Голландский домик

Женя Калинина, 2020

По опустевшей Москве идут трое. Во что бы то ни стало им нужно добраться до Голландского домика в усадьбе Кусково, чтобы позвать на помощь.

— Чешется-то как… Без этого нельзя было?

— Я думал извлечь модуль, но это все-таки операция, нужны обезболивающие, бинты, иголки…

— Ой, не продолжай, мне даже думать дурно.

Аленка еще раз потерла за ухом модуль войсера.

— Ты не тереби его, он сейчас перезагрузится и перестанет вибрировать. И не трогай лучше, чтобы не отключить ненароком. По идее, не должна, но кто эти импланты знает. Я вообще думал сначала, что они все во время блэкаута погорели.

Она отдернула руку от шеи.

— У меня уже не зудит вроде. Давай протестим что ль?

— Да, идите в соседнюю квартиру. Только потише в подъезде.

Тимур отмахнулся, мол, знаем, проходили уже. Но перед выходом оглянулся на Аленку, приложил палец к губам и медленно отворил дверь. Быстро выглянул: лестничная клетка была пуста, конечно. В этом районе, наверное, даже собак не осталось. Все также быстро и тихо он прошмыгнул к соседней двери, открыл ее и нырнул в прихожую. Аленка скользнула следом, тихая, как кошка.

— Прием, прием.

Аленка подпрыгнула от неожиданности.

— Севка, ты меня напугал.

— Извини, не хотел. Как слышишь меня?

— Хорошо слышу.

— Тим, а ты?

— Нормально слышу. Ты нас как?

— Аленку получше, ты как будто пропадаешь немного.

— А ну это, наверное, потому что на Лермонтовке по голове получил. Задело. Главное, я тебя слышу.

— Ага. Возвращайтесь.

Темнело, лес за окном быстро чернел, и сразу потянуло в сон. Север разделил на троих батончик-концентрат. Жевали молча. Сделали по паре глотков — больше не могли, пахло от водопроводной воды жутко. Аленка пошла устраиваться на ночь.

— Жалко, пайки на Лермонтовке остались.

— Тим, ты опять? Не дай Бог, Аленка услышит, опять плакать будет.

— Да я че… ребятам они уже не понадобятся.

Тимур хоть и натаскал одеял из соседних квартир, ночь была холодной. Под утро Север ворочался и кашлял. Аленка пощупала его лоб, сказала, что жар, и пошла искать аптечку. Проверили ногу: она вся побелела, бинты промокли.

В этот день не пошли. И на следующий тоже. На третий день Севка пришел в себя. Ругался очень.

— Почему не пошли? Тим, у тебя же инструкция есть. Я для кого писал?

Тимур буркнул что-то, насупился, ушел на кухню.

— Севушка, ты только не ругайся, — Аленка протянула ему стакан. — Как же мы тебя оставить могли?

— Так вы бы уже дошли. И может, за нами бы уже прилетели.

Глаза у Аленки остекленели и наполнились слезами.

— А это что за вода?

Жидкость в стакане не пахла.

— Вы что, бутылку открыли?

По щекам Аленки потекли горячие ручьи.

— Зачем, а… Вам же нужнее будет. Ален, хоть допей.

Она помотала головой. Пшеничные волосы налипли на мокрые щеки.

— Ну и дурак же ты, Севка, — в дверном проеме стоял Тимур.

Идти решили завтра. Вечером разделили батончики: на ужин, на завтрак, по два тем, кто уходит, один — тому, кто остается. Аленка пыталась подсунуть Северу один из своих (“Я ем-то как птичка”), но тот наотрез отказался. Посмотрел исподлобья, сказал строго: “Алена”. Никогда так ей не говорил. Она сразу стушевалась, а Тим фыркнул и усмехнулся. Аленка покраснела и ушла вроде как в ванную по своим девичьим делам. Даже после апокалипсиса оставались они у девчонок.

Конец ознакомительного фрагмента.