Свет – Тьма. Вечная сага

Елена С. Равинг, 2023

Двадцатилетняя студентка Елизавета Семёнова пытается жить обычной жизнью: учиться, работать и выстраивать отношения со своим парнем Иваном. И ей так сложно принять, что за гранью земного мира может существовать нечто большее – сверхъестественные Силы, которые способны менять реальность, создавать другие миры и распоряжаться людскими судьбами, словно игрушками.Но правда ли это или выдумка её нездорового рассудка? Может, она просто сходит с ума, как и её мать когда-то?Погружаясь во тьму и хаос, теряя друзей, родителей, любимых и всё, что было когда-то дорого, как не потерять себя и сохранить свет в душе? И способна ли любовь нескольких людей изменить тысячелетиями проложенные пути?

Глава 4. Родители

Как можно тише, стараясь не потревожить немногочисленных обитателей маленькой квартиры, я зашла домой и принялась неуклюже пританцовывать в прихожей, снимая обувь. Только для Снежка утренним будильником стали уже мои шаги по подъезду. Он выполз из-за дивана, где обычно спал, и радостно закрутился юлой у меня под ногами, зевая и поскуливая. Повторяя вчерашние злоключения, я чуть не запнулась о назойливую собаку, и это снова меня разозлило. В такси я благополучно заснула, так что теперь глаза никак не хотели открываться, а тут ещё и пёс привязался, радуясь возможности вырваться на улицу. Но я сама решила поехать домой, а не к Ване, и собаку приучила гулять рано тоже сама, так что злиться могла лишь на себя.

Снежок заскулил громче и нетерпеливо завилял хвостом, отбивая барабанную дробь по полу.

— Не сейчас! — шикнула я на него. — Иди на место, утром погуляем!

Собака обиженно заворчала и отправилась досматривать сны.

Я облегчённо вздохнула. От одной проблемы я избавилась, но осталась вторая — от меня несло выпивкой и сигаретами, как от законченного алкоголика. Это был самый большой и ощутимый минус ночных тусовок. К головной боли и сухости во рту прибавлялась куча посторонних запахов, от которых следовало избавляться с особой тщательностью немедленным посещением душа.

Я сделала два шага в сторону ванной и остановилась, слегка покачнувшись под действием ещё гулявшего в крови алкоголя. С секунду подумала… За столь короткое время веки сами поползли вниз, и я поняла, что опять начала засыпать. В душу закрались сомнения, разрастаясь в ней всё шире и всё глубже пуская корни в невыспавшийся разум.

Я поймала прядь волос и понюхала её.

Табак…

Волосы пахли ужасно, но не настолько, чтобы их аромат невозможно было терпеть. К сожалению, утром он усилится раза в три, но принимать душ сейчас я была просто не в состоянии. Решила отложить до завтра. Однако в ванную всё же зашла, чтобы умыться, и выползла оттуда минут через десять, немного посвежев и взбодрившись. Даже глаза приоткрылись, что позволило мне увидеть все дверные косяки и ни в один из них не вписаться. А также обнаружить белый лист бумаги, лежавший на столе в зале — папа написал записку, зная, что после клуба я приеду домой.

Захватив листок, я направилась в комнату и только там включила свет, чтобы его прочитать. Аккуратным, почти каллиграфическим подчерком были выведены два предложения:

«Лиза, завтра в одиннадцать поеду к Варе. Если захочешь со мной, напиши, могу тебя разбудить».

Я упала на кровать, крепко задумавшись сонным мозгом.

С одной стороны, мне очень хотелось ещё раз увидеть маму. Но с другой — я боялась, что у неё опять случится приступ из-за моего присутствия. А также я боялась Лазаревского и боялась заходить в больничные стены, рискуя больше оттуда не выйти. Остатками здравого рассудка я понимала, что мои страхи давно стали патологическими и мало на чём основывались, но остальная, нездоровая его часть вопила в панике. И я не могла её игнорировать, поскольку она всё больше и больше брала надо мной верх. Да ещё и вставать пришлось бы рано, раз сегодня я так и не добралась до душа. Что тоже являлось проблемой, поскольку я не знала наверняка, удастся ли мне поспать в оставшееся время. Веки смыкались со скоростью света, но ещё ни разу это не мешало кошмарам испортить мне сон.

Я колебалась.

Я боялась.

Я заснула…

Спустя некоторое время я разлепила глаза и обнаружила, что по-прежнему лежала в одежде с запиской в руках.

Хватит…

Я положила листок на пол. Не открывая глаз и не поднимая ватного тела с матраса, а перекатываясь по нему, словно откормленный поросёнок, умудрилась стянуть бриджи, топ и с отвращением забросила их в угол, заверив себя, что завтра обязательно постираю. Можно было представить, сколько ароматов произведут прокуренные вещи в таком маленьком помещении, но нести их до ванной сейчас, чтобы спрятать в корзину с грязным бельём, не представлялось возможным. Будильник я поставила на девять утра, чтобы успеть сходить в душ и сделать все дела, благополучно отложенные сегодня.

И провалилась в сон…

***

По телу разлилось приятное тепло, окутав его нежным облаком всепоглощающего чувства. Я таяла в объятиях крепких рук, касавшихся меня со страстной силой и в то же время — с осторожностью и бережностью, словно я являлась хрустальным изваянием и вот-вот могла рассыпаться на мелкие осколки.

Но я не боялась разбиться.

Я чувствовала себя защищённой.

Его руки были щитом, а он сам — преградой, которую ничто и никто не мог преодолеть или сломать. Даже сам дьявол. Я была абсолютно уверенна в нём, в его руках и в его объятиях. Я растворялась в них, не желая больше ничего на этом свете. И лишь хотела знать, что он всегда рядом — поддержит, защитит, убережёт.

Только он.

Всегда…

***

Резкий звук стрелой ворвался в сознание, пронзил голову между висками, связав их крепче каната, и потянул куда-то прочь из такого трепетного и волнующего сна. Я не сразу поняла, что это звонил будильник, своим противным треском вызвав волну разочарования, раздражения и досады. Не отрывая головы от подушки, я нащупала сотовый телефон и нажала первую попавшуюся кнопку. Звук сразу прекратился, а воцарившаяся тишина принесла облегчение.

Я только что легла, неужели уже нужно было вставать?..

Несправедливо…

Лишь через несколько секунд я сообразила, что проспала всю ночь без единого кошмара. Даже наоборот — мне не хотелось просыпаться. Хотелось провалиться обратно в чудесный, сладостный сон и снова испытать то чувство. В свои обычные сны я никогда не пожелала бы вернуться, достаточно было того, что они просто отравляли мне жизнь, а этот был таким приятным, таким волнующим…

Опомнившись, я села и взглянула на часы.

Девять тридцать.

Вот, чёрт!

Если я сейчас же не отправлюсь в душ избавляться от запаха перегара, то вставать смысла уже не будет.

Заставить себя сползти с кровати оказалось так же тяжело, как и проснуться после ночной гулянки. Внутри словно продолжалась вчерашняя дискотека: голова гудела страшно, мозг всё ещё сотрясался от ударов басов, а нейроны плясали под заевшую мелодию. Каждый взмах ресниц сонных глаз создавал им световое шоу, а кровеносные сосуды доставляли остатки выпивки, поддерживая в организме состояние лёгкого опьянения. Как только я об этом подумала, желудок сконфужено сжался.

Нет. Я не могла допустить, чтобы мне стало плохо…

Пошатываясь я, наконец, вывалилась из комнаты, захватив валявшуюся на полу ароматную одежду. Снежок меня услышал, выскочил из-за дивана и вновь радостно начал виться вокруг ног, не давая сделать ни шагу.

— Не сейчас! — снова шикнула я на него. — Позже, ладно?..

Собака заскулила и обиженно на меня посмотрела огромными коричневыми глазами.

— Ну, потерпи немного. Сейчас приду в себя и обязательно с тобой погуляю, — виновато прошептала я, потрепав его по холке.

Он так и остался сидеть, проводив меня укоризненным взглядом.

В ванной я сделала воду попрохладнее — замёрзнуть не замёрзну, а взбодриться должно помочь. Быстро забралась под душ и минут пять просто стояла, наслаждаясь тем, как мелкие струйки стекали по лицу и телу, принося долгожданное облегчение. Это было именно то, чего требовал измотанный организм: разум быстро прояснился, басы стихли, нейрончики успокоились и недовольно разбрелись по местам, чтобы приступить к работе. Затем по коже пробежал первый озноб, означавший, что я начала замерзать. Пришлось подкрутить горячий вентиль, от чего в крошечном помещении сразу стало жарко и душно. После того как самоощущение себя человеком восстановилось, я налила на ладонь немного шампуня и принялась массировать пока ещё нывшую голову.

Тоже неплохо…

Я разомлела, изнывая в клубах пара и запаха шампуня, и, казалось, вот-вот могла растаять, как сегодня во сне.

В чудесном, сладком сне…

Что-то зашелестело. Этот звук вернул меня к реальности, не дав в очередной раз провалиться в беспамятство, ведь сейчас я вполне могла уснуть и в душе, и на кухне, и где угодно. Я принялась быстро смывать с волос остатки шампуня, но он попал в глаза, и их неприятно защипало. Пока я избавлялась от раздражителя, звук повторился.

— Пап? Это ты?.. — крикнула я.

Наверное, отец уже встал и попытался попасть в ванную. Но ему не повезло — я заняла её раньше и планировала находиться здесь ещё долго. Или же это Снежок скрёбся под дверью, всё ещё преисполненный надеждой, что я с ним погуляю.

Наконец, я промыла глаза и смогла нормально видеть. Однако то, что открылось взору, меня совсем не порадовало. Сначала мне показалось, что на занавеску просто падала тень от корзины с бельём, которая стояла на стиральной машинке.

Но тень шевельнулась…

— Папа?..

На что я надеялась?

Что мне померещилось?

Что это действительно вошёл отец?

Невозможно, ведь я закрыла дверь на защёлку…

Тень опять пошевелилась и медленно поползла вверх по занавеске, становясь всё больше и темнее. От этого зрелища у меня перехватило дыхание. Сердце испуганно замерло, а потом бешено заколотилось снова, и его стук раскатами грома ворвался в больную голову, сотрясая воспалённый мозг и заглушая шум воды.

Что же со мной творилось?..

Мои кошмары действительно перемещались в реальность или сейчас я спала и видела очередной жуткий сон?

А тень всё ползла…

Теперь она разрослась и заняла почти всю занавеску, своими очертаниями напоминая человеческую фигуру в широкой, длинной рубахе. Напоминая человека, которого я видела вчера в клубе. Вот только его рост был не меньше двух с половиной метров, а в ширину он занимал практически всю комнату. И это никак не могло являться правдой, даже если бы кто-то на самом деле вломился в мою ванную.

От охватившей тело и разум паники я осела на холодный чугун, сжавшись в крошечный, мокрый комок. Вода заливала лицо. Хотелось зажмуриться. Но мне казалось, что если я закрою глаза даже на мгновение, то обязательно произойдёт что-то ужасное. Поэтому я продолжала не моргая смотреть на пугающую тень.

— Кто ты?.. — прошептала я сорвавшимся голосом.

Ответа не последовало.

Тень не шелохнулась.

Она просто нависла надо мной, как огромная скала, закрывавшая солнце.

— Что тебе нужно?..

Тишина.

Только шумела вода, вырываясь из многочисленных отверстий душевой насадки и разбиваясь о моё съёжившееся тело, да покрытые кафелем стены отражали частое, неровное сердцебиение. Дрожащей рукой я несмело взялась за край занавески, боясь сделать следующее движение. Боясь даже пошевелиться, будто тень могла наброситься на меня, ожидая лишь этого. Мне было страшно до смерти, но я затаила дыхание и рванула занавеску в сторону…

Ничего.

Ванная была абсолютно пуста.

Я расслабила напряжённые плечи и несмело поднялась на одеревеневших ногах. Вода полилась на пол, и там медленно, но верно, начала собираться огромная лужа, грозившая подтопить соседей снизу. Однако сейчас это мало меня беспокоило. Я быстро задёрнула занавеску обратно, желая убедиться, что тень не являлась обычным мокрым пятном, но та исчезла, словно её никогда и не было.

Снова отдёрнула, оглядела комнату и снова задёрнула.

Похоже, я и вправду уснула в душе…

Внезапный стук в дверь заставил в очередной раз вздрогнуть от неожиданности. Я поскользнулась, на секунду потеряв равновесие и чуть не упав на дно ванной, но ухватилась за злосчастную шторку и это меня спасло.

— Лиза! Хватит там плавать! — услышала я приглушенный голос отца.

— Сейчас выйду! — крикнула я в ответ и перевела дыхание, сообразив, что отмокала почти час.

Пора было завязывать с непонятными тенями и выходить…

Я быстро почистила зубы, выключила воду и ступила на абсолютно мокрый пол, который пришлось тщательно после себя вытирать, несколько раз отжимая полотенце. Потом осторожно приоткрыла дверь, словно за ней могли прятаться чудовища, и выглянула в коридор. В лицо тут же ударил порыв сквозняка, отрезвив замутнённый страхом рассудок и вернув утерянную в клубе ясность мысли.

Действительно, какие чудовища? Все чудовища прятались только в моей не совсем здоровой голове…

— Наконец-то! Доброе утро, дочка! — папа чмокнул меня в мокрую макушку, и от холодных волос, прижатых к коже, по ней забегали мурашки.

— Доброе утро, пап. Сколько времени?

— Половина одиннадцатого. Если ты решила поехать со мной, то поторопись.

— Успею. Иди умывайся, а я сделаю завтрак…

— Я уже всё приготовил! Лучше собирайся, русалка! — ухмыльнулся он, потрепав меня по голове.

И скрылся в ванной.

Я почувствовала себя виноватой. Но, раз уж сегодня я была плохой и невнимательной дочерью, придётся мне с этим мириться.

Быстро высушив волосы, я натянула джинсы, уже высохшие после вчерашнего забега под дождём, и серую водолазку, найденную в глубине шкафа, после чего сборы официально закончились. На причёску и макияж я откровенно наплевала — не на свидание же идти — и направилась на кухню. Но мои опасения, зародившиеся в тот момент, когда папа произнёс слово «Приготовил», не подтвердились. У него не хватило фантазии ни на что, кроме бутербродов, а их сложно было испортить, даже если очень постараться. Я только налила нам кофе. Чайник папа тоже вскипятил, так что это заняло меньше минуты.

— Ты готова? — он вошёл в кухню, вытирая лицо полотенцем.

— Да.

— Тогда давай быстренько перекусим и по коням… Кстати, как вчера погуляли?

— Хорошо, — я с трудом проглотила застрявший в горле хлеб, надеясь, что мой голос прозвучал достаточно правдоподобно.

В последнее время я постоянно всем врала. А что ещё мне оставалось делать? Если я начну говорить правду, то недолго пробуду свободным человеком…

— Выглядишь неплохо, только немного заспанно.

— Как и ты, — усмехнулась я. — На самом деле мы приехали не поздно. Часа в три.

— Было скучно? — отец удивлённо вскинул брови.

— Нет, просто я захотела спать…

— Ну, тебе хотя бы понравилось?

— Да, очень… Ты оказался прав, мне стоило встретиться с друзьями, а то я совсем засиделась дома. А как у тебя на работе? — попыталась я сменить тему.

— Нормально. Сделали всё, что планировали. Может, начальник даже премию выдаст, — несмотря на радостное известие, папа погрустнел и опустил глаза.

— Здорово! — воскликнула я, чтобы его поддержать. — Знаешь, через неделю я тоже планирую выйти на новую работу. Нашла неплохое место. Там и платят больше, и условия получше. Скорее всего, потом буду совмещать с учёбой. У них гибкий график, и директор часто идёт навстречу студентам.

— Отлично, — папа сконфужено улыбнулся. — Мне жаль, что я не могу…

— Пап, ты ни в чём не виноват, — мягко произнесла я. — Здесь никто не виноват…

Я прекрасно понимала, о чём он сейчас подумал. Миллионерами мы совсем не являлись, поэтому вопрос финансов для нашей семьи стоял особенно остро. Папа делал всё, чтобы заработать дополнительные несколько тысяч к зарплате, и, несмотря на мои заверения, часто мучился чувством вины, что не мог обеспечить нам достойную жизнь.

— Возможно… — он криво усмехнулся, спрятав от меня лицо.

Остаток завтрака прошёл в неловкой тишине. Потом я быстро выскочила со Снежком во двор, наспех помыла ему лапы, радуясь, что сегодня пёс был не в настроении выпендриваться, и уже вместе с отцом спустилась вниз.

Ехали мы тоже молча, по дороге обменявшись лишь несколькими фразами. Я всё ещё терзалась не оставлявшим в покое вопросом — может, стоило остаться дома? Но что-то — то ли данное маме обещание, то ли относительно необходимый крем для рук, который я захватила в последнюю минуту — словно подталкивало меня вперёд и заставляло спешить к ней.

Довольно быстро мы добрались до серого здания больницы и оставили машину на парковке недалеко от главного входа. Снова пришлось пересекать невзрачную и угрюмую территорию, однако сегодня я испытывала иные чувства, нежели вчера. После пронёсшейся над городом непогоды воздух наполнился прохладой, запахом озона и мокрой земли, которые вместе составляли идеальное сочетание. Ветер ещё не стих. Он игриво раскидывал пряди волос и обдувал лицо, осторожно прикасаясь к коже ледяными щупальцами. Я любовалась, как он настойчиво тревожил чуть примятую траву, как играл в кронах деревьев, как его порывы подхватывали листья, оторванные бурей, и уносили прочь, высоко поднимая в пасмурное небо. Я любовалась, несмотря на то, что произошло вчера, и несмотря на то, что произошло сегодня.

Я любовалась…

Вид природы, замершей в печальном умиротворении и покорившейся безумной силе стихии, и меня настроил на миролюбивый лад. В голову тут же закралась предательская мысль — а если не сопротивляться? Если пойти и рассказать Лазаревскому обо всём, что со мной происходило, чтобы он и меня положил в больницу? На время, конечно: успокоиться, восстановиться и подлечить расшатанные нервы. Вдруг здесь мне действительно могли помочь, ведь я действительно была больна, и глупо было это отрицать. Мои кошмары уже превратились в галлюцинации, и со временем станет только хуже. Я дождусь вспышек безумия, какие случались у мамы, и меня уже насильно упрячут в психушку на более длительный срок.

Так может, лучше добровольно?..

Нет!

Добровольно я не приду в эти стены ни за что и никогда! Я была не такая, как мама, и пока ещё могла отличить реальность от видений!

Наверное…

Мы вновь прошли стандартную процедуру расспросов и демонстрации паспортов, поднялись по обшарпанной, старой лестнице на второй этаж и оказались в привычном холле. Пока папа разговаривал с Лазаревским, я ожидала за дверью. Не хотелось снова видеть страшного доктора, тем более, что он всё равно не посвящал меня во все врачебные тайны и предпочитал общаться с более взрослым родственником. Затем, спустя минут десять или пятнадцать, папа с доктором вышли из кабинета, и наша маленькая процессия направилась к маминой палате. Я плелась в хвосте, почти спрятавшись за спину отца. Однако сегодня Лазаревский словно не замечал моего присутствия и что-то увлечённо ему рассказывал и объяснял.

— Павел Наумович, только я попрошу вас недолго, — закончил он длинное повествование, когда мы приблизились к знакомой двери. — Скоро начнётся обед, а потом процедуры. Варваре нежелательно их пропускать…

— Да, я понимаю, — папа потупил взгляд и вошёл в палату, не отрывая его от пола.

Я молча последовала за ним.

— Я только поздороваюсь, а потом дам вам побыть наедине, — шепнула я отцу.

— Ладно, — шепнул он в ответ.

Мама лежала на кровати в той же позе и с таким же застывшим выражением лица рассматривала потолок, будто и не двигалась с тех пор, как я покинула её сутки назад. Я даже усомнилась, произошло ли это вчера или меня начало подводить чувство времени. Она не шевелилась, не моргала и, казалось, даже не дышала, словно неживая…

— Привет, мам, — сказала я громче, чтобы привлечь её внимание.

— Привет, Варя. Как ты?.. — промямлил отец, остановившись рядом.

Голова с растрёпанными, сбившимися волосами перекатилась набок. Не сразу, но мама сфокусировалась на моём лице и слегка улыбнулась, а потом быстро, насколько мог среагировать замедленный лекарствами организм, метнула взгляд в отца. Её реакция произошла в ту же секунду, когда он произносил приветственные слова, заставив нас обоих вздрогнуть от неожиданной и такой резкой перемены. В маминых глазах появился странный блеск и определённый интерес. Она посмотрела на отца более внимательно и пристально, чем на меня, и совсем не так мягко, словно злилась или хотела ему что-то высказать, но сдерживалась в моём присутствии.

Невольно я тоже взглянула на папу. Он выглядел виноватым, но это было неудивительно, ведь он корил себя за то, что держал её здесь. Я заметалась, перекидывая взгляд с одного родителя на другого. В их немом противостоянии было что-то, что я никак не могла понять — что-то очень личное, касавшееся только их двоих. И я явно была здесь третьей лишней.

— Нормально, — наконец, бесцветным голосом ответила мама, и блеск в её глазах исчез. — Я рада, что вы пришли…

Она снова улыбнулась и с трудом приподнялась на подушках.

— Я соскучился, — произнёс отец. — Прости, что долго не приезжал. Были дела…

— Я понимаю… Как вы?

— Неплохо, — ответила я за нас двоих, будто не отвечала на подобные вопросы несколько часов назад.

Мне вдруг стало неловко, ведь вчера у нас с мамой состоялась довольно странная беседа, и теперь мы словно выступали в театре, где каждый играл свою роль и делал вид, что ничего не произошло. Я — что не испугалась её поведения до чёртиков. Она — что не сорвалась снова. Папа — что ни о чём не знал и не догадывался.

— Что ты устроила вчера, дорогая? — вдруг спросил он наигранно нежно.

А, нет. Знал.

— Я?.. — мама взглянула на меня, но не укоризненно, а скорее виновато. — Так получилось… Я тебя напугала? — спросила она и несмело коснулась моего запястья.

— Нет, что ты, мам! — поспешила я её успокоить.

— Ну, ничего. Было и было, — промямлил отец и попытался положить свою ладонь поверх наших.

Но мама почему-то отдёрнула руку, крепко прижав её к груди.

— Да, наверное… — прошептала она.

Будто из-за стекла я наблюдала за молчаливым диалогом родителей, который не прекращался ни на секунду. Они шевелили губами, их эмоции менялись, но я не слышала и не понимала, какие слова они произносили и о чём разговаривали. Я только знала, что папа пытался что-то сказать, но мама не хотела этого слышать.

Она злилась?

Обижалась?

Или боялась его?

Нет, последняя догадка точно не соответствовала действительности. Возможно, мама остерегалась чего-то, но никак не испытывала страх, поскольку страха в её глазах не было. Так или иначе, я решила не вдаваться в подробности и оставить их наедине, чтобы они могли обсудить все наболевшие вопросы без меня.

— Я за дверью подожду, ладно? — произнесла я, чувствуя себя особенно неуютно, но в последний момент опять вспомнила о креме. — Кстати, это тебе, мам. А то твоя кожа совсем огрубела…

— Спасибо, Лизонька, — вяло ответила она.

Мама приняла из моих рук круглую баночку и поставила её на прикроватный столик, совершенно не заинтересовавшись кремом, который не каждому в этом заведении был позволен. Я поцеловала её в щёку, вышла из палаты, физически ощутив нацеленные на мою спину выжидательные взгляды, и осторожно прикрыла за собой дверь. Родители молчали до тех пор, пока не щёлкнул замок. Затем до меня донёсся неразборчивый гул папиного баса, но его быстро сменил мамин альт. Когда-то он звучал звонко, а теперь напоминал скрип несмазанных дверных петель. Она не старалась сделать голос тише, поскольку была слишком слаба, чтобы издавать громкие звуки. Но я всё же услышала её. Мама что-то быстро говорила, сбиваясь и теряя нить повествования, словно боялась не успеть высказать всё, что хотела. Однако совсем не так, как вчера, когда пыталась любой ценой донести до меня свои спутанные мысли. Сейчас у неё не было приступа, а сбивчивый рассказ являлся лишь поспешной беседой. И я вовсе не собиралась подслушивать, а просто стояла, опершись спиной о дверной косяк. Конечно, было не слишком приятно чувствовать себя третьей лишней, ребёнком, не допущенным к делам взрослых, но дела могли быть разные…

Не желая более играть в шпионку, я направилась в холл и остановилась возле окна, которое из-за прохладной погоды покрылось лёгкой испариной. Несмотря на буйство зелёной растительности, вид на внутренний двор показался мне унылым. Пустые аллеи, пустые лавочки, редкие потрёпанные деревья… Никто не хотел прогуливаться в такую погоду, и лишь несколько человек толпились возле входа в подсобное помещение, перетаскивая какие-то ящики. Их фигуры, как и всё остальное, размывали бесчисленные микроскопические капли, осевшие на стекло. Силуэты плыли, словно призраки в густом тумане, не имея чётких очертаний и форм…

Я коснулась стекла рукой. Сначала несмело, будто боясь разрушить хрупкий мир духов. Потом всей ладонью, под которой влага начала собираться в более крупные капли и стекать вниз. Затем я вытерла небольшой участок и посмотрела сквозь него на улицу. Несостоявшиеся призраки оказались обычными людьми: вполне материальными, телесными, одетыми в синие робы. Двое из них по возрасту были ровесниками моего отца, а один, совсем молодой, возможно, был чуть старше меня. Четвёртый рабочий быстро скрылся в здании, и я не успела его рассмотреть.

Краем глаза я заметила движение и, привыкнув в последнее время реагировать на любые подозрительные явления, быстро обернулась, обнаружив доктора Лазаревского. Он стоял в коридоре, облокотившись плечом о стену, и с интересом разглядывал меня своими въедливыми, чернющими глазами. Его взгляд пробирал до костей. Казалось, врач смотрел не просто на моё лицо, а сквозь него — в самый мозг. Видел всё, что творилось в моей голове, и читал все мысли, которые я тщетно пыталась от него скрыть. Я до чёртиков боялась его проницательности. Боялась, что он всё-таки найдёт во мне подтверждение своим подозрениям, и тогда — прощай, свобода… Тело окутал сначала жар от стеснения, а затем озноб, вызванный страхом. И врач тут же сощурил один глаз, словно догадавшись, о чём я думала. В этот момент мне отчаянно захотелось спрятаться, залезть под тумбу или под диван — куда угодно, лишь бы исчезнуть из его поля зрения! Я вжалась в стену, но поняла это только тогда, когда почувствовала боль в позвоночнике, впившемся в бетон. Сама того не осознавая, я продемонстрировала ему свою неадекватную реакцию, которую он ждал с таким нетерпением…

Я развернулась и быстро пошла прочь по коридору, не потрудившись что-либо ему объяснить. А зачем? Хватит того, что он уже успел увидеть. Если он ещё и услышит от меня что-нибудь бессвязное, станет только хуже. Я почти бежала, чувствуя на затылке его пристальный взгляд, догнавший меня, подобно пуле, и медленно сверливший мою черепную коробку. На вахте пришлось замедлить шаг, чтобы не вызвать у охраны подозрений. И только когда я буквально вывалилась из центрального входа, пришло долгожданное облегчение.

Словно рыба на берегу, я хватала ртом воздух и никак не могла надышаться. Свежий и прохладный, он быстро наполнил лёгкие, разнёсся по телу и успокоил бешено носившиеся мысли. Внутри зародилось чувство, словно я страдала клаустрофобией и, наконец, смогла вырваться из давящего, тесного пространства. Но теперь, оглядев окрестности трезвым взглядом, я поняла, что идти мне было некуда. За главными воротами начинался ряд серых, однообразных жилых домов и зияли пустыри, а чтобы попасть на территорию для прогулок, нужно было вернуться и пройти через всё здание. Но идти обратно в больницу совершенно не хотелось. Поэтому, сообразив, что была обречена мёрзнуть до окончания родительского свидания, я направилась к машине и просто уселась на капот. Теперь можно было отдышаться и поразмыслить. И скорее всего, заниматься этим придётся долго, ведь я не знала сколько продлится ожидание отцовского возвращения.

В кармане ветровки неожиданно завибрировал телефон, и из его динамика полилась знакомая мелодия, заставившая улыбнуться.

— Привет! — выдохнула я, приняв вызов.

— Привет, соня! Ты ещё валяяяяяяешься? — Ваня зевнул на другом конце.

— Нет, я уже в больнице. А вот ты, похоже, ещё спишь.

— В больнице? — его голос изменился, став серьёзным и даже обеспокоенным. — Что-то случилось?

— Ничего, — я усмехнулась. — Просто мы с отцом поехали к маме. Сегодня у него, наконец, появилось свободное время.

— Мы же вчера к ней ездили, — удивился Ваня.

— Ну, да.

— Тогда зачем ты сегодня поехала? Выспалась бы лучше.

— Сама не знаю, зачем, — снова усмехнулась я. — По правде говоря, торчу сейчас на улице и мёрзну.

— Одна?

— Одна. Папа ещё у мамы. Они разговаривают, а я ушла.

— У тебя всё нормально? Ты какая-то расстроенная.

— Просто почувствовала себя неуютно… Я потом тебе расскажу.

— Хорошо… — протянул он. — Чем планируешь заниматься? Конечно, после того, как оттаешь.

— Не знаю пока. Ещё не думала…

— Может, приедешь ко мне? Родители в отъезде, так что квартира полностью в нашем распоряжении. Будем вместе ничего не делать или можем в кино сходить, если ты не уснешь где-нибудь по дороге.

От его шутливого тона на душе немного потеплело, хотя снаружи меня уже начинал бить озноб.

— Почему бы и нет? Я приеду! Попрошу папу закинуть меня на обратном пути. Если смогу двигаться, поскольку нижняя моя половина уже замёрзла!

— Ну, тогда я тебя жду! Ставлю чайник и готовлю тазик! Буду тебя отогревать!

— Ладно, до встречи!

Ваня отключился, а я ещё с минуту смотрела на погасший экран телефона, глупо улыбаясь.

Сейчас я абсолютно не понимала, зачем думала с ним расстаться. Никто в целом мире не смог бы меня так любить и так поддерживать, как любил и поддерживал он. Никто не стал бы так возиться со мной, как возился он, стараясь помочь всеми возможными способами.

А что же я? С моей стороны это была настоящая любовь или поиск комфортного существования? У меня была его забота, а что было у него? Мои глупые мысли? Моё вечно плохое настроение? Достаточно ли я любила его, чтобы избавить от лишних переживаний? Может, он стал бы намного счастливее без меня?..

— Вот ты где!

Я чуть не выронила телефон от неожиданности.

Однако папа приблизился не так уж и незаметно. Было видно, что он спешил: грудь сильно вздымалась, из горла вырывался еле слышный хрип, а топот от тяжёлой поступи, в данном случае почти бега, наверное, разносился по всей округе. Просто я, как всегда, ничего не слышала…

— До тебя не дозвониться! — воскликнул он, немного отдышавшись. — Я тебя по всей больнице ищу! Хорошо, что увидел в окно!

— Ты меня напугал! — честно призналась я, проверяя вызовы на сотовом.

Действительно, три пропущенных…

— Прости, не хотел. Залезай в машину, ты, наверное, замёрзла…

Как только папа щёлкнул сигнализацией, я быстро прыгнула на переднее сидение. Он же ввалился в машину грузно и не спеша, словно медведь в берлогу, и сразу включил печку. Меня всё ещё бил озноб, но я испытала огромное облегчение оттого, что, наконец, оказалась в тепле. Мышцы постепенно расслабились, и я перестала дрожать. А когда и машина немного прогрелась, мы тронулись с места и медленно отъехали от угрюмого здания больницы.

— Согрелась?

— Да. Теперь гораздо лучше, — ответила я и блаженно расползлась по сидению.

— Зачем вышла на улицу? — озадаченно спросил отец. — Подождала бы меня в холле, в тепле.

Он сосредоточился на дороге и всё же изредка поглядывал в мою сторону. А я поспешно отвернулась и сделала вид, что увлечена разглядыванием домов за окном, поскольку мне, в который раз, приходилось врать.

— Захотелось подышать воздухом, — задумчиво ответила я. — Эти стены… Давят.

— Я тебя понимаю, — он криво усмехнулся. — Мне тоже в больнице становится не по себе.

— Это точно…

«Хорошо, хоть не мне одной…» — добавила я мысленно.

— А если бы я задержался? — спросил отец.

— Подождала бы, — я пожала плечами. — А когда совсем окоченела, вернулась бы в больницу… Как вы поговорили с мамой? — спросила я уже со вздохом.

— Спокойно, — папа тоже вздохнул. — Анатолий Сергеевич рассказал мне о вчерашнем. Что Варя сильно кричала и пол больницы поставила на уши… Почему ты ничего не сказала?

— Ну… — я запнулась. — Вчера мы с тобой не особо-то разговаривали… А мама просто немного перенервничала.

— Что она тебе наговорила?

— Ничего конкретного… — уклончиво ответила я и с опаской на него посмотрела.

Не хотелось врать родному отцу, но не хотелось и пересказывать наш с мамой диалог. Папа не должен был ничего знать и из-за данного мною обещания, и из-за маминого здоровья. Этот бред ему не стоило слышать.

— Так, бессвязные глупости, — добавила я через несколько секунд.

— От которых случился срыв? — серьёзным тоном спросил отец, стараясь выудить из меня необходимую информацию, что уже походило на допрос.

— Я не психиатр, пап, — попыталась я отшутиться. — Разве Лазаревский тебе не объяснил? Попытай лучше его, я в этом ничего не понимаю. Для меня её слова были просто глупостями на нервной почве.

— Сегодня Варя показалась мне адекватной, — папа оставил расспросы, негласно приняв мою игру.

— Да, и мне. Наверное, отменять лекарства было рано…

— Лазаревский тоже так считает.

— Это его слова, не мои, — поспешила я оправдаться. — А он не сказал, сколько ещё будет держать маму в больнице?

— Не сказал…

Теперь в его голосе прозвучала неуверенность. Я посмотрела на папино лицо — оно было грустным, уставшим и напряжённым. Может, отец сильно переживал, а может, банально не выспался, ведь не все же обязательно что-то скрывали.

— Сверни на перекрестке налево, — спохватившись, попросила я.

Мы чуть не проскочили поворот, но вовремя загоревшийся красный свет остановил движение потока. Благо, наша машина находилась во втором ряду, и отцу не нужно было перестраиваться.

— Зачем? Нам ведь прямо, — удивился он, включая сигнал поворота.

— Забыла тебе сказать! Ваня звонил. Я пообещала, что скоро приеду.

— Опять к Ивану?..

— Почему опять? Мы не виделись со вчерашнего дня! — попыталась я разрядить накалившуюся атмосферу.

— Разве тебе не понравилось проводить время с друзьями? — не унимался отец.

У меня появилась странная мысль, что он примерял на себя роль моего психолога, телохранителя и душеприказчика в одном лице. Как отец, он, конечно, заботился и беспокоился, но не слишком ли я была взрослой, чтобы диктовать мне, что делать, куда ходить и с кем дружить?..

— Не волнуйся, я и сегодня с ними встречусь, — поспешила я успокоить отца очередным враньём. — Мы собирались сходить в кино.

— В кино? — переспросил он, словно не расслышав. — Кино — это хорошо.

— Да, я тоже так считаю. Сто лет там не была!

— А я, наверное, все двести, — пробубнил он со вздохом и стал ещё более угрюмым.

— В следующий раз сходим с тобой, обещаю.

— Я уже вырос из подобных развлечений! — возразил папа.

— Тебе понравится, вот увидишь!

Я попыталась сказать последнюю фразу бодро и весело, но только сама себе не поверила. Сейчас даже под дулом пистолета меня нельзя было заставить идти в кино, а уж тем более получать от него удовольствие.

— Только выберешь фильм сам, — добавила я, когда папа остановился возле Ваниного подъезда.

— Хорошо, посмотрим…

— Да, пап, — «Случайно» вспомнила я, уже почти выйдя из машины. — Сегодня я останусь у Вани.

— Но…

— Пока-пока! Вечером позвоню!

Я быстро захлопнула дверцу, послав ему воздушный поцелуй через окно. Не хотелось слушать возражения или нотации, которые всё равно ничего не изменят, а времени и нервов отнимут кучу. Первого в наличии имелось достаточно, а вот второе уже подходило к концу.

В подъезд я вбежала, радуясь, словно ребёнок поездке в парк аттракционов, и нажала на звонок.

Ваня был одним из тех людей, рядом с которыми все невзгоды переносились намного легче. Хоть я и позволяла себе некоторые грустные мысли в его присутствии, но он всё равно облегчал мою ношу, будучи и защитником, и утешителем, и спокойной, тихой гаванью, в объятия которой иногда так хотелось погрузиться. Но не это было самое главное. Я просто радовалась, что снова его увижу и на некоторое время смогу забыть о своих проблемах.

— Кто? — спросил из-за двери немного заспанный голос.

— Это я, Вань!

Потирая вновь озябшие пальцы, я пританцовывала возле железной пластины, ограждавшей маленькую квартиру от внешнего мира, как не танцевала вчера в клубе. Наверное, прошла целая вечность, прежде чем щёлкнул замок, и дверь открылась. Хотя на самом деле пролетела лишь секунда.

— Привет! — воскликнул Ваня.

— Привет! Наконец-то я до тебя добралась!

Я бросилась Ване на шею, цепляясь за него, как за спасательный круг в море безумия. Душа бурлила от переполнявших её чувств: напряжения, переживаний, радости, восторга и ожидания успокоения. Ваня подхватил меня и слегка покружил в тесной прихожей.

Однако ещё до того, как мои ноги снова коснулись пола, я словно перенеслась из жаркой пустыни на безжизненное пространство крайнего севера. Сильный порыв ледяного ветра швырнул мне в лицо кристаллы льда. Они впились в кожу и проникли вглубь, пронзив тело до костей, а голову до основания мозга. Будто снежная скульптура, я замерла в Ваниных объятиях, отпустила его спину и уставилась на свои покрасневшие пальцы. Воспоминание вспышкой молнии пронзило разум, перевернув если не весь мой мир, то самую главную его часть, в которой раньше я была так же уверенна, как физики в своих аксиомах.

Не Ванины руки обнимали меня во сне…