Полярная ночь

Елена Фёдорова

В книге в стихах и прозе рассказывается о непростой, трагической судьбе замечательной женщины Ерминии Жданко, которая стала первой и единственной в мире высокоширотной полярницей и пропала во льдах Северного Ледовитого океана вместе со шхуной «Святая Анна» перед началом Первой мировой войны.Именем Ерминии Жданко в 1953 году был назван мыс на острове Брюс в архипелаге Земля Франца Иосифа.

Полярная ночь

В Петербурге белые ночи,

Череда не назначенных встреч.

Мы ещё не знакомы с тобою.

Ты не можешь меня уберечь

От того, что случится чуть позже.

От крутых испытаний судьбой.

В Петербурге белые ночи.

Мы ещё не знакомы с тобой…

Летом 1912 года из Санкт-Петербурга в сторону северных широт вышли три полярные экспедиции, снаряжённые на частные и общественные средства, для исследования Арктики, во славу России. Мореплаватели отправлялись в путь полные радужных надежд.

Первую экспедицию — на корабле «Святой Фока» возглавил военный морской офицер, полярный исследователь Георгий Седов. Его задача дойти до Северного Полюса.

Вторую — на корабле «Геркулес» возглавил ученый — географ Владимир Русанов. Ему предстояло открыть на Шпицбергене новые месторождения каменного угля, пройти Великим морским путём вдоль северной оконечности России и выйти в Тихий океан.

Третью — на шхуне «Святая Анна» возглавил морской офицер Георгий Брусилов. Ему предстояло впервые под российским флагом пройти по Северному Ледовитому океану от Архангельска до Владивостока за одну навигацию и доказать возможность регулярного плавания в арктических водах.

Седов, Русанов и Брусилов преследовали свои собственные амбициозные цели, но был один человек, который отправился в рискованное плавание исключительно по зову сердца. Это — двадцатилетняя барышня которая приехала в Санкт-Петербург незадолго до отходы шхуны «Святая Анна».

«Святая Анна» 1912 год.

«Святая Анна» парусно-паровая шхуна была оснащена гораздо лучше двух других российских экспедиций. Судно строилось специально для ледовых плаваний. Комфортабельные каюты отапливались паром, в носовой части находились две гарпунные пушки. Несмотря на то, что «Святая Анна» была «в летах», она не выглядела старой. На белоснежную красавицу «Святую Анну», которая стояла у причала на Неве, приходили полюбоваться многие, а в июле 1912 года на шхуне побывала царская семья.

Мало кто знал, что изначально судно носило имя «Пандора». Капитана Георгия Брусилова это не смутило. Он верил в свою счастливую звезду и не верил в приметы.

Ведь он — потомственный военный, отважный мореплаватель. Внук боевого генерала, сын видного деятеля Российского флота, создателя и первого начальника Морского Генерального Штаба, вице-адмирала Льва Алексеевича Брусилова.

Его дядя генерал-лейтенант Алексей Алексеевич Брусилов полководец Первой мировой войны.

Георгий Львович Брусилов

Сам Георгий не понаслышке знает о трудностях навигации в условиях Севера и выбирает судно хорошо приспособленное к сжатию ледяным полем. К тому же, англичане уступают шхуну по сходной цене. Деньги на экспедицию даёт баронесса Анна Николаевна Брусилова — жена Бориса Брусилова, второго дяди капитана. В её честь Георгий называет шхуну «Святая Анна». К походу он готовится основательно. Запасается топливом и продовольствием на несколько зимовок.

«Святая Анна» выходит из Санкт-Петербурга 28 июля и берёт курс на Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный). Там к команде должны присоединиться судовой врач и друг детства Георгия Брусилова лейтенант Андреев. Но в последний момент мужчины отказались от рискованной затеи… струсили. Положение было безвыходным.

Его спасла юная барышня, взявшая на себя обязанности судового врача. Ерминия Жданко. Так звали нашу героиню.

Она пришла их провожать

С желанием уехать.

Смотрела, думала, ждала

И знала, что помехой

Любая может мелочь стать,

Любое заблужденье…

Да, полкоманды в миг один

В единое мгновенье решило:

Баста!

Не пойдём на этот Север дикий.

Зачем? Что там мы все найдём?

Беду бы не накликать.

Останемся. Пускай идут

Те, кто с мечтами дружен.

А мы — в трактир. Там подают

Горячий, сытный ужин.

Ушли. Нет фельдшера, друзья.

Без медицины трудно.

Кто жизнью станет рисковать?

Ждём. Даст ответы утро…

Рассвет прекрасен.

С ним на борт пришла она

Святая…

Я — фельдшер.

Я хочу в поход.

Я многим помогаю…

Забилось сердце.

Капитан, как поступить не знает.

На свой корабль никогда

Он баб не допускает.

Беда грозит. Беда… беда…

Плевать на все приметы.

Идти должны мы,

Чтоб найти на Севере ответы…

Я с неизбежным примирюсь.

Храни нас, добрый Ангел.

Отдать швартовы.

Держим путь

На Мурманск и Архангельск…

А там посмотрим.

Знает Бог, куда ведёт дорога.

Мы связаны одной мечтой.

Мы все во власти Бога!

От природы женственная и романтичная Ерминия, дочь русского генерал-лейтенанта Александра Ефимовича Жданко, обладала решительным и смелым характером.

В тринадцать лет девочка записалась на курсы сестёр милосердия, чтобы попасть на фронт к отцу, который сражался тогда с японцами под Порт-Артуром.

В Петербург будущая полярница приехала после продолжительной болезни. Врачи рекомендовали ей морской, влажный воздух Балтики. Офицерские семьи Брусиловых и Жданко были в родстве. Ерминия дружила с Ксенией сестрой Георгия Львовича, на которой был женат её двоюродный дядя — «дядя Ботя».

Ерминия часто приходила в гостеприимный дом Брусиловых, сблизилась с Георгием. Она не могла оставить в трудную минуту этого благородного, смелого человека.

Ерминия Жданко и Георгий Брусилов

Она написала письмо отцу и мачехе, которую нежно любила и называла мамой:

«Дорогие мои мама и папа, верю, что вы меня не осудите за то, что поступила, как мне подсказывала совесть. Ради одной любви к приключениям я бы не решилась вас огорчить. Объяснить вам всё в письме трудно, нужно быть здесь, чтобы понять…

Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала, но подводят его все самым бессовестным образом, хотя он со своей стороны делает всё, что может.

Наше опоздание произошло из-за того, что дядя, который дал денег на экспедицию, несмотря на данное обещание, не мог их вовремя собрать, так что из-за него одного чуть дело не погибло.

Когда об экспедиции знает вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло. Довольно уже того, что экспедиция Георгия Седова, по всему, кончится печально…

Всё это на меня произвело такое удручающее впечатление, что я решила сделать что могу, и вообще чувствовала, что если я сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу…

Юрий Львович сначала и слышать не хотел о том, чтобы я пошла с ними. Когда я приступила с решительным вопросом, могу я быть полезной или нет, сознался, что могу.

Наконец согласился, что я телеграфирую домой. Вот и вся история, и лично чувствую, что поступила так, как должна была, а там — будь что будет…

Во Владивостоке будем в октябре или ноябре будущего года… Пока прощайте, мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда? Целую вас крепко, ваша Мима.»

Генерал Жданко хорошо знал упрямый характер дочери. Ерминия рано осталась без матери и, странствуя с ним по гарнизонам, получила более аскетическое воспитание, чем требовалось для благородной девицы на выданье. Он возражать не стал. Прислал телеграмму:

«Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама.»

Ерминия с мамой Ерминией

Ерминия прибежала на корабль. Брусилов обрадовался. Он написал матери:

«Нас осталось только четверо: я, Альбанов (штурман) и два гарпунёра из командного состава. Младший штурман заболел, и его нужно оставить по совету врача. Когда было мрачное настроение: один болен, другие не приехали, то Ерминия Александровна решила внезапно, что она пойдёт, я не очень противился, так как нужно было хотя бы одного интеллигентного человека для наблюдений и медицинской помощи. К тому же она была на курсах сестёр милосердия, хотя бы что-нибудь.

Теперь она уже получила ответ от отца. И окончательно решено, что она идёт с нами. Вообще, она очень милый человек. И если бы не она, то я совершенно не представляю, что бы я делал здесь без копейки денег. Она получила двести рублей и отдала их мне, чем я и смог продержаться, не оскандалив себя и всю экспедицию… Деньги дядя задержал, и стою третий день даром, когда время так дорого. Ужасно».

Ерминии выделили отдельную каюту. Она организовала аптечку, помогла составить список имеющейся провизии, купила и лично раздала всему экипажу толстые тетради в клеёнчатых обложках, собственноручно ею озаглавленные:

«Дневник матроса (фамилия) экспедиции Брусилова от Петербурга до Владивостока, которая имеет цель пройти Карским морем в Ледовитый океан, чтобы составить подробную карту в границах Азии и исследовать промыслы на тюленей, моржей и китов».

Команда «Святой Анны»

В плавание вместе с капитаном Георгием Брусиловым отправились старший штурман Валериан Альбанов, врач Ерминия Жданко, гарпунеры В. Шленский и М. Денисов, боцман И. Потапов, рулевой П. Максимов, матросы А. Конрад, Г. Мельбарт, И. Парапринц, А. Шпаковский, О. Нильсен, Луняев, Пономарёв, Баев, Шахнин, Смиренников, Анисимов, Архиереев. В палубной команде профессиональных моряков было всего пятеро, а остальные матросы ранее на судах не ходили. В машинном отделении трудились машинисты Я. Фрейберг, В. Губанов и кочегар М. Шабатура. Повар Игнат Калмыков и стюард Ян Регальд под руководством Ерминии Жданко обеспечивали питание команды.

Ерминии выделили отдельную каюту и фотографический аппарат, которым она снимала важные, интересные события экспедиции, не подозревая о серьёзных испытаниях, которые готовит им судьба…

Ей двадцать не больше.

Она много раз убегала

Искать на фронте отца.

Но мачеха вечно мешала.

Куда ты, дурёха, опомнись.

Жизненной правды не знаешь.

Девичью честь потеряешь.

Погубишь душу свою.

Оставь упорство, геройство.

Богу доверься, прошу.

Он всё, как надо устроит.

Вернётся домой твой отец.

Дождёмся мы вместе с тобою,

Придёт испытаньям конец.

Займись медициной, учись.

Думай о жизни. Я рядом.

Запомни, всё сложится так,

Как лучше для всех,

Как Господу Богу надо…

Так надо… она поняла.

Так надо —

Потом сотню раз повторила,

Когда вся команда её

В смертных грехах обвинила.

Крушенье. Цинга. Нет еды.

Сходит с ума капитан

Полярная ночь темна.

В людских умах балаган.

Хватит. Наелись мы

Сказок про лучшую жизнь…

Уходим, уходим обратно.

Да, путь этот может стать

Для всех нас путём невозврата…

Но лучше идти, чем сидеть

Возле постели больного.

Пристрелим его и уйдём.

Нет выхода здесь иного…

— Есть выход! Я остаюсь…

Она капитана закрыла.

На шхуне останусь с ним.

Я это твёрдо решила.

Идите, спасайте себя.

И нас с капитаном спасите.

Идите, идите быстрей.

Времени мало. Идите…

В голосе сила и власть,

Приказ и мольба о прощенье…

Господи, как объяснить

Хрупкого тела свеченье?

Ангел святой на земле

Смотрит в самое сердце.

Огненным шаром любовь…

В этом пожаре согреться

Жаждет каждый из них.

Но времени мало земного…

— Мы встретимся… Знаю я,

Мы с вами встретимся снова…

И только потом понял он,

Что в вечности встречу сулила,

Когда обнимала его

И о любви говорила.

Хотела спасти их всех

Ценой своей собственной жизни…

Господи Боже, прости,

Прости нас за все укоризны…

Не оценил…

Не сумел душу понять святую.

Где мне прощенье найти?

Где мне найти такую?

Нету такой на земле…

В вечности встретимся с нею.

Тайные знаки судьбы

Я отыскать сумею…

«Святая Анна» во льдах

1912 год выдался в Арктике необыкновенно трудным. Уже двадцать лет не видели здесь таких тяжелых льдов. В Югорском Шаре, узком проливе между материком и островом Вайгач, «Святая Анна» на короткое время остановилась, затем смело вошла в Карское море, которое называли — «мешок со льдом», и двинулась вперёд, лавируя между льдинами. В середине октября шхуна вмерзла в ледяное поле у полуострова Ямал.

Ледяное поле потянуло «Святую Анну» на север, уводя от намеченного пути вдоль сибирского побережья к Земле Франца-Иосифа.

Первое время Брусилов был настроен вполне оптимистично: шхуна надёжная, голод не страшен — продовольствия припасено из расчета на полтора года, хотя дойти до Владивостока он надеялся за несколько месяцев. По вечерам команда собиралась в кают-компании, у камина, за самоваром, за игрой в домино, шутили, высказывали догадки, предположения, надежды на то, что придёт лето и освободит «Святую Анну» из ледяного плена. Душой этих вечеров была единственная женщина на корабле, Ерминия Жданко.

Ты — женщина — небесное созданье.

Ты — женщина, ты — книга между книг.

В тебе сокрыта тайна мирозданья,

Ты — мудрости Божественной родник.

Штурман Альбанов написал в своём дневнике:

«Ни одной минуты она не раскаивалась, что увязалась, как мы говорили, с нами. Когда мы шутили на эту тему, она сердилась. При исполнении своих служебных обязанностей хозяйки она первое время страшно конфузилась. Стоило кому-нибудь обратиться к ней с просьбой налить чаю, как она моментально краснела до корней волос, стеснялась, что не предложила сама. Если чаю нужно было Георгию Львовичу, то он предварительно некоторое время сидел страшно „надувшись“, стараясь покраснеть, и, когда его лицо и даже глаза наливались кровью, тогда он очень застенчиво обращался: „Барышня, будьте добры, налейте мне стаканчик“. Увидев его „застенчивую“ физиономию, Ерминия Александровна сейчас же вспыхивала до слёз, все смеялись, кричали „пожар“ и бежали за водой».

С каждым днём положение пленников Арктики осложнялось: шхуну уносило на север всё дальше и дальше, а 16 октября ледяное поле «оторвалось от Ямала», и «Святая Анна» пустилась в дрейф.

С этого времени жизнь команды была подчинена только одному — выживанию в арктических условиях. На льду, возле корабля, устроили баню. Людей распределили по всем имеющимся на борту тёплым помещениям. Лучшие каюты на первой палубе, отапливаемые двумя печками, достались командиру, штурману, Ерминии Жданко и гарпунёрам. Семь матросов расположились в кормовом отсеке, согреваемом камбузом, восемь — в носовом кубрике, при обогреве одной печкой.

Экипажу пришлось полностью снять шикарное убранство кают и палуб, чтобы сделать дополнительную обшивку на стенах и потолках внутренних помещений. В ход пошли войлок, толь и парусина. Отполированная до зеркального блеска мебель из красного дерева и роскошные ковры начали гнить от сырости.

Наступила многомесячная полярная ночь, а вместе с ней у людей началась депрессия. Даже полярное сияние, которое многие мечтали увидеть, не только не завораживало своей магической красотой, а нервировало их.

Запасы продовольствия таяли, ещё летом 1913 года закончилось топливо, керосин, свечи. Их заменили тюленьим жиром, от которого было больше копоти, чем света. Светильники-коптилки освещали пространство в радиусе полуметра, всё остальное тонуло во мраке

По углам кают блестели иней и лёд — это были самые чистые уголки на шхуне. Вечная сырость, неистребимый холод, нескончаемый мрак полярной ночи, плесень на всём — на подушках, одежде, продуктах, изнуряла людей.

Штурман Альбанов, не утративший способности шутить в этой непростой обстановке, острил:

— Бедная наша барышня, теперь, если вы покраснеете, этого не будет видно под слоем копоти, покрывающей ваше лицо!

«Святая Анна»

С наступлением зимы, когда начался «полярный охотничий сезон», весь экипаж поразила странная болезнь, принятая ими за цингу. Но скорее всего это было заражение плохо проваренным медвежьим мясом. В декабре поочередно заболели Георгий Брусилов, Валериан Альбанов и семь человек команды.

Брусилов поправлялся медленнее всех. В вахтенном журнале он написал:

«2 марта меня вынесли на стуле на лёд, потом положили и обнесли вокруг судна и по палубе. Ходить и двигаться совсем не могу, на теле у меня пролежни, часто заговариваюсь; было время, когда опасались, что я вовсе не встану, и сделали список документов, хранящихся у меня».

Брусилов проболел почти семь месяцев, причём три с половиной из них лежал, превратившись в настоящий скелет, обтянутый кожей. Его нежно оберегала Ерминия Жданко. Она дежурила у постели больного, и ей больше всего доставалось, когда в приступах ярости Брусилов бросал тарелки и ложки, выплескивал еду и питьё, грубо ругался, хотя в нормальном состоянии это был милейший человек.

Остальные двадцать три мужчины, тоже вели себя не лучшим образом: ссорились, выкрикивали непристойности, ввязывались в драки, а Ерминия терпела.

Без ропота и жалоб она выхаживала пораженных эпидемией людей. Благодаря ей на судне никто не умер. Она не обращая внимания на грохот ломающихся льдов…

Со скрипом и скрежетом падали

Мачты, стеньги и реи…

Ломались сами, ломали на палубе всё.

Зловещим треском, ужасным визгом

Будили людей ото сна…

Полярная ночь темна. Ни звёзд,

Ни луны, ни сиянья полярного…

Одна только тьма непроглядная…

Тьма, которая сводит с ума

Смелых, крепких мужчин.

Среди льдин только она одна

Спокойна и холодна.

Играет на фортепьяно.

Всех лечит нежнейший аккорд и слова…

Её голос баюкает,

Усмиряет злость и безумие смелых людей…

Румянца не видно давно на щеках.

Лицо почернело от сажи.

Женщина ли она? Нет…

Она только тень от былого…

Но каждое её слово

Рождает в душе что-то новое,

Нежное, доброе, детское.

И верится всем, что льдины растают.

Парус, как крылья взметнётся вверх,

И корабль полетит по открытой воде,

По глубокому морю

К жизни прекрасной,

Покинув холодное царство

Ледяного безмолвия…

Во время болезни Брусилова судном командовал штурман Валериан Альбанов, опытный полярник, прямой и надежный человек. Он собрал вокруг себя людей, желающих пешком отправиться в обратный путь на материк, понимая, что это позволит сохранить топливо и продовольствие для остающихся на борту и даст возможность организовать спасательную экспедицию.

Валериан Иванович Альбанов

Но Брусилов упрямился, вёл себя жестоко и жёстко. Альбанов не уступал ему. Он написал в дневнике:

«…Мне представляется, что мы оба были нервнобольными людьми. Неудачи сопровождали нас с самого начала, повальные болезни зимы 1912—13 годов, тяжелое настоящее и грозное неизвестное будущее с неизбежным голодом впереди, всё это, конечно, создало… обстановку нервного заболевания…

Из разных мелочей, неизбежных при долгом совместном житье в тяжелых условиях создалась мало-помалу крупная преграда между нами…»

Только в апреле 1914года Брусилов дал согласие на то, чтобы группа матросов покинула судно. Во главе с Альбановым одиннадцать человек отправились на материк, захватив с собой почту, копию судового журнала, данные промеров и метеорологических наблюдений, которые сделал Ерминия Жданко. Уходили они с тяжелым сердцем, но надеялись вернуться и спасти товарищей, оставшихся в ледяном плену…

Она смотрела на закат

И умоляла вечность

Не исчезать, не утекать

Так быстро в бесконечность.

Она могла рожать детей

И жить в тепле, в уюте.

Но нет… рванула за моря.

Спала в сырой каюте.

И верила, любовь придёт.

Любовь наполнит сердце.

Теперь не знает от неё

Куда, куда ей деться…

Два человека. Два врага

Ей дороги безумно.

Она страдает и никак

Не может стать разумной.

Уйти, спастись и снова жить

В большом просторном доме…

Остаться здесь и умереть…

Мир надвое разломлен…

Темно на сердце и в душе.

Где, где найти прозренье?

Мне Ангел светлый помоги.

Я в страхе и смятенье.

Я верю, верю, нас спасут.

Найдут нас очень скоро.

Минуты горькие пройдут,

Забудутся укоры.

Исчезнет всё. И лишь любовь

Останется святою.

Я прокричу через пургу:

Путь добрый, дорогой мой!

Чуть тише…

Милый, здесь с тобой

Я среди льдин колючих.

Не бойся, друг мой, я всегда,

Всегда была везучей…

Мы вместе всё переживём,

Мы выживем, мой милый…

И в темноту, туда в пургу:

Дойди… Господь даст силы.

Там на большом материке,

Где жили мы когда-то

Расскажешь людям обо мне

И поспешишь обратно

На эту шхуну, где тебя

Я полюбила нежно…

Никто не знал, что станет жизнь

Жестокой, неизбежной…

Уйти, остаться, умереть…

Дойти, погибнуть, выжить…

Иди вперёд. Иди, иди…

Стук сердца глуше, тише…

Уже не слышно ничего.

Ты — далеко, далече…

Я чувствую, что ты спасён,

А нас встречает вечность…

Шхуна, на которой остались Брусилов, Жданко и одиннадцать матросов, пропала без вести. От судна не осталось никаких следов.

Ерминия Александровна Жданко

Из группы Альбанова до мыса Флор чудом дошли два человека: сам Альбанов и матрос Конрад. За три месяца они преодолели путь в четыреста километров.

Он шёл, спотыкался, падал

И слышал: Вставай, иди.

Ты должен дойти. Я знаю.

Уже половина пути

Осталась у вас спиной.

Иди вперёд, не сдавайся,

Мой милый, мой дорогой…

Смотри, как рассвет прекрасен,

Как ярок Божественный свет.

Он ни за что не погаснет.

Больше ночи полярной нет…

Есть лишь моё сиянье.

Есть лишь моя любовь

Спасает вас согревает,

Зовёт за собою вновь…

Просит очнуться, выжить,

Дойти, рассказать о нас.

Штурман Альбанов, слышишь?

Это приказ, приказ!

Не смей раскисать, не вздумай

Сдаться на полпути…

Любимый мой, ненаглядный,

Дойди, умоляю, дойди…

Сквозь снег, сквозь пургу и слёзы,

Замёрзшие на ресницах,

Увидел он дом…

Или, может, ему это только снится?

Мираж…

Нет, спасенье — зимовка.

Мы, кажется, здесь недавно

Делали остановку.

Передохнём, дружище.

Здесь нас найдут непременно.

Господи, Святый Боже!

Рыдаем навзрыд…

Сдали нервы…

Веря не верим в чудо,

Бежим, утопая в снегу.

Господи Боже, спасибо

Тебе за такую судьбу!

Нельзя по другому было,

Нас Ангел оберегал.

Своей беззаветной любовью

От всех невзгод защищал…

Светом, небесным сияньем

Сквозь непроглядный туман…

Вёл к цели…

— Альбанов, смотрите, корабль…

Мы спасены, капитан…

В августе 1914 г. Альбанова и Конрада подобрал корабль «Святой Фока», который к тому времени потерял своего капитана Георгия Седова.

В сложных условиях перехода погибла половина писем и бумаг, взятых со шхуны «Святая Анна». Сохранившиеся документы оказались очень важными. Промеры северной части Карского моря, сделанные во время дрейфа «Святой Анны» открыли меридиональную впадину длиной почти в пятьсот километров, которую позднее назвали «жёлоб Святой Анны».

Благодаря записям из судового журнала был составлен чёткий подводный рельеф северо-западной, открытой части Карского моря и Ледовитого океана, где до той поры не проходило ни одно судно. Изучив данные дрейфа, учёные сделали вывод о существовании неизвестной земли между семьдесят восьмым и восьмидесятым градусами северной широты, который был открыт там в 1930 году.

Это больше чем страсть

И сильнее, чем страх.

Это сдвиг всех привычных канонов.

Не могу ничего я об этом сказать…

Невозможно непосвящённым

Объяснять смысл, значенье,

Вибрацию чувств

На волне с частотой в триста герц

Это может понять только Ангел и Бог

И душа с безразмерным сердцем…

Боже, милость Твоя велика.

Ты послал нам любовь во спасенье.

Не иссякнет она, не померкнет она.

Принимаем Благословенье.

Да святиться имя Твоё, Господь!

Тело в прах земной превратится.

Ты прими наши душу и дух наш…

Что должно случиться, случится…

Как жертвенна великая любовь.

Необъяснимы мысли и поступки.

Нам непонятен этот странный путь.

Нам высшие стремленья недоступны.

До той поры покуда сами мы

Не вырвемся из круга заблужденья.

До той поры пока не обретём

Своё особое, духовное прозренье.

Пока не осознаем, что дана

Нам каждому энергия и вера.

Великая Вселенская Любовь

Внутри тебя.

Ты — часть Творца.

Ты — первый

Создатель света, счастья, красоты.

Ты — разрушитель,

Воин злой и жадный.

Ты сам придумал этот хрупкий мир.

Какой он?

Сказочный, прекрасный, безобразный —

Всегда зависит только от тебя.

Огонь Творца тебя оберегает.

Как жертвенна Великая Любовь

Дух и душа прекрасно понимают.

Лишь наше тело спорит и скулит.

Ему нужны другие постулаты.

Оно зовёт тебя пойти туда,

Откуда нет и не было возврата.

Не слушай. Поднимайся вверх.

Там мир, свобода, одухотворенье.

Прими всё то, что предназначено тебе.

Живи в объятьях Бога, в утешенье…

Вернувшись в Архангельск Альбанов написал письмо матери Брусилова — Екатерине Константиновне, передал ей известия о сыне. В Главное гидрографическое управление он переслал копию судового журнала и другие материалы экспедиции. Их сразу опубликовали.

Екатерина Константиновна Брусилова собирала всю информацию, которая имела отношение к «Святой Анне». В небольшой альбом она вклеивала заметки из газет, фотографии, сделанные ещё перед отходом судна, короткие сообщения о судьбе сына и экипажа.

Этот бесценный альбом, письмо Альбанова, письма Георгия Брусилова к матери, часть семейных фотографий из архива Брусиловых передала в Российский Государственный Музей Арктики и Антарктики в Санкт-Петербурге племянница Ерминии Жданко Ирина Ходкина. Письма Ерминии она передала в Национальный музей полярников имени Валериана Альбанова Республики Башкортостан в Уфе.

Вениамин Каверин в 1930 году во время работы над романом «Два капитана» встречался с матерью Брусилова, видел этот альбом. Текст письма Альбанова, наверняка, лёг в основу письма штурмана Климова жене капитана Татаринова Кате…

Нужно всё зачеркнуть.

Нужно всё позабыть,

Чтоб начать всё, что можно, сначала.

Нужно сделать всё так,

Чтобы жизнь удалась,

Чтоб пела душа, не молчала.

Чтобы сердце стучало,

Как будто состав,

Убегающий прочь от былого.

Чтобы не было стыдно

За всё, что прошло,

За случайное, горькое слово…

Судьба оставленных на шхуне товарищей терзала сердце Альбанова всю его недолгую жизнь. Когда Колчак стал Верховным правителем Сибири и Дальнего Востока, штурман, знавший его по одной из совместных экспедиции, отправился в Омск. И ему, вроде бы, удалось убедить Колчака организовать поиски «Святой Анны». Но злой рок вмешался и здесь: на обратной дороге Валериан Иванович погиб в железнодорожной катастрофе в 1919году.

Матрос Александр Конрад умер в 1940 году. С ним встречался штурман полярной авиации, заслуженный штурман СССР, писатель Валентин Аккуратов, надеясь побольше узнать об экспедиции, о конфликте между Брусиловым и Альбановым. Но замкнутый, неразговорчивый Конрад кратко и неохотно отвечал на его вопросы.

«Скупо, но тепло говорил он об Альбанове и наотрез отказывался сообщить что-либо о Брусилове, об отношении капитана к своему штурману. После осторожного вопроса, что связывало Брусилова с Ерминией Жданко, он долго молчал, а потом тихо сказал:

— Мы все любили и боготворили нашего врача, но она никому не отдавала предпочтения. Это была сильная женщина, кумир всего экипажа. Она была настоящим другом, редкой доброты, ума и такта… нежная, задорная, вся сотканная из солнечного оптимизма, сама Вера, Надежда и Любовь».

Тайну шхуны «Святая Анна» и её отважной «пассажирки» Ерминии Жданко знает только полярная ночь.

Полярная ночь похожа на женщину

Страстную, нежную, злую, жестокую,

Святую, развратную, зовущую за собой

В даль невозвратную…

В море холодное с глыбами льдин,

С торосами и пургой…

Воет, бесится белая бестия,

Заметает дорогу, наметает сугробы.

В оба смотри.

Пропадёшь ни за грош…

Не вспомнишь, кто ты,

Зачем ты попал в этот дом…

Потом потеряешься вовсе

В этом забытом всеми краю.

Будешь клясть и ругать ты судьбину свою

До тех пор, пока не наступит Полярное утро…

В лучах перламутровых ты увидишь

Её иной, земной,

Настоящей женщиной

С глазами волны морской…

Постой…

Она никого не зовёт за собой.

Она согревает, ласкает и утешает всех,

Кто проснулся от долгого сна.

Её имя — Весна.

Возрожденье души её цель.

Поверь ей скорей и живи, живи

В Свете Божьей Любви!

В 1953 г. именем Ерминии Жданко был назван мыс на острове Брюс в архипелаге Земля Франца-Иосифа.

В неприступных отрогах запретной Новой Земли есть и ледяной купол Георгия Брусилова.

Пусть люди говорят о том,

Что мы на свете жили,

Что шхуна вмёрзла в лёд

И все про нас забыли.

Конец ознакомительного фрагмента.