Парень для «Sекса»

Елена Ровинская, 2016

Карты обещали мне, что в России секс всегда будет дэ* (можно). И не соврали ли ведь! Будет! Правда, в газете, рубрикой. А еще они обещали мне замуж за Диму К., неужели, тоже только в газете?.. ** Продолжение книги "Секс андэ!" После выхода книги про саму же себя, бывшая хостесс Лина работает журналисткой Леной. И все у неё теперь новое. Работа, подруги, друзья… Только любовь одна. Та же. Содержит нецензурную брань.

«Любим мы, а не нас»

Ангелина ЗЛОБИНА

«Женщина любит только один раз. Всеми остальными — она пытается доказать тому, первому, который разбил ее сердце, что он был лишь простым увлечением.

Наше мнение о себе закладывается лет в тринадцать-четырнадцать. Если в этом возрасте ты блистала во все стороны внешними данными, ты будешь считать себя звездой номер раз даже спустя многие годы, что бы природа при этом с тобой ни сотворила.

Лет в тринадцать я узнала, что даже для того, чтобы назвать меня просто «обычной нормальной девчонкой», собеседник должен иметь очень доброе сердце. Это мне сказал двоюродный брат (которого я тайно любила всю свою жизнь), когда я вертелась перед зеркалом, жутко довольная тем, что вижу. И все померкло: я ему поверила. Он был старше на десять лет, и все, что он говорил, было для меня догмой.

— Но ты не расстраивайся, — сказал он, чтобы как-то сгладить свои слова. — Многие маленькие уродины вырастают в очень интересных… собеседниц.

После такого я, чтобы доказать всем родственникам, что Андрей был лишь детским бредом, обрушила всю свою любовь на плакат Ван Дамма. Потом был плакат Лундгрена и еще много-много других кумиров. Попытки одноклассников пригласить меня на свидание я считала издевательством, на которые научилась отвечать быстро и жестко. Андрей уже давно уехал в Омск и исчез из моей жизни, а влюбиться в кого-то снова я боялась.

Так прошло шесть лет…

На годовщину — 30 лет совместной жизни его родителей — меня пригласили отдельно, памятуя о постоянном «динамо» в сторону всех остальных праздников. С ремаркой: «Присутствие обязательно!!!».

На входе в зал сталкиваюсь с… Андреем. Тоже приехал! Он минуту смотрит на меня как на Нечто особенное. Затем стискивает в объятиях и заверяет, что жутко рад меня видеть.

Весь вечер мы сидим рядом, где-то на «камчатке», и я не могу унять дрожь в руках и коленях. Праздник близится к закрытию ресторана. Любимый намекает, что мы могли бы пойти в гостиницу. Я уже наполовину близка к инцесту… И тут он вдруг неожиданно вспоминает, что мы на семейном мероприятии.

— Блин! Ты же… А кстати, ты мне — кто?

Так он меня даже не узнал?! Ну, ладно! Сейчас ты у меня получишь «момент прозрения».

Некоторое время он рассматривает меня, как восставшую из ада: со смесью ужаса и любопытства.

— А помнишь, ты перед отъездом сказал, что я уродина? И что когда я вырасту, то стану интересной… собеседницей? — спрашиваю у него ядовитым тоном. — Ну и как? Интересно было?

И что вы думаете? Он этого тоже НЕ ПОМНИТ! Ни точно, ни даже приблизительно. И если он, мол, такое ляпнул, то только затем, чтобы убить во мне зародыши нарциссизма.

— Слушай! Давай сейчас выпьем по маленькой, — разливает из первой попавшейся бутылки. — Ты меня простишь, и мы все забудем! Блин, я себя чувствую кретином из-за того, что предложил!..

А я? Кем себя чувствовала все эти годы я?! Когда из страха быть отвергнутой, отворачивалась от любви первой?!

Можно ли забыть то, что навсегда искалечило мое сознание? Я не знаю. И он тоже не знал ответа на этот вопрос».

Глава 2.

«Принятие… в номер»

Шеф страдал с похмелья и в его кабинет в коридоре стояла очередь.

Головная боль взрывалась в шефском мозгу, китайскими бомбочками, сам вид монитора причинял нестерпимую боль. Он не придирался и все, что читал, не вчитываясь бросал в папку «В номер». Все, кому позволяла совесть, пытались протолкнуть свои коряво написанные заметки.

— Покатит, — говорил он, закрывая глаза, чтобы не видеть исходящего от человека сияния. — Следующий… Покатит…

Я села на стуле, нервно выжидая вердикта и готовая соскочить с него по команде, но Шеф все не молчал. Затем устало спросил:

— Что это за унылое говно, а, Ровинская?

Растерявшись, я открыла и снова закрыла рот. Выносить Шефские нападки без мысли о спасительном алкоголе, заныканном в маленькой фляжечке в кабинете, было невыносимо. Моя фляжечка давно была выброшена и на ее месте стояла коробка с зеленым чаем. Чай освежал, выводил токсины, но самомнение починить не мог.

— Это рубрика «Sекс», или рубрика «Мужики, которые меня обломали»? Где та Ровинская, которая «Секс — андэ!» написала? Где в этой заметке юмор? Где какие-то желания? Где страсть?

— Вы же сами сказали, чтобы я не выдумывала, — промямлила я. — Ну, вот… Нет у меня страстей, меня в Корею не выпускают.

Шеф задумался. Мысли ползали по извилинам, причиняя ему невыносимые муки и все же, он думал.

— Боже мой, — сказал он. — Как можно вести настолько убогую жизнь и не пить при этом?.. Ты сильнее, чем я считал!

— Спасибо! — сказала я кисло. — Говорила же вам, что не потяну. Секс-дэ это не мое.

Мы оба задумались, обернувшись на дверь.

— Шеф, вы мою заметку про Сонечку посмотрели? — бархатным грудным голосом протрубил Тимур, становясь на пороге.

Он только что вошел с улицы, в черном припорошенном снегом пальто. Стоял, расправив широкие плечи, высокий и гордый, словно черкесский князь. И пальто, похожее на те, что так любил Дима, подчеркивало его плечи и тонкую талию. У меня то и дело мелькало чувство, что Тим подражал ему. Чтобы больше нравится девушке.

— Ты задолбал со своей Сонечкой, — гаркнул Шеф, явно завидуя Тиминой стати. — Неужели, не можешь уговорить бабу вместо того, чтобы трахать мой мозг тупыми заметками о том, что она снова участвовала в показе китайских трусов?!

Тимур, привалившись плечом к стене, молча полировал ногти и улыбался. Как Остап Бендер беснующемуся Кисе.

— Просмотрели, или нет?

— Нет! Вот, если бы ты, Ровинская, могла так же упорно любить какого-нибудь мужика, который тебя в грош не ставит, описывая его, как твоя подружка Тимоша описывает Сонечку.

— Тогда пусть он «Sекс» пишет, — окрысилась я. — У него он, хотя бы есть!

— Сладенькая моя, — сказал Тимоша, приподнимая свои густые красивые брови. — Кто же тебе запрещает? Ты сама не даешь.

— А меня так все просят!..

— Ну, все не все, но ты помнишь Славу?

Я зло прищурилась. Еще бы, не помнить Славу! Тимин друг. Такой высокий, красивый блондин. Почти такой же красивый, как нападающий Спиридонов, только глаза не голубые, а серые. Слава нашел меня не толстой, а очень даже секси, как мне сказал Тимур. Тогда я толстой еще была, но Слава спросил так «лестно»: «Какая задница, о-о! Как бы мне узнать эту жопу поближе?»

Я это даже готова была проглотить. Нищие толстухи не выбирают… Слава взял мой номер телефона. Сам взял: набрал себя с моего мобильника и улыбаясь, положил телефон на стол. Он даже мне позвонил… Ублюдок. Через месяц!!! Как какому-то проходному, совершенно не интересному варианту.

— Я еще настолько не голодна, чтобы прыгать в дерьмо «солдатиком»!

— Если бы тебе на самом деле хотелось секса, ты бы не выпендривалась, а брала что дают, — философски сказал Тимур. — Тебе просто нравится ныть, что у тебя его нет. Кстати, после знакомства с Дмитрием Сергеевичем, я начинаю понимать, почему.

Тимур улыбнулся: у него была совершенно идиотская манера брать сторону власть имущих. Он так изысканно разыгрывал уважение перед Димой, что я слегка ревновала. Будь у меня такие способности, я бы уже замуж за него вышла. От этого у меня опять испортилось настроение.

Я склонила голову к плечу и растянула губы в улыбке:

— А почему у тебя самого нет секаса с Сонечкой, не начал еще? Понимать?

— Они просто друзья.

— Ха! Ха! Ха! — раздельно сказала я. — Будь ты так богат, как он, ты бы с ней дружил, или все-таки трахал?

Тимур скривился.

— Ты просто завидуешь Сонечке и думаешь, что она с ним делает то, чего хочешь ты. А она, между прочим, очень хорошо о тебе отзывается.

Я полыхнула алым, но не нашлась, что сказать в ответ. Сонечка обо всех отзывалась так — хорошо… Сука!

— Я ей не завидую. Я Диме завидую. Я бы сама ее трахала, будь у меня шанс!

— Я ей передам, — парировал Тим, — она будет рада.

— Передай, передай. А то мне в «Sекс» писать нечего.

— Погоди-ка, погоди, — заинтересовался Шеф и ласково прищурился на Тимура. — Ну-ка, рассказывай… Почему у нее нет секса?

— Потому что она никому не дает! — тоном Петросяна, сказал Тимур. — Дмитрий Сергеевич дружит с ее первым «мужем» Женей. Ну, тот, что в книге — Коля, который, якобы, ее не хотел. Так вот, Ровинская посидела дома после Кореи и поняла, что не бывает некрасивых мужчин, бывает недостаточно денег. Ну и написала своему корейцу записку. Типа, люблю не могу, люби меня.

— Хватит! — я покраснела, вспомнив свою записку.

— Нет, продолжай! — сказал Шеф.

— Я продолжаю, — Тимур почти что светился от оказанного доверия. — Со слов Дмитрисергеича, разумеется. Так вот, муж-Женя прочел записку, заволновался, понятно: а то, как жениться, так он, а как трахать, так какой-то американец. И вот он все дела скомкивает и требует его из Комсы везти обратно в Хабаровск. Жену, типа, один я не ебал, а это не есть чуота. Они едут в Хабаровск, Дмитрий Сергеевич матерится последними словами, объясняя ему, что Ровинская все равно не даст, но что поделаешь? Гость ему тупо не верит. Гость хочет, чтоб секс был дэ…

Я кусала губы от злости, но молчала. Боялась разрыдаться, если заговорю. Это был Димин текст, не Тимура. Тимур повторял его без редакторской правки, чтобы меня задеть. Но меня задевало лишь то, что сам текст — Димин. Он сам себя, похоже, в литературности превзошел.

Шеф наклонился над столом, припав на локти, словно большой пьяный лабрадор. Его глаза блестели в предвкушении хорошей шутки. Тимур наслаждался своей местью за правду о Сонечке.

— И вот они приезжают в Хабаровск, кореец звонит и говорит: жена, давай ноги в руки, я приехал тебя любить…

— Да все не так было!.. — не выдержала я.

–…а она говорит: ЗАВТРА! Завтра, Шеф! Прикиньте? За-а-автра! Мужику на самолет в ночи, они гнали без перерыва четыре часа подряд, а она — за-а-ав-тра. Я тебе клянусь, ты до сих пор жива, потому что Дмитрий Сергеевич знает тебя и жалеет, что дура. Ну, и что он твоему корейцу другую блондинку быстренько подогнал.

Шеф лежал на столе, головой в клавиатуре и стонал, стуча по стопке бумаг ладонью. Я стояла, онемев от стыда и ненависти к Тимуру.

— «Завтра-а-а!» — почти рыдал Шеф. — О-о-ой, я не могу! Ровинская! Как ты вообще выжила в наше жестокое время?.. Растолстела, чтобы мафия перестала тебя узнавать?.. Я не могу-у-у!.. Завтра-а-а-а!

Пылая от ненависти, я посмотрела на Тиму, как Галилео на Инквизицию:

— Я живу напротив окон Дмитрисергеича. Угадай, кого в тех окнах вижу? В тех самых китайских трусах и черных чулочках? Даю подсказку: это не Макс.

Глава 3.