Небесные тени

Жоржия Кальдера, 2021

Когда полубога Верлена заковывают в цепи, возмущению Сефизы нет предела. Но все попытки доказать, что теперь он на стороне людей, тщетны. Весталка Элдрис вместе с мятежными горожанами решает использовать юношу как инструмент по пожиранию душ. Верлен и Сефиза понимают, что не могут потворствовать череде убийств. В храме богини Владычицы Туманов Сефиза узнает о возможности вернуть растительность на давно покрытую сталью планету, если девушка тоже станет весталкой. Теперь ей предстоит сложный выбор – ведь ради этого придется отказаться от своих чувств к Верлену… В борьбе между людьми и богами нет победителей. Особенно тогда, когда к жизни возвращается древний андроид, способный уничтожить всех. И пока он не успел разрушить королевства, Сефиза готовится к решающей битве.

Глава 7

Верлен

Я плыл в темных волнах бездонного океана; со всех сторон меня били сильные течения, на меня давила толща воды, затягивая все глубже и глубже во мрак. Еще чуть-чуть — и я наверняка задохнусь от недостатка кислорода…

В то же время подобный исход, как бы мрачен он ни был, совершенно меня не волновал. В этом мире меня абсолютно ничто не держит. Нет, правда, все потеряло значение…

Постепенно на меня обрушились другие ощущения, и в конце концов все мое существо охватила боль, оттесняя спасительное удушье, позволявшее мне до сих пор держаться. Воздуха по-прежнему не хватало, но вода вдруг исчезла, и я очутился посреди пустыни, до самого края горизонта залитой кровью. Потом мне показалось, будто невидимые руки тащат меня вверх-вниз по склонам и острые камни впиваются в мою спину. Судя по глубине моих ран, эта пытка, вероятно, продолжалась уже несколько часов.

Как, скажите на милость, я оказался в подобном месте? И кто был моим палачом?

Плечи тоже жгло огнем, как и все остальные части тела.

В итоге я понял, что кошмар, в который я погрузился, является жуткой галлюцинацией лишь отчасти. Вернее сказать, физическая боль была единственным настоящим элементом в этом бреду. И эти муки с тупым упорством вытягивали меня из беспамятства прямиком в реальность, оказавшуюся настоящим адом.

Все тело одеревенело; я попытался пошевелить локтем и сразу же почувствовал, как в запястье вгрызается сталь, после этого я услышал характерный металлический звон — этот звук сообщил о моем нынешнем положении. Борясь с туманом, заволакивающим мне глаза, я попробовал приподнять веки и сразу увидел свою левую руку — она была поднята над головой и закована в толстые кандалы, а протянувшиеся над ними цепи крепились к стене. Я рискнул пошевелить правой рукой, но получил тот же результат, после чего окончательно пришел в себя.

Я в плену — теперь в этом нет никаких сомнений.

Помещение тонуло в полумраке, но все же я разглядел, что моя камера отличается от тех, что я видел прежде. Пол, на котором я стоял, не был вымощен каменными плитами, он состоял из холодных и гладких металлических листов. Значит, я нахожусь не в Соборе Вечности, а скорее в одном из районов Стального города.

Память о недавних событиях не спешила ко мне возвращаться, и я никак не мог сообразить, как сюда попал…

Превозмогая боль, я попытался пошевелить запрокинутой головой, и меня тут же скрутила чудовищной силы судорога. Я слишком много времени провел в этой позе, скрученный цепями. Более того, верхняя часть спины нестерпимо болела, словно мне за шиворот насыпали раскаленных углей.

Кандалы удерживали меня на месте, растягивая руки вверх и в стороны, так что я едва мог принять сидячее положение, — крайне неудобная поза, от которой ныли все мышцы и болели суставы.

Я рефлекторно дернулся вверх, раз, другой, третий, сильно натянув тяжелые цепи. Гнев придавал мне сил. Увы, напрасно…

Все, чего я добился, — это новые ссадины на запястьях и неприятный металлический звон кандалов. Меня заковали на совесть. Даже сила полубога не помогла мне разорвать цепи.

Не сумев освободиться, я снова стал оглядывать свою тюрьму. Из-под закрытой двери камеры сочилась слабая полоска света. Глаза постепенно привыкали к окружающему полумраку, и я сообразил, что нахожусь в тесном, лишенном окон помещении. Очевидно, кроме меня, в камере никого не было, однако постоянно раздавалось какое-то странное шуршание, причем где-то совсем рядом со мной…

Внезапно боковым зрением я заметил очертания каких-то странных предметов, зажатых в узком пространстве между мной и стенами.

В темноте у меня за спиной что-то постоянно шевелилось, и до сих пор я не видел, что это такое.

Окаменев от ужаса, я быстро повернул голову, стараясь лучше рассмотреть непонятные шелестящие штуковины.

Одна из них резко взмыла вверх и ударилась о стену — раздался глухой звук. Надо мной раскинулись два огромных черных крыла, а их основания росли у меня из спины, на уровне лопаток.

От потрясения и изумления я не сумел сдержать хриплый вскрик.

Только теперь до меня дошло, что эти странные члены принадлежат мне…

Эти крылья — новое продолжение моего тела, которое, очевидно, мутировало настолько, что на этот раз изменилось даже внешне.

Проклятие, что же со мной случилось?

Потом я внезапно все вспомнил.

Смерть Эвридики, отчаянный побег вместе с Сефизой, на который мы решились, спасаясь от гнева моего отца. Мои попытки вернуть блуждающую душу: я так и не сумел отправить ее в землю — в тело лучшего друга Сефизы. После этой болезненной процедуры меня охватила страшная слабость, а затем в дело вмешались мятежники, целая банда заговорщиков. В конце концов у меня отобрали драгоценные сущности, которые я носил в себе…

Я угодил в хитро расставленную ловушку, стал жертвой сложной махинации, задуманной уже очень давно, а вокруг пальца меня обвела девушка, которой я дорожил больше всего на свете. Единственная, кому я доверял.

Сефиза, моя родственная душа, девушка, которую я любил в этой жизни и в предыдущей, та, на кого я возлагал все свои надежды, меня предала.

Я не мог в это поверить, случившееся просто не укладывалось у меня в голове.

И все же факт остается фактом: Сефиза нарочно привела меня сюда и сдала членам своей банды.

Эта группировка имеет четкую организацию и ясную, стройную иерархию, располагает невероятно продуманными планами, а также в курсе всех моих секретов — от мельчайших до наиболее значимых, кроме, разумеется, самых личных…

Этим людям известны государственные секреты, о которых не должен знать никто, за исключением нескольких избранных персон из правительства и военных.

Каким-то образом Сефизе удавалось передавать своим сообщникам все сведения, полученные от меня за время ее пребывания в Соборе, — иначе и быть не может. Она вместе с мятежниками устроила мне засаду, использовала нашу священную связь, чтобы вертеть мною, как куклой.

В первые дни нашего знакомства она была честна и выказывала свои истинные чувства — отвращение и враждебность. А потом начала коварную игру. Ради достижения своих целей она притворилась, что испытывает ко мне привязанность, и будь я умнее — непременно задумался бы о причинах столь внезапной и немыслимой перемены.

Я оказался насколько глуп, что поверил, будто мои чувства к ней взаимны. В своем ослеплении я даже осмелился воображать, будто ее ненависть ко мне не станет непреодолимой преградой, разделившей нас навсегда…

Тем не менее, надо признать, у меня все же были основания попасться на крючок: в этой игре Сефиза зашла очень далеко, даже пожертвовала собой ради моего спасения. Тот ее поступок выглядел форменным безумием, но, очевидно, она и ее банда слишком сильно нуждались в моих способностях и не могли допустить моей гибели.

Я покачал головой, не в силах признать очевидное. Мне хотелось думать, что есть другие причины, другие объяснения тому, что Сефиза привела меня прямиком в ловушку.

Нет, нужно взглянуть правде в глаза: я узник, заточен в лишенную окон камеру и моя жизнь сейчас полностью зависит от сообщников Сефизы и от их проклятой организации. Именно к этому изначально стремилась Сефиза, и нет никаких оснований предполагать обратное.

С моих губ сорвался хриплый стон, я изо всех сил старался не впасть в черное отчаяние.

Я все потерял.

Я лишился всего и… ни о чем не жалел.

Я совершенно не переживал из-за того, что предал отца, выступил против него и ушел с поста Тени. Я не сожалел о том, что пришлось убить родную сестру и свести на нет все свои шансы войти однажды в Пантеон богов. Не скорбел ни о своих обязанностях Палача, ни о многочисленных привилегиях, которые давал мне этот пост. Вообще-то, ничто не ранило меня так сильно и не принесло столько горькой обиды, как обман Сефизы…

В любом случае после всего того, что я причинил ее семье — равно как и всем жителям Пепельной Луны, разве я этого не заслужил?

Такие преступления не прощают. Как я только мог убеждать себя в обратном?

Я снова подергал свои цепи.

Я не знал, какую участь эти люди мне готовят, и, пожалуй, это должно было меня волновать, хотя бы самую малость, однако меня охватило такое мрачное уныние, что я даже не думал о возможном побеге. Идти мне некуда, обратиться за помощью тоже не к кому.

Наверное, в глубине души я всегда знал, что закончу свои дни вот так: брошенный богами, которые никогда не видели во мне подобного себе, и убитый собственным народом, представителей которого я не один год упорно истреблял.

Я тяжело сглотнул слюну, длинно выдохнул и попытался найти наиболее удобную позу, прислонившись к стене. Растущие из моей спины крылья инстинктивно сложились, приспосабливаясь к движениям моего тела, из-за чего я вздрогнул от неожиданности.

На долю секунды я совершенно про них забыл…

Мне никак не удавалось привыкнуть к их присутствию, меня не покидало неприятное ощущение чужеродности этих огромных конечностей.

Почему из моей плоти внезапно выросли крылья? Для чего они мне нужны? Что я такое?

Орион часто пытался меня убедить максимально использовать свои силы; он утверждал, что, развивая их, я в конце концов избавлюсь от своей человеческой натуры и стану истинным богом. Кто знает, вероятно, он предвидел возможность подобных необычных изменений, которые со мной произошли?

Если не считать императора, больше ни один бог во всей Империи не обладал такими крыльями; даже десять старших детей Ориона не могли похвастаться подобным. Кто бы мог подумать, что я стану настолько на него похож?

Внезапно послышался звук шагов, вырвавший меня из раздумий. Кто-то подошел к двери моей камеры и приоткрыл створку. Я затаил дыхание — о, до чего же глупо! — надеясь увидеть в дверном проеме девушку, из-за которой попал в плен…

Однако Сефизе, вероятно, было наплевать на меня теперь, после того как она присоединилась к своим. Я окончательно утвердился в этой мысли, увидев выросшую на пороге внушительную фигуру.

Я узнал Хальфдана, лучшего друга Сефизы — она называла его другом, хотя, скорее всего, он был ее возлюбленным. Вошедший в одной руке держал лампу, а в другой — какую-то миску.

Я заморгал, ослепленный светом, — слишком много времени провел в темноте.

— Пришлось пожертвовать собой, чтобы принести тебе это, — заявил Хальфдан и презрительно фыркнул. — Никто из оставшихся наверху людей не смог бы спокойно глядеть на твою мерзкую рожу — уж больно велик соблазн по ней врезать.

Он закрыл за собой дверь — сухо щелкнул замок — и продолжал:

— Честно говоря, при виде тебя у меня тоже возникает желание тебе вмазать. К счастью, в отличие от остальных, я никому не присягал на верность и плевать хотел на приказы Элдрис.

Мои глаза немного привыкли к свету лампы, и я разглядел висящую на поясе молодого человека защитную маску. Намерения этого типа были предельно ясны, и на краткий миг меня посетило искушение вцепиться себе в плечо зубами, чтобы пошла кровь. Моя сила моментально убьет этого человека, прежде чем он успеет надеть респиратор.

Меня остановила другая ужасно глупая мысль. Пусть Сефиза меня предала, но она любит этого юношу, а мне не хотелось брать на себя вину за смерть еще одного дорогого ей человека.