Глава 4. Хардкор Северного Парижа
Я слоняюсь по храму токсиков вокруг Северного вокзала на пересечении улиц Мобёж и Амбруаз-Парэ. Члены какой-то ассоциации раздают суп бродягам и беженцам, недавно устроившимся в этих местах. В очередь втискиваются несколько наркош, но большая часть из них, хоть и тощие, стоят поодаль от раздачи еды.
Эту зону я называю «храмом», потому что, несмотря на присутствие полицейских, для наркоманов здесь почти что раздолье. Их редко достают. В этом районе работает много ассоциаций, и власти плюнули на репрессии, сделав ставку на профилактику. В подтверждение этому у выхода с GDN стоит автомат со шприцами.
Опустив задницу на перила, я замечаю одного наркошу, которого, кажется, знаю. Это высокий и тощий, как гвоздь, араб со впавшими щеками и носом в форме ореха кешью. Только вот поди разберись, действительно ли мы с ним знакомы или я просто уже видел его неподалеку. Парень разглядывает меня так, словно моя рожа тоже ему знакома. Он приближается ко мне с пивом в руке и тусклым взглядом:
— Эй, дружок, у тя нет сигаретки выручить меня?
— Будет!
Я даю ему «Мальборо» и пользуюсь ситуацией, чтобы обменять сигарету на информацию:
— Мужик, слушай, скажи мне, я тут ищу приятеля. Его зовут Усман, все кличут его Бамбу. Тебе его имя о чем-то говорит?
Улыбка исчезает с лица араба, он хмурит брови:
— А ты кто такой? Ты легавый?
— Нет, нет, слово даю, что нет…
Наркоман ворчит и резко удаляется. Блин, параноик! Он обходит ограждение, выставленное для безопасности, и присоединяется к своей своре зомби, развалившейся на асфальте у вокзала. Мне бы хотелось курнуть, но здесь у меня могут расстрелять все сигареты. Какой-то бородач, сопровождаемый хромым псом, предлагает мне что-то под названием Galaxie, и я вежливо отказываюсь, так и не поняв, что это за продукт. Его название наводит меня на мысль о психоделике, но маловероятно, что речь идет об ЛСД. Мы ведь не на тусовке, а в королевстве внутривенных инъекций. Бородатый идет своей дорогой и исчезает за вокзальными арками, где выстроившиеся в ряд такси разбирают путешествующих.
Банда торчков, обосновавшаяся за охранным ограждением, настойчиво посматривает на меня. Дохлая темнокожая девчонка с бритым черепом и прыщавым лицом из их компашки тыкает в меня пальцем. Я поглядываю на нее краем глаза. Ее еле прикрывающая зад мини-юбка подсказывает мне, что девка — приезжая малышка — торгует телом за наркоту. Это самая низкая ступенька на блядской лестнице. Она протягивает жестяную банку высокому арабу и медленно топает в моем направлении. Дайте подумать, она наверняка захочет стрельнуть у меня сигарету…
Крэкожорка останавливается передо мной:
— Не подкинешь мне сигаретку?
Так и знал! Честное слово, я, сам того не осознавая, набил себе «Дед Мороз» на лбу. Решаю быть любезным и делюсь с темнокожей сигареткой:
— Спасибо, честное слово! А у тебя не будет и огоньку? Я сломала все свои зажигалки.
Я протягиваю ей зажигалку, и она сует ее в карман, предварительно заложив сигаретку за правое ухо.
— Эй, ты просила у меня зажигалку, чтобы прикурить или чтобы стырить ее у меня?
Она шмыгает носом и прочищает горло, а потом пялится на меня.
— А я знаю твоего друга!
— Усмана? Знаешь, где его найти?
— Нуда, знаю!
— Я бы очень хотел, чтобы ты меня просветила… И еще, чтобы вернула мне зажигалку.
Она оглядывается назад, потом смотрит направо и налево — мол, дрожит от страха.
— А что ты мне дашь, если я тебя к нему провожу?
Блин, сучка!
— Я дам тебе сигарету и свою зажигалку!
— Хватит ржать надо мной! — шлюха выходит из себя. Она в бешенстве. — Ты принимаешь меня за бродяжку, да? Не люблю я белых, как ты, которые строят из себя! Срать я на тебя хотела! Болтаешь тут, но ты не знаешь, что такое улица. Ты выпендриваешься, типа такой в капюшоне, но ты ничего не знаешь. Срать я на тебя хотела! Ты — белый француз, вот ни хера и не знаешь, поэтому завали!
Бесит она меня!
— Эй, успокойся! — пытаюсь я угомонить девку. — Я ничего плохого тебе не сказал, почему ты ругаешься со мной?
— Ты плохо со мной разговариваешь, вот почему! Видишь ведь, что мне непросто, и прикалываешься надо мной со своей сигаретой и зажигалкой! Мне плевать на твою сигарету и на зажигалку, я их тебе верну…
— Ну так верни!
Она цокает в мою сторону пояростнее африканской мамочки и снова начинает:
— Так ты хочешь увидеть своего друга или нет?
— Валяй, просто скажи мне, где я могу его найти!
— Не-а, я тебя провожу… Но тогда ты мне купишь пива!
— Ладно!
Она надоела мне. Эта Заза или Каро. Она представилась двумя разными именами и вот уже как минимум час таскает меня по району Золотая капля[19], не считая долгой передышки в общественных туалетах на бульваре Шапель. Мы, словно нищие, крутимся между улицами Стефансон, Жессен и Мира. Я понимаю, что она что-то ищет, и догадываюсь что.
— Как тебя звать, ты сказал? Зарма, да?
— Зарка!
— Я буду называть тебя Зарма! Ты знаешь, что такое «Зарма»?[20]
— Ага, знаю!
— Зарма — хорошее имя! А то Зарка — вообще ни о чем.
— Нет же, у него есть свое значение!
— И что же оно значит?
— Голубой, это цвет.
— Знаю я, не принимай меня за дуру!
Заза пялится на группу темнокожих ребят, устроившихся перед входом в церковь Сен-Бернар. Она ускоряет шаг, чтобы присоединиться к группе, и между делом оборачивается ко мне:
— Пошли со мной, Зарма, мои друзья не воняют!
— Кто этот белый? — спрашивает у нее капюшон с выпученными глазами, большим ртом и губами, покрывшимися корочкой.
Приближаясь к этим наркошам, я думаю, что не стоит надолго задерживаться в этом месте. Скорее всего, сегодня вечером я так и не увижу Усмана. Не знаю, предчувствие, что ли… Я пожимаю руки четырем парням, и последний из них — маленький и нервный — удерживает мою клешню, с напором сжимая ее:
— Ты! Если ты брат, дай мне что-нибудь!
В смысле? Что ему надо?
— Оставь его в покое, Тьерно! — выручает меня Заза.
Темнокожий отпускает мою руку, и я отступаю на шаг. Этот торчок кажется непредсказуемым. С такого рода парнями нужно быть готовым ко всему. У него, по всей видимости, клещи, так как он грубо чешет свое лицо, отчитывая шлюшку:
— Эстер, зачем ты притащила его? Он похож на копа в штатском.
— Нет, нет, он не легавый, это Зарма! Он ищет своего друга, мы могли бы показать ему, где тот…
Нервный малый приближается ко мне, я сжимаю кулаки и стискиваю зубы. Он сканирует меня взглядом снизу вверх:
— Пошли, мы покажем тебе, где твой друг!
Понятно, парень совсем не знает, о ком идет речь, но может привести меня к нему. Его блеф сильно попахивает западней. Ясен пень. Я за версту чую подставу: представляю, как эти хмыри тащат меня на мусорную свалку, чтобы обчистить мои карманы. Я снова отступаю, готовый двинуть по харе или пнуть, а после смотаться, но тут высокий черный в капюшоне встревает в наш разговор.
— Как зовут твоего приятеля?
— Усман! — отвечаю я ему. — Но тут его зовут Бамбу.
— Бамбу! Ну да, Бамбу, точно! А че ты сразу не сказал? Я же был с ним час назад. Бамбу, точно, сейчас ты можешь найти его на «Маркс-Дормуа» у «Макдональдса», или рядом с церковью, или неподалеку от сквера Сеген. Ты найдешь его там! А если нет, значит, он болтается у ворот Шапель…
Тут чувак внезапно замолкает, переходит через дорогу и присоединяется к старому растаману Бобо Шанти, усевшемуся на тротуаре улицы Сен-Брюно. Эти двое шлепают друг друга по ладони и удаляются по Сен-Люк. Черт, высокий парень в капюшоне на вид был мирно настроен, а теперь я остался один с ненормальной, бешеным малым и двумя другими, которые просто молчат.
— Ну все, я пошел! — прощаюсь я с бандой, прикладывая правую руку к сердцу.
— Ты куда? — спрашивает у меня Заза.
— Пошел искать Бамбу!
— Нет, нет, останься с нами! — удерживает меня нервный.
— Ага, останься с нами! — повторяет за ним девчонка. — Мы покурим и все такое!
— Нет, мне правда сейчас нужно валить!
— Купи нам пива тогда! Дай хоть что-то!
Я разворачиваюсь и уношу ноги под градом оскорблений от двух ненормальных.
— Ебаный козел!
Высоченный темнокожий мне не наврал: видимо, токсики день за днем движутся по одной и той же схеме. Мне не пришлось уходить дальше «Макдональдса» и рыскать вокруг сквера Сеген, чтобы нагнать братца Баккари. Когда я заметил его, парниша сидел, прислонившись к стене банка LCL на станции «Маркс-Дормуа» — там, где гуляют юные шлюшки родом из Ганы. Я не видел Усмана уже как минимум год. Он не изменился, ни в лучшую, ни худшую сторону: все такой же худой, с большими мешками под глазами, прыщами на лице и черепом, покрывшимся корочкой. Только подумать, что в средней школе это был живой и смышленый пацан. Не стоит так говорить, но, признаюсь, он вызывает у меня жалость.
Рядом с ним двое не менее потрепанных темнокожих: один с костылем, у другого — инвалида — череп в форме конуса. Я подхожу к братишке:
— Усу?
Он хмурит брови, а потом широко раскрывает глаза и улыбается во весь рот, открывая разрушенные и черные, как уголь, зубы:
— Зарка! Блин, Зарка!
Он расталкивает своих дружбанов, сидящих на асфальте:
— Парни, это Зарка! Он мой приятель, он мне как семья, не обижайте его!
Усман обнимает меня, дружески хлопает по спине и только после выпускает меня из своих объятий. Я жму руки его товарищам.
— Ну что, Зарка, что расскажешь?
— Ничего особенного! — пожимаю я плечами. — А ты как?
— У меня сплошной бардак, сам видишь… Что ты тут делаешь, Зарка?
— Да ничего, хотел тебя увидеть! Пару часов назад я пересекся с твоим братом, и он спрашивал, нет ли у меня новостей о тебе.
— Мой брат больше не хочет со мной разговаривать! Хотя он же мой брат! Как у него дела?
— У него все нормально! Он дерется в следующий вторник в каком-то помещении у ворот Обер. Если бы ты смог прийти, честное слово, было бы круто. Приходи, зуб даю, твой брат будет доволен!
Говоря начистоту, для Усмана дойти до цыганского ангара будет чем-то вроде командировки. Ханыге, чей дневной ритм обусловлен приемом наркотиков, сложно давать слово, выполнять вещи по расписанию и находить желание делать хоть что-то, кроме приема дозы. Но никогда заранее не знаешь. Усу легонько пихает локтем того, что с конусообразным черепом:
— Знаешь, Сум, мой брат — борец! Он будет драться на тайном складе на Обервилье. Мой брат хорошо машет кулаками и постоянно тренируется! А Зарка, он приятель моего брата, мы все из одного города и ходили в одну школу, когда были маленькими.
— Окей! — отвечает ему Конусообразный череп, тогда как зенки его блуждают в астрале.
Я зажимаю зубами сигаретку и протягиваю пачку Усману, который, не стесняясь, стреляет у меня три штуки. Приходит СМС от Слима: «Как дела братишка че делаеш?» Я показываю экран своего мобильника брательнику Баккари:
— Смотри, Усу! Это Слим, помнишь его?
— Ну да, ты чего, у меня хорошая память. Блин, ты видишься со всеми старыми друзьями, честное слово!
— Только с самыми лучшими!
Усман достает из кармана старый телефон — что-то наподобие Nokia 3310, — поглядывает на него, а потом отрывает спину от стены банка:
— Зарка, пойдешь с нами? Мы идем к воротам Шапель…
— Если хочешь!
— Да, идем! У тебя нет двадцатки с собой?
— А, нет, прости, у меня вообще ничего нет!
— Не страшно!
И вот мы с Усманом, Конусообразным черепом, Костылем и четырьмя другими нариками, страшными как на подбор, сидим в подъезде ветхого здания на улица Гастона-Дарбу, 5: почтовые ящики тут сломаны и затеганы, стены облупились, а с потолка свисает потрескивающая лампочка. Я отдаю себе отчет в том, насколько похож на светляка посреди этой банды темнокожих. Один из них, чересчур взвинченный, принимается ругаться на каком-то африканском языке — наверное, на волоф — с девушкой, у которой обожжена левая щека.
— Не переживай, Зарка! — Усман старается сгладить обстановку. — Эти двое постоянно ругаются!
— Я не переживаю, это их дело!
Девушке достается по лицу. Она пытается дать сдачи, но вместо этого получает снова. Усман улыбается, видимо, так он пытается разрядить атмосферу и представить мне эту обстановку как совершенно невинную. Темнокожая принимается кричать и вылетает из подъезда вместе с парнем. Ужас! Через стекло в вестибюле я вижу, как взбесившийся мужик наносит тяжелый удар своей подружке в живот. Девчонка складывается пополам и падает на землю, а мучитель хватает ее за волосы, чтобы поднять на ноги.
— Зарка, ты уверен, что у тебя ничего с собой нет? — снова спрашивает у меня Усман. — Даже десяти евро?
— Слово даю, Усу, у меня пусто в карманах!
На самом деле у меня в кармане полтинник. Однако если намекнуть им на это, то они не станут тянуть кота за хвост. Конусообразный череп присаживается на землю, прислонив спину к стене подъезда, и зажигает самодельную трубку, которую довольно правдоподобно смастерили из барного дозатора. Он делает пару хапок из трубки и затем передает ее Костылю.
— Бамбу, он должен что-то дать! — предупреждает парень с дредами на голове и взглядом убийцы, тыча в меня своим указательным пальцем.
Он не похож на остальных нариков: у этого растамана квадратное телосложение, он в хорошей физической форме и чистый на вид. Новенький в мире крэка или же один из Выживших — сверхчеловек, которого даже наркотики не сбивают с ног. По цвету его кожи и неповторимому акценту я предполагаю, что он из Мартиники или Гваделупы, в общем, парень с островов.
— Зарка! — шепчет мне на ухо Усман, положив руку мне на плечо. — Тот парень, он не шутит! Тебе нужно что-то дать, правда…
— Но у меня нет ничего, блин! Клянусь, брат!
Не знаю, в сговоре ли с ним Усман или под давлением этого типа. Я думал, что брат Бака будет моим ангелом — хранителем. Не принял в расчет, что в мире токсиков не существует такого понятия, как безопасность. Решительно настроенный оставить свои бабки в глубине карманов, я не отступаю и в который раз заявляю о том, что на мели. Тут я замечаю, как из кулака типа с дредами выступает лезвие.
— Дай мне денег, ты, белый!
Пиздец, вот дерьмо!
— Честное слово, у меня нет ничего! Совсем ничего, даже ебучей монетки!
Я сжимаю кулаки.
Если я сдамся, то погибну.
— Я не шучу! Я убью тебя, тубаб![21]
Он тычет своим ножом в мою сторону. Тут вмешивается Усман:
— Тималь, перестань! У него ничего нет, я знаю его!
— Пусть тогда не выделывается, мне он не нравится!
Трубка приземляется в руках бешеного, и он так же быстро забывает про меня. Я больше его не интересую, он успокаивается и прячет свой нож. Этот отмороженный, жесть!
— Свалим?! — предлагает мне Усу. — Пошли со мной, оба уйдем.
— Куда ты хочешь пойти?
— У меня есть кое-какие дела на Холме. Холм.
— Нет, Усу, туда наверх я не буду подниматься! Но тащи свой зад во вторник к воротам Обер на бой твоего брата. Клянусь, ему будет во как приятно. Можно будет встретиться перед ангаром в десять вечера, рядом с автобусной остановкой.
— Ага, хорошо, я постараюсь! Подожди, я запишу…
Он достает старую помятую бумажку и шариковую ручку, царапает на ней место и время встречи. Что до меня, то я особо не верю, что он придет.
— Уверен, что не хочешь пойти со мной на Холм?
— Да, да, Усу, точно и бесповоротно!
Холм. Пусть я и готовлю путеводитель по андеграунду, я ни за что не потащу свои тапки в эти наркоманские трущобы, расположенные у ворот Шапель между двумя завитками автодороги.
Я порой могу рискнуть, но я все же не самоубийца.
