Дендизм и Джордж Браммелл

Жюль Амеде Барбе д'Оревильи, 1861

Такого Денди, каким был Браммелл, более не увидят: но люди, подобные ему, в какое бы одеяние ни облекал их свет, можно с уверенностью сказать, будут всегда, и даже в Англии. Они свидетельствуют о великолепном разнообразии божественного творения: они вечны, как прихоть. Человечество столь же нуждается в них, и в их очаровании, как и в своих самых возвышенных героях, в своих самых суровых величиях. Они дают разумным существам радости, на которые те имеют право. Они входят в состав благоденствия общества, как другие люди в состав общественной нравственности. Это натуры двойственные и сложные, неопределенного духовного пола, грация которых еще более проявляется в силе, a сила опять таки в грации… Третье издание на русском языке небольшого, но невероятно изящного трактата Барбе д’Оревильи о самом знаменитом денди всех времен – Джордже Брайане Браммелле.

I

У чувств бывает своя судьба. Есть одно среди них, к которому безжалостен весь мир: это — тщеславие. Моралисты заклеймили его в своих книгах, даже те из них, которые лучше всего показали, какое обширное место занимает оно в наших душах. Светские люди, тоже моралисты в своем роде, так как двадцать раз на день им случается произносить свой суд над ЖИЗНЬЮ, повторяли приговор, вынесенный книгами этому чувству, если им поверить, последнему из всех.

Можно угнетать чувства, как и людей. Правда ли, что чувство тщеславия — последнее из иерархии наших душевных чувств? Но пусть даже оно последнее, зачем презирать его, раз оно тоже занимает свое место?..

Но действительно ли оно последнее? Общественное значение чувств — вот что придает им ценность; но что же иное в ряду чувств бывает полезнее для общества, чем эта беспокойная погоня за людским одобрением, чем эта неутолимая жажда рукоплесканий, которая в великих делах зовется любовью к славе, и тщеславием в малых? Быть может, любовь, дружба или гордость? Но и любовь в тысяче своих оттенков и в бесчисленных своих производных, и даже дружба и гордость исходят из предпочтения к другому, или к нескольким другим, или, наконец, к самому себе, и это предпочтение исключает другие. Тщеславие считается со всем. Если оно отдает иногда предпочтение одним одобрениям перед другими, то его особенность и его честь велят ему страдать, когда отказано хотя в одном из них; ему не спится на ложе из роз, когда одна из них измята. Любовь говорит возлюбленному: ты мой мир; дружба: ты мне довлеешь, и нередко: — ты меня утешаешь. Гордость же, та безмолвна. Один блестящий остроумец сказал: «Гордость — король одинокий, праздный и слепой; его диадема закрывает ему глаза». Тщеславие владеет менее тесным миром, чем любовь; что достаточно для дружбы, того ему мало. Оно — королева в той же мере как гордость — король. Но королева всегда окруженная свитой, всегда занятая и бдительная, и ее диадема — там, где она лучше всего ее украшает.

Конец ознакомительного фрагмента.