Закон Мерфи. Том 2

Елена Чара Янова, 2023

Иногда утро выдается категорически странным: ожидаешь проснуться дома и весь день пить минералку, а приходишь в себя на борту шаттла для межгалактических перелетов, в плену и в окружении лиц откровенно криминального вида. Главное, что жив – а там по ходу пьесы разберемся! Иногда утро выдается категорически странным: приходишь на работу, ожидаешь, что будешь спокойно работать, а тут новая опасность грозит колонии, да еще и любимое начальство на стажировку отправили. Или это не стажировка? Спасем колонию – и разберемся.

Глава 25. Это все грибы

Пока я судорожно составлял наметки каталога местной фауны, руководствуясь новой точкой отсчета, очкастый колдовал у себя посередь пробирок. Когда оттуда потянулся вкусный и неожиданный запах грибного супа, я не выдержал и подошел к нему.

— Ты супчик грибной варишь, что ли? — спросил я.

— Занимаюсь пробоподготовкой, — коротко ответил Тайвин, предельно сосредоточившись на светящемся окошке сублимационной вакуумной сушилки высокой мощности, где медленно съеживалось темно-коричневое нечто.

— А пахнет…

— Пахнет грибами, потому что это гриб.

— Мухомор? — подколол я ученого.

Штатный гений сердито сверкнул глазами и фыркнул:

— Вряд ли. Сейчас высохнет, возьмем пробу и попробуем что-нибудь простенькое, вроде реактива Марки…

— А что будет?

— Если гриб содержит что-то подобное холину, например, то с щелочью будет запах селедки, а если что-то вроде псилоцибина, то проба станет серо-коричневой, тогда будем добывать экстракт, подтверждать простой цветной реакцией еще раз, и проба с тем же реактивом будет ярко-желтой, и потом можно уже и на ВЭЖХ, — глядя в мои искренние незамутненные знаниями глаза, друг поправил очки и пояснил: — Высокоэффективная жидкостная хроматография. А, плюнь, какая разница, главное — результат. Не буду же я тебя на лаборанта обучать.

— Почему нет, — несколько уязвленно поинтересовался я.

— Потому что к науке, кошкоглазый, надо иметь не просто интерес или склонность, ее надо любить, ей надо восхищаться, и ее превозносить. И постоянно изучать все новое, что может полезть в голову из твоей области знаний и не только. Иначе так и останешься ремесленником с тремя методиками в голове и сотней в методичках. Впрочем, — задумчиво добавил он, — подозреваю, что этот постулат в любой сфере человеческой деятельности будет работать.

Спустя пятнадцать минут мы с одинаковой задумчивостью наблюдали за мутнеющей пробой.

— Интересно, — протянул ученый и выгнал меня заниматься своими делами.

Я пожал плечами и пошел — не висеть же у него над душой. А через час Тайвин с видом Флеминга, уронившего в чашку с колонией патогенных бактерий кусок хлеба с плесенью, постучал в дверь, вызывая охрану.

— Я ни за что не поверю, что один работаю над местной биохимией, — заявил охранникам мой очкастый друг и протянул пробирку. — Отнесите в здешнюю лабораторию, и пусть сделают спектральный анализ, желательно на резонансном рамановском спектрометре.

С раздражением вздохнув, Тайвин вложил в руку охранника образец практически насильно.

— Рамановский спектрометр. Физик такой в начале двадцатого века жил, Раман. Ну, Раман, спектрометр, запомнил? Иди, — ученый отвернулся от двери, та шаркнула, закрываясь, а гений злобно процедил сквозь зубы: — Клинические имбецилы.

— Тай, простой человек не обязан знать такие научные тонкости, — заметил я.

— Да чтоб их… Пес драл! — не постеснялся в выражениях ученый. — Как же мне не хватает моих гамадрилов и лаборатории. У меня все всегда на местах, и аппаратура, и реактивы, и специалисты, а если что надо — всегда через Лекса достать можно…

— Это ты про Санникова? — прищурился я.

— Да. Но ты учти, он только друзьям себя позволяет так называть, — построжел Тайвин.

— Мне разрешил, — гордо заявил я. — Аккурат после беготни с саранчой.

Мой очкастый друг скупо улыбнулся, и мы снова занялись работой, пока спустя еще пару часов к нам не ворвался самолично Алан с автоинъектором наперевес.

— Вы должны были сообщить мне лично! — немного повысил против обычного голос человек-невозмутимость. Мне стало невероятно интересно, и я оторвался от просмотра записей.

— А с какого когнитивного диссонанса мне бежать напрямую именно к вам и непременно лично, и размахивать положительной цветной пробой с реактивом Марки? — с едкой злостью поинтересовался Тайвин.

— Я просил сообщать обо всех неожиданных находках, тем более не вполне привычного характера! — еще больше разозлился Алан.

— А вам никто не говорил про стандартную процедуру испытаний в рамках надлежащей доклинической лабораторной практики? Я еще не особенно понимаю, что это за вещество, а вы уже хотите…

— Результата, — прервал Тайвина апостолец.

Я почувствовал вдруг, что мое душевное состояние необратимо меняется — границы восприятия резко раздвинулись, вобрав в себя и мои смятенные движения души, и странным образом осязаемые эмоциональные колебания схлестнувшихся оппонентов. Только если с кошкой Мирой это чувство контакта было мимолетным, почти невесомым, с чужим невидимкой управлял процессом точно не я, то здесь меня придавило не моими чувствами по моей инициативе, вынудив замолчать и впитывать то, что словами я описать был почти не в силах.

Алан возвышался над гением как скала над морем, давил авторитетом и недовольством, которые я почти физически ощущал. Тайвин смотрел на него снизу вверх с не менее несгибаемым выражением на лице. С его стороны я чувствовал тяжелую и твердую решимость найденный природный наркотик не испытывать и не отдавать ни при каких обстоятельствах.

— Ладно. Будь по-вашему. Мне нужны мыши или крысы, — заявил очкастый мой товарищ. — Лабораторные, в количестве штук пятнадцати.

— Могу выделить двоих подопытных. — Алан пока держался, но я видел нарастающую бурю, непонятным пока мне самому способом. Что-то внутри человека-скалы клубилось, скручивалось жгутами, формировалось в плотное ядро. Только я это не видел глазами и не представлял — ощущал всей кожей.

— Я не экспериментирую на людях. И когда я говорю «мыши» или «крысы», я имею в виду мышей или крыс. Знаете, зверушки такие. С хвостами. — Тайвин, в свою очередь, образно воспринимался мной все прозрачнее и тверже, как если можно было бы прочувствовать динамику процесса образования природного алмаза.

Я вдруг понял, что и до первого визита на Седьмой, и до Миры, и до столкновения с другим сознанием, и вообще вплоть до текущего момента включительно всю свою жизнь пользовался чем-то… Похожим, что ли. Непонятным, неосязаемым, необъяснимым, но нужным хлеще воздуха. Интересно, вот если я способен на уровне остальных органов чувств и наравне с ними получать информацию об эмоциональном фоне человека, может, я могу на него и влиять?

Я попробовал этим неуловимым, но явственно мной ощущаемым, вектор внимания Алана перенаправить на себя. И чуть не подпрыгнул, когда в следующее мгновение свой темный нечитаемый взгляд тот обратил именно ко мне. И сказал, смотря на меня, а обращаясь к Тайвину:

— Значит, от моих кандидатур вы отказываетесь. В таком случае будет совсем просто.

Похолодев внутренне, я понял: очкастый доигрался. И точно, внутри Алана словно взорвалось маленькое черное солнце. Он выхватил оружие и уткнул дуло игломета прямо мне в лоб:

— Вот ваша крыса. Выбирайте правильно, уважаемый. Либо она приносит пользу науке, либо я, так и быть, проведу дератизацию.

Я скосил глаза на Тайвина и почти услышал, как зазвенела, осыпаясь безвредными осколками, его решимость. За меня он боялся больше, чем за человечество перед лицом нового наркотика с неизвестным действием. Но сделать выбор между перспективой убить меня иглой в лоб или психоактивным веществом неизвестного спектра действия не мог.

— Я жду, — поторопил Алан и протянул гению автоинъектор. Все естество нашего врага заполняла обжигающая бешеная злость, искушала нажать на спусковой крючок, давила, требовала, и я понимал, что выбора у меня нет, как нет его и у Тайвина.

— Чтобы вас мотивировать, введем обратный отсчет. Крысы уходят с корабля через десять, девять…

Я молчал в тряпочку, Алан считал, а до моего идейного друга никак не могло дойти, что шутки кончились — он переводил взгляд с Алана на меня, пытаясь найти запасной вариант, и не находил его. На тройке Тайвин не выдержал и сдался.

— Я не отвечаю за последствия. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что наркотик может вызвать мгновенное привыкание. Или убить. И совершенно точно, если не убьет, повлияет на поведение.

Алан, не опуская игломет, кивнул сопровождающим — те встали по бокам и сзади от меня, подняв оружие. Я чувствовал себя максимально неуютно под четырьмя дулами, но, как ни странно, совершенно не боялся — я не чувствовал в охране желания или стремления убивать. Скорее, это была очередная скучная работа — а такие «деловые» взаимоотношения между убийцами и потенциальной жертвой казались мне более выигрышными.

— Будет дергаться — стреляйте.

— На поражение? — уточнил охранник позади меня.

— На какое поражение, дебилы? У вас парализант в сердечнике! По ногам. Пристрелите — будете отвечать перед Советом синдикатов лично.

Я ощутил дуновение страха. Похоже, Совет синдикатов — это серьезная угроза. Алан точным движением защелкнул свой игломет в кобуру — так, понятно, у него боевые, будем знать на всякий случай. Хотя я изначально идиот — стал бы он мне иглами с парализантом прямо в черепушку целиться, они кость не пробивают.

Ко мне подошел Тайвин с автоинъектором в руках и внимательно посмотрел в глаза. В его взгляде, позе и мимике я прочитал зверскую смесь страха, сожаления, извинения и, конечно, толику научного любопытства — изменить свою природу ученый не был способен. Я решил, что капля уверенности ему точно не повредит, и спросил:

— Знаешь, чего я теперь боюсь?

— Чего?

— Что со мной перестанет что-либо приключаться. Коли уже, — я ободряюще ему улыбнулся и подмигнул. — Посмотрим, что за демона ты спрятал у себя в пробирке.

***

Сделав укол, Тайвин отступил на пару шагов. Ему было несколько дурно от коктейля из чувств и адреналина, и хотелось присесть, но бросить друга он не мог. Чез застыл столбом, кошачьи зрачки сначала вытянулись в линию, почти исчезнув, затем через пару минут начали расширяться, быстро заняв собой почти всю радужку.

Смена миоза на мидриаз ученого не порадовала — внутри оперативника творилась химическая буря, и как проявится психоэмоциональный эффект, как наркотик повлияет на поведение и личность, предсказать гений не мог, что его неимоверно злило.

Внезапно Честер рвано огляделся, фиксируя каждого присутствующего в комнате, и Тайвин с неприятным чувством холодка под ложечкой понял, что вменяемое сознание первопроходца покинуло напрочь. Перед ними была биологическая сторона человека с выключенной социальной: умное, сильное и опасное животное, натасканное реагировать на любые внешние раздражители. А вот как проявится его выучка в совокупности с инстинктами предстояло выяснить только опытным путем.

Оперативник присел и занырнул за спину охраннику, стоявшему позади него — в того сразу полетели иглы с парализантом, и он мягко обмяк. Честер не медлил — успел скользнуть за спину второму и нажать большими пальцами под основание черепа, вырубив и его.

Хорошо изученным движением Чез выхватил игломет у падающего на пол оппонента и выстрелил в третьего охранника, успев раньше. Обнюхал предмет с любопытством, зачем-то лизнул и, услышав тихий щелчок кобуры — отмерший Алан выхватил свой игломет, заряженный боевыми — бросил оружие и перекатился за один из столов, спрятавшись за его задней стенкой.

Все это заняло буквально доли секунды, и ошарашенный Тайвин, глядя, как Алан направляет ствол в сторону сомнительного укрытия Честера, только и нашел в себе, обмирая от собственной смелости, силы чтобы шагнуть вперед, загородив озверевшего друга собой.

— Не стреляйте! — Тайвин очень надеялся, что достаточно убедителен. — Он сейчас не в себе, вы же видите.

— Он опасен. Но вы правы, — Алан задвинул игломет обратно и наклонился за другим. Убивать первопроходца в его планы не входило.

В это же мгновение Честер вспрыгнул на стол, повалив и разбив все, что на нем находилось, и бросился на апостольца. Алан замешкался — и это стало ошибкой. Завязалась потасовка.

Конец ознакомительного фрагмента.