Вся эта эстрада

Елена Назарова, 2018

Настолько ли безоблачна закулисная жизнь артистов? Безупречен ли мир шоу-бизнеса?… СССР конца 70-х, ВИА, гастроли, запреты, интриги. А на фоне этого – тот самый пресловутый любовный треугольник… Роман Елены Назаровой «Вся эта эстрада» не только вернет читателя во времена светлой дружбы России и Украины, но и с первых строк заставит сопереживать главным героям: начинающей популярной певице с болгарскими корнями Лили́ Загорской, своенравному руководителю ансамбля Сергею Влади́мирову и концертному администратору Жану Бо́лотову, вернувшемуся в Одессу из заграницы, чтобы «жить не по правилам». Содержит нецензурную брань.

ЧАСТЬ 1

-1-

***

— Внимание всем! Приготовились! Она выходит.

— Ох, не люблю я дежурить на таких мероприятиях! Того и гляди, эти сумасшедшие фанаты тебя растопчут! Раньше было намного проще. Народ был другой. И артисты другие были. А сейчас как с ума все посходили. Когда там конец света обещают?… Эх, дожить бы до пенсии!…

А на улице творилось что-то страшное: толпа напирала, способная в любой момент снести ограждения, тянула руки, скандируя: «Загорская!… Загорская!» Цветы, плакаты, календари, открытки — все это шумело словно море, готовое вот-вот выйти из берегов. Долгожданные концерты Лили Загорской проходили в Москве с аншлагами.

— Я ее люблю!… — истерично вопил чей-то голос.

— Ее все любят, — прокомментировал довольно высокого роста худой мужчина, запихивая артистку в машину. — Поехали, самолет ждать не будет! Хорошего понемножку! Помаши им ручкой. Поехали!…

— Сумасшедший дом! — выдохнул водитель, вытирая пот со лба. — Кажется, вырвались.

— Слава Богу! — высокий мужчина оглянулся назад. — Лили, ты жива? Как тебе? Такого успеха здесь даже у Пугачевой не было!

Лили, еще до конца не пришедшая в себя, бросила в сердцах:

— У нее — своя публика, у меня — своя.

— Да кто спорит, — мужчина закурил. — А ты зря переживала. Я же тебе обещал. Игорь сказал — Игорь сделал! Но ты, кажется, недовольна чем-то?

— Я устала! Хочу домой.

— А!… Как твой директор, не первый год с тобой работающий, могу порекомендовать тебе перебраться в Москву, а не лететь, сломя голову, в Одессу всякий раз, когда появляется окно в твоих выступлениях. Когда ты, наконец, меня услышишь?

— Как мой директор, не первый год со мной работающий, ты прекрасно знаешь ответ на свой вопрос. И перестань курить!

В аэропорту их тоже ждали поклонники.

— Господи! — Лили вцепилась в директора. — Только не это! Дайте же мне спокойно улететь!

— Прекрати истерику! Елки-палки, их так много!… Ничего, сейчас прилетишь, окажешься в объятиях своего драгоценного Сережи и быстро придешь в себя.

— Я так по дочке соскучилась!… — с тоской в голосе произнесла певица.

А к ней уже неслись неутомимые и вездесущие почитатели ее таланта.

…Дозвониться мужу перед вылетом Лили не смогла. Трубку никто не брал. По идее, лететь домой певица должна была утром. Но ей так хотелось поскорее обнять дочь, что она вымолила у директора билет на ночной рейс. Попытки дозвониться домой из аэропорта в Одессе тоже не увенчались успехом. Лили даже растерялась: уже так поздно, а к телефону никто не подходит, словно все вымерли. Звонить пожилым родителям мужа она не рискнула. В конце концов, ключи от квартиры у нее есть.

Надев огромные в пол-лица очки — хоть какой-то шанс остаться неузнаваемой, — она, подхватив багаж, отправилась на поиски такси. Искать долго не пришлось: желающих заработать частным извозом в столь поздний час было хоть отбавляй. Вот только ночью в черных солнечных очках выглядела она более чем странно. И таксист всю дорогу на нее подозрительно косился. Но «открыть свое истинное лицо» Лили не решилась. Доехали быстро и без приключений. Водитель любезно помог с багажом. Она протянула ему деньги. А он вдруг улыбнулся.

— Денег я с вас не возьму. А автограф лишним не будет, — и достал откуда-то листок с ручкой. — Не откажите в любезности, напишите: «Андрюхе от Лили Загорской».

Лили опешила.

— Как вы меня узнали?! И что же всю дорогу молчали?

— Очки вас выдали. Да я вас и раньше подвозил. У нас все знают, что в этом районе живет наша знаменитость, наша гордость! А молчал — не хотел лишний раз беспокоить. Вы же такая уставшая в машину сели… Так что, подпишете? Вот ребята обзавидуются!

Сняв очки, Лили рассмеялась. Достала из сумки календарик со своей фотографией, взяла у парня ручку и написала на обратной стороне: «Андрюха! Ты замечательный!» И расписалась знаменитой подписью.

Счастливый водитель расцеловал календарик.

— Спасибо вам, большое спасибо! Я вас обожаю!…

Сергей Владимиров потягивал пиво, тупо уставившись в экран телевизора. Скорее всего, он и не видел, что, собственно, там показывают, думая о своем. И даже не услышал, как открылась входная дверь.

— Сережа, ты дома?…

Лили остановилась на пороге, ожидая реакции мужа. Реакция последовала: Сергей выронил из рук бокал с остатками пива и выругался.

— Черт! Что ты здесь делаешь? Ты ж должна быть в Москве.

— Я только что прилетела. Звонила, хотела предупредить тебя, но никто не брал трубку. И из аэропорта звонила… Почему ты не отвечал? — Она прошла в комнату, подняла бокал, и присела на краешек дивана, на котором, подобно падишаху, возлежал Сергей. — Я так соскучилась, Сережа!… А Жанна спит?

Она потянулась к мужчине, но он резко оттолкнул ее и так же резко сел на диване, опустив ноги как раз в растекшееся по полу пиво. Выругался снова.

— О, черт! Делать тебе больше нечего, как по ночам летать. Жанны все равно дома нет. Я ее к родителям отвез. Ты ж только завтра должна была вернуться. Предупреждать надо!

— Но я же звонила, Сережа! Перед концертом звонила. И после. Никто не брал трубку. И сейчас, из аэропорта…

— Если бы звонила, я бы слышал! — Сергей встал, не глядя на жену, подошел к окну, затянулся сигаретой.

Лили сидела на краю дивана как бедная родственница, от безысходности сложив руки на коленях.

— Ты куришь в комнате…

Обернувшись, Сергей усмехнулся.

— А Жанны-то нет. Могу себе позволить.

— Зачем ты отправил ее к родителям? Они уже старенькие, им с ней тяжело.

— Чего тяжелого? Она ж не маленькая. Почти двенадцать. Пусть поразвлекает стариков. Мне необходимо было побыть одному.

Лили скользнула взглядом по пустым пивным бутылкам — спутникам Серегиного одиночества — и горько вздохнула.

— Зачем ты пьешь, Сережа?

— Ну, кто-то поет, а кто-то пьет, — с вызовом бросил он в ответ. — Я же должен как-то расслабиться!

— Сережа, — Лили подбежала к мужу, прижалась к его спине, — что происходит, Сережа?

Он развернулся, докурив сигарету.

— Ничего, абсолютно ничего.

— Ты даже не спросил, как прошли концерты.

— А как они могут пройти? Как обычно — с аншлагами! Ты ж у нас — звезда! Великая народная. Твой голос разве что из утюга не звучит. Твое имя — во всех газетах. На тебя вон уже молятся эти твои обожатели. А я — кто? Я так — состоявшийся неудачник. Принеси-подай…

— Что ты такое говоришь! — испугалась Лили. — Ты — режиссер моих программ, мой продюсер, мой советчик и строгий критик. Без тебя и меня сейчас не было бы. В конце концов, ты — прекрасный музыкант!…

— Да, но только музыка моя никому не нужна! — оборвал ее Сергей. — А имя мое, как режиссера-постановщика твоих программ, в гастрольных афишах в лучшем случае пишут где-нибудь в нижнем углу, мелкими буквами. Без меня бы тебя не было… Да ты прекрасно обходишься без меня. Кастрюльки с кипятильниками на гастролях за тобой и твой директор носить может. На рынок сбегать, творожок купить. Невелика честь. А занимаюсь этим я — «прекрасный музыкант». Музыкант, от которого коллектив ушел… Это раньше я был музыкантом, а теперь выхожу на сцену раз в полгода, подыграть тебе в какой-нибудь песне. А ты — звезда. Ты — Лили Загорская!…

— Сереженька!… Сережа, ты же не виноват, что ребята ушли. Ну захотелось им славы, решили, что могут обойтись без нас. Что теперь поделаешь. Кем они стали? Где сейчас? Кто их знает? А нас знают, любят; мы не пропали.

Слабая попытка Лили успокоить мужа и в этот раз потерпела неудачу. Слова жены взбесили его еще больше.

— Это тебя знают и любят! А обо мне уже и не помнят!

— Господи, ну что ты говоришь! Ты же мое все!…

В отчаянии Лили готова была разрыдаться.

Сергей развернул ее, грубо схватив за плечи, дыхнул в лицо перегаром.

— Я твое все? Оставь эти сказки журналистам! Что же ты соглашаешься на запись песен к фильму этого… как его там, если я твое все? Ты ж знаешь, как мне это неприятно. Осточертело, ей Богу!

Не то от встряски, не то от резкого запаха у Лили закружилась голова. И лишь стальная хватка мужа позволила ей удержаться на ногах.

— Не может же героиня три песни петь одним голосом, а четвертую — другим, — прошептала она, справляясь со слабостью. — Отпусти меня, ты делаешь мне больно. Я все поняла: у тебя очередной приступ ревности. Зря ты так себя и меня изводишь, зря. Не к кому ревновать.

— Ревность — удел неуверенных в себе. А я в себе уверен, — возразил Сергей.

— Так в чем же дело?

— А ни в чем! Просто я хочу, чтоб моя жена была моей женой, а ненародным достоянием. И не мчалась в Москву по первому зову всяких там новоявленных Михалковых, потому что они — друзья Жана Болотова, а Жан Болотов — это святое! Он даже из-за границы умудряется лезть в нашу жизнь. Парадоксально, но факт.

— Ну причем здесь Жан! Я его тысячу лет не видела. Что за глупости, Сережа? А картина действительно хорошая. И я с удовольствием в ней поучаствую. Песни такие душевные. Я рада, что именно меня пригласили на запись. Мне это интересно, понимаешь!

Хоть что-то в моей жизни может быть так, как я хочу?

— Брови Сергея поползли вверх.

— Это что ж получается: материал, который я для тебя подбираю, тебе неинтересен? Над моими песнями ты работать не хочешь. Ты готова часами спорить, если тебе что-то не нравится. А не нравится тебе каждая вторая песня: это я петь не стану, это не мой формат, это слишком просто, это слишком сложно, это не будет хитом!… Да ты сама себе — и продюсер, и режиссер. И после этого ты заявляешь, что я — твое все!

Хлопнув дверью, Сергей вышел из комнаты.

Медленно опустившись в кресло, Лили закрыла лицо ладонями. Спорить с мужем, когда он в таком состоянии, бессмысленно. Себе дороже. Это там, на сцене, она — народная артистка, любимица миллионов, пример для подражания. А в жизни… Обратная сторона медали, как правило, редко бывает ровной и идеальной.

— У вас там что, аномальная зона, бермудский треугольник? — телефонная трубка разрывалась от криков. — Третий день не могу никому дозвониться! Что происходит в конце концов? Меня рвут на части: привези на майские праздники Загорскую, а Загорская, похоже, плевать на всех хотела. У нее затянувшиеся весенние каникулы. У нее и у ее муженька. Они, видите ли, отдыхают!

Лили терпеливо ждала, когда словарный запас директора иссякнет, ибо остановить Игоря в такие моменты все равно, что пытаться затормозить локомотив, несущийся с огромной скоростью.

— Ну что ты молчишь, что молчишь?!

— Слушаю, — спокойно ответила певица, не скрывая улыбки.

— Кого слушаешь? Кого ты там слушаешь?!

— Тебя, милый мой, тебя! Ты же слова вставить не даешь.

Немая пауза в трубке.

— Ну вот, я же еще и виноват: слова ей сказать не даю.

— Так что там случилось? Кто тебя на части рвет? — рассмеялась Лили. — Кому я понадобилась?

— О, ты всем нужна! — голос директора звучал более миролюбиво. — Ты когда в Москву собираешься?

— В понедельник. Во вторник с утра у меня съемки на телевидении. Выходные хочется провести дома с семьей. Жанну столько не видела! Ты ж знаешь.

— Еще бы! Но придется планы менять. Вадим тебя разыскивает, с ног сбился. Нашли, наконец, финальную песню, которая всю картину перевернет. Услышишь — будешь в восторге! Оркестровая фонограмма готова. А тебя вызвонить не могут. Мне всю плешь проели. Хотели уже гонцов в Одессу послать.

Он засмеялся. Лили наоборот стала серьезной. Сергей будет не в восторге, а значит, очередного скандала не избежать. А ведь только-только все наладилось. Жанна такая счастливая бегала: родители рядом, и не ругаются, не спорят. Мама у плиты, родная, домашняя, и на кухне пирогами пахнет, и в школу разрешают не ходить… Прям семейная идиллия. Сегодня с утра Сергей с ней к филармонии гулять отправился, а Лили уборкой занялась. Похоже, закончить ее уже не судьба.

Положив трубку, Лили прошла на кухню, налила в стакан воды, достала с полки пузырек с валерианкой, плеснула почти половину и залпом выпила. Видели бы сейчас ее поклонники…

— Мама, мамочка, зря ты с нами не пошла! — со звонкими криками влетела в комнату Жанна. — Там так тепло! Уже настоящая весна. И птички поют, и цветочки!

— Кнопка, — Сергей провел рукой по волосам девочки и улыбнулся, — наша знаменитая мама может гулять только в парандже. Ты ведь прекрасно знаешь. А от раздачи автографов и вспышек фотокамер она на работе устает. Пускай мамочка отдыхает, не выходя из квартиры. Особенно плодотворно у нее это на кухне получается. О, телефон!… Я подойду.

Он поспешил в зал, а Жанна, подбежав к Лили, прижалась к ней, и с тоской в голосе произнесла:

— Эх, мамочка, я так тобой горжусь, но лучше б ты у меня была простой учительницей, а не певицей. Мы бы тогда вместе гуляли. И не расставались надолго.

У Лили защемило сердце. Разлуки с дочерью она всегда переносила очень болезненно. Вспомнились первые гастроли после ее рождения. Лили оставила восьмимесячную кроху родителям мужа и вместе с «Прибоем» отправилась на Урал… Тогда еще был «Прибой». И Сергей выступал на сцене. И считал, что рождение ребенка и творчество — вещи несовместимые. Впрочем, он и сейчас того же мнения.

— Кнопка, бегом в свою комнату! Нам с мамой необходимо серьезно поговорить.

Сергей возник на пороге так внезапно, что Лили вздрогнула, Жанна прижалась к ней еще крепче.

— Ты что, не поняла? Давай, быстренько!

Это было сказано таким тоном, что девочка мышкой прошмыгнула за дверь, даже не подняв на него глаз.

— Что случилось? — недоумевающее хлопала ресницами Лили, поражаясь столь резкой перемене настроения мужа. — Кто звонил?

— Кто звонил? — Сергей надвигался, словно грозовая туча. — Кто звонил?… А ты не догадываешься? Ты когда в Москву собралась? Тебе там уже студию заказали. Вадим весь на взлете. Спрашивает: ну что, когда она приедет? А я даже не в курсе, что ты вообще куда-то собираешься. Здорово, да! Я — твой продюсер — обо всем узнаю последним. О том, что по совместительству я еще и твой муж, вообще промолчу. Великолепно! Ты не перестаешь меня удивлять. И это после нашего разговора!

У Лили сердце упало куда-то в пятки. Она невольно сделала несколько шагов назад, ударилась об стол, так, что в глазах выступили слезы, и замерла, не решаясь что-то сказать в свое оправдание. Да и какой теперь в этом смысл — Сергей все равно не поверит, что она сама узнала об этой записи только сегодня утром и даже не успела переговорить с Вадимом. А Сергей уже дышал ей в лицо:

— Это так я тебе нужен, так жизненно необходим!… Да тебе плевать на меня, на мои слова, на мои планы, в конце концов. Ты решила — ты сделала по-своему. И так всегда было. Всю жизнь. Можешь ехать хоть сейчас. Но без меня. Я не одобрял и не одобряю эту картину. И твое участие в ней считаю пустой тратой времени. Но если для тебя это важнее, чем общение с дочерью, что ж, вперед и с песней!

…Жилплощадь Ивана Загорского увеличивалась прямо пропорционально росту популярности его звездной сестры. И сейчас, помимо трехкомнатной квартиры, он владел еще и загородным домом с мансардой с участком в двадцать пять соток.

— Вот перестану ходить в море, уйду на пенсию, — говорил он, — и разведу здесь овец. Надо возвращаться к истокам.

Его жена на это снисходительно улыбалась, а сын бесед подобного рода не поддерживал в принципе. У него на этот участок были свои планы. Но, тем не менее, с ранней весны и до поздней осени семейство третий год проживало за городом и прекрасно себя при этом ощущало. Лили очень любила здесь отдыхать. Дом брата приносил ей столько радости и не шел ни в какое сравнение с загородным домом матери, которая после смерти своего драгоценного Семена Сергеевича все чаще стала поговаривать о том, что неплохо было бы ей перебраться в город, на старости лет «пожить как человек» — в квартире. При этом стоило Ивану лишь появиться на пороге с предложением о переезде, она тот час же впадала в истерику и кричала, что расстаться со своим жилищем никогда не сможет. Впрочем, кротким нравом она сроду не отличалась. Да и общаться с детьми, по сути, начала только после смерти своего отставного капитана.

Сегодня Лили Загорская ехала к брату с тяжелым сердцем. После скандала, который устроил Сергей, оставаться дома было бессмысленно. Хуже всего то, что Жанна все слышала — все-таки не маленькая уже — и воспринимала по-своему. Когда Сергей, хлопнув дверью, выскочил из кухни, она выбежала из своей комнаты и бросилась к Лили со слезами.

— Ты уезжаешь! Я знаю. А ты же обещала, ты обещала! Как же наши выходные? Мама!…

— Девочка моя, но я же не знала, что так получится, — обнимала ее Лили. — Я, правда, хотела, чтобы мы все вместе провели эти выходные. Но меня ждут в Москве. Я же не могу подвести людей.

— А меня, значит, можешь! — Жанна уже рыдала навзрыд.

— Поедем со мной к дяде Ивану, — предложила Лили, вытирая ей слезы. — Он будет рад нас видеть. Отдохнем там сегодня, воздухом подышим.

Жанна вырвалась из ее объятий.

— Я никуда не поеду! — заявила совсем не детским голосом. — Я останусь с папой. Ты же все равно завтра улетишь в свою Москву. Я с тобой не поеду!

Таксист, который вез Лили за город, особой деликатностью не отличался. Артистку он узнал сразу и буквально засыпал расспросами, покруче любого журналиста. Она не знала, куда от него деваться. А когда, наконец, подъехали к дому брата, он не выпускал ее из машины, умоляя оставить автограф то для горячо любимой тетушки, то для двоюродного брата дедушки из Кривого рога, то для троюродной внучки, то для Жучки… Так продолжалось бы, наверное, бесконечно, если бы не Иван: он просто вытащил сестру из машины.

— Я ж предлагал за тобой приехать, — разозлился он, увидев, что Лили бьет нервная дрожь. — Забудь то время, когда ты могла спокойно отправиться в троллейбусе на собственный концерт. Сейчас все иначе. И я не хочу, чтоб какой-нибудь идиот однажды вот так на сувениры тебя разорвал.

Не в силах с ним спорить Лили опустилась прямо на бетонные ступеньки у входа.

Иван всплеснул руками.

— Ты что! Вставай, простудишься же! В дом заходи. Чего ты, в самом деле?! Я еще не завтракал. Составишь мне компанию. Светка на работе, сын в школе, а мне одному и есть не хочется.

Лили молча покачала головой и вдруг заплакала.

— Ну вот!… Сестренка, что стряслось? — Иван опустился рядом. — Опять Серега? Ты поэтому не захотела, чтоб я за тобой ехал? У нашего гения очередной творческий бзик?

— Я не могу, я больше так не могу! — проговорила Лили сквозь слезы, закрыв лицо руками. — Я устала. У меня нет сил! Что же это за жизнь такая, Господи!… В чем, ну в чем моя вина? Сколько это может продолжаться?…

— Что он сделал? — не выдержал Иван.

— Он против моего участия в картине Влада. И это при том, что три песни я уже записала! Мне что, отказаться от записи финальной? Как я Вадиму сейчас это объясню?

— Все ясно. Влад — друг Жана, а это имя для Сереги как красная тряпка для быка. Можешь дальше не рассказывать. Вставай, пошли в дом.

Он помог сестре подняться, поддерживая под руку, провел на кухню, усадил за стол, налил полный стакан воды.

— Выпей и успокойся. На тебе лица нет. Так нельзя. Твой Серега — он когда-нибудь свихнется от ревности. Но раньше, чувствую, угробит тебя. Это невозможно. Ты меня прости, но с тех пор как ушел «Прибой», он… Мне кажется, он не может простить тебе твоей популярности.

От этих слов Лили вздрогнула, словно от удара током.

— Не говори так! Он очень много сделал и делает для меня. Без него Лили Загорской на эстраде сейчас не было бы.

Сергей усмехнулся.

— Сестренка, я порой поражаюсь твоей преданности и верности во всех смыслах Сереге. Ты даже не допускаешь мысли, что без него изначально ты уже была Лили Загорской. И если бы не он со своим чертовым коллективом…

— Не смей так говорить! Не смей! — она вскочила. — Он — мой муж! И он — очень талантливый музыкант.

— Говорю то, что думаю. Вся твоя жизнь с ним — это какая-то сплошная гонка по вертикали, борьба за место под солнцем. Это нормально? Я мало соображаю в вопросах продюсирования, но он целиком и полностью диктует тебе свои условия. Разве так должны складываться отношения у творческих людей? Да, в споре рождается истина, но такие споры, какие случаются у вас, породить могут лишь психическое расстройство. Разве ты этого хотела? Ну что ты так на меня смотришь? Скажи еще, что я не прав.

Лили молча опустилась обратно за стол. Конечно, Иван прав. Если не во всем, то во многом — точно. Но что ей делать, как жить дальше — ответов на эти вопросы у Лили Загорской не было.

— Страшно быть брошенной в первый день осени, на поле скошенном, под небом с просинью…

«Этот стон у нас песней зовется, — Лили с трудом сдерживала себя. — Интересно, откуда взялась эта девчонка? Какая из нее проводница? Тем более, певица…»

— Ну, как? — будущее светило эстрады взмахнуло веером пушистых ресниц.

— Это чьи стихи? — спросила Лили первое, что пришло на ум.

— Мои! — не без гордости ответила девчонка-проводница. — Вам понравилось?

— Да… Продолжай в том же духе, и у тебя все получится, — произнесла Лили, в надежде, что после этих слов ее оставят, наконец, в покое.

В купе уже побывал весь состав поезда, начиная от начальника и заканчивая потной теткой из соседнего вагона, которая умоляла артистку написать на пачке сигарет, чтобы муж Вася, который, якобы, обожает ее творчество, бросил курить. Нарочно не придумаешь!

— Вау! Вы оценили! Я знала!… — девчонка подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши. — Я вас люблю!… Сейчас белье принесу, — вспомнила вдруг о своих прямых обязанностях и бросилась к дверям.

Лили облегченно вздохнула: неужели! Вот это поездочка! Кто следующий?… А перед глазами стояло лицо дочери, такое несчастное: мамочка, не уезжай, ты же обещала!… Господи, за что! Кому она нужна — такая слава, если столько боли от нее? Кочевая жизнь — шипы и розы. И ведь далеко не всегда непременно роз оказывалось больше…

А в дверь купе снова стучали. Точнее, скреблись, иначе не назовешь.

— Входите, открыто, — с обреченным видом Лили приготовилась к встрече новых посетителей. Похоже, выспаться сегодня не получится.

Мужчина средних лет, широко улыбаясь, топтался на пороге, без стеснения разглядывая певицу.

— Вы — Лили Загорская?

— Да, это я, — устало кивнула она. — Вам автограф? — и автоматически потянулась за ручкой, чувствуя, что еще пара-тройка таких визитеров, и она не выдержит.

— Нет, спасибо, — неожиданно отказался мужчина. — Вы, действительно, красивая женщина. Даже без всех этих концертных нарядов и макияжа, — заметил он, и, вытащив откуда-то из-за спины бутылку коньяка, решительно шагнул к столику. — Это вам.

Лили на секунду опешила от такого поворота событий. Кто этот мужчина, и что ему нужно?

Как будто читая ее мысли, непрошенный гость представился:

— Андрей Иванович. Директор кооператива «Бессарабские вина». Был в Одессе с деловой поездкой. Возвращаюсь в Москву. Бесконечно счастлив видеть вас. До сих пор не имел чести быть знаком с вами лично, хотя заочно, надо заметить, знаю вас уже не первый год. Дело в том, что мой напарник — тайный ваш поклонник. Собственно, это он уговорил меня нарушить ваш покой, за что я дико извиняюсь. Но, думаю, когда вы его увидите, то простите мне это вторжение. Миша, заходи! — крикнул кому-то, кто, по-видимому, все это время находился в коридоре.

Лили даже не успела ни о чем подумать. В купе с несвойственным для его комплекции проворством втиснулся экземпляр невероятно круглых размеров с красным и блестящим от пота лицом. Тот самый Миша — тайный ее поклонник. Наверное, продукция кооператива «Бессарабские вина» дегустировалась им ежедневно и в больших количествах. Лили с трудом узнала в нем трубача ее первого ансамбля «Мечта». Ансамбля, с которого в далекие 70-е началась ее песенная карьера.

— Мишаня!… — всплеснула она руками и больше ничего не сумела произнести.

Толстяк засиял.

— Она узнала, узнала меня! — и кинулся к певице с объятиями, навалившись на нее всей своей массой. — Да, это я, я! Мы столько лет не виделись!… Слышишь, Андрюх?

Андрюха, он же — Андрей Иванович — ловко откупорил бутылку.

— Мишаня, ты меня раздавишь! — мысленно Лили уже прощалась с жизнью. — Что-то тебя слишком много, — она натянуто улыбнулась, когда мужчина, наконец, пыхтя как паровоз, уселся рядом. — В студенческие годы, помню, ты был худее меня.

Он, кажется, смутился.

— То ж давно было. Сколько воды утекло… А ты отлично выглядишь. Такая же тонкая, звонкая и прозрачная. Прямо как на обложке нашего первого альбома. Помнишь?

— Единственного альбома, — печально усмехнулась Лили. — Вот уж не ожидала тебя увидеть! Честно говоря, уже и отчаялась хоть с кем-то встретиться из той «Мечты». Как-то все нелепо получилось.

Мишаня запыхтел с утроенной силой.

— Ты злишься на нас?

Лили опустила голову и вздохнула. Сколько лет она мечтала о встрече хоть с кем-нибудь из ребят. Но они видеть Лили не желали.

— За что? За что мне на вас злиться? Все давно в прошлом. Наверное, так должно было случиться. У каждого из нас своя судьба.

— Ты так считаешь? — Мишаня достал из кармана платок и вытер им пот со лба. — А знаешь, мало кто из нашего коллектива связал свою дальнейшую судьбу с музыкой. Так, попели какое-то время в ресторанах… Баловство одно. Без тебя все просто не имело смысла. Но поняли мы это слишком поздно. Альбертович нам тогда мозги запудрил…

— Вот как, — качнула головой Лили. — А ты с ребятами общаешься? Где они? Чем занимаются?

— Раньше общался, — оживился Мишаня. — Сейчас в основном перезваниваемся, редко, с ударником, с клавишником Степкой… Он чебуречную открыл. Представляешь?!

— Представляю!… — задумчиво протянула Лили.

— Так, други мои, — напомнил о своем присутствии Андрей Иванович, — я еще раз дико извиняюсь, но коньяк выдыхается, а тары нет. Нужно же отметить встречу. Думаю, воспоминаний у вас до утра хватит. До самой Москвы. Я, с вашего позволения, удалюсь за стаканчиками. Кстати, — он взглянул на Мишаню, — мы с вами, коллега, совершенно забыли про закуску. Явились к даме с одной бутылкой. Что она о нас подумает?

— И правда! — всколыхнулся всем телом бывший трубач. — Лили, что будешь кушать?

Лили поставила на столик кефир.

— У меня вот — своя закуска и выпивка. — Извините, мальчики, но поддержать вас я могу лишь мысленно.

— Не понял… — захлопал глазами Андрей Иванович. — Мы же не заставляем вас пить. Так, чисто символически, за встречу.

— Ну так, чисто символически, я буду пить свой напиток, — она улыбнулась. И этой улыбкой сразила мужчин наповал.

— Заметано, — Андрей Иванович спешно удалился. — Не настаиваю. Я сейчас вам печенюшек принесу в качестве закуски к вашему напитку. Надеюсь, не откажетесь.

Всю дорогу от вокзала Вадим без умолку о чем-то рассказывал. Лили напряженно смотрела в окно и молчала. Она чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной.

— Ты в порядке? — Вадим похлопал артистку по плечу. — Слышишь меня? Ты как будто не здесь.

Лили повернулась к мужчине, из последних сил стараясь казаться спокойной и веселой.

— Прости, я задумалась.

— О чем, если не секрет? Ты какая-то не такая с поезда сошла. Ты что, заболела?

— Да нет, со мной все нормально, — Лили тайком смахнула слезы. — Просто так хотелось на выходных побыть дома. Жанне обещала…

— Понятно, — Вадим вздохнул, а потом оживился. — Так прилетела б самолетом, быстренько записали бы песню — у тебя это займет от силы час — и обратно. Честно говоря, я так и думал. А ты почему-то решила тащиться поездом.

— На самолет билетов не было.

— Да брось! — отмахнулся Вадим. — Один звоночек — это Лили Загорская — и билеты были бы.

— Или послали б куда подальше, как в Шереметьево, когда три часа рейс ждали. Я в костюме, с вещами. Думаю, не откажут посидеть в зале для официальных делегаций. А мне — в общий зал, туда, где все, пусть идет…

— Ну, это ж не каждый раз такое бывает.

— Не каждый, но зато запоминается надолго… А куда мы едем? — спохватилась Лили.

Вадим удивился:

— Как куда? В студию. Там уже все готово. Запишем песню, и я отвезу тебя, куда душе твоей будет угодно. Кстати, у меня для тебя сюрприз: сам автор песни обещал подъехать.

Произнося эти слова, Вадим хитро прищурился.

— А кто автор? — чисто механически спросила Лили. — Я его знаю?

— Терпение, моя дорогая, терпение, и ты все узнаешь.

— Ох, не люблю я эти загадки! — выдохнула Лили и снова отвернулась к окну.

К любой работе, будь то выступление на большой сцене или перед колхозниками, съемки на телевидении или обычная репетиция, Лили Загорская относилась с особой ответственностью. Забывала обо всем, если что-то не получалась, не спала ночами, пробовала, искала, пока не добивалась нужного результата. Полной отдачи требовала и от своего коллектива. Отдачи стопроцентной. Она преображалась, когда вставала перед микрофоном. И откуда только брались силы? Наверное, за это ее и любили слушатели, поэтому число ее поклонников от концерта к концерту возрастало. Но Вадим занервничал, когда в очередной раз услышал: «А можно еще дубль?»

— Да ее от микрофона не оторвешь! — воскликнул звукорежиссер. — Сколько часов уже пишем? У меня там двадцать человек дожидаются! Достаточно, Лили. Все в порядке.

— Но у меня не в порядке, — Лили смотрела на Вадима с вызовом. — Давайте еще дубль!

Он сложил руки на груди.

— Давай, иначе она прожжет меня своими карими очами.

— Пишем, — вздохнул звукорежиссер и склонился над пультом.

В этот момент в комнату заглянул высокий мужчина в дорогом костюме с благородной проседью в волосах.

— К вам можно? Не помешаю?

— О, Жан! Наконец-то! — кинулся ему на встречу Вадим. — Отлично выглядишь, дружище! Проходи, ждем тебя. Послушай, как мы в твою песню жизнь вливаем. Правда, с таким подходом к записи, скоро сами тут ласты склеим.

Звукорежиссер протянул мужчине руку и поздоровался кивком головы.

— Ты нас спасешь. Оторви ее от микрофона. Десятый дубль пишем, хотя все еще с первого получилось на отлично. Но попробуй, убеди ее в этом!

Закрыв глаза, Лили в очередной раз переживала трагизм музыкальной истории, застыв над микрофоном. Вошедший мужчина смотрел на нее, затаив дыхание. Даже шелохнуться боялся. Когда артистка закончила петь, он зааплодировал. Она же, увидев его, как-то неестественно вдруг побледнела и без чувств рухнула на пол.

— О нет! Что с ней? — Вадим и звукорежиссер одновременно вскочили с мест. — Этого еще не хватало!…

Очнувшись, Лили не сразу смогла понять, что произошло. Испуганно смотрела на людей, склонившихся над ней. Потом силуэты стали четче и яснее. Жан Болотов!… Она узнала его. Видный мужчина, за которым толпами бегали девчонки, он и сейчас не был лишен обаяния. Годы, казалось, обошли его стороной, лишь только волосы слегка посеребрили. Это он спас ее тогда, спас и бесследно исчез…

— Ну и напугала же ты нас! — произнес Жан, — нежно коснувшись лица артистки рукою. — Что случилось? Голова? Сердце?

Она молчала. Смотрела на него и молчала, словно онемела.

Вадим расценил это по-своему.

— «Скорую»? Я еще когда сюда ее вез, видел, что с ней что-то происходит. Она же не настолько впечатлительная, чтоб при виде тебя грохнуться в обморок.

— Не надо «скорую», — Лили, наконец, обрела дар речи. — Мне лучше.

— Ты уверена? — Жан не скрывал беспокойства. — Ничего не болит? Вот уж не предполагал, что наша встреча будет такой. Позволишь мне тебя отвезти? Я на машине. Где ты обычно в Москве останавливаешься? Я слышал, этот изверг, — он кивнул в сторону Вадима, — прямо с поезда тебя сюда притащил.

Во внедорожнике Жана Болотова при желании можно было бы жить. Лили с интересом оглядела салон.

— Ты своим вкусам не изменяешь.

— Стараюсь, — Жан смотрел на нее с трепетом. — И ты совсем не изменилась: все та же стройная черноволосая девочка, которую я когда-то поджидал в портовом районе города Одессы. Помнишь нашу первую встречу?

Лили кивнула:

— Конечно, помню. Я помню все, как будто это было вчера. Столько лет прошло, а мне иногда кажется, что мы по-прежнему — группа «Прибой», что сейчас соберутся ребята на репетицию — Олег, Макс, Жорик… Славные были времена, хоть и непростые. Теперь все по-другому: не жизнь, а какая-то сумасшедшая гонка, как выражается мой брат.

— Ну, тебе грех жаловаться. Наслышан о недавних сольных концертах. Жаль, не успел приехать, а так хотелось!… Я всегда был уверен, что ты достигнешь больших высот, именно ты — Лили Загорская. А все эти «Мечты», «Прибои» — лишь фон в твоей карьере, не более. Я это знал еще тогда, когда ты только-только начала выступать в группе. Так и вышло. Мое чутье меня не обмануло. Да ты уже тогда была звездой, на тебе все и держалось.

Лили вздохнула и, коснувшись ладонью руки Жана, тихо проговорила:

— Видит Бог, я не стремилась к сольной карьере. Мне и во сне такое присниться не могло. Я просто хотела петь…

— Большому кораблю — большое плавание. Почему ты оправдываешься, как будто в чем-то виновата? Ведь на самом деле все предрешено судьбой. Ты уж прости, я внимательно наблюдал за тобой, насколько, конечно, это было возможно в моем положении. И считаю, что вся эта слава, поклонники, почести и регалии — не случайность. Если кому-то суждено стать известным, он рано или поздно им станет. И я действительно рад за тебя. И меня сейчас распирает гордость, что я в одной машине с такой знаменитостью; и запросто с ней общаюсь.

— Прекрати!

Лили взглянула на мужчину, и он вдруг увидел в глубине ее глаз такую тоску и боль, что все внутри похолодело. А когда-то они светились счастьем… Лили не изменилась, но ее глаза — они стали другими.

— Так куда тебя отвезти? Ты не сказала, в какой гостинице обычно останавливаешься, — он через силу заставил себя улыбнуться.

Рука Лили дрогнула под его ладонью.

— Ты уже должен ехать? Мы так мало пообщались! Я даже не успела сказать, какая замечательная у тебя песня получилась. Надеюсь, что не испортила ее своим исполнением.

— Ну что ты говоришь, солнышко! Как ты можешь ее испортить? Я мечтал, чтобы именно ты ее спела. Она же для тебя написана!

Жан выпалил это на одном дыхании и резко замолчал, отведя взгляд.

Лили вжалась в сидение.

— Сколько лет меня никто не называл солнышком. Разве что брат, но это другое… Господи, ну почему ты уехал, даже не попрощавшись, лишил возможности сказать тебе «спасибо»? Я не могла поверить, когда пришла в себя, что ты вот так уехал. Жан!…

— Ты дочь Жанной назвала. А это намного больше любых слов благодарности. Могу представить, чего тебе это стоило с твоим-то мужем!… А она, наверное, красавица — твоя девочка. Вся в маму.

— Она похожа на меня, — кивнула Лили. — Покажу тебе — увидишь. У меня ее фотография всегда с собой. А как все ждали сына, и думали, что он станет точной копией отца!… Во всяком случае, я почему-то была уверена…

— А у меня сын. Ему восемь, — Жан закурил, отвернувшись к окну, потом негромко и как-то безрадостно добавил: — Правда, я нечасто его вижу — он живет со своей матерью в Милане. Но о продолжении рода я, можно сказать, позаботился.

— У тебя есть сын?! — Лили удивилась. — Я ничего об этом не знала. Вадим не говорил. И твои друзья молчали.

— А я особо и не афиширую. Есть и слава Богу. Тем более, как я уже сказал, он живет с матерью.

— А ты?

— Что я? — не понял Жан вопроса Лили.

— Почему ты не живешь с ними?

— Ты об этом… Так получилось.

Он потянулся за второй сигаретой, едва затушив в пепельнице первую. Пальцы его дрожали. Ему хотелось, очень хотелось рассказать Лили, что он все эти годы жил воспоминаниями и мечтой о встрече. О встрече с ней — с той единственной, перевернувшей его жизнь. Стройная болгарочка Лили Загорская… А ведь это он в 70-х привел ее в ансамбль… Все эти годы Жан искал женщину, хотя бы отдаленно похожую на нее. Искал и не находил. Он с головой ушел в работу. И там — на западе — действительно добился многого. В Париже у него даже была своя студия. Он работал с известными коллективами. Сумел сколотить приличный по европейским меркам капитал. Но сердце его не знало покоя… Ему хотелось выплеснуть наружу все накопившееся в душе. Но был ли в этом смысл? Она выбрала Сергея — его лучшего друга. Она хотела и, вопреки всему, родила от него ребенка. Она столь же резко сменила музыкальный стиль и направление, как когда-то, приехав из Москвы в Одессу, сейчас, когда «Прибой» от нее ушел. Она вернулась к истокам, впрочем, она от них не отходила, даже работая в «Прибое». Всегда и во всем оставаться верной себе — ее кредо. И нет ничего удивительного в том, что теперь она — народная артистка, и у нее армия поклонников.

А Лили смотрела на него недоумевающее и не находила слов. Она столько лет не видела Жана, зная о нем лишь по рассказам его друзей, с которыми в последнее время общалась все реже и реже. (Чем выше поднималась планка ее популярности, тем меньше и меньше оставалось у нее друзей-музыкантов. Кто-то из журналистов однажды заметил: на эстраде дружбы нет, есть только зависть. Очень верно заметил.) Она так много хотела ему сказать: какой одинокой была все эти годы, какие непростые отношения у нее в семье, как ревновал и буквально душил ее своей ревностью Сергей, как невыносимо порой жить в лучах славы, под прицелом миллионов глаз, как хотелось ей простого человеческого счастья… Но все будто вылетело из головы. Она просто сидела рядом и молчала.

— Боже мой, ты, наверное, кушать хочешь! — вдруг воскликнул Жан, хлопнув себя ладонью по лбу. — Какой же я кретин! Спрашиваю: куда тебя отвезти? Мог бы и сам догадаться! Ты ж с поезда — прямо в студию. У Вадима, конечно, и мысли не возникло о том, чтоб тебя накормить. Его послушать, так артист должен быть всегда голодный и злой, тогда, мол, он работает лучше.

— Последний раз я ела вчера вечером в поезде. Печенье с кефиром… — Лили улыбнулась, вспомнив «веселую» поездку.

— Теперь понятно, почему ты в обморок грохнулась. Немудрено. А я — идиот — расселся тут!… Сейчас же едем в ресторан.

— Но я совершенно не одета для ресторана, — смутилась Лили, и это смущение так ей шло, что Жан поймал себя на мысли, что не влюбиться в эту женщину просто невозможно.

— Брось, ты в любом виде потрясающе выглядишь! И потом, я хоть всего несколько дней в столице, но зато надыбал один тихий ресторанчик с очень неплохой украинской кухней. У меня там давняя знакомая работает. Все звала меня посетить их заведение, когда узнала, что собираюсь в Москву. И, представь себе, я ничуть не пожалел. Думаю, тебе тоже понравится, несмотря на то, что ресторанную пищу ты, насколько помню, не жалуешь, — он подмигнул Лили и завел машину. — Едем!

…Ресторан и впрямь оказался довольно уютным, можно сказать, с домашней обстановкой. Людей в этот час здесь было немного. Знакомая Жана — платиновая блондинка неопределенного возраста по имени Аурика — лично обслуживала столик, мило улыбаясь Жану. Судя по всему, в прошлом она была очень хорошей его знакомой.

Обед Лили заказала более чем скромный: салат и котлету по-киевски. От вина отказалась, чем сильно расстроила Жана.

— Ну как же так? Я думал, закажем что-то этакое, экзотическое, отметим нашу встречу, а ты даже бокалом вина угостить себя не позволяешь.

— «Что-то этакое» — это что, например? — она рассмеялась. — Мы же приехали просто поесть, разве не так? А за встречу выпьем сок. Ты за рулем, а я боюсь, что от одного только запаха вина просто свалюсь под стол и испорчу все впечатление от встречи. Последние дни что-то слишком уж напряженными были, — она вздохнула и снова улыбнулась, отогнав от себя воспоминания. — Ну что, до дна? — подняла стакан с соком.

— Вот ты даешь! — качнул головой Жан. — Оригинально! А может, ты просто боишься потерять над собой контроль? Ну, признавайся!

Он пытливо уставился на женщину.

В глазах Лили заиграли лукавые огоньки.

— Может, и боюсь, — и она снова негромко рассмеялась.

Отставив стакан, Жан потянулся к ней, коснулся ее запястья и беззвучно прошептал:

— Я люблю тебя. Я всегда любил лишь тебя.

Лили моментально стала серьезной, внутри все сжалось, но она сумела справиться с собой, хотя чего это стоило!… Руки она не одернула, но твердо и уверенно произнесла каким-то чужим, как показалось Жану, голосом:

— Не надо, прошу тебя! Не стоит…

— Прости… — он смотрел на нее с такой нежностью, что слова, в принципе, были лишними. — Прости, я все понимаю. Я все еще тогда понял — в Одессе. И, наверное, мне нужно было уехать раньше, но я так боялся за тебя и за твоего ребенка, что просто не мог. Не мог тебя оставить на растерзание этому…

Лили хотела было что-то возразить, но Жан не позволил ей раскрыть рта.

— Выслушай, прошу тебя! Я знаю, что ты его любишь и никогда не решишься оставить, тем более теперь, когда ты вся на виду. Знаю, что ты готова все терпеть и прощать. Наверное, такие женщины рождаются раз в столетие. Я, сколько ни искал, найти такую не сумел. Я прекрасно понимаю, что тебя ждет, когда Сереге станет известно о нашей встрече. И у меня тоже своя жизнь. Там — за бугром — у меня дом, работа, друзья, сын, в конце концов. Но я хочу, чтобы ты знала: если однажды тебе потребуется помощь, только позови! Любая помощь. Я сделаю все. Мы ведь с тобой, — он вдруг усмехнулся, — кровные родственники. В тебе же течет моя кровь. И еще, — он нагнулся и достал из кейса, незаметно лежащего рядом со столиком, папку и протянул ее Лили, — это рукопись, возьми ее. Я хочу издать книгу. Она о тебе… Если ты позволишь…

Потрясенная, Лили едва не выронила папку из рук. С минуту смотрела на черную обложку, потом аккуратно раскрыла. На белоснежном листе большими наклонными буквами было выведено название: «Вся эта эстрада».

А откуда-то из глубины зала к ним уже несся с ручкой и тетрадным листком парень в кремовом пиджаке с улыбкой в пол-лица.

— А я вас узнал! Вы — Лили Загорская! Я вас так люблю!… Пожалуйста, дайте автограф на память! Я сам родом из Украины. В Москве совсем недавно. Мне же не поверят, что я вот так вас живую видел!…

***

— Что все это значит? В конце концов! Что на сей раз взбрело тебе в голову? Да не молчи же! Не делай такое лицо, будто весь мир задолжал тебе энную сумму и не собирается отдавать. Я требую объяснений!

Медленно встав, девушка накинула на плечи плащ и направилась к двери.

— Мне нечего добавить, — сказала она на пороге. — Я ухожу, Леонид Альбертович.

— Лили, девочка моя, ты не можешь так поступить. Пожалуйста! — вдруг взмолился мужчина. — Подумай хорошенько! Ты ведь знаешь, как нужна в ансамбле. Без тебя нам не выжить. У нас все так хорошо складывалось!… Как быть теперь? Ты — наш главный козырь, наша ведущая солистка. Понимаешь ли ты это?

— Я все понимаю, — как-то чересчур спокойно ответила Лили. — Но, к сожалению, помочь уже ничем не могу. А ребята давно знают правду, так что даже и не удивятся.

— Правду!?. Какую правду? О чем ты говоришь? Намекаешь на то, что за моей спиной плелись интрижки? Черт бы побрал вас всех!

Лили печально улыбнулась.

— Трудно, должно быть жить на свете, когда в каждом втором мерещится враг, всюду видятся заговоры и интриги… Мне жаль вас. Прощайте!

Она спустилась вниз, взяла такси и уехала на вокзал.

Мужчина провожал ее долгим взглядом, прильнув к оконному стеклу, вслух насылая на ушедшую мыслимые и немыслимые проклятия.

Поезд постепенно набирал ход. В купе, несмотря на кажущуюся серость и примитивность, было довольно уютно, и даже тепло. Можно сказать, что Лили повезло. Разместив на полке багаж, она листала яркий журнал в глянцевой обложке, который из недавних гастролей за границей привез ей один друг-музыкант. Женщина напротив нехотя принялась за вязание, изредка бросая в сторону Лили взгляды, исполненные любопытства. Она явно припоминала, что эту девушку где-то видела, видела много раз, но вот только где… Она хотела завести разговор и таким образом выпытать все о своей попутчице, но девушка не была, как видно, расположена к беседам, и пришлось ей теряться в догадках.

Проводница принесла чай в железных кружках, по цвету и запаху напоминающий отвар прошлогодней травы.

Лили сделала несколько глотков и отставила кружку.

Женщина напротив, внимательно следившая за происходящим, решила не терять времени. Воспользовавшись ситуацией, моментально начала свой монолог:

— Разве эта отрава похожа на чай? Наш народ с какой-то овечьей покорностью готов принять любую дрянь, которую ему сунут. Ужасно! Согласитесь, что пить это зелье невозможно, — уставилась она на девушку.

Лили неопределенно пожала плечами и чуть хрипловатым голосом спросила в ответ:

— А что вы предлагаете?

— Я? — женщина заметно оживилась. — Я предлагаю бороться за свои права. Мы здесь, в союзе, похожи на затравленных зверей. Всему миру демонстрируют эту нашу тупость. Весь мир потешается над нами. Они там…

— Простите, — прервала Лили ее пламенную речь, — вы бывали за границей? Откуда знаете, что там думают о нас? Я, например, могу с уверенностью утверждать, что большинству стран мира о СССР вообще ничего не известно. Пройдет немало времени, прежде чем железный занавес над нами рухнет.

— Теперь уже женщина с плохо скрываемым удивлением смотрела на Лили. Она не сразу смогла ответить, но зато вспомнила, где видела девушку.

— Лили Загорская! Ведь это вы, правда? Я недавно купила вашу пластинку. Моя дочка вами восхищается. Как же я вас сразу не узнала! Скажите, где вы так хорошо выучились русскому языку?

— Вы действительно так считаете? — улыбнулась Лили. — А руководитель ансамбля постоянно напоминал мне об акценте, вечно поправлял и придирался. Впрочем, это неважно. А русскую речь я слышала с детства. Мы жили под Софией в небольшой деревушке. Половину населения там составляли русские семьи. Во время войны русские солдаты, освобождавшие нашу страну, женились на болгарских женщинах, а после победы там и остались. А некоторые, чьи жены были в России, вернулись к нам вместе с ними. Мой отец тоже воевал, а его фронтовой товарищ потом привез из Ростова жену и сынишку; они построили дом рядом с нами. Мы очень дружили. Помню, как папа и дядя Максим, собрав нас — детей — вместе, рассказывали нам по вечерам военные истории. Мы слушали, затаив дыхание. Я испытывала какие-то непередаваемые ощущения, ведь о войне я, родившаяся после, что могла знать.

Она вдруг замолчала, задумчиво глядя в окно. Там уже почти стемнело, замелькали вечерние огни.

Женщина напротив, невероятно обрадовавшись тому, что молодую артистку, успевшую завоевать огромную популярность у зрителей, наверное, уже всех союзных республик, удалось-таки разговорить, серьезно забеспокоилась.

— Мне так приятно видеть вас! — воскликнула она, нарушив затянувшееся молчание. — Так интересно слушать о вашем детстве, об этом ведь не пишут в прессе. Мы знаем лишь то, что ваша семья переехала в Одессу, а вы — в Москву, где поступили в консерваторию, и с 72-го поете в ансамбле «Мечта». В прошлом же году вышла ваша пластинка на фирме «Мелодия».

Лили чуть заметно повеселела.

— Похоже, вы наизусть выучили мою творческую биографию, — сказала она, подняв с пола укатившийся клубок синих ниток и протянув его женщине. — Я тронута таким вниманием, но ваш чай уже совершенно остыл. Вы не будете его пить?

— Это сено, — кивнула женщина в сторону кружек, — пусть заваривают и пьют сами. А мы с вами сейчас попьем настоящего чайку.

Она нырнула в сумку и, покопавшись в ней, достала пачку индийского чая.

— Настоящий! — гордо повторила, поставив пачку на столик. — Муж привез из самой Индии! Он у меня — моряк. Сейчас попьем. У меня тут пирожочки свойские есть. Вы пока разложите все, а я за кипяточком сбегаю.

Отец Лили еще до войны занимался овцеводством, как и его отец и дед. Отары прекрасных овец, численностью до полусотни голов, были гордостью семейства Загорских. В 1934-м году, когда партия молодняка весьма удачно пошла на Софийской ярмарке, младший Загорский женился на молоденькой болгарке из Софии. Стройная черноволосая красавица из довольно богатой семьи, знающая несколько языков, обладающая тонким слухом и дивным голосом, никогда, казалось, не впишется в деревенскую среду. Но девушка на удивление быстро вжилась в роль хранительницы очага, и новая семья фермеров зажила припеваючи.

Загорский вернулся с войны с наградами и двумя осколками в груди. Он заметно осунулся, и в свои тридцать два почти весь поседел. Несмотря на выпавшие ей страдания, жена его цвела и хорошела с каждым днем. Вместе они восстанавливали хозяйство, помогали обжиться русским друзьям. А в сентябре 47-го у них родился сын Иван, ставший вскоре верным отцовским помощником. Он едва окончил начальную школу, как тоже занялся овцами. Выросшая в благородной семье, мать все мечтала дать сыну образование, но попытки ее здесь успехом не увенчались.

Лили появилась на свет теплым июльским днем 50-го года и так закричала, что все сразу решили: «Будет певицей». Матери рождение желанной дочери стоило здоровья — больше родить она не могла. Поэтому, наверное, всю душу и вложила в ее воспитание, а учиться отправила в лучшую софийскую школу. С детства Лили привыкла к скитаниям по семьям многочисленных городских родственников по материнской линии, которых люто ненавидела, и страшно скучала по брату — простоватому деревенскому пареньку — и отцу, вечно пахнущему овцами.

Петь девочка начала еще со школьной скамьи, став украшением школьного хора. Ее отдали в музыкальную школу, которую юное дарование окончило блестяще, и без экзаменов была принята в музыкальное училище. Ей вот-вот исполнилось восемнадцать, как умер отец (старые раны сделали свое дело)…

Вдова Загорская, которой никто не давал ее лет, горевала совсем недолго. На Рождество познакомилась она с отставным капитаном из солнечной Одессы, оказавшимся каким-то родственником одной русской семьи. Капитан тот буквально прописался с тех пор в деревне, а в доме Загорских стал бывать каждый день. Ивану это не понравилось, но сказать матери в лицо все, что думает, он не мог. Он продолжал заниматься овцами, отдалившись от матери, от ее нового спутника жизни, с которым та официально вступила в брак осенью 69-го. А спустя год, когда Лили окончила училище, семья переехала из Болгарии под Одессу. Так хотел капитан, да и бывшая вдова была не прочь сменить обстановку. Она мигом распродала все, совершенно не боясь ничего, полностью положившись на своего ненаглядного.

Дети уезжать не хотели. Иван, с чьим мнением мать вообще не считалась, и которого, в случае его отказа от переезда, оставляла без средств к существованию, рвал на себе волосы.

«Не был бы таким тюфяком, давно б женился на городской девушке и распрекрасно поживал бы себе в Софии! — в сердцах говорила мать перед отъездом. — Отец твой всю жизнь спину гнул, и ты собираешься, дурень! Нет, Лилечку я любыми силами вытащу отсюда, а то ведь тоже удумала — поселиться в деревне. Это ты ее надоумил? Идиот, ты ей всю жизнь загубишь! В Союзе у Семена Сергеевича (так она называла при детях нового мужа) куча связей. Мы Лили в Москву учиться отправим! Она должна петь! А ты мог бы вечернюю школу закончить и поступить в Одессе, к примеру, в сельскохозяйственный техникум. Тебе уже двадцать третий год!»

В июле они уехали. Их встретил роскошный загородный дом, утопающий в зелени. До города было минут тридцать-сорок езды на машине, а по прибытии капитан обзавелся новой «волгой», до моря — две минуты ходьбы. Но все это Ивана совершенно не радовало. Отношения с Семеном Сергеевичем не сложились, и сразу после отъезда сестры в Москву, он уехал в Одессу, где, и правда, кое-как проучился в вечерней школе, но на большее его не хватило. Он устроился грузчиком на знаменитый одесский базар, где однажды познакомился с одесситкой, которая и стала его женой. Жили они в коммуналке. От квартиры, подаренной капитаном на свадьбу, отказались. Она пустовала до тех пор, пока у молодых не появился ребенок. Пришлось въехать — на свою пока не заработали. Позже (уже не без помощи сестры, ставшей вдруг знаменитой) взяли Ивана на корабль (все тем же грузчиком), и стал он ходить в море, бывать за границей (о нем Лили невольно подумала, когда ее спутница в поезде хвалилась своим мужем-моряком), и, кажется, они зажили.

Одесса ассоциировалась у Лили с одним большим неугомонным базаром. Она не любила этот город и за шесть лет, которые ее семья жила в Союзе, была здесь лишь раза три, явно ощущая отчуждение и холодность во время визитов.

Поезд подходил к перрону, а в голове у девушки перемешалось вдруг столько мыслей, воскресших воспоминаний, что она уже и не знала, а стоило ли ей сюда возвращаться. Но ведь тут ее мать — самый близкий и родной на земле человек, ее любимый брат. Куда же ей еще ехать?…

Первое время Лили никак не могла привыкнуть к новому образу жизни, к общежитию при консерватории, в котором ей выделили комнату, и которую она делила с двумя бойкими девицами, к самой Москве, о которой столько слышала в детстве. По ночам ей снилось родное село, а отца в своих снах она видела постоянно. Прошло немало времени, прежде чем сновидения эти отступили на второй план.

Училась Лили отменно. Ее быстро заметили. Ее необыкновенный насыщенный голос рождал легенды на факультете, а среди студентов — зависть. И именно ее — тоненькую как тростиночку болгарку Лили Загорскую — весной 72-го пригласили в новообразованный при консерватории ансамбль «Мечта». Ансамбль, сыгравший в жизни молодой певицы знаковую роль.

Вспоминая первые выступления и первые гастрольные поездки, Лили с трудом верила, что это было с ней, с ребятами, которые казались тогда одной семьей. С какой молниеносной скоростью взлетел их коллектив на вершину популярности, с каким восторгом принимали их зрители!… Это было недавно и так давно. Спустя три года ситуация резко изменилась. Нет, любовь зрителей не ослабла, и популярность ВИА не стала меньше, наоборот, «Мечту» приглашали на гастроли за рубеж, крупнейшая фирма грамзаписи «Мелодия» предложила выпустить пластинку, но отношения между ребятами изменились. Теперь они уже не являлись семьей. И виной тому был их руководитель Леонид Альбертович.

Сыскавший вполне заслуженное уважение и среди коллег, и среди студентов, Леонид Альбертович требовал от своих питомцев исключительной дисциплины и безоговорочного выполнения всех его распоряжений и наставлений. Новоиспеченный коллектив охотно принял на первых порах эти условия, но лишь на первых. По мере роста популярности у ребят формировалось собственное мнение по тому или иному поводу. Мнение, с которым бессменный руководитель никак не хотел считаться, превратившись в настоящего тирана. Он (и только!) решал все везде и всегда. И переубедить его в чем-либо было практически невозможно. Правда Лили иногда удавалось расшатать воцарившуюся авторитарную систему, выдвигая свои требования, отражающие, впрочем, мысли и чувства всего коллектива. Странно, но иной раз руководитель к ним прислушивался и даже что-то менял в своих привычках и правилах. Но это случалось редко. Стычки и ссоры, наоборот, стали постоянными среди ребят. Среди ребят и у ребят с Леонидом Альбертовичем. Частенько в таких разборках доставалось больше других именно Лили, которая вдруг оказывалась крайней, и если не могла вовремя дать отпор, то все шишки летели в нее. Ребят Лили всегда прощала, а с Альбертовичем было иначе. Случай, произошедший недавно, переполнил чашу терпения молодой певицы.

«Мечта» вернулась с гастролей по Уралу. Поездка выдалась не из легких. В начале весны там еще сплошь лежал снег, а морозы ночью доходили до минус двадцати. Выступали музыканты в едва прогретых залах, выныривая на сцену из полушубков и пальто. Альбертович же, горя желанием заработать, соглашался на дополнительные концерты, грозясь разогнать всех к чертовой матери, если ребята упирались. В итоге Лили схватила воспаление легких и к концу тура петь уже не могла. С температурой она приехала в Челябинск. Выходить на сцену было безумием, но Леонид Альбертович настаивал.

— Ты понимаешь, как подведешь всех нас? Набился полный зал. Ты — ведущая солистка, и я не могу тебя заменить или не выпустить вообще. Да ты ж сама все знаешь. Ну что я людям скажу? Марк нас убьет, — говорил он.

— Неужели вы не видите, что я не могу петь? У меня нет сил. Вызовите врача, — молила певица. — Я задыхаюсь.

— А у меня нет терпения возиться с вами. Сопляки! Вообразили себя черт знает кем! Без меня сидели бы в Москве, выступая за пределами кольцевой дороги. Я же вечно мотаюсь, договариваюсь, устраиваю!… Я один совмещаю в себе несколько должностей. А где, где благодарность? Каждый непременно покажет свой гонор, сделает нервы, прежде чем сказать «а». Обо мне кто-нибудь подумал? Кто-нибудь пожалел меня?…

Значит так, милая моя, или ты работаешь концерт, или можешь считать себя уволенной. Незаменимых людей не бывает! Но запомни: если сейчас уйдешь, то и ребята тебе «спасибо» не скажут. Поверь мне! Я-то их знаю.

И Лили поверила. Ей самой в последнее время стало казаться, что ребята относятся к ней иначе. Они считали, что она хочет выделиться, хотя девушка всеми силами доказывала обратное. Но эти последние гастроли показали, что популярность Лили среди всех членов коллектива гораздо выше, и рядовой зритель, пришедший на концерт «Мечты», увидеть и услышать надеется именно Лили Загорскую. И только Лили Загорскую! Ее это совсем не радовало…

Тогда на сцену она вышла и пела почти два часа на одном дыхании. А после концерта ее, едва живую, увезла «скорая». Альбертович отправился следом и всю ночь молил врачей о чуде, ибо впереди «Мечту» ждал еще один город. Они лишь покрутили пальцем у виска, когда утром он под расписку забрал девушку из-под капельницы…

И вот «Мечта» вернулась в Москву. Вернулась и Лили. В ужаснейшем состоянии залегла в больницу на два месяца, а коллектив стал на репетиционный период (новая программа была составлена у ребят еще до гастролей по Уралу, оставалось отточить ее до совершенства). Тянулись серые будни. На 1-е мая «Мечту» абсолютно неожиданно пригласили участвовать в праздничном концерте в Кремле, и непременно желали видеть Лили Загорскую. Леонид Альбертович примчался в больницу к девушке и просто встал на колени у ее кровати.

— Девочка, — заламывая руки, кричал он, — ты должна нас спасти! Без тебя нас и на порог не пустят. Ты ж понимаешь! А тут ребята ропщут: третий месяц сидим, и никаких предложений не поступает. Репетиционный период затягивается из-за твоей болезни, неизвестно что будет дальше. И вот выпадает такой шанс! Сама понимаешь, что участие в правительственном концерте нам необходимо как воздух.

Лили чуть привстала. Такого от руководителя она не ожидала. Даже слов не смогла найти в ответ.

А Альбертович продолжал:

— Лилечка, ты ведь не бросишь нас? Ну? Всего одно выступление!

— Вы, наверное, шутите? — еле проговорила девушка. — Я же лежу в больнице! До сих пор отойти не могу от последних концертов. На днях только разговаривать начала. А вы хотите, чтобы я пела!

— Я не хочу, а требую. Только одно выступление! Ради ребят… — осторожно добавил руководитель, глядя в глаза Лили. — Ради ребят!

— Это невозможно. Какой врач согласится выпустить меня сейчас?

Альбертович оживился:

— Врачей я беру на себя, будь спокойна. Ты лишь спой, хоть вполголоса спой! Лили, деточка, ну я же не звезды с неба достать прошу, ведь так. Ну что с тобой может случиться? Выглядишь ты замечательно. Тебя все равно через неделю выпишут. Лили!…

— Не уверена, — выдохнула Лили, — смогу ли я петь. Да и что петь-то? Новый материал я еще не разучила, вы же там многое переделали. Что петь?

— Это уже другой разговор, — засиял обрадованный руководитель ансамбля. — И он мне нравится гораздо больше. Я знал, что сумею тебя убедить. Прекрасно! Значит, иду договариваться с докторами, а завтра везу тебя на репетицию. Послезавтра выступаем.

И на сей раз Лили поддалась на уговоры Леонида Альбертовича. Он забрал ее из больницы, почти силой притащил на главную репетицию в Кремль, где собрались самые именитые артисты и коллективы, и был страшно горд тем, что «среди всех избранных» нашлось место и его ансамблю. А как же он озверел, когда Лили сделалось дурно, и выяснилось, что она все-таки не сможет работать. Затолкав девушку в гримерную, он накинулся на несчастную с кулаками.

— Какие еще сюрпризы ты нам приготовила? Это ж надо! Приехать сюда, отхватить шикарную гримерку, получить выход в конце второго отделения, и все просрать! Издеваешься? Пойми: я бы и не вспомнил о тебе, если б не организаторы мероприятия, которым, похоже, «Мечта» нужна лишь для ширмы, а видеть они желают тебя. Ты стала центром внимания, и если думаешь, что нам — мне и ребятам — приятно находиться в тени твоей славы, то ошибаешься. Раньше мы были «Мечтой», а теперь превратились в группу сопровождения. И сейчас, значит, мы должны покорно отойти в стороночку и сидеть тихо, ожидая подачки. Так? А что нам может предложить филармония? Что? Или ты думаешь, что огромный спрос на нас будет всегда? Тогда позволь напомнить, что подобных ВИА сегодня существует столько, сколько тебе и не снилось, и далеко не каждому предлагают хоть что-то более-менее стоящее. Далеко не каждому вот так сразу утверждают программы и зовут на правительственные концерты. И пока ты еще числишься солисткой «Мечты», сделай так, чтобы «Мечта» не уподобилась тем самым ВИА, сделай так, чтобы ребята вновь почувствовали себя людьми. Неужели всякий раз я должен на пальцах объяснять тебе эти прописные истины!

— Не нужно мне ничего объяснять, — вдруг заговорила Лили. — Я выступлю ради ребят. Не хочу, чтобы они думали, что я предаю их. Именно это вы и пытаетесь внушить им. Сегодня и завтра я сделаю все, но потом можете обо мне забыть, Леонид Альбертович.

— Прекрасно, — зааплодировал Альбертович. — Браво! Я с великим удовольствием забуду о тебе.

Тогда руководитель не воспринял всерьез слова Лили Загорской, а когда она, выписавшись из больницы, пришла к нему и повторила, что уходит из ансамбля, опешил. Прошло достаточно времени, все, кажется, улеглось, ребята исправно навещали девушку в больнице, и сам Альбертович частенько захаживал, рассказывая обо всех новостях и планах. И вдруг…

А Лили решилась. Она бросила все, и вот теперь стояла на перроне в солнечной Одессе, к которой, как уже упоминалось, особо теплых чувств не питала. Вокруг нее суетились люди, но она их не замечала — она думала о том, что ждет ее в этом городе, в этой новой жизни. И, погруженная в свои мысли, медленно побрела к остановке пригородных автобусов.

-2-

Когда Лили покидала столицу, шел противный дождь, а порывы леденящего ветра пронизывали до нитки всех несчастных, оказавшихся в такую непогоду на улице. Впрочем, вся весна в Москве и области была весьма скупа на тепло и солнце и щедра на дождь и слякоть. Одессу же, судя по всему, она ничем не обидела: солнце здесь светило во всю свою мощь, а воздух оставался раскаленным даже в вечерние часы.

Дом, в котором жила мать Лили, стоял почти у самого моря, скрытый от любопытных глаз кустами сирени и причудливыми южными деревьями, названия которых Лили никак не могла запомнить, но хорошо знала, что они цветут почти все лето какими-то красноватыми, похожими на колючки, цветами.

Этим вечером бывшая вдова Загорская и отставной капитан развлекали себя игрой в карты на открытой веранде. Гостей они не ждали и были удивлены, услышав настойчивый собачий лай у ворот.

— Кажется, кто-то пришел, — зевнул капитан и нехотя поднялся. — Надо посмотреть, а то бедный Шархан с цепи сорвется. Я мигом.

И он проворно сбежал по ступенькам, направившись по асфальтовой дорожке к калитке. Через несколько минут он бежал по этой же дорожке, выпучив глаза, и почти кричал:

— Дорогая, ты не представляешь, кто там стоит! Приехала твоя дочь! Лили вернулась!

— Что!? Кто вернулся? Лили?…

Вид бывшей вдовы не выражал особой радости. На лице ее читалось крайнее недоумение.

— Как вернулась? Приехала и не предупредила?…

— Дорогая, успокойся! Она пока еще стоит за воротами с чемоданами. Мы же не можем держать ее там вечно. Я думал, ты пойдешь ее встречать.

— Конечно, иду. Разумеется! Это же моя дочь!

Все то время, пока они собирались, Лили оставалась на улице, словно ждала милостыню. Шархан, готовый сорваться с цепи, не прекращал лая ни на минуту. Из-за забора соседнего дома высунулась голова в бигудях, а через долю секунды рядом с ней появилась еще одна. На сей раз — мужская. С плохо скрываемым любопытством эти две головы наблюдали за происходящим. А через мгновение у дома напротив и вовсе распахнулась калитка, и на улицу вышла бочкообразная особа, бесцеремонно уставившись на Лили. Все они будто ждали какого-то шоу, но шоу не состоялось: прибежали наконец из глубины двора отставной капитан и бывшая вдова, подхватили чемоданы, затолкали девушку во двор и затворили ворота, не оставив страждущим ни малейшего шанса. Как коренные одесситы, те уже не могли спокойно вернуться к своим делам и принялись судить-рядить, почему же девушка объявилась вдруг, да еще и с чемоданами, если за все время она пару раз сюда заезжала, да и то — погостить несколько дней.

То же самое интересовало и мать Лили. Едва они оказались в доме, как бывшая вдова спросила, почти накинувшись на девушку:

— Что все это значит?

— Что именно?

Лили старалась держаться спокойно, хотя внутри ее все кипело от такого приема.

— Твой внезапный приезд, чемоданы. Что стряслось? Ты не соизволила даже позвонить нам!

— Я надеялась, что вы будете дома. Хотела сделать сюрприз.

— Тебе удалось. А теперь выкладывай правду!

— Я вернулась, — ответила девушка. — Меня ведь посылали учиться в Москву? Учиться! И учебу я закончила еще в прошлом году. Мне кажется, что я даже слишком надолго там задержалась.

— Но девочка, — вмешался капитан в беседу, — у тебя же была работа в столице. Ваш ансамбль имеет успех. Ты ведь не хочешь сказать нам, что…

Лили не дала ему закончить:

— Я ушла из ансамбля.

Бывшая вдова в этот момент стала похожа на рыбину, внезапно выброшенную волной на берег. Она судорожно хватала ртом воздух и на какое-то время буквально лишилась дара речи. Когда же способность мыслить и говорить к ней вернулась, она, сверля взглядом дочь, завопила:

— Как ты посмела?! Ты сошла с ума? Только безумие может оправдать твой поступок. Господи, неужели ж ты и ее забыл наделить мозгами? Мои дети тупы, как овцы моего покойного мужа.

Она кричала, заламывала руки, изрыгала проклятья, а Лили стояла, опустив голову, и молчала. Ее вид вызвал жалость у отставного капитана, и он, решив таким образом разрядить обстановку, поинтересовался:

— А где ты собираешься жить? Чем думаешь заниматься?

Это переполнило чашу терпения Лили Загорской.

— Буду жить на вокзале, и торговать бычками на привозе! — сказала она, поднимая многострадальные чемоданы и направляясь к выходу.

Вот уж потеха была соседям, не успевшим еще как следует обсудить внезапный приезд молодой артистки, когда они увидели, как эта самая артистка пулей вылетела со двора со всеми своими чемоданами.

Почти стемнело. Лили все еще стояла на остановке и надеялась на чудо, ибо только чудо могло помочь девушке добраться до города в такой час (тот автобус, каким она сюда приехала, был последним, приходящим из Одессы, но Лили об этом не знала). Мимо за все время ни одна машина не проехала, ни один воробей не пролетел. И девушке вдруг стало жутко. Она внезапно ощутила холод, безумный холод. Она чувствовала себя такой одинокой!

Синяя, видавшая виды, старая «волга» появилась на горизонте неожиданно, словно из-под земли выросла. И направлялась она в сторону города. У Лили сердце замерло. Лет тридцати, молодой человек, резко затормозив, с полуулыбкой спросил:

— Не меня ли ждешь, красавица?

Лили немного растерялась от такого подхода и лишь неопределенно пожала плечами.

— Могу до города подбросить. Тебе ж в город надо? А то ведь автобуса долго ждать придется — до утра!

— Спасибо, — проговорила Лили. — Но… у меня здесь чемоданы.

— Вижу, — рассмеялся парень и вышел из машины.

Он был высок, плечист, с вьющимися до плеч волосами. Его загорелое лицо напоминало лицо какого-то западного киноактера, но какого — Лили вспомнить не смогла.

— Как ты оказалась в этих краях? Заехала, что ли, не туда?

— Можно сказать и так, — ответила Лили, садясь в машину.

— Интересно, — парень окинул ее взглядом, — очень интересно… И откуда ж ты взялась такая, а, красавица? Чего тебя сюда понесло, на ночь глядя?

Лили лишь улыбнулась, дав понять, что отвечать на эти вопросы, равно как и продолжать беседу в подобном тоне, не желает. И парень, на удивление, понял. Часть дороги они ехали молча, а когда подъезжали к Одессе, предложил:

— Уже поздно. Назовите адрес, и я доставлю вас туда в наилучшем виде. Или вам на вокзал надо, судя по вашим чемоданам?

— Почему вдруг стали ко мне на вы обращаться, — посмотрела на него Лили.

— Простите, если обидел или напугал, — сказал парень, — и в голосе его уже не слышалось той ироничной насмешечки, которая сквозила раньше. — У вас, видимо, какие-то проблемы, я не хочу пополнять их ряды. Просто скажите, куда вас отвезти?

Лили стало неловко.

— Ну что вы! — очень мягко произнесла она. — Я вам так благодарна за то, что не проехали мимо!

— А разве это возможно? — заулыбался парень. — Так куда едем?

— Сейчас, — Лили достала из сумочки листок с адресом и протянула ему. — Знаете, где это находится?

Тот внимательно изучил его содержание, а потом оживился:

— Да у меня ж в том районе друг живет! Я, правда, был там лет двести назад, но помню, что это где-то рядом с портом.

— Верно. А далеко ехать?

— Честно говоря, далековато. На другой конец города. Но не переживайте, ведь мой железный конь сегодня находится в прекрасной форме и домчит нас до места за полчаса. Поскачет как мустанг.

Эти слова рассмешили девушку.

— А чем вы кормите своего мустанга? — сквозь смех спросила она. — Не надо ли ему подкрепиться?

— О, эта зверюга всеядная. Абсолютно неприхотлива, как и ее хозяин. Но поведаю вам по секрету: больше всего ей нравятся красивые девушки.

— Как!? — воскликнула Лили. — Она их тоже ест?

— Что вы! Она их катает. Ей нравится подвозить их в разные нужные места.

Когда приехали по указанному адресу, стемнело окончательно. Девятиэтажный дом отличался от соседних строений своей шириной (аж пять подъездов!) и количеством окон, в которых горел свет (окна других домов зияли пугающей чернотой). Парень помог Лили с чемоданами, а потом, стоя у подъезда, с сожалением вздохнул:

— Кажется, пора прощаться. Забавно, ведь мы с вами так и не познакомились. Я, наверное, теперь никогда не услышу вашего имени.

— А разве это важно? — Лили чуть склонила голову, и ее губ коснулась едва заметная улыбка. — Давайте сохраним интригу. Я же тоже не знаю ничего о вас.

— Но знаете кое-что о моей зверюге.

— Да, о зверюге знаю… Спасибо огромное за все! Я отняла у вас массу времени, поэтому не смею больше задерживать. Счастливо!

— Вы уверены, что застанете хозяев дома? — окликнул парень Лили, садясь в свою потрепанную «волгу».

— Очень надеюсь. Мой брат должен быть в отпуске. Я на днях ему звонила.

Светлана укладывала малыша, но только он, похоже, спать не собирался вовсе.

— Сынок, ну закрывай же глазки! Видишь, как мама устала? Давай, сынок!… Нет, это невозможно! — не выдержала она, наконец, капризов ребенка, и, вскочив, закричала: — Иван, иди, попробуй ты! Я больше не могу. Я спела ему с десяток песен, сказку рассказала, а он и глаз не смыкает. Иди сюда! Ты слышишь?

Иван нехотя оторвался от телевизора и медленно побрел в спальню, бурча под нос:

— Вечно ты, Светка, по два часа уложить дитя не можешь. Ну что тут такого сложного?!

В этот момент позвонили в дверь.

Супруги удивленно переглянулись: кто бы это мог быть в такой час? Они никого не ждали, собираясь пораньше лечь спать.

— Пойду, посмотрю, — бросила Светлана, вверяя мужу заботы о сыне.

В это время робкий звонок в дверь повторился, и она заторопилась.

— Кто там? — спросила у двери, а, услышав знакомый голос, едва не сорвала с петель цепочку.

— Ты! Не верю. Неужели это ты? Господи, как обрадуется Иван! Какое чудо! Надолго к нам или как обычно — на пять минут, проездом?

Лили, а на лестничной площадке стояла именно она, очень серьезно произнесла:

— Боюсь, в этот раз надолго… Впрочем, все от вас зависит… Может быть, вы уже завтра меня выгоните. Я же вон с какими чемоданами к вам пожаловала.

Светлана испугалась, и, впуская девушку в дом, взволнованно запричитала:

— Что случилось? Лили, ты меня пугаешь. Недавно по телефону ты что-то говорила об уходе из ансамбля. Ты сделала это? Они тебя допекли?

— Допекли, — кивнула Лили. — Иного выбора у меня не было.

— Ну и правильно, — Светлана закрыла дверь. — Молодец, что сразу приехала к нам. Пойдем скорее! Иван в спальне Руслана укладывает.

— Погоди, — попыталась остановить ее Лили, но Светлану уже никто и ни что остановить не могли.

— Пойдем-пойдем! — настойчиво тащила она девушку за собой. — Оставь ты свои чемоданы! Неужели не хочешь скорее обнять брата?

Ответить Лили не успела: Иван вышел из спальни и увидел сестру. Увидел и чуть не вскрикнул от удивления.

— Ну вот, — расстроилась Светлана, — теперь сюрприза не получится. Я хотела сделать тебе сюрприз, а ты вышел слишком рано.

Иван слов жены не слышал. Он неотрывно смотрел на Лили и не мог, казалось, поверить своим глазам.

Замерев на месте, Лили тоже смотрела на Ивана, готовая в любую минуту разрыдаться. И не известно, сколько бы это продолжалось, если б Светлана не подтолкнула мужа навстречу девушке. Он очнулся и кинулся к ней с объятьями, шепча что-то несуразное и бессвязное.

А потом за ужином, который Светлана затеяла специально по случаю приезда именитой родственницы, Лили поведала свою историю.

— Невероятно! — бушевал Иван. — Родная мать фактически выгнала тебя из дома. С ума сойти! Родная мать на ночь глядя выпирает дочь и даже не дрогнет. Как она с тобой поступила!…

— А с тобой, когда заставила силой переехать в Одессу! — поддержала его Светлана, у которой отношения со свекровью не сложились с первой минуты (впрочем, Иван и не настаивал на этом, поскольку сам не был особо близок с матерью, предпочитая видеться редко и лишь по делу). — Знаешь, Лилечка, мне до сих пор не дает покоя тот факт, что мы еще должны ее мужу за квартиру. Он, разумеется, и слышать ничего о деньгах не желает, ведь ты помнишь, что эту квартиру он подарил на свадьбу, но мы, переехав сюда, твердо решили расплатиться. Не нужны нам царские подарки! Мы ее купим. Иван теперь стал хорошо зарабатывать, благодаря тебе. Постепенно все и отдадим.

А ты можешь не переживать по поводу жилья. Места у нас хватит. Уж мы тебя на улице не оставим. Правда, Вань?

— Конечно-конечно! — закивал тот. — Живи у нас, сестренка. Мы будем только рады. Господи, как же я по тебе скучал!… — добавил, крепче сжимая ее ладонь в своих руках. — Ты стала такой красивой!

— Спасибо, спасибо вам за все! Что бы я без вас делала? Но я не хочу вас стеснять. У вас маленький ребенок, и вообще… Завтра же отправлюсь в филармонию. Думаю, там не откажут в работе. И постараюсь поскорее снять комнату в общежитии.

— Никаких комнат! — горячо запротестовали Светлана и Иван. — Ты останешься у нас. Мы не позволим тебе скитаться по общагам, тем более, здесь они резко отличаются от московских. А насчет филармонии, — добавил Иван, — так у меня там один друг давний работает. У него — ансамбль свой. Правда, я никогда не интересовался, что они там играют-поют, но знаю, что ребята хорошие. Сейчас как раз они солистку ищут. Говорит: нужна профессиональная артистка, а не девочка с улицы. Я ему завтра позвоню. Уверен, что они будут счастливы взять тебя. Ты ж вон какая известная в столице!

— И не только в столице! Лилечку, наверное, уже во всем мире знают.

— Не во всем, — Лили вздохнула. — И знают не меня, а «Мечту» и ее солистку Лили Загорскую. Просто Загорскую, возможно, никто не захочет знать.

— Но возможно ведь, что никто не захочет знать и просто «Мечту», — не унималась Светлана. — Да я уверена, что так и будет! А тебя и в Одессе ждет успех. Иначе быть не может.

Друг, которому назавтра позвонил Иван, действительно являлся руководителем некогда созданного при Одесской филармонии ВИА «Прибой». Одно время коллектив был весьма популярен, но нельзя сказать, чтобы сейчас он переживал наилучшие свои дни. Полностью поменяв направление, превратившись вдруг в рок-группу, «Прибой» филармонией был отвергнут, и прозябал в забвении, редко выезжая за пределы микрорайона, где снимал полуразрушенный сарай для репетиций. Ребята понимали, что поднять с колен их может лишь чудо. И чудо свершилось: Сергей Владимиров (так звали руководителя) где-то познакомился с неким Жаном, прибывшим из далекой заграницы и именовавшим себя странным словом «продюсер».

Жан «Прибоем» заинтересовался, пообещав вывести на мировой уровень. В общем, он стал для ребят ангелом-хранителем, пытаясь внедрить западную практику продюсирования в советскую систему. И первое, что этот самый Жан предложил сделать, уверяя в 100%-ом успехе, — чуть-чуть сменить стиль игры, «зверский дворовый рок» разбавив элементами более консервативного диско. А еще — пригласить солистку, которая-то и понесет полузапретные до сей поры песни в широкие массы. С последним ребята долго не соглашались, но Жан уверял, что это будет отличный ход: их произведения обретут «человеческое лицо» и смогут цениться и здесь, и на западе, куда «Прибой» непременно поедет. Слова и уговоры его в итоге возымели действие. Решено было искать солистку. Потому, когда Иван по телефону говорил о подходящей на эту роль кандидатуре, якобы, у него имеющейся на примете, Сергей предпочел с ней встретиться, хоть и подозревал, что друг, далекий от музыки, может такое подсунуть!…

Встречу назначили в тот же вечер в пресловутом сарае, гордо именуемом репетиционной базой. Жану Сергей решил ничего не говорить, ибо был наперед уверен в бесполезности мероприятия.

В половине седьмого Лили была на месте, не без страха оглядывая представшее перед ней строение. Еще десять минут она блуждала в поисках входа, а оказавшись внутри, едва сумела сдержать возглас удивления: в извечном полумраке то там, то тут просматривались кучи песка, валялись прогнившие доски и новенькие кирпичи, стояли ведра с раствором; сквозь дыру в крыше слабо пробивались лучи вечернего солнца. Под ногами Лили что-то зашуршало и шмыгнуло в дальний угол — крыса. Поняв это, девушка метнулась в сторону, зацепив одно из корыт, кое-как прислоненных к деревянной стойке. Оно упало с таким грохотом, что уцелевшая местами на стенах штукатурка мгновенно осыпалась.

В это время откуда-то из глубины появился мужчина и направился навстречу Лили.

— Приветствую вас, — игривым тоном сказал он. — Чем обязан?

— Простите, — Лили отряхнулась, — я, наверное, не туда попала.

Мужчина улыбнулся.

— Допускаю, но возможен и другой вариант: вы пришли туда, но увидели не совсем то, чего ожидали. В этом случае смею вас заверить, что первое впечатление зачастую обманчиво.

— Конечно. Только думаю, я все же ошиблась адресом. Не может же здесь находиться… — она на секунду замолчала. — Скажите, вы хорошо знаете этот район?

— Порядком. А что, собственно, вы ищите?

— Где-то здесь должен репетировать один ансамбль.

— Какой ансамбль?

Мужчина смотрел на Лили с лукавыми огоньками во взгляде.

— «Прибой», — устало выдохнула Лили, окончательно разуверившись в том, что попадет на встречу.

— «Прибой»! — воскликнул вдруг мужчина. — Так это здесь, — он рассмеялся. — Я сразу догадался, что вы пришли к нам на прослушивание. Это ж о вас Серегин знакомый говорил по телефону?

У Лили перехватило дыхание. Она беспомощно озиралась по сторонам.

— Небольшой ремонт, — ответил мужчина на ее немой вопрос. — Пойдемте со мной, вас уже ждут.

Он провел девушку по узкому и совершенно темному коридору в другое помещение — в другой мир. Оклеенная журнальными и газетными вырезками, комната освещалась сразу несколькими лампочками. У единственного окна, занавешенного куском кумача, стоял кожаный диван, довольно новый. Дополняли обстановку пара захламленных стеллажей, усилители, ударная установка и сваленные в кучу гитары. Справа от входа, склонившись над круглым столом, что-то горячо обсуждали какие-то люди. При виде вошедших, они разом выпрямились и уставились на Лили. В одном из них она узнала своего вчерашнего спасителя, который подвозил ее, и была немало удивлена.

Он тоже узнал девушку и вскричал:

— Вы!? Что вы здесь делаете?

— А вы? — в свою очередь спросила Лили. — Я приехала на встречу с руководителем ансамбля.

— Ага, значит со мной. Господи, как кругла земля! Выходит, вы и есть та «потрясающая солистка», о которой сегодня утром говорил Ванька. А кем, простите, вы ему приходитесь?

— Сестрой.

— Великолепно! Ну теперь вам уже не удастся утаить свое имя. Меня, как вам должно быть известно от брата, зовут Сергеем Владимировым. А вас?

Лили, успев отметить про себя, что никто из присутствовавших не узнал в ней известную артистку, произнесла:

— Лили Загорская.

И больше ничего в силу привычки добавлять не стала, ожидая ответной реакции, но ее не последовало.

— У вас столь же красивое имя, как и вы сами, — улыбнулся Сергей. — Вам, наверное, уже раз двести говорили об этом?

— Говорили, — кивнула девушка, растерявшись: вот так знают ее во всем союзе!…

— Значит, я снова повторяюсь. Почему бы ни сказать это тысячу раз, если вы и впрямь красивы. Присаживайтесь, — он жестом указал на диван. — Думаю, правильно будет, если сначала я представлю вам ребят. Вы согласны?

Не дожидаясь ответа, начал:

— Митя. Наш ударник.

Из толпы вышел невысокий крепенький мужчина и, на секунду задержав взгляд на Лили, направился к установке.

— Макс. Гитарист.

Максом оказался провожатый Лили, до сих пор так и стоявший в дверях.

— Наш клавишник Олег, — продолжал Сергей. — Звукорежиссер Колян, являющийся еще и нашим поэтом. Жорик, до сих пор был нашим солистом. И кое-что пописывал. В плане музыки, разумеется. А я, ваш покорный слуга, тоже иногда бренчу на гитаре.

— Жорик — щупленький парнишка, лет двадцати, в рваных джинсах, густо покрытый щетиной, широко улыбнулся.

— Кстати, вы в курсе, что мы играем рок? После ухода из филармонии наш ансамбль, скажем так, сменил ориентацию.

Теперь-то Лили все стало ясно: и эта комната, и шокирующий вид ребят, и почему от них отвернулась филармония, и почему они не знали ее.

«Надо же! — подумала она. — Как меня угораздило сюда приехать! И как только Сережа, этот красавец, может заниматься такими вещами? Интересно, что они могут мне предложить?»

А никто и не собирался ей что-то предлагать. Сергей был уверен, что вчерашняя, как ему казалось, школьница едва имеет начальное музыкальное образование. Хоть она и чертовски красива, и Иван ее порекомендовал, но на роль солистки она не подходит.

— Так вы в курсе? — Сергей повторил свой вопрос.

Лили не ответила, только попросила:

— Сыграйте что-нибудь.

— Что ж, вполне разумная просьба. Ребят, сыграем?

Они заиграли. На первый взгляд их игра напоминала нечто среднее между западными «Битлз» и новоявленными металлистами, коих в последнее время в Москве развелось предостаточно. Но лишь на первый взгляд. В их музыке было что-то такое, что брало за душу, что напомнило Лили мелодии ее родного края, на миг окунув в детство. Она сумела различить это в наборе дребезжащих звуков. И подумала о том, что ребятам нужно помочь. Она никогда не работала в подобном стиле, но захотела попробовать. Попробовать ради них и ради себя самой. Попробовать ради Сергея, который произвел на нее впечатление. Она была чиста и искренна в своих желаниях, но не могла и предположить того, что произойдет через минуту.

Окончив играть, Сергей положил гитару и вплотную подошел к Лили.

— Что скажете?

— Здорово! — откликнулась она, ощутив неловкость: мужчина возвышался перед ней, подобно мощному утесу, и настойчиво сверлил ее взглядом, словно насквозь просвечивал рентгеном.

— Даже так, — протянул он, обернувшись к музыкантам и лукаво им подмигнув. — Спасибо. Не ожидал. Хотите сказать, что вам понравилось?

— Не все. Но в этом что-то есть. Знаете, если чуть-чуть сменить тактику, вы могли бы многого добиться.

— Неужели!? Вы слышите, ребята? Оказывается, наша гостья разбирается в музыке.

Он ухмыльнулся и опустился на диван. Приобняв Лили, не без иронии спросил:

— А вы что заканчивали? Музыкальную школу? Или ходили в студию развития детского творчества по выходным? Интересно было бы узнать.

Лили не понравился этот тон. Резко отстранив руку Сергея, она достала из сумочки документы.

— Музыкальная школа в Софии, музыкальное училище, консерватория по классу вокала в Москве. А еще с 1972-го года я была солисткой ансамбля при консерватории. У нас даже своя пластинка на фирме «Мелодия» вышла.

— Это какой же такой ансамбль, а, прекрасная леди? — подсел к ним Макс.

— «Мечта».

Жорик присвистнул. Ему, видимо, это название о чем-то говорило. А вот Сергей безразлично кивнул и протянул документы девушке.

— Никогда не слышал о таком. Если честно, я бы дал вам лет восемнадцать и посоветовал поискать что-то другое. Мы не собираемся ничего менять в игре, а вам, судя по всему, петь в нашей манере будет… сложновато. Может быть, вы и известны в своих кругах, но нам все равно не подходите. Понимаете, в нашей солистке должен быть… круп. Да, как у породистой лошади! И еще та закалка. При всем уважении к вам я…

— Не продолжайте! — оборвала его Лили. — Я все поняла. Простите, что отняла время.

Она буквально вскочила и выбежала из комнаты. Никогда в жизни ее так не унижали.

— Подождите! Куда же вы? Я могу вас отвезти, — крикнул вслед Сергей, но Лили его не услышала.

— Обиделась, — заметил Макс.

— Се-ля-ви, — Сергей развел руками. — Она не для нас.

— Или мы не для нее, — буркнул клавишник Олег.

— Это еще почему?

— Потому что она действительно известна. Известна далеко за пределами столицы! Я хорошо помню их недавнее выступление. Неужели ты телевизор не смотришь? Эта болгарка сводит с ума всех.

— То-то мне лицо ее показалось знакомым, — подхватил Колян.

— А уж я сразу вспомнил, что у сестры моей есть пластинка, на которой эта самая Лили Загорская и весь ее ансамбль изображены. Красивая такая. И песни у них прекрасные! — восклицал Жорик. — Зря ты, Серега, спеть ей не дал. И зачем с какой-то лошадью сравнивать стал? Она такая славная девушка!

Сергей взорвался:

— Ну и где ж вы раньше были? Сказали б мне, дураку, что она такая известная! Я, например, о «Мечте» слыхом не слыхивал, и ее сроду не видел до вчерашней нашей встречи. Я не люблю простенькие эстрадные песенки. И певичек таких не жалую. Не думаю, что она чем-то смогла бы нас удивить. Пусть найдет себе другой коллектив. Чего, собственно говоря, она в Одессу-то приехала, если в Москве у нее был успех? Вот пусть поищет тех, кто будет работать на ее индивидуальность, а я не собираюсь под кого-то подстраиваться.

— Она-то найдет, — уверенно произнес Олег. — А вот мы упустили такой шанс!…

-3-

Тщательно обставив квартирку в старинном доме в центре города, купленную совсем недавно у прежнего владельца почти за бесценок, Жан зазывал в гости каждого второго и не отпускал до тех пор, пока не проведет по всем комнатам.

Ему действительно было чем гордиться: европейская сантехника, кафель, паркет, новенькая мебель в зале, спальный гарнитур, будто с картинки, огромный телевизор, магнитофоны. Любой другой работник культуры, пусть даже трижды заслуженный, о таком мог только мечтать. Он же сумел воплотить свои мечты в действительность, а потому в неполные тридцать пять имел два высших образования (последнее получил за границей), опыт работы с популярнейшими западными коллективами, роскошный автомобиль, дачу и кучу важных знакомых, периодически организующих ему поездки за рубеж. Впрочем, всем этим он в какой-то степени был обязан, прежде всего, своему отцу-дипломату, который горел желанием видеть в единственном сыне своего продолжателя, но Жан, родившийся во Франции, решил пойти другим путем. Хорошего певца из него не вышло, но получился отличный администратор, обладающий даром убеждения и свободно пробивающий все стены и запреты.

Приехать в Одессу, откуда родом был его отец, Жан решил после довольно неприятной заварушки, произошедшей в посольстве не без его участия и стоившей отцу карьеры. Он и раньше частенько здесь бывал — гостил у бабушки, — но никогда не думал, что однажды решит поселиться в этом городе надолго.

Сегодня Жан избрал себе в жертвы Сергея, и тот уже и не рад был, что заехал, а не позвонил по телефону.

— Представляешь, я думал, в Союзе невозможно жить нормально. Эта система всеобщей уравниловки просто никому не позволит устроить более-менее достойное существование. Все блага современной цивилизации для наших граждан закрыты на семь замков. Это правда. Жируют здесь лишь вожди. Но, как видишь, я сумел разрушить устоявшийся порядок: у меня, вроде, все есть, а мне за это еще ничего не было. Взгляни, какие красивые обои. Из Германии! А плитка! Разве здесь производят такую?

— Жан, ты похож на бабу! Сколько можно? — не выдержал Сергей. — Еще бы ты да не устроился!

— Намекаешь на папу? Напрасно: он не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моему желанию поселиться в Одессе. Ни он, ни его друзья. Я лишился их поддержки в тот день, когда учинил скандал в посольстве.

Знаешь, я ведь ни капельки не жалею об этом. Впервые я их всех там поставил на свои места. Конечно, пахан не виноват… Но, если разобраться, он уже успел нахапать столько, что должен быть благодарен, что я таким образом помог ему вовремя остановиться.

— Ладно-ладно. Я хотел поговорить с тобой о делах «Прибоя». Понимаешь, найти солистку не так-то просто. Жан, мы простаиваем уже который месяц. Так и лето закончится.

— Ну, лето едва началось. Какое сегодня число? — задал вопрос Жан и сам же на него ответил: — четвертое июня. Все еще впереди. А насчет солистки… Разве вы не дали объявление?

— Давали и неоднократно!

— Что, никто так и не откликнулся? Или мне прикажешь самому заняться еще и этим делом? Вы не способны ни на что!

Он злился, а потому вновь потянулся к пачке сигарет (курил Жан всегда много).

— Не надо, — попытался успокоить его Сергей. — Я думал…

— А ты думай поменьше! Иногда это полезно. Небось, отфутболивали всех желающих, самосуд устраивали?… Никого они не нашли!… До сих пор не можете понять, что я забочусь о вашем будущем! И если мы договорились взять солистку, то будьте добры!

— Конечно, Жан, мы согласны. Дело не в том. Просто не каждая сумеет достойно представить наш репертуар: рок, песни протеста… Взять, например, эту Лили Загорскую. Да, она красива и, говорят, очень талантлива, но…

Жан удивился:

— О какой Загорской ты говоришь? Из «Мечты», что ли?

— Ну да. Так вот, она талантлива, только ведь нам не подойдёт. Нам нужна…

— Погоди! — жестом прервал Сергея Жан. — Причем тут Лили Загорская? Можно подумать, она бросит свой коллектив и примчится к вам!

— Уже бросила. Представляешь, в воскресенье вечером возвращаюсь я из пригорода, а на остановке девушка какая-то стоит с чемоданами — автобус ждет, наивная. Я предложил довезти ее до города. Отвез в портовый район. Кстати, там у меня друг живет, но я точно его адреса не помнил. А в понедельник утром этот друг неожиданно мне звонит и говорит, что нашел подходящую кандидатуру на роль солистки в наш коллектив. Я и представить не мог, что его протеже — моя недавняя знакомая! Когда вечером мы встретились, то выяснилось, что она — сестра моего друга. И зовут ее Лили Загорская. Та самая болгарка. Она нам еще кучу документов притащила…

Лицо Жана сделалось серого цвета.

— Не хочешь ли ты сказать, что выпроводил и ее? — почти по слогам произнёс он.

Сергей запнулся. Ему не нравился вид администратора.

— Неужели, придурки, вы это сделали? С ума сойти!!! Это же был ваш шанс! Господи, какой шанс! Сама Лили Загорская могла бы стать украшением «Прибоя»!… Весь мир лежал у ваших ног, а вы!…

Сергей совсем сник, а Жан продолжал бушевать:

— И они еще на что-то жалуются! Идиоты! Почему ты мне до сих пор ничего не говорил? Прошло столько дней! Вторник, среда, четверг… Да она, наверняка, уже работает в филармонии. Поздно.

Слишком поздно.

Он схватился за голову.

Сергей в тот момент умер. До него, наконец, дошел смысл слов администратора, и он понял, какую величайшую глупость совершил. Он молча поднялся и побрел к двери. Тут ему больше нечего было делать.

— Просыпайся, сестренка! Ну вставай, соня, слышишь! — будил Иван Лили, стоя у изголовья с огромным букетом цветов.

Лили чуть приоткрыла глаза, а затем резко вдруг вскочила.

— Что случилось?

Иван улыбался, протягивая цветы.

— Ничего не случилось. Пришел поздравить тебя. Держи!

— Поздравить с чем? — девушка удивленно смотрела на брата.

— С твоим днем рождения — самым светлым днем в череде однообразных.

— Но мой день рождения только завтра. Завтра же седьмое июня, — все ещё не понимала Лили. — И потом, двадцать шесть — не такая уж и важная дата.

— Перестань брюзжать. Для нас любая дата, связанная с тобой, является важной и круглой. Вставай скорее! Светлана такой завтрак закатила! Посидим. Сегодня выходной. А завтра — трудовые будни: я с утра еду в порт, Светик повезет Руслана к своей матери, да и ты собиралась в филармонию.

Лили растрогалась:

— Ну зачем все это? Мне даже неловко. Не нужно было… Какие чудесные цветы!…

Со слезами бросилась она брату на шею.

— Ну что ты, Лилечка, — обнимал ее Иван. — Успокойся. Я с тобой, я тебя не оставлю, и все у нас будет хорошо. А сейчас ты перестанешь плакать, умоешься, и мы все сядем за стол. Руслан ждет-не дождется свою тетю, ведь он тоже приготовил тебе подарок.

— Хорошо, — сквозь слезы улыбнулась Лили. — Я сейчас.

Светлана и впрямь расстаралась: на столе было столько вкусностей, что Лили лишилась дара речи.

— Когда ты все успела? — только и смогла вымолвить она.

— Чего тут успевать-то! — отмахнулась Светлана. — Да и Иван помогал. Ты ешь, лучше, а то остынет. Сегодня на улице так свежо после ночного дождика. Надо будет пойти погулять, — обратилась она к мужу. — Покажем Лилечке наши любимые места. И Руслан воздухом подышит, а то, бедный ребенок, целыми днями у окна сидит.

— Завтра отвезешь его к маме — там и надышится, — буркнул Иван, — которому почему-то вовсе не хотелось выходить из дома.

Ища поддержки, Светлана повернулась к Лили:

— Вот так всегда: месяцами его нет, а вернётся — из дома не вытолкаешь.

Она хотела что-то еще добавить, но настойчивый звонок в дверь не позволил ей сделать этого.

— Есть на свете справедливость, — обрадовался Иван и выскользнул из-за стола, спустив с колен Руслана.

Вернулся, когда Лили и Светлана уже допивали чай.

— Что так долго, Вань? Кто там?

Жену ответом Иван не удостоил. Посмотрел на Лили как-то странно и сказал:

— Пришел Серега… Сергей Владимиров из ансамбля. Хочет видеть тебя.

— Но… — растерялась Лили. — Чего ему нужно?

Она разволновалась, и ее волнение передалось Светлане. Та занервничала:

— Да кто там такой? Что еще за Серега? Почему ты не пригласил его?

— Свет, перестань! Приглашал я его. К Лилечке он пришел. К Лилечке! Поговорить.

Но Светлана никак не хотела успокаиваться. Она смотрела то на Лили, то на мужа и бормотала:

— Приехал в воскресенье утром, чтобы «поговорить»? Лиль, ведь это же он тебя в ансамбль не взял? Теперь, видно, опомнился.

Лили медленно поднялась. Сердце в груди стучало как пулемет, и ладони вмиг стали мокрыми. Она ничего не смогла с собой поделать. Пока шла к входной двери, все вспоминала (почему-то) ту первую встречу на автобусной остановке. Видела перед собой его — плечистого черноволосого мулата с картинки. А вот вспоминать о том, как этот красавец посмеялся над ней, открыто и нагло, Лили не хотела: она жаждала вновь увидеться с ним — с надменным и даже жестоким, с дерзко красивым и чуть развязным — Сергеем Владимировым.

На сей раз, он предстал пред ней совершенно другим (таким она его еще не знала): строгий костюм, галстук. Натянут словно струна. Длинные тонкие пальцы его нервно подрагивали, когда он пытался раскурить сигарету. Заговорить долго не решался, блуждая взглядом по серым стенам коридора.

Лили начала первой:

— Зайдете? — спросила она глухим чужим голосом.

Сергей замялся, но потом произнес, впервые посмотрев на Лили:

— Спасибо, не стоит. Я пришел сказать вам одну вещь… Вы можете выслушать меня?

— Да, — Лили кивнула, — я слушаю.

— Я хотел извиниться за всех нас, за себя… В прошлый раз все вышло так глупо. Я вас не узнал, правда. И вообще, я думал, что…

— Вы думали, что такая певица, как я, мало вписывается в атмосферу вашей группы; что имей я сотни наград и званий, вы все равно предпочли бы другую, так? — продолжила за него Лили. — И что же изменило ваше представление? Ведь сегодня вы явились ко мне не за прощением?

— Откуда вы знаете? — удивился Сергей.

Лили засмеялась.

— А я знаю все. Знаю, что сейчас вы предложите еще раз встретиться с вашим ансамблем, скажете, что сделали слишком поспешные выводы, что от нашего объединения никто бы не пострадал. Вы много всего будете говорить, потому что вам нужно подняться со дна, а я, как вы, конечно же, успели за это время узнать, могла бы вам помочь.

— Поразительная проницательность! Вы правы почти во всем, но я хотел бы кое-что уточнить.

— Что же?

Он вдруг резко привлек девушку к себе и поцеловал.

Лили онемела и также резко залепила ему пощечину, когда он отстранился от нее. Потом закрыла лицо руками, словно пугливая маленькая девочка, и буквально вжалась в дверь.

— Простите, Лили, — робко начал Сергей, — вы меня не так поняли.

Он осторожно дотронулся до ее руки.

— Идите! — прошептала девушка. — Оставьте меня! Уходите и никогда, слышите, никогда не смейте здесь появляться!

— А на улице сегодня погодка превосходная!

— Погода действительно хорошая, но я жду от тебя ответа на единственный вопрос: как съездил к Лили Загорской?

— Никак… Вообще, конечно, результат есть: она меня прогнала. К ней мне теперь ход заказан, как говорится.

Жан перестал что-то усердно выискивать в большой кожаной тетради и косо взглянул на Сергея Владимирова.

— У меня проблемы со слухом?

— Не думаю, — спокойно ответил тот.

Жан, все еще пытаясь сдерживать себя, спросил:

— Что значит «прогнала»? Ты с ней говорил? Рассказал о нашем предложении?

— Я говорил с ней, но не успел толком сказать ничего. Ситуация вышла из-под контроля.

— Как это понимать? Я же просил тебя! Опять, наверное, не обошлось без самодеятельности? — уже орал Жан. — Ведь я просил, чтобы ты убедил девушку встретиться со мной. Только это! Неужели ты не мог передать ей мои слова!… Все, хватит! Я отказываюсь работать с вами! Придурки!

Тут вскочил Сергей и чуть не с кулаками набросился на администратора.

— Сам придурок! Только и можешь оскорблять меня и ребят! Мы разве на это надеялись, этого от тебя ждали? Ты абсолютно ничем нам не помог! Тебе вообще на ансамбль плевать!!!

Можешь катиться на все четыре стороны. Нам хуже уже не будет. С тобой или без тебя «Прибой» выживет. Так и знай!

Жан мог предвидеть что угодно, но не такой финал. Столь скорое прощание не входило в его планы, ведь он знал, что у «Прибоя» есть будущее. При определенных условиях.

— Да постой ты! Не будем поддаваться эмоциям. Я, и правда, хочу вам помочь. И делаю все для этого. Но вы сами роете себе яму. Я же вижу, как вам трудно, потому что вы талантливы, а талантам в нашей стране всегда было трудно. Нам просто надо быть чуточку терпимее друг к другу…

У нас все получится. Обещаю, что еще до конца лета вы поедете на гастроли.

Дай-ка мне адресок той артистки — Лили Загорской. И не забудь завтра к десяти собрать ребят.

Следующим утром Жан на своем шикарном авто колесил по портовому району в поисках дома, в котором, по словам Сергея, жила Лили Загорская. Около семи он наконец был у нужной девятиэтажки и принялся внимательно наблюдать за вторым подъездом. Несмотря на столь ранний час, жизнь вокруг била ключом: подобно маленьким муравьям туда-сюда сновали люди, из раскрытых форточек и окон доносились звуки «Утренней гимнастики» вперемешку с ароматами жареной яичницы.

Человек, похожий на Ивана Загорского, вышел из дома минут через двадцать и направился в сторону порта. Жан проводил его взглядом, раскуривая очередную сигарету. Еще через некоторое время в подъезде появилась молодая белокурая женщина с ребенком (Жан не знал, что это Светлана — жена Ивана). Постояв немного, словно раздумывая над чем-то, она вновь скрылась за дверями, унося с собой малыша, и вернулась лишь спустя полчаса. Ребенок теперь был одет иначе, как успел заметить Жан, и тащил за собой деревянную собачку на веревочке.

Жан зевнул. Эти люди его не интересовали — он ждал Лили.

«Интересно, сколько еще мне тут сидеть придется… — подумал он. — Если Серега что-то напутал или не понял, и Лили сегодня вообще никуда не собирается?… Да, задал я себе задачку!…»

Но ждать ему не пришлось и пяти минут: Лили Загорская, такая юная и невероятно красивая, возникла на пороге словно видение. Легкое цветастое платье ее развевалось на ветру, туфли на тонких ремешках делали ножку еще изящнее, а маленькая белая сумочка очень точно дополняла гардероб.

Жан мог поклясться, что эту девушку он выделил бы среди бесчисленной толпы в любом случае (будь она известной киноактрисой или простой рабочей завода): в ней ощущалась какая-то неземная легкость, притягательность. Он моментально завел машину и медленно поехал вдоль тротуара. Поравнявшись с Лили, опустил стекло, и, чуть высунув голову, произнес:

— Доброе утро, очаровательная незнакомка! Мой автомобиль — к вашим услугам.

Девушка на секунду приостановилась, удивленно глядя на Жана, а он, воспользовавшись этим, воскликнул:

— Не может быть! Вы — Лили Загорская, солистка «Мечты»! Какая встреча!… Но как вы оказались в наших краях?

— Простите, я спешу, — улыбнувшись, ответила она.

— Ну, так садитесь же! Я ж говорю: мой автомобиль — к вашим услугам. Для меня счастье — подвезти саму Лили Загорскую!

Конец ознакомительного фрагмента.