Лето вёльвы

Зорислав Ярцев, 2023

Каково это – жить, воспринимая мир не так, как большинство окружающих? Снежана – синестет. Её мозг смешивает все чувства, рождая цветные звуки, фактурные запахи, мелодичные прикосновения и световые формы. Синестезия делает одиннадцатилетнюю девочку удивительно восприимчивой и любознательной, но одинокой и непонятой. Взрослые опекают её, словно больную, А сверстники сторонятся чудную молчунью. Но всё меняется, когда Снежана приезжает на лето к своему деду, которого никогда прежде не видела. Кем окажется этот странный беловолосый старик? Какие удивительные загадки природы и истории он откроет своей внучке? Сколько таинственных уголков России посетят они за это лето? И сможет ли Снежана найти своих первых в жизни друзей? «Лето вёльвы» – это трогательная история маленькой девочки. это окно в тайну нестандартного мышления. Это сборник интересных фактов о природе, истории и психике. Это тропа от изгоя к страннику по неведомым дорогам, на которых можно самому выбрать, кем быть.

Глава 4. Драгоценность

Село вскоре закончилось. Дорога изогнулась и упёрлась одним своим краем в узкую полоску заливного луга. Волимир сошёл с неё на хорошо утоптанную тропинку. Она вилась среди высокой травы. Снежана протянула в сторону руку, касаясь кончиками пальцев стебельков, некоторые из которых уже доставали ей до груди. Одуряюще пахло свежестью и травяным соком. Пушистые ресницы девочки опустились, и окружающий мир подёрнула сине-голубоватая дымка. Вид и запах растений добавил в это марево зеленоватые разводы. Пространство снова слегка поплыло, не так, как на чердаке или возле бочки, но тоже волшебно.

Она не заметила, как губы деда на миг сложились в понимающую и хитроватую улыбку. Старый ведун отлично видел, что за чувства владеют сейчас его внучкой, и это радовало его. Волимир поймал себя на желании поделиться с ней чем-то ценным и красивым. Он пока ещё не знал, чем именно. Но желание обязательно найдёт подходящий сосуд, чтобы проявиться. Уж он постарается, чтобы это было именно так.

Тропинка, попетляв меж трав, выбежала на прибрежный песок. Впереди раскинулось озеро. Вернее сказать — длинная заводь на небольшой речушке. Руки человека расширили и очистили её. Но природа брала своё. То тут, то там из воды поднимались густые заросли высокого рогоза. Желтоватые плотные стебли смыкали ряды и местами выходили на сушу. На спокойной глади виднелись целые плавучие островки из перепутавшихся водорослей.

Озеро было неглубоким. Дно уходило из-под ног только ближе к основному руслу. Берег устилал мелкий речной песок, под водой становившийся более вязким и илистым. Озёрная гладь застыла неподвижным зеркалом, отражая ясное сапфировое небо.

Неожиданно Снежана остановилась. Она моргнула, сделала несколько осторожных шагов в сторону воды и посмотрела себе под ноги. Глаза девочки удивлённо распахнулись. Волимир проследил за взглядом внучки. На прибрежном песке лежало несколько больших двустворчатых раковин, каждая размером с крупную мужскую ладонь. Тёмно-коричневые с перламутровой прозеленью, слегка поблёскивающие в лучах солнца, они притягивали к себе внимание, словно загадочные старинные шкатулки с сокровищами внутри. Дед кивнул каким-то своим мыслям, приблизился, опустился на корточки, взял одну из раковин и тихо заговорил:

— Это беззубка — пресноводный родственник морских устриц и мидий. Очень полезное существо. Они фильтруют воду, очищая её от грязи.

Снежана присела рядом и подняла с песка другую ракушку. Она оказалась увесистой и совершенно сухой. Кончики тонких пальцев проскользили по причудливо изгибавшейся поверхности. Девочка погрузилась в ощущение мелкой и извилистой шероховатости. На несколько долгих секунд юной исследовательнице показалось, словно она стала маленькой и очутилась посреди целого острова. Он пологим холмом выступал из неведомого океана. Широкие серпантины кольцами вились по склонам, уводя к далёкой вершине. Там было сокрыто нечто загадочное. Оно переливалось жемчужным светом и манило. Всё ещё захваченная видением, Снежана заторможено спросила:

— Деда, а в них бывают жемчужины?

— Бывают, — кивнул он, с размаха кидая моллюска в воду.

Девочка проводила взглядом громко булькнувшую ракушку.

— Эта ещё живая, — пояснил дедушка свои действия.

Он покопался в груде, выбрал ещё парочку и тоже закинул подальше в воду. Посмотрев вслед последней, Волимир вернулся к ответу:

— Справедливости ради стоит сказать, что драгоценности в беззубках, перловицах, жемчужницах и прочих их родственниках встречаются редко. Говорят, что раньше речной жемчуг попадался гораздо чаще, да и умельцы могли по виду раковины сказать, есть ли в ней камни, и какого качества.

Дед поднял с песка очередную ракушку, покрутил её в руках, положил обратно.

— В давние времена речной жемчуг на Руси собирали в огромных количествах. Им украшали одежду, головные уборы, покрывала, кошели, сёдла и многое другое. Если поднять записи 15-17 века, то легко заметить, что в царских и церковных закромах жемчуга было фантастически много. Да и у простого люда его встречалось не меряно. Один барон, посетивший Троице-Сергиеву лавру в те времена, был так впечатлён его количеством, что высказался в духе, мол: — «Да там его, вероятно, больше, чем во всей Европе разом!» Преувеличил, конечно же, — насмешливо хмыкнул дедушка. — Но из любопытного можно припомнить праздничное одеяние патриарха Никона. На него ушло около шестнадцати килограмм речного жемчуга. И таких примеров превеликое множество.

— Круто, — восхищённо протянула Снежана.

Волимир хмыкнул, глядя на медленно хлопавшую глазами внучку. Он покопался в памяти, нашёл там ещё кое-что занятное и продолжил рассказ:

— Выше всего ценился скатный жемчуг. Он идеально круглый, белый или бело-серебристый. А вот голубоватый и бесформенный не ценился. Его часто отдавали даром.

Девочка моргнула и слегка дёрнула головой, словно споткнувшись о непонятное слово.

— А почему жемчуг называли «скатным»? — спросила она.

— Скатным его называли за способность долго-долго катиться по блюду без остановки, — пояснил дедушка. — Брали самые круглые и чистые жемчужины, клали на большую тарелку и слегка встряхивали. Те из камней, что катились дальше и дольше, и называли скатным жемчугом. Его продавали за большие деньги. Поэтому им украшали одеяния только богатых или знатных людей. Зато жемчуг попроще был в изобилии у всех. Наловить его мог кто угодно. Так что даже у самых бедных крестьян была хотя бы одна ниточка жемчуга.

— А сейчас его меньше? — с любопытством уточнила Снежана.

— Почти нет, — подтвердил дед. — Теперь его выращивают исключительно на специальных фермах. А в природе речной жемчуг сейчас днём с огнём не сыщешь, — он печально вздохнул. — Первые тревожные звоночки пошли ещё в 18 веке. Именно тогда количество выловленного жемчуга начало уменьшаться. Виной тому стала людская глупость и жадность.

Миловидное личико девочки погрустнело. Она опустила голову. Вспомнила про колдовской серпантин, и на всякий случай закрыла глаза, чтобы не провалиться в таинственный остров. Кончики чутких пальцев погладили ракушку. Та оставалась всё такой же извилисто-шершавой, и манила своим жемчужным волшебством даже на ощупь.

— И что же такого случилось? — тихо спросила она, не открывая глаз.

— Жадность и глупость, — повторил уже сказанное дедушка. — Люди забыли одни традиции и ухватились за другие. На Руси такое случалось несколько раз только за последнее тысячелетие. И один из таких поворотов случился как раз в 17-ом веке. Вернее будет сказать, что тогда он закончился. А начался ещё за сотню лет до того.

В голосе старого ведуна послышалась плохо скрытая горечь и сожаление. Снежана даже поёжилась, настолько неуютно ей стало от этого тяжёлого полынного привкуса на губах. Пальцы дрогнули, плотнее сжимаясь на заветной ракушке, но голос прозвучал почти ровно:

— Расскажи, деда.

— Хорошо, — кивнул Волимир, и вздохнул. — В прежние времена жемчужный промысел был овеян множеством традиций, правил и обрядов. За ним ходили всегда только с чистыми помыслами и открытым сердцем. С моллюсками обращались бережно. Всех подряд никогда не гребли, а тщательно выбирали только нужных, не трогая всех прочих. Существовали даже специальные устройства — что-то вроде подзорных труб с линзами на концах. Их закрепляли на плотах, чтобы просматривать дно и прямо сквозь воду изучать раковины под увеличением. Но в 17 веке на Русь пришла «цивилизация», — дед с явным омерзением произнёс последнее слово. — Вместе с прочим, из Европы пришёл и варварский подход к ловле жемчугоносных ракушек — греби всё подряд и побольше, на берегу разберёмся. За несчастными моллюсками открыли настоящую безжалостную охоту. К примеру, Пётр Первый повелел выловить из Невы и всех окрестных рек и озёр столько раковин с жемчугом, сколько будет возможно. О будущем великий император, по-видимому, в этот момент не думал. В 1721 году он повелел установить государственную монополию на ловлю жемчуга и взять промысел под контроль. И в следующие полтора века реки буквально просеивали частой гребёнкой. До тех пор, пока к семидесятым годам 19 века объёмы добычи жемчуга не начали катастрофически падать. Так в итоге к началу 20 века всё сошло на нет. Природа окончательно изменилась не лучшим образом. Сейчас драгоценности в раковинах встречаются очень редко, а жемчужница — самый богатый на них вид моллюсков — оказалась практически полностью истреблена.

— Жалко, — ёмко выразила свои чувства девочка.

Она открыла глаза и посмотрела на дедушку. Лицо его было непроницаемым. Но заметив взгляд внучки, Волимир тепло улыбнулся. Он пригладил бороду, подумал немного и медленно добавил:

— А знаешь, с жемчугом связана ещё одна любопытнейшая легенда.

— Какая? — оживилась Снежана.

— Согласно ей, — голос деда понизился и стал таинственным, — жемчуг в реки и озёра Руси приносила Царица-рыба. Где её водилось больше, там и жемчуг встречался в изобилии.

— Царица-рыба? — не поняла девочка.

— Да, — кивнул он, и глаза его хитро блеснули. — Царица-рыба — сёмга на современный лад. Рыбка не только вкусная и полезная для здоровья, но и любящая чистую, холодную, богатую кислородом воду. Любая грязь или заболачивание приводит к её гибели. Беззубки, жемчужницы и прочие их родственницы, кстати, тоже чувствительны к количеству растворённого в воде кислорода и к грязи. В этом они с сёмгой очень похожи.

— Но разве сёмга не морская рыба? — удивилась Снежана.

— И морская тоже, — согласился дедушка. — Но, во-первых, икру она откладывает всегда только в пресных реках и озёрах, а во-вторых, бывает и речная. Сейчас пресноводная сёмга живёт только на севере и северо-западе России. Там же нерестятся и морские породы. Но количество сёмги за последние полтора века изрядно сократилось. А из некоторых рек она и вовсе пропала. Что до Подмосковья и окрестных областей, то здесь её нет. Водилась ли она тут в былые времена? Кто знает, — Волимир пожал плечами. — Стерлядь сейчас тоже редкая рыба. Но раньше её хватало.

Снежана задумалась, а дед сощурил глаза и заговорщическим тоном добавил:

— А знаешь, в чём тут ещё хитрость?

Девочка отрицательно покачала головой.

— В том, что сейчас никто доподлинно не знает, кто ж такая Царица-рыба, — выдал он, и расхохотался.

Снежана открыла рот от удивления, но мысли в голове перепутались, и вопрос никак не мог оформиться в слова. Видя её растерянность, Волимир пришёл внучке на помощь.

— На севере так действительно называли сёмгу. И больше всего жемчуга всегда собирали именно там. Да и сама легенда тоже оттуда. Но кроме сёмги Царицей-рыбой называли и осетра. Вернее — стерлядь. Осётр был Царём. А вот царицей была стерлядка. В 20 веке эта древняя рыба, ровесница динозавров, кстати, почти исчезла из рек центральной России. В то же самое время исчез и жемчуг. Вот и думай, как говорится, чего хочешь.

Дедушка подмигнул всё ещё ошеломлённой внучке. Та закрыла рот и вновь погрузилась в раздумья.

— Люди, — вновь заговорил дед, — не смотря на всю их науку и приборы, до сих пор почти ничего не знают о тончайших взаимосвязях в природе.

А их столько, и все они порой такие невероятные, что голова идёт кругом, когда пытаешься их осознать. Но об этом как-нибудь в другой раз, маленькая вёльва. А то твоя коробочка в голове и так уже полна до краёв.

Снежана смущённо улыбнулась. Она действительно чувствовала себя слегка заторможенной. Но, на её собственный взгляд, могла ещё долго слушать про разные интересности. Впрочем, кое-что ярким огоньком зажглось внутри, опаляя нетерпением. Девочка с затаённой надеждой посмотрела на деда. Она протянула ему раковину и попросила:

— А ты можешь проверить, есть ли жемчужина вот в этой?

Волимир принял из рук внучки весьма крупную и на вид целую раковину беззубки. Повертел её, взвесил на ладони, словно к чему-то прислушиваясь, и улыбнулся:

— Старая была особь. Прожила долгую жизнь. Но путь её уже закончился на радуге. Так что давай посмотрим.

Он достал из кармана складной нож, отщёлкнул лезвие и аккуратно поддел уже и без того приоткрытую створку. Раковина неохотно раскрылась сильнее. Ещё рывок, и она распалась на две половинки, удерживаемые вместе только останками уже почти высохшего продолговатого тела моллюска. Покопавшись внутри, дедушка спокойно покачал головой.

— Увы, — показал он чистую раковину, кончиком ножа вытряхивая на песок её бывшего хозяина.

Снежана грустно кивнула. Она решила, что дед сейчас кинет раскрытую ракушку к прочим товаркам, но ошиблась. Вместо этого он сходил к воде, где тщательно промыл обе створки от останков, и вернулся обратно.

— Держи, — мягко сказал Волимир, протягивая раковину. — Жемчужины в ней нет, но она и сама по себе обладает ценностью.

— Какой? — с любопытством спросила Снежана, беря распавшиеся створки.

— Она красивая, — улыбнулся он, и хитро подмигнул внучке: — А об остальном, Снежа, ты узнаешь чуть позже. Обещаю, тебе понравится.

Девочка смущённо опустила взгляд, принимаясь рассматривать неожиданное и пока ещё не совсем понятное богатство. Отмытые и аккуратно, чтобы не повредить тонкие скорлупки, отчищенные створки горели внутри радужным перламутром. Бело-серебристая дымка шла голубоватыми, розоватыми и зеленоватыми волнами, красиво блестя на солнце. Это жемчужное сияние имело объёмный и очень сложный узор. Снежана заворожённо уставилась в его живую глубину. Внутри появилось ощущение скольжения по бугристому, но в тоже время удивительно гладкому полю. Ей казалось, что она катится по нему, кружась и переворачиваясь. Пересиливая жемчужное очарование, девочка медленно перевернула створки раковины тёмной стороной вверх. Скольжение сменилось чувством закручивающегося по холму серпантина, и она поспешила отвлечься, задав первый всплывший попавшийся вопрос:

— Деда, а как ты понял, что беззубка прожила много лет?

— По виткам, — охотно пояснил дедушка, и ткнул пальцем в ракушку. — Как у любой улитки, здесь тоже есть свои кольца. И они, подобно кольцам на спиле древесного ствола, показывают количество лет. Посчитай их, прибавь два, и получишь возраст беззубки.

Снежана незамедлительно принялась водить пальцем по виткам, беззвучно шевеля губами.

— Четырнадцать витков, — вскоре отрапортовала она о результате исследований. — Плюс два, равно — шестнадцать лет.

Дед спокойно кивнул.

— Я и говорю, беззубка прожила очень долгую жизнь. Кольца неравномерные по росту, с разными оттенками, но без серьёзных изъянов. Значит, было всякое, однако в целом жизнь её протекала хорошо. Ну, по моллюсковым меркам, разумеется.

Его глаза насмешливо сощурились, а губы сложились в весёлую улыбку.