Синий мёд

Елена Чудинова

Минуло десять лет. В Российской империи – «тихие девяностые». Но и в благополучные времена полюбившиеся читателям герои романа «ПобѢдители» – Ник, Миша, Лера, Роман, и, конечно, Нелли – встречаются с новыми опасностями и приключениями. Нам предстоит узнать: какие государственные задачи встают перед Ником, как помогает ему Роман, ну и, кто бы сомневался – по каким магическим тропинкам предстоит прогуляться Нелли. Читатели, несомненно, полюбят и новых персонажей, а вот некоторые старые их огорчат.

Глава XI

Новый удар

Как мечтала я всю сознательную жизнь походить на Наташу, сохранявшую безупречное спокойствие в любых обстоятельствах. Увы, у меня так не выходило, многовато пылкости нрава. Из пустяков я даю себе волю слишком уж часто, при неприятностях более значительных — пореже. Но всерьез взять себя в руки я способна только если случается что-то очень плохое.

— Ты можешь мне что-нибудь рассказать? Помимо того, что сказал? — Голос мой прозвучал ровно, очень ровно.

— Кое-что могу, да. — Ник нахмурился. Я только сейчас приметила, что со дня нашей последней встречи он начал отращивать небольшие баки. — Но лучше по дороге.

— Ник, извини. Но лучше здесь и сейчас. Я должна принять решение. Я могу быть здесь нужна, ты ведь понимаешь. Я пока не знаю — грозит ли мне опасность, только ли мне. Ник, я превосходным образом помню, что ты в полном своем праве, но, нашим детством, нашим всем бывшим, я заклинаю тебя позволить мне решать самой, Ник!

Голос мой чуть пошел вверх. Нельзя. Нельзя допустить ничего, что передается на письме с помощью восклицательных знаков.

— Будь по-твоему, всегдашняя ты упрямица. — Ник резко поднялся и несколько раз прошелся по розарию. — У нас есть два с половиной часа.

Я молчала. Он медлил, собираясь с мыслями, продолжая мерить шагами маленькую гравиевую площадку, насыпанную вокруг каменного озорника.

— Ты помнишь, что, когда Иоанн начал наводить порядок у себя в стране, идейные красноэмигранты и часть масонской публики предпочли убраться подальше.

Итак, Ник не пошел навстречу моим естественным чувствам смертельно испуганной женщины, огромной моей тревоге. Не со слов о том, где сейчас Роман и не ранен ли, начал он повествование. В этом заключалось своего рода особое доверие, которое мне надлежало оправдать.

— Это не могло не радовать, но всякая вещь имеет свою изнанку. Последние года полтора мы эту изнанку и наблюдаем.

Гравий поскрипывал. Цветы, нагреваясь под набирающим силу солнцем, точили тонкий запах, негромко, словно в полудрёме. А вокруг словно бы тоже спала летняя полупустая Москва. Как же всё спокойно вокруг, как всё мучительно спокойно…

Упавший розовый лепесток прилип к сверкающему сапогу Ника. Я почему-то знала, что вид этого лепестка на черном сафьяне, чуть увядшего по краю полупрозрачного лепестка, запомнится мне навсегда. Вот только чем он запомнится? Воспоминанием о том, как мы вновь переживали вместе сокрушительную тревогу, или же… Или же одной из картинок беды, которая разорвет мою жизнь пополам.

— Ты ведь экономической наукой интересуешься мало, — продолжил Ник. — Ты когда-нибудь слышала такой термин — «постиндустриализм»?

— Пару раз, вероятно, где-то промелькнуло. Но значения этого слова я не знаю.

— Видишь ли… Существует такая экономическая теория, довольно безумная, но в определенном смысле притягательная. Она исходит от левых, как обыкновенно всякая ересь. Вот вообрази, ты, допустим, решила похлопотать на кухне…

— Ты излагаешь суть вопроса в доступных женскому уму понятиях, — я попыталась улыбнуться. Губы меня не послушались.

— Я стараюсь. — Каким же ласковым был сейчас его взгляд! — Но от конкретного мы пройдем к обобщению. Ты взялась за кухонное полотенце, за прихватку для печи. И то и другое сделано не из нашего среднеазиатского хлопка, как обычно, но, допустим, из китайского. Не только из китайской ткани, но и скроено китаянками и прострочено ими же. Ты отворила холодильный шкаф. Там стоит жестянка солёных огурцов… выращенных и обработанных в Бирме. В ящике для свежих фруктов лежат яблоки из Албании. Ниже, в леднике, хранится монгольская баранина, подвергнутая глубокой заморозке. А сам шкаф склёпан корейцами.

— Так не бывает. — Я понимала, что раз Ник понёс подобную околесицу, то для этого есть серьезная причина, но не недоумевать, конечно же, не могла. — Ни один сумасшедший не станет загружать торговый транспорт тем, что можно вырастить у себя. Импорт это либо то, что в некоей стране не растет, финики какие-нибудь или бананы, или специальности. Тот же хлопок мы покупаем и мадрасский, но только потому, что на него есть особые любители, а не из того, что у самих хлопка недостает. Хоть я в экономике и не разбираюсь, но школьные азы-то всё ж помню. А это еще в младших классах гимназии объясняют.

— Нелли, ты рассуждаешь как и следовало бы ожидать от здравомыслящей русской женщины, живущей в середине девяностых годов двадцатого века. Но мы же помним, что энтропия это не только кровопролитие. Ему предшествуют теории, причем не только политические или религиозные, но, к примеру, и экономические.

Невдалеке гневно и громогласно заржал конь. Но ржание прекратилось резко, словно коня попросили соблюдать приличия ввиду незримо простертого сейчас над ипподромом желтого флага.

— В двух словах, суть постиндустриализма сводится к следующему. Промышленность де портит природу.

— В какой-то степени, вне сомнения. — Я пожала плечами. — Но в допромышленные времена как-то не хочется возвращаться. Думаю — никому. Не сохой же пахать.

— Не допромышленные, Нелли, — с нажимом произнес Ник. — Постпромышленные. Это теория вывода промышленности из страны. Шире, из всего цивилизованного мира.

— Но… куда?

— В бедные и дикие страны. Самая подлая приманка этой теории — многократное увеличение прибыли. Русский, французский или израильский литейщик трудится не из хлеба. Ему нужны и собственное жильё, и автомобиль, и поездки на курорты, и деньги на детское образование, если казенного покажется недостаточно. Словом — на тысячу всяческих потреб. Но есть страны, где ту же работу возьмут просто ради того, чтобы не умирать с голоду. И вообрази… В богатых странах постепенно умалятся ряд профессий, тяжелый труд уходит. Вместо дымящих заводских труб и гудящих фабричных корпусов повсеместно появляются леса, парки, прочие приятства. Под пашню также отводится всё меньше земли. Впрочем, тут у них свои борения, у левых экономистов. Выводить и сельское хозяйство за пределы цивилизации жаждут самые развесёлые из них. Думаю, ты поняла основную идею. Из всех возможных видов производства цивилизованные страны оставляют себе лишь самый приятный слой, кремовые розочки. Мы перестаем производить весь набор жизненно необходимого.

— Но… Ник, это же надувание мыльных пузырей! Если вдруг… ну не знаю… в Китае возникла какая-нибудь лёгочная чума… Сообщение прерывается… Что тогда — всё встанет?

— О таких перспективах не хочется думать, когда наживка столь соблазнительна. Да, в Китае эпидемия — а мы без хлопка, ибо в Средней Азии у нас культивируется теперь только небольшое количество самых изысканных фруктов. И это еще не самое худшее. Но речь не о Китае. Там хоть и дешевле рабочие руки, но постиндустриалисты смотрят совсем в иную сторону. Они приглядываются к Чёрной Африке. К так называемым свободным странам. Там, видишь ли, платить за труд можно еще меньше. Договоренность с местными тиранами — и руки предоставлены не рабочие, а попросту рабские.

— Я начинаю немного понимать. — Теперь, как мне казалось, я уже могла задавать вопросы. — Но всё же, почему в Африке Роман? Он ведь не экономист…

— Ты держишься молодцом, Нелли. Еще немного твоего терпения. Совсем немного.

Ник замолчал, явно выбирая дальнейшие слова. Снова послышалось ржанье, но мелодичное, долгое, кобылье.

— Я и начал с того, что мы неплохо потрудились за десять лет в Америке. Но за более, чем половину столетия, красная эмиграция влилась в тамошние масонские круги. Между тем свои масоны, хоть и полузапрещенные, остались внутри, в преизрядном количестве. Сколько их среди крупных предпринимателей? Они собирают и свои тайные визенгамоты. Именно в Америке экономический авантюризм зашевелился всерьез. Красиво, что красным пришлось массово разбегаться по Африкам, с чего я и начал. А вот и изнаночная сторона. Мы подозреваем, что свободные страны, сиречь управляемые диктаторами полурабовладельческие квази-государства, сейчас ведут переговоры с некоторыми кругами американского бизнеса. Вывод производства из страны может быть, до некоего часа, почти незаметным. Крупное строительство непонятного назначения, движение человеческих масс, слухи и интонации… Подобной разведки Брюс не поручит никому, кроме себя самого. И будет прав. Он остановится там, где добрая дюжина неглупых профессионалов тем не менее пройдёт мимо. Он задержится там, где другие не сочтут нужным и побывать. Он один услышит вдесятеро больше десятерых. Ты это знаешь, Нелли.

Конец ознакомительного фрагмента.