Когда они вернутся

Елена Лычёва, 2023

Их пять. Они вместе уже тысячи лет. Они связаны узами, которые не в силах разорвать. Они всегда появляются там, где нужны. Они умеют делать то, чего не могут делать обычные люди. Их силы и способности – дар пяти стихий природы: земли, дерева, огня, воды и металла. С их появлением связывают мистические события. Они – победители и жертвы одновременно. Участие в событиях – это конец их пребывания на Земле в данный период.Больше всего они хотят быть обычными людьми. Но они не обычные люди. Они – великие.

Все персонажи выдуманы. Любые совпадения случайны.

Часть первая, в которой обычные люди узнают о кое-чём мистическом

Год 1995-й

— Боже правый — воскликнул сэр Томас Мор. — И Петерсен, и Карлос в один голос говорят, что они больше не сойдутся. Петерсен сказал даже не так. Он сказал, что им не стоит сходиться. И что нам теперь делать?

— Андрэ, который в это время наполнял стаканы виски, развернулся так резко, что выплеснул часть напитка на пол.

— Вы имеете ввиду Их?

— А кого же ещё? Мне плевать, пусть хоть всё человечество сходится и расходится. Но не они же. У них есть обязательство. У них есть миссия. Они же не обычные люди, черт их дери.

— Сэр Томас — осторожно начал Андрэ. — А вы уверены, что они те самые? Ну вы понимаете, что именно их мы ждали?

Сэр Томас устало потёр лоб, протянул руку за стаканом.

— Боюсь, в этом нет ни малейших сомнений. Я изучил все свидетельства, и всё указывает на то, что это именно они. Да ты же сам, Андрэ, проводил исследования. Ведь именно ты нашёл Великую, разве ты не помнишь?

— Ну да — Андрэ слегка замялся. — Но вы понимаете, «миссия», «Великие», это же в голове не укладывается. Ну не могу я до сих пор поверить в эту чертовщину.

Сэр Томас усмехнулся:

— Неужели? Вот так таки и не можешь? Забавно слышать это от тебя. А если бы тебе хоть кто-нибудь сказал, что на свете существуют люди, которые умирают, а затем возвращаются? В то же время, в то же место. И проживают свою жизнь снова и снова. Ты бы поверил? Вот ты сам сколько раз возвращался?

— Эта жизнь третья. Тут вы правы, скажи мне об этом посторонний, не поверил бы. Я и так не верил, вы же помните. Когда вы мне рассказали, что я — возвращенец. Вы меня, как сейчас помню, убеждали долго. До сих пор не верится, что на свете существует 45 человек с такими аномальными способностями.

— Не 45. Нет, Андрэ, нас должно быть пятьдесят. И ни человеком меньше. Сорок пять возвращенцев и пять Великих. Всегда так. И мы будем рождаться и проживать свою жизнь, пока не выполним миссию. Вот поэтому мы так и ждём пятёрку. Именно они должны нам рассказать, что это за миссия. А мы в свою очередь должны выполнять их указания и помогать.

— Так может они не верят? Как я в своё время?

Сэр Томас не ответил. Он и сам не ожидал, что всё будет так непросто.

Он жил свою пятую жизнь. И каждая была невероятно долгой. Всё это время он изучал архивы прошлых появлений Великих. Что, учитывая строгую секретность, которая их окружала, было не очень-то легко.

Часть архивов была на языках, прочесть которые было невероятно сложно, типа древнекитайского, часть погрызли крысы, испортили сырость или жара, часть была зашифрована. Архивы постоянно перевозились с места на место, опять-таки из соображений секретности.

Последняя запись о появлении Великих датировалась 1918-м годом. Соединённые Штаты (хоть тут повезло, с языком проблем не возникло) — место и время последнего появления Великих. Именно эти записи получил сэр Томас, когда ему исполнилось 13 лет.

— Всегда пять, всегда, — сэр Томас говорил задумчиво, будто продолжал внутренний монолог. — Они рождаются в том месте, в той стране, где должно произойти Событие. Каждый раз первой появлялась женщина. Её спутник всегда был вторым. И трое детей. Только Великая может родить возвращенцев. Они и становятся последними из нас. Пять человек, пять стихий. Каждая создаёт по Великому, воплощает в человеческом образе и присылает к нам, дабы нас защитить.

— Ну вот это я ни за что не поверю. Двадцатый век, что ещё за байки такие? Сто-двести лет люди возможно и верили в такую галиматью. Но не в наше же время, помилуйте сэр Томас. Вы же не серьезно?

— Ах, милый Андрэ. Вы мыслите категориями обычных людей. Но разве же мы обычные? Разве само наше существование не доказывает, что в мире есть вещи, недоступные для понимания большинства?

Сэр Томас плеснул виски в опустевшие бокалы.

— Мало кто знает, что я получил свое имя от знаменитого предка. — продолжал сэр Томас. — Да, того самого сэра Томаса Мора. Лорда-канцлера Англии, казненного Генрихом VIII Тюдором. В нашей семье из поколения в поколение передаются черновики его работ. Можно сказать, семейная реликвия. Я изучал эти архивы с тех пор, как мне исполнилось 10 лет. И вдруг наткнулся на незнакомую мне главу «Утопии». В этой главе говорится о неких пяти людях, что пришли на Землю, дабы нас защитить. Они прекрасны и совершенны в своих помыслах, и каждый из них связан со своей стихией. Стихия их рождает, даёт им силы дабы участвовать в неком Событии. Любопытно, как он описал исчезновение пятерки. «Буквально растаяли на глазах».

— Ваш предок был великим выдумщиком, сэр Томас. Утопистом.

— Это так, — Мор закивал головой, соглашаясь. — Я и сам сначала подумал о том же. Но в 13 лет, в день моего возвращения, ко мне пришел историк предыдущего клана и посвятил в историю возвращенцев. Рассказал он и о пяти Великих, что заставило меня повнимательнее перечитать записи моего предка.

— И? Вы поверили?

— Я начал сопоставлять факты. Великие появляются примерно раз в 100 лет. И всегда или почти всегда после их исчезновения, начинается эпидемия или пандемия.

— Так может мы все неправильно понимаем? Может они из плохишей? Сами говорите, рождаются стихией. Вдруг Земля таким образом борется с перенаселением? А они каким-то образом дают толчок болезни?

— Если бы я так думал, то решил бы, что мы с тобой играем не за ту команду. Вот ты, Андрэ — врач. Смог бы ты участвовать в геноциде народов? Даже из благих побуждений.

— Нет, никогда — признал Андрэ.

— Во времена моего знаменитого предка, то есть в начале 16 века, эпидемия оспы унесла жизни 95% коренного населения Мексики и Перу. Погибли две самые древние цивилизации: инки и ацтеки. Я решительно отказываюсь верить, что великий гуманист Томас Мор был причастен к этой трагедии.

— А он-то тут при чем?

— Факты говорят, что он был таким же, как мы. Откуда бы он мог знать о Великих, если бы не был возвращенцем? Но вот, что любопытно: нет ни одного свидетельства, что мой предок побывал в Южной Америке.

— А должен был?

— Миссия, Андрэ, миссия. 45 возвращенцев помогают Великим. Для этого нам дана способность возвращаться. Собрать знания, накопить опыт, помочь Великим совершить некое деяние, с которым бы обычный человек не справился. Впрочем, я не знаю, можно ли считать их людьми, если их рождает стихия.

— Но ведь рожают же их люди, верно? — заёрзал Андрэ. — Они же не появляются из воздуха?

— Конечно. Они появляются на свет в самой обычной семье. В данном случае их семья не важна. Важен только их брак и их дети.

Сэр Томас замолчал. Он замер, будто копался в своей старческой памяти. Сделал это сэр Томас для театрально эффекта, чтобы привлечь внимание собеседника. Несмотря на преклонный возраст, на память старик не жаловался.

— Как я уже говорил, Великие всегда рождаются в той стране, где происходит Событие. — продолжил он. — А после в той же местности начинается мор. В случае моего предка — это территория Южной Америки. Как туда мог попасть Томас Мор? В то время только на корабле. Ты представляешь, сколько бы времени заняла дорога в обе стороны? А ведь было еще 44 человека, которые должны были совершить тот же путь.

— Я вижу, сэр Томас, у вас есть мысли по этому поводу.

— Да, но тебе они не понравятся. Я думаю, Великие умеют открывать что-то вроде портала. Или мгновенно переноситься с места на место каким-то иным мистическим образом.

— Да полно вам. Вы меня разыгрываете.

— На самом деле нет. Только это объясняет, как они перемещались в древности. Пандемия чёрной чумы началась в Монголии и Китае. Вряд ли все возвращенцы жили в том же регионе. Не по шёлковому же пути они добирались верхом на лошадях. Значит Великие умеют каким-то способом быстро перемещаться с места на место. До сих пор неизвестным человечеству.

— Вы же считаете, что мы уже знакомы с Великими. По крайней мере, с тремя из них. Как-то не похоже, что они обладают сверхъестественными способностями. Люди, как люди.

— Поначалу они и есть обычные люди. Не совсем обычные, конечно, а возвращены, как мы с тобой. Но в остальном ничем не отличаются. Метаморфозы начинаются непосредственно перед Событием. Историки кланов указывают, что Великие в некий момент приобретают нечеловеческие силы и способности. Что становится толчком, неизвестно.

— Так вы считаете, что появление Великих связано с новой пандемией?

— Именно так я и считаю.

— Но вы же сами сказали: мор начинается в той стране, где рождаются Великие. Они же не в Китае родились. Это же территория бывшего СССР.

— Да, мой друг. И это значит, что все наши предыдущие жизни, мы искали не там. Вирус пришел вовсе не из Ухани. Но это открытие нам никак не поможет, если мы не помирим нашу строптивую парочку.

19 июля 1979-го

Лерочка сошла с ума. Внезапно, без каких-либо причин взяла и сошла. Сегодня ей исполнилось тринадцать, но вместо радости, день принёс ей болезнь.

Лерочка жила с родителями в маленьком нефтяном городке в Сибири. Каждое лето её отправляли к бабушке и дедушке на Украину в маленький город Кременчуг, чтобы «витаминов набралась».

Это были её самые любимые три месяца в году. Здесь был пляж на берегу Днепра, парк с качелями и дискотекой, настоящие кинотеатры, а не обшарпанные дома культуры.

Здесь был дедушка со своими рассказами о былых годах. Бабушка, хоть и строгая, но внучек она любила и ничего для них не жалела. Подруги, с которыми Лерочка познакомилась ещё в песочнице.

Здесь можно было носить красивые платья, а не унылую и грубую школьную форму. И было лето. Три месяца лета. И конечно же День рождения.

Сегодня бабушка собиралась приготовить праздничный обед, поэтому с утра пошла на рынок. А Лерочка побежала во двор. Подружек там конечно ещё нет, отсыпаются, пока каникулы. Но и без подружек во дворе была масса интересного.

Хоть и ранний час, а во дворе уже была спека, как называла бабушка летнюю жару. Над цветником во дворе жужжали пчёлы. Лерочка достала из кармана спичку, сорвала нераспустившийся бутон мальвы. Если нанизать на спичку бутон, будет голова куколки. А из цветка ноготков можно сделать платье. И поиграться куколкой, пока во двор не выйдут подружки.

Впрочем, играться с самодельной куклой скоро надоело. Цветы быстро завяли и стали некрасивыми. Лерочка переключилась на новую игру: делать накладные ногти из лепестков. Она уже потянулась к космее, чтобы из её разноцветных лепестков сделать себе маникюр, и вот тут-то оно и случилось.

Внезапно Лерочку накрыло тенью какого-то снаряда. Совсем рядом раздался взрыв, и в девочку полетели осколки. В ужасе она закрыла голову руками и инстинктивно бросилась на землю. А дальше крики горящих людей, дым, смрад.

Лерочка в панике оглядела двор. Вокруг было мирное украинское утро. Не было ни криков, ни разрушенных зданий. И если на то пошло, то в их дворе вообще никогда не было зданий из бетона и стекла. Да вообще во всём Кременчуге подобных зданий не было.

Это всё от жары — успокаивала себя девочка.

Страшные видения вроде закончились, но в голове её вдруг зазвучали голоса. Много голосов, не один десяток. Голоса говорили с ней на разных языках, а Лерочка их понимала.

Надо сказать, что в изучении языков она не преуспела. Кроме украинского, на котором говорила бабушка, девочка ни одного иностранного языка не знала. В их маленький сибирский городок учителя ехали неохотно. Знания по языкам давали довольно обрывочные. Перерывы между занятиями иногда составляли несколько месяцев.

И как тогда понять, отчего девочка в считанные секунды вдруг стала настоящим полиглотом? Она ведь понимает абсолютно всё, о чём эти люди говорят. Более того, она чувствует их настроение. Кто-то в этот момент смеётся, и Лерочка невольно улыбнулась. Кто-то горько плачет, и у девочки глаза на мокром месте.

Лерочка не успела осознать этот феномен, как её «накрыло» третий раз.

Образы, видения, словом какие-то галлюцинации. Девочка опять схватилась за голову, надеясь, что это поможет. Но не помогло. Лерочка села на бордюр и сделала то, что делают все девочки, когда им страшно. Она заревела.

И тут вдруг девочка увидела свою бабушку, возвращавшуюся с рынка. Бабушка была жива и невредима, хотя Лерочка могла поклясться, что буквально несколько минут назад, видела её похороны в своих видениях. Лерочка кинулась к бабушке и крепко её обняла.

— Жива, жива. — всё повторяла и повторяла внучка.

— Що з тобою, моя дівчинко? Ти напевно на сонці перегрілася. Підемо додому. Полежиш. А на обід прийдуть твої подружки.

Но праздничному обеду состояться было не суждено. Потому что внучке лучше не стало, а к вечеру поднялась температура. Бабушка сделала вкусный чай с мятой и мелиссой, заставила Лерочку съесть малинового варенья. Варенье помогло, всегда помогало. Температура спала, но дурацкие видения уходить не желали.

Лерочка слышала, как заходили подруги, но вставать не стала, сделала вид, что спит. Она была умной девочкой, и понимала, что видения — это плохо. Это просто дурка какая-то, а потому рассказывать о них никому нельзя.

Потом она и вправду уснула, и ей снились странные сны. Ей снилась, что она взрослая. Она видела каких-то незнакомых людей во сне, видела незнакомых мужчин, про которых знала, что они — её мужья. Видела рождение сына. Видела смерть бабушки, дедушки и родителей. Видела свою смерть.

В 13 лет такие видения пугали до чёртиков. Она просыпалась с криками и слезами. Старалась подольше не спать. Но когда она бодрствовала, видения не уходили. Они были, словно воспоминания, очень эмоциональные и яркие.

На третий день вдруг пришло озарение: она, Лерочка, должно быть ясновидящая и видит свою будущую жизнь. И вот тогда она поклялась себе, сделать всё наоборот. Чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах, не сбылось то, что она видела.

Ванда Новак жила в маленьком польском городишке Любыча-Крулевская на границе с Украиной. Она родилась в тот же день и год, что и Лерочка, но ей повезло гораздо больше. Польша хоть и была страной соцлагеря, но граница не была запечатана на огромный замок, как в СССР. Иностранцы въехать могли.

Поэтому в день, когда Ванде исполнилось тринадцать, и она вспомнила свою прошлую жизнь, она не была одна, с ней был Петерсен Петерсен. Именно Петерсен и рассказал ей, что она — возвращенка. Последняя из сорока пяти.

— Между всеми возвращенцами существует связь, — рассказывал датчанин. — Вроде телепатической. Будто исходят некие сигналы: в это время, в этом месте скоро появится возвращенец. Он не должен быть один в день своего тринадцатилетия. Потому что в День рождения к таким людям, как они с Петерсеном, возвращается память о их прошлых жизнях.

Каждый из сорока пяти чувствует, что скоро к ним присоединится новый член. Петерсен приехал из Дании, чтобы читать лекции по микробиологии в Лодзинском университете. Вчера он почувствовал, что ему нужно приехать в город, где жила Ванда. Вернее, почувствовали все, но раз уж он был рядом, то именно на него была возложена обязанность, быть рядом и всё ей объяснить.

Все члены клана живут нормальной жизнью. Кто-то работает, кто-то занимается наукой. Почти все живут в разных странах, имеют семьи, дома. Живут хорошо, потому что своих членов клан обеспечивает необходимым.

Очень важно, — несколько раз повторил Петерсен, — чтобы возвращенцев ничего не отвлекало от работы и учёбы. Их работа очень важна. В будущем она поможет Великим выполнить их Миссию.

Петерсен так и сказал: Миссия с большой буквы.

Про миссию Ванда не особо поняла, не сказать, чтобы это было ей интересно. А вот в то, что она исключительная, девочка поверила сразу. Ну ещё бы, а кому в тринадцать хочется быть обычной?

Ты должна очень хорошо учиться. Интуиция тебе подскажет отрасль, которую необходимо изучать. Будь прилежна. Мы все — винтики одного механизма. Если кто-то выполнит свою работу плохо, это может повлиять на результат.

И Ванда тут же дала обещание. Ну а что поделаешь, за счастье быть избранной приходится платить.

Вот так и получилось, что возвращение Леры осталось незамеченным. Почти все решили, что почувствовали возвращение Ванды.

Сорок пять «проворонили» приход Великой. Они найдут её только через 16 лет.

Год 1995-й

Андрэ тот день запомнил хорошо. Ему на работу позвонила женщина.

— Здравствуйте доктор Мартен. Меня зовут доктор Валерия Василенко. Мне нужен ваш профессиональный совет. На следующей неделе я прилетаю в Париж из Киева. Была бы благодарна, если бы вы назначили мне приём.

«Киев, Киев, где это?» — пронеслась мысль у Андрэ. Три года назад развалился Советский Союз и после распада образовалась куча новых стран. Из какой именно звонила эта дама, он не знал.

Но она говорила по-французски. Не по-английски, как большинство из них, по-французски! Видимо это и помешало Андрэ сразу отказать.

На самом деле ему было любопытно встретиться с коллегой из бывшего СССР, но он уже обещал своим детям, что на следующей неделе они поедут в Сен-Тропе.

Андрэ вообще никак не оправдывал реноме француза. Он был страстным любовником, но только со своей женой. Вот уже третью жизнь он женился на одной и той же женщине и на свет появлялись одни и те же дети. И к своим семейным обязанностям он относился не менее серьёзно, чем к профессиональным.

Он отговорился тем, что сейчас слишком занят, чтобы разговаривать. Записал в блокнот имя и телефон звонившей. Нужно было навести справки о бывшей коммунистке.

Черт, как же не хватает google. Через три года проблем в сборе информации не возникло бы. Но делать нечего, Андрэ пришлось действовать по старинке. Он взялся за трубку телефона.

Примерно через час он кое-что узнал.

У Валерии Василенко была довольно узкая специализация — функциональная диагностика. А это требует навыка практически во всех отраслях медицины. Молодая, ей не было ещё и тридцати, но имя её уже было довольно известно.

Начинала она, понятно, ещё в Советском Союзе. И уже тогда работала в лучших больницах Киева. Несколько лет назад она одновременно с работой, начала вести спецкурс по диагностике в Киевском медицинском. Собственно, она была чуть ли не единственным диагностом в Украине.

Именно поэтому к ней обратился кто-то из местных олигархов по поводу своего больного сына. Многие доктора зашли в тупик с постановкой диагноза, но Валерия проявила упорство, докопалась до истины и назначила ребёнку лечение. В благодарность за чудесное исцеление, олигарх предложил ей создать и возглавить отделение диагностики в одной из центральных больниц.

Вскоре выяснилось, что легче построить новый медицинский центр, ибо бюрократия в Украине была очень сильна. И олигарх построил. За пару лет здание было возведено и оснащено необходимым оборудованием, а Валерия заняла в нём место ведущего врача.

Она наотрез отказалась возглавить центр, мотивируя тем, что она — не коммерсант. Но слово её тем не менее осталось довольно веским. И она выторговала право иметь возможность лечить некоторых пациентов бесплатно.

С таким человеком не встретиться было нельзя.

Вздохнув, Андрэ набрал номер жены.

Мадам Василенко пришла на приём минута в минуту. И не одна. С ней был мальчик лет тринадцати. Сначала Андрэ подумал, что мальчик — её пациент и речь пойдёт о нём. Поэтому первые слова Валерии застали доктора врасплох.

— Доктор Мартен я бы хотела стать вашей пациенткой. Я не смогу изложить суть дела, если не буду твёрдо уверена, что сказанное мной не останется в тайне.

— Это можно, но услуги мои стоят недёшево.

— Я располагаю нужной суммой. Мне нужен лучший генетик. Когда я наводила справки, все указывали на вас.

Ну ещё бы не лучший. У него было в три раза больше времени на изучение этой отрасли. Всё же третья жизнь. Андрэ ободряюще кивнул.

— Это мой сын — Герман.

«Сын». — Андрэ удивился. — «Во сколько же она его родила?»

Однако дальнейшие слова украинской докторши удивили специалиста по генетике ещё больше.

— У нас с ним один недуг, скажем так. — продолжила Валерия. — Мне кажется, он получил психическое расстройство в наследство от меня.

— Мадам, прошу вас остановиться. Вы — доктор и не хуже меня знаете, что я не тот специалист, что вам нужен.

Валерия посмотрела на него укоризненно.

— Психиатр? Вы мне предлагаете галоперидол? Можете себе представить, какая паника начнётся среди моих пациентов, если они узнают, что их врач «с приветом»? Кроме того, в такие методы лечения я не верю. Я уверена, что все наследственные болезни можно изучить на генном уровне, разве вы не этим занимаетесь? К тому же вы ещё не знаете природу наших нарушений.

Тут Андрэ не мог не согласиться. Начни она принимать антипсихотик, как с врачом с ней было бы покончено.

— Хорошо, мадам, я вас выслушаю. Но не обещаю, что смогу помочь.

— Благодарю, доктор Мартен. Итак, всё началось, когда мне было 13 лет. Собственно, это началось прямо в день моего рождения. Понимаете, у меня начались видения. Но все они касались только моей жизни. Я как будто проживаю две жизни одновременно. Вернее, больше похоже на то, что я уже когда-то прожила свою жизнь, а теперь проживаю её ещё раз. В детстве я считала себя ясновидящей, но что это за ясновидение, если я вижу лишь то, что якобы происходило или будет происходить только со мной? Самое смешное, что я научилась жить с этим недугом. Я его даже использовала. Ну сами подумайте, я могу купить акции компании, о которой сегодня ещё не знают. К примеру, такая компания будет называться google. Допустим, через три года такая компания появится и акции её будут стабильно расти. А я смогу сказочно разбогатеть.

Андрэ подумал, что он ослышался. Google, она так сказала? В этом мире о такой компании знают единицы. Вернее, только 45 человек. Это ведь может означать только одно. Только одно, черт побери.

Валерия тем временем продолжала:

— Все мои видения сбываются. Вот в чем дело. Я заранее знала, что Брежнев умрет в 1982-м. А через десять лет после этого накроется Совок (слово Совок она произнесла пренебрежительно). Но я жила в тоталитарном государстве, как я могла это использовать? Не дай бог чтобы хоть кто-то узнал, что я владею подобной информацией. Меня бы заперли в психушке и выбросили бы ключ. Конечно вы мне верить не обязаны, я могла бы вам рассказать о многом, но доказать ничего не смогу, пока эти события не произойдут. Разве что события ближайшего времени. Сейчас середина октября 1995-го. Значит через несколько дней произойдёт теракт в Парижском метро. Если всё будет так, как я сказала, вы возьмётесь меня лечить?

— Лечить? От чего же вас лечить прикажете? Вы же мне только что объяснили, что существуете с этими особенностями, скажем так, с приятной выгодой для себя.

— Это так. И я бы ни за что к вам не приехала, если бы не мой сын. Видите ли, несколько дней назад ему исполнилось 13 лет…

— И у него начались те же самые «видения», как вы их называете — договорил за неё Андрэ.

Валерия просто кивнула. Но Андрэ уже на неё не смотрел.

«Нужно убедиться, нужно сначала убедиться» — думал он, одновременно вскакивая и делая приглашающий жест к двери.

Была у генетика секретная лаборатория, в которую не имел доступ персонал больницы. До сегодняшнего дня эту лабораторию посещало только 45 человек. Избранных человек, необычных. И вот сегодня её порог переступят ещё двое.

Обследования доктор Мартен проводил лично. Не мог же он кому попало показывать оборудование, которого на сегодняшний день ещё нет и быть не может. Почти всё в лаборатории он изготовил сам, или кто-нибудь из инженеров клана возвращенцев по его личному заказу.

Валерия с интересом оглядывала навороченное оборудование. Вся эта «продвинутая» техника вызвала у неё живейший интерес. Брови её то и дело взлетали вверх от удивления. И наконец, украинская докторша пристально посмотрела на французского коллегу.

«Она поняла, всё поняла. Она же врач. Тут не спишешь всё на прогрессивность французской медицины».

Андрэ уже думал, как всё объяснить своим новым пациентам. Но Валерия расспрашивать не стала. Просто села в кресло, ободряюще улыбнулась и произнесла:

— Делайте своё дело, доктор.

Андрэ несколько часов обследовал и изучал семью Василенко. Потом он отпустил пациентов, договорившись о встрече на завтра. А потом он позвонил.

— Сэр Томас, я её нашёл. Сомнений быть не может. Я нашёл Великую.

Сэр Томас Мор родился с «серебряной ложкой во рту». Вернее, рождался каждый раз.

Потомственный аристократ, богатая семья, прекрасное образование. Плюс от природы пытливый ум, способность к изучению языков, очень располагающая внешность. Он был вроде старой тетушки, которой доверяли свои секреты. Умел утешить, успокоить, и дать правильный совет.

Молодым бывал влюблён, бывал женат, были у него и дети. В основном ради наследования титула. И чтобы не заморачиваться поисками партнёра для секса. Семейная жизнь сэра Томаса не увлекала.

Настоящей страстью оставалась история возвращенцев. И руководство сорока пятью. Почтенный возраст и вышеперечисленные качества делали из старика отменного лидера. Это миссия историка клана: быть лидером.

Нет, покопаться в пыльных архивах всё равно пришлось. Но главная миссия — быть первым помощником Великих. И он готовился им стать. Целых пять прожитых им жизней.

И вот появился некто более значительный, кто укажет им путь и будет решать более глобальные проблемы. Пришла пора сложить с себя полномочия лидера и следовать чьим-то указаниям.

Надежда, облегчение, возбуждение — вот, что почувствовал старик. Он устал возвращаться. Он хотел покоя. У него теперь осталось два дела: выполнить миссию и передать архив следующему поколению сорока пяти так, как ему передали в своё время. Ибо тот, кто родится первым в следующем клане возвращенцев и будет историком. Так уж заведено.

Обычно все тонкости существования возвращенцев излагал вновь проснувшемуся тот, кто находился ближе. В других обстоятельствах, Андрэ справился бы сам. Но не в этот раз. Теперь явилось высокое, и даже высшее начальство. Следовало собрать если не всех, то хотя бы тех, кто способен добраться до Парижа до завтрашнего дня.

Сэр Томас позвонил и заказал билет на самолёт на самый первый рейс Лондон-Париж.

Кумар Бхаратия «спинным мозгом» чувствовал, что на сегодняшней встрече клана возвращенцев произойдёт нечто необычное.

В 1979-м, когда вернулась последняя из них — Ванда Новак, в их клане царило оживление. На девочу возлагались определённые надежды. Потому что никто из женской части сорока четырёх пока не родил возвращенца. Когда Ванда родила своего первенца, доктор Андрэ Мартен тщательно обследовал младенца, но никаких абсолютно признаков потенциального возвращенца не обнаружил. А значит Ванда не могла быть Великой. И почти все в их клане стали верить, что на их жизнь встреча с Великими не запланирована.

Но не Кумар. Он, будучи индуистом, верил в реинкарнацию. И в неслучайную связь с другими людьми. Потому и возвращение своё принимал не так, как все в его клане. Он верил в миссию и в то, что в жизни всё не случайно. Что если он, Кумар, вернулся во второй раз на то же место и в то же время, то в этом должен быть сакральный смысл.

И кроме того индус верил в то, что если у умершего остались какие-то незаконченные дела или неисполненные желания, душа не может переродиться в новое тело. Она так и будет слоняться между двумя мирами, пока её желания не исполнятся, а дела не будут завершены. Значит Событие должно произойти, это дело не может остаться незаконченным. А Великие должны появиться.

Ещё в нём была некая сверхчувствительность. Он не задумывался о природе своих предчувствий. Но очень им доверял. В год и день рождения Ванды, он чувствовал что-то ещё, кроме радости от рождения последней из возвращенок. Как ребёнок, не сделавший домашнее задание, чувствует вину, так же и индус испытывал дискомфорт. Будто он что-то забыл. Будто он чего-то не сделал. Будто что-то судьбоносное происходит, а он, Кумар это прощёлкал. Потому и рождению Ванды радовался не в полную силу. Предчувствие было тревожным.

Кумар был математиком. С идеальным музыкальным слухом, что нередко бывает в среде математиков. Недаром в Греции музыка считалась частью математики. В древности верно говорили: «Вначале было число». Многие математики начинали свою деятельность с увлечения музыкой. Как и наоборот, многие музыканты использовали математику для написания своих шедевров. Например, Бах, любимый композитор Кумара.

Идеальный музыкальный слух индуса уловил в тот день некий диссонанс. В его голове уже «разговаривали» 44 человека. А с 19 июля 1979-го по всем законам голос должен был прибавиться один. Но Кумар слышал ещё кого-то. Робкий девичий голосок, который почти не давал о себе знать. Это был голосок девочки — подростка, который математик слышал очень неотчётливо, но тем не менее слышал.

Голосок появлялся, когда девочка не могла скрыть своих чувств: плакала или смеялась. А в остальное время он замолкал, иногда надолго. Кумар уже научился вычленять его среди других голосов в своей голове, на то у него и был идеальный слух.

Он ждал этот голосок, радовался его появлению. Но поскольку он появлялся не часто и бессистемно, Кумар пришёл к выводу, что девочка умеет закрываться от всех. Она не даёт услышать себя всему клану. И если бы не особые музыкальные способности, Кумар бы тоже ни за что его не почувствовал. Голосок был, как предчувствие. Он никогда не звучал громко. И избегал общения с остальными сорока четырьмя голосами.

О своей находке индус не рассказывал никому. Это была его сокровенная тайна. Его открытие. Он совершил немало достижений в математике, но тайна девочки занимала больше всего остального.

Как и любой другой учёный, он изучал и анализировал. Он углублялся в эти мысли так часто, как мог себе позволить.

Впрочем, одному человеку он всё-таки отрылся.

Эдуар-Тома Симон был коренным таитянином. Со свойственной тем открытостью взглядов и чувств. Он единственный, кроме самого Кумара, не поверил, что в этой жизни не произойдёт События. И что Великие не родятся.

Не потому, что верил, а потому что привык подвергать сомнению очевидное. Эдуар-Тома вообще не считал, что чего-то произойти не может. А потому не поднял на смех Кумара, когда тот рассказал о своей находке.

— Так ты думаешь, что девочка родилась? Великая? — только и спросил островитянин.

— Да. Я думаю, что да. Я плохо её понимаю, почти не слышу. Но в моей голове определённо появился некто посторонний.

Эдуар-Тома не стал шутить по поводу голосов в голове. В конце концов он и сам их слышал. Пожал плечами и спросил:

— И что? Не думаешь, что нужно кому-то рассказать?

— А что я могу рассказать? Я слышу этот голос, как эхо. Будто это тень, которую отбрасывает обычная речь.

— Может тебе посоветоваться со специалистом? С психологом? С Хью?

— Я и советуюсь со специалистом. Мне не нужно, чтобы копались в моих мозгах и чувствах. Мне нужен препарат, который бы смог обострить моё восприятие. Чтобы я мог услышать более чётко. Ты — невролог. Можешь мне что-нибудь посоветовать?

— Если ты мне опишешь подробнее действие препарата, что тебе нужен, я составлю рецептуру сам. А моя Исидора его приготовит. Она же — фармацевт. Это по её части.

— О, так вы с красоткой Исидорой всё ещё вместе?

— Да. Мы бы поженились, но пока не можем понять, в какой стране осесть. Так и носимся друг к другу. Но это ладно. Расскажи мне ещё о нашей предполагаемой Великой.

И Кумар рассказал всё, что знал. Вернее, слышал.

И вот теперь, перед встречей он заметно нервничал. Всё дело в том, что голос в его голове со вчерашнего дня значительно усилился и окреп. И виной тому не медицинские препараты.

Кумар знал, чувствовал, что она близко. Его судьба, его карма, его предназначение. То, ради чего он живёт уже вторую жизнь.

Ванда Новак бывала на сборах сорока пяти уже много раз. Обычно такие встречи проводились ежегодно и назначались очень заранее. Нынешняя спешка её удивила и насторожила.

Из Копенгагена, где она теперь проживала, они с Петерсеном вылетели ещё ночью. В Пригороде Парижа у сорока пяти был куплен особняк, способный разместить всех с комфортом.

Но Ванда спать не стала, она просто бросила чемодан в своей обычной комнате, прошла по коридору и громко постучала в комнату Андрэ. Потом ещё раз постучала, толкнула незапертую дверь и убедилась в отсутствии доктора.

Вот тоска. До утра так и не уснула и первой отправилась в зал обычного сбора.

Вызнать у сэра Томаса, который прибыл засветло, ничего не удалось. Старик многозначительно улыбался просил набраться терпения.

К полудню их набралось 23. Почти все остальные, кто успевал на встречу, подъехали в течение следующего часа. Не было лишь Карлоса, чей самолёт из Аргентины должен прилететь только к четырём, и почему-то Андрэ, уж он-то мог бы приехать вовремя. Из Парижа в пригородный особняк сорока пяти было не больше часа езды.

Наконец подъехала машина. В зал вошёл Андрэ. Вслед за ним вошла молодая женщина и мальчик-подросток.

Женщина была ничего себе. Примерно одного возраста с Вандой. Правда низкого роста. Но худенькая, симпотная. Одета она была стильно. Костюм, состоящий из пиджака и шортиков. Было хорошо видно, что ножки у незнакомки стройные. И одеты эти ножки в чулочки чуть выше колен и короткие ботиночки. Но в целом особо красивой её было не назвать.

А вот мальчик был красавцем из красавцев. Ванда прямо пожалела, что она уже больше не подросток.

— Знакомьтесь. — Представил Андрэ своих спутников. — Доктор Валерия Василенко и её сын — Герман.

— Русские? Оба-на. Коммунистов в их компании ещё не было. Видимо что-то в этой русской было, потому что мужчины приосанились и стали буквально лучиться гостеприимством. Женщины же наоборот, пялились на Германа, Ванда даже немного взревновала.

— Прошу вас, просто Лера. — голос у русской оказался низким и хрипловатым.

Она села на указанный стул и вопросительно посмотрела на Андрэ. «Зачем я здесь?» — говорил её взгляд. Но объяснил всё не доктор.

Заговорил сэр Томас.

— Добрый день доктор Василенко. Я сейчас объясню вам, для чего вы здесь, кто мы такие, и для чего собрались почти полным составом. Поверьте, не было у нас до сих пор гостя более важного.

В общем, рассыпался перед дамочкой, будто она монаршая особа.

А потом понёс обычное: нас сорок пять, мы способны возвращаться и проживать свою же жизнь. Мы возвращаемся, чтобы овладеть знаниями и навыками, потому что у нас есть миссия.

Всё это Ванда слышала не раз, поэтому она перестала слушать и стала разглядывать русскую.

Та сидела с каменным лицом, даже после слов, что она — одна из нас, выражение не изменилось. Никакого тебе восторга, никакого изумления. Тебе говорят, что ты особенная, а ты и бровью не ведёшь? Странно это.

И вдруг случилось нечто ещё более странное. После слов старикашки, что де она — особеннее даже нас особенных, что она — Великая, докторша расхохоталась. Громкий и заливистый смех заставил всех остолбенеть, а сэра Томаса замолчать.

— Доктор Мартен, — обратилась она к Андрэ, — Вы всё же решили, что мои проблемы достойны психушки?

Она огляделась и продолжила:

— Спасибо хотя бы за то, что больницу выбрали комфортную.

— Что вы, доктор, у меня и в мыслях не было. — залепетал бедный Андрэ и растерянно обвёл взглядом присутствующих.

— Тогда что? Секта? Я вроде своего согласия на вступление в секту не давала.

— Прошу вас, выслушайте, — заблеял аристократишка. — Буквально пять минут, и вы всё поймёте.

Но русская не унималась:

— Огромное спасибо, я уже наслушалась. Если вы не намерены нас задерживать, мы пойдём.

Положение вдруг спас Герман. Он мягко коснулся рукой спины матери и сказал тихо:

— Пожалуйста, мама. Дай ему договорить. Ведь всё же логично, разве нет? То, что мы видим вовсе не будущее, а прошлое.

Герман в прошлой жизни учился на дизайне. Но, во-первых, он не доучился. А во-вторых, ещё в прошлой жизни понял, что такой профессией могут себя прокормить только дети высокопоставленных чинуш.

Кем быть в этой жизни, а то, что он проживает вторую жизнь, он поверил сразу, мальчик пока не решил.

Творческая личность в нём не умерла. Не так давно он получил от мамы в подарок набор для резьбы по дереву. Изумительной красоты. И так здорово у него стало получаться, словно дерево его слушалось. Панно его работы мама вешала на стену и всегда с гордостью показывала гостям. И действительно работа была филигранной. Было чем гордиться.

В остальном, Герман был подросток, как подросток. Девочки, компании, языковая школа, куда мама уже вторую жизнь упорно его запихивала. Английский давался ему без труда, французский мальчик люто ненавидел. Начал было учить испанский, но не хватило усидчивости.

И вот в 13-ть он вдруг стал языковым ассом. Теперь он понимал, почему. Чопорный англичанин с имечком Томас Мор (вот умора), рассказывал, что они связаны телепатически с сорока пятью людьми совершенно разных национальностей.

Герман понимал, почему его мама так упорствует в своём неверии. Тринадцатилетнему подростку поверить в этакую мистику гораздо проще. А мама узнала обо всём уже в преклонном возрасте. А чего, ей скоро тридцать. Уже немолода. Вот и кажется, что над ней подшучивают. Поэтому сидит и отмалчивается. Вопросы в основном задаёт он, Герман.

— Так вы говорите, сэр Томас (вежливым нужно быть всегда), что мы владеем телепатией?

— О нет, конечно же нет. Вы связаны телепатически лишь с определёнными людьми. И почти все они находятся в этой комнате.

Герман был слегка разочарован. Было бы круто читать чужие мысли, особенно девчонок. Хотя вон та пухленькая полячка, кажется Ванда, глаз с него не сводит. Тут и без телепатии всё ясно.

— Вот вы всё время говорите о неком Событии, — продолжал любопытствовать Герман. — А что это за событие?

— О Событии у нас нет никаких данных, увы. Историки тщательно протоколируют жизнь своего клана, но о Событии ничего писать нельзя категорически. Это первое правило, которого должен придерживаться историк. Ваш покорный слуга, и многие мои предшественники, не могут даже намекнуть, что должно произойти. Гриф наивысшей секретности, если хотите. Это знают только Великие.

— Так вы же вроде сказали, что Великие — это мы с мамой (объясните, кстати, с чего вы это вообще решили). А мы ничего ни о каких событиях не знаем. Правда, мама?

— Правда. — нехотя выдавила Валерия.

— О, вы и не должны пока ничего знать. — утешил сэр Томас. — Прежде всего, вы, так сказать, не в полном составе. Вас должно быть пять.

— Пять? — изумился Герман. — Откуда же возьмутся ещё три?

— Не три, а два. Вас уже трое. Вы с мамой и ваш биологический отец.

Репликой об отце сэр Томас попал в самую точку. И не просто в точку, а в самую болевую точку Германа. Отца он никогда не видел, но очень сильно этого хотел. В прошлой жизни отец у него был другой. А вот с этим, первым, от которого мама родила в этой жизни, Герман знаком не был. Мама встречалась и рассталась с ним ещё до его, Германа рождения. Ну кто же знал, что у маман в прошлом была такая насыщенная жизнь?

Бабушка рассказывала, что в детстве его отец играл с ним часто, но Герман этого не помнил абсолютно. Мама упорно молчала и на вопросы об отце никогда не отвечала. Будто его, Германа, нашли в капусте.

Он с надеждой посмотрел на мать. Но Валерия этот взгляд проигнорировала. Выражение лица стало решительным и суровым. Мальчик знал, что с такой мамой лучше не спорить.

Понял это и сэр Томас. Потому что не стал упорствовать и продолжил: Что касается вашего предыдущего вопроса…

Герману польстило, что к нему обращаются на «Вы». «Настоящий аристократ» — рейтинг сэра Тамаса в его глазах повысился.

— Так вот, — продолжил сэр Томас. — Все в этой комнате возвращались после смерти к жизни, а некоторые и по несколько раз. Все мы заводили семьи, и нет ничего более желанного, чем возможность вернуть наши семьи в новом своём рождении. Но, как бы мы этого не хотели, члены наших семей остаются обычными людьми. Они рождаются, болеют, умирают. И единственный шанс их вернуть в новой жизни, это — создать заново ту же семью. Но результат не гарантирован. Например, что дети родятся теми же, что в прошлой жизни. Раньше или позже произошло зачатие, и вот ваше чадо уже не родилось.

Герман с умным видом кивнул, мол, понимаю.

— Но Великая — дело другое. Не так ли, сэр Томас?

Старик кивнул.

— Именно. Великая и только она может родить ребёнка возвращенца. Поскольку ты тоже — возвращенец, мы знаем, что Великая — твоя мать, а не Ванда, к примеру, которая родилась в тот же год и день, что и доктор Василенко.

Карлос не просто летел самолётом из Аргентины, он его вёл. Ибо был пилотом экстра-класса.

За свои жизни он научился летать на всём, что держалось в воздухе и не падало. Полёты были его единственной страстью. Самолеты и вертолёты были для него, как машина для профессионального гонщика. Карлос не летал пока только в космос. Но не оставлял такой надежды. Все остальные летательные аппараты за его три жизни были им уже освоены.

Полёты и небо, всё, ради чего стоит жить. Даже выходные у него были особенными: планеры, дельтапланы, парапланы, зиплайн.

На общее собрание он приехал с опозданием. По правде говоря, Карлос мог бы приехать и вовремя, но он был не любитель собраний, на которых нужно сидеть с серьезным видом и решать серьезные вопросы. Не его это, Карлоса, не его. Так что он прямо в аэропорту Шарля де Голля выпил по паре рюмок со своими приятелями-пилотами, кому в тот день уже не нужно было в рейс.

В зал, где шло собрание сорока пяти, он вошёл по-своему, по-карловски. Закричал громко «ола», и тут же начал обходить весь зал, чтобы поприветствовать собравшихся.

Женщин он целовал в обе щёки и каждой говорил «mi amor», даже пятидесятилетней норвежке Хильде Эйкен с ее лошадиным лицом. Мужчинам он хлопал по плечам и спинам, обнимал их, как старых друзей.

Чернокожую Алишию (фамилия у Алишии была непроизносимой — Нтшангасе) из Южной Африки, Карлос долго целовал в губы. Уже не первую жизнь у них с Алишией были отношения.

Сэр Томас как всегда скривился, не одобрял он подобной фамильярности. Он решил наконец прервать затянувшееся приветствие:

— Карлос, познакомься с нашей гостьей. — это доктор Валерия Василенко из Киева.

— Донья Валера — бурно приветствовал Карлос новенькую. И тут же расцеловал её в обе щёки.

— Ты нас прервал, Карлос. Мы как раз вводили наших новых членов в курс дела.

— Я попросила бы не называть нас вашими новыми членами. — холодно поправила аристократа новенькая. — Пока мы только согласилась вас выслушать. Хотя в целом мне уже всё понятно. Есть пока один непонятный мне момент. Чего вы ждёте от меня?

— Эээ, — сэр Томас слегка замялся. — понимаете, Лера, вас сейчас трое, а должно быть пять. Нам нужно познакомиться с отцом этого мальчика.

И старик указал на Германа.

— У этого мальчика нет отца. — отрезала удивительная докторша.

— Но Донья Валера, — не выдержал Карлос, — это же невозможно. Отец есть у всех. Даже у Иисуса.

И вот тут Лера впервые вышла из себя:

— У-него-нет-отца. И больше эту тему мы обсуждать не станем. Доктор Мартен, будьте добры, отвезите нас в отель.

Они с сыном встали и вышли из зала. Андрэ виновато оглядел присутствующих и потрусил за семьёй Василенко.

— Что здесь вообще происходит? — удивился Карлос. Он чувствовал себя виноватым, за то, что вызвал гнев новенькой.

— Ох, Карлос, если бы ты почаще присутствовал на собраниях, не было бы нужды тебе всё объяснять. — раздраженно отмахнулся сэр Томас. — Борис, что ты выяснил?

Борис Вельф родился в Восточном Берлине и прожил там всю жизнь. Родители у него были русские, и он единственный понимал этот язык. Потому именно ему и было поручено узнать всё, что можно о семье Василенко.

И ещё потому, что был он компьютерщиком экстра-класса. Не было девайсов, которые он не мог бы взломать. Конечно в 1995-м особо не разгуляешься. Только появился Pentium 166 MMX, 32Mb RAM, 2GB HDD, у видеокарты памяти как таковой вообще не было, она хавала оперативку. Windows 95 считался невероятно крутым.

Но интернет есть, и то хлеб. Компьютер, подключённый к интернету — мечта любого хакера. К счастью, мадам Василенко имела таковой. И инфу оттуда Борис вытащил в считанные минуты.

— Пока немного. Времени почти не было. Родилась в СССР на территории нынешней Украины. В семилетнем возрасте уехала с родителями в Сибирь. После школы поступила в медицинский в Киеве.

— Да бог с ним, с медицинским. Что там с отцом?

— Её школьная любовь. Как всегда: поцелуйчики-амуры. Потом детишки заигрались, и она залетела в 16 лет. Аборт делать отказалась, поэтому родители отправили её к родственникам в Украину. Чтобы соседи не судачили. Или чтобы не видеть этакий позор. После окончания школы партнёр приехал к любимой. Там же поступил в вертолётное училище. В октябре 13 лет назад, родился сын. Отец ребёнка на Лере не женился. Окончил училище и вернулся в Сибирь. Работает по полученной профессии. Это пока всё.

— Вертолётчик значит, — задумчиво протянул сэр Томас и повернулся к Карлосу. — Ну что ж, амиго, у тебя есть работа.

Хильда Эйкен была писательницей любовных романов. Творила она под псевдонимом Лагерта. Это собственно указывало на предмет, который из жизни в жизнь описывала норвежка. Всегда, в каждой своей юдоли, темой её романов были викинги. И их подружки.

В одной из жизней Хильды по роману Лагерты был снят сериал под незатейливым названием: «Викинги». Хильда не была сценаристом всей мыльной оперы. Она прописывала там только любовные сцены. Остальное ваяли семь её коллег. Талантливых коллег, как и сама же Хильда. Поэтому сериал вышел довольно рейтинговым.

Фру Эйкен никогда не была замужем. Не было у неё и пылких любовных романов. Причина была не одна. Главная причина её неудач на личном фронте была в том, что она была очень нехороша собой.

У неё был богатый внутренний мир, как у любых хороших писателей. Но всё дело в том, что Хильда показывать эти свои лучшие стороны не умела. Она не могла раскрыть свой мир другому человеку. Но была при этом отличной слушательницей. Можно было не боясь разбудить её посередине ночи, и пожаловаться на непутёвого мужа. Хильда никогда не возражала против этих рассказов. Ибо они и были источником её вдохновения.

Второй причиной не сложившейся личной жизни был племянник Хильды Бьёрн. В каждой жизни он оставался без родителей. Сестра писательницы и её муж каждый раз погибали, когда Бьёрну исполнялось всего три года. На воспитание его в каждой жизни брала Хильда. И отдавала мальчику всю свою нерастраченную любовь.

Но любовь к племяннику была не той, что она описывала в романах. Такие чувства не могли быть предметом вдохновения. Поэтому у Хильды был нюх на чужую страсть. А уж несчастная любовь в реальной жизни заставляла трепетать её сердце больше, чем укол адреналина.

Сегодня она это и почувствовала: большую, всепоглощающую страсть. В этом Хильде можно было верить. Любовь она чувствовала лучше, чем гончая зайца.

Валерия Василенко была влюблена. Это Хильда знала наверняка. Влюблена несчастливой любовью. Болезненной, разрывающей на части. Такая любовь оставляет шрамы на всю жизнь. Но какой бы она не была болезненной, всё же была, а этим не многие могут похвастаться.

Женщины, познавшие несчастливую любовь, мечтают о том, чтобы её никогда не было в их жизни, ровно в такой же степени, как женщины, никогда не любившие, мечтают о любой любви, пусть и несчастливой. Хильда мечтала, ещё как мечтала. Но за неимением своей страсти, она была вынуждена вдохновляться чужими чувствами. Ей кровь из носа нужно было разговорить строптивую украинку. Что-что, а это она умела делать в совершенстве.

Она позвонила мадам Василенко прямо из парижского особняка. И через час дамы уже сидели в ресторане при Hôtel du Louvre, где остановились Валерия с Германом.

Это был классический отель, идеально расположенный между Лувром и Оперой Гарнье в классическом здании 19-го века. Норвежка его знала и любила старинную архитектуру этого дома. Потому решила, что встретиться именно здесь — знак хороший.

Хильда про себя отметила, что номера в таком отеле должны стоить очень недёшево. А значит жители бывшего СССР, всё же научились зарабатывать. Вообще она мало, крайне мало знала о странах бывшего СССР. Прежде всего потому, что в их клане не было представителей этих самых стран. Вернее, раньше не было.

Конечно же она помнила, какой интерес СССР вызывал при Горбачёве. Первом президенте СССР, приоткрывшим страну. Перестройка, гласность, русские женщины на экранах. На которых, кстати, доктор Василенко решительно не походила.

Хильда помнила сапожки-казачки, вошедшие тогда в моду. Русские песни, русские фильмы, вдруг появившиеся на всех экранах телевизоров. Помнила и гуманитарную помощь, которую сама же собирала по соседям, чтобы отправить в страну, начинавшую жить по-новому.

Помнила она первую леди, во всех смыслах первую: Раису Горбачёву. И конечно же самого Михаила Горбачёва. Новатора, экспериментатора. Про него говорили тогда: «Он дал своему народу не рыбу для еды. Он дал ему удочку». Так же Хильда помнила, что Раиса вскоре умерла, а Михаил дожил до далёкого 2022-го года. Помнит об этом Валерия или нет, Хильда не знала. Никто пока ничего не знал о её прошлой жизни. В том числе и о дате смерти украинки.

И вот теперь норвежка сидела перед новенькой из компании «своих». На языке вертелась сотня вопросов. Но она, Хильда, не спешила их задавать, чтобы не спугнуть только наметившиеся отношения.

Интуитивно Хильда поняла, что темы возвращенцев лучше не касаться. Она расспрашивала о Германе. Не вооружённым глазом было видно, что Валерия сыном гордится и совсем не прочь им похвастаться.

После второго бокала вина, дамы перешли на «ты». И Хильда рассказала о своём племяннике и трагедии, постигшей его родителей.

После третьего бокала норвежка осторожно начала расспрашивать Валерию об отце Германа.

Как оказалось, осторожность была излишней. Валерию, что называется «прорвало». Слова лились из неё, как из рога изобилия. Чувствовалось, что она сдерживалась долго, очень долго. И вот теперь плотина не выдержала.

Хильда, словно психотерапевт давала высказаться своей новой подруге. Она умела слушать. Умела подбодрить словами. Умела поощрять рассказчика. И писательница поощряла.

Через несколько месяцев на свет появился новый роман Лагерты. Книга о юных викинге и воительнице возглавила список бестселлеров и продержалась в нём 6 месяцев. В этом романе главная героиня по имени Брунгильда была удивительно похожа на Валерию Василенко.

Рассказ Валерии

Илья Бакунин. Они были знакомы с детства. Учились в одном классе. Нельзя сказать, что в тринадцать она обращала на него внимание. Он был типичным мальчишкой своего возраста и абсолютно ничем не выделялся.

В первом варианте (или, как сказали Валерии, в прошлой жизни), они начали встречаться в выпускном классе. На какой-то вечеринке выпили, поцеловались и понеслось. В последний год учёбы многие создавали пары, но их пара была до такой степени яркой, а отношения такими бурными, что о них судачила вся школа.

Валерия и тогда залетела в 16. Боже, как она испугалась. Они оба испугались до чёртиков. Родители настояли на аборте и тогда Валерия согласилась к облегчению Ильи. Никто из них не знал, что делать с ребёнком, когда ты и сам ещё дитё.

После школы они разъехались и поступили в разные города. Тогда она училась не в Киеве и не в меде. А Илья и тогда поступил в вертолетку. Он поступил в тот же украинский город, где жили бабушка и дедушка Леры.

То, что он оказался в одном городе с родственниками Валерии, было случайностью чистой воды. Выбора никакого у Ильи не было. В Советском Союзе это было единственное вертолётное училище гражданской авиации.

Лера приезжала к нему на каждые свои каникулы. Иногда каникулы совпадали, и они встречались в Сибири у родителей. Страсть, любовь, романтика. И секс. Все, как у любой пары в этом возрасте. У девочек бабочки порхают в голове, у мальчиков — в штанах.

Последний раз они встретились в Украине перед самым выпуском Ильи. И он сказал, что разлюбил, что им нужно расстаться. Тогда Лере показалось, что рухнули небеса. И что из-под обломков ей не выбраться. Больно было до чертиков.

Через пару лет она вышла замуж и родила Германа. Через три года развелась. Без всякого сожаления.

До Леры доходили слухи, что Илья тоже женился и тоже развёлся. Вот в этот момент они вдруг встретились и страсть вроде снова вспыхнула.

Они провели в постели несколько ненасытных дней. Каникулы у Валерии закончились, и она улетела на учёбу. А через некоторое время она поняла, что снова беременна.

Когда срок был 14 недель, она открылась бывшей однокласснице. Одноклассница поджала губы и рассказала, что Лера не была у Ильи единственной. В то же время он спал и с другими, и собирался жениться, а может быть и уже женился.

Как Лера дошла домой, она не помнила. Хорошо ещё, что сын гостил в то время у её родителей. Потому что ночью у неё случился выкидыш.

Она взяла на руки свою маленькую мертворождённую девочку и пыталась согреть холодное тельце. Если бы она могла вернуть ей жизнь, отдав свою, Лера бы не задумалась.

Так она лежала два дня: вся в крови, без еды и воды. Ей было всё равно, что с ней будет. Она не хотела жить. Она хотела уйти со своей маленькой девочкой, которую не выпускала из рук всё это время.

Илье она ничего не сообщила, вообще прекратила с ним общение. Она вымарала всю память о нём.

Ещё через несколько лет, Лера снова вышла замуж за прекрасного человека. В том браке она прожила 20 счастливых лет. Но Юлий, её муж умер от инсульта.

Илья тоже женился второй раз. И опять развёлся. Звонил ей, просил о встрече, но Лера уклонялась всякий раз и от разговоров, и от встреч.

Согласилась она с ним общаться только после смерти Юлия.

И вот тогда Илья ей сказал, как сильно он жалеет. Что его личная жизнь так и не сложилась, что Лера — лучшее и единственное, что было в его жизни. Иногда они разговаривали по несколько часов. Им было, о чем вспомнить.

А потом Лера улетела в Таиланд. И вот там началась такая чертовщина, что об общении со старым дружком было забыто. Вот собственно и всё.

До своего последнего вздоха она жалела только об одном: что не родила тогда в шестнадцать. Если бы родила, может её девочка осталась бы жива. Свою не рождённую девочку она назвала Алиса.

После выкидыша Лера попыталась покончить с собой. Из больницы, куда девушку доставили с диагнозом: отравление снотворными средствами, позвонили её родителям.

Несчастный случай, или попытка самоубийства, вот в чём был вопрос. При последнем варианте, девушку следовало поместить в психушку. Но Лера упорно молчала, с докторами не разговаривала. Она вообще не сказала ни слова, с тех пор, как её привезла скорая.

Мама прилетела на следующий день. Не ругала, не пыталась разговорить. Просто села рядом, обняла крепко, гладила по спине и голове. И сказала только одну фразу:

— Пусть это будет самое большое несчастье в твоей жизни.

Странным образом объятия мамы не принесли успокоения. Совсем наоборот, слёзы вырвались из глаз, как Ниагарский водопад. Лера билась в её руках, рыдала, визжала так, будто у неё припадок. Потом затихла и даже забылась сном. А мама всё гладила её и обнимала.

Мама. Следующий раз Лере было так же плохо после её смерти. Всю жизнь их с Лерой связывала невидимая пуповина. Лера почувствовала, когда она порвалась. Прямо физически ощутила, что мамы не стало. И вот тогда снова пришла невыносимая боль. Только обнимать Леру уже было некому.

Борис отсчитывался сэру Томасу о проведённом расследовании.

— Валерия родила в октябре 1982-го сына в городе, где проживают её бабушка и дедушка. В Сибирь к родителям так и не вернулась. После рождения сына будущая доктор Василенко устроилась работать в больницу санитаркой. Она быстро училась и уже через полгода ей доверяли работу медсестры.

— А Илья? — прервал рассказ сэр Томас.

— Илья Бакунин успешно учился, сына и Валерию посещал в любую свободную минуту. Фактически они были супругами, только отношения не оформляли. Следующим летом, Валерия уехала в Киев и поступила в медицинский. Сын остался на попечении её бабушки и дедушки. Илья опять-таки навещал их, и сама Лера приезжала каждые выходные. Бакунин закончил учёбу и вернулся в Сибирь, когда сыну было четыре. Лера как раз начала интернатуру в Киеве.

— Интернатуру можно проходить в любом городе. — опять прервал Бориса сэр Томас. — Почему она не уехала с мужем?

— Я поговорил с её институтской подругой. Та сказала, что Лере сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Василенко была блестящей студенткой, даже перескочила через один курс. Предложения сыпались, как из рога изобилия. Лера выбрала больницу, в которой ей позволили заниматься диагностикой. Плюс там ей дали квартиру, маленькую, но свою. Это позволило Лере перевезти в Киев сына. Подруга рассказала, что Василенко твёрдо была настроена вернуться в Сибирь сразу по окончании интернатуры. Она планировала через два года поменять квартиру (продавать в то время квартиры в СССР было нельзя). Так же она вела переговоры с сибирскими больницами о дальнейшей работе врача-диагноста. Они с Ильей должны были пожениться сразу после её возвращения в Сибирь.

— Выглядит, как план — опять вклинился сэр Томас. — что пошло не так?

— Погодите, это ещё не вся история. Илья полетел в Африку, чтобы немного подзаработать. Через полгода пришло известие, что он заболел малярией. По словам подруги, Лера обошла кучу высоких начальников, и добилась, чтобы её включили в группу медиков, которые летели в Анголу. Там она пробыла два месяца. И всё у них вроде было хорошо, потому что вернулась она опять беременной. Я нашёл лучшую подругу Василенко и поговорил с ней. Инга, так её зовут, рассказала, что Лера светилась от счастья, строила планы, шила пелёнки-распашонки. Срок был 14 недель, когда к ней на приём пришла некая дама и заявила, что они с Ильей состоят в законном браке. И поженились они ещё до его командировки в Африку. Показала паспорт и свидетельство о браке. В общем, всё чин-чинарем. А после того, как дама удалилась, Лера вышла из кабинета вся в крови и упала в обморок. Ребёнка спасти не удалось, случился выкидыш. После этого девушка замкнулась в себе. Только работа и сын.

— Ты сейчас мне говоришь, что мы потеряли Великую?

— Похоже на то. У них же с Ильёй уже был сын-возвращенец. Дочка очевидно была бы такой же. Илья прилетел спустя несколько месяцев, валялся в ногах, умолял простить. У них с супругой вроде как всё уже было кончено еще до его отъезда. Лера его выслушала, а затем открыла дверь и начала кричать, чтобы он убирался, чтобы больше в её жизни не появлялся. Что он в любой жизни одинаковый. Илья уже ушёл, а она билась в истерике и кричала. Пришлось ей колоть успокоительное. После этого они не встречались ни разу, насколько мне удалось выяснить.

— Невозможно, просто невозможно. Выкидыш? Ты уверен? Она сама не могла что-то с собой сделать? Врач же как-никак.

— Нет. Подруга её утешала, мол, всё к лучшему, куда тебе второй ребёнок без мужа. Лера ответила, что она бы свою жизнь отдала, лишь бы девочка появилась на свет. Алиса, говорила она, это была моя Алиса. Я её снова потеряла. Я думала, если всё исправлю, она родится. Видимо в прежней жизни с ней произошла такая та же трагедия.

Они оба с сэром Томасом помолчали. Затем Борис спросил:

— Не понимаю одного, для чего Бакунин женился?

— Это уж выяснять Карлосу. — А ты мне скажи, что насчёт других мужчин? Могло ли быть так, что она родила сына не от Бакунина?

Борис усмехнулся и выложил на стол маленькое фото. Каждый, кто хоть раз видел Германа Василенко, тут же сказал бы, что мальчик — точная копия своего отца.

Лучшая подруга Леры возвращенкой не была. Но она была лучшей подругой вот уже вторую жизнь, проживаемую Лерой. Лера с Ингой были знакомы со школы. И Инга была в курсе «романа века» Леры и Ильи.

В своей первой жизни были периоды, когда девушки почти не общались. Лера вышла замуж за очень хорошего и талантливого человека и абсолютно растворилась в этом браке.

20 лет счастливой жизни закончились внезапно и трагично. У мужа Леры — Юлия внезапно случился инсульт. И не прогсто инсульт, а геморрагический инсульт, самый опасный и на 90% смертельный.

Теперь, когда Лера стала врачом, она знала, что при таком инсульте, сосуды разрываются, кровь заполняет все ткани головного мозга.

Хорошего исхода для Юлия не было предусмотрено. Муж мог умереть или остаться овощем. Юлий был настолько хорошим человеком, что не мог позволить себе быть обузой любимой жене. Он умер через сутки, не приходя в сознание.

И вот тогда Инга опять появилась в жизни Леры. Она была и жилеткой, и палочкой-выручалочкой, и советчицей. Именно Инга заставляла Леру выйти из эмоциональной комы: таскала на прогулки, театры, кафе.

Именно Инга в конце концов привезла подругу в Таиланд. Страну, в которой началась вторая жизнь Леры. И последняя.

Инга Лере немного завидовала. Ей очень нравился Юлий. Впрочем, Юлий нравился всем. Не было на свете человека, который был бы с ним знаком, и при этом не влюбился бы. Невероятно умный, талантливый, очень-очень добрый. Всё это не могло оставить равнодушным даже недалёкого человека.

А уж кем-кем, но недалёкой Инга не была. Совсем наоборот. Деятельная, умная, талантливая. Лера часто смотрела на них и думала: какая чудесная и счастливая получилась бы пара. Собственно, во второй своей жизни так и поступила: она свела своего мужа по первой жизни и свою лучшую подругу.

Лера знала, что лишает себя десятилетий счастья. Но слово, данное себе в детстве, было превыше всего. Она однажды уже нарушила это слово, опять сойдясь с Бакуниным. И снова вышла полная катастрофа. Так что нет, ошибки она не повторит. Два самых близких человека в её жизни, должны быть счастливы друг с другом, но без неё, Леры.

К тому же Лера не собиралась возвращаться в Россию. Тот ужас и кошмар, что она увидела в своих видениях, отбил у неё охоту жить в этой стране. В глубине души, она надеялась, что сможет исправить катастрофу. Не знала, как, но надеялась.

А ещё у неё была мысль, что вместе с заботливой Ингой, Юлий не умрёт так рано. И уже одно это осознание, заставило Леру поступиться личным счастьем во благо двух прекрасных людей.

Прошлая жизнь. Они все уходили от неё один за другим. Лерочка увидела эти страшные картины ещё в 13 лет.

Сначала умер дедушка. Ровно за 9 месяцев до рождения Лерой сына. Поэтому Герман получил имя своего прадеда.

Бабушка, мама, папа, Юлий, её муж по прошлой жизни. И она, Лера, ничем не могла им помочь. Всё надлежало исправить в этой жизни.

Лерочке очень повезло с семьёй. Будто судьба ей выбрала лучших из лучших. С самого рождения она купалась в любви. Родители дали ей всё, но главное, они научили её любить.

У неё была очень сильна потребность в заботе о других. Когда рядом с ней не оказывалось человека, которому она была бы в тот момент нужна и важна, в сердце Лерочки образовывалась огромная дыра.

Несчастные романы. Слёзы в маминых объятьях. «Пусть это будет твоё самое большое горе, доченька».

Мама. Женщина из женщин. Умница, красавица, идеальная женщина.

Не сутулься.

Сразу иди в ванну, как проснёшься. Мужчина не должен видеть тебя заспанной.

Наполни стакан водой, капни туда капельку духов. Выпей. И тогда от тебя будет хорошо пахнуть.

Будь женственной.

Будь аккуратной.

В твоём доме должен быть уют. А на кухне всегда вкусная еда.

Мама всегда знала, какие слова подобрать и как утешить. Маме можно было рассказать всё, и она понимала. Она давала мудрые советы. Папа любил своих дочерей, был в семье добытчиком. Но душой семьи была мама.

«Пусть это будет твоё самое большое горе, доченька».

Лера так и не смогла прийти в себя до конца после смерти мамы. У мудрых американцев были психотерапевты. У неё был только один человек, чувствовавший то же самое: её старшая сестра Илона. Они жались друг к другу. Плакали вместе и вспоминали приятные моменты жизни в семье. Но обе чувствовали одно и то же: им обеим было одинаково невыносимо и больно от потери мамы.

Мама. Даже теперь, после стольких лет, душу рвало на части. Она должна, должна была спасти своих родителей в этой жизни. Она просто обязана всё исправить.

У родителей датчанина Петерсена Петерсена было своеобразное чувство юмора. Ну в самом деле, назвать ребёнка Петесеном при фамилии Петерсен, это ли не издевательство.

Сейчас он сидел под каштаном на лавочке украинского города Киева и думал, как же ему представиться, не называя своей фамилии.

— Я вас знаю, — вдруг услышал он. — Вы — доктор Петерсен.

— Петерсен — машинально поправил датчанин.

И вдруг спохватился, и вскочил. Перед ним стояла доктор Василенко.

— Петерсен Петерсен? — ожидаемо развеселилась Лера. — Сын Петра в квадрате? Наверняка вы ненавидите своё имя.

— Так и есть.

— Позволите мне присесть?

И Лера, не дождавшись ответа села рядышком.

— И что делает знаменитый биохимик в Киеве?

Петерсен хотел соврать. Сказать, что он здесь на конференции, или что-то в этом роде. Но неожиданно для себя он вдруг выпалил:

— Я здесь ради вас.

— Ну что же, тогда могу сказать, что вы проделали свой путь зря. Вы поймите, я никакая не особенная. И уж конечно не «Великая».

— Пока нет, доктор Василенко.

— Лера. Прошу вас, просто Лера. Мне далеко пока до ваших заслуг.

— Спасибо, Лера. У меня была не одна жизнь, чтобы совершить все свои достижения. Позвольте спросить, в прошлой жизни вы были врачом?

— Нет. Если допустить, что это была прошлая жизнь, то нет. Я была журналистом.

— Правда? И что заставило вас переменить профессию.

— Мои родители. В прошлой жизни они умерли один за другим, а я смотрела и не могла им помочь. Инсульт моего мужа, от которого он скончался.

— О, так вы были замужем?

— Была 20 лет, но не в этой жизни. Думаю, вам прекрасно известно, что в этой жизни официально не была. Не встретила до такой степени прекрасного человека.

— Да встретили же. Тот же самый человек, за которым вы были замужем пока жив и здоров. Я уверен, он вас снова полюбит.

— Он сейчас в Москве. И там он на своём месте. А я туда больше не хочу. Вы же знаете, что начнётся между нашими странами в 2014-м?

— О, да. Российская агрессия, аннексия Крыма, сбитый боинг. И наконец война. Страшная война.

Валерия взглянула на него внимательно, и Петерсен понял, что она его проверяла.

— К тому же в 13 лет я поклялась себе всё исправить. Я потерпела в этом полное фиаско. Но тогда, в детстве то, что я увидела было так ужасно, что я ничего не хотела повторять.

— Мне жаль вас огорчать, но вы не сможете спасти своих родителей. Как не смогли бы спасти и мужа, если бы он стал таковым. Болезни да, мы лечим. С нашим уровнем знаний это не проблема. Но смерть — дело другое. Тут уж умерла, так умерла. Если бы вы вылечили свою маму, она умерла бы в автокатастрофе, к примеру. Или другим способом. Мы все начинаем с того, что пытаемся продлить жизнь нашим любимым. Никогда и никому это ещё не удавалось.

Девушка потрясённо молчала. Она-то как раз надеялась на обратное. Пока все, кого она хотела спасти, живы и вполне здоровы. И она надеялась, что так будет продолжаться долгие годы.

— А место имеет значение?

— Нет, место не имеет. «Старуха с косой» вас везде найдёт. Место и способ смерти несущественны. Но вот время, боюсь, да.

Оба помолчали.

— Знаете, Лера, — продолжил Петерсен после недолгой паузы — а ведь это я вас тогда «проморгал». Да, это — моя вина. Помните Ванду? Миловидная полячка. У неё день рождения в тот же год и день, что и у вас. Я тогда почувствовал чьё-то возвращение, и подумал, что её. Потому что она была ближе. Территориально ближе. Мне и в голову не могло прийти, что вас двое. Я должен был быть рядом с вами с тот день и всё вам объяснить.

— Вы не могли быть в двух местах одновременно, не так ли? Да вас бы и не пустили в СССР. К тому же, как вы выразились, «возвращение» моего сына вы тоже не почувствовали.

— О, мы почувствовали. Там вообще чехарда была невообразимая. Несколько человек прибыло в Украину. Но всё говорило о том, что тревога ложная. Причем, предчувствие было не одно, а два. Буквально через пару дней те же знаки появились снова, но уже в России. На территории бывшего СССР сразу два предчувствия о возвращении. И оба нас обманули. Оба потенциальных кандидата были мальчиками. А мы искали девочку. Кто же знал, что вы уже родились? Мы рассуждали так: первой рождается Великая. А значит мальчики — не те, кого мы искали. Женщина в пятёрке главная, если хотите. Все остальные Великие рождаются благодаря ей.

— Дети?

Ларс кивнул.

— Дети и их отец.

— Отец Германа — не возвращенец.

— Об этом я и говорю. Великая выбирает себе спутника. Он не возвращенец только в этой жизни. Он им станет, несомненно. У вас от него сын — возвращенец.

— О, вот тут у нас тоже неувязочка. Дело в том, что в прошлой жизни я сына родила не от него.

— Возвращенец всегда родится, вот в чём дело. События в наших жизнях повторяются в точности только в глобальном масштабе. На семейном и бытовом уровне они могут изменится. Вот вы же изменили свою жизнь. Если бы мои родители передумали иметь детей, я бы родился в другой семье, потому что возвращенец всегда возвращается.

— Вы сказали про пять Великих. Мы с Германом, допустим так же, его отец в будущем. Откуда же возьмутся ещё два?

— Ваши дети.

— Ларс, поверьте, это невозможно. У нас с Ильей больше не может быть детей. В прошлой жизни у меня после выкидыша вообще детей быть не могло. В этой я, к счастью, оказалась в момент выкидыша в больнице. Мне там помогли, так что я могла бы родить, но…

— Я не спорю, Илья Бакунин совершил ошибку…

— О, я смотрю вы уже и об Илье справки навели.

— Не сомневайтесь. Речь идёт об одном из Великих. Нравится вам это или нет. И потом, наши возможности если не безграничны, то довольно велики.

В разговоре опять возникла пауза.

— Меня интересует ещё один вопрос. — наконец сказала Валерия. — Месяц назад в Париже почти никто из вас по-русски не говорил. А теперь мы общаемся и довольно сносно. Я уже слышала про связь возвращенцев. Но русских в вашей компании вроде нет.

— Вы не совсем правы. Помните Бориса?

— Немец, крепыш такой.

— Да. Он родился и вырос в Германии. И с детства говорил на немецком языке. Но его семья была из России. И дома они говорили на родном языке. Поэтому в моменты стресса он ругается или зовёт на помощь по-русски. К тому же были вы.

— Хотите сказать, что вы меня чувствовали ещё до того, как увидели?

— Вот тут не могу не быть откровенен. Вас почувствовать почти никто не смог. Вы каким-то образом от нас укрывались. Верите вы или нет, но ваши способности уже в 13 лет превосходили наши. Но вы нас чувствовали, понимали вы это или нет. У вас могли быть безотчетные страхи, неконтролируемые эмоции. Вы даже разговоры наши подслушивали. Не появилась ли в этой жизни у вас способность к изучению языков?

— Так вон оно что. А я удивлялась.

— Да. Но мне пришлось всё же месяц поучиться, прежде, чем встретиться с вами.

— Так что я должна делать, доктор Петерсен? Я не понимаю, чего все от меня ждут.

— Просто будьте с нами. И помиритесь, пожалуйста, с Ильей.

— Мое примирение с Ильей ничего не даст. Это моя вторая жизнь и я прекрасно понимаю, что нам вместе быть просто не суждено. Я обжигалась на мужчинах такого типа не раз. И однажды из-за одного такого же умерла.

Карлос тоже прошёл месячные курсы русского. И уже через месяц он сидел в самолёте Москва — Сургут. Официально он был представителем итальянской компании Leonardo Helicopters.

Карлос был выбран для этой поездки не только потому, что он знал всё о вертолётах. Так же он был чертовски обаятельным и невероятно общительным. Он находил общий язык абсолютно со всеми. А это его умение было сейчас важней.

Карлос стоял на вертолетной площадке и рассматривал МИ-8. Он был настолько увлечён, что не заметил, как к нему подошли.

— Красавец, да? — гордо спросил подошедший.

— Глаз не отвести. Хотел бы на на этом красавце полетать.

— Так ты тоже вертолётчик?

— А кто, кроме вертолётчика смог бы оценить? Я на Агусте летаю. А на Ми-8 не приходилось.

— Ого. А я на Агусте не пробовал. Если дашь полетать, я тебе дам на Василисе прокатиться.

— Заметано. Я — Карлос Малина.

— Илья Бакунин.

Илья протянул Карлосу руку.

— Кстати, а почему Василиса? — полюбопытствовал Карлос.

— Потому что прекрасная. — непонятно ответил русский вертолётчик. — Откуда ты, Карлос?

— Аргентина.

— Хорошо по-русски говоришь.

— Изучал с детства. Всегда мечтал в вашу страну приехать. Хорошо, что теперь такая возможность есть.

— Это точно. Слушай, Карлос. Мне интересно про Аргентину послушать. Сейчас я в рейс, а вечером давай ко мне на дачу. Банька, шашлычок, водочки по 100 грамм.

— Почему же по сто? Я бы не стал зарекаться.

Илья рассмеялся и хлопнул Карлоса по плечу.

— Я смотрю, ты — свой парень. Ну давай, до вечера, я за тобой заеду в восемь.

К десяти часам шашлык был съеден. Мангал уже почти потух, но Илья встал и начал подбрасывать в него дровишек.

— Знаешь, люблю я огонь. Когда тухнет, неуютно себя чувствую. Я вон даже в доме камин соорудил. Но по летнему времени с камином там сейчас жарко будет. Давай на природе посидим. Не возражаешь?

Карлос покачал головой, мол, не возражаю.

Мужчины были утомлены после бани и водки. Долго разговаривали о вертолётах, а потом, как бывает у подвыпивших мужиков, разговор зашёл о женщинах.

— Ты женат? — спросил Илья.

— Был. Не раз. Я женщин очень люблю. Мне одной всегда мало. Их, красивых очень много. Всех конечно не окучишь, но я стремлюсь.

Илья захохотал.

— Та же история. Я второй раз уже женат. Ты бы ее видел. Обалденная. Стюардесса. Был у нас такой фильм «Экипаж». Про летчика, который гулял направо и налево, пока не стал со стюардессой мутить. Тут его разгульной жизни и пришёл конец. Парень влюбился. Это прямо про меня. После этого фильма половина наших ребят в лётное пошли.

— Так почему твоя стюардесса не с нами сейчас?

— А — Илья махнул рукой. — Стервой оказалась потому что. Думал мы друг для друга созданы, а она за меня выскочила, потому что залетела и возраст поджимал.

— Так у тебя ребёнок есть?

— Есть. Сын. Вообще на меня не похож. Вот как так? Чтобы ничегошеньки от меня не досталось?

— А других детей нет?

— Есть. Тоже сын. Грехи молодости, так сказать.

— И что, тоже не похож?

— Похож, и даже очень. Только я его давно не видел.

— Нехорошо это. Детей бросать нехорошо.

— Я и не бросал. Его мамаша меня видеть не хочет.

— Накосячил что ли?

— Ну типа того.

Илья замолчал. Карлос взял бутылку и начал разливать водку.

— Знаешь, Илюха, как бы мужчина не гулял, у него в жизни всегда бывает особенная женщина. Такая, которую потеряешь и жалеешь потом всю жизнь.

— Она и есть особенная. Та, что видеть меня не хочет, особенная. Моя первая любовь, моя первая женщина. Обидел я её. Очень обидел.

Илья помолчал, потом продолжил:

— Она в школе первой красавицей была. Дочка начальника, вся в фирме. На служебной машине отца рассекала. Хоть для кого завидная партия. А она меня выбрала. Нам тогда по тринадцать было. Я из себя ничего не представлял. Почему именно я — загадка. Три года она меня вытёсывала, как скульптор Галатею. Учила книги читать, с уроками помогала, заставила серьёзно языками заняться. Даже танцевать меня научила. В последнем классе она вдруг залетела. Про аборт не хотела слышать. Прикинь, нам по 16. Какие на хрен из нас родители? К тому же я к концу школы возмужал, похорошел. На меня девки горстями стали вешаться. Мне погулять так-то хотелось, а вовсе не пелёнки менять.

Илья разлил водку, намахнул свою стопку и продолжил:

— Я и в училище не из-за неё поехал, как все подумали. Я — вертолётчик потомственный. По стопам отца пошёл. Ну и фильм «Экипаж», я говорил уже. В Советском Союзе было всего одно вертолётное училище гражданской авиации. То, что она с сыном жила у бабушки и дедушки, в том же городе, где было это училище, совпадение. Если честно, я к ней не хотел идти. Не было у меня отцовских чувств, да и к ней больше не было. Думал, встречу случайно, всё ей честно скажу. Так и получилось. Случайно встретил.

Илья опять замолчал.

— Ну, — подбодрил его Карлос. — Сказал?

— Нет, не сказал. Когда увидел, у меня будто внутри всё задрожало. Я вдруг понял, что до сих пор её люблю. Она сидела в парке со всех сторон обложенная книгами. Такая маленькая и беззащитная. После родов она оформилась и будто светилась вся. Ещё красивее стала. Я и не хотел подходить, ноги сами понесли.

Бакунин опять разлил, и они выпили. С каждой рюмкой он всё больше погружался в прошлое.

— Лерка, так её зовут — Лера, будто почувствовала, подняла голову, увидела меня, вскочила так резко, что книжки рассыпались, подбежала, кинулась на шею. Я её подхватил на руки и начал кружить.

Рассказ принимал нужное направление. Поэтому Карлос следил, чтобы рюмки не пустели. Выпили закусили и рассказ продолжился.

— Я только потом заметил коляску. Она стояла в теньке под деревом. Лерка подвела меня, достала свёрток и дала мне в руки. На меня смотрел серьёзно крохотный мальчонка. Он схватил мой палец ручкой и улыбнулся. И всё, я пропал. Подумал тогда, всё сделаю для этого человечка, только слова не сдержал.

— Почему не сдержал-то? По твоему рассказу чувствуется, что их обоих любил.

— Да потому что красивый очень. Бабам нравился. Молодой, кровь бурлит. Нет, сначала всё было зашибись. Каждую увольнительную я к ним. Бабка у Лерки мировая. Борщ, салатики, пирожки. Я ж в казарме жил. Не то, чтобы не доедал, но семейного уюта очень не хватало. Недостатка в сексе не испытывал, с сыном возился. Мне завидовали все до одного курсанты. Королеву, говорят, отхватил.

Язык Ильи чуть заплетался. Но мысль он пока не терял.

— Через год она уехала учиться в Киев. А я перешёл на другой курс. Стало больше увольнительных. Окреп за год подготовки. Хохлушки — девки знойные. Сначала одна, потом другая… Когда Лерка приезжала я конечно сразу приходил. Но больше по обязанности. Меня стала утомлять её любовь. Хотелось лёгких отношений, а не вот этого всего. Мы должны были закончить одновременно и уехать в Сибирь. Лерка для этого училась, как бешеная, даже через курс перескочила. И вдруг она приехала и сказала, что согласилась остаться в Киеве на интернатуру. Ещё два года, сказала она, и я слово даю, что приеду. Я состроил из себя обиженного, наговорил ей всякого. Нехорошо мы расстались, очень нехорошо. Только дело, Карлос, вовсе не в обиде было. Что она со мной не едет, я даже обрадовался.

— А в чём-дело-то было?

— Я испугался. Говорил же, дочка начальника. Духи французские, золотом увешана, шмотки там, машина. А что я, вчерашний курсант мог ей дать? Мне её папаша как-то по пьяни задал вопрос. Как ты, мол, будешь мою дочь содержать? Она, говорит, к лучшему привыкла. И вот свербило у меня, ох как свербило. До такой степени, что приехал и женился. Чтобы мосты сжечь, понимаешь?

Карлос кивнул, что понимает.

— Хороший ты парень, Карлос, понятливый. Знаешь, я ошибку сразу осознал. Записался на год на работу в Африку, чтобы деньжат подзаработать для Лерки и сына. Перед Африкой жене сказал, что всё кончено. И как вернусь, мы сразу разведётся. Лерке говорить не стал. Какой смысл, если я надеялся, что к её приезду разведусь. В Анголе правда у меня мулаточка завелась. Встречи на берегу океана, романтик. А потом малярия. Лежу я значит в госпитале, вдруг все пацаны засуетились, давай себя в порядок приводить. Там, говорят, такая докторша прилетела. Вся из себя красотка. Ща осмотр придёт делать. И в палату заходит Лерка. Я чуть с кровати не упал, а она ко мне, и мы целуемся. Долго, страстно. И опять меня скрутило. Я и не представлял, как соскучился. Мулатка конечно на фиг пошла, теперь мы с Леркой романтикой наслаждались. Два месяца рая. И я опять себе слово дал, как вернусь, только она. Не могу я её потерять снова. Уехала она. А скоро и мой срок вышел. Я сразу в Киев к Лерке и сыну. Увезу, думаю, с собой, даже если сопротивляться станет.

Илья тяжело вздохнул.

— Только всё не так вышло. Я приперся прямо в больницу, с огромным букетом, с машинкой для моего пацана. В кабинет к ней залетаю, а она сидит такая, увидела меня и не обрадовалась. Будто застыла. Оказывается, моя благоверная её навестила и всё ей, сучка, рассказала. У Лерки от этого выкидыш произошёл. Зачали мы с ней ребёночка в Африке. Вот оно как.

Илья закрыт глаза рукой.

— Ладно Карлос, давай на ночлег устраиваться. Перепил я что-то. После малярии много пить не могу.

Год 1999-й

С Исидорой Нтшангасе Валерия познакомилась в Дубае. На международной выставке по медицине и фармацевтике.

Были они почти ровесницы. Имели смежные специальности. Валерия людей лечила, Исидора изготавливала для них лекарства.

Исидора была писаной красавицей. Чернокожая, статная. В стильной одежде, удачно сочетавшей в себе элементы африканской экзотики и обычного европейского костюма. А ещё она была очень интересной собеседницей. Очень много и захватывающе рассказывала о своей Родине — ЮАР.

Поначалу дамы просто ездили вместе на экскурсии. Обе были любознательны. Благо, Дубай — город музей. Им конечно же не хватило нескольких дней, отведённых на конференцию, и они решили задержаться на недельку.

Восхитились фонтанами Дубая. Побывали в торговом центре (втором по величине в мире). Поездили по каналу Дубай-Крик, делящий город на две части: Бур-Дубай и Дейра. Один из символов Дубая — Бурдж аль-Арабо так восхитил, что туда съездили дважды. Целый день провели в легендарном небоскрёбе Бурдж-Халифа, самом высоком здании мира.

Конечно за неделю успели увидеть далеко не всё. Но задерживаться дольше обе себе позволить не могли.

Обеим не хотелось прощаться. Это было как предчувствие. Будто им судьба уже уготовила стать подругами. И они были совсем не против ими стать. Что-то общее, что-то неуловимое связывала африканку и украинку. Как сестёр, какими они когда-то были, или могли бы стать.

— Слушай, а поехали со мной в Киев. — предложила Валерия. — Мне в больнице пригодился бы опытный фармацевт.

— Давай для начала я приеду к тебе в гости и посмотрю на страну и город. — засмеялась Исидора.

— Это можно. Когда ты выкроишь время на посещение моей страны?

— Думаю, через месяц смогу приехать.

Исидора не обманула. Она прилетела через месяц, и не одна.

— Знакомься, Валерия. Это — мой жених Эдуар-Тома.

Красавчика-француза (как про себя окрестила таитянина Валерия), она не узнала и узнать не могла. Эдуар-Тома на единственной встрече возвращенцев, которую посетила она, Валерия, не присутствовал. Жил он теперь постоянно на Таити. И выезжал оттуда крайне редко, в основном на встречи с Исидорой.

Так началось близкое знакомство Валерии с одним из возвращенцев. Это будет первым шагом для сближения со всем кланом. Ибо встреча с Исидорой подстроенной не была. Судьба уже взяла дело в свои руки, упорно подстраивая обстоятельства так, что сближение с сорока пятью станет неизбежным.

Валерия познакомила Исидору и Эдуара-Тома со своим сыном.

Они съездили в Бровары на дачу к дяде Владу. По зимнему времени на даче особо делать было нечего. Поэтому просто ели шашлык и пили сладкое домашнее вино.

Навестили бабушку Леры в маленьком городке Кременчуге. Бабушка кормила их пирожками, а Лерочка бегала для неё по магазинам за покупками.

Валерия знала, что через 10 лет бабушки не станет. Она была твёрдо намерена забрать бабулю к себе. Но бабушка пока проявляла упорство и переезжать не соглашалась.

Большей частью конечно же гуляли по прекрасному Киеву. Накануне миллениума город был восхитительно хорош. Он умылся, причесался и украсился. Ходить по его улочкам было всё равно, что гулять по рождественской открытке.

Эдуар-Тома без конца рассказывал о прекрасном острове Таити. О его бесконечной красоте. О добром уживчивом нраве местного населения. И Валерия решила, что обязательно навестит такое райское место. Она и навестит годами позже.

Приезжих приятно удивила больница, в которой предстояло работать не только Исидоре, но и Эдуару-Тома, если оба согласятся на предложение. Всё новенькое, чистенькие пациенты, незамотанные врачи. Неврологическое отделение прямо напичкано современнейшим оборудованием. Гранты на исследования, масса конференций. В аптеке имелся весь мировой ассортимент лекарственных препаратов.

Исидора была очарована. Но последним убедительным аргументом оказалось согласие на переезд Эдуара-Тома.

Исидора приняла решение: они остаются. Она попросила Валерию только об одном:

— Можно ко мне на Новый год приедет мама? Негоже такую дату праздновать одной.

— Конечно пусть приезжает. Буду очень рада познакомиться.

В аэропорт Борисполь они поехали вместе.

Алишию Нтшангасе, маму Исидоры, в толпе пассажиров не заметить было невозможно. Не только потому, что она была единственной чернокожей пассажиркой рейса. А ещё и потому, что Алишия смотрела не на свою дочь. Она с изумлением уставилась на Валерию и Эдуара-Тома.

— Что всё это значит? — спросила Алишия вместо приветствия. — Почему вы вместе?

То же изумление появилось на лице Исидоры и её жениха.

— Вы что же знакомы с доктором Василенко? — спросил таитянин.

— Знакома? Смеёшься что ли? Конечно же я знакома. Она — одна из нас.

Год 2000-й

Пол Рэнд жил в США и был наладчиком медицинского оборудования. Именно его умелые руки собрали большинство волшебных машин и аппаратов в лаборатории доктора Андрэ Мартена.

Год назад у Пола внезапно прибавилось работы. И всё потому, что в Канаду, в город Ванкувер, приехал жить и учиться один из Великих.

Герман Василенко поступил в Университет Британской Колумбии на факультет медицины.

Возвращенцев в США проживало немало. Но Пол постоянно жил в штате Айдахо, граничащим с канадской провинцией Британская Колумбия. А значит территориально он оказался ближе всех к нужному городу Канады.

Вот так вот Рэнд стал неофициальной нянькой для Германа.

Поначалу работы в этом направлении предвиделось немного. Ну приехал, ну посмотрел.

Герман ничем не отличался от своих сверстников. Тусовки, вечеринки, компании, девушки. Чего ему, Полу тут делать? Зачем мешать молодому человеку, вырвавшемуся из-под маминого крыла?

Так что познакомились поближе, посидели в баре, обсудили проблему чернокожих, а он, Пол был афроамериканцем. И всё.

Довольный Пол отчитался перед сэром Томасом и зажил своей обычной жизнью. Не совсем конечно обычной, а жизнью рядового возращенца.

Герман общаться с ним не особо рвался, предпочитая общество своих ровесников. Именно поэтому Пол был удивлён, когда мальчик ему позвонил и попросил о встрече.

Минуло примерно полгода со дня переезда Германа в Канаду. И за это время он впервые связался с кем-то из клана возвращенцев. Ресторан для встречи был выбран довольно знаменитый — Black + Blue.

— Привет, Пол. — Герман поднялся со своего стула и протянул руку для приветствия.

— Здравствуй. Не ожидал твоего звонка. У тебя всё в порядке?

— Да, конечно, не волнуйся.

Некоторое время разговаривали об учёбе, о Канаде, о хоккее, которым страстно увлёкся Герман.

Когда нейтральные темы был исчерпаны, Герман, слегка волнуясь произнёс:

— Пол, я пока многого не понимаю. Могу я задать тебе пару вопросов?

— Конечно задавай. Конечно.

— В прошлой жизни я был женат. Что будет, если я в этой жизни женюсь на той же женщине? Вы говорите, что я — Великий. Сможет ли у меня родиться та же дочь? Как я у мамы родился второй раз.

— Боюсь, что нет, Dear friend. Привилегия рожать возвращенцев есть только у твоей мамы. У тебя такого лёгкого пути не будет. Если ты помнишь дату зачатия своего ребёнка, советую тебе начать заводить её в тот же момент.

— А как же быть с тем, что я в этой жизни выгляжу иначе? Вдруг я не понравлюсь своей жене?

В голосе Германа была растерянность. И Пол про себя отметил, как сильно он похож на своего отца внешне, и как они различаются характерами.

В мальчике совсем не было той самоуверенности и самолюбования, что была присуща Илье Бакунину. В свои почти восемнадцать, он стал ещё более статным и красивым, чем был в 13 лет. В день, когда Пол его впервые увидел. Но Герман своей красоты будто не замечал. Потому что парень с его внешностью не мог бы сомневаться, что понравится любой девчонке.

— Ты ведь ничего не потеряешь, если попробуешь с ней познакомиться. — произнёс наконец наставник.

— Да, не потеряю. И сделаю всё, что в моих силах.

Герман снова помолчал. И задал новый вопрос:

— А мой отец. Вы могли бы помочь мне с ним встретиться?

— Твой отец? А почему ты сам не можешь? Ты почти совершеннолетний. Лети к нему и встречайся.

— Боюсь. Я боюсь, что он не захочет меня видеть. И что мама об этом узнает и сочтёт моё с ним общение предательством.

— Вон оно что. Так ты хочешь, чтобы мы вам организовали встречу здесь?

— Именно так. Есть ведь и повод хороший: мой день рождения. Было бы здорово, если бы мы с ним вместе отпраздновали.

Вообще-то желание Германа встретиться с отцом, было на руку всем возвращенцам.

Поскольку Лера упрямилась и видеться с Ильёй отказывалась категорически, можно было бы попытаться воздействовать на Великую через сына.

Подготовку к прилёту Бакунина в Ванкувер, начали без всякого промедления. Карлос пару месяцев поуговаривал друга слетать в Канаду, чтобы развеяться. Дату поездки выбрали так, чтобы Илья попал на День рождения сына.

Паспорт, визу, авиабилеты, возращенцы взяли на себя. Были у них связи практически в любых отраслях. А уж по части путешествий и подавно всё было схвачено. Им же приходилось собираться и нередко. Так что документы для мистера Бакунина были оформлены в кратчайшие сроки.

И вот в начале октября Карлос Малина и Илья Бакунин вылетели из Москвы в Ванкувер.

Всякие там походы в музеи не планировали сразу. Сходили разве что в парк королевы Елизаветы, да в аквариум.

Карлос настоял, чтобы посетили район Гастаун. Они и посетили. Прошлись по древним улочкам, посмотрели Китайский квартал. Пофоткались на фоне паровых часов. И на этом терпение Ильи истощилось.

— Пойдём уже выпьем, что ли. — предложил он другу.

— Пойдём, амиго. Тут как раз паб неподалёку.

Народу в пабе было много. Илья осматривался, выискивая свободный столик. Вдруг он увидел паренька и остолбенел.

Паренёк сидел один за столиком. Смотрел он пристально и внимательно на него, Илью. И Бакунину вдруг показалось, что сошёл он с ума. Так как на него смотрел он сам, если бы был на 16 лет моложе.

Несколько минут Илья не мог осознать происходящее. Пока Карлос не положил ему руку на плечо.

— Чего застыл, амиго? Пойди поздоровайся с сыном. — он подтолкнул остолбеневшего Бакунина к столу. Кивнул парню и сказал — Ола, Герман.

— Так ты знал? Ты всё это время знал? — Илья задохнулся.

— Ну конечно же знал. Чудак-человек. А ты думал, что мы на другом конце планеты случайно встретили твоего сына?

Илья подошёл, неуверенно протянул руку мальчику. Герман приподнялся, ответил на рукопожатие. И снова опустился на стул.

Вблизи стало понятно, что они практически одного роста. Черты лица Германа, будто рисовали под копирку с него, Ильи. Разве что был сын немного худощавее, да волосы, пожалуй, посветлее.

— Привет, Карлос. Здравствуй, пап. Присаживайтесь, прошу.

— И давно ты в Канаде? — спросил Илья у сына.

— Почти год. В Ванкуверском универе на доктора учусь.

— На доктора? — Илья покивал. — По маминым так сказать следам.

— Да. А ты — пилот, как я слышал.

— Угу. Вертолётчик.

Подошёл официант и стал расставлять напитки. Илья жадно схватил свой и практически залпом выпил.

— Ты женат? — спросил Герман.

— Был. Дважды. Вот, смотри. Это — твой брат. — Илья протянул сыну фотографию.

Мальчик был совершенно не похож на своего отца. Невысокий, плотный, веснушчатый. Родился бы девочкой, возможно был бы миловидным. Но в мужском исполнении получился не ахти.

Потом Герма спохватился. Потому что понял, что в нём заговорила обычная ревность. Он ещё раз взглянул на фото. Парень был, как парень. Не дано ему было красоты Ильи и Германа, ну и что? У него должно быть других достойных черт немало.

— Ты с ним видишься?

— Да, конечно. Мы же в одном городе. На рыбалку его с собой беру, да вообще времени проводим вместе много…

Илья запнулся, потому что увидел, что Герман насупился.

— Я и с тобой бы общался. — попытался исправить ошибку несостоявшийся папаша. — Валерия была против. Я просил, я хотел тебя увидеть.

Герман кивнул, но всё ещё смотрел в сторону.

— А тебе сейчас сколько? — спросил Илья.

— Сегодня исполнилось восемнадцать.

— Да ты что, а я и забыл, извини. Ты вот что. Допивай, найдём местечко повеселее. Восемнадцать, надо же. Это ж такой возраст. Давай, пошли, сын. Отметить нужно это дело. Не каждый день мой сын становится совершеннолетним.

Валерия ждала, когда в Канаде наступит утро, чтобы позвонить Герману и поздравить с восемнадцатилетнем. Мальчик уже год жил и учился в Ванкувере. Уехать в Канаду было его мечтой с прошлой жизни.

Лера хотела прилететь на День рождения, но сын её отговорил. За год он приобрёл друзей и готовился закатить по этому поводу шумную молодёжную вечеринку. Как он ей сказал.

Девятое октября, а значит через два дня, одиннадцатого, 18 лет исполнится другому человеку. Человеку, с которым она жила в прошлой жизни после смерти Юлия.

Лера не хотела встречаться с ним в этой жизни, не хотела. Слишком много боли принёс ей этот роман. Но сейчас сидела и тупо смотрела на телефон, а желание увидеть этого человека хоть одним глазком, росло.

В прошлой жизни они познакомились за месяц до того, как в мире узнали об уханьском вирусе. Когда её подруга Инга уговорила Леру поехать в Таиланд на пару зимних месяцев.

— Ну чего ты будешь сидеть одна на Новый год? Отдохнём, поваляемся на пляже, покупаемся в море. — уговаривала подруга.

Конечно же уговорила. Будто сидение одной в четырёх стенах, лучше, чем новогоднее купание в море.

Дома у неё остальная взрослый сын со своей взрослой жизнью и собака. С сыном договорились быстро, о собаке он обещал позаботиться.

Они с Ингой купили билеты на самолёт, через Букинг забронировали квартиру в кондике на Джомтьене. И уже в конце ноября прилетели в Бангкок. А ещё через полтора часа, были в Паттайе.

Данила Исаев был управляющим нескольких квартир в их кондоминиуме. Он их встретил и разместил. Собственно, он был первым человеком, которого Лера встретила в Таиланде.

Сначала Лера подумала, что Таиланд — это место, где сбываются желания. Ей хотелось, чтобы хоть что-то заставило не думать о смерти мужа каждую секунду. Или кто-то.

Этот кто-то оказался младше Леры на 16 лет. Он любил её страстно и пылко, как может лишь человек, которому нет ещё сорока. Для Леры же, наоборот, это была последняя любовь. Лебединая песня. Последний выдох.

Через несколько месяцев стало ясно. Таиланд — это чистилище. Ты должен пройти здесь через боль и разочарование. Это было искуплением грехов перед новым началом. Но всё это было потом.

Инга улетела через месяц домой, и Лера переселилась в квартиру любовника. Страсть к мужчине, на 16 лет младше её, такого Лера от себя не ожидала. Не раз она собирала вещи и намеревалась уехать.

Двадцать лет спокойной семейной жизни, жизни с полным отсутствием страстей. И вдруг — взрыв, фейерверк. Все нерастраченные страсти достались мальчику, который по возрасту мог бы быть её сыном. Эта страсть в конце концов их и похоронила. Причём в буквальном смысле.

Если бы Леру спросили, как она жила в Тае, она бы честно ответила: ничего особенного. На странице в Фэйсбуке она выкладывала красивые фотки моря и островов, что должно быть создавало впечатление, что живёт она в раю. Не рассказывать же правду, в самом деле. А правда была совсем другой.

У Данилы было всего два состояния: он был весёлым, заботливым и любящим только в то время, когда пил. Когда он был в завязке, не было более колючего и неприятного человека. В этом своём состоянии он был раздражительным, и казалось, Леру ненавидел. А может и не казалось. Целых три года она всё терпела и терпела, не понимая, почему.

А потом поняла, что она себя наказывала все эти три года. Смерть мамы, папы, Юлия. Будто на ней лежала вина за их гибель. Не смогла уберечь самых дорогих.

Она терпела унижения Данилы, потому, что сама считала себя ничтожной и ни на что не годной. Эти унижения странным образом помогали Лере бичевать и наказывать себя. Данила её ударил, а она считала, что это заслужила. Он говорил ей гадости, а она с ним соглашалась. Он не выставил её из квартиры, он её выволок, а вслед за ней полетел чемодан. Но и тогда Лера думала, что лучшего не достойна.

Нельзя сказать, что так было всегда. Были и приятные сюрпризики, были романтические вылазки, были поездки на острова. Несколько романтических дней, белого песка, чистого моря. Травка и местный ром, полный отрыв в астрал.

Случилась с ними одна история в самом начале их отношений. Странная и даже пугающая. Они поехали ночью покататься на байке. Вроде отъехали совсем недалеко от кондо, но вдруг оказались на совершенно неизвестной им дороге.

Улица была совершенно пуста. Ни в одном из домов не светились окна. Открытые машины были пусты. Не слышались голоса, не было лая собак. Как будто все вымерли.

Но главное, что Данила эту дорогу не знал. Он жил в Тае уже третий год и не было рядом с домом ни одного закоулка, в который он бы не заехал. И тут вдруг: на тебе. Совершенно неизвестная дорога прямо рядом с домом, да ещё как из фильма ужасов. Никогда ему не было до такой степени страшно. Он спешно развернулся, и они поехали назад.

Выехали не около кондо, как должно было бы быть, а почему-то на набережную. Там было светло, гуляли люди, компании распивали на берегу пиво и санг сом. Они зашли в магазин севен элевен, купили пивка и тоже присели около моря.

Это случилось примерно за полтора месяца до ковидного карантина. Во время локдауна, Данила часто вспоминал ту дорогу. Ему казалось, что дорога была предчувствием грядущего. Но Лера говорила: «Нет. На той дороге мы попали в другое измерение. В нашей настоящей жизни нет ни ковида, ни локдауна, ни войны».

А что это было на самом деле, они узнали позже. Каждый вечер на протяжении нескольких месяцев они искали эту дорогу, но так и не нашли.

Лера ту дорогу вспоминала. Будто они с Данилой создали что-то новое, что их связало. Только зря они отказались поехать до конца. Потому что их страх и нерешительность в конце концов отношения и похоронили.

Неординарность, неопределённость, никогда не знаешь, кого ты встретишь утром: Джекила или Хайда. После спокойной семейной жизни, Лере казалось, что она живёт на полную катушку. Но эта катушка оказалась с разными нитками. Иногда белыми, но чаще — чёрными.

Она всегда находила Даниле оправдания, всегда. Потому что кроме грубого и хамовитого мужика в нём жил маленький и нежный мальчик.

Этот мальчик плакал у Леры на плече, когда ему было плохо. И не стыдился. Он срывал для неё цветок с куста. Он брал её за руку, когда переводил через дорогу. И вот этого мальчика Лера любила всем сердцем. До самого конца.

Как-то раз, Валерия отказалась сесть с Данилой на байк, потому что был он слишком пьян. Он ехал за ней и жалобно стенал: «Пожалуйста, садись, поехали домой. Мне с тобой безопаснее». Лера села, потому что малыш внутри Данилы попросил о помощи. Но прежде, чем она залезла на байк, Данила притянул её к себе и долго целовал. Вот таким был малыш, с которым соседствовал хам и быдло. То, что она ненавидела в Даниле-мужчине, ужасно трогало в Даниле-ребёнке.

Чем дальше, тем меньше в Даниле оставалось от добродушного мистера Джекила. И всё больше появлялось от его злобного Альтер эго. Уже через год он казался совершенно незнакомым ей человеком. Разговаривал с Лерой снисходительно и исключительно на повышенных тонах. В ссоре они бывали чаще, чем мирились.

Мальчик, которого Лера так любила больше не появлялся. А его место целиком и полностью занял тот отвратительный мужлан, которого Лера ненавидела всей своей душой.

В тот день, когда Данила схватил её за руку и выставил за дверь, Валерия сидела на берегу и пила санг сом прямо из бутылки. Боль от утраты была такой, что она мечтала, чтобы она закончилась любой ценой.

Лера смотрела на море и понимала, что вот оно — решение проблем. Ни боли, ни отчаяния. Она ещё раз отхлебнула из бутылки для храбрости и скинула босоножки. Не было страха, когда она вошла в воду. Была только надежда, что боль закончится. Лера погрузилась в воду с головой и ощутила блаженство.

Над головой её пели тритоны и русалки. Они пели заунывную песню скорби.

Из глубины показалось лицо мамы.

— Мне так жаль, доченька, мне так жаль, что меня нет рядом.

— Мамочка, ну ты же здесь. Я иду к тебе, я этого так хочу. Быть с тобой.

— Ещё не время, доченька, ещё не время. Ты увидишь свою дорогу, ты поймёшь, когда по ней надо пройти.

И мама начала отдаляться.

— Подожди, не уходи, я хочу с тобой. Мамочка, не бросай меня опять. Я без тебя потерялась. Я не смогу жить без тебя.

Но мама лишь грустно улыбалась.

Конец ознакомительного фрагмента.