Три мужа для Кизи. Книга 3

Елена Юрьевна Свительская, 2021

Дядя корыстный отдал Кизи женой сразу трём музыкантам-братьям. Поллава жадность подвела: кое-кто из братьев пылко влюбился в Кизи, ревностью других мучая. До чего эта ревность их всех доведёт?..Хотя братья смогли узнать, кто погубил труппу актёров и музыкантов бродячих, оставил сиротами их, у них нет сил противостоять заказчику убийства. Или, всё-таки, они сумеют отомстить?..И какие нити судьбы выткали узор любви упрямого Сибасура? Дорогу вздорный асур перешёл самому царю богов!

Камень 56-ой

— Так, а дальше чего? — заёрзал в нетерпении Мохан, когда рассказчик ненадолго призадумался.

— Да заткнись ты уже! — проворчали за нашими спинами. — Хватит уже при чужой жене похабные истории рассказывать! Свою заведи — и говори при ней, что хочешь!

Глава семьи сегодня вернулся с пустыми руками. Свёрток пустой нёс, сжав в руке, конец один того волочился по земле. У ноги Поллава исцарапанной. Нет, несколькими ссадинами покрытой. Что это случилось с ним?..

— Не тебе мне указы раздавать, — холодно отрезал Сибасур, медленно поднимаясь.

— Мерзкий щенок шакала! Пришёл туда, где я живу, жрёшь еду, на которую заработал я, да ещё и мне хамишь? — хмуро вопросил старший из музыкантов.

— Скорее уж крокодил, — усмехнулся асур.

— Именно, мерзкий крокодил! Место твоё в болотной грязи, а не около людей! — не унимался Поллав.

— Так, заткнуться надлежит уже тебе! — молодой воин достал кинжал. — Один раз я простил тебя за брань, потому что ты муж моей сестры и брат мне, но больше я тебя не пощажу.

— Ты пришёл сюда без моего разрешения! — Поллав потряс кулаком. — Сел возле моей жены, наглец!

— Ха, хочешь сказать, будто этот лес принадлежит тебе? — Сиб крутанул кинжал в руке, вроде выронил, но перехватил у самой земли, выпрямился. — А здешний раджа об этом знает?

— Ни этот раджа, ни другие слушать мерзкого мальчишку не обязаны!

Что-то страшное зажглось в глазах паренька. Что-то злое.

— Да если бы я хотел…

— Ха! Мерзкий мальчишка, да ты ещё смеешь хотеть?! — не унялся Поллав.

Сиб закрыл глаза, шумно выдохнул. Поллав торжествующе ухмыльнулся. В следующий миг лезвие пролетело в волоске от его виска — чудом, что голову не раскроило.

— То, что я не царь — не значит, что я не могу им стать, — проворчал Сиб, потом медленно и невозмутимо прошёл мимо застывшего от возмущения или ужаса главы музыкантов. — Оскорбляя других, ты не думаешь, что однажды они могут стать выше, чем ты?..

— Сын болтливого попугая, что трепался, пока не сдох от голода и жажды…

Кшатрий резко поднялся, ещё даже не дотянувшись до своего кинжала. Резко повернулся к раскричавшемуся мужчине.

— Да сын ослицы, которая понесла тебя от…

Мы вздрогнули от громкого рыка, исторгнутого из глотки невысокого, худого юноши. В следующий миг увидели Поллава, распростёртого по земле. Сибасур стоял около него, наступив ему на грудь левой ногой. Да ещё и грязь дорожную по груди, по накидке, перекинутой через плечо, растёр.

— Память моих родителей священна! — прошипел сквозь зубы воин.

— Хорошо, ты… — начал Поллав миролюбиво.

С улыбкою какой-то странной юноша убрал ногу от него, руку протянул, склонившись, чтобы помочь ему встать. Помедлив, глава музыкантов всё-таки сжал его руку. Но встал только, как Сиб тут же отпустил его пальцы и, напрягшись, врезал мужчине по голове, да так сильно, что тот снова распростёрся по земле.

— Да ты…

Кшатрий наступил ему на рот босой ногой, мешая хоть что-то сказать. Наклонился, в лицо перекошенное от гнева вгляделся.

— Знаешь, я несколько дней как вернулся. Расположился на берегу, чтоб отдохнуть. И много всего слышал, — глаза сощурил. — О том, что говорил ты твоей жене, — глаза распахнул сердито. — И что делал ты — видел.

Садхир невозмутимый вздрогнул. Он… боится Сибасура? Но… он же плоды аскез необыкновенные какие-то смог получить! И как-то заставил на помощь ему прийти Ванадасура!

— Я всё же не пошёл к тебе, — добавил мрачно кшатрий, рот затыкая грязною ногой противнику. — Я думал, что брата уважать надобно. Надеялся, вы… — задумался на несколько мгновений. — Вы помиритесь. Что ты добрее станешь. Она… — глаза закрыл, нахмурившись.

Неподалёку послышался резкий крик большого попугая. Воин глаза распахнул, а птица неведомая ещё прокричала несколько раз. И только потом замолкла, оставив его, растерянного. Будто они о чём-то общались.

Поллав снова дёрнулся. Сиб прижал его посильнее. Сказал ещё мрачно:

— То, что между мужем и женой — ваше дело. Но ты — вожак стаи. А вожак должен быть умным.

Мужчина вдруг упёрся руками и ногами в землю, выгнулся, поднимая тело — и соперник свалился на землю. Резко, напугано попугай вскрикнул, вроде там же, где и был первый, чем-то встревоженный. Поллав вскочил первым. Прошипел сквозь зубы:

— Учить меня вздумал, щенок?!

Ступил к нему решительно. Сиб вдруг головой в живот его ринулся, ударом опять распластав на земле. Прыгнул, обоими ногами приземляясь на живот врагу своему. Попугай опять нервно в лесу завопил. Да что он расшумелся-то?!

— Вожак стаи беречь должен самок своих! Потому что их детёныши — это жизнь. Это продолжение её.

Попугай опять издал какой-то резкий звук.

— И потому что вожак не должен идти против другого вожака. Он может потерять всё. И стая его пострадать может.

Лицо поверженного исказилось. Он… он дышать не может!

— Сиб! — ахнула я. — Не убивай его!

— Ах да, — асур поморщился, — если я его убью, то вся моя славная речь пропадёт.

Спрыгнул на землю, сопернику отдавая возможность дышать снова. Судя по лицу, каждый новый вздох давался Поллаву с болью. Ох, как бы ни покалечил Сиб его!

А попугай неподалёку кричал так громко и так резко, будто обругал уйму чьих-то предков и потомков. Но не до него же! Чего отвлекает?.. Но… а что я молчу? Надо Поллава спасать.

А названный брат добавил холодно, когда я только успела открыть рот:

— Если эти двое будут так орать, я повыдергаю одному все волосы, а другому — перья — и твоему ребёнку особую игрушку из них наваляю и подарю.

Попугая крики мигом смолкли. И Поллав отчаянно попытался столкнуть противника с себя. Но почему-то, даже за ногу схватив, столкнуть с себя не смог. Асур добавил мрачно:

— Ты ведь в жёны её взял! Перед священным огнём и перед всеми обещал, что будешь защищать Кизи! — наклонился, за волосы Поллава схватил, растрепавшиеся уже, выпавшие из-под границ тюрбана, слетевшего, оставшегося лежать в пыли. — Я сестру свою доверил вам! Самую добрую и нежную из моих сестёр! А ты, значит, только орёшь да бьёшь её?! Совсем не уважаешь мою сестру?! Или… ты совсем не уважаешь меня?..

— Да я… — прохрипел Поллав, отплёвываясь.

Сиб ногу левую ему поставил на горло, снова прижимая к земле:

— Плевать мне, кто будет против: хоть раджа, хоть сам царь богов Индра, хоть брат родной! За тех, кто добр был ко мне, я не пощажу никого!

Ногой надавил, заставляя мужчину поверженного поморщиться.

— Я ещё добр, Поллав! — проорал Сиб сверху на побеждённого. — Я ещё слишком добр! И то только сейчас! Только потому, что ты муж моей сестре! Но это не значит, что я буду всё терпеть!

— Сиб… — робко позвала я.

— Заткнись! — рявкнул он, не оборачиваясь. — Я не с тобой говорю сейчас!

— Но…

— Заткнись!!! — проорал он, оборачиваясь ко мне.

В глазах его мне на миг померещилось, как зрачки становятся узкими щёлочками. А Поллав захрипел. А вдруг задушит его? Или… переломает позвоночник? Он… он не человек. Он должен силой обладать не маленькою. Особенно, когда зол. И даже если злится на меня, я не могу стоять и смотреть, как он убивает моего мужа!

— Сиб! Перестань!

— Мы не договорили ещё с тобой! — проворчал кшатрий, мрачно смотря на лежащего мужчину.

— Сиб!

Позвала, но он юноша разъярённый не услышал. Тогда упала на колени. Не заметил. Ладони сложив, взмолилась:

— Сибасур!

Тут только, резко выдохнув, он горло Поллава освободил и повернулся ко мне. Но Поллав, резко за щиколотку его схватив, дёрнул вниз, спиной приложив об землю. Ох, даже об корень, что там проходил! Сиб растянулся неподвижно. Я охнула, рот руками закрыв. А мерзкий музыкант торжествующе ухмыльнулся.

Но в следующий миг воин молодой перекатился, вскочил уже, запачканный в грязи. По ноге его несколько струек крови хлынуло, из ран ободранных. Но противник его уклониться не успел — получил пинок по голове и снова на земле растянулся. Лицом вниз. Тут уже Сиб ступню ему на голову поставил, выпачкав волосы в земле и залив своею кровью.

— Я не сдаюсь, пока живой, сын осла и крокодила!

Поллав что-то прохрипел, а демон ногою сдвинул, загоняя землю ему в раскрытый рот.

— Наши родители… — нахмурился Мохан, сжимая кулаки. — Ты что про наших родителей сказал, кизяк протухший?!

И под взглядом тяжёлым названного брата моего совсем взгляда не отвёл младший муж. Поллав дёрнулся ещё раз, надеясь, что противник отвлёкся. Асур, будто нога ослабела вдруг, ступню убрал, отступая. Но, стоило Поллаву рвануться в сторону — уже и ногу на спину ему поставил, в землю вжав. И силы у худого, невысокого юноши оказалось достаточно, чтобы крепкого, широкоплечего мужчину удержать.

— Ты оскорбил наших родителей! — рванулся на него разъярённый бинкар.

Ох, теперь ещё и подерутся втроём?!

Но Садхир его за локоть перехватил. Попросил мягко:

— Сиб, грань не переходи! Не оскорбляй наших родителей!

— Он моих оскорбил! — возмутился юный кшатрий.

— Да, он твоих оскорбил — и уже получил за то. И хватит на этом.

— Не тебе решать! — огрызнулся вздорный гость.

— Не мне, — вдруг согласился молодой йог. — Но ты же ему уже показал, что оскорбления родителей и сестры прощать не будешь. И Поллав, я думаю, уже запомнил. Правда, брат?

Тот прохрипел что-то неразборчивое из-за забившей рот земли. Шумно вдохнув и выдохнув, Сиб ногу всё-таки убрал. И в сторону отступил. Поллав вскочил, резко поворачиваясь к нему, мрачный. На взгляд решительный напоровшись, замер. Нет, отплевался от земли и травы, которых наглотался. Вымазанный в грязи, он был страшно зол. Ещё сколько-то мгновений они потом упорно смотрели друг другу в глаза — и старший из музыкантов первым взгляд отвёл. Глаза потёр, заслезившиеся от боли. Или от земли попавшей.

Я робко пошла и принесла ему кувшин с чистой водой. Поллав швырнул кувшин, разбив у моих ног.

— Заметь, не я портил ваше имущество! — ухмыльнулся дерзкий асур.

— Ты! — глава семьи сжал кулаки.

— Ну, что? — Сиб вскинул брови насмешливо. — Что?..

— Да… да пошёл ты! — выдохнул с ненавистью Поллав.

— О, я иду, куда хочу! Брожу, где хочу!

— Я тебя…

— О, что ты сделаешь со мной? — Сиб шагнул к нему вплотную, заставляя отступить назад на шаг. — Что ты сделаешь со мной? — ещё шагнул, заставляя снова отступить. — Дрожишь?.. Испугом хочешь уморить меня? Да стуком зубов трясущихся? Иль запахом мочи? Как страшно! — снова шагнул на него, заставляя отступить — тут уже Поллав на дерево налетел и замер напугано, в ствол старый, толстый вжавшись. — Ах, да что ты сделаешь со мною? Ты так и не сказал?

— Знаешь, что?.. — ступил к нему Мохан сердитый.

С мольбою на Садхира посмотрела. Он головою качнул. Но они же… они опять подерутся! Теперь и эти двое!

Бинкар медленно пошёл на брата моего. А тот — на него. Поллав было дёрнулся, но Сиб, вперёд наклонившись на правой ноге, левой толкнул позади. Глава семьи едва сумел увернуться от нового пинка его. А Сиб невозмутимо выпрямился, вставая твёрдо на обе ноги — Поллав больше не решился идти за ним и нападать со спины, лишь с ненавистью на него смотрел — и пошёл уже на моего младшего мужа.

Но… бинкар почему-то тоже медленно и упрямо пошёл к нему, сжимая кулаки. Сиб тоже сжал кулаки. Они сближались медленно, неотрывно в глаза глядя друг другу.

— Хотя бы безоружные, — шепнул мне подошедший незаметно Садхир.

— Да он ему и кулаком голову проломит! — возмутилась я.

Но к ним пойти не дал мне средний муж, за талию вдруг перехватив.

— Пусти! — дернулась возмущённо.

— Прости, — он руки разжал, чтоб в следующий миг обнять меня за плечи, не пуская к мужьям и брату ссорившимся. — Пусть они сами разберутся.

— Да они же поубивают друг друга!

— Так и ладно! — Поллав ухмыльнулся, торжествующий.

Кажется, старшему из мужчин в радость было, что младший брат его не сдался.

— Но, мой господин…

— Вот именно! — Поллав нахмурился. — Твой господин — я, а этот щенок — никто тебе!

— Я просто с трусами драться избегаю, — отозвался Сибасур, не поворачиваясь.

Они с Моханом медленно-медленно, взглядов не отрывая друг от друга, сближались.

— Ха, да просто ты боишься…

— Это просто скучно, — отозвался кшатрий невозмутимо. — Ну, перережу сразу глотку, а дальше?..

Мохан оказался совсем рядом. Шагов за пять. Заорав, юноши одновременно бросились друг на друга, сплетая пальцы, вытаращившись друг на друга гневно. В миг следующий Сиб зарычал как зверь хищный и огромный — и мужа моего на землю повалил. Я ахнула испуганно. А они, сцепившись, по земле покатились, раздирая дхоти о кустарник — насквозь дорогу проломили — измазывая друг друга в земле и сдавленной траве. Кусались, волосы выдирали друг другу, лупили друг по другу кулаками. И рьяно, яростно так долго катались, ранили друг друга, что даже Поллав на них двоих, озверевших, посмотрел уже с удивлением.

— Но они же… они же друг друга убьют! — рванулась отчаянно из рук державшего меня мужчины.

Но он меня крепко держал. А Сиб зубы сжал уже на шее Мохана. И в глазах его яростных было что-то звериное. Как хищник решительно вонзается в глотку свой добычи. Разве только горло Мохана было пониже. О… нет!

Мохан, извернувшись как-то, наподдал ему между ног. Сиб охнул от боли. Но в следующий миг опять повалился на севшего было противника, опять распластал по земле.

— Са… Садхир!

— Не остановятся, — ответил почему-то глава семьи вместо него.

— Пока один не победит — не остановятся, — грустно поддержал его Садхир.

— Но… н-но…

— Они оба упрямые, — ухмыльнулся Поллав.

— А если… если один убьёт… убьёт другого?..

— И так быть может, — грустно выдохнул молодой йог.

— Останови! — вцепилась в его руки. — Останови их!

— Но я не знаю, в чём именно моя сила! — ответил грустно молодой мужчина.

— Но они же… они же друг друга убьют!

— Да нет, — сказал спокойно вдруг старший из музыкантов, к нам уже повернувшись. — Наверное, выяснят, кто самая упрямая скотина — и успокоятся.

Но эти двое долго не собирались успокоиться. Уже и одежду друг на друге истрепали жутко, в грязи и крови вымазались жутко, волосы растрепали и запутали, повыдергали. Да что же будет?.. О, только бы ни убили друг друга! Да даже если только один…

Опустившись на колени, сложив ладони, отчаянно богам молилась. Садхир молчал, хотя и пристально смотрел.

Поллав какое-то время заинтересованно смотрел за схваткой, потом, когда уже дхоти стали спадать с бойцов, решительно приблизился, обошёл их, сцапал за длинные волосы, насильно разделяя их головы — Сиб как раз кусаться собирался — и мрачно сказал:

— Продолжайте в другом месте, а? Голыми перед женщиной не пристало быть.

Тут только противники как-то опомнились, оглядели, что глазам было доступно, ощупали ранения и поняли, что должен быть совсем уж страшный у них вид. Смутились. Хотя Сибасур в следующее мгновение уже извернулся, садясь, руку вмешавшемуся поверх дхоти положил, туда, где орган для удовольствий и для продолжения рода был скрыт, и пообещал мстительно:

— Не выпустишь мне волосы — и я тебе что-нибудь откручу.

— Я тебе тоже что-нибудь откручу тогда! — не удержался Поллав.

— Да, хватит уже! — торопливо Садхир сказал. — Еда остыла уже. А вы, должно быть, после хорошего поединка захотите восполнить сил?

Живот Мохана мнение своё высказал первым. Опять он проголодался? Ел же уже!

— Пусть сначала отмоются, — потребовал Поллав.

— Эй, если ты меня сейчас же не выпустишь…

Он его выпустил. И под зад пнул, заставив шлёпнуться вперёд, а сам отскочил. Сибасур сразу же вскочил на ноги, резко развернулся. С глазами, зрачки которых были узкими щёлками. Поллав попятился напугано. Сиб замер. Потом моргнул. Глаза его стали прежними. Но Поллав вообще ничего не сказал. Заметил или нет?..

— Мда уж, вид у вас… — торопливо сказал Садхир. — Брат Сиб, я тебе ткань от запасных моих дхоти подарю. Как раз мой первый подарок тебе будет.

Тут уже невозмутимый Сиб почему-то смутился. Взгляд опустил на свои руки, живот и ноги исцарапанные, грязные. Сказал тихо:

— Мне бы сначала вымыться… — помедлив, всё же добавил: — Брат Садхир.

— А пока вы вымоетесь и переоденетесь, Кизи ещё еды приготовит, — молодой аскет опять попытался решение предложить, чтобы примирить их. — А что осталось — пока пусть поест Поллав. Он только пришёл ещё, голодный. Далеко ходил.

— Я тут главный вообще-то, — возмутился его старший брат, — и еду, и богатство семьи делить вообще-то надлежит мне.

— Конечно, конечно! — подойдя к нему, Садхир сжал его плечи. Вроде и дружелюбно. Но мог и придержать, если на незваного гостя кинется. — Но сегодня первый гость в нашей семье. Дома-то пока нет своего, но первый гость… — улыбнулся напрягшемуся воину. — К тому же, Сиб показал, что охотно защитой будет для Кизи. Не дело же нам жену нашу лишать щита её. Мы-то сами… — голову опустил. — Мы-то сами не воины, увы.

— И сами обойдёмся! — Поллав заупрямился.

— Я понимаю стремление твоё во всём придерживать хозяйство на себе, — качнул головой Садхир, — достойное желание хозяина дома. Но вспомни, как напал на нас Киран. Он Ишу пытался похитить. И, судя по услышанному о нём, не для того, чтобы женою привести в свой дом.

— Это было очень подло! — вмешалась я, сжимая кулаки. — Подло и страшно!

— Вот, — перехватил речь у меня средний муж, — Кизи расстроил он, едва не сгубил Ишу. И воины были среди его спутников, несколько. Прости, но… но мы сами бы от них не спаслись. Неравны силы.

— Поэтому вам я нужен! — усмехнулся асур молодой, поняв, куда тот клонит, и, похоже, предложение поддержав его.

— Не буду терпеть я эту морду каждый день между мною и вами!

— Да я сам твою трусливую морду не хочу видеть! — не остался в долгу молодой воин.

— Вот и убирайся! — ухмыльнулся глава семьи.

— Где и когда я иду — то решать мне одному! — проорал сердито Сиб.

— Даже и раджи не испугаешься? — насмешливо спросил Поллав.

— Да что мне ваш раджа? Я сам по себе, — проворчал юноша, взглянул как-то странно на землю у своих ног.

— Ты старших, смотрю, вообще не признаёшь.

— Я старший сам себе, — тут кшатрий всё-таки поднял голову, решительно в глаза ему взглянул. — А в стае главным становится самый сильный. Кто не боится пойти против других.

— Это наша семья, а не твоя!

— Это моя сестра! — проорал Сиб, сжимая кулаки. — Я так решил! Я поклялся братом быть ей! И от слова своего не отступлюсь!

— Да ведь никто и не мешает никому, — похлопал Садхир старшего брата по плечам, потом опять пальцы сжал, будто осторожно, но, видимо, пытаясь от драки второй его сохранить. — Сиб будет бродить, где захочет, и драться, с кем выберет, а мы будем заниматься делом своим. Иногда встречаться будем у одного очага или в пути, вести беседы, рассказывая истории, увиденные нами в пути. Никто не помешает никому. Идущие разными путями даже больше соберут историй, — чуть помолчав, добавил: — А жена его будет с нашей женою дружить. Дети их будут друг с другом играть. И никто не помешает никому.

— Как-то… спокойно это всё… в твоих мечтах, — воин вздохнул.

— Тебе мои мечты не нравятся? — спросил Садхир неожиданно прямо.

— Течение реки вечно спокойным не бывает.

— Как ты хорошо сказал! — он улыбнулся ему.

— Ладно уж, приходи. Выручишь нас, если чего, — Мохан поднявшийся осторожно ладонь вдруг положил Сибасуру на плечо, голову грустно опустил, до того как воин развернувшийся успел поймать его взгляд, но руки с плеча его не убрал. — Всё-таки… если вместе, то проще выстоять. Мы же… мы бы вряд ли выжили одни. Только втроём… — на братьев посмотрел, улыбнулся вдруг грустно и как-то неожиданно серьёзно. — Мы выжить смогли только втроём, только объединившись.

— Да и воин, который с оружием может стать щитом у нас или наших детей — это замечательный подарок его великодушия.

— Великодушие… не говори таких заумных слов! — асур поморщился. — Нам просто может быть выгодно друг друга использовать, — вдруг повернулся ко мне. — Но тебя я не использую, Кизи. Я просто благодарен тебе. За то, что ты не оставила меня в тот день у реки, — голову вдруг опустил — закрыли пряди наползшие, пыльные и мокрые, глаза его почти. — Драться одному хорошо. Но умирать одному тяжело. А ты… — голос его дрогнул. — Ты пришла в тот день. Я никогда этого не забуду.

— Какие громкие слова! — недоверчиво ухмыльнулся Поллав. — Свою благодарность достойно показывать делом.

— Так он уже поддерживал нас! — вмешался Садхир. — Когда был раненный и едва живой, охотился ещё на крокодила, чтобы внимание отвлечь людей, чтобы мы Кизи незаметно в деревню тогда провели. Как бы мы выкрутились одни? — Сибу улыбнулся он. — А ты едва живой, но… я тоже никогда не забуду этого, Сибасур.

— Кто? — дёрнулся Поллав.

— Его так Мохан прозвал, — торопливо соврал средний брат. — За страстную его натуру. Асуры — это чистый раджас. А ты на этого юношу посмотри, брат: горячий, решительный, непокорный, дерзкий, смелый…

— Да хватит, хватит уже! — возмутился тот, выдержавший множество ударов, царапин и покусов, но почему-то не перенёсший вдруг похвалы. — Давай уже твоё тряпьё — и я мыться пойду. Сестра старалась, еду чтобы приготовить. Не буду я лезть в старания её свои руками грязными, — посмотрел задумчиво на ладони исцарапанные.

— И я пойду! — оживился Мохан.

— На что мне твоя морда со мной? — проворчал асур. — За едой насмотрюсь ещё.

И как-то странно улыбнулся. Будто собирался сначала пообедать им.

Я напряглась, вспомнив, что названный брат был из племени демонов. Но Садхир опять попытался всех примирить:

— Но вы там особо не топитесь, братья! А то мы с Поллавом всю новую еду и припасы все до вашего возвращения съедим.

— А, кстати, идея хорошая, — Поллав задумчиво погладил бороду, — я не хочу с ним делиться.

— Но ты хотя бы поделись с женою, — Садхир его похлопал опять по плечу, — ей ещё нашего наследника растить.

— Вот именно, нашего! — глава семьи проворчал.

— Да почем ты знаешь, может, и моего? — влез бодро бинкар.

— Вот вы его сначала родите, а потом и рассмотрим, на кого больше похож, — улыбнулся Садхир. — Но вам сначала надо до этого дожить.

— И заобнимать жену, — усмехнулся младший муж, заставляя меня смущённо потупиться.

Ощутила, как запылали мои щёки.

— Значит, двое мыться, а двое — есть. Жена — стряпай, — Поллав решил за всех.

Сиб было рот открыл, но Садхир успел вставить раньше его:

— Пойдём, брат, выберешь себе что одеть.

— Да мне всё равно! — проворчал молодой асур. — Тряпки и тряпки.

— Нет уж, ты сам выбери! — проворчал молодой йог, но тут же и улыбнулся. — Я хочу хороший подарок моему брату сделать. Так здорово, что у меня появился ещё один брат!

Поллав возмутился:

— Праздничных дхоти ткань не отдавай!

— Да зачем мне тряпки ваши ляпистые? Детей пугать?

— Да какие они ляпистые?!

— Жена, милая, готовь уже, а?

— Конечно, мой господин! — оживилась я и бросилась к телеге, смотреть, что ещё осталось из припасов. — Конечно!

Сиб не больно-то и выбирал. Ткань взял коричневую, простую. И правда, ему было всё равно, что носить, раз дорожную одежду Садхира забрал. Да и Мохан выбрал первое, что в узле попалось. Ткань сочно-жёлтую, яркую. Точнее, попросил брата среднего чистыми руками достать. Потом недавние соперники к реке ушли торопливо. Меч в ножнах, да ножны с кинжалом, где-то в драке из-за пояса выпавшие, кшатрий оставил на земле.

— Нам доверяет, — улыбнулся средний муж, поднимая их по очереди, отряхивая. Сложил у колеса телеги, сначала меч, кинжал сверху, руки водою умыл.

— Как бы ни утопили кого! — вздохнула я.

— А мне кажется, они поладили, — улыбнулся Садхир, прислоняясь к борту телеги.

— А почему ты так думаешь?

— Жена! — рявкнул сердито Поллав.

Торопливо сказала, не оборачиваясь:

— О прабху, я как раз выбираю приправы! Вы, кстати, ещё не говорили, каких больше положить.

— Я смотрю, что у Садхира, что у тебя язык хорошо подвешен, — проворчал глава семьи.

— Так то же и хорошо, — после краткой заминки сказал Садхир, отходя от телеги. — Ты представь, брат, что было бы, если б у Кизи характер был как у нашего Мохана?

— Это была бы двойная головная боль, — Поллав вздохнул, что-то себе представив.

— А так у нас милая, спокойная жена, — продолжил нахваливать меня Садхир, — глупостей не совершает. Почти.

— А кто топился после первой ночи? Да ещё и все драгоценности в лесу побросал?!

— Брат, не начинай! Хватит драк на сегодня уже.

— Нет уж! Ты, Садхир…

— Так какие приправы вы любите, мой господин? — торопливо вмешалась я. — Мне бы сразу нужные отложить. Не всё же к концу готовки добавлять нужно.

Поллав шумно выдохнул, но промолчал. Я ждала, к нему повернувшись, хотя и избегая долго на него смотреть.

— Да готовь уже, что есть! — проворчал он, садясь на место Сиба, поднимая холодную лепёшку. — Ясно же, что выбор не большой.

— Что-то случилось в деревне или по дороге? — подсел к нему Садхир.

Глава семьи поперхнулся. Не сразу сумел прокашляться.

— Ты ещё вернулся без всего.

— Не будем об этом! — резко проворчал старший мужчина.

Садхир сел, подтянув согнутые колени, обнимая их.

— Но заказ-то?..

— Заказ уцелел, — как-то сухо ответил глава семьи.

— И то хорошо.

— И то хорошо.

Больше брат его не расспрашивал ни о чём. И Поллав мрачно ел, еду холодную. Хотя… смотрел куда-то вдаль, хмурился иногда. Наверное, ему было всё равно, что он вообще ел. Что-то случилось с ним, покуда он уходил. Но нам рассказывать не хотел. Значит, и не услышим.

Сибасур с Моханом сразу не пришли. Я уж и пугаться стала больше, подумывала даже Садхира упросить сходить и проверить, что там происходит у реки. Коситься стала на среднего мужа. Приметила большого ара на ветке: затылок зелёный, спина и крылья, хвост со спины синие, а живот и хвост изнутри — жёлтые. Он боком сидел и как раз посматривал на нас. Мне кажется или я его уже видела?.. Попугай сдвинул голову, оглядывая дерево справа. Опять повернулся ко мне. Натолкнувшись на мой пристальный взгляд, как будто смущённо отвернулся.

— Накладывай уже, жена! — не выдержал глава семьи. — Пока эти не вернулись.

Прокричав что-то резкое, но не сердитое, а скорее испуганное, попугай поднялся с ветки и улетел в направлении реки.

— Да, мой господин! Я почти уже доделала!

— Нет, ты накладывай, что готово уже.

Подчинилась. Еду разложила на пять банановых листов, сама отправилась делать из оставшегося теста лепёшки. Приметила опустившегося неподалёку от листьев попугая. Он прошёлся по земле, прихрамывая. Да тот же самый?!

Садхир, улыбнувшись, зачерпнул с листа одного орех, кинул штуку птице. Та радостно подхватила подачку. И, отчаянно вскрикнув, шарахнулась от кинутой старой палки.

— Вот старайся на вас, а вы только бьёте да бьёте!

Головой мотнула, смотря на птицу. Та, обиженно крича, резко, противно, в воздух медленно поднялась. Кажется, поранила крыло. Садхир вскочивший, прикрыл спиною пострадавшую. И камень от Сиба получил по плечу. Острый — по коже красноватая полоса вниз по груди протянулась. Попугай в этот миг как раз упал, на землю. И молодой йог присел, опять заслоняя его от Сиба, хищно прищурившегося.

— А я хотел для вашего малыша игрушку из его перьев смастерить, — проворчал асур.

Попугай вякнул что-то растерянно. Садхир на колени опустился, медленно повернулся к нему — птица напугано сжалась — и вдруг как-то спокойно на руки взял, прижал к своей груди. И его попугай почему-то вообще не боялся.

— Хочешь меня порадовать — оставь его в покое, — чётко произнёс молодой йог. — Пойдём милый, я тебя орехами накормлю. Уж извини, что мой брат такой резкий.

— А я почти уже поймал его! — проворчал Сиб, направляясь к самому загруженному банановому листу.

Туда поспешно сел Поллав.

Но, впрочем, младший муж и названный брат мой уже вернулись, живые, более, кажется, не раненные, в новые дхоти закутавшиеся, старыми подвязавшись поясами. Часть старых дхоти Мохана простирали, подсушили и пустили на повязки обоим. Точнее, почти одному бинкару. Волосы вымыли и немного причесали даже, хотя всё равно неровно смотрелись их пряди.

— Жена как раз уже еду раскладывать начала! — приветствовал их Садхир, возвращаясь к тому листу, с которого уже начал обирать орехи.

Попугай сжался, оказавшись близко от молодого воина. Тот глянул на него недовольно. Ухмыльнулся, показав неровные резцы. Садхир сердито взглянул на него — недовольный кшатрий ничего так и не сказал — и погладил подбитую птицу. Загрёб орехов, ладонь с ними к клюву большому поднёс. Клюв сразу к орехам потянулся, раненный зверь бодро захрустел угощением.

— У, тварь! — Сиб скривился. — Говорил же я тебе, что я — не твой друг! Ты почто преследуешь меня?!

— Что, съел?.. — разинул попугай клюв опустевший.

Лепёшка с начинкой выпала из моих рук. Брат, рванувшись, упал на бок, ладони под неё подложив, чтобы не коснулась земли. Хотя кусочек жаренного сыра всё-таки выпал. Но воин посмотрел не туда, а на напряжённо замершую птицу, прижавшуюся к груди Садхира.

— Оттопчет тебе что-нибудь, — Поллав ухмыльнулся. — И вообще, зачем ты его подобрал?

— Это, кажется, она, — молодой йог осторожно погладил птицу по затылку.

— Эта тварь разъевшаяся? — Сиб обиженно поморщился.

Сел, лепёшку спасённую протянул мне. Под взглядом Поллава пристальным осторожно на протянутую ладонь положил, не коснувшись моей руки. Проворчал:

— Да на что тебе эта пакость? Она только орать и умеет!

— Я ккрррасивая! — проскрипела птица.

Или… она говорит?!

— Ах, ты — красивая?! — асур скривился.

Попугай под взглядом мрачным его опять потоптался по ноге моего среднего мужа, к груди его поближе.

— Короче, нахлебников стало два, — нахмурился глава семьи.

— Мне правда можно её оставить? — заулыбался Садхир.

И попугай перестал таращиться на молодого воина, глаз на главу семьи устремил.

— Ну, уж нет! — проворчал Поллав. — Летать сможет — выкину, — под взглядом сердитым среднего брата добавил: — Но, кажется, я не смогу тебе помешать иногда её прикармливать.

— Только иногда, — Садхир осторожно погладил попугая замершего по спине. — Уж извини, у нас немного своего только есть.

— Ах, извиняешься ещё перед ней? — рассвирепел глава семьи. — Да что эта глупая птица понимает?!

Сиб съел выпавший на землю панир, потянулся к листу моего старшего мужа. Но от руки, ребром ладонью выпущенной на захватчика, успел увернуться, ровно сел уже на своём месте, поджав под себя ноги.

— Давайте уже есть! — проворчал Мохан. — Брат, угощайся.

Кажется, они не топились у реки. Вот младший муж с чего-то к Сибасуру подобрел.

— И ты ешь, — почему-то сразу пригласил меня глава семьи.

Села между средним мужем и младшим, лист с самым малым количеством еды к себе придвинула. Мохан мне немного еды добавил со своего. Ещё бы положил — под взглядом Поллава хмурого — но я остановила его:

— Хватит, мой господин! Спасибо!

Мы какое-то время молча жевали.

— У кого что было интересного в последние дни? — с улыбкою осведомился Садхир.

— Да я так… ничего особенного, — сказал Сиб, — в храм только сходил. Там служитель был странный.

В храм?!

Лепёшка сползла с моих пальцев разжавшихся — в ладонь резко нагнувшегося вперёд Сиба — и снова, не касаясь моего тела, он вернул мне обратно еду на руку. На этот раз ничего не успело упасть.

— А я видел крокодила, болтающего с попугаем в лесу, — сказал Поллав задумчиво спустя время.

Теперь уже лепёшка выпала из моих рук окончательно. Но кшатрий опять её подхватил. Теперь уже верней частью ступни. И, покосившись на главу семьи и меня, забрал себе.

— Совсем, что ли, правда? — растерянно выдохнула я.

— Что? — заинтересованно повернулся ко мне Мохан.

А я растерянная сидела, забыв о еде. Просто… просто я крокодила у реки просила ко мне спасителя позвать. Тот будто бы мне говорил, что я ракшасу какому-то принадлежу. Да, может, просто перегрелась? Но… но даже если разговор с крокодилом и ответы мне примерещились от солнца жаркого или от нервных дней последних, то… то сама-то я точно кричала хариалу тому! Просила защитника ко мне привести! Через два дня Сибасур появился! Сиб ещё в час появления своего метнул кинжалом в попугая. Кажется, этого. Тот тоже имел синие перья. И вот… вот теперь Поллав сказал, что видел крокодила и попугая где-то в лесу! Как будто крокодил выполз из реки, в лес, там наткнулся на попугая и попросил того позвать Сиба, а попугай и слетал, нашёл, позвал!

— А… — голос мой дрожал. — А ты хариала видел? То есть, мой господин, вы в лесу видели именно хариала?

— Ну да, — растерянно ответил глава семьи. — Сидел себе на земле. А перед ним попугай сидел в двух шагах. Смотрели друг на друга, будто говорили. Я даже остановился, в стороне. Интересно стало, когда уже гад ползучий нападёт. И успеет ли тварь пернатая улететь? Но они долго сидели, смотрели друг на друга. Потом крокодил медленно развернулся — и в сторону реки пополз. Медленно, с трудом. Я вообще не понял, зачем он из воды высунулся?.. А попугай спокойно поднялся в небо — и улетел.

— Ты, что ли, с крокодилами дружишь? — ухмыльнулся Мохан, посмотрев на замершую птицу.

Та что-то проскрежетала сердито. А мне как будто послышалось:

— Вот ещщщё!

— Ну, если ты с крокодилами водишься, то этот парень тебе не страшен! — ухмыльнулся Поллав, смотря на странную птицу. — Вот по расцветке — прямо как тот.

А я взгляд потерянный перевела на Сиба, смотревшего на попугая сжавшегося мрачно.

Как будто хариал тот у реки сказал мне, что я — самка ракшаса. Мол, того ни с кем не спутаешь. Поллав точно видел хариала и сидевшего попугая перед ним — и житель глубины птицу живой отпустил. А ещё ко мне неожиданно явился Сиб. Но… разве Сибасур — ракшас?! Да не похож он совсем! И в имени полном его стоит «асур».

Асуры и ракшасы — существа разные. Да, те и те жестокие по природе, но ракшасы — это тьма невежества и грубости, природа тамаса, а асуры — страстная и властолюбивая природа раджаса. У раджаса есть возможность подняться к свету. Раджас одинаково увлечённо может следовать, как жестокости, так и красоте. Ведь недаром же гуру асуров был Шукрачарья, асур, ставший покровителем планеты Шукра!

Шукра, «сияющий», несущий мистический свет знаний, помогающий познать все тайные глубины жизни, получить знания, которые человек может использовать во благо. Шукра — дарующий богатство и удобство, помогающий строить отношения супругов, дарующий или отбирающий наслаждение, в зависимости от своего состояния в данный период или в астрологической карте во время рождения человека. Без поддержки планеты Шукра не будет устойчивых отношений и брака, как у мужчин, так и у женщин. Детей не будет здоровых и успешных в будущем. Телесная жизнь человека особенно сильно связана со влиянием планеты Шукра. Шукра даёт способность понимать и творить прекрасное и красивое — планета, важная для мастеров и людей искусства.

Более того, именно учитель асуров Шукрачарья получил от самого бога Шивы благословение — способность воскрешать мёртвых. Потому что откликнулся помочь богам в Пахтании океана, своих последователей-асуров уговорил дэвам помочь. За тот великий день, когда и суры, и асуры объединились в деле, которого прежде не бывало: когда они слаженно трудились вместе, упорно взбивая прасад благословений в море, пестом из скалы, обвязанной самим царём змей Шешей, поддерживаемой из-под воды на спине самим великим Вишной, ради помощи принявшим тогда облик огромной черепахи. Хотя дэвы потом опять выдумали, будто асуры отхватили что-то не своё, хотя дары за великий обряд служения выбирали себе по очереди — и асуры, как обычно, сочли себя обиженными и обобранными — и грянула великая битва дэвов и демонов, ужаснейшая схватка между сурами и асурами, очередная их битва. И царь богов Индра хитростью и воинской доблестью изничтожил народ асуров. На что Махадэв разгневался: в мироздании должно было быть две равных силы, гармонии ради, так задумала и создала их сама Триада. И, хотя дэвам достался напиток бессмертия — плод аскез Пахтания океана и желанный плод, ради которого оба народа в Пахтание океана и ввязались — однако же Шукрачарья получил возможность самому пригубить амриту, да, более того, благословение получить способность воскрешать мёртвых.

И, с тех пор, какими бы коварными или благородно жестокими не были бы полубоги в очередных схватках с демонами, однако же учитель асуров мог вновь воскресить своих павших воинов — и снова воинств великих и могущественных становилось двое, снова две великие силы мирозданья вставали в полный рост, ради общей гармонии, ради продолжения движения в жизни.

Да, справедливым будет заметить, что именно Шукра имеет сиддхи воскрешать мёртвых — и даже люди обращаются к нему за помощью — и временами достойные помощь получают, обретают продление жизни и исцеление.

Да, надо бы ещё уточнить, что известно и сколько-то историй о благородных асурах, совершавших немыслимые аскезы Махадэву — и получавших в награду за верность и усердие от великого Шивы благословения. Хотя грустны истории о том, как те асуры, возомнив о себе невесть что, потом восставали против своих, против людей и богов. Сами же приближали конец свой. Но всё-таки надо заметить, что были асуры, получавшие благодаря аскезам тяжёлым благословения от великой Триады.

А что до ракшасов… истории о них были куда более печальны. Когда великий Вишну вновь пришёл в мир в аватаре Рамы, то тогдашний царь ракшасов умыкнул у него невесту. И долго они потом бились, чтобы наглый, властолюбивый и сластолюбивый демон и без того гарем жён и наложниц огромный имевший, вернул похищенную её избраннику.

Да много ещё было грустных историй о ракшасах. Не только внешне ужасные, но и жутко жестокие они были. Насиловали женщин человеческих или миг выбирали, когда можно было схватить и выпить из её груди материнское молоко, а детей несчастных спокойно ели.

Словом, истории про ракшасов и асуров ходили всякие. Но про асуров добра говорили заметно больше. Хотя и те, и те — из племени демонов.

Но Сиб же возмущался, когда его при мне Мохан обозвал ракшасом!

И как бы… но не спрашивать же у названного брата прямо: «Сиб, скажи, а ты — ракшас?». Тем более, что про тех демонов говорят, что внешне они очень уродливые. Да и… детей едят. Насилуют женщин. Страшно жестокие. А Сибасур даже едва живой был — и охотиться стал от голода на крокодила, а не на нас с Моханом, уснувших на берегу. Хотя… ел он того несчастного хариала сразу так, сырым. Берег был в чешуе, лицо Сиба — окровавленное. Я его испугалась в тот миг, увидев, а он смущённо останки зверя растерзанного спрятать пытался за себя. Но ведь нас же не съел! Тем более, почему в имени его именно «асур»? Не Сибаракшас, а Сибасур!

— Сестра, у тебя что-то болит? — спросил юноша странный взволнованно, поднялся — попугай свалился с ноги Садхира и юркнул тому прятаться за спину — нахмурился, сдвигая густые брови, чуть неровные, покосился свирепо на Поллава. — Этот мерзавец тебе что-то отшиб, когда бил тебя?

Но… почему он только старшего мужа подозревает в том, что бил меня?

Кшатрий взглянул мрачно за бок среднего мужа, откуда глаз любопытный высунул попугай.

Тут меня осенило: как мы ругались с Поллавом у реки и как он груб был со мной, могли видеть хариалы из реки! Или слышать! Потом я в отчаянии, в забытьи кричала на выплывшего ко мне крокодила, молила, чтобы хоть кто-то на помощь пришёл ко мне, да хоть бы крокодил кого-то притащил! Ещё Поллав упомянул, что в ближайшее время видел хариала в лесу, а перед ним попугая сидящего, которого хищник так и не съел, даже не пытался поймать. Да и… вот Поллав предложил еды побольше до возвращения Сиба и бинкара съесть, а попугай сине-жёлтый такой на дереве как раз близко от нас сидел, улетел к реке — и скоро названный брат и муж мой младший явились уже.

— Я не прррриччём! — проскрежетал попугай под взглядом мрачным асура.

А мог бы и попугай ему послание хариала передать, хотя бы потому, что тот не съел его, да и наябедничать, что есть решили без них.

Но Поллав и Мохан на птицу спокойно посмотрели, как будто попугай просто что-то кричал. Как обычно. Но… если демон речь животных понимает — это вроде бы нормально? Да вдруг они могут?.. Но… а как могла разобрать речь попугая и хариала того с реки я?.. Кто я?..

Это всё с обещания, Ванадой данного мне, началось?.. Или я невольно украла у асура Ванады какой-то его дар, может, даже его благословение? Вдруг он в аскезах страдал и был необычайно верным Махадэву, а я… украла его дар?! Но Как?! И… что будет со мной, когда Ванадасур заметит, что дара у него не хватает? Или что такой же дар, как у него, или половину его дара забрала себе обычная человеческая женщина? Та, на которую он своё внимание обратил, да даже обещал сделать своею женой, старшей женой, а она взяла — и стала женщиной сразу троим, мужчинам человеческим! Стыд и позор! И… боюсь не столько за себя — я-то как-то виновна и причастна — но и за пылкого Мохана и терпеливого Садхира, искренних, заботливых в общем-то моих мужей.

Но не понимаю я… к чему Сибасур рассказал о ракшасе Бриджеше, который насиловал множество женщин и множество внебрачных своих детей бросил без заботы, на растерзание судьбе и ненависти опороченных? Ведь мы просили Сибасура рассказать, кто был тот Сохэйл, которым он так восхищается и в честь которого кто-то дал ему второе его имя?.. Или, всё-таки, тот воин Сохэйл и Бриджешаракшас как-то связаны между собой? Поллав не вовремя пришёл, рассказ брата моего оборвав! Хотя… странный то был рассказ. Живописал молодой воин жуткую историю грехов и жестокости Бриджеша с какою-то дерзкою ухмылкою! Да разве можно о чьих-то тяготах и страданий — а крови и слёз из-за того Бриджеша пролито было море — так весело другим говорить? Да не о ракшасе просили мы рассказать его!

Поллав первым вздрогнул. Первым обернулся в сторону от костра потухшего.

— Мой господин! — вскричала женщина незнакомая, чуть полная и уж начавшая седеть, заплаканная и с одеждою пыльною, местами ободранной. — О, мой господин! Беда!

Мужчина вскочил, нахмурившись. И грустно поджидал, пока несчастная приблизится.

— Моя дочурка… моя Сати… — тут она на колени рухнула и разрыдалась, совсем уже лишилась сил.

— Она… — голос моего старшего мужа дрогнул. — Да что же с ней?

— Она… — женщина захлёбывалась от рыданий. — Она…

— Ты другую жену завёл? — проворчал поднявшийся, разгневанный Мохан.

Поллав лишь замахнулся — Садхир подскочивший руку его занесённую перехватил.

— Скажите, что случилось, яснее, чтобы мы знали, чем помочь вам! — попросил отчаянно Садхир: доброе сердце неравнодушно было к чужой беде, даже женщины едва увиденной.

Несчастная подняла глаза на него. Мы с Сибасуром тоже уже поднялись да ступили к ним. Прихрамывая, отползал от нас в кусты у нас наевшийся попугай. Да не до него было! Поел и поел. Тем более, что крыло повредил из-за нас. Брат мой его подбил пылкий.

Женщина заметила Садхира, взгляд её на нём застрял, потом спустился на двойной ряд бус из рудракши, да по плечам: на одном из них был браслет из рудракши, а на другом уж нет — он мне свой передал — да соскользнул на запястья его, одно, другое потом — и там были браслеты из косточек священных плодов.

— Вы брахман? — взгляд на него подняла с надеждой. — Вы брахман, о молодой господин?..

— Я… — Садхир страшно смутился.

Он был всего лишь аскет. Йог, который в надежде на помощь священного дерева, рождённого из слёз Шивы, носил украшения. Или потому что говорили, будто те помогают владельцу скорее познать мудрость или даже увидеть сокрытое, найти отчаянно необходимые пути там, где выхода, кажется, совсем нет.

Женщина сдвинулась. Мать несчастной какой-то дочери на коленях стояла перед Садхиром теперь, молитвенно ладони у груди сложив.

— О господин! Мой господин! Брахман, мне посланный богами! Я умоляю вас, помолитесь за мою дочурку! О, только бы снесло сердце её хрупкое и тело её хрупкое все испытания!

— Но я… — Садхир задрожал от глаз, с отчаянной такой надеждой устремлённых на него. — Я не…

— От судьбы не убежишь, — Мохан вдруг ладонь положил ему на плечо.

Поллав отчего-то вздрогнул, когда тихий и грустный голос брата прозвучал.

— Но… — Садхир дрожал, отчаянно озирался — на Мохана подошедшего, на взгляд потупившего Поллава. — Я не… не знаю всех молитв и ритуалов! Я только… лишь немного…

— Помолись, бр… — кажется, глава семьи хотел сказать слово «брат», но отчего-то вдруг запнулся, добавил с задержкою мгновенной: — Брахман.

— Но я… — Садхир отчаянно посмотрел на него.

— Помолись, Садхир. Облегчи сердце её, — сжал его плечо Мохан.

Сейчас, когда свалилась на нас новая трудность, когда мы были все взволнованны и растеряны — даже мудрый Садхир — спокойным оказался именно Мохан, и он совет дал среднему брату. Твёрдо совет дал, как будто уверенный в своей правоте.

— О, помолитесь за мою дочку, мой господин! — взмолилась несчастная мать, совершая земной поклон. Головой пыльной земли у его ног касаясь. И, чуть голову приподняв, с надеждой, робко, не смея глаз поднять, коснулась руками стоп моего среднего мужа.

Она его приняла за брахмана! Всё из-за украшений из рудракши, что он в свободное от выступлений время носил! Но, хоть врать грешно, тем более, выставляя себя таким достойным человеком из высшей варны, эта несчастная женщина однако же выглядела замученной и раненной. Страшно раненной. Страшно усталой. Может, прав Мохан? Если Садхир решится чуть подыграть — то сердце матери подуспокоится. Да и… вроде богам всё равно от кого молитва? Вроде важнее, чтобы желание просить помощи было искренним?..

— Хорошо, — тихо сказал Садхир, сдаваясь материнскому горю и сердцу измученному, — я помолюсь, чтобы всё у вашей дочери стало благополучно.

Женщина подняла на него лицо, залитое слезами, опухшее от старого, острого горя. Глаза её зажглись надеждою, лицо всё оживилось. Дрожали руки, сложенные в жесте благодарности.

Садхир, шумно выдохнув, сел у огня, скрестив ноги. Ладони положил на колени, внутренней стороной вверх. Выпрямил спину. Закрыл глаза. Сейчас, в позе такой и украшениях из рудракши, он и правда очень напоминал молодого брахмана.

Губы его дрожали — он произносил неслышно какую-то мантру. Как будто и нас перестал слышать. И всхлипы несчастной матери чуть ослабшие. Хмурился, смотрел на них отчаянно Поллав, сжимая и разжимая кулаки. Никогда не видела его таким напуганным! Да случилось с ним? Что он видел в деревне, куда ходил?! Нам не рассказал. Но женщина, завидев его, бросилась к нему: она его знала. Вцепилась, как за опору. Он при знакомстве с нею был не злым?..

Вдруг Садхир вздрогнул. Распахнул глаза. К женщине он спиною сел. Но боком сидел ко мне. И я видела его лицо, перекосившееся от боли. Видела, каким отчаянным, напуганным стал его взгляд. Словно сам Махадэв, бог изгнанников и мёртвых, ступил к нему и шепнул через плечо: «Поздно!». Как будто Садхир был в этом уверен. Губы задрожали его, но не смел сказать. Пальцы задрожали его рук, но не смел он сжать кулаки, хотя хотел.

Я отчего-то ступила к нему. Села у костра с другой стороны, напротив него — он вздрогнул, заметив меня или движение перед собою, взгляд отчаянный на меня перевёл.

— О прабху! — я на колени пред ним опустилась. — О, муж мой! Я хочу молиться с вами! Давайте разделим вместе и труд аскез, и слова молитвы, и горечь беды, и сладость благополучия и успеха!

Расширились глаза его от растерянности. Чтоб в следующий миг чуть сощуриться, вглядевшись, словно не верил или словно он только что узнал меня. А я ладони сложила для молитвы у сердца. Даже если он опоздал или силы его благочестия не хватило, пусть думает мать той несчастной, что мы с ним молились вместе, что мы вместе дочь её не уберегли. Пусть тяжесть этой неудачи и горечь этой беды разделим мы с супругом пополам. Ему не так стыдно будет. Если что, скажу, что всё помешала вмешавшаяся женщина — глупая жена. Но я помочь хотела. Помочь хотела искренно.

И в миг следующий я увидела толстые цепи, оплётшие его запястья и мои. Нет, цепь толстую, тяжёлую, связавшую нас. И один конец её в сторону уходил. Взгляд перевела. Сердце застыло.

Тяжёлая, грубая цепь с толстыми звеньями связала руки троих: меня, Садхира и моего старшего мужа. Мы почему-то все трое стали вдруг связаны одной цепью. Но, кажется, Поллав этого не замечал. А Садхир как-то странно за взглядом моим проскользил. И будто он тоже цепь эту приметил!

Миг — и видения не стало. Только тяжесть осталась на душе. Неимоверная тяжесть. Что… что это было?.. Только что?..