелись стёкла разбитой бутылки. Трёх разбитых бутылок… Кикимориха с совком и в резиновых перчатках, грузно наклоняясь, собирала зелёные осколки. Попутно она пытливо разглядывала прохожих и соседей, будто желая уловить доказательства заговора против неё в их бесстыжих глазах. Каю стало стыдно. Он вздохнул. Владелец пыльного ковра был невыносим. Кай зажмурился и застонал.

— Вот урод!

Дед поставил на стол тарелку с прозрачным бульоном, порезал чёрный хлеб, Кай снова почувствовал муть в желудке. Он никогда не будет пить снова, никогда. Он открыл один глаз и посмотрел уныло в лицо деду. Тот усмехнулся.

— А ты как думал? За всё надо платить.

— Я слышал, оное лечат оным… — проскрипел голос Кая.

— Ты вчера истребил все запасы, так что супчик и вот ещё… — дед Егор наклонился и поднял с пола трёхлитровую банку с огурцами, — рассольчик.

Час спустя, с супом и литром огуречного рассола в желудке, он понял, что чувствует себя гораздо лучше.

Оставшись один, Кай сел на краю кровати. Он ещё чувствовал головокружение и задавался вопросом, какие силы потребуются от него этой ночью. Боль в голове все ещё пульсировала, и пробитая рука слегка ныла. Он беззлобно выругался и повалился на кровать. Хорошо, хоть на учёбу сегодня не нужно.

Его отстранили на три дня, таково было решение Соломеи Медвяны.

Как ни парадоксально это звучало при данных обстоятельствах, но всё складывалось самым удачным образом…

Примечания

2

Status quo ante bellum — (лат.) «Статус-кво (положение), бывшее до войны», «возврат к исходному состоянию».