Песни Серебряных Струн. Песнь вторая: «Волшебник и вор». Часть первая

Елизавета Мира Лаггар (2025)

Придворная жизнь может вскружить голову любому — но только не менестрелю Даанелю Тэрену, равно привыкшему и к роскоши дворцов, и к простоте деревенских пейзажей. Вскружить ему голову по-настоящему способна разве что его роковая возлюбленная — могущественная чародейка Госпожа Миррэтрис. Однако, высокое положение, которое удалось занять Даану, устраивает далеко не всех при дворе, и дворцовые интриги могут стоить легкомысленному игроку жизни. Особенно когда столицу потрясает череда загадочных преступлений, и начинают пропадать именитые дворянки, а в разговорах то и дело мелькает отчисленный ученик Магической Академии… Это — первая половина единой книги «Песни Серебряных Струн. Песнь вторая. Волшебник и вор». Вторую половину, предыдущие и последующие книги и комиксы можно найти соединёнными в серию на LitRes.

Глава 1

Сочную зелень листвы тронуло яркое золото. Зажглись переспелым багрянцем наливные гроздья плодов и ягод, небо даже в самые ясные дни, сделалось бледнее, будто бы ещё выше, а земля по утрам сыро блестела от схватившей её за ночь ледяной росы. Теперь, до восхода и после заката солнца, улицы, дома, леса, сады, парки и даже мосты над потемневшим заливом Грат-Эскапьён, сковывало острой, колючей, зябкой свежестью.

И сидеть бы, пережидать такую свежесть, нежась в тепле и уюте, поглядывая на утренние или — тем паче — вечерние сумерки из освещённого высокого окна, обниматься да пить пряный чай вдвоём не торопясь, без суеты… но нет! Дела зовут, обязанности не терпят, а особенно обязанности придворные.

А весь императорский двор, все самые высокие чины, все приближённые, доверенные, угодные и причастные, льстивые и услужливые, с самого рассвета этого дня единой, громкой, звенящей толпой выехали в лесные угодья близ цитадели Цере де Сор для пышной праздничной охоты. Торжественный выезд этот со всеми почестями и правилами высочайшего придворного этикета, посвящался Её Императорскому Высочеству, могущественной и не по годам мудрой волшебнице, Госпоже Миррэтрис, что вместе с приближенными и своим отрядом Посвящённых вернулась из Палессы, после разрешения дела государственной важности. Иначе как «триумфальным» это возвращение придворные не называли, и поминутно славили и прекрасную Госпожу, и всех великих Архадов, столь хорошо её воспитавших, и самого Создателя и его Богов-хранителей за то, что, видно, благословили дело установления мира.

Старшие архады, все как один, чинно, со статью держась в седле, принимали эти восхваления и благодарности ровно, вежливо, с присущей им отстранённой благожелательностью. Сама Госпожа Миррэтрис, как всегда, немного более участливо отвечала на хвалебные речи подданных и знати, а над Императором, то и дело находящим повод поцеловать ей руку, мило подшучивала.

Даанель Тэрен, преисполненный восхищения с той самой ночи на корабле, когда состоялся их с прекрасной волшебницей разговор по душам, не мог — да и не хотел — отвести от своей Госпожи взгляда. Она — сама красота, стремительность, грация, само желание — обжигающее, глубокое, полное восторга и жаркой страсти. Как красив её пурпурный, расшитый золотом охотничий костюм, подчёркивающий стройную фигуру, как она держится в седле, как она подгоняет, подхлёстывает своего поджарого жеребца в парадной сбруе!.. Менестрель поймал себя на том, что едва ли не завидует породистому скакуну, на котором восседает сейчас его Госпожа.

— Маэстро Тэрен, — к Даану приблизился весьма высокородный и богато наряженный вельможа на достойном коне, — уже, как я гляжу, освоились со своей новой придворной ролью?

— Вполне, господин дель Кейн, вполне, — подтвердил менестрель.

— Вот и славно, — вельможа небрежно поправил расшитую перчатку, — при императорском дворе Астер де Торонисса излишняя скромность и нерешительность приближенных к трону — поверьте мне — может быть для неопытного придворного губительна. Впрочем, если учитывать то, в чью свиту вы имели великую честь попасть, нескромность также может сыграть против вас, и ещё как.

— О, — Даан улыбнулся, и, подражая жесту господина дель Кейна, так же одёрнул свой усыпанный сверкающими бусинами манжет. — Благодарю за предупреждение. Впрочем, о чём-то подобном я и сам догадывался.

— Надо полагать. — согласился вельможа. — Иначе вас не приблизила бы к себе Её Императорское Высочество, милостивая Госпожа Миррэтрис. Она бы точно не стала выбирать абы какого человека в свой круг. Архады весьма дальновидны. И тем не менее, Даанель…

— Господин дель Кейн..?

После непродолжительной паузы вельможа до едкости вежливо улыбнулся, и продолжил:

— Постарайтесь не смотреть на Её Высочество так вдохновлённо, как вы сейчас смотрите.

— Но постойте, как же тут не вдохновляться? — менестрель развёл руками. — Слишком уж ракурсы великолепные, да картина притягательная.

— Ни мгновения не спорю, — согласился вельможа. — Но будьте осторожны, сударь. Ваша нынешняя роль, то, как внезапно и легко она вами получена, и вот эти говорящие взгляды кое-кому — поверьте — вовсе не по душе.

— О, — Даан окинул взглядом собравшуюся на пригорке у перелеска пышную свиту придворных дам и кавалеров, — я в этом даже не сомневаюсь!

— Мужчина в личной свите Её Высочества — большая редкость. Почёт. И опасность. Берегитесь, Даанель.

— Вы предупреждаете меня? — любезно уточнил менестрель.

— Верно, — подтвердил господин дель Кейн, по всему, собирающийся завершить начатый им разговор. — Мне, как и многим другим, очень интересно, чем обернётся ваше назначение. Но есть и те, кто попытается сбросить вас с этого высокого пьедестала. И то, как вы постараетесь удержаться на нём, тоже весьма интересно. И не мне одному. Так что — не подведите наших ожиданий, маэстро, и устройте достойный августейшей публики концерт.

— Не сомневайтесь во мне, — ответил Даан. — Сама прекрасная Госпожа Миррэтрис отметила моё выступление своей бесценной похвалой. Вы тогда тоже в зале присутствовали. Так что могу вас заверить: если Её Высочеству будет угодно, о любом из моих — как вы выразились — концертов будут говорить все, и во дворце, и в цитадели, а то и во всех уголках столицы и за её пределами.

— Что ж, достойно, — похвалил вельможа. — Тем больше поводов ожидать начала сих представлений. Желаю вам удачи, маэстро.

На том и раскланялись.

— Занятно всё складывается, а? — обратился Даан к своей лошадке, потрепав её длинную светлую гриву.

Складывалось всё действительно интересно, а, главное, стремительно. Положение Даана, после похода в Палессу и Сильвеллину, повысилось быстро, для кого-то даже внезапно. Ещё на «Сапфировом Вороне», а кое-кто и раньше — все обратили внимание на то, как неожиданно сблизились властная, строгая и, до того казалось рассудительная леди-волшебница и бесшабашный повеса-менестрель. Отнеслись в команде к этому, конечно, по-разному — Айлин, например, явно не порадовалась такому повороту событий — но перечить решению Госпожи никто не решился. И теперь Даан оказался вхож в кабинет Её Высочества без доклада, мог беззастенчиво распоряжаться не только своим временем, но и практически всей прислугой в Цере де Сор, а кое-где и в самом императорском дворце, где отныне тоже был волен появляться почти в любое время. Правда, полностью осознать и опробовать свои новые полномочия личный менестрель и секретарь Её Императорского Высочества ещё не успел — отряд вернулся из своего путешествия едва ли пару дней назад. Однако, известия о его назначении сразу же облетели обе высокие резиденции. Разумеется, для мудрых архадов — тем более, для коллегии властителей, и всех хоть сколько-то влиятельных лиц при дворе эта разительная перемена незамеченной не осталась, и большой радости не вызвала — хотя Даану лично никто из волшебников ничего не высказывал. Разве что мастер Ранаисс как-то раз усмехнулся, признав случившееся «ожидаемой неожиданностью», и менестреля такие слова заставили, скорее, ощутить гордость за себя, нежели какую-то тревогу.

Хотя, он отлично понимал и опасность своего нынешнего высокого положения — не таким уж он был наивным, как могло бы показаться кому-то. Даже подсказок знатных царедворцев Даану не требовалось, чтобы всё понять, впрочем, для него это ни на что не влияло: он получил законное место подле своей возлюбленной Госпожи, она подарила ему поцелуй — да уже не один, а все поцелуи волшебницы стремглав отправляли Даана всей душой и сознанием в сладостные, умопомрачительные звёздные выси, покидать которые ему ни в жизнь не хотелось. Даже одно воспоминание об этом заставляло его трепетать всем телом!

А стоило Даану заметить, что Госпожа Миррэтрис сейчас посмотрела в его сторону и улыбнулась — как она улыбалась только ему, менестрель тут же, забыв обо всём другом, пришпорил лошадку, чтобы поскорее подъехать к возлюбленной. Настигнуть её, впрочем, он смог уже только в перелеске.

— Догнал! — радостно возвестил Даанель, поравнявшись со скакуном Её Высочества.

— Славно, — похвалила Госпожа. — Толпа нынче вокруг такая, что и мгновения лишнего наедине не останешься, и лишнего слова не произнесёшь. Да то ли ещё будет с началом череды придворных праздников.

— Для меня, моя Госпожа, главный праздник быть вот так подле вас. А то и ещё ближе, — напомнил Даан, улыбаясь; их лошади стояли бок о бок, так, что менестрель и волшебница едва не соприкасались коленями.

— Что ж. Тогда наслаждайся моментом, — разрешила леди. — Отныне у нас, увы, уже не будет так много возможностей побыть вдвоём, как это было прежде.

— Отчего же? — приуныл менестрель, вспоминая прошедшее лето, когда он почти каждый день оказывался на коленях посреди кабинета своей прекрасной Госпожи. — Мне казалось, что теперь-то между нами станет меньше запретов…

— Запретов всё столько же, если не больше, — уточнила волшебница. — Да и условия огромной общей игры, в которую оказалась вплетена наша собственная, изменились. Впрочем, они могут поменяться вновь. И даже скорее, чем могло бы показаться. Нужно лишь дождаться момента, набравшись терпения.

— Ах, моя Госпожа, — рассмеялся Даан, — Вы же знаете — терпение — не самая сильная моя сторона.

— Знаю, — она отпустила поводья одной рукой, положив ладонь в расшитой золотом перчатке на своё бедро, обтянутое бархатистой пурпурной тканью охотничьих штанов, отчего тесно сделалось самому Даану. — Поэтому тебе и придётся научиться терпению. Но я помогу.

— Поможете, да… Главное — не останавливайтесь, — менестрель наблюдал за движением её руки. — В любом случае — я готов на всё, что будет угодно Вашему Высочеству.

— Вот и посмотрим, — ответила Госпожа Миррэтрис, вновь натягивая поводья своего скакуна. — Предупреждаю — не всегда это будет приятно. Например, тебе придётся отныне находиться в обществе тех или иных особ, с которыми ты уже сумел не заладить отношения.

— А важно ли, кому неприятно моё общество, если я сам буду приятен вам, моя Госпожа? — сладко улыбнулся Даан. — Имеет ли значение всё остальное?

— Кое-что имеет, — подтвердила волшебница. — Однако, говорить об этом здесь и сейчас — не лучшая затея. Мы отныне под прицелом сотен глаз.

Даан быстро огляделся, понимая, что все всадники, рассыпавшиеся немного поодаль, вроде как движутся со своими собственными целями, но на деле пристально наблюдают за Её Высочеством, норовя в любой миг приблизиться, и нарушить их мнимое уединение, посчитав призывом для себя любой данный волшебницей знак.

— Тогда я с огромным нетерпением жду завтрашнего утра, — признался менестрель со вздохом, — когда снова буду иметь удовольствие быть вызванным к вам в кабинет. Вам ведь угодно это, моя Госпожа?..

— Зависит от того, как будешь вести себя, — усмехнулась леди Миррэтрис.

— Хорошо! — уверенно заявил Даан, то ли убеждая волшебницу, то ли соглашаясь с её условиями.

— Проверим, — Госпожа игру слов, видно, оценила. — Сейчас уже, должно быть, императорский обед накрыт в походных шатрах. И нам скоро предстоит присоединиться ко всеобщей трапезе.

— Как прикажете, моя Госпожа. Я следую Вашему слову.

— Тогда не забудь о терпении. И держись! — с этими словами она пришпорила скакуна, и умчалась вперёд, к поджидающей свите и придворным, а Даану не оставалось ничего, кроме как скорее последовать за нею.

* * *

Пышные императорские охотничьи шатры и украшенные гербами правящей фамилии навесы над столами, уставленными лёгкими и сытными кушаньями, заняли почти всю широкую поляну посреди лесных угодий Цере де Сор. Сокольничие, ловчие с собаками, конюхи, принимавшие лошадей, стременные и пажи, помогающие знатным господам спешиться, повара, лакеи и слуги, всей пёстрой гурьбой суетились вокруг поляны, словно бы действительно весь дворец решил переместиться на лоно природы сегодня. Даан хмыкнул, при виде группы придворных музыкантов, и поспешил занять своё место рядом с Госпожой Миррэтрис, оказавшись от неё по правую руку.

Волшебница коротко улыбнулась ему, прежде, чем обратиться к кому-то из остальной своей свиты, и Даан не без гордости поймал на себе несколько недовольных — и даже завистливых — взглядов. Его почти не удивляло то, что он не видит Наэриса Талля среди заискивающих перед Госпожой и Его Величеством Императором придворных. Менестрель хорошо помнил, что его друг, хоть и находится в чине адъютанта, если получает возможность выбирать между роскошью парадного царственного выезда и свободой нестись по лесам — да ещё и в сопровождении верного овлита — не раздумывая выберет последний вариант. Видно, Госпожа Миррэтрис знала об этом даже получше самого Даана, и позволила полуэльфу сегодня полностью посвятить себя охоте, освободив его от придворных обязанностей. И Наэрис вместе с Палларом, тоже несказанно довольным этой прогулкой, явно были за это очень благодарны. Поляна, по крайней мере, полнилась слухами о том, что юный овлит самым первым из ловчей стаи с большой ловкостью поймал зайца. Впрочем, и это нисколько не вызывало удивления.

Зато небольшое удивление — скорее, даже некоторую неожиданность — вызывала Айлин Вент де Росса. Даан прекрасно помнил, что девушка приходится Госпоже Миррэтрис приёмной дочерью, и считается воспитанницей Архадов, но он уже так привык видеть её в цитадели, на «Сапфировом Вороне» и во время путешествия в Палессу в её обычной походной студенческой форме, что появление юной целительницы в образе знатной придворной дамы — младшей принцессы — немного обескураживало. Светлое платье для верховой езды, короткий бледно-голубой плащ и берет с роскошным пером, убранные в косу золотистые волосы — Айлин казалась маленькой жемчужиной в пёстром ожерелье придворных дам и фрейлин. А их вокруг прекрасной Госпожи Миррэтрис и Его Величества Императора собралось сейчас немало. И с одной из этих дворцовых красавиц Даанель Тэрен однажды чуть было не свёл весьма близкое знакомство, появившись при дворе на Празднике Лебедей, ещё под личиной Лина дель Альфорда. Медовые глаза, золотистые волосы, свежий румянец, сладкие речи, на проверку скрывающие за собой настоящий яд. Имя этой девице было Адолетта дель Эвилл, и она считала себя не только по праву самой главной и приближенной из фрейлин и наперсниц Её Высочества, но и самой достойной этого высокого звания. Оставшиеся две личных приближенных фрейлины Её Высочества Госпожи Миррэтрис — кузины Кристаль дель Варэ и Марсилана даль Фальмотт — и помышлять о таком, похоже, не смели. Возможно, Кристаль и хотела бы иметь такое же высокое мнение о своем положении в этом обществе, хотя, до самоуверенности Адолетты ей было далеко, а вот Марсилана, девушка достаточно, как казалось, старательная и благоразумная, не рвалась соперничать с подругами, честно исполняя обязанности придворной фрейлины. Даану потребовалось совсем немного времени, чтобы всё это узнать — и даже не потому, что он намеренно задался такой целью, а из-за того, что дамы всячески подчёркивали своё место в свите царственной волшебницы. Особенно перед ним, Даанелем Тэреном! Они, похоже, были как раз из тех, кого очень не радовало его появление в свите Её Высочества.

— Ах сударь, вот и вы среди нас, — елейным голосом начала леди Адолетта, — а я-то до последнего надеялась, что это — досужие сплетни.

— Мне жаль, сударыня, что я не оправдал ваших надежд, — улыбнулся Даан. — Не в первый раз, кажется.

— Если вы жалуетесь на свою память, — Кристаль поигрывала небольшим серебристым кубком вина, — как же можете вы быть в личной свите Её Императорского Высочества?

— Что вы, сударыня, я вовсе не жалуюсь! — Даан с чрезмерным изяществом поправил волосы. — И, полагаю, в этом — в числе многих прочих достоинств — кроется одна из причин, по которым моя прекрасная Госпожа пожелала видеть меня в кругу своих приближённых.

Дамы дежурно захихикали.

— Ах, смеем ли мы рассуждать о причинах, которыми руководствуется Её Императорское Высочество, выбирая человека в свою свиту, — Марсилана дель Фальмотт ненавязчиво попыталась вернуть беседу в безопасное русло. — Да тем более — обсуждать достоинства?

— О, почему бы дамам не обсудить достоинства иного кавалера? — пожала плечами колкая Адолетта. — Тем более, он так и норовит продемонстрировать их, без всякого стеснения. Вот, к примеру, сегодня мы выяснили, что в седле он умеет неплохо держаться — даром, что музыкант. Однако, «держаться в седле» и «удержаться в седле», всё-таки не одно и то же. И сможет ли он удержаться там, куда смог вскочить? В конце концов, сударь Тэрен пока не сделал ничего, чтобы показать нам, насколько хороший из него наездник.

— Полагаю, сударыня, у вас ещё будет возможность оценить это — не в том, правда, смысле, в котором вы могли бы — или хотели бы — понять, — ответил Даан мягко. — Впрочем, можно ли в действительности держать зло на музыканта за то, что однажды он нашел более важные дела, чем укрощать да седлать иных лошадок? Он ведь артист, а не объездчик.

— Вы всё шутите? — вновь вмешалась в разговор Кристаль дель Варэ.

— Как только выдаётся подобная возможность, сударыня, — подтвердил Даанель. — Но, право же, а что ещё делать шуту? Да, прекрасные дамы, я вовсе не забыл и об этой своей должности. И хоть теперь моё положение куда выше прежнего, от той яркой роли я не отказываюсь и не отрицаю её! Более того — по одному лишь желанию моей прекрасной Госпожи я тот час же в полной мере вернусь к прежним обязанностям — с гордостью и безо всяких сожалений. Ибо сколько ещё личностей и событий, требующих срочного сатирического вмешательства, осталось при дворе — одним лишь Богам известно! Однако, — он вдруг чуть понизил голос, — я осознаю, что должен попросить у вас прощения.

— Прощения? Интересно-интересно, — Адолетта дель Эвилл с театральным — а, может быть, даже искренним — удивлением приподняла брови.

— Прошу извинить меня, леди дель Эвилл, что не сделал ответного комплимента вам, как наезднице, — чуть поклонился менестрель, прижимая ладонь к груди. — Не успел оценить вас в этом качестве, но, признаться, не имел времени наблюдать. Ведь я нынче тоже в личной свите Её Императорского Высочества, прекрасной Госпожи моей Миррэтрис, и теперь — как, впрочем, и прежде — лишь она занимает все мои помыслы и взоры.

При упоминании Госпожи никто из фрейлин не посмел продолжать обсуждение в прежнем тоне. Тем более, что сама волшебница, как раз завершив беседу с Его Величеством Императором, обратила внимание и на свою личную свиту.

— Вижу, между вами завязалась беседа, — невозмутимо отметила Её Высочество.

— Ах, прекрасная Госпожа моя, — поспешил ответить Даан, кланяясь, — вы, как и всегда, правы. Мы с благородными дамами обсуждали верховую езду.

— Вот как?

— О, да! — продолжал менестрель, — и мы пришли к единому мнению, что Ваше Императорское Высочество великолепная наездница. Право же — если позволено мне сказать — глаз отвести невозможно! Даже под страхом наказания.

Он ещё раз галантно поклонился Госпоже Миррэтрис, не без удовольствия чувствуя затылком жгучие взгляды фрейлин.

— Прелестно, — подвела итог волшебница, одарив улыбкой и Даана, и своих придворных наперсниц.

— Моя сиятельная сестрица, дамы, и вы, сударь Тэрен, — Император, вместе со своим ближайшим окружением приблизившийся к беседующим, дополнил картину, — надеюсь, вы составите нам компанию в трапезе? Главный повар уже приготовил свежих подстреленных перепёлок и того зайца, что изловил ловкий овлит Паллар. Закуска лёгкая, господа, но и наша охота ещё лишь началась. И, я верю, милостью всемогущих Богов и с благословения великодушных к нам архадов, мы сегодня подстрелим и загоним ещё не одну дичь. Подтвердите мои слова, господин дель Энир!

— Ваше Императорское Величество, Ваше пресветлое Высочество, и вы, господа и дамы, — выступил вперёд, прижав руку к сердцу молодой вельможа из свиты государя, — я клянусь честью и доблестью — это охота будет славной, и всем нам запомнится надолго! Не будь я главный ловчий!

— Непременно запомнится, — тихонько хмыкнул Даан себе под нос, украдкой посмотрев на свою Госпожу. Леди Миррэтрис осталась невозмутима, одаривая вниманием говорившего ловчего, но Даан несмотря на это чувствовал абсолютную уверенность в себе — том, к кому на самом деле она внимательна. Даже если лишний раз он сейчас не стала бы показывать этого.

— Посмотрим-посмотрим, — тем временем ответил на слова господина дель Энира Император. — Помнится, вы обещали нам и оленя, и даже кабана!

— О, государь мой, — старший ловчий поклонился венценосному другу, — всё, что вы пожелаете, будет непременно исполнено!

Он был весел — пожалуй, даже чересчур; казалось, беспричинно улыбчив, излишне горяч и достаточно молод — на несколько лет младше своего Императора, родившегося в один год с самим Дааном. Старший ловчий, полное имя которому было Рейнольд дель Энир, по всему казался искренне влюблённым в охоту. Помимо почётной должности он носил титул виконта, всегда коротко подстригал свои светлые волосы, подвивал тонкие усы, и наряжался в чёрный и зелёный бархат, на которых синяя нагрудная лента, оттенявшая драгоценный знак принадлежности к ближайшему окружению Его Императорского Величества, выделялась весьма знатно.

Такие же знаки на груди носили и герцог Годфрен дель Кейн — вельможа, с которым Даан уже успел вести беседу в это утро, и граф Дамиус дель Фессен. Последний был самым молодым из друзей Императора, и от остальных в его окружении заметно отличался. Говорил мало, смеялся только к месту, а к своему царственному другу был очень внимателен, и не спроста: сударь дель Фессен, если Даан мог правильно рассудить по надетой на его правую руку волшебной армлете, определённо являлся выпускником Класса Магии Души Академии Вент де Росса. У Айлин, которая старалась скрыть, насколько неуютно она себя чувствует в этом цветастом высшем придворном обществе, армлета была точно такая же. Стало быть, Дамиус дель Фессен — личный целитель Его Величества. Притом, кажется, весьма благоразумный.

— Только не переусердствуйте слишком, виконт, — обратился Дамиус и к старшему ловчему, и, казалось, к Императору. — Как бы ваша излишняя прыть не вышла боком, да кто-нибудь из охотников не покалечился, сверх меры гонясь за дичью и славой.

— Да полноте, сударь! — браво рассмеялся господин дель Энир. — Разве же здесь и сейчас с нами не лучшие медики и целители во всей империи? Да что там… лучшие во всём Мире!

— Если имеете в виду меня и юную леди Вент де Росса, то мы здесь явно не входим в число лучших, — заметил Дамиус дель Фессен. — Если же намекаете на всемогущих Архадов… подумайте, сударь, уместно ли было бы нам беспокоить их по подобному поводу на увеселительной прогулке, устроенной в их честь и в благодарность им?

Старший ловчий, поспешил заполнить искренним, хоть и неловким смехом образовавшуюся после слов императорского медика паузу, и повинился перед Госпожой Миррэтрис.

— Виноват, Ваше Сиятельное Императорское Высочество. Допустил глупость, прошу прощения!

— Ах, виконт, незачем, — опять эта великолепная, благожелательная беспристрастность в голосе волшебницы, так волнующая Даана тонкими нотками лукавства, — всем известно, что Его Величество Император Эледов пользуется нашей поддержкой и благосклонностью. Не этому ли, по сути, посвящены все сегодняшние увеселения?

— Этому, и не только, — поторопился подтвердить Император. — И я предлагаю вновь поднять наши кубки за мою блистательную названную сестрицу, её успех в деле становления мира и за всех Великих Архадов!

Тост, произнесённый государем громко и во всеуслышание, встретил лишь покорное, восхищенное одобрение у его подданных.

— Как думаете, господа, — вновь обратился к своим друзьям Император, — Кто сегодня будет самым удачливым охотником?

— Трудно сказать, Ваше Величество, кому Удача улыбнётся больше других, — главный ловчий вновь наполнил опустевшие кубки собственноручно. — Достойных такого звания ведь очень много! Но, в конце концов, мы ведь только начали нашу торжественную охоту, и пока лишь разминаемся!

— А вы что скажете, сударь Тэрен? — обратился Император к Даану. — В чью честь сегодня могла бы прозвучать хвалебная ода?

— О, Ваше Императорское Величество, — начал музыкант, — я, к огромному подчас сожалению моему, не провидец, и не могу предсказывать события и предполагать, как они будут развиваться. Пожалуй, разве что, так, как будет угодно всемогущим Богам. Однако, я могу предположить, кому лавры самого удачливого охотника совершенно точно не достанутся.

— И кто же это, по вашему мнению, будет?

— Я сам, например. Лишь потому, впрочем, что я бы не назвал себя искусным или искушенным охотником на лесную дичь. Зато назвал бы себя весьма и весьма удачливым человеком.

— Пожалуй, здесь мы склонны с вами согласиться, маэстро, — кивнул Император, чуть усмехаясь.

— Что же касается хвалебных песен и торжественных посвящений, — продолжал Даан, — вне зависимости от того, кто окажется победителем в состязании охотников и ловчих, оду я в любом случае исполнил бы для Её Императорского Высочества, прекрасной Моей Госпожи Миррэтрис!

— О, и в этом мы тоже не сомневались, — подтвердил Его Величество. — К слову сказать, давно я уже не слышал достойной внимания любовной лирики и мелодичных напевов. Да и тут сейчас всё свистки, рожки да герольды трубят. Возможно, пока наше застолье ещё не завершилось, охота не продолжена — и, разумеется, если сиятельная виновница вдохновлённых сочинений не против такого — вы, маэстро, могли бы усладить наш слух этой самой вашей новой одой?

— Если на то будет воля великолепной моей Госпожи, ваше Величество.

— Что скажет великолепная наша Госпожа Миррэтрис? — Улыбнулся Император. — Надеюсь, теперь не будет пытаться ускользнуть от концерта, ссылаясь на то, что ей не по душе песни собственного менестреля?

Волшебница весьма любезно улыбнулась в ответ на шутливые слова названного брата.

— Что вы, сударь. Умений и талантов Даанеля Тэрена, воспитанника гениев его родного Киннара, я не отрицала никогда. И с тем большим интересном буду внимать его новому сочинению.

Она отдала Даану разрешение выступать одним своим взглядом, и «её собственный менестрель», весьма довольный таким данным ему определением, поспешил выйти на поляну перед императорским шатром, и здесь его было хорошо слышно и видно, пожалуй, всем высокопоставленным участникам охоты, остановившимся на отдых. Музыкант изящно попробовал звучание серебряных струн своей верной мандолины, и принялся играть вступление песни. Он сочинил её еще на корабле, в то время как команда держала обратный путь в столицу, и был весьма рад, что чувства, переполняющие его и в то время, и в настоящий момент, побудили его написать для Госпожи Миррэтрис балладу, которую действительно можно было бы назвать одой. Исполнить её прежде он не успел, надеясь исправить это по прибытию в цитадель. Но и там находились самые разные причины, делающие такой концерт неуместным. И вот сейчас, во время императорской охоты, неожиданно настал тот самый подходящий момент для этой песни. Как ещё такое можно назвать, кроме невероятной удачи? И кто же тогда, действительно, самый удачливый тут человек, как не Даанель Тэрен, певец из вдохновлённого Киннара? Тем более, когда его песням внимает такая публика, и сама его чудесная возлюбленная!

И любовная дрожь вдруг захлестнула Даана так, что голос дрогнул, и музыканту пришлось на ходу дополнить вступление, прежде, чем он смог, наконец, запеть.

— Как я горю от страсти золотой!

В ней каждый день моя душа пылает;

Я покорен, я опьянен тобой

И сердце лишь тебе служить желает.

Ты — музыка, звучащая в тиши,

Ты солнца свет, ты — ясных звезд молчанье,

Ты — праведница, вольная грешить,

Ты — грешница в восторге покаянья…

Ты зимний полдень, летний танец лун,

Ты — ясный день, ты — тьма перед рассветом,

Ты сладость песни серебристых струн,

Сень вдохновенья над простым поэтом.

Ты озаряешь взором ледяным,

Но опаляет этот лёд как пламя…

Позволь же мне упасть к ногам твоим,

Позволь к руке твоей припасть губами!..

Я отдаюсь в твою навеки власть,

И я готов благодарить послушно

За то, что эта роковая страсть

Тебя не оставляет равнодушной!..

Пальцы менестреля замерли над струнами, озарившими последние слова мелодичным переливом. Госпожа Миррэтрис выслушала песню с лёгкой полуулыбкой, и по окончании её элегантно поаплодировала. Господа и дамы, её окружающие, также поддержали исполнителя бурными овациями, а сам Император признал:

— Право же, маэстро, вы всякий раз вновь и вновь превосходите сами себя с каждым своим новым произведением! Чудесно! Браво! Я бы даже добавил ко всему мною сказанному, что желал бы на какой-нибудь мой собственный придворный праздник небольшую пьесу вашего сочинения. Разумеется, если моя прекрасная и влиятельная сестрица не будет против того, чтобы одолжить нам внимание и умения своего музыканта.

Сказано это было в шутку или нет, Даанель не стал медлить с очередным поклоном.

— Полагаю, сударь Тэрен обязательно найдёт время для того, чтобы порадовать своим сочинением Ваше Величество, — любезно согласилась волшебница. — Скажем, по случаю дня рождения.

Даан поклонился ещё раз.

— А к слову о праздновании таких важных дат, — Император, казалось, полностью вошел во вкус торжеств и праздников. — Надеюсь, тринадцатого дня этого месяца, на пиру в честь вашего дня рождения, моя леди, мы услышим какое-нибудь особенное выступление маэстро Тэрена!

— И я надеюсь, — улыбнулась Госпожа Миррэтрис.

Даан же, уже в который раз кланяясь, даже сам не мог понять собственных эмоций на этот счёт. Император желает пьесу в его сочинении, а прекрасная Госпожа надеется на «что-нибудь особенное» в исполнении Даана. Мысли о том, что же это должно быть, и как следует оформить это «нечто особенное» вмиг вытеснили из его головы всю было распустившуюся спесь за то, как его умения оценили августейшие особы. Теряясь в собственных идеях, он только и смог вновь поклониться, и, прижав к сердцу руку, сказать:

— Как будет угодно моей Госпоже!

* * *

На следующее утро Даан явился в кабинет Госпожи Миррэтрис, как делал теперь усердно и неукоснительно перед завтраком, и намеренно устроился у ног Её Высочества, всеми силами стараясь скрыть от неё своё внезапное смятение. Действительно, мысли о том, что же такого удивительного и неповторимого он может исполнить для волшебницы по случаю её предстоящего дня рождения, не давали ему покоя весь остаток вчерашнего дня. Даже ночью, кажется, он что-то такое видел во сне. Ручаться в этом Даанель не стал бы, но того, что сон его был так или иначе связан с возлюбленной Госпожой, сомнений у него никаких не было. Особенно после пробуждения…

— Ты сегодня на редкость тихий и смирный, — отметила леди Миррэтрис, коснувшись рукой кудрявой головы менестреля. — Немного неожиданно.

— Я вдруг подумал, что Вам, моя прекрасная Госпожа, утренние песни могут слишком докучать. А мне бы этого вовсе не хотелось.

— Что ж, — улыбнулась волшебница, — если ты не достаточно хорошо выспался, и копишь творческие силы — советую тебе собраться с ними после полудня. Сегодня, как часть моей личной свиты, ты будешь сопровождать меня во время обеда в императорском дворце.

Даан поднял взгляд на возлюбленную. Она продолжала:

— У меня там дел немало, многое нужно обсудить с братом. Его Величеством. А после этих обсуждений, днём, нас будет ожидать трапеза. Камерный обед, в маленькой рубиновой столовой, не более чем на десяток самых доверенных приближенных персон.

— С превеликой радостью исполню вашу волю, моя Госпожа, и свои обязанности! — Менестрель прижал к губам её руку. — Вы желаете, чтобы я музицировал?

— Одно не исключает другого, — рассудила леди Миррэтрис. — Да и, я полагаю, ты не забудешь захватить с собой мандолину. Впрочем, напомню, в первую очередь, ты приглашен на обед не как музыкант, а как мой придворный.

— О, даже одно только это Ваше пожелание возвышает меня до самых небес! — Воскликнул Даанель, вновь припадая к её руке.

— Рада, что это воодушевило тебя. Надеюсь, до того момента, как ты войдёшь в рубиновую столовую, вдохновение тебя не покинет. На всякий случай, напомню тебе о терпении и том, что не всем присутствующим на этом обеде ты будешь рад, и, полагаю, это для кого-то будет взаимно. Посмотрим, впрочем, кто и как осмелится это выразить, да и осмелится ли. В любом случае, не сомневаюсь, ты понимаешь, что это мероприятие столь же ответственное, сколь кулуарное.

— Понимаю. И спешу подтвердить и напомнить — моё вдохновение это Вы, прекрасная Госпожа Моя! И если вы будете рядом, и рады мне — для меня не имеет абсолютно никакого значения, кому из собравшихся уважаемых придворных не приятна моя персона.

— Вот и славно, — подвела итог Её Высочество. — Я пришлю за тобой.

На том их совместный завтрак и завершился.

Госпожа Миррэтрис, как и собиралась, сразу же после него отправилась в портальный зал, чтобы скорее попасть во дворец Его Величества Императора, Даанель же так и остался в цитадели. Запершись в своей комнате, творец со всей возможной и даже невозможной для себя ответственностью принялся сочинять гениальное. Но это оказалось теперь гораздо сложнее, чем когда бы то ни было на его памяти! Все темы, все слова, все строки и ноты, что он набрасывал на лист виделись ему банальными, мелкими и затасканными. Вот, казалось бы, промелькнуло в голове что-то интересное — но нет. Стоило начать развивать мелодию, и она скатывалась в бесконечные повторения того, что он уже сочинял прежде.

— Да что же это такое?! — Воскликнул Даан, уже не на шутку сердясь сам на себя, бросил перо на стол в груду измятых и растерзанных листов с неудачными на его взгляд виршами. — Что ж я, киннарец по рождению и творец по призванию, не могу сочинить ничего удивительного и достойного в подарок моей возлюбленной?! Что за вздор?!

В дверь постучали, помешав менестрелю сердиться на самого себя. Как оказалось, время шло к обеду, и Наэрис Талль, по велению Госпожи Миррэтрис, явился пригласить Даана в Императорскую рубиновую столовую, как и было предопределено волшебницей ещё утром.

— Трудишься, гляжу, — Наэрис оценил творческий беспорядок на столе у приятеля. — Да так, что прямо нарядиться к придворному обеду забыл.

Даан взвился с места.

— Точно! У меня ещё есть время?

— Некоторое, — подтвердил полуэльф, глядя, как менестрель мечется у платяного шкафа. — Госпожа наша дальновидно отправила меня к тебе заранее, и велела намекнуть тебе об ароматах даваны¹ и сливы, а ещё что-то про дублет с золотистыми рукавами. Полагаю, ты сам угадаешь о чём тут речь — в конце концов, твой гардероб — твоя забота.

— Ага, — кивнул Даан, и вытянул из шкафа новую, расшитую тонкими золотистыми узорами по манжетам и воротничку, рубаху. — Спасибо!

Пока он суетился за гардеробной ширмой, освежаясь, причесываясь и гремя склянками, Наэрис уселся в его кресло у стола.

— А что ты такое сочиняешь?

— Балладу по случаю дня рождения моей великолепной Госпожи, — Даан, застёгивающий многочисленные крошки-пуговицы на рукавах, высунулся из-за ширмы, — не вздумай читать, что у меня там на столе валяется. Оно всё совершенно негодное!

— Ну уж, — Наэрис пожал плечами. — Как по мне — вполне себе ладное, как и всегда.

— В том и дело, что как всегда! — Переодевшийся к обеду Даан, готовый поскорее покинуть комнату, чтобы не видеть нервирующих его скомканных стихов, указал приятелю на двери. — А эти строки и мелодии должны звучать по-новому идеально! Достойно того великого события, которому посвящены. Хотя я понимаю, что ничто в этом мире не может быть в действительности стоящим того, чтобы быть подарком ко дню рождения нашей прекрасной Госпожи Миррэтрис…

Он пропустил Наэриса в коридор первым, закрыл дверь, и поспешил за полуэльфом к лестницам, что вели в портальный зал.

— Честно, если бы я только знал об этом важнейшем празднике заранее, то я бы начал готовить подарок раньше! И всё бы уже получилось, и гораздо лучше!

— Не думаю, что это действительно было бы возможно, если такое тебя успокоит, — рассудил следопыт. — В конце концов, последний месяц мы весь, считай, провели на задании. До того была подготовка к нему, и вот это всё…

Даан поджал губы.

— Вообще, я непростительно поздно узнал, когда день рождения у нашей Госпожи. Учитывая, как я к ней… Эх! — Он опустил голову, словно мысленно ругая себя, но потом просиял, и подмигнул приятелю, — зато теперь я знаю, что ей исполняется тридцать один год — а это значит, что в глазах совета Архадов её мнение обретает больше веса. А еще мне стал известен её знак зодиака — Адамант… А этот знак плывёт по звёздной реке в зодиакальном круге чётко напротив моего собственного — небесной Лютни. И это значит, что боги своей милостью одарили нас обоих покровительством одной и той же планеты — Веафера, сияющего вдохновением и самой магией. Разве не чудесно?

— Я, признаться, не слишком увлечён делами всей этой мистики и эзотерики, — усмехнулся Наэрис. — Но согласен — совпадение занятное.

— И не последнее, — отметил Даан. — Оказалось, что числа рождения у нас с нею тоже совпадают. Только я родился весной, а она — по осени. Словно мы звёздное эхо друг друга. К этому можно как угодно относиться, так что лично я вот считаю такие совпадения вовсе не случайностью, а самой что ни на есть волей Создателя и его высочайшим благословением.

— Ну… как знать, — Наэрис пожал плечами, — может, так оно и есть? В конце концов, какой-то звёздный туман явно окутал разум нашей всегда дальновидной Госпожи, раз она решила настолько приблизить к себе такого человека, как ты.

— А ну, — менестрель воззрился на приятеля с шутливым вызовом, — И что ж я за человек «такой»?

— Легкомысленный, — заявил следопыт и широко улыбнулся, — Назовём это так. И не вздумай отрицать!

— Не буду, — согласился Даан, — Но докажу, что с этим можно жить, и вовсе это не такая ужасная черта характера. Тем более, что есть вещи, к которым я отношусь очень даже серьёзно.

— Вроде как к выбору духов для обеда?

— Я бы попросил, — Даан многозначительно поднял палец. — Напомню, что это наша Госпожа выбрала для меня аромат, а я серьёзно и ответственно выполнил её поручение.

Наэрис махнул на него рукой, и поспешил шагнуть в портал, ведущий во дворец Императора. Даан не стал отставать.

— Ох, даже жаль, что я лично на этих обедах не присутствую, а лишь срочные известия передать изредка захожу, — признал полуэльф, сопровождая менестреля по коридорам и парадным лестницам внутренних дворцовых покоев. — Очень уж интересно было бы посмотреть на это представление — особенно в свете слухов, что стали множиться после вчерашней славной охоты. Даанель Тэрен против Адолетты дель Эвилл. Битва самых непримиримых острых умов за столом прекрасной Госпожи Миррэтрис. Кровь, страсть и рифмы! Зрелище уходящего года!

— Тебе бы афиши писать, — усмехнулся Даан. — Отбоя бы от зрителей не было. Впрочем, глашатай из тебя отменный — это мы уже давно выяснили.

— Спасибо за рекомендацию, — подмигнул Наэрис. — Хотя, я от души надеюсь своего места в Отряде Посвященных не потерять, да и за тебя ратую. Кстати, об этом, — он улыбнулся, как заговорщик. — В этой битве я бы, так и быть, и правда поставил на тебя.

— Поддержка друга бесценна, даже если в ней чувствуется лёгкий привкус цинизма, — заметил музыкант. — Но я обещаю не подвести твоих ожиданий. Впрочем — посмотрим. От коварных ревнивых кумушек-фрейлин можно ожидать любой подлости.

— А от ревнивых менестрелей?

— Вот сейчас и выясним, — заключил Даан, когда Наэрис толкнул двери в зал.

— Виртуоз Даанель Тэрен, — громко объявил полуэльф вместо ответа, пропуская приятеля вперёд.

Даан шагнул в рубиновую столовую.

В небольшом, но хорошо освещенном зале, убранном в глубоких красных тонах, собрались уже почти все приглашенные к обеду. Благородные господа и дамы, ожидая, когда явятся Его Величество и Её Высочество, беседовали между собой. Кто-то разместился на маленьких креслах и банкетках у стен под красивыми гобеленами, кто-то — стоял поближе к камину, угощаясь напитками. И все здесь присутствующие уже были знакомы Даану. Отличившийся вчера отменно по мнению всего двора подготовленной охотой старший ловчий, улыбчивый господин Рейнольд дель Энир, герцог Годфрен дель Кейн, рассуждающий о чём-то с личным медиком императора, Даимусом дель Фессеном, одна из фрейлин Его Величества, которую Даан приметил подле Императора у пиршественного стола на вчерашней охоте. Кажется, к ней обращались «леди дель Арейн», а сам государь называл её по имени — Мерильда. Главная его фаворитка на сегодня, стало быть, и единственная дама в личной свите Императора за этим обедом? Интересно, а может ли Даан в таком случае полноправно считать себя фаворитом Её Высочества, Госпожи Миррэтрис, раз он сегодня единственный мужчина из её личной свиты в этом зале?

Даже усмехнуться этой промелькнувшей мысли он не успел. Привлечённые его появлением в зале дамы и господа приветствовали вновь прибывшего.

— О, сударь Тэрен, вот вы снова среди нас, — обратилась к Даану после весьма любезного обмена придворными поклонами Адолетта дель Эвилл. — Такая честь, право слово.

— И для меня — не меньшая, сударыня, спешу вас уверить, — ответил менестрель.

— Однако же, должна признать, — вступила в разговор Кристаль дель Варэ, поигрывая веером, — когда место за столом со стороны Её Императорского Высочества занимает юная леди Вент де Росса или сам его светлость эрмелл Ранаисс, великосветские обеды становились куда изысканнее.

— Вне всяческих сомнений, леди дель Варэ, — Даан горячо кивнул, словно поддерживая намёк на недовольство собственной персоной. — Воспитанница самой Госпожи Миррэтрис и один из числа великих волшебников. Разве может быть более утончённое общество за императорским столом? Полагаю, едва ли. Если, разумеется, кто-либо другой из могущественных архадов — Высокого Совета Архонтов, к примеру — не изъявит желания посетить такой обед. Как, бывало, за трапезой в цитадели Цере де Сор, где я нередко играю концерты уважаемым эрмеллам. Но как знать, может быть, я однажды тоже смогу лицезреть их компанию и здесь собственными глазами?

— Ох, я испытываю в этом сомнения, маэстро, — покачала головой леди дель Эвилл. — Видите ли, по давно сложившейся традиции — правилу, если вам будет угодно — фрейлины, статс-дамы, отмеченные знаком бриллиантовой звезды — то есть лучшие подруги и наперсницы Её Императорского Высочества всегда присутствуют рядом с нею там, где она пожелает. А вот это место, которое вы сейчас занимаете, в некотором роде «вакантное» я бы сказала. То есть на него может в любой момент быть приглашённым кто-то другой. Так уж здесь заведено, не обессудьте.

Даан поглядел на троих фрейлин, собравшихся рядом, словно непобедимый отряд. Все, как одна, стройны, красивы, светловолосы и ухожены, словно лучшие розы в императорском саду. Кристаль и Марсилана держатся вместе, как положено кузинам, да и в чём-то действительно похожи чертами миловидных лиц. Адолетта — более яркая, темпераментная, своенравная — явно и безоговорочно первая скрипка в этом цветущем трио. Разодеты все в шёлк, расшитую парчу и бархат, украшения и драгоценности на них изысканные и подобраны со вкусом, и у каждой из троих на шее, среди колье и бус, сверкало по яркой бриллиантовой подвеске в виде многоконечной звезды, уместной, казалось, для любого выбранного ими образа или наряда. Чуть напрягши память, Даан вспомнил, что уже видел эту самую звезду-подвеску на шее у Адолетты дель Эвилл ещё во время их злополучной первой встречи. Видеть видел, а значения тогда не придал.

Конец ознакомительного фрагмента.