Глава 3. Каменный Джонателло
Проснулась я поздно. Комнату позолотил свет солнца, а во внутреннем дворе уже звучала утренняя возня жильцов: голоса, шаги и звон ключей. Через щель балкона струился умопомрачительный аромат чужого кофе. Он щекотал ноздри, окончательно пробудив меня ото сна.
Я смахнула остатки вчерашнего позора и встала с кровати. Надела лосины и свой любимый растянутый свитер. Розовый. В красное сердечко. С воротом под самый подбородок.
— Здравствуй, новый день! Встречу тебя бодренько.
Я воодушевленно зашагала на кухню, но ударилась мизинцем о тумбочку.
— Твою ж пряжу! — ругнулась я.
На тумбочке как раз зазвонил домашний телефон. Старинный, золочёный, с выгнутой трубкой и дисковым набирателем номера.
— Алло, — сипло молвила я.
— Почему хрипишь? Ты только что проснулась? — послышался осуждающий тон мамы на другом конце провода.
Я обреченно прислонилась лбом к стене. Сейчас меня ждёт щедрая порция непрошенных нравоучений.
— А вот мы с папой уже давным-давно проснулись и даже позавтракали.
— Мам! Я съехала жить отдельно не для того, чтобы продолжать придерживаться вашего распорядка, — мягко, но настойчиво напомнила я.
— Знаю я твой «распорядок»! — фыркнула мама. — Вяжешь весь день до боли в глазах, а потом ложишься спать. Вот и весь распорядок! Ещё небось питаешься всухомятку!
— А вот и нет! — воскликнула я. Внутри нарастало раздражение. — Я нахожу в интернете интересные рецепты и каждый день готовлю что-то новое! Очень вкусно получается.
— Да ну? — в голосе мамы звучали насмешливо-снисходительные нотки.
— На прошлой неделе получилась изумительная сырная запеканка! — отчаянно защищалась я. — А ещё грибные котлеты и овощное рагу…
— Ладно-ладно, — небрежно перебила мама. — Главное, кухню не сожги!
— Ма-а-м! Это было всего один раз! И мне было семь лет!
Я принялась легонько биться лбом о стену. В принципе, разговор с мамой — это оно и есть. Ей ничего не докажешь, хоть лоб разбей.
— Мне нравится, как я готовлю, — упёрлась я. — Не зря ведь люди говорят, что двум хозяйкам невозможно ужиться на кухне. И это правда. Теперь я могу готовить по своему вкусу. Как мне вздумается и как мне хочется. Без твоего придирчивого надзора.
Мама что-то невнятно и возмущенно пробормотала, а потом повысила голос:
— Не перенапрягай глаза и не сутулься, когда вяжешь, — резко произнесла она. — А то станешь слепой и горбатой. Кто тебя такую замуж возьмёт?
— Не знаю. Может, Квазимодо? — предположила я. — Ему бы понравился Лиловый Дом. Здесь куча горгулий, чердаков и башен…
— Я с тобой серьёзно говорю! — оборвала меня мама. — Твой брат уже нашел невесту заграницей!
— Какой молодец, — пробурчала я.
— А как у тебя на личном фронте? Или надеешься на свою дурацкую тактику «Просто подождать»? — въедливо спросила мама. — Так можно и сорока лет дождаться!
Я запрокинула голову и отдалила трубку от уха. Пора заканчивать, а то снова поссоримся.
— Ш–ш–ш… — зашипела я в телефон. — Ой! Что–то связь обрывается! Ш–ш–ш…
— Дар… Дарантия! — озадаченно вопила в трубку мама.
— Ш–ш–ш… Люблю тебя! Передавай папе привет! Ш–ш–ш… На праздниках к вам заеду! Привезу вкусняшек и подарков! Ш–ш–ш…
Я положила трубку и свободно выдохнула. Как же хорошо, что я могу позволить себе жить отдельно! Положила трубку — и поток давления оборвался. Красота!
Пританцовывая, я зашла на кухню и поставила чайник.
— Э-эх. Жаль к чаю ничего вкусненького не осталось, — осознала я, глядя на пустую тарелку от вишневого пирога.
Я уныло облокотилась о стол. Сладости закончились, нужно идти в магазин. Здесь уже не сработает тактика «Просто подождать». Ведь не существует такого чуда, которое бы подсунуло мне прямо под дверь что-нибудь…
Мои размышления прервал стук в дверь. Я закопалась глубже в свитер и настороженно устремилась в коридор. Кто это может быть?
Я тихонько, на цыпочках, подошла к двери и приоткрыла. На пороге никого не было. Но оказался бумажный пакет со свежими, румяными булочками!
Над булочками лежит записка:
«Для безгранично доброй мадемуазель от Шумного Соседа.
P.S. Ваш совет сработал! Я просто подождал и рано утром окно спальни открылось само!»
Я выглянула за дверь, но соседа уже не было. Улыбнувшись, я сразу откусила хрустящий край булочки. Она ещё теплая! Пахнет ванилью и корицей.
— Какая вкуснятина! — причмокнула я и побрела обратно в кухню. На душе стало так тепло, будто его согрели лучиками солнышка. — А сосед — приятный парень! Зря я на него взъелась.
Как только высыпала булочки на стол, в дверь опять постучали. Я суетливо поправила волосы и побежала открывать.
— Проснись и пой! — бодро воскликнула Ника, ворвавшись в коридор.
За ней последовала смущенная Зоя:
— Мы тебе печенья принесли! То самое, для которого брали сахар, — она протянула мне корзинку с угощением.
— О! Проходите! — улыбнулась я и указала на кухню.
Девчонки поразительно свежи и красивы. Ника при полном макияже и с гладкой укладкой на голове. Зоя тоже прихорошилась — завила волосы и подкрасила глаза.
— Чего зажатая такая, как не родная? — щелкнула меня по носу Ника.
— Ужасно выгляжу. Ещё не умылась и не причесалась, — я закопалась в свой спасительный свитер.
— Пф-ф! Ерунда какая! Ты очаровашка! — Ника потрепала меня по щеке. — Видела бы ты МЕНЯ спросонья! Только детей пугать.
— Мы ненадолго, — предупредила Зоя. — После обеда заедет хозяйка, у которой мы снимаем квартиру. Она любит печенье, поэтому мы решили её задобрить и напечь целых три порции.
— Да-да. Ещё нам нужно прибраться в комнатах и выглядеть паиньками, — добавила Ника, картинно поправив идеальные волосы.
— Мы и есть паиньки! — настояла Зоя.
— Говори за себя, — хихикнула Ника. — Кстати, Дарантия, а сколько тебе обходиться снимать эту квартиру?
— Я не снимаю эту квартиру. Я её… купила.
— Что?! — ошарашенно воскликнули Ника с Зоей.
Зоя выронила корзинку. Печенье рассыпалось по всему столу.
— Ты крутая! — зааплодировала Ника. — Вязальный бизнес намного прибыльнее, чем я думала!
— Ну… мне повезло найти клиентов, которые ценят ручную работу, — признала я без ложной скромности. — К тому же… Я купила эту квартиру по смешной цене. Она почти вдвое дешевле всех остальных в Лиловом Доме.
— Почему? — с интересом спросили сестры.
— Из-за Джонателло, — ответила я.
— Кого? — Ника и Зоя недоуменно переглянулись.
— Пойдёмте на балкон. Покажу.
Я направилась к балконной двери, попутно рассказывая:
— Увидев объявление в газете, я даже глазам не поверила. Спросив у хозяйки причину такой дешевизны, я так и не получила внятного ответа. Она пролепетала про какого-то Джонателло. Мол, никто не может вынести его взгляда. Он отпугивает всех покупателей. Тогда я не знала, кто это. Но была ему благодарна. Лишь потом я поняла, о ком речь.
Мы вышли на балкон и прислонились к перилам.
— Джонателло — это он, — я указала на часовую башню, которая темнела напротив нас.
Девушки уставились вперёд и побледнели.
Над часами сидит каменная статуя. Это красивый мужчина с вьющимися волосами и хмурыми бровями. Мужчина задумчиво глядит вниз, подперев подбородок одной рукой. За его спиной распахнуты мраморные крылья. Мощные. Страшные. Совсем не ангельские, а скорее демонические. Перья острые, как кинжалы. Угрожающе торчат во все стороны.
Мрамор, из которого выбит Джонателло, покрыт темными пятнами времени. А руки и ноги статуи почему-то окованы цепями, древними и ржавыми.
— Какой жуткий, — поёжились сестры. Их лица осунулись, будто обе вот-вот грохнутся в обморок, словно из них выпили всю энергию.
— Нам уже пора, — попятилась назад Ника.
— Да-да. Мне как-то нехорошо, — поддержала Зоя и прижалась к сестре.
Не успела я и слова молвить, как девчонки убежали с балкона, прикрикнув:
— Позже увидимся!
— А как же чай? — вдогонку крикнула я.
Но входная дверь уже хлопнула.
Я осталась на балконе одна. Растерянная и сбитая с толку.
Закопавшись в складки своего безразмерного свитера, я снова глянула на часовую башню и погрузилась в размышления.
Похоже, Джонателло произвёл на сестёр огромное впечатление. Чудовищное и неизгладимое.
Он парализует и шокирует людей, ужасает и отталкивает всех, кроме меня. Странно, почему так? Глядя на Джонателло, я не чувствую ничего, кроме любопытства и странной печали, которая тихо ноет в сердце каждый раз, когда смотрю на его склоненную голову. Между бровями мужчины застыла глубокая, задумчивая морщина. Совсем как у меня в моменты размышлений. Мама с детства ругала меня за эту морщину…
Что в Джонателло страшного? Он красивый и загадочный. К тому же поразительно гармонирует с горгульями по углам дома, словно они — его питомцы. Каменные львы, химеры и драконы — все уставились на Джонателло, послушно ожидая зова хозяина… Или мне только кажется?
— Что? Загляделась на Джонателло? — окликнул голос снизу. Я дрогнула и очнулась.
Это старик По. Он стоит под балконом, натирает платком блестящую лысину и ждёт моего ответа.
— Вы что-то знаете о статуе? — удивленно воскликнула я, глядя вниз.
— А то! Я же старожил этого дома! — многозначительно задрал нос старик. — Хочешь, расскажу?
— Очень! Сейчас спущусь, — поторопилась я, сгорая от интереса.
— Не утруждайся! Я сам поднимусь.
— Но…
Я только рот раскрыла. Вопрос застыл на языке, не успев сформироваться в слова.
Во дела! С поразительной ловкостью старик По принялся подниматься по пожарной лестнице, как обезьянка цепляясь своей тростью за перекладины! Не прошло и минуты, как юркий дедуля перелез через перила моего балкона и сел на мраморный столбик, украшающий угол.
— Я уже не тот живчик, что был в восемьдесят. Но ещё есть порох в пороховницах, — улыбнулся старик. Вставная челюсть сверкнула белизной. — Угостишь чашечкой кофе?
— А… да… конечно, — промямлила я, до сих пор находясь под впечатлением.
Дрожащими руками я принесла единственную праздничную чашку и протянула старику. Он потянул круглым носом аромат напитка.
Дедуля довольно крякнул и достал из потайного кармана пиджака флягу, а затем плюхнул в кофе немного коньяка.
— Ни слова моей супруге! — добродушно погрозил он пальцем.
Я кивнула и картинно застегнула рот на невидимую молнию.
— Коньяк полезен для сосудов. Пью чисто из соображений здоровья, — подмигнул он. Отхлебнув чудо-напитка, старик По засиял истинным счастьем. Глубокие морщины разгладились от удовольствия. Даже помолодел лет на десять.
— Так вот, Джонателло, — начал свой рассказ старик. Я села на пол, поджав ноги и превратившись в слух. — Джонателло жил в Лиловом Доме сотни лет назад.
— Так он был реальным человеком? — ахнула я.
— Как я и ты. Из плоти и крови, — кивнул старик. — Джонателло был талантливым алхимиком. Он не выходил из своей квартиры, превратив её в настоящую лабораторию. Парень был юным гением, которому удалось совершить невероятное — соединить магию с наукой! Говорят, Джонателло научился создавать и оживлять скульптуры, а потом обратно превращать их в камень. Все эти горгульи — его рук дело!
Я шокировано разинула рот и оглянулась на многочисленные статуи чудищ, которые восседали по углам Лилового Дома. Их перепончатые, когтистые лапы намертво вцепились в кромки здания. Солнце подсвечивало спины монстров, отбрасывая вокруг жуткие, шевелящиеся, крылатые тени.
Старик По продолжил рассказ:
— Свои гениальные формулы и чертежи Джонателло записывал в дневнике, который каждую ночь прятал в секретном тайнике.
— И где этот тайник? — облизнулась я.
— Кто ж знает? — пожал плечами старик и отхлебнул глоток кофе.
— Ладно-ладно. А что случилось дальше? — заинтриговано спросила я. Любопытство кололо изнутри малюсенькими иголками.
— К сожалению, раздумья и эксперименты так захватили Джонателло, что бедный парень сошёл с ума. Рехнулся, чокнулся, ошалел. Э-эх! — хрипло вздохнул старик По. — Безумец начал экспериментировать на себе самом. Разрезал свою спину и привил себе крылья! А ещё… вживил в рот хищные клыки…
— Ужас-с-с! — с пламенным возбуждением протянула я и спряталась глубже в мягкий свитер.
— Он стал затворником. Отрёкся от друзей и родных, а невеста сама сбежала от него, — мрачно поведал старик. — Джонателло даже… пропустил похороны родной матери! Ходят легенды, что мать прокляла его, лежа на смертном одре.
— Какой кошмар! И что за проклятье?
Старик наклонился ниже и прошептал по секрету:
— Она пожелала, чтобы исследования Джонателло пожрали его душу и тело. Чтобы эксперименты, которым он посвятил жизнь, настигли его самым страшным образом. И проклятье сбылось…
— И как же? — затаила я дыхание. Сердце билось рваными толчками.
— С Джонателло приключилась магическая болезнь, — прошептал старик. — Как только он погружался в раздумья — начинал каменеть! Однажды он ушел в мысли так глубоко, что окаменел полностью! И… превратился в эту самую статую.
Старик По многозначительно кивнул в сторону часовой башни.
— Хотите сказать, — сипло прошептала я, теребя воротник. — Что внутри этой статуи… То есть… Эта статуя… И есть Джонателло?!
— Именно, — подтвердил рассказчик. — Но самое жуткое…
— Что может быть ещё жутче?! — изумилась я. Волосы встали дыбом даже на шее.
— Самое жуткое, что…
Глядя на меня, старик По умолк и переменился в лице. Его взгляд смягчился, а жуткий шепчущий тон исчез.
— Я и так тебя напугал, бедняжку. Увлёкся, — погладил он блестящую лысину. — Не бери в голову. Это лишь легенды.
— Что? Что? Что? Что самое жуткое? — захныкала я из-под свитера. — Расскажите!
— Нет, не буду, — твердо отказал старик. — Ты и так спряталась в свитере, что один нос торчит. Это всё пустые мифы. Не хочу тебя понапрасну страшить, а то бессонницей замучаешься.
Старик допил кофе и вручил мне чашку.
— До завтра! Спасибо за кофе!
Дедуля перепрыгнул через перила балкона и спустился по пожарной лестнице так же ловко, как и поднялся. А я снова осталась одна. В ещё большем замешательстве, чем прежде.
Я сидела на полу балкона, но ощущала себя воздушным шариком, подвешенным в пустоте. Невесомо. Глупо. Непонятно. Без опоры и направления.
Что старик По не договорил? Почему статую Джонателло оставили в Лиловом Доме? Кто и зачем заковал алхимика в гремучие цепи? Кому понадобилось сдерживать статую, которая и так каменная? Или же… ему суждено ожить вновь?
По моей спине побежали колючие мурашки. Ледяные. Режущие. Волнительные.
Рассказ старика, будто ключ, разомкнул мистический канал в моей душе. Совсем как после страшилок, которые в детстве слышишь у ночного костра. Теперь везде мерещатся монстры, заговоры и проклятья. Любой шорох заставляет вздрогнуть. Любой скрип уносит сердце в пятки. Любой отблеск в зеркале таит замогильный холод.
Я встала на ноги и вернулась в квартиру. Дверь на балкон закрыла резко, плотно, до щелчка. Даже задернула тяжелые бархатные шторы, но ничего не помогло.
Весь оставшийся день шёл наперекосяк. То спицу выроню, то в нитках запутаюсь, то Моклю потеряю из виду…
Но самое мерзкое, что теперь я чувствую чужое присутствие за своей спиной. Незримое. Обволакивающее. Витающее в воздухе, будто бледный призрак.
Я включила лампу и усиленно вязала до самой ночи. Рядок за рядком, рядок за рядком, рядок за рядком. В глазах уже рябило, а шея ныла от напряжения, но мирное постукивание спиц вселяло покой и уют.
***
Следующим утром я проснулась разбитой и мрачной. Тело придавило свинцовой тяжестью, которая текла по жилам вместо крови. Голова трещала, а во рту пересохло.
Я заварила чай, но боялась выйти на балкон. Сцепив зубы, я стукнула кулаком по столу:
— Соберись, Дарантия! Хватит себя накручивать! Не позволяй дурацкой мраморной статуе управлять твоей жизнью!
Я лихо подтянула пижамные штанишки, решительно открыла дверь и вышла на балкон.
День выдался пасмурным, как и моё настроение. Чёрные тучи закрутились над Лиловым Домом, будто адская сахарная вата. Купол неба в особенности сгустился над Джонателло. За крыльями алхимика бурлили смоляные вихри, напоминающие воронку из потустороннего мира.
Конец ознакомительного фрагмента.
