Иван Багряный

Елена Шапошникова, 2018

Жизненный путь Ивана Багряного (1906–1963; настоящая фамилия – Лозовягин), лауреата Шевченковской премии 1992 года, был преисполнен протеста против всего лицемерного и фальшивого в советской действительности. В 1932 году он был арестован и сослан на Дальний Восток. И повсюду – в камерах, лагерях, а затем в эмиграции – этот талантливый украинский писатель, поэт, публицист, политик подвергался травле только потому, что всем сердцем любил Украину и открыто выражал это чувство в своих произведениях. «Националист», «антисоветчик», «ура-патриот» – из-за таких и подобных политических штампов Иван Багряный до сих пор не оценен должным образом как мыслитель мирового масштаба, романы которого поднимают ряд «вечных тем» – жизни и смерти, создания и разрушения, верности и предательства, свободы и рабства, любви, безумия, героизма, веры.

Иван Багряный — пассионарий, патриот, писатель мирового масштаба

Иван Павлович Багряный (настоящая фамилия — Лозовягин, образованная от русифицированной еще во времена Российской империи казацкой фамилии Лозовяга) родился 2 октября (19 сентября по старому стилю) 1906 года в городе Ахтырка Харьковской губернии (ныне — Сумская область) в семье Павла Петровича Лозовягина (1878–1936) и Евдокии Ивановны Кривуши (1880–1939), происходившей из состоятельного крестьянского рода села Куземин, что на Зеньковщине Полтавской губернии (вблизи Ахтырки). Именно эта дата указана в метрической книге ахтырского Покровского монастыря. На время рождения Ивана Лозовягина в Ахтырке проживало 25 800 душ населения. Это довольно большой на то время город! Отец будущего писателя был уважаемым в Ахтырке кладчиком и каменщиком, а мать — художницей и мастерицей, создававшей ковры по собственным эскизам. По-уличному Лозовягиных еще звали Петрушки.

Маленький Иван рос в семье вместе с братом — Федором (1905–1990), а также с сестрами Неонилой (1910–1963) и Елизаветой (1924–1996), для которой уже довольно взрослый брат Иван стал опорой в жизни после преждевременной смерти отца. Елизавета Павловна вспоминала:

«Отца нашего, Павла Петровича, не стало еще раньше, в тридцать шестом. Он работал каменщиком на трубном заводе, пользовался авторитетом. Всем заводом отца и хоронили на Крещение — как раз воду святили. Это мне врезалось в память. А умер он при загадочных обстоятельствах. Подхватил легкую простуду, и врач-окулист (почему-то окулист) дала порошок, после которого отец почувствовал боль и спазмы внутри. Быстро и умер, будто сгорел. Говорили, отравился. Но никто ничего не расследовал, да и не помню, чтобы мы куда-то пожаловались — жили и без того в отчаянии. Ваня уже был осужден, следовательно, „враг народа“… Старше почти на двадцать лет, чуткий, внимательный, он был мне отцом: купит что-то или кто-то ему что-то даст, угостит, Ваня все — мне! Он и маму жалел, заботился о ней очень. Федор с женой жил отдельно, во второй половине из трех комнат, а остальные — две — занимали мы: мама, Ваня и я».

Федор Павлович Лозовягин, по воспоминаниям жителей Ахтырки, был известным в округе охотником и рыбаком. Он приобщал к любимому делу и своего младшего брата Ивана — будущего знаменитого писателя. Иначе каким бы образом появились яркие и детальные описания охоты в романах «Тигроловы» и «Сад Гефсиманский»?

Первые годы детства Иван жил на Полтавщине, в селе Куземин, у Кривуш. Там он любовался неповторимой украинской природой и до боли в душе полюбил эту землю. Неподалеку от Куземина сохранились остатки древнего вала — Бельского городища, который является исторической достопримечательностью скифских времен.

После «сельского детства» парень оказался в Ахтырке. Этот переезд занял немного времени: от Куземина до Ахтырки расстояние — 30–40 километров. Ахтырка слыла казацким городом: в 1655–1658 годах она была центром Ахтырского слободского полка, позже переведенного в гусарский. По количеству населения (5000 человек) это был третий казацкий слободской полк — после Сумского и Харьковского.

Наблюдая за работой отца, искусного каменщика, маленький Иван научился уважать труд простых людей, преображающий города и села, улучшая их жизнь. Уже взрослым он споет оду трудолюбивым мозолистым рукам — искренне, не по конъюнктурному запросу. В одном из своих поэтических сборников — «В поте лица» — Иван Багряный напишет уважительное и душевное посвящение отцу:

«Ветерану кирпича и извести — человеку, даже не прочитавшему своего паспорта никогда, — эту книгу с любовью посвящает сын».

Приведем воспоминания жителей Ахтырки (зафиксированы уже в начале ХХІ века) о семье Лозовягиных:

«Это большие труженики, издавна почти все мужчины в этой семье были каменщиками, до сих пор в округе и во многих селах дома, построенные ими, напоминают о себе… клали печи… И все Лозовягины — мастера, это, пожалуй, гены их дедов, отцов».

Дело с мастерком и кирпичом имели все дяди с отцовской стороны — Илья, Петр, Игорь и Михаил.

А печь в семейном гнезде Лозовягиных — в доме по улице Грабовского, 61 (бывшая Нижне-Котелевская), в Ахтырке — собственными руками делал сам будущий писатель. Он также принимал участие в ремонте родного дома (вместе с отцом и братом Федором) — обкладывал кирпичом деревянное, но уже перекрытое в то время жестью помещение в 1928 году. Все было сделано не только надежно, бережно, но и с соответствующим эстетическим вкусом. Даже в XXI веке этот дом отличается красотой и изящностью среди других, покосившихся под бременем лет.

Сестра Ивана Лозовягина Елизавета Павловна вспоминала:

«Иван хотя ученый, а работы с кирпичом не стеснялся. На что посмотрит, то и делает. Все у него получалось. Вообще-то Иван был похож на мать, Евдокию Кривушивну. Но с кирпичом упражнялся не хуже отца».

И старая родительская хата с жестяной крышей закаляла дух и тело юного Ивана — будущего писателя, который будто знал, что следует готовиться к предстоящим испытаниям:

«Это ему напомнило, как он когда-то, еще в школьные годы, учился закалять нервы и характер, ходил по распеченной жести крыши босиком и умышленно не торопился, не дергался, хоть на ногах волдыри вскакивали».

Маленький Иван начал осваивать школьную науку еще шестилетним мальчиком (с 1912 года) — учился в церковноприходской школе, а затем продолжил свое образование в так называемой высшей начальной школе в Ахтырке (1917–1919). Поскольку будущий писатель не хотел переходить на русский язык, а разговаривал исключительно на украинском, то у него в школе возникли существенные проблемы, а его самого прозвали «мазепинцем». Впоследствии уже взрослый автор вспоминал:

«…я считал в арифметике не так, как они велели, а так, как учила мать: „один, два, три, чотири… шість… вісім…“ и так далее. Это было упорное соревнование. И вот под влиянием сборника басен Глебова и „Катерины“ Шевченко, которые я получил нелегально (это было при царизме), я начал писать воинственные стихи во втором классе церковноприходской школы восьмилетним мальчиком, в 1915 году… Отселе и начались мои мытарства».

Чуть позже Иван Лозовягин редактировал ученический рукописный журнал «Надія», выходивший на украинском языке, а также помещал в нем свои первые стихи и рисунки. Высшую начальную школу после революции 1917 года было переименовано в школу имени Тараса Шевченко. Во время обучения Ивана Лозовягина директором школы был Григорий Иванович Сергиенко — человек одержимый, патриот Украины, имевший немалое влияние на учеников, очевидно — и на будущего писателя…

Следовательно, можно говорить о благоприятной ученической судьбе Ивана Лозовягина. Его путь во время учебы в Ахтырской школе имени Тараса Шевченко, а впоследствии — в Ахтырской ремесленной профтехшколе (Иван обучался там на слесаря, но, не имея призвания к ремесленничеству, оставил ее) озаряло созвездие энтузиастов, преданных украинскому освободительному движению, среди которых — Григорий Иванович Сергиенко (руководитель школы имени Тараса Шевченко), Борис Дмитриевич Давыдов (псевдоним — Антоненко-Давидович, будущий писатель) и Матвей Лукич Довгополюк (псевдоним — Толь Хуртовина, писатель и директор детского городка для сирот на Ахтыр-горе). Роль личности Бориса Антоненко-Давидовича в становлении Ивана Лозовягина как писателя и гражданина сложно переоценить. Молодой поэт вполне разделял взгляды старшего собрата по литературе, бывшего «боротьбиста» и активного члена Украинской коммунистической партии (УКП).

Впоследствии (с 1920 года) будущий известный писатель поступил в Краснопольскую художественно-керамическую профшколу (по специальности «живопись и гончарное дело»), которую закончил в 1922 году.

Известно, что Иван Лозовягин в юные годы верил в постулаты коммунистической идеологии, но впоследствии, поняв истинную, античеловеческую сущность «новой власти», раз и навсегда отрекся от ее лживых идеалов. Со временем, уже зрелым писателем, Иван Павлович будет утверждать, что революция зашла в тупик из-за тех, кому Хвылевой и Кулиш объявили войну, из-за тех, кто из Украины сделал подэкспериментальную «Сабурову дачу» под вывеской «УССР» (Украинская Советская Социалистическая Республика).

Переломным моментом в понимании кощунственной сущности новой власти стали арест и заключение в 1932 году, но первые камни сомнений были заложены еще в детстве. В частности, в памяти подростка запечатлелась расправа чекистов и членов «истреботряда красных» в 1920 году над 92-летним дедушкой Ивана — пчеловодом, который не обидел в жизни даже насекомое. Парень все это видел и запомнил навсегда. Преступники от новой власти замучили и дядю будущего писателя (за службу в армии С. Петлюры). Был осужден на 10 лет и второй дядя Ивана Багряного, угнанный на Соловки, где он и погиб.

Впоследствии в памфлете «Почему я не хочу возвращаться в СССР?» Иван Багряный вспоминал это так:

«Я был еще маленьким 10-летним мальчиком, когда большевики ворвались в мое сознание кровавым кошмаром, став палачами моего народа. Это было в 1920 году. Я жил тогда у дедушки в деревне, на пасеке. Дедушке было 92 года, и был он одноруким калекой, но трудился на пасеке…

И вот однажды вечером пришли какие-то вооруженные люди, говорившие на чужом языке, и на моих глазах и глазах других внуков под наш неистовый визг убили его, а вместе с ним — одного сына (моего дядю). Они долго тыкали в них штыками, допрашивая, стреляли в лежащие окровавленные тела из пистолетов и смеялись… Они жутко ругались, и перед старой липой посреди пасеки, возле иконы святых Зосимы и Савватия, все было забрызгано кровью. Кровь всю жизнь будет стоять у меня в глазах».

В 16 лет Иван Лозовягин, активно участвуя в юношеском движении, принадлежал к так называемому УкрЮС (Украинскому юношескому союзу), который отличался от комсомола тем, что последний был молодежным филиалом РКП(б) и КП(б)У, а УкрЮС — ответвлением украинских коммунистов и левых социал-революционеров («боротьбистов») — и в начале 1920-х годов был уже нелегальным. Поэтому будущему писателю пришлось вступить в официальный Союз коммунистической молодежи — в комсомол, из которого он, правда, впоследствии был исключен по ряду причин.

С 1922-го по 1925 год начинается активная трудовая деятельность и общественно-политическая жизнь. Иван Лозовягин ищет свое место в жизни, приобретает новые навыки и впечатления. Будущий писатель пробует себя в роли заведующего политическим отделом местного сахарного завода, окружного политического инспектора ахтырской милиции. Путешествует по Донбассу, Крыму, Кубани и Подолью.

В 1923–1925 годах, работая на шахте «Красный Луч» на Донбассе, вошел в «рабочую оппозицию», был тесно связан с целым рядом лиц, среди которых — много бывших эсеров (левых), а также членов троцкистской оппозиции. К тому же, труд на шахтах Донбасса спасал юношу от голодной смерти: уже в 1921–1922 годах в селах и городах Приднепровья бушевал искусственно созданный голод.

В 1924 году Иван Лозовягин вошел в состав ахтырского филиала союза сельских писателей «Плуг» и впоследствии стал его секретарем.

…Это была эпоха увлечения украинской молодежи идеями индустриализации, всестороннего национального возрождения, возвышенных надежд на расцвет принципиально новой, модернизированной Украины. Именно из этой атмосферы выходили в самостоятельную жизнь Иван Лозовягин и его ровесники.

Впоследствии на страницах романов и публицистических произведений мы не раз встретим знаковые фамилии представителей украинского Возрождения 20-х годов ХХ века — Хвылевого, Кулиша, Курбаса и других. Само выражение чувства восторга от долгожданного украинского Ренессанса находим на страницах романа «Маруся Богуславка», в повторяющихся строках стиха А. Олеся «Какая красота — возрождение страны…» Это не забывается никогда, но, оборванное, должно повториться — на новом витке исторической спирали.

Со времени национального подъема 20-х годов ХХ века (спровоцированного мощным влиянием молодых, образованных, талантливых кадров Украины) и в течение всей жизни сердце Ивана Лозовягина (впоследствии — Багряного) омолаживалось романтикой свершений украинской молодежи, искренним апологетом которой был гениальный писатель. Он навсегда остался тем, кто пишет о молодежи и для молодежи. Верил, что лучшие, самые перспективные кадры для строительства будущей независимой Украины находятся именно «под комсомолом».

Интеллигент в первом поколении, парвеню в творческой среде коренных горожан, Иван Лозовягин еще в юности отличался тем врожденным благородством, которое не передается по наследству, а присуще уникальной человеческой душе, где бы она не родилась — во дворце или в хижине. Со временем, признав незаурядные и многочисленные таланты «сына украинского каменщика», ему пожмут руку государственные деятели даже на другом континенте…

Открыв в себе ярко выраженные способности к изобразительному искусству, он работает учителем рисования в колонии для беспризорных и сирот (у известного деятеля того времени Матфея Довгополюка), а в 1925 году — иллюстратором газеты «Червоний кордон» в Каменце-Подольском.

1925 год стал знаковым в биографии писателя. В частности, именно в этом году он вышел из комсомола. В «Анкете обвиняемого» он укажет, что из комсомола был исключен «за склоку». Эта формулировка для И. Лозовягина, можно считать, была спасительной. Едва ли стоило признаваться, что на самом деле с ленинским комсомолом разошелся по другой, более серьезной причине.

Кроме того, в 1925 году под псевдонимом И. Полярный в Ахтырке был издан дебютный прозаический сборник юного писателя «Чорні силуети. П’ять оповідань». Автор сам иллюстрировал его, а чтобы издать собственными силами, устроился наборщиком в ахтырскую типографию. Дебютные рассказы еще обозначены литературным ученичеством, но те реалии жизни, которые изобразил писатель, будут волновать его и позже, в более зрелом возрасте. Содержание «Чорних силуетів» подтверждает то, что уже в восемнадцатилетнем возрасте И. Полярный-Лозовягин стоял на противоположных большевизму позициях.

О дате и месте издания первых стихотворений Ивана Лозовягина существует два мнения. Первое из них: в 1925 году в каменец-подольской газете «Червоний кордон» были напечатаны стихи Ивана Лозовягина, представлявшего литературную группировку «Плуг», в бюро ахтырского филиала которой входил начинающий поэт. Другой взгляд на вопросы поэтического дебюта: первым было стихотворение «В город». Как известно, в юношеские годы Иван находился под влиянием яркой личности — писателя Б. Антоненко-Давидовича, земляка Ивана Лозовягина. Именно благодаря своему духовному учителю Иван Лозовягин взял псевдоним Багряный, впервые подписав так стихотворение «В город», появившееся в 1926 году в киевском журнале «Глобус» (секретарем которого был Б. Антоненко-Давидович). Главенствует мнение, что писатель выбрал псевдоним Багряный, обратившись к образу из произведений еще одного из своих кумиров — Николая Хвылевого: «багряные кони революции».

Приведем цитату из автобиографии самого Ивана Багряного:

«Родительская моя фамилия — Лозовяга. Нынешняя же — это обретенная литературная фамилия с 1926 г., но впоследствии укрепившаяся навсегда по воле обстоятельств. Итак, с 1926 г. это и есть литературная и официальная моя фамилия».

В конце концов псевдонимов у Ивана Лозовягина было около десяти — М. Василенко, С. Дорошенко, В. Залуцкий, Дон Кочерга, С. Кучер, И. Полярный, И. Рябовол, П. Сочинский, Сорок Сорок, О. Турчин.

Поступив в 1926 году на факультет живописи Киевского художественного института (ныне — Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры) и обучаясь любимому делу, молодой художник продолжал поэтическое творчество. Его произведения регулярно печатались в журналах «Глобус», «Життя та революція», «Червоний шлях», «Всесвіт», «Червоний клич», «Червоні квіти», «УЖ» и другие.

Кстати, судьба молодого Ивана Лозовягина похожа на судьбу его идейного и поэтического учителя Тараса Шевченко, который тоже имел талант к живописи, настойчиво учился изобразительному искусству, но вошел в историю прежде всего как писатель и поэт.

К сожалению, обучение в Киевском художественном институте оказалось непростым: постоянное отсутствие учебных пособий и материалов для профессиональных дисциплин, беспросветная нищета и поиски заработков, поскольку помощи от родных не было. Наоборот, Иван уже сам должен был помогать семье, которая потеряла кормильца, — умер отец. Итак, закончить институт Багряному так и не пришлось. Чтобы представить портрет (внешний и психологический) молодого Ивана Лозовягина, обратимся к воспоминаниям Юрия Шереха «Я — мене — мені (і довкруги)».

«Очень высокий лоб. Над ним лихой, буйный чуб — черты интеллектуала и поэта. А выступающие скулы под тем челом, выступающий подбородок — как бульдог, готов схватить врага мертвой хваткой и держать, — целеустремленность и воля, может, даже жестокость или по крайней мере беспощадность… Если бы Багряный жил в условиях дореволюционного спокойного села, он, вероятно, был бы первым парнем на деревне и девушки млели бы от его взгляда и осанки, особенно от его крепких объятий, но он жил в другое время…»

В 1929 году из-под пера молодого поэта вышел сборник «К границам запрещенным» (стихи, написанные в 1926–1928 годах) и скандальная поэма «Аvе Маria», выпущенная за счет автора в Ахтырке. На обложке было указано несуществующее издательство «САМ» (что фактически стало первым образцом украинского неподцензурного «самиздата», достаточно развитого в 1960-х годах) — с разрешения тогдашнего главы местного образования, известного писателя и одного из «литературных родителей» Ивана Лозовягина — Б. Антоненко-Давидовича. Кстати, название издательства, сакраментальное слово «САМ», недруги Ивана Багряного расшифровали не иначе, как «Союз Анархической Молодежи». С этого времени началась история обвинений Ивана Багряного в симпатиях к анархистской идеологии.

Уже первые поэтические произведения Ивана Багряного оказались страстной ораторской, острой политической лирикой. Поэт свободно обращался с рифмами, с канонической формой или сюжетной канвой — от этого поэзия звучала еще более ломано и глыбисто, а поэтому — темпераментно и искренне.

Поэма «Аvе Маria» вызвала у критиков волну возмущения и раздражения. Цензурой было принято решение конфисковать произведение, изданное объемом 112 страниц. Однако почти весь тираж в 1200 экземпляров успел разойтись.

Образ-метафору изнасилованной, обиженной девушки-сироты Марии, которая стала в будущем проституткой и в конце концов — по незнанию — любовницей собственного сына, они восприняли слишком прямолинейно, находя в нем признаки «порнографического натурализма». Крайне негативный отзыв официального критика Б. Коваленко появился в «Литературной газете» от 1 июля 1929 года, где он под псевдонимом К. Потапчук раскритиковал автора в фельетоне «„Vale Haltura“, или Мокрый воды не боится».

Конец ознакомительного фрагмента.