Беззаветный. Роман

Елизавета Сорока

Постапокалипсис. Солдат спасает немого мальчика. Его мать исчезла таинственным образом. Жестокая Секта начинает правитьмиром. С ней борются остатки мыслящих людей.Боль, любовь на грани смерти и стремление жить.

© Елизавета Сорока, 2023

ISBN 978-5-0059-7384-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Елизавета Сорока.

«Беззаветный “ начато декабрь 2022г — закончено 02.03.23г

Земля пылала. Удушающий запах пожара, едкой гари, заполнял легкие. Низкая облачность превращала день в ночь. Крайд закашлялся. Дышать становилось все труднее и плотная повязка, уже не «держала удар». Она быстро высохла и пропиталась гарью. Еще час назад пожар шел за ним по пятам, но потом остановился и, и где то там, сзади, дотлевал сизой стеной среди столпа искр. Черные стволы деревьев, закрывали небо. Черные стволы деревьев, закрывали небо. Вершины мощных секвой тлели обрубками как остовы погибших кораблей. Они задевали облака и протыкали их росчерком обуглившихся вершин.

Закрепившись в развилке ветвей, еле удерживаясь на сгоревшей макушке Он вглядывался в пелену плотного дыма дыму и резкие всполохи уже угасающего пожара. С грохотом пронесся вертолет, оглушив его лопастями и выплюнул порцию влаги так и недолетевшей до него. Сначала он хотел заорать, но передумал. Крик мог лишить его последних сил, а результат был сомнителен. Выжженный мир его вчерашней жизни сверху выглядел еще хуже, чем он мог предположить. Казалось, что все это море огня, дыма и гибнущих лесов, треск вертолетных лопастей и есть вся Земля, на этом последнем выжженом куске суши и ей пришел конец.

Язык прилип к небу, дышать становилось все тяжелее. Он снова закашлялся. Легкие были отравлены и выжжены пожаром. Даже тогда, на войне, он так не горел. Огонь выжигает кожу, превращая ее в смятый сухой лист, болезненный и уродливый. Он сел и прислонился к дереву. Нужно было идти, идти, быть в движении. Он точно знал, что не умрет, не погибнет, что все что, нужно это отыскать путь. Он запрокинул голову и посмотрел наверх. Высокая секвойя упиралась в небо, а вершина терялась в облаках. Он достал нож и используя его как ступени, с усилием полез вверх. Через Обгоревшие подошвы своих сапог он чувствовал — плотность металла. «хорошая сталь» — подумал он — Нож из пустынного моря. Глаза слезились от едкого дыма и Крайд не успевал протирать их грязной ладонь.

Закрепившись в развилке ветвей, на полуобгоревшей макушке, он вглядывался в стену плотного дыма и резкие всполохи угасающего пожара. Грохоча пронесся пожарный вертолет и выплюнул порцию влаги на умирающий пожар. Сначала он хотел заорать, но передумал. Крик мог лишить его последних сил, а результат был сомнителен. Выжженный мир его вчерашней жизни сверху открылся грязной наполовину сожженной картой. Казалось, что все это море огня, дыма и есть вся Земля, на этом последнем выжженом куске суши и этой земле пришел конец.

Там на самой вершине — перед ним расстилалось мертвое поле из обугленных гигантских секвой. Он должен был выбраться и выбраться как можно скорее. Пара вертолетов снова кружили над лесом. Крайд даже попытался махнуть рукой, но понял, что на такой высоте, среди черных вершин деревьев, в затухающем пламени пожаров, его черную фигурку никто не заметит и снова придется делать все самому. Солнце так и не появилось, будто оно сегодня и не взошло такая плотная пелена дыма, закрывала и без того серые облака.

Крайд вытащил бинокль и зависнув на вершине, осмотрелся. Он знал, что сейчас важно не потерять уверенность и сохранить силы. Дышать было тяжело, повязка уже не спасала и он сбросил ее, что бы хоть как то дышать.

И, конечно же, он нашел, то, что хотел. Он вообще всегда находил, то, что хотел. Он выжил в той войне, где не выживал никто. Он перешел через песчаное море, где гибли сильнейшие, и теперь он снова увидел, то, что хотел и снова записал себя в счастливчики. Прогалина среди тысячелетних секвой. Чудом нетронутая огнем поляна, маленький зеленеющий остров. Он быстро прикинул сколько миль до нее и за сколько часов он доберется, но не мог оценить расстояние из за дыма. Надо было торопиться. Дым начал смешиваться с тяжелыми сумерками и он понимал, что затухающее зарево пожара плохое освещение для его цели. Он посмотрел вниз. Земли почти не было видно, но Крайд крепко ухватившись за ствол и обдирая обожженные руки начал быстро спускаться. Просто на интуиции и зверином чутье. Он всегда хвалил себя за это чутье. Чтобы спастись надо стать зверем.

Он спрыгнул с нижней ветки и чертыхнулся и застонал. Рюкзак за спиной показался ему неподъемным. Нога попала в яму. Он понял, что свернул лодыжку. “ Черт!», Что за черт!». Он быстро откатился и снял сапог. С обожженных подошв ссыпалась вонючая зола и он увидел, что и сапог прожжен насквозь. Он подобрал брошенную повязку перевязал лодыжку, обулся и прихрамывая пошел вперед.

Становилось все темнее. Он больше не слышал шум вертолетов, наверное было принято решение, приостановить сброс воды.

Он хотел пить, но старался не думать об этом. Он думал, только о том, что должен добраться до «зеленого острова». И когда вместо гари он начал различать аромат хвои, солдат понял, что дошел. Ноги подкосились. Крайд опустился на колени и пополз. Последние силы на то и последние, иронично подумал он, но там, за деревьями он уже видел дом. В темноте его можно было принять за погребальный курган.

Со звериным воем Крайд вполз на поляну и еле волоча свое тело подполз к самому дому, вдыхая уже свежий запах травы. Этот запах, холодный с свежий, смешивался в запахом горелой хвои.

Это был не дом, как показалось в начале. Скорее — землянка покрытая сосновой дранкой, наполовину утопленная в корнях старых секвой. Маленькая дверь была распахнута, но он не видел, и не слышал никаких признаков жизни.

Резко стемнело, будто небо заслонили огромные крылья. Крайд понял голову. То что было невыносимой сизо-черной гарью, на его глазах превращалось в огромные грозовые тучи. Они набегали друг на друга огромными пыльными кучами, толкаясь и поблескивая вспышками. Поднялся ветер. «Вот почему они прекратили полеты “-мелькнуло в голове. «Я успел “ — довольно подумал он и быстро, по — собачьи заполз в землянку.

Темнота землянки, как темнота и плесневелость погреба ослепила его еще больше. Он почувствовал аромат смолы, понял, что полы сосновые, живица пропитала доски и не дает сгнить старому дереву. Через маленькие закоптелые окошки свет почти не проникал. Крайд еле различал силуэты предметов. Стол, низкие табуреты и грубо сколоченную кровать. Он подполз к ней и устало прислонился, положив голову на подушку.

Снаружи загрохотало. Гроза зависла прямо над землянкой, над этим зеленым островом среди выжженной пустыни дикой сельвы. Раскаты грома разрывали небо и почти оглушали Крайда. Через открытую дверь он увидел яркие вспышки и сразу тяжелыми каплями начался дождь. Мощный, сильный, сокрушающий. Он стучал по крыше, по прожженой сухой земле, и крупными каплями бился в темные окна.

Крайд решил найти что нибудь в доме, чтобы собрать воду. Он отчаянно хотел пить и понимал, что усталый мозг отказывается соображать без глотка влаги. Чистота дождевой воды не интересовала его. Он был солдат и в системе выживания было не до чистоты. В ярком блеске молний он разглядел скамейку у окна. На ней выстроились в ряд ведра. Они стояли в ряд — разномастные, маленькие и большие. Под скамьей была коллекция таких же разных кастрюль. Эмалированных, алюминиевых, из поблекшей нержавейки. “ Даа, у вас хозяйство “ — решил Крайд.

Вдруг что то живое дернулось у него под головой. Будто маленький зверь отпрыгнул в угол кровати. Крайд отскочил и выхватил нож. Сначала он подумал, что это какое то животное, бежавшее как и он от пожара. Он был готов к броску, тем более «Это», в случае чего, могло стать пищей. Он напрягся с усилием вглядываясь в темноту, озаряемую редкими вспышками молний. Снова громыхнуло и у Крайда заложило уши как при артобстреле.

В свете белесой вспышки, в самом углу кровати, он увидел бледное лицо ребенка. Мальчишки. Испуганные глаза смотрели на Крайда по звериному. Он заметил светлые волосы, и внимательные, настороженные глаза испуганного зверька Вся его душа Спасателя потянулась к ребенку, но он не знал, что это за малыш. он мог быть из НИХ и не стоило кидаться к нему так сразу. Он не был уверен, что это не одержимые» дети семьи», той самой семьи которая сейчас жгла этот мир

Не поворачиваясь спиной он отполз к скамейке с ведрами и по затхлому металлическому запаху почувствовал, что все они наполнены водой. Он жадно припал в краю ведра и невыносимый привкус застарелой ржавчины и тины вызвал приступ тошноты, но ему было все равно. Он забыл обо всем, о о пожаре, о ребенке, вывихнутой лодыжке он жадно пил эту гнилую воду, медленно приходя в себя.

Он взглянул на малыша на кровати.

Крайд был опытным ловцом. Он искал и ловил Их сотнями. За последний год эти угрюмые лица всерьез пополнили ряды каторжников. Отряд “ Анти» действовал давно и успешно, но этот пожар, был провалом на только антиклириков, это был провал самой идеи Спасения. Они спалили себя и все на сотни миль кругом. Они горели вместе с детьми, со своими многочисленными женами, завывая под псалмы, а вокруг них, и их деревянной молельни, закручивались вихри огня, сжигая все на своем пути.

Крайд потер обожженные уродливые руки и внимательно посмотрел на темную фигурку сжавшуюся в углу кровати. Мальчик, а это точно был мальчик, как то по девичьи завернулся в одеяло и его голова, по страусиному торчала из складок. Громовые раскаты за окном оглушали внезапностью. Вспышка следовала за вспышкой, разряд за разрядом. Крайд взглянул в окно.

Дождь стеной лупил по деревьям, земле, по крыше, по мыслям Крайда. Он посмотрел на дверь и подумал, что ее придется закрыть. Вода может залить землянку Он снял сапоги и прохромал к двери. Малыш не спускал с него глаз, но не произносил ни слова. Крайд чувствовал его взгляд, его страх и напряжение. Он тоже молчал. Он хотел, чтобы этот зверек привык к его присутствию и сам начал говорить. Потерянные дети доверчивы. Крайд захлопнул дверь и закрыл на щеколду. Она хлюпнула, как вакуум отсека. “ Отличная конструкция» подумал солдат. Звуки сразу потухли и он почувствовал глухую вонь землянки и услышал собственное хриплое и усталое дыхание. По банному влажный, спертый жар заполнил его и заполз под куртку. Пот побежал по спине. Крайд снова взглянул на малыша.

Я Крайд, сказал он. — Не бойся, я тоже потерялся. Он сделал шаг навстречу мальчугану, но тот испуганно забился в угол кровати. Крайд вздохнул и тяжело опустился на дощатый пол. Он был голоден. Он устал и возиться с испуганным ребенком не входило в его планы. Он провел рукой по лицу и глухим, упавшим голосом сказал:

Слушай, парень. Я солдат. Я сегодня еле выжил в этом чертовом пожаре. Просто скажи, здесь есть еда?

Мальчик не сводил с него глаз. Казалось, что он даже не моргает и почти не дышит. Потом, так же беззвучно он приподнял край подушки, достал сверток и протянул его Крайду. Какая то жалость шевельнулась в душе солдата. Оно медленно встал и так же медленно подошел к мальчику. Во вспышках молний лицо ребенка казалось необычайно бледным, вытянутым и изможденным. Огромные глаза смотрели на Крайда и в этих глазах, кроме страха была надежда. Такая невыносимая надежда, что Крайд, внезапно, как то сразу решил, что он не сможет бросить здесь этого мальчика, Он вспомнил такие же глаза. Он видел их когда бежал через Пустынное море.. Такие глаза смотрели на него из — за камней, из маленьких пещер, так же молча и обреченно. Тогда он не обернулся.

Крайд протянул руку и взял сверток.

Это был женский платок, в него был завернут кусок серого, черствого хлеба. По одному этому невзрачному куску можно было понять, что он из Них и, что все эти его всеобщие «Отцы и Матери» сегодня благополучно сгорели в своем деревянном храме и сожгли все, вокруг себя, на мили вокруг. Он сел рядом с мальчиком и молча начал жевать хлеб. Хлеб показался Крайду кислым, но он был голоден и не стал рассуждать. Мальчик сидел рядом, плечо к плечу, и молчал. Крайд не стал настаивать. Малыш был явно не настроен беседовать со страшным дядькой с темным от копоти лицом и изуродованными руками.

Он молча жевал сухой хлеб, смотрел в темное окно на стену воды и думал о том, что надо выбираться. Но не сейчас. Потом.

Глаза его сами собой закрывались и упав на кровать он заснул, тяжелым сном смертельно уставшего человека.

Проснулся он так же тяжело как и заснул. Проснулся от собственного крика. Все тело ломило, вывихнутая лодыжка пульсировала, а обожженные руки опухли. Правда темная корочка ожогов начала затягиваться и кожа зудела и горела. Безымянный мальчик еще спал. Он свернулся в углу кровати маленьким комочком и сопел, как сопят все дети во сне. Крайд вгляделся в его лицо. “ Сколько же тебе лет?» — подумал он — семь? Восемь? Странный пацан. Хотя если ты из Них, то они там все странные.»

Он посмотрел в окно. Дождь перестал и в закопченные окна пробивалось бледное рассветное солнце. Сырость стала душной, было тяжело дышать. Крайд встал, умылся тухлой водой, перевязал лодыжку полотенцем и натянул сапоги. «Далеко не уйду» — подумал он, вставая и кряхтя. Он еле-еле мог наступить на вывихнутую ногу, но чувствовал себя гораздо лучше, чем вчера.

Из под двери пробивалась вода. Он представил каким потоком сейчас хлынет вчерашнее в его сегодняшний день. Но выбора не было. Он подошел к двери и распахнул ее с резким «шмяк», но никаких ожидаемых потоков не было. Высохшая от пожара земля впитала ливень превратившись в склизскую грязь, перемешавшуюся с травой, хвоей и гарью вчерашнего пожара, пролившейся дождем из облаков.

Солнце было уже высоко. Он оценил его положение часов в десять, но свой смарт он потерял, когда вывалился из вертолета и точнее определить не мог. Было тихо. Не было слышно ни шума вертолетов, ни голосов птиц, ни воя, ни треска горящих деревьев. Он махнул рукой и вернулся в землянку. «Ждать. Нужно подождать, “ успокаивал себя он. Они вернутся.

Мальчик тоже проснулся и по хозяйски, привычными движениями пытался растопить маленькую печку. Крайд не заметил ее ночью. “ А ты молодец, парень», подумал он. — Нас так быстрее заметят. Но надо ли мне это? Если свои — то сразу под трибунал. Он потрогал свой нож и вспомнил про «глок «в рюкзаке.

Он умел останавливаться в потоке мыслей. Этому его научили в десантной школе Тризер. Но генерал грузно осевший под его ножом словно опять повис на руке. Крайд стряхнул воспоминания. Прикоснулся к ножу. Тот был на месте выпирая из широких ножен.

Крайд застыл в дверях и просто наблюдал за малышом. Он явно был их Этих. Молчаливый дисциплинированный, абсолютно покорный звереныш. Он был совсем маленький, щуплый и толстый свитер, не по размеру, свисал с его худых плеч как девчачье платье.

· Эй, окликнул он мальчика. Давай знакомиться.

Мальчик сгорбился, будто его ударили но не обернулся и ничего не сказал. Крайд по доброму, улыбнулся, подошел к малышу и развернул к себе. Он и вправду хотел подружиться с ним, взять с собой. Потом если он тут жил, то может знает тропы, не мог же он не выходить из землянки. Он заглянул в глаза мальчику и будто провалился в какую то бездну, темную, и молчаливую. В бездну без дна, куда можно падать так и не достигнув конца. Улыбка Крайда сама собой сползла с лица.

— Слушай, недовольно проворчал он, нельзя все время молчать. Все к чертям сгорело. Ты здесь один и я один. Давай как то договариваться.

Он смотрел на малыша сверху вниз, его белобрысая макушка маячила, где то на уровне его ремня. Сейчас Крайд заметил эти странно выстриженных буквой Х волосы на макушке и уши в обгорелых струпьях. Мальчик поднял на него глаза, открыл рот и Крайд при всей своей выдержке вздрогнул. По телу солдата пробежала дрожь отвращения и ужаса. У мальчика не было языка. Он просто не мог говорить. Солдату самому на секунду показалось, что он теряет дар речи. Жалость, боль, и пронзительная ненависть к Ним и Их Правилам накрыла его с головой. Он присел рядом с ребенком и взял его за руки.

— Хорошо, малец, хрипло сказал он — я понял. — ты пойдешь со мной, отсюда? Ты же не останешься здесь?

Мальчик смотрел на него и казалось, что его лицо ничего не выражает. Потом он кивнул, опустил голову и слеза, одна, единственная, скатилась по его щеке. Крайд молча смотрел не зная, что делать.

В землянке становилось теплее. Огонь в маленькой печке разгорался освещая их лица теплым уютным светом, каким может быть только цвет домашней печки. Как многолик огонь, думал Крайд, — вчера он сожрал все живое, что видел, а сегодня горит вот здесь таким ленивым пламенем. Вчера я бежал в сожженных сапогах, а сейчас готов смотреть на это пламя. Огонь гипнотизировал его. Он сбросил с себя оцепенение.

— У тебя есть имя? спросил он. Мальчик кивнул и показал ему на стол. На столе, прямо на досках, ножом было вырезано имя — Дик. Весь стол был покрыт зарубками, и странными знаками.

_ Ты знаешь дорогу отсюда?. Дик замотал головой показывая, Крайду, что знает, но уходить отсюда нельзя., что уходить опасно. Он подбежал к двери расставив руки, словно говоря нет, не уходи. Нельзя. Он был похож на маленького иисусика,. худого и жертвенного.

Тут Крайд окончательно понял, что Дик ребенок «Лесников».

Он хотел что ответить, но тут же услышал отдаленный шум лопастей. Вертолетный шум, то приближающийся, то отдаляющийся. Он! Как ждал его и это был шанс и риск одновременно.

Он открыл рюкзак и среди биноклей, компаса и теплых носков вытащил свой глок. Он щелкнул затвором и вышел на поляну.

Солнце было почти в зените. Оно слепило Крайда. Он стоял посредине поляны высокий и совершенно спокойный. Над поляной завис вертолет, треща лопостями. Он знал, что за ним наблюдают, но пока не мог определить кто это.

Вертолет завис на большой высоте, но высокая фигура Крайда наверняка была заметна. Он не махал руками, ничего не произносил. Он хотел разглядеть пилота, но не мог разобрать — их обнаружили люди в форме или те, другие. Крайд поднял голову. Он смотрел на них — они смотрели на него. Вертолет стал снижаться, но вряд ли мог приземлится. Поляна была слишком мала. Пеньки вырубки были повсюду. Треск лопастей был таким оглушительным, что кричать не имело смысла. Крайда чуть ли не сносила потоками от бешено вращающихся лопастей. Дыхание перехватило.

— Подними руки, — натужно крикнули ему из кабины и он увидел дуло охотничьего, медвежьего ружья наведенного прямо на него.

«Они» подумал он. “ Я чист».

— Не хочу, — сказал он и выстрелил первым. Стрелок вывалился из вертолета и тяжело рухнул с приличной высоты. «Не промахнулся. Как всегда» Алое пятно расползалось по лбу лесника.. Вертолет резко взял вверх. Крайд схватил медвежье ружье из рук убитого, прицелился и снова не промахнулся. Вертолет скосило и он начал заваливаться на бок, срезая лопастями верхушки гигантских секвой.

Крайд быстро, тигриными прыжками, прячась за деревьями, побежал к вертолету. Сердце его выскакивало из груди. Он тяжело дышал, вывихнутая нога отказывалась повиноваться, но сейчас он был охотник. Сейчас он снова, как и тогда защищал свою жизнь и в этом мертвом лесу, он может быть был последний живой, а может быть и единственный выживший.

В рухнувшем перекареженном вертолете он увидел пилота, выползающего из кабины. Это был «лесник». Как все «лесники “ он был здоровенный мужик в зеленой куртке и болотных сапогах. По его лицу и знаменитой «лесной» бороде текла кровь, заливая ему рот. Он хрипел стараясь выпутаться из лямок ремня безопасности. Крайд в три прыжка добрался до него и развернув к себе выстрелил.

«Я никогда не стреляю в спину. Даже если ты тварь» — громко сказал он. Кровь «лесника» забрызгала ему куртку и попала на щеку.

Он устало вытерся рукавом и подумал, что три дня этой беготни это уже слишком. Он сразу почувствовал усталость. Ноги подкосились, в голове шумело, тяжелая тошнота и бессилие голодного и усталого человека добило его и он завалился на траву.

Он лежал рядом с убитым и смотрел в небо еле видное из за высоких секвой. Он думал, что он будет делать дальше, сможет ли выбраться и тут он вспомнил о мальчике, о Дике. Его воспоминания о оставленных им в пустынном море, о его бегстве, о брошенных и безнадежных, снова встали перед ним и он почувствовал такую жалость к нему и даже какую то ответственность, совсем не свойственную одинокому бродяге, что решил встать и идти обратно. Сейчас же.

Он услышал шаги и резко сел в траве. Напротив стоял Дик. Лицо его было спокойно. Крайд поймал себя на мысли, ч то это ненормально. Может быть Дик болен. Было видно, что вид крови и трупов не пугает и не трогает его. В руке у него был глок Крайда.

Первый раз за всю свою безбашенную жизнь убийцы и солдата Крайд испугался. Умереть от руки ненормального ребенка не входило в его планы. Он, готовясь к операции «Лесник “ и «Антиклирик», хорошо изучил всю историю их безумия. Все это их «устное народное творчество». Поэтому он понимал, что Дик не знал (и намеренно был лишен возможности узнать) что такое личность. Он не дорожил своей и ему была не интересна и не известна чужая. “ Все одно. Все вместе. Когда падает один колос на его месте вырастает другой». Вся философия страшной секты была построена на этом. Все для всех. Жены, мужья, дети, еда, правила. « Лесники» так видели жизнь леса и природы. Инстинкт без разума, решения без осознанности, жизнь без любви и бесприкословное подчинение вожаку

«Лесники» так видели жизнь леса и природы. Инстинкт без разума, решения без осознанности, жизнь без любви и беспрекословное подчинение вожаку.

Сейчас Крайд смотрел на дуло своего глока направленное прямо ему в лоб.» Неужели парень, мы так и не договоримся,«думал он смотря в пустые и равнодушные глаза Дика. Нет, малыш, я столько прошел, и что бы защитить таких как ты убил своего генерала. Я убил своего! Я стащил его с этой визжащей бабы и просто зарезал. Я теперь не лучше вас. Свои готовы растерзать меня как дикого зверя, а ты собрался пристрелить меня». Крайд не шевелился, потом медленно поднял руки

— Мне надо бояться? Или ты шутишь? — тихо и хрипло проговорил он. Дик махнул глоком в сторону развалившейся кабины вертолета. Крайд обернулся. В кабине вертолета, развалившимися штабелями лежали коробки с армейской тушенкой и канистры с водой.. Он вскочил. Бояться было нечего. Они с малышом явно из одной команды. Мальчик деловито убрал пистолет и вместе с Крайдом начал выгружать жестяные банки.

Солнце палило. Запах гари был еще сильный, но природа не хотела уступать огню и ветер приносил отдаленные ароматы свежей хвои и запах смолы. Сгрузив банки в рюкзак Крайд направился к землянке. Он не собирался хоронить убитых. Он никогда так не делал, тем более он уже видел оголодавших стервятников и не хотел лишать их добычи. Он ненавидел падальщиков, его гордая и независимая натура протестовала против их жизни, еще там, в горах, но здесь он должен использовать все. Все что есть под рукой,. Мальчика, гнилую воду, стервятников и чужую еду.

Нога снова болела и он с усилием тащил рюкзак, но шел быстро. Дик еле успевал за ним. Нагрузив в куртку банки он пыхтел за его спиной, но ничем не выдал как ему тяжело. Тоненькое тельце согнулось под тяжестью ноши..

В землянке, раскладывая добычу, он привычно молчал и думал, что они с парнем споются. В своем упрямом молчании, бесстрашии и равнодушии к боли они чем то похожи. “ Хотя нет, тут же решил он, мальчишке отрезали язык, он все равно жертва. Жертва всегда готова мстить, если выживет, конечно. Он посмотрел на Дика. Тот деловито раскладывал отбитые старые тарелки, гнутые ложки и поставил на печку кастрюльку, где уже пахла, пощелкивая жирком, солдатская тушенка. Холодную землянку заполнили ароматы Казалось, что такая дикая, нищенская, грязная жизнь для него все, все, что он знает о жизни вообще. Крайд сожалел, что он даже не может расспросить его о том, что случилось, где его родня, почему он здесь. Так же молча они уселись за стол и начали быстро запихивать в себя эту незамысловатую пищу.

Крайд довольно покрякивал и ободряюще подмигивал Дику. Тот ел быстро, не поднимая головы. Его светлые волосы почти опускались в тарелку. Было заметно, что мальчик голодал давно и Крайд, оценил, что отдав ему последний черствый кусок хлеба, найденыш был необыкновенно щедр.

Солдат развалился на шатком стуле, довольный и расслабленный и дружелюбно посмотрел на Дика.

— Что ж нам с тобой делать? Как выбираться то будем, малец? Все сгорело, да и семейка ваша лесная тоже.

Дик улыбнулся и пожал плечами. Было видно, что выбираться он не собирается, что это его жизнь и он доволен, что солдат пришел к нему. Крайд заглянул в эти глазищи немого зверька и ему на миг показалось, что малыш сам не хочет уходить и его не отпустит. Какая то тревога шевельнулась в душе Крайда, будто он заглянул в мир, о котором ничего не знал, мир, который враждебен ему и этот мир заключен в теле маленького худенького немого мальчика. Крайд вспомнил все «устное творчество» секты «лесников» и его расслабленность и благодушное доверие сразу исчезло. “ Вот, что жратва с солдатом делает, “-подумал он и выпрямился на стуле. Стул неприятно скрипнул под ним и Крайд как то сразу почувствовал и затхлый запах землянки и сырость и перечный запах пустых банок из под тушенки.

— Ладно, Дик, давай — ка, попробуем поговорить.

Мальчик удивленно посмотрел на него и снова открыл рот, показывая, что он говорить не может и солдат ему попался какой то глупый.

Показывай жестами. Как можешь. Ты же человек, в конце концов. Крайд встал и тяжело припадая на вывихнутую ногу пересел на кровать и снял сапоги.

— Где твоя мать, — спросил он Дика. — Или, не знаю, по вашей дикой вере, может у тебя только отец. Мальчик посмотрел исподлобья, закрыл глаза и скрестил руки на груди. Крайд понял, что мать умерла.

— Ты давно здесь один? Мальчик показал ладони, а потом заулыбался и стал считать зарубки на столе. Крайд не знал как поддержать разговор. Он устал, он искал выход, но мальчишку он не бросит ни за что..

Дик встал и подкинул дрова в печку. Крайд откинулся на кровати. Он наблюдал за малышом, (именно так он звал его в мыслях) и воспоминания о пустынном море сами собой складывались в картинки. В картинки, которые он никогда не сможет забыть. Ему до сих пор казалось, что песок забился в его ноздри, уши. Что сухой песок скрипит у него на зубах и от него постоянно саднит глаза.

Жар от печки стал навязчивым. Крайд вспотел наевшись. Ему стало жарко то ли от огня, то ли от тяжелых воспоминаний. Он снял куртку и толстую рубашку и разлегся на большой кровати по хозяйски, и закрыл глаза. Его большое, тренированное тело, воина затекло и он хотел дать ему настоящий отдых.

Крайд хотел заснуть, но вместо этого перед глазами снова встали те, другие, которых он кинул в катакомбах Пустынного моря. Вот такие вот «дики» с испуганными глазами и их обезумевшие от жажды и голода, матери, оборванные и высохшие на солнце как вяленая треска. «Почему треска? Что я несу « — подумал Крайд. Не смотря на усталость сон так и не пришел к нему. С кровати он стал наблюдать за Диком представляя как он жил здесь с матерью и как, и почему, она могла умереть.. Обычаи „лесников“ предполагали ритуальное самоубийство при тяжелой болезни. « Бог призывает тебя» — эта страшная формулировка была приговором.

Его усталый, полусонный взгляд скользил по земляным стенам, дощатому полу и громоздкому столу. Вдруг он заметил, что под столом, под самой крышкой примотан какой то сверток. Крайд привстал на локте и с интересом вгляделся в предмет. Сон как рукой сняло. « Так. Становиться все интереснее, коллеги — изгои.». Он встал и снова подсел к столу. рукой пытаясь нащупать сверток, не привлекая внимания Дика Он по прежнему не доверял мальчишке. «Лесные» зверьки с разрушенной душой, никогда не вызывали у него доверия. Он вспомнил о глоке нацеленном прямо на него и холодное безжизненное лицо Дика, который сейчас мирно «хозяйничал» у печки, что то мыча и «напевая» тоненьким голоском.

Предмет был завернут, во что то непромокаемое. Крайд ощущал твердость, чего то похожего на книгу, упакованную в несколько слоев полиэтилена и еще что то, что то мягкое. Он сделал вид, что уронил ложку и заглянул под стол.

Неистребимый запах сосновой мебели ударил ему в нос смолистой пряностью. Он опустился на колени и рассмотрел находку. Толстый, прямоугольный пакет был прилеплен обычным скотчем к крышке стола. Крайд резко рванул сверток к себе, понимая, что треск клейкой ленты привлечет внимание Дика, чуткого к каждому шороху, но сверток был уже в руках. Он быстро, по кошачьи вылез из под стола, встал и вышел из землянки зажав под мышкой, холодный сверток.

Он был бос и полураздет, но солнце заливало поляну полуденным жаром. После полумрака землянки, ее мертвенной могильной прохлады и запаха земли его словно обдало чем то настоящим, живым. Он вспомнил о сбитом леснике Его труп лежал на самом солнцепеке, большой тушей и жирные мухи уже облепили его. Крайд хоть и не хоронил убитых, но решил оттащить тело в тень., куда нибудь поближе к муравейникам. На спасенном от пожара клочке земли он заметил пару их шевелящихся куч.

Он засунул пакет за ремень и подошел к убитому. Начавшее зеленеть лицо было отвратительно неподвижно. Остекленевшие глаза смотрели куда то вперед. Крайд милосердно закрыл их и схватился за начавшие деревенеть ноги «лесника».

Крайд был сильный человек, но бесформенное тело ожиревшего «чистого» казалось неподъемным. Он волок его под секвойи оставляя кровавый след на опавшей хвое и пожелтевшей траве. Краем глаза он видел, что малыш вышел из землянки и присев на корточки у дверей, внимательно наблюдает за ним.

«Иди, пацан, займись, чем — нибудь. У меня тут послание особой важности» — бормотал Крайд из последних сил втаскивая труп под кусты можжевельника. Он минуту посмотрел как оживились муравьиные тропы и углубился в чащу.

Он опустился на землю, привалился к широкому стволу дерева, почти слившись с ним. Только сейчас он почувствовал прохладу и вспомнил, что снял одежду и сидит полуголый, но Крайд не мог вернуться. Он быстро вскрыл пакет ножом.

Под слоями полиэтилена был еще и платок, точно такой же платок в какой был завернут тот кусок хлеба, который отдал ему Дик в ночь большой грозы. В платок была завернута книга. Он открыл ее и увидел, что это не книга, а записная книжка вся исписанная мелкими значками, знаками, рисунками и цифрами. Почерк был настолько бисерный, что Крайду пришлось, чуть ли не носом уткнуться в листы

.

От них исходил какой то странный запах. Он не мог найти ассоциаций для этого запаха, сладковатая затхлость, перемешалась здесь с ароматом ладана и напомнила о «чистой» службе «лесников». Листы книги немного отсырели, но текст был не поврежден. Он начал листать страницы пытаясь понять или увидеть смысл послания, оставленного под столом. Она, — почему то Крайд сразу решил, что это была она, — она прятала, значит в этом есть смысл, особый, тайный. Знаки напоминали, то каббалистические заклинания, то руны, то переходил в какой то компьютерный шифр. Он искал хоть какую то зацепку, то что может вывести его на разгадку, но все это было слишком сложно для усталого солдата. Он закрыл книжку и повертел ее в руках. Под толстой обложкой он почувствовал какое то уплотнение. Он пригляделся. Да, действительно. Обложка наверняка была разрезана, а потом снова зашита. Он достал нож и аккуратно начал вскрывать плотную обложку этой записной книжки. Он боялся повредить, то что чувствовал под рукой. Воспаленные пальцы плохо слушались, а книга выскальзывала из рук. — Да, что черт! « воскликнул Крайд хрипло и раздраженно, когда обложка отвалилась сама собой. Он рванул за показавшийся клочок и маленький ключ, а за ним и конверт выпал из потайного кармашка, прямо ему на колени.

Крайд вскрыл конверт. Это было большой лист сложенный в несколько раз и написанное таким же мелким почерком как и все заметки в книжке.

«Здравствуй, солдат» — так начиналось послание и Крайд сразу понял, что это письмо обращено именно к нему, а не к какому то другому солдату.

Какая то тень нависла над ним. Он поднял глаза, но увидел только зашумевшие верхушки деревьев. Стало еще прохладнее. солнце зашло за облака. Они быстро побежали по небу гонимые внезапными порывами ветра. Он поежился, но только крепче прижался к корявому стволу голой спиной и стал читать.

«Здравствуй, солдат. Я знаю, что ты придешь, что ты дойдешь и выживешь. Я много раз видела тебя во сне. Я видела тебя в пламени свечей, я видела тебя в колодце, когда приходила за водой. Я слышала твои шаги, когда они кидали меня для покаянных молитв в подвал и ты, то есть твоя тень, охраняли меня. Ты единственный, кто может спасти его. Меня уже не спасти. Мне осталось недолго. Они придут за мной даже сюда.

История проста. Если ты нашел это письмо значит ты уже знаешь кто такие «лесники». Значит ты уже знаешь, кто и как попадает к ним.. Меня зовут Лидия. Я провидица, экстрасенс. Особая, дьявольская, для них особь. Почти год они уверяли меня, что я «грязная», что меня надо очистить и, что есть такое место на Земле, среди истинно чистой природы, где я могу стать почти богиней и избавится от видений, которые губят меня. Однажды, на улице, когда я шла с работы, меня просто запихнули в машину и увезли сюда, в большой дом, к «лесникам».

Забытье в котором я прожила первый год, закончилось рождением Дика. Дик мой сын и ценой нечеловеческих усилий и унижений я смогла оставить его рядом собой, а не отдать «истинным матерям». К сожалению я не смогла уберечь его. Я слишком много рассказывала и мой мальчик, тогда еще искренне, почти по детски, рассказал,«Что ему говорила, мама». Меня нашли, «наказали» и оставили в подвале каторжников. Дику, отрезали язык, чтобы он никогда не говорил того, что говорил. Я поняла все свои ошибки. Я поняла, что меня хотели не очистить, (здесь никого не чистят), а просто превратить в животное. Женщин в самок, а мужчин в безжалостных охотников.

Я медитировала. Я вышла на связь с тобой и стала готовится к побегу. Не ломай голову. Просто прими эту информацию как данность, как откровение. Ты не виновен, в том, что не помог тем, оставшимся в пустынном море. Я остановила тебя. Я тебя звала, потому что ты мог опоздать, но если ты читаешь это ты пришел вовремя. Я должна была умереть, но я сбежала, выкрала Дика у «матерей» и спряталась в землянке, убежище беглецов. Ни я первая пыталась сбежать, но пусть я буду первая кому это удалось.

Мы прожили здесь вдвоем были почти год. Посмотри на столе. Там я отмечала все дни, все ночи, часы, когда отчаянье не давало мне дышать

Дик искалечен. Его душа заснула в боли. Его долго учили быть безжалостным, равнодушным и покорным.. Его уверяли, что община это и есть семья. Ну ты знаешь их систему. Ты должен оживить Дика. Ты должен стать ему отцом и учителем. Я уже ухожу. Они придут за мной совсем скоро. Дик спрячется. Ты его найдешь и вытащишь отсюда.

Все, что осталось от меня и моей прошлой жизни этот ключ, который ты держишь в руках. Ты придешь по адресу на обложке. Это будет твой дом и дом твоего нового сына. Ты приготовишь его к мести. Ты научишь его всему, но ты уже никогда не будешь прежним. Как и Дик уже никогда не заговорит. Меня зовут Лидия. Лидия. Напомни ему об этом,. потом, когда все это кончится. Он плохо помнит. Он почти разрушен, но я верю, что ты сможешь»

Крайд не ожидал этого. Он ожидал совсем другого. Счастливчики по призванию, он искал карту сокровищ забытую в контрабандистами. Он сам для себя решил, что должен быть вознагражден, за все, что пережил за последние дни, Когда он увидел странные письмена, то шальная мысль о инопланетянах даже позабавила его и письмо отчаявшейся, умирающей матери расстроила и разочаровала его. Да, он не хотел бросать этого искалеченного пацана, но теперь, прочитав письмо, он понял, что словно дал обещание это неведомой Лидии.

Ввязавшись в «Антиклирики», почти год назад, он был уверен, что это его решение, что это осознанный выбор. Сейчас он чувствовал себя использованным. В каком то богом забытом лесу, сидела какая то женщина, с «особенными» способностями “ и управляла им, чтобы спасти своего покалеченного ребенка. Почему он? Почему она ничего не написала — как она нашла и как выбрала его? Он еще раз рассмотрел ключ. Это был обычный ключ, от обычной двери, в какой то городской квартире. Крайд убрал ключ в двойной карман штанов, застегнул резко застегнул на нем молнию, и побрел в сторону землянки.

«Лесник», точнее все, что от него осталось был уже полностью облеплен насекомыми. «Большая шевелящаяся куча полного дерьма» подумал Крайд. Ему захотелось подойти поближе и пнуть его, но отвращение победило злость.

Он ненавидел «лесников». Он знал, что они убийцы, насильники и воры, но могут все оправдать истинностью своей веры. «Грешить и каяться» — угодно Богу. Теперь Крайд знал наверняка, что В Большом Доме сгорели «низшие». Все Цари и Боги не полезли в пекло и не торопились на встречу в Создателем, и эти двое убитых им «лесников» были из верхушки этой навозной кучи. Он ненавидел «лесников».

Солнце скрылось за тучами и опять собиралась гроза. Ветер утих, но предгрозовая тишина и спертая духота наползала отовсюду. Крайду казалось, что ему трудно дышать, что что — то душит его. Он закашлялся и понял, что это слезы. Он не узнал собственных слез.. Он не плакал, наверное с детства. Крайд быстро стирал соленую влагу с воспаленных глаз и она причиняла невыносимую боль его обожженным рукам и остаткам его, в общем то, человеческой души. “ Я слишком долго был солдатом “ — подумал он. Крайд не знал сколько времени просидел у дерева. Что то где то остановилось, когда он открыл конверт и начал читать. Из — за деревьев он уже видел сидящего на корточках Дика. Казалось, мальчик не шевелился все это время. Его маленькая фигурка сжалась у низкой двери в землянку и снова, Крайд увидел это мертвенное, бездушное выражение на бледном, и еще совсем детском лице. Последний раз он видел такое, когда Дик целился ему в лоб.

Где то громыхнуло, зашелестели верхушки деревьев и запах гари от вчерашнего пожара снова наполнил ноздри. Тишина леса, молчание мальчика, вечное молчание, оглушило Крайда. Это была особая, тишина, тишина абсолютной пустоты. Вероятно, если бы ему сейчас сказали, что он и Дик единственные люди на Земле, он бы поверил.

Тяжелая капля упала ему на лоб. Он быстро посмотрел вверх. Гроза была неизбежна. Лес только, что совершенно неподвижный, пришел в движение и крупные капли дождя, одна за одной стали звучно и тяжело падать на землю, на крышу из сосновой дранки и коротко стриженную голову Крайда. Мальчик встал из махнул рукой, будто приглашая Крайда спрятаться в землянке. Крайд не сводил с него глаз. и не шевелился. Он не знал может ли он ему доверять, ведь та самая Лидия, спрятала свою книжку даже от малыша. Значит она знала, что с ним не все в порядке. Гроза громыхнула прямо над их головой и мальчик и солдат кинулись в дом, под потоками хлынувшего дождя.

Они повалились на пол давясь от внезапного хохота. Где то, что про прорвало плотину их недоверия и они обнявшись как старые знакомые хохотали, просто так валяясь на сосновом полу под шум дождя.

__

Дождь не утих даже к вечеру. Из яростной грозы он превратился в серый нудный ливень, усыпляющий и однообразный. Мальчик спал свернувшись калачиком в углу огромной самодельной кровати, а Крайд рассматривал маршрут, который начертила Лидия на обложке записной книжки. Он полистал все эти ее странные письмена, но даже в первом приближении не смог отгадать их смысл. Он видел все ее кривые зарубки на столе, он понимал, что она владела давно запрещенным древним знанием. Оно было запрещено не только «лесниками», оно было запрещено вообще, совсем и очень давно. Никак по другому она не смогла бы связаться с солдатом в Пустынном море, когда сама пряталась с сыном в этой землянке.

Спустилась ночь. Дождь не переставал. Крайд перебинтовал ногу старым полотенцем и надел сапоги. Дик удивленно смотрел на него. Крайд увидел в этих глазах страх, разочарование и боль. Дику показалось, что солдат хочет бросить его здесь, что зря он надеялся. Его губы дрожали и огромные глаза налились слезами. Крайд все понял — Да, нет, парень, конечно я не уйду. Тут вот мамка твоя письмо оставила. Пишет, что тебя спасти надо и все такое. Крайд старался говорить как можно равнодушнее. Почему то он не мог смотреть в эти мальчишеские глаза. Он протянул Дику книжку, но тот оттолкнул ее и попросил только письмо. Он водил грязным пальцем по строкам и беззвучно шевеля губами, читал и перечитывал письмо Лидии. Он поднимал глаза,, смотрел на Крайда и читал снова, снова и снова.

Крайд не мог объяснить откуда вдруг взялось беспокойство. Если бы он верил во внутренний голос, то сказал бы, что это он. Он взял рюкзак и начал собираться, пока Дик перечитывал письмо матери, наверное уже десятый раз. Крайд не беспокоил его. Он понимал, что мальчика, наверное разрушают противоречия, созданные «лесниками». Его мать изгой, грязная, ведьма, но она спасла его, она любила его. Крайд понял почему Дик не прикоснулся к ее книжке. Это было запрещено.

Наблюдая за малышом он быстро запихивал банки тушенки, сухари, воду, он даже умудрился свернуть в струну тонкое одеяло, когда услышал звук мотора. Звук рычащего дизельного мотора буксующей в грязи машины.

Крайд одним прыжком кинулся к свече и задул ее. Он приложил палец к губам показывая Дику, что тишина это их спасение. Жестами он просил его одеться и как можно быстрее. Мальчик кивнул и быстро начал натягивать какой то странный комбинезон из прорезиненной ткани, бесформенный и абсолютно черный.

«И все таки вы тут все странные “ — быстро подумал Крайд и бесшумно подошел к грязному закопченному окошку.

На краю поляны, со стороны просеки он увидел армейский грузовик. Фары были включены и заливали поляну тем ярким светом, который наводит на мысль о катастрофе.

Он пытался рассмотреть сколько людей в грузовике, потому, что если в кузове военные, то им лучше бежать, а если только водитель и сопровождающий, то возможны вари анты и по оценке Кайда, очень ему подходящие варианты. Дождь хлестал так, что в темноте почти ничего не было видно. Он пытался рассмотреть сколько людей в грузовике, потому, что если в кузове военные, то им лучше бежать, а если только водитель и сопровождающий, то возможны варианты и по оценке Крайда, очень ему подходящие варианты. Дождь хлестал так, что почти ничего не было видно. Из кабины вылез какой то человек и с криками бегал вокруг машины. Потом к нему из кабины спустился другой. Эти призрачные тени в дожде, в свете фар на поминали кукольный театр. Крайд наблюдал, надевая рюкзак. Дик сидел на стуле смотря прямо перед собой. Он тоже был похож на марионетку ждущую приказаний.

Крайд наблюдал. Он не знал насколько землянка видна и вообще заметна. По лейблам он понял, что это свои, те «свои» которые были своими вчера, пока он не убил (он думал, что казнил) генерала армии. Рыжего ублюдка, отдавшего все ради карьеры в армии. Он был с ним в Пустынном море. Он на все закрывал глаза, но когда дезертировал, что потом было выдано трибуналом за жизненную необходимость, он поклялся, что если он еще будет с ним в одной лодке, то эта лодка утонет.

Прошло минут десять. Было ясно, что ребята не знают куда ехать, буксуют и не могут договориться друг с другом. Для опытного разведчика это был самый удачный момент. Когда противник спорит, он слаб.. Крайд объяснил Дику, жестами и словами, что ему нужно тихо выйти и спрятаться позади грузовика, тихо проползти тенью и ждать Крайда. Он смотрел в глаза мальчика и видел, что тот сомневается, что в его детскую голову вбили страхи, боль и неизбежность возмездия за нарушения придуманных правил. «Лес это дом за ним ничего нет», вспомнил он формулу «лесников». Он прочитал достаточно диких текстов о их доктрине, что бы понять, что происходит в голове мальчика с отрезанным языком. Он схватил малыша за плечи:

— Малыш, она была права. Малыш я тебя не оставлю. Беги делай, что я прошу и мы спасемся. Он смотрел в глаза Дика, а тот смотрел в его глаза. Это был тот самый момент истины, который наступает в каждой человеческой жизни. Момент решения для рывка.

Дик натянул черный капюшон и вышел из землянки.

Крайд ждал только этого. Он быстро запалил печку. Сухие дрова принялись быстро и уже через несколько минут дым валил из трубы. Он нервничал, он был не уверен, что все просчитал, но когда услышал голоса понял, что попал в самую точку. Он застегнул куртку, надел рюкзак, показавшийся ему неподъемным и встал за дверью. Сердце его выпрыгивало из груди. Он слышал чавканье сапог, негромкий разговор и похохотывание. Затем щелкнули предохранители их глоков. Он слышал все, как настоящий охотник, он не мог ошибиться в выстреле. Он тяжело дышал и смотрел на огонь в печи. Она разгоралась все сильнее и скорее всего дым был заметен уже не только на поляне. Он запалил ее так сильно, только из за дождя. Он боялся, что его не заметят. Дверь распахнулась и Крайд, человек их бригады, зная, что он развернуться сразу выстрелил упреждающим, но его спас дождь. Ребята просто поскользнулись на размякшей от дождя земляном пороге и въехали в землянку отстреливаясь от темноты и собственного страха. Крайд быстро выбежал, сорвал чеку, бросил гранату в печь и закрыл дверь на засов.

Все, что ему оставалось сделать, это бежать. И он побежал к грузовику. Приглушенный взрыв остался за спиной. Дождь все лупил по лужам, деревьям, земле, по его куртке, по этой брошенной машине с включенными фарами, по мыслям Крайда « Неужели все?» Он не думал, как они будут выбираться. Он знал, он понимал где цель и куда теперь идти. Он запрыгнул в кабину, где уже удобно устроился Малыш.

— Ты как? Живой?

Дик улыбался и показал ему всем надоевший «лайк», но сейчас это было так кстати.

Крайд завалился на водительское кресло и первым делом, сам не зная почему, проверил записную книжку Лидии. Она была спрятана у него на груди вместо бронежилета.

Крайда накрыла волна победной эйфории. До конца было так далеко. Впереди черная, темная дорога, по сожженному лесу, без дороги и помощи. Неизвестный адрес полуразрушенного города стертого с карты. Но Крайд был уверен. Он победил.. Он врубил зажигание, подмигнул Малышу и сказал — « Ну что? Поехали?».

Конец первой части.

Вторая часть

«Камин березовых поленьев».

___________________________________________________________________

«Пальцы его были прекрасны,

ноги лани тонки и быстры.

Он обнял меня ногами и я забыл землю и свое имя.

Его правая рука обняла мою шею

Его левая рука вспорола мне вены,

Я увидел ее лицо, но не поддался!».

Песня жреца Рати, правление Аменхотепа, 2300г до н.э.

перевод Е. Сорока.

_________

Она ходил по этой дорожке уже год. Быстро семенила среди зарослей высоких кустарников, ловко уворачиваясь от тяжелых веток и перепрыгивая ползучие лианы. Весной, среди майской свежей зелени, здесь было красиво и ярко.

Сначала ее голову осыпала майская сирень, тяжело осевшая под тяжестью благоухающих гроздьев. Вслед за сиренью зацветали жимолость и пряный персидский жасмин. Его вечерний аромат мог свести с ума. Он перемешивался с ароматом шиповника и мягкое благодатное очарование весны, встречалось с пышным торжеством лета в закатных лучах солнца, пока она пробиралась сквозь тяжелые кусты — переростки. Кусты никто не стриг много лет. Прекрасный сад, превратившийся в лес, поглощенный неудержимой сельвой стал непроходимой чащей, и тяжелые разросшиеся ветви спускались прямо на дорожку из расшатанных серых плиток. Осенью, пожелтевшие и сморщенные раньше времени, листья жимолости и сирени, до хруста истонченные жарким летом, опадали раньше всех. Природа не щадит цветы, они не дают плодов и их иллюзорное наслаждение живет бессмысленной жизнью.

Чтобы попасть сюда нужно было нырнуть в заросли жимолости плотной стеной закрывавшие эту особую часть парка, и там, уже расцарапав пальцы, увидеть маленькая дорожку из серых плиток, скрывающуюся в непролазных зарослях дикого винограда.

Там, в зарослях, она ветвилась как маленький лабиринт, круто сворачивая то вправо, то влево. Иногда сюда забегали дети, но испугавшись зарослей, не заходили далеко и быстро возвращались к родителям громко крича и смеясь. как делают дети, когда не хотят показать своего страха.

По этой тропинке она проходила торопливо, почти не задевая колючие ветки шиповника. Ей каждый раз приходилось перепрыгивать лианы дикого винограда. Все ее детские страхи, словно затаились в этих кустарниках и цеплялись за вязаную кофту как колючки страшных снов. Неуемная фантазия заставляла чаще биться ее сердце и ускорять шаг. Солнце близилось к закату. Он ждал ее всегда, на закате, день за днем, уже целый год. В то самое время, когда на темном пути, становилось еще темнее.

Это был уговор. Их тайный странный и бессмысленный сговор. Во всяком случае ей он казался бессмысленным, но она приняла эту странную игру. Она ничего не спрашивала, а он ничего не объяснял.

Она должна была приходить только на закате. В любой сезон,, зимой, весной но всегда на закате. Она вела «дневник закатов» и неизменно следовала правилу, прийти в тот час, когда пора растапливать камин. Солнце садилось, камин разгорался, заменяя собой тепло уснувшего солнца.

Ее, маленькая фигурка выныривала из зарослей шиповника, а он уже стоял на старом крыльце. Неизменно босой и угрюмый. Даже зимой, он выходил встречать ее босиком. Он выходил на заснеженное крыльцо, в масляно желтом свете зимнего заката босым и когда она спрашивал не холодно ли ему он неизменно отвечал “ Было слишком много огня». Большие пальцы на ногах у него были изуродованы, будто расплющены, а на щиколотках, как кандалы застыли два уродливых ожога. Он был высок и по своему красив. Она знала, что он солдат или воин, какой то далекой и уже нереальной войны.

Она даже не могла отгадать сколько ему лет. Тридцать, пятьдесят? Двести пятьдесят? Его мощная, подтянутая фигура возвышалась на крыльце как готическая статуя на фронтоне собора,, но лицо испещренное мелкими шрамами и затянувшимися ранами от огня делали его старше, чем, он был на самом деле.

Его лицо не состарилось, его лицо было изуродовано. Длинные густые волосы были совершенно седыми. Он перевязывал их кожаным ремешком. Когда он сидел у камина и пламя освещало его лицо, то он казался ей изможденным старцем, усталым но когда он смотрел на нее с крыльца, то в его голубых глазах играли совсем озорные, молодые искорки.

Улыбался ли он ей когда нибудь? Она не могла вспомнить. Наверное нет. Если он рассказывал, что то или вообще говорил, она слушала, но не всегда улавливала смысл его слов. Порой, ей казалось, что он говорит на непонятном языке. Наверное на том странном языке, знаки, которого она разглядела в старой записной книжке, которую он всегда прятал, как только она входила в комнату.

Что она могла сказать о нем? Как рассказать о их странной встрече? Хотелось бы с замиранием сердца рассказывать скептическим подружкам, как героический солдат спас юную деву и они полюбили друг друга. Ведь это так естественно. Нет, все было совсем не так. Он должен был умереть, погибнуть, но именно она вытащила его из этой лодки, которая готова была отчалить.

Она нашла его. Она тащила его на себе под нескончаемым ливнем, тяжеленного, матерящегося и стонущего. Больше она ничем не могла ему помочь. Просто тащить, рыдать от бессилия, подскальзываясь в грязных лужах.

_____

В тот вечер она мчалась на своем велике под нескончаемым дождем проклиная все на свете и думая, «Ну почему я не посмотрела прогноз? Ну почему я опять так ступила? Ее тонкое платье промокло и облепило худенькое тело как мокрая простыня. Дорога была скользкая и казалось, что ночь навалилась раньше времени. Редкие машины обдавали ее дополнительной порцией грязи и воды, но она сжав зубы крутила педали, чувствуя как рюкзак на спине становится все тяжелее. Свет фар ослепил ее. Она резко затормозила и почти упала, наткнувшись на что то большое и мягкое.

Сначала она решила, что он мертв. С детства она боялась мертвецов и истошно заорала перекрикивая дождь, но он поднял на нее глаза полнее покорной мольбы. Такие глаза, наверное бывают у раненых или умирающих животных. Помутневшие от боли и страдания они действительно казались глазами животного, темными и влажными в темноте грозовой ночи. Она была совсем недалеко от дома и ей стоило остановить машину, кричать, звать на помощь, но в тот миг, с той самой минуты, когда он ледяной мокрой рукой схватил ее за запястье, и еле разжав губы властно приказал «Не ори»., Она больше ни о чем не спрашивала и только делала как он говорил. Да и не одна машина больше не блеснула фарами на мокром лесной шоссе.

Она низко наклонилась над ним пытаясь расслышать, что он шепчет, но сначала слышала только стон. Потом он еле еле прошептал просьбу., отвести его домой. Она подумала, что он рехнулся. Она закричала на него, но он схватил ее за шею и прижал к себе. Ему так было легче говорить.

И она потащила его. Это огромное, неподъемное тело, гору каких то мышц укутанных в грубую солдатскую одежду. Она волокла его шаг за шагом, все дальше в чащу, темную, непроглядную, грязную. Она ничего не видела, она только слышала его слова. Она кричала, у нее не было сил, а он даже не пытался встать и помочь ей хоть как то. Он только направлял. Иногда он стонал, иногда матерился. Он был груб, он был невыносим, он вонял и она тащила его через лес туда, где как он утверждал, был его дом.

На крыльцо он заполз сам, тяжело подтягиваясь на руках. Его руки дрожали и не слушались, когда он вытаскивал ключ из мокрых штанин. Маленький, обычный ключик на длинной капроновой ленте, он очень был похож на ее ключ, на ключ от ее квартиры,,до которой она сегодня так и не доехала.. Она замерзла и она плакала. Она не знала откуда взялись силы, но сейчас все что она чувствовала это была боль, холод и отчаяние. Она открыла дверь его ключом. Она с трудом попала в замочную скважину в полной темноте грозовой ночи и когда она распахнула дверь он с дичайшим криком перевалился через порог. Как большой раненый зверь он прополз вперед и замер.

В глубине комнаты, как темную тень, она увидела камин отделанный грубым кирпичом и большие поленницы дров вдоль стен. Она вошла вслед за ним. Присела на корточки и посмотрела ему в лицо. В полумраке лицо выглядело грязным, израненным, разорванным мелкими порезами но оно показалось ей почти красивым. Блестящие от дождя впалые щеки были покрыты мелкими порезами и шрамами. ей даже показалось, что раны кровоточат и порезы совсем свежие.

Он лежал с закрытыми глазами и почти не дышал. Она молча сидела рядом пока он, наконец стяжело дыша не произнес:

— Крайд, меня зовут Крайд. Будем дружить.

— Здесь холодно — ответила она, можно растопить камин?

— Конечно. Теперь ты всегда будешь разжигать для меня этот камин. — прошептал он

— Почему?

— Потому, что она так написала.

********

Сейчас же уже была поздняя осень, Пахло прелой листвой, сырой и безжизненной. Дожди заставляли падаль гнить и она подскальзывалась на мокрых пятнах опавшей листвы.

Только, что прошел дождь и пока она пробралась по тропинке вымокла насквозь задевая за тяжелые мокрые ветки. Они поливали ее гнусным дождем, вонючим и блеклым как этот день. Тошнотворный запах потушенных дождем костров заставлял ее мелко покашливать. Ее светлые волосы, ничем не прикрытые, поблекли в сером свете дождливого заката. «Самая скучная пора» — подумалось ей и тут она снова увидела его.

Заметила его высокую фигуру в конце аллеи. Заросли шиповника были почти голые и только гроздья алых ягод блестели каплями среди колючек. Она виделась с ним уже год, каждый день, но каждый раз ей казалось, что она видит его впервые.

Крайд стоял на своем неизменном месте, под кованым козырьком полуразвалившегося крыльца и напряженно вглядывался в заросли, из которых она обычно появлялась В его руках, в любое время, даже летом, были неизменные березовые поленья. Белые, светлые и казалось хрустящие в своей молочной свежести.

Она вынырнула из кустов, зацепилась рукавом, поскользнулась на размазанных по дорожке листьям и выглядела совершенно нелепо, но он даже не улыбнулся.

Он сурово взглянул на часы. Его седые волосы казались сегодня совсем серыми, но редкие дождевые капли были похожи на жемчужины. Она залюбовалась им. Былов этом лице и вэтом ритуале, что то особенное, волшебное. Не красота, а непохожесть. влекла ее душу.

— Сирена, осталась одна минута до заката.. Сказал он спокойно. У него был очень красивый голос, ровный приятный баритон. — Этот ритуал нарушать нельзя. Камин должен быть растоплен точно на закате. На закате любого дня. На закате любого сезона. Он развернулся и шел в дом оставивь дверь открытой. Она отцепилась от шиповника и вытирая ноги на мокром крыльце вошла вслед за ним.

Сирена, он назвал ее так сам. Однажды она спела ему. Она хорошо пела и давно училась этому, но ее школу, закрыли как и весь город где она жила. Она спела случайно, одну маленькую народную песенку — колыбельную. Он был тронут. Она даже заметила, что в его глазах блеснуло, что о вроде слез, но может она и ошиблась. Она никогда не могла предугадать его, понять его. — У вас были дети? — робко спросила она и положила руку на его изувеченные руки. Он выдернул их резким движением и встал.

— Да у меня был сын.. Он был мне поручен и я его потерял. Он редко рассказывал о себе, но постоянно спрашивал ее о ней самой, о ее жизни и о ее матери.

Она с удовольствием рассказывала, пока он доставал из маленького чемодана оружие. Целую коллекцию каких то автоматов, револьверов и еще странных больших ружей. Он сидел у камина и натирал все эти детали, какие то пружины, разбирал и снова собирал всю эту коллекцию..«Оружие всегда должно быть готово к бою. День может наступить уже завтра. “ — говорил он смотря на нее исподлобья..Сирена не разбиралась в оружии, не интересовалась им и совершенно не боялась. Она знала, что он никогда не причинит ей вред.

Сейчас она быстро вошла за ним и видела как он опять спрятал ту самую записную книжку, которую вечно вертел в руках. Это была единственная книга в доме, и она видела, что он все время, зачем то читает ее. Однажды она видела и странные знаки на страницах, и рисунки и что то похожее на карты. Уговор ничего не спрашивать самой, был сродни уговору растапливать камин на закате. Поэтому она молчала и не спрашивал ни о чем.

Она присела у самых его ног и стала раскладывать поленья, он зажег лучину и аккуратно положил ее среди сухих дров. Сирена думала о том, что с ним рядом как то всегда спокойно, что с ним рядом она так и хочет остаться в этом молчаливом доме, гд он чего то ждал и боялся, а она просто была рядом. Он смотрела на его босые ноги и увидела, что страшные шрамы от ожогов, которые обхватывали его лодыжки как кандалы распухли и покраснели. Ее уже не пугали раздробленные пальцы ног. Они выглядели уродливо, но они не мешают ему ходить. Быстро и мягко, как дикому зверю.

— Я могу вам помочь? — спросила она и посмотрела на него снизу вверх. Она кивнула в сторону покалеченных лодыжек. Хотя ни смотря ни на что, ей всегда казалось, что она смотрит на него снизу вверх и не только потому, что рядом с ним она была совсем крохой. Он вообще был «большой человек». Из города, откуда она приходила, давно уехали «Большие люди». Там остались только женщины, дети и старики. Она приходила сюда уже год, но всегда робела перед ним. Он был очень резкий, властный и она не могла предугадать, что он ответит даже на самые простые слова. Крайд скосил глаза и его взгляд потеплел. — Все нормально, девочка — ответил он. Он опустился на пол рядом с ней и они вместе стали дуть на занимающееся пламя. Это было их ежедневной игрой. И тут она первый раз увидела как он улыбнулся. Его лицо в этих странных шрамах и ожогах, которые уродовали его когда то красивое лицо, изменилось и словно помолодело.

— Знаешь, Сирена всех Сирен, — сегодня у меня будет к тебе, первый раз одна не совсем обычная просьба. Она даже не могла представить себе, что он может попросить. Иногда он просил принести спичек, иногда хлеба. Остальную еду он добывал как то сам, и она никогда не спрашивала как.

Когда я смотрю в это лицо, то каждый раз вспоминаю ее слова Я эти слова то ли услышал то ли прочитал. « Ты ее встретишь, ты ее не узнаешь, но она тебя спрячет. Он будет и искать, он найдет тебя, и она будет твоим единственным спасением. Красивое или некрасивое? Девочка похожая на зверька, милая и в тоже время дикая. Если я прикоснусь к ней она, думаю, отпрыгнет как неприрученное животное. Она орудие, она причина и я наблюдаю. Мы топим камин, провожаем закат и ждем. Я ловец — она проводник. У неё такие странные чулки, но здесь у всех давно такие

Уже целый год я в этой конуре, но до сих пор не могу смириться, что должен прятаться вместо того чтобы идти. Хотя ходить я стал гораздо хуже. Их последний визит оставил слишком много отметин на мне. Сюда я еле вполз. До сих пор я помню эту боль, когда втащил, то что осталось от меня за этот чистенький порог чистенького дома. Они покалечили меня так, как не калечила ни одна война, ни одна армия. Я пробирался, сквозь пламя, я пробирался сквозь дождь, и теперь я знаю, что тот кому я доверял, следил за мной годами. Как затаившийся зверь, готовый к прыжку, как раб готовый убить жестокого господина. Все мы для кого то хозяева и для кого то рабы. И не один не уйдет от возмездия. у. Так вот, хозяином немого Дика, мальчика с отрезанным языком был не я. Я думал, что помогаю ему, но помогал созданию совершенной машины для возмездия и убийства. Все было бы просто если бы ты не была из Них и не была так сильна.

Тот, кого я годы тяжелые и тягучие называл « мой мальчик» и «славный парень», стал моей бездной разочарований и боли и разрушенной любви. Ведь в какой то миг, я полюбил его. Мое сердце было пусто и было измучно. Там было место и состраданию и и любви. Я выбрал его. Нет, я ошибся он выбрал меня, судьба, планы выбрали меня, а я просто сделал шаг.

Она предупреждала, тогда, в своем письме, Но я не поверил. Мне казалось, что вот, теперь, теперь мы переехали границу. Границу запрета и дозволенности, одновременно. Мне казалось, что дав мне карту и вручив ключ ты дала мне дорогу к независимости, к свободе от тех кого я презирал и от тех кто презирал меня. Я получил ключ. Мы вышли из за стены. Я оторвался от них. И от тех и от этих. Твоя книга была у меня на груди и мы мчались по ночной дороге, выруливая из канав, будто летели. У нас были полные баки, еда и совершенная тьма ночного леса кругом. Сначала я думал, что остатки Секты будут преследовать нас, но нас не преследовал никто. Мы мчались по маршруту твоей карты, твоему плану придуманной для нас жизни.

Сначала был ливень, потом грязь, потом взошло солнце. Пролом в Лесной стене был такой огромный, что я не сомневался, что даже наш тяжелый военный грузовик проскочит и не ухнет в грязь бездны.

Утро было бледное скучное мокрое. Окна запотели от нашего дыхания. Сырость и жар наших тел заполнил кабину, но я знал открываться рано. Тогда я был наполнен силой охотника, я был еще тем, Крайдом, который перешел Пустынное море, бросил детей победил пожар и нашел твоего безгласного звереныша. Я боролся за жизнь наполненную кровью и силой. Я не знал, что выживание после пожара требует другой силы. Силы березовых поленьев.

Добрый огонь Я давно отвык от доброго огня и не хочу привыкать. Я знаю как доброта превращается в зло, как война рождается из ничего из вот этой искры в камине, из вчерашних слов вытекает расплавленная лава лжи и боли. Поленья трещат. Она так и не объяснила почему поленья должны быть березовыми, хотя, когда я проснулся в этом доме, на следующий день, эта была первая мысль. Почему береза? Береза — белое дерево. Она просили жечь березу. Каждый день. Каждый день, что бы никогда не замерзнуть и когда нибудь возвратиться. Потом, уже в ее книге я увидел руну — Беркана, женская руна роста и неумолимого развития жизни. Что еще о березе? Какие ассоциации? Я не могу найти ответ. Что еще? Блютуз. Означается этой же руной, но он давно запрещен и закрыт. Может быть кто то еще и использует его. Наверное только мои, те мои которые стали чужими, окончательно чужими, когда генерал Торн повис на моем ноже, своим плотным телом жирного ублюдка. А еще я помню березовую рощу, но именно ее я хочу забыть.

Эта девочка, откуда ты ее узнала? Она такая смешная. Ты нашла ее как меня, где то в чем то. Кто то сильный ответил на зов. Тебе отвечают сильные, но она такая хрупкая, мне кажется, что она не очень умна, совсем не образованна и Она какая то дурочка, хотя те кто остался в Городе, все немного подтупливают. Кто смог уехать, забыли их. Забыли их будто ими пожертвовали. В старых сказках так бросали детей. Лишние рты.. Расплатились. Я бы к этому городу и близко не подошел. Но в чем то ты права, здесь не так просто найти старого солдата с длинным списком преступлений. Она так странно рассказывает и вообще, очень тихая. Я пока не понял зачем она тебе, или мне, но я жду.

Когда я первый раз стал вчитываться в знаки я ничего не мог понять пока. ты не стала нашептывать. Как я к чертям слышу твой шепот, я не понимаю до сих пор.! Я стал слышать как только тогда, странным серым утром, в городе твоей жизни, я открыл дверь этим ключом и споткнулся о березовое полено.

Наверное это был один из последних домов. Улицы были пусты, те кто остался заколотили окна и я не был уверен, что здесь вообще кто то есть. Они ждали твоего возвращения. Я заменил тебя и они требовали от меня того же, что требовали от тебя Они открылись как только я повернул ключ.. Мне было легко. Они приняли меня за посланца. Дик не говорил и они страшно боялись его, как боятся уродов и калек.

Лидия, если бы ты увидела меня, то не узнала бы. Что я говорю! ты никогда не видела меня, а я никогда не видел тебя. Не узнала не потому, что они сделали с моим лицом, когда колючка цепляла мне щеки и била разрядами. Нет, я стал другим, когда научился читать твою книгу. Я перестал быть солдатом, я стал вождем, неведомого мне племени. Я стал жесток, и совершенно спокоен. Истинная жестокость живет без эмоций и страстей поэтому не знает жалости.

Сирена — Сирена. Сколько же тебе лет? Думаю лет восемнадцать, но ты, как и все в этом месте настолько худа и «залатана», что тебе может быть и четырнадцать и двадцать пять. Хотя умишко недалекий. Маленькая дурочка в вязаных чулках. Я не буду настолько безжалостен насколько бы мог. Очень даже бы мог.

___________________________________

Сирена поджала ноги и натянула на колени старую клетчатую юбку. Это была еще совсем хорошая юбка.. В том месте» было много старых вещей. можно было найти и обувь. Там не было только еды, но им она и не была особо нужна. Она заметила как Крайд разглядывает ее чулки. Толстые вязаные. Ма и Ба распускали вещи и вязали эти чулки. Они вязали, вязали беспрерывно что то вязали, почти не вставая со своих кресел. Чулки были совсем не красивые, нитки старые и чулки быстро рвались, как и все эти вещи, которые они находили в «Том месте».

Она поняла, что Крайду неприятна его одежда и ей вдруг захотелось ему понравится. Что в ней задрожало под его взглядом. Он смотрел на нее так, что она не просто робела, сейчас она была смущена. Год назад она встречалась с одним парнем. Было лето, хоть и пасмурное, но теплое. Дождей почти не было. Они вместе катались на велосипедах и даже целовались в роще, но он никогда не смотрел на нее так, вот так тяжело и неотступно. Потом он куда то делся. Уехал наверное. О не мне осталось больше воспоминаний.

Конец ознакомительного фрагмента.