Особое формирование под командованием Оскара Дирлевангера вошло в историю Второй мировой войны как одно из самых жестоких соединений СС. На совести штрафников-«дирлевангеровцев» – не менее 60 тысяч загубленных жизней, а методы, которые применялись этими военнослужащими при выполнении поставленных задач, вышли далеко за рамки общепринятых норм человеческой морали и правил ведения боевых действий. С первых месяцев своего существования зондеркоманда Дирлевангера специализировалась на борьбе с партизанами и проведении карательных акций против гражданского населения. Подавляя сопротивление на оккупированных территориях Советского Союза, Польши и Словакии и совершая при этом чудовищные преступления, подчиненные Дирлевангера заработали себе самую скверную репутацию даже в войсках СС! Бессменный командир формирования Оскар Дирлевангер – в прошлом кайзеровский офицер и уголовный преступник – прививал своим солдатам самые бесчеловечные принципы ведения войны. Под его началом служили не только браконьеры, но и криминальные типы, проштрафившиеся эсэсовцы и военнослужащие вермахта, европейские и советские коллаборационисты, а в конце войны – даже политзаключенные, в том числе коммунисты, социал-демократы и священники.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава вторая
Формирование особой команды СС и ее применение в генерал-губернаторстве
Браконьерская команда «Ораниенбург»
Небольшой город Ораниенбург расположен в самом центре бранденбургской земли, примерно в 30 км к северу от Берлина. С древних времен в этой местности жили славянские племена, а первое немецкое поселение на территории нынешнего Ораниенбурга возникло примерно в XII веке, причем вплоть до середины XVII столетия город сохранял славянское наименование Ботцов (до 1483 г. — Бохцове). В 1652 г. на месте старой крепости, известной с начала XIII века как форпост против славянских племен, бранденбургский курфюрст Фридрих Вильгельм приказал возвести дворцовый комплекс. В честь супруги курфюрста, Луизы Генриеты Оранской, дворец был назван Ораниенбургом. Через несколько лет имя замка перешло и к самому городу.
После прихода Гитлера к власти Ораниенбург стал стремительно обретать среди противников режима зловещую славу. 21 марта 1933 г. на территории старой пивоварни, расположенной на Берлинской улице, руководство штурмовых отрядов (СА) организовало «лагерь превентивного заключения» (Schutzhaftlager, он же — концентрационный лагерь 208-го штандарта СА), куда стали направляться в основном коммунисты и социал-демократы. Это был типичный для того периода «дикий» (то есть официально не санкционированный) лагерь: заключенных помещали сюда без каких-либо судебных решений. Первым комендантом Ораниенбурга был штурмбаннфюрер СА Вернер Шэфер, вторым — штурмбаннфюрер С А Герниг.
После событий «ночи длинных ножей» и разгрома прежней, чрезмерно радикальной, верхушки СА лагерь был передан в подчинение СС. В это же время началась ликвидация «диких лагерей», и 14 июля 1934 г. лагерь Ораниенбург был закрыт. К этому времени через лагерь прошли порядка трех тысяч врагов национал-социализма[108]. На территории бывшего лагеря разместились подразделения Главного административно-хозяйственного управления «Черного ордена», а чуть позднее здесь была расположена база для караульных войск СС (SS-Wachtruppen)[109].
В начале 1935 г. инспектор концентрационных лагерей и командир караульных частей СС группенфюрер Теодор Айке добился от местной администрации передачи в распоряжение подчиненных ему служб дворцового комплекса Ораниенбург. В апреле в дворцовые помещения прибыли первые подразделения СС (194 человека). В марте 1936 г. под Ораниенбургом дислоцировался V батальон полка «Бранденбург» частей СС «Мертвая голова» (500 человек). В июле того же года в 3 км от дворцового комплекса, заключенные из Эстервегена, Лихтенбурга и берлинского концлагеря «Колумбия-хауз» (KZ Columbia-Haus) приступили к строительству Заксенхаузена [110].
К декабрю 1936 г. были готовы 18 бараков, составившие внутреннее полукольцо лагеря. К концу следующего года было построено уже 53 барака, 42 из них занимали заключенные, в остальных размещались прачечная, кухня, лазарет, склады, управление лагерем, баня и производственные цеха. В 1938 г. лагерь, представлявший собой по форме треугольник, был обнесен каменной стеной и окружен сторожевыми вышками. С внутренней стороны, где располагалась запретная зона, возвышался забор с колючей проволокой, через которую пустили электрический ток[111].
Лагерь Заксенхаузен можно с полным основанием назвать детищем Теодора Айке. 2 августа 1938 г. он полностью перевел свой аппарат из Берлина в окрестности Ораниенбурга, где штаб концлагерей оставался до 1945 г. С 1938 г. в Заксенхаузене появились предприятия, работавшие в интересах СС. Под Ораниенбургом развернулось строительство кирпичных заводов Клинкера, вошедших в «Немецкое предприятие земельных и карьерных работ» (Deutsche Erd — und Steinwerke; DESt)\ небольшие мастерские передали под управление фирмы «Германские заводы оборудования» (Deutsche Ausrüstung-swerke; DAW). В 1939 г. концентрационный лагерь превратился во внушительный промышленный комплекс, который к 1945 г. включал 11 лагерей-филиалов, 126 внешних рабочих команд и подразделений. Среди них можно упомянуть «предприятие Хайкеля» (Heikel-Werke), «команду Шпеера» (Kommando Speer), «Машинное строительство Драйлиндена» (Dreilinden Maschinenbau GmbH) и др.[112]
В Заксенхаузене проводилась подготовка офицерских и унтер-офицерских кадров частей СС «Мертвая голова». В июле 1938 г. здесь была сформирована «воспитательная рота» (Erziehungssturm), состоявшая из двух подразделений (взводов). В первое подразделение («воспитательное» — Erziehungsabteilung), как правило, попадали эсэсовцы, совершившие незначительные проступки. Во второе подразделение («по улучшению личного состава» — Besserungsabteilung) направляли тех, кого исключили из СС за серьезные правонарушения. Их переводили в разряд заключенных, но предоставляли возможность для реабилитации и восстановления в охранных отрядах. В сентябре 1939 г. в роте числилось 73 человека. Им разрешалось носить петлицы с перекрещенными костями, поэтому узники Заксенхаузена с презрением называли это подразделение «костлявой ротой» («Knochensturm»)[113].
Зимой 1938–1939 гг. в полку «Бранденбург» (в конце 1939 г. переименован в 5-й полк частей СС «Мертвая голова») служило 2695 рядовых и офицеров. К августу 1940 г. численность полка сократилась на 1134 человека (в строю остались 23 офицера, 294 унтер-офицера и 1244 рядовых), что было связано с переводом личного состава в дивизию СС «Мертвая голова». В это время в лагере Заксенхаузен содержались около 12 000 заключенных[114].
22 июня 1940 г. начальник управления комплектования войск СС подписал приказ о переводе доктора Оскара Дирлевангера в СС[115]. Дирлевангер уполномочивался сформировать из лиц, осужденных за вооруженное браконьерство, специальную команду. Местом сбора «черных охотников» была определена база 5-го полка частей СС «Мертвая голова» — в концлагере Заксенхаузен, рядом с Ораниенбургом[116].
В июне 1940 г. в Заксенхаузен стали привозить осужденных за вооруженное браконьерство. Как известно, первоначально всех «черных охотников» взяли на учет. Руководство тюрем и сотрудники РСХА предварительно изучали их личные дела, чтобы отобрать подходящий контингент. Сам процесс отбора начался после того, как 29 марта 1940 г. рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер направил письмо имперскому министру юстиции Францу Гюртнеру, в котором, в частности, подчеркнул: «Фюрер распорядился, чтобы все браконьеры, особенно баварского и восточно-бранденбургского происхождения, которые охотились не с помощью силков, а с ружьями, и преступили закон, были амнистированы для прохождения во время войны службы в особой снайперской роте СС, с целью исправления, и могли быть помилованы за хорошее поведение»[117].
Процедура отбора была тщательной. По воспоминаниям одного из бывших членов команды Дирлевангера, его вызвали к начальнику тюрьмы, где его ждали четыре человека — двое в штатском и двое в форме СС. Начальник тюрьмы сказал: «Вы были приговорены к двум годам заключения за браконьерство, и имеете впереди еще год. Если вы добровольно пойдете на военную службу, у вас будет возможность выйти на свободу уже сейчас. Фюрер издал распоряжение, что лица, осужденные за вооруженное браконьерство, могут быть реабилитированы в составе особой части»[118].
Затем, по словам ветерана СС, к нему обратился человек в штатском (возможно, сотрудник криминальной полиции), который задал всего три вопроса: хорошо ли он умеет стрелять? Занимался ли стрельбой раньше? Имел ли до этого судимость? Заключенный отвечал лаконично — только «да» и «нет». Чиновник был вполне удовлетворен ответами. В итоге браконьеру объявили: «Берем!» Тем не менее выезд в Ораниенбург задержали на несколько недель: личное дело изучалось в криминальной полиции. Лишь в конце июня 1940 г. преступника забрали из тюрьмы[119].
Разумеется, никто из браконьеров не знал, что их будут обучать военному делу в концентрационном лагере Заксенхаузен. Представители криминальной полиции, отвечавшие за доставку заключенных, сопровождали отобранные кадры до контрольно-пропускного пункта, сообщали в управление лагеря о прибытии, оставляли документы охране и убывали. Дальше кандидатов передавали дежурному офицеру СС, который отводил уголовников в блок № 36, где для подчиненных Дирлевангера выделили расположение[120].
В июне 1940 г. в Заксенхаузен привезли 80 человек. Все они прошли тщательный осмотр. По результатам медицинского освидетельствования врачи СС признали годными 55 человек, позже зачисленных в 5-й полк СС «Мертвая голова». Жесткие требования при отборе, существовавшие в первое время, в последующем снизились, поскольку возникла проблема недобора личного состава. Положение исправили быстро: уже в августе 1940 г. в штрафной роте служило около 90 осужденных[121].
Практически сразу специальное формирование стало объектом конфликта. Один из браконьеров написал письмо домой. Каким-то образом это послание попало в руки одному партийному чиновнику из Хеттштедта, который, заняв весьма принципиальную позицию, выступил резко против того, чтобы криминальные элементы служили в СС, «элитном ордене», ибо уголовники недостойны носить оружие и привлекаться на военную службу. Сама идея использования преступников для защиты Рейха, заявлял чиновник, вызывает негодование «как в партийных кругах, так и в СС», но нездоровая тенденция вербовать «отбросы общества» в охранные отряды, видимо, пустила корни[122].
На критику, прозвучавшую из уст бдительного партийца, высшие структуры СС отреагировали незамедлительно. До всех, кто оказался втянут в эту историю, было доведено, что формирование не будет считаться частью войск СС, а лишь спецподразделением под контролем «Черного ордена». Кроме того, в то время как командиры части будут прикомандированы из войск СС, сами браконьеры не будут считаться эсэсовцами, до тех пор, пока не проявят себя в бою[123].
Конфликт удалось погасить, однако правовой статус части оставался неясным. Забегая несколько вперед, отметим, что только с выходом приказа рейхсфюрера СС от 29 января 1942 г. команду Дирлевангера стали рассматривать как добровольческий батальон СС, идентичный прочим добровольческим формированиям, а в качестве органа, которому подчинялась часть, определялось Главное оперативное управление СС. Фактически же зондеркоманда находилась в подчинении Готтлоба Бергера, из-за чего в СС неоднократно происходили внутриведомственные трения[124].
В июле 1940 г. комплектование и оснащение штрафной части, проводившееся при непосредственной помощи Главного управления СС, завершилось. Особое формирование получило наименование команды браконьеров «Ораниенбург». В ее рядах были собраны осужденные из южных земель Рейха, Остмарка (Австрии), Судетской области и Восточной Пруссии. Скоро в часть прибыл и ее командир — Оскар Дирлевангер.
Ветеран СС, чьи слова мы уже приводили, вспоминает: «Было утро. Мы, как обычно, построились, а затем пришел он в сопровождении нескольких эсэсовцев. Думаю, он был в звании гауптштурмфюрера [это звание Дирлевангеру присвоили 1 августа 1940 г.[125] — Примеч. авт.]. У него была невероятно худая и высокая фигура, морщинистое лицо. Вероятно, его рост был почти 1,90 м. На швабском диалекте, звучавшем не так резко, он обратился к нам примерно с такой речью: “У вас есть все, браконьеры. Фюрер решил, что вы можете оправдаться. Если вы пройдете испытание, то, уверен, все вы, парни, будете помилованы! Если нет, то вы отправитесь туда, откуда вас взяли”»[126].
Командирами отделений и взводов в браконьерской роте были поставлены унтер-офицеры из 5-го полка СС «Мертвая голова», которые серьезно взялись за осужденных. Курс обучения в основном опирался на систему подготовки, принятую в караульных частях СС и рассчитанную на формирование из новобранца солдата-профессионала и идеологически мотивированного бойца, готового беспрекословно выполнять приказы своих начальников и беспощадно бороться с врагами национал-социализма. В рамках изучения военных дисциплин большое внимание уделялось огневой подготовке. Чтобы проверить способности новобранцев, на полигоне была проведена боевая стрельба, позволившая преподавателям выявить сильные и слабые стороны учащихся. Каждому штрафнику давались подробные инструкции, как правильно стрелять из карабина 98к системы Маузера. Занятия включали в себя и такие важные вещи, как устранение заклинивания оружия и его ремонт в полевых и боевых условиях[127].
Инструкторы СС также преподавали общевойсковую тактику. Личный состав команды учили действиям в составе отделения, взвода и роты, приемам рукопашного и штыкового боя. Само собой, практиковались полевые выходы, марш-броски с полной выкладкой и без нее. В своей основе весь этот процесс напоминал стандартную военную подготовку. Но были и свои отличия. Значительно меньше времени отводилось на изучение строевых приемов. Браконьеры занимались строевой подготовкой и пели походные песни вечером, перед тем, как отправиться на ужин в барак, отведенный для приема питии караульному батальону СС, заступившему на дежурство по концлагерю[128].
С осужденными в Заксенхаузене проводились и политические занятия, причем при личном участии Дирлевангера, чьих знаний и способностей вполне хватало, чтобы читать перед подчиненными лекции, исполненные национал-социалистического духа. Не приходится сомневаться в огромном влиянии командира на личный состав части. Как офицер с внушительным боевым опытом, Дирлевангер прекрасно понимал, что для успешного выполнения боевых задач ему необходимо сплотить людей, провести боевое слаживание формирования. Он приказал своим солдатам не только не запирать шкафчики для личных вещей, но и вообще держать их открытыми[129]. Впрочем, подобная практика не была совершенно уникальной. В отличие от вермахта, в войсках СС личные вещи никогда не запирались. В одной из эсэсовских брошюр это пояснялось так: «Как в казармах нет закрывающихся шкафчиков (у честных людей по-другому и не может быть), так и не существует искусственно созданных препятствий в продвижении от звания к званию, потому что бойцы идеологического фронта имеют единое, врожденное чувство дисциплины и власти»[130].
Осужденные были в основном довольны, что вышли из тюрьмы, а некоторые даже просились в армию, чтобы разделить радость победы над Францией. В то же время место, где они получали военные знания, вряд ли могло настраивать на позитивный лад. За малейшее нарушение следовала жестокая кара. Браконьерам не раз приходилось видеть узников Заксенхаузена, в том числе тех, кого поймали после побега. Беглецов-неудачников, прозванных в лагере «топтунами», заставляли целыми днями разнашивать военную обувь. Заключенные ходили по специальной дороге с гравием и острыми камнями, держа за плечами наполненные песком мешки весом до 25 кг. Конечно же, видя подобное, штрафники старались четко выполнять приказы и не нарушать дисциплину[131].
В августе 1940 г. для укрепления роты опытными кадрами Дирлевангер попросил включить в команду нескольких младших командиров. Эта просьба была удовлетворена: по приказу начальника штаба командования войск СС (позднее — Главное оперативное управление охранных отрядов) запасной батальон СС «Германия» выделил четырех унтерфюреров СС, которые прибыли в особую часть 4 сентября 1940 г. Между тем команда Дирлевангера наконец получила распоряжение покинуть Заксенхаузен. Младшие командиры-инструкторы, выделенные из 5-го полка СС «Мертвая голова», должны были вернуться в свой полк, а браконьерам предстоял перевод в новый пункт постоянной дислокации[132].
1 сентября 1940 г. штрафная часть была переименована в особый батальон СС «Дирлевангер» (SS-Sonderbataillon Dirlewanger)[133]. Браконьерская рота, где служило более 100 человек, получила приказ следовать в Генерал-губернаторство в подчинение начальника СС и полиции дистрикта «Люблин», бригадефюрера СС Одило Глобочника[134].
В оккупированной Польше
Захваченная территория Польской Республики, куда направили зондербатальон Дирлевангера, в то время представляла собой пространство, к которому руководство СС проявляло повышенный интерес. Гиммлер, ставший 7 октября 1939 г. рейхскомиссаром по укреплению германской народности, видел главную задачу восточной политики в расчленении бывшей Польши на возможно большее число отдельных районов, отборе людей, подходящих в расовом отношении, и устранении неугодных индивидов. Твердое и последовательное проведение указанной программы, полагал шеф СС, позволит немцам через 10 лет вытеснить отсюда местное население [135].
Осенью 1939 г. Гиммлер поручил ординарному профессору и руководителю института агрономии и аграрной политики Берлинского университета Конраду Майеру подготовить документ о переселении и освоении немецким населением Западных областей оккупированной Польши. Аналогичная работа велась Расово-политическим управлением НСДАП. Его руководитель профессор Вальтер Гросс в ноябре 1940 г. направил в СС секретный документ, посвященный тому, как следует обращаться с коренным населением Генерал-губернаторства. Так, Гросс писал: «При обращении с лицами ненемецкой национальности на Востоке мы должны проводить политику, заключающуюся в том, чтобы как можно больше выделять отдельные народности»[136].
За реализацию указанных расовых проектов непосредственно отвечал, в частности, Одило Глобочник, назначенный 9 ноября 1939 г. руководителем СС и полиции в Люблинском округе.
Следует сказать, что Глобочник был не менее патологическим типом, чем сам Дирлевангер. Американский исследователь Роджер Мэнвелл охарактеризовал его как «алкоголика, которого даже Гиммлер в конце концов был вынужден сместить с должности за криминальные делишки»[137]. Родившийся в 1904 г. в словенской семье (его родители носили славянские имена) Глобочник с детства воспитывался в немецком духе (отец Одило был лояльным и высокопоставленным почтовым чиновником Австро-Венгерской империи). Историк П. Блэк отмечает, что «Глобочник мог хотя бы отчасти претендовать на германское происхождение, поскольку у его обеих бабок были немецкие фамилии». В любом случае, на протяжении всей своей нацистской карьеры он был вынужден «доказывать себе и другим свою полную лояльность делу» [138].
В штурмовые отряды нацистской партии Глобочник вступил уже в 1920 г. (в ряды самой НС ДАЛ — в 1922 г., в СС — в 1932 г.). После запрета в Австрии нацистского движения (в июне 1933 г.) и вплоть до аншлюса (март 1938 г.) он вместе со своими соратниками действовал в условиях подполья. В августе 1935 г. Глобочник был приговорен к одному году тюрьмы за убийство еврейского ювелира[139]. Зарекомендовав себя в качестве фанатичного и преданного борца и одного из самых активных лидеров австрийских нацистов, в мае 1938 г. Глобочник был назначен гауляйтером Вены. Впрочем, в течение последующих шести месяцев он восстановил против себя почти всех своих прежних союзников. Чрезмерный радикализм, крайняя заносчивость, финансовая некомпетентность и различные махинации с еврейским имуществом (особенно после событий «хрустальной ночи» ноября 1938 г.) привели к тому, что 30 января 1939 г. он лишился своего поста. Назначение в Люблинский округ обрадовало и воодушевило Глобочника. Он тут же направил Гиммлеру благодарственную телеграмму, в которой заверял рейхсфюрера, что руководство СС и полиции Люблина и их личный состав «сделают все на своих местах, чтобы по возможности помочь Вам»[140].
Первым делом Глобочник занялся строительством оборонительных сооружений, относившихся к линии «Отто», которую возводили вдоль новой границы с СССР. Глобочник привлек к этим работам и евреев. Так, в докладе губернатора об округе «Люблин» (от 6 ноября 1940 г.) говорилось:
«В отчетном месяце много евреев требовалось для принудительных работ, так что пришлось вывозить их из других районов. Из еврейского лагеря Белжец 4431 еврей был отправлен на принудительные работы, в частности, для дорожного строительства и возведения сооружений, предусмотренных программой “Отто”»[141].
До определенного момента дистрикт «Люблин» воспринимался в высших эшелонах власти Третьего рейха, как регион, в котором будет создана еврейская резервация. Согласно первоначальному плану, предполагалось разместить евреев в селе Ниско под Люблином. Зимой 1939–1940 гг. сюда уже выслали часть евреев из протектората Богемия и Моравия, из западных областей Генерал-губернаторства и самой Германии [142].
Но вскоре этот план натолкнулся на множество административных препонов. Наконец 12 марта 1941 г. сам Гитлер заявил, что «создание еврейского государства в Люблине и его окрестностях никогда не решит проблемы»[143].
Еврейское население поначалу привлекали к труду, но данная мера была временной. Гиммлер приказал приступить к ликвидации евреев, для чего в 1941 г., в обстановке строжайшей секретности, началось строительство лагерей уничтожения, в которых было умерщвлено несколько миллионов человек. Глобочник активно способствовал решению «еврейского вопроса». В соответствии с его приказами, имевшими отношение к операции «Рейнхард», проводилась депортация евреев в Белжец, Собибор и Треблинку[144].
Однако ликвидация представителей «избранного народа» промышленным способом должна была проходить параллельно с реализацией других задач. Когда на юге Люблинского округа были обнаружены следы древних германских поселений, Глобочник выдвинул идею о возрождении на местных землях немецкого духа, для чего предложил организовать в городах Замосць, Томашув и Хрубишув колонии под контролем охранных отрядов. Гиммлер поддержал эту идею, назначив руководителя Люблинского дистрикта уполномоченным по созданию опорных пунктов СС и полиции в новых восточных землях[145].
Глобочник также предложил, чтобы город Люблин и округ Замосць образовали пояс вокруг немецких поселений. Компактно расположенные в стратегически важных местах, эти базы СС должны были объединиться с опорными пунктами на Балтии и в Трансильвании (Зибенбюргене). Из образовавшегося кольца планировалось выселить представителей местного населения, а вместо них расселить здесь германских крестьян-колонистов (около 50 тыс. человек в ходе первого этапа программы). Одновременно с этим опорные пункты должны были стать заслоном на пути «восточной угрозы», служить «несокрушимой стеной, закрывающей Рейх от влияния низших рас»[146]. Все это вполне согласовывалось и с точкой зрения Гиммлера, который говорил: «Наша задача германизировать Восток, но не в смысле старой идеи о привнесении немецкого языка и законов на эти территории, но в смысле того, что здесь должны жить только немцы. Тевтонская кровь должна жить»[147].
В Генерал-губернаторстве организация СС фактически получила почти абсолютную власть. Режим, установленный в польских областях, был достаточно строгим. Местные руководители СС и полиции прибегали к самым радикальным мероприятиям, чтобы достичь поставленных задач. По их указанию применялись части полиции порядка и войск СС. Не стал в этом смысле исключением и батальон Дирлевангера.
Штрафная часть прибыла в Люблин в первой декаде сентября 1940 г. Вначале браконьеров никуда не привлекали: они занимались огневой подготовкой. Однако через несколько недель подчиненных Дирлевангера стали подключать к прочесыванию домов и торговых лавок евреев и поляков. Правда, в обысках и арестах они почти не участвовали, а в основном использовались для блокирования[148].
Приблизительно в середине осени 1940 г. батальон покинул Люблин и выехал по направлению к германо-советской границе — в район между Ярославом и Томашувом. Теперь местом дислокации был город Старый Дзиков (Дайкау), где располагался еврейский лагерь принудительного труда. В лагере содержалось местное еврейское население (около 200 человек). Поскольку личный состав части был знаком с методами охраны концлагерей, то браконьерам поручили караулить узников. Ежедневно заключенных выгоняли на работу. Евреи строили дороги и оборонительные сооружения линии «Отто» недалеко от Белжеца. Трудились узники из рук вон плохо, так как они никогда не занимались строительством. Из-за этого конвоиры их оскорбляли, глумились над ними, били ногами и прикладами винтовок [149].
В самом лагере осенью 1940 г. произошел эксцесс. О нем рассказал после войны другой бывший член команды: «…В Старом Дзикове был еврейский лагерь. Он подчинялся Дирлевангеру. Наши люди стояли на должностях в этом лагере. Я сам неоднократно заступал дежурным охраны… Люди жили в пределах лагеря, в строении, которое раньше было амбаром… В этом лагере как-то поздним вечером один из заключенных был застрелен нашим охранником. Заключенные пели песни. Охранник призвал их к порядку, но безуспешно. Тогда он выстрелил из пистолета в амбар и случайно убил заключенного. Стрелка взяли под стражу и направили в концентрационный лагерь»[150].
Кроме того, что браконьеры охраняли лагерь в Дзикове и отправляли евреев на строительство противотанковых рвов, они вели бои с разрозненными группами бывших военнослужащих польской армии, перешедших к партизанским действиям и скрывавшихся в лесах возле демаркационной линии между германскими и советскими зонами. В этих боях подчиненные Дирлевангера отличились беспрецедентной жестокостью, уничтожали повстанцев и приобретали опыт борьбы с партизанами[151].
Успехи штрафников обратили на себя внимание Глобочника. Он распорядился, чтобы батальон вернули в Люблин. Для вчерашних преступников нашлась новая работа. Дирлевангеру приказали вести борьбу с контрабандой, в которой было замешано польское сопротивление. Как отмечалось в одном из докладов, личный состав части посылали в те районы, «где положение было особенно опасным, и требовались люди, склонные к риску»[152].
Одна операция следовала за другой. С помощью террора браконьеры беспощадно усмиряли польское население, и в скором времени заработали себе весьма сомнительную репутацию. Однако Глобочника это нисколько не беспокоило, он направлял стрелков Дирлевангера, уже специализировавшихся на контрпартизанских операциях, туда, где считал их присутствие необходимым.
Нелишне отметить, что в ходе Нюрнбергского процесса Готтлоб Бергер изложил свою точку зрения на деятельность батальона Дирлевангера в Польше. При этом он нивелировал наиболее одиозные эпизоды: «Формирование выполняло поставленные перед ним задачи на территории Генерал-губернаторства, в частности, в лесистой полосе вдоль новой германо-советской границы, от Львова до Сана. Общая площадь этого района составляла около 180 километров в длину и от 50 до 60 километров в ширину. Одной из задач было оказание помощи немецкому и польскому персоналу местного лесного хозяйства. И для этого были причины. В 1939 г., с приходом немецкой власти, все тюрьмы в Варшаве были открыты. Все профессиональные преступники, многие из которых отбывали пожизненное заключение за грабежи и убийства, нашли пристанище в этой лесистой местности. Каждый день они убивали немецких и польских лесников и полицейских. Причем поляков было убито гораздо больше, чем немцев… Я ничего не знаю по поводу охраны [подчиненными Дирлевангера] еврейского лагеря в Дайкау. В их задачу не входило контролировать евреев, обеспечивать принудительные работы, либо еще что-нибудь в этом роде. Они должны были сражаться в лесах. Я не могу указать, насколько долго они находились там»[153].
С началом войны против СССР Гиммлер поручил Глобочнику создавать опорные пункты СС в захваченных восточных областях. Из дистрикта «Люблин» в недавно оккупированные районы Западной Украины откомандировали небольшие группы сотрудников СС. Одну из таких групп возглавлял управляющий компании «Германские заводы оборудования» в Люблине, Вольфганг Мовинкель. 1 августа 1941 г. она прибыла в столицу Галиции, Львов (Лемберг). На территории бывшего завода по производству мукомольных машин (находился на западе города) был создан печально знаменитый лагерь на улице Яновской, в котором нашли свою погибель многие тысячи евреев Восточной Галиции и Польши. СС организовали здесь два предприятия по выпуску военной продукции. Лагерь охраняло подразделение из команды Дирлевангера. Как замечает историк Д. Поль, в Львове затем осталось 8—10 штрафников[154].
Помимо этого, четверо военнослужащих команды были направлены в Луцк, где был создан еврейский лагерь принудительного труда Красно, а трех браконьеров откомандировали в Ригу. Роль последних сводилась к обслуживанию местных чиновников СС. Один из этих штрафников вспоминал: «Я… получил прекрасное охотничье ружье с оптическим прицелом и занимался лишь тем, что охотился. Убитую мною дичь я должен был доставлять тогда начальнику СС и полиции»[155].
Что касается лагеря в Красно, то он, судя по всему, был создан по инициативе Глобочника. О задачах, стоявших перед дирлевангеровцами, позже рассказал командир этой небольшой команды, обершарфюрер СС Ф.: «Я прибыл в Луцк с тремя солдатами для создания и обучения сельской украинской команды вспомогательной полиции. При этом я понял, что у СС есть шанс заработать деньги для себя, привлекая для работы евреев. Поэтому я создал еврейский лагерь, в котором работало около 500 евреев»[156].
5 августа 1941 г. Глобочник направил в Главное управление СС представление (приказ № 996/41) о досрочном присвоении Дирлевангеру звания штурмбаннфюрера СС. В документе отмечались заслуги офицера СС: «За время выполнения задач по строительству фортификационных сооружений в Бельжеце и в качестве начальника еврейского лагеря Дзиков, Дирлевангер и его подчиненные показали себя исключительно с положительной стороны. После завершения строительства в Белжеце, часть была направлена в распоряжение руководителя СС и полиции Люблина для участия в специальных мероприятиях. В борьбе с контрабандой и незаконной торговлей, а также против польского сопротивления, Дирлевангер отлично показал себя во всех операциях, задачи, поставленные перед ним, выполнялись полностью»[157].
С представлением также ознакомился высший фюрер СС и полиции в Генерал-губернаторстве, обергруппенфюрер Фридрих-Вильгельм Крюгер. 12 сентября 1941 г. он поставил на документе положительную резолюцию и отправил бумагу в Берлин. Готтлоб Бергер, следивший за тем, как представление проходит через инстанции, напрямую обратился к начальнику Главного управления кадров СС и попросил его присвоить Дирлевангеру звание в самые кратчайшие сроки. Но вопрос рассматривался еще месяц. Лишь 9 ноября 1941 г. командир особого батальона получил повышение[158].
Тем временем зондеркоманда занималась охраной гетто в Люблине, участвовала в облавах и специальных мероприятиях. В начале октября 1941 г. штрафники прочесали Люблинское гетто. О результатах акции Дирлевангер сообщил Глобочнику в донесении от 10 октября 1941 г., подробно расписав, какие трофеи захватили его подчиненные в одном из еврейских кабаков:
«…Заведение большое, хорошо освещенное и относительно чистое. Каждый день играет оркестр из пяти человек. На самом объекте были обнаружены следующие продукты: 120 фунтов свежего мяса, гуси, куры, утки, сливочное масло, яйца, кофе в зернах, чай, какао, сахар, пшеничная мука, белый хлеб, сигареты, немецкое красное вино, французское шампанское и проч. На полу за цинковым прилавком были обнаружены килограммы нетронутого нарезанного хлеба и объедки. На самом прилавке мы нашли три десятка пирожных с заварным кремом и взбитыми сливками, а также столько же бутербродов с селедкой. Согласно найденной в столе бухгалтерской книге, выручка данного заведения, предоставленная руководству гетто, составила 4100 злотых по состоянию на 9 октября. Этот факт можно объяснить тем, что помимо разливного и бутылочного пива мы обнаружили двадцать пять бутылок ликера и водки, которые были выпиты в тот же день [до нашего визита]. В ходе этой операции мы не обыскивали ни подвальные, ни кладовые помещения.
Тот факт, что мы нашли в жидовском заведении, где играл джаз, в большом количестве товары, которые не встречаются в Рейхе (кофе, чай, какао, белый хлеб), либо встречаются в очень ограниченном количестве (мясо, птица, колбасные изделия, рыба, сигареты и т. д.), произвел большое впечатление на президента Народного трибунала и директора Лиги государственных служащих. Каким образом к жидам попали указанные товары, выяснить не удалось»[159].
В ноябре 1941 г. Глобочник провел совещание, на котором вел речь о выполнении «демографических» задач, стоявших перед СС. Во время совещания обсуждался вопрос, какие следует предпринять меры, чтобы «враждебные народности» были удалены из дистрикта. Глобочник приказал провести мероприятия по принудительному выселению поляков. Батальон Дирлевангера выгнал из разных деревень в районе Люблина несколько тысяч человек. Операция сопровождалась избиениями, убийствами и повлекла за собой массу критических отзывов со стороны гражданской администрации[160].
Необходимо подчеркнуть, что поведение штрафников стало вызывать нарекания еще осенью 1940 г. Облавы и проверки гражданского населения в Дзикове часто заканчивались вымогательствами. «Моральные границы исчезали полностью, как только мы снимали кольца, требовали деньги и драгоценности, — вспоминает ветеран СС. — И мы это делали, я бы сказал, почти все. Некоторые становились наглее и вымогали у евреев и поляков буквально все: “Если ты не дашь мне утром это и это, отправишься в лагерь”»[161].
Наряду с жалобами, поступавшими от поляков и евреев, раздавались недовольные голоса и военнослужащих вермахта, которым продавали краденые вещи (золотые кольца, женские украшения, наборы столовой посуды из серебра). Истории с вымогательствами постепенно доходили до руководителей СС, но до поры до времени никто серьезного расследования не проводил. Положение изменилось осенью 1941 г.
На имя Гиммлера и Глобочника поступили анонимные письма с жалобами на поведение Дирлевангера. Глобочнику ничего не оставалось делать, как инициировать служебную проверку, по итогам которой началось следствие[162].
Из суда СС и полиции Кракова в батальон приехали дознаватели. Они поочередно допрашивали подчиненных Дирлевангера и пытались узнать, кто из них занимался грабежами и укрывал похищенное имущество. Как выяснилось, некоторые браконьеры не считали свои деяния противозаконными и открыто заявляли: «Это же жидовское барахло!» Другие, напротив, отмалчивались либо всячески отрицали свое участие в подобных акциях [163].
Еще более скандальный оборот дело приняло после того, как в октябре 1941 г. к расследованию подключился молодой, но опытный и беспристрастный эсэсовский следователь, унтерштурмфюрер СС доктор Георг Конрад Морген (американский историк Ф. МакЛин называет его «блестящим человеком и цепким оппонентом», а отечественный исследователь Р. Горчаков — «замечательным юристом»[164]), снискавший среди своих коллег прозвище «ищейка».
Морген слыл чрезвычайно въедливым специалистом. Он родился во Франкфурте-на-Майне 8 июня 1909 г., изучал право в местном университете, а также в Академии международного права в Гааге и в Институте мировой экономики и океанских перевозок в Киле. Сдав государственный квалификационный экзамен с первой попытки, Морген стал судьей в Штеттине. В 1933 г. он вступил в СС и стал членом Имперского совета по обучению молодежи. В марте 1939 г. председатель штеттинского суда предложил Моргену уйти в отставку. Поводом для этого было якобы равнодушие молодого судьи к расовым вопросам. Последнее, однако, не помешало рейхсфюреру СС санкционировать перевод Моргена в криминальную полицию. В самом начале войны он прибыл в Берлин и продолжил службу в Главном судебном управлении СС. За время своей карьеры он расследовал более двух сотен дел, преимущественно коррупционной направленности, и добился уголовного преследования для множества эсэсовских чиновников, преступивших закон[165].
Итак, Конрад Морген со всей присущей ему дотошностью стал собирать компромат на Дирлевангера, не упуская из виду мельчайших деталей. Пытаясь во всем разобраться, Морген сталкивался с препятствиями. Особенно прохладно судью встретили в штабе начальника СС и полиции Люблина. Мало кто хотел рассказывать Моргену о «подвигах» браконьеров, но все-таки ему удалось кое-что выяснить. Например, открылись эпизоды ограбления гетто Люблина, ареста евреев, обвиненных в ритуальных убийствах, факты шантажа и вымогательства 15 000 злотых (7500 немецких рейхсмарок), расстрелов за неуплату долгов[166].
На послевоенном процессе по делу Готтлоба Бергера, куда Моргена пригласили в качестве свидетеля, бывший судья СС озвучил весьма любопытную информацию. По его подсчетам, на Дирлевангера было заведено 10 уголовных дел. Вдобавок ко всему командир штрафников в очередной раз подтвердил свое звание «мастера сексуально-патологической изощренности». Согласно показаниям свидетелей и докладам сотрудников криминальной полиции Люблина, Дирлевангер, не имея на то полномочий, как-то арестовал дюжину еврейских девушек в возрасте от 13 до 18 лет, работавших при одной из частей снабжения вермахта. Он пригласил евреек к себе на квартиру, заставил их раздеться догола, включил по радио музыку и приказал им танцевать. Во время танцев он, совместно с несколькими офицерами своей части и в присутствии представителей СД, приглашенных на вечеринку, избивал девушек кожаными кнутами. К концу оргии Дирлевангер устроил так называемые «научные эксперименты». Каждой девушке он сделал инъекцию стрихнина, а потом, стоя в кругу собутыльников и дымя сигаретой, наблюдал за предсмертной агонией отравленных жертв[167].
По сообщению Моргена, избитых кнутом девушек не насиловали, но пристрастие Дирлевангера к еврейкам, принадлежавших к «антирасе», выглядело очень и очень подозрительно. Сам командир батальона объяснял эксперименты со стрихнином, как поступок во имя соблюдения Нюрнбергских законов, и даже патетически замечал: «Мы в долгу перед нашей расой!»[168] Однако Моргена это не убедило; ко всему прочему судья располагал еще некоторыми фактами, указывавшими на предосудительные связи Дирлевангера с особами, имеющими «сомнительное расовое происхождение». На эти связи также указывает безымянный ветеран СС: «Нас также спрашивали [имеются в виду дознаватели СС. — Примеч. авт.], знаем ли мы о том, что у Дирлевангера была любовная связь с еврейкой?.. У Дирлевангера была слабость к стройным женщинам, и это тогда в большинстве случаев были еврейки. Местные часто были полноваты. По меньшей мере, он поддерживал интимные отношения с одной еврейской женщиной, которая выступала в качестве переводчицы» [169].
В последнем случае речь идет о некой Саре Бергманн. В начале сентября 1941 г. она была случайно арестована люблинской полицией и помещена под арест по обвинению в воровстве. Через какое-то время Дирлевангер начал предпринимать шаги к тому, чтобы ее освободили. Этот факт был также указан в вышеупомянутых анонимных письмах к Гиммлеру и Глобочнику[170].
В ходе следствия Дирлевангер полностью отрицал интимные связи с еврейками, но в той или иной мере признавал (разумеется, не перед судебными органами СС) связи с евреями вообще. В письме своему другу, унтерштурмфюреру и сотруднику Главного управления СС доктору Фридриху (от 20 марта 1942 г.), Дирлевангер писал:
«Случай, когда я отравил жидов в Люблине, похоже, стал для бригадефюрера Г[лобочника] объектом пристального внимания. При этом, в характерной для него манере, он даже не пытался разобраться, как в реальности обстояло дело. Он делал все, что только можно, лишь бы я выглядел в этом случае в самом неприглядном виде. Но ему вновь не повезло. Это правда, что я приказал люблинскому доктору отравить жидов (числом 57 человек), вместо того, чтобы их расстрелять. Я сделал это для того, чтобы их одежда (пальто и проч.) осталась в целости. После этого вещи были переданы гауптштурмфюреру СС Штрайбелю[171] для его каторжников. Золотые зубы у мертвых жидов вырывал начальник лазарета СС и полиции Люблина, дабы иметь приличный материал для зубных протезов для членов СС. Все это происходило с санкции бригадефюрера Г[лобочника]. Однако после того как в дело ввязалось СД, он стал заявлять о том, что ничего не знал.
Вся эта люблинская история просто комична; по одной версии, у меня были отношения с жидовкой, я распивал с жидами шнапс, а после этого вновь стал бессердечным и отравил этих людей. В одном случае меня обвиняют в том, что я неправильно относился к ним и в том, что я предал свои идеологические убеждения из-за жидовки, а когда это оказывается неправдой, меня обвиняют совершенно в обратном [в отравлении евреев]»[172].
2 ноября 1941 г. Конрад Морген сообщил в Главное судебное управление СС о постоянных арестах, вымогательстве и грабежах евреев личным составом особого батальона. Награбленные вещи, отмечал юрист, перепродавались другим евреям. У Дирлевангера обнаружились «довольно странные отношения с красивыми еврейками», которых убивали уколом стрихнина. Начальник СС и полиции Глобочник, зная обо всем этом, никаких мер не принял. Подчиненный ему руководитель полиции безопасности и СД, штурмбаннфюрер СС Иоханнес Мюллер, назвал команду браконьеров «стихийным бедствием» (eine Landplage)[173].
Морген также подготовил обстоятельный доклад на имя обергруп-пенфюрера СС Крюгера и привел те же самые факты, обвинив Дирлевангера в осквернении расы, и просил начальника СС в Генерал-губернаторстве отдать приказ об аресте командира батальона. Крюгер был не против, но, зная, какая фигура стоит за спиной Дирлевангера, был вынужден сказать цепкому следователю СС: «Я не уполномочен, команда подчиняется только генералу Бергеру»[174].
Крюгер, однако, не собирался просто сидеть и смотреть, как на подконтрольной ему территории будут хозяйничать уголовники. Моргену разрешили продолжить расследование, а Глобочнику приказали внимательно разобраться с делом Дирлевангера и его неуправляемой командой. Чем глубже суд СС и полиции в Кракове «копал» под браконьеров, тем больше появлялось свидетельств их безобразного поведения. В один из дней Крюгер снял трубку служебного телефона, позвонил Бергеру в Берлин и высказал ему много нелестных слов. А в конце 1941 г. он послал начальнику Главного управления СС телеграмму следующего содержания: «Если эта преступная банда (Verbrecherbande) не исчезнет в течение одной недели из Генерал-губернаторства, я посажу их сам. Подписано: Крюгер. Обергруппен-фюрер СС»[175].
Бергер пришел в неописуемую ярость, прочитав это сообщение. У него также оказалось на столе прошение Конрада Моргена о заключении Дирлевангера под стражу. Судя по всему, начальник Главного управления СС понимал, что его однополчанин снова взялся за старое. Обвинение было тягчайшим — осквернение расы офицером СС. Будучи стойким приверженцем национал-социалистической идеи, Бергер тем не менее отдал предпочтение фронтовой дружбе, скрепленной кровью на полях Великой войны; он не мог оставить Дирлевангера в беде и приложил все усилия, чтобы его вновь не упрятали за решетку[176].
В самом начале 1942 г. проект по реабилитации лиц, осужденных за вооруженное браконьерство, находился в подвешенном состоянии. Хотя Дирлевангер упорно отрицал свои связи с «грязными талмудистками», в этом стал сомневаться даже Глобочник. Утром 23 января 1942 г. он вылетел в Берлин, чтобы встретиться с Бергером и решить судьбу командира части. Но Дирлевангер не сдавался. Перед вылетом Глобочника он отправил в Главное управление СС два сообщения по телетайпу. Первое было адресовано Бергеру и содержало просьбу о снятии с него обвинений, в том числе и новых, представленных начальнику СС Люблина. Второе предназначалось доктору Фридриху, который должен был сказать Бергеру, что дело касается не еврейских женщин, а исключительно чести Дирлевангера [177].
В итоге все закончилось для браконьеров благополучно. Судебное дознание против части прекратили. Прошение Моргена об аресте Дирлевангера не было удовлетворено, а сам судья своей дотошностью и «презрением к традициям Ордена» вызвал гнев Крюгера, прикомандировавшего его к полевому суду дивизии СС «Викинг»[178]. Разговоры о жутких убийствах стрихнином, ограблениях и вымогательствах со временем поутихли, и, в первую очередь, благодаря Бергеру. В письме к Гиммлеру от 17 июля 1942 г. начальник Главного управления
СС, ознакомившийся с отчетами из Генерал-губернаторства, не преминул отметить, что количество грабежей в округе «Люблин», после убытия из него батальона Дирлевангера, вовсе не сократилось. Чтобы положить предел этому «вопиющему беззаконию», нужны дополнительные полицейские силы[179].
Вместе с тем Бергер, которому пришлось заступаться за браконьеров, был явно недоволен поступками своего протеже. В другой ситуации, и это не вызывает никаких сомнений, командира штрафной части посадили бы в концлагерь или в тюрьму. Только покровительство Бергера спасло Дирлевангера от неминуемого наказания. Понятно, что после такого шумного скандала, достигшего самого рейхсфюрера СС, не могло быть и речи о том, чтобы особый батальон продолжал оставаться в Люблине. Шла война. Германские вооруженные силы столкнулись на Востоке с серьезным противником и уже потерпели первую крупную неудачу под Москвой. В тылу немецкой армии тоже было неспокойно. Опасность партизанской угрозы нарастала день ото дня, доставляя вермахту, его тыловым службам и коммуникациям массу хлопот. Поэтому Бергер решил отправить батальон Дирлевангера на оккупированную территорию Советского Союза.
Начальник Главного управления СС, конечно, мог найти для своей части более спокойное место. Будь команда штрафников не такой брутальной и развязанной, кто знает, может быть, ее перевели бы во Францию. Но поведение подопечных Дирлевангера, привыкших к террору и самым радикальным методам ведения войны, больше подходило для того, чтобы использовать батальон в экстремальных условиях. Именно на Востоке, в гуще мрачных лесов, где нашли себе пристанище «бандитские стаи», было самое место для испытания браконьеров «на прочность».
Бергер, защищавший Дирлевангера от нападок судебных инстанций СС, а потом и других имперских ведомств, всегда руководствовался личными соображениями. Да, командир особого батальона был персонажем с «моральной трещиной» (sittlichen Knacks), преступал закон ради удовлетворения своих низменных страстей, разврата и пьянства, но при этом он обладал качествами фанатичного лидера, умеющего идти до конца и увлекать за собою людей. А самое главное — он без каких-либо угрызений совести, если дело касалось идей национал-социализма, преступал грани дозволенного, отшвыривая от себя в сторону излишний гуманизм — этот признак утонченного цивилизованного упадка. Сочетание в Дирлевангере боевого опыта и веры в национал-социалистическую идею делало его невероятно сильной фигурой, жаждавшей риска и обладавшей обостренными животными инстинктами. В сущности, он был хищным голодным зверем, а Бергер — его искусным укротителем, всегда знавшим, кого бросить ему на съедение…
Для своих подчиненных Дирлевангер был «полубогом». Как заметил один из бывших членов батальона, он был «повелителем жизни и смерти, он относился к нам, как он хотел. Он мог вынести смертный приговор и тут же привести его в исполнение. Ему не нужно было проводить судебное разбирательство»[180].
Действительно, как показывают факты, Дирлевангер был поборником железной дисциплины и абсолютного послушания своей воле. Он достойно относился только к тем осужденным, кто беспрекословно выполнял его приказы. Участь тех, кто не желал подчиняться, была весьма печальной. Уже в Генерал-губернаторстве Дирлевангер разработал свой собственный «дисциплинарный устав». Меры наказания были такими же, как в концлагерях. За обычный проступок штрафник получал 25 ударов палкой, за аналогичное нарушение — 50. За грубый поступок полагалось 75 ударов, а если он повторялся вновь — 100. После пятидесятого удара нарушителя, как правило, увозили в военный госпиталь. Грубым проступком считался протест. Открытое неповиновение каралось смертью на месте. Кроме того, командир части придумал особое наказание. Оно называлось по-разному — «ящик Дирлевангера» (Dirlewanger-Kasten), или «гроб Дирлевангера» (Dirlewanger-Sarg)… Суть его состояла в том, что нарушителя дисциплины заставляли стоять в узком ящике, по стойке «смирно», две недели! Ящик проверяли на третьи или четвертые сутки. Когда его отпирали, штрафник всегда находился без сознания[181].
В части также господствовало кулачное право (Faustrecht). В первую очередь, жесточайшим образом били за трусость. В последующем, когда батальон перебросили на захваченную территорию СССР, осужденные, струсившие в бою или замеченные в чем-то подобном, сразу же приговаривались к расстрелу. В порядке вещей считалось ударить или поколотить штрафника, плохо выполнившего приказ.
Словом, грубая физическая сила, как воспитательное средство, применялась в формировании постоянно[182].
Возникает вопрос: почему палочная дисциплина, введенная в особой команде СС, не препятствовала личному составу заниматься грабежами и убийствами?
Дирлевангер не отличался постоянством. В один день он мог смотреть на грабежи сквозь пальцы, а на другой — вывести известных ему вымогателей из строя и собственноручно расстрелять. Прекрасно зная психологию своих подчиненных, он умел ими руководить, и в зависимости от ситуации мог попустительствовать тому, чтобы они совершали преступления, даже провоцировать их на это, а затем вновь «завинтить гайки», превращая булькающее уголовное болото в воинский коллектив, способный выполнять боевые задачи. Он регулировал жизнь части по собственному разумению и своим стандартам, находя место для всего — и для муштры, и для совместного употребления алкогольных напитков с солдатами. Но главным был только один принцип — слепое повиновение воле командира! Когда-то Дирлевангер был уголовником, но когда-то он был и офицером. Эти два аспекта его личности оказались в неразрывном единстве и привели к тому, что в нем уживались преступник и службист.
Однако вернемся в январь 1942 г. Во время судебных разбирательств особая команда была переведена в Краков (Кракау). Штаб части расположился в здании бывшего женского монастыря по Рыбачьей улице. В столице Генерал-губернаторства формирование занималось охраной местного гетто. Все ждали, когда разрешится вопрос с Дирлевангером. Как теперь известно, по инициативе Бергера дело командира части передали в Главное управление СС, где его отложили до лучших времен [183]. Суд СС в Кракове оставил браконьеров в покое, выпустив на свободу тех, кто находился под следствием. Штрафники радовались, вспоминает ветеран СС, и добавляет: «Действия суда СС и полиции Кракова привели к тому, что мы вернулись с небес на землю, в реальность, и больше не вели себя так, как топор в лесу»[184].
Доктор Дирлевангер также пребывал в отличном настроении. В день, когда он сдал свои дела, Глобочник, еще недавно сомневавшийся в его незапятнанности, выпустил приказ, где, между прочим, были такие слова: «На основании распоряжения Главного управления СС штурмбаннфюрер СС Дирлевангер переводится для выполнения новых задач в распоряжение высшего фюрера СС и полиции “Остлайд”.
Я благодарю штурмбаннфюрера СС Дирлевангера и его солдат за выполненную для меня работу, зачастую в очень тяжелых условиях.
При этом я также могу констатировать, что все, кто в последнее время выдвигает обвинения против штурмбаннфюрера СС Дирлевангера, не имеют к этому оснований и штурмбаннфюрер СС Дирлевангер уезжает, как равный среди нас»[185].
29 января 1942 г. в Главное управление СС поступил документ из личного штаба Гиммлера № A3 5/39/42. В нем сказано: «По приказу Рейхсфюрера СС, команда Дирлевангера является добровольческим отрядом, который отныне будет подчиняться Главному управлению СС» [186].
В тот же день, 29 января, начальник Главного оперативного управления СС группенфюрер Ганс Юттнер отдал приказ (№ 524/42 секр.) о немедленном подчинении зондеркоманды Командному штабу рейхсфюрера СС. До 9 февраля 1942 г. браконьеры обязаны были получить необходимое вооружение и обмундирование. Дирлевангеру приказали доложить о готовности своих подчиненных в Главное оперативное управление СС (отдел I а). О транспорте следовало позаботиться заранее, связавшись с офицером СС, ответственным за воинские перевозки. 10 февраля 1942 г. команда должна была прибыть в распоряжение высшего фюрера СС и полиции Центральной России[187].
Как видно из представленных документов, статус части изменился, хотя фактически она по-прежнему оставалась штрафным формированием. Основной структурой, которой подчинялась команда, считалось Главное управление СС. Вопросы обеспечения батальона, порядок его боевого применения находились в компетенции Главного оперативного управления СС — одного из подразделений ведомства Бергера. В целом никаких трудностей с выдачей вещевого имущества и вооружения не возникло. К положенному сроку зондеркоманда СС была в полной готовности к отъезду. Батальон перебрасывали на оккупированную территорию Белоруссии, а точнее — в тыловой район группы армий «Центр».
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
108
Konzentrationslager Oranienburg. Augenzeugenberichte aus dem Jahre 1933. Gerhart Seger. Reichstagsabgeordneter der SPD. Max Abraham. Prediger aus Rathenow. Potsdam, 2003. S. 185.
110
Kaienburg H. Sachsenhausen — Stammlager / Benz W.f Distel В. Der Ort des Terrors. Geschichte der nationasozialistischen Konzentrationslager. Bd. 3: Sachsenhausen. Buchenwald. München, 2006. S. 18–19; Sydnor C.W. Soldaten des Todes. Die 3. SS-Division «Totenkopf» 1933–1945. Paderborn, 2002. S. 18.
112
Broszat М. Nationalsozialistische Konzentrationslager 1933–1945 / Anatomie des SS-Staates. Bd. 2. Olten — Freiburg-im-Breisgau, 1965. S. 73; Кошек Ж., Ригуло П. Век лагерей: лишение свободы, концентрация, уничтожение. Сто лет злодеяний. М., 2003. С. 257–258.
114
Tuchei J. Die Wachmannschaften der Konzentrationslager 1939 bis 1945 Ergebnisse und offene Fragen der Forschung / Gottwaldt A., Kampe N., Klein P (Hg.). NS-Gewaltherrschaft. Beiträge zur historischen Forschung und juristischen Aufarbeitung. Bd. 11. Berlin, 2005. S. 137, 139; Klietmann K.-G. Op. cit. S. 348; Kaienburg H. Sachsenhausen — Stammlager… S. 40; Залесский K.A. Охранные отряды нацизма. Полная энциклопедия. М., 2009. С. 419.
120
Ibid; Weale A. Op. cit. P. 273; Stork D. Widerliche Episoden / «Oranienburger Generalanzeiger» (Oranienburg), 2008. Am 25. Juli (Freitag). S. 4.
133
По данным немецкого историка К. Клитмана, до конца 1942 г. штрафная часть имела еще два названия — особая команда доктора Дирлевангера (Sonderkommando Dr. Dirlewanger) и специальная команда СС «Дирлевангер» (SS-Sonderkommando Dirlewanger). Историк утверждает, что в 1943 г. часть называлась особой командой «Дирлевангер» (Sonderkommando Dirlewanger), в первой половине 1944 г. — боевым батальоном «Дирлевангер» (Einsatz-Bataillon Dirlewanger), батальоном «Дирлевангер» (Bataillon Dirlewanger) и полком «Дирлевангер» (Regiment Dirlewanger). См.: Klietmann K.G. Op. cit. S. 299.
134
Michaelis R. Der Weg zur 36. Waffen-Grenadier-Division… S. 15; Erinnerungen an das SS-Sonderkommndo «Dirlewanger»… S. 18.
138
Блэк П. Одило Глобочник — форпост Гиммлера на Востоке / Тайны «Черного ордена СС»: Сборник. М., 2006. С. 189.
139
Yerger М.С. Allgemeine-SS. The Commands, Units and Leaders of the General SS. Atglen, 1997. P. 95.
141
6 November 1940, Lublin. — Auszug aus dem Oktober-Bericht des Gouverneurs im Distrikt Lublin, Zörner, über die Zwangsarbeit der Juden, in: Faschismus — Getto — Massenmord. Dokumentation über Ausrottung und Widerstand der Juden in Polen während des zweiten Weltkrieges. Berlin, 1961. S. 217.
142
Götz A. «Endlösung». Yölkerverschiebung und der Mord an den europäischen Juden. Frankfurt-am-Main, 2005. S. 62–64.
143
Krausnick H., Wilhelm H.-H. Die Truppe des Weltanschauungskrieges: Die Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD, 1939–1942. Stuttgart, 1981. S. 55.
144
Brakei A. Der Holocaust. Judenverfolgung und Völkermord. Augsburg, 2008. S. 95; Thompson V. L. Friedrich-Wilhelm Krüger. Höherer SS — und Polizeiführer Ost / Smelser R., Sy ring E. (Hrsg.). Die SS: Elite unter dem Totenkopf: 30 Lebensläufe. Paderborn, 2000. S. 325; Browning Chr. Ordinary Men. Reserve Police Battalion 101 and the Final Solution in Poland. New York, 2001. P. 49–51.
154
Pohl D. Nationalsozialistische Judenverfolgung in Ostgalizien 1941–1944: Organisation und Durchführung eines staatlichen Massenverbrechens. München, 1997. S. 172; Йонес 3. Евреи Львова в годы Второй мировой войны и катастрофы европейского еврейства 1939–1944. М., 1999. С. 246–247; Erinnerungen an das SS-Sonderkommndo «Dirlewanger». Berlin, 2008. S. 113.
164
MacLean F.L. Op. cit. P. 61; Горчаков P. Оптимизм судьи Моргена / «Индекс/Досье на цензуру» (Москва). 2007, № 27. С. 53.
167
Ibid. S. 29; Hilberg R. Op. cit. S. 1033. По сомнительному утверждению американского историка Рауля Хилберга, который в своем труде о холокосте ссылается на показания К. Моргена, после того как девушек отравили, их трупы якобы расчленили на мелкие части и пустили на мыло, варя вместе с кониной (?!).
170
Ingrao C. Op. cit. P. 107. Советские публицисты В. Рясной и Ю. Чернявский всячески смаковали подробности интимной связи Дирлевангера. В их опусе еврейская девушка носит имя Юдифь и в конечном итоге погибает от рук Дирлевангера, получив пулю в сердце. См.: Рясной В., Чернявский Ю. Указ. соч. С. 479–495. О связи Дирлевангера с еврейкой также пишет в своей повести «Каратели» А. Адамович. По интерпретации последнего, Дирлевангер якобы взял юную еврейку (при подчиненных ее называли Стасей, а настоящее ее имя было Юдифь) в Белоруссию в качестве служанки. См.: Адамович А.М. Каратели. (Радость ножа, или Жизнеописания гипербореев). М., 1984. С. 51, 74.
171
Речь идет о гауптштурмфюрере СС Карле Штрайбеле (1903 — после 1976, член НСДАП и СС с 1932 г.). В Люблинском округе он появился 5 января 1940 г., возглавлял подразделения «самообороны», состоявшие из фолькс-дойче. С 21 февраля по 26 октября 1941 г. Штрайбель работал референтом в составе особой служебной инспекции губернатора в дистрикте «Краков». С 27 октября 1941 г. по 1 октября 1942 г. он был комендантом лагеря СС в Травниках. См.: Janson М. Hitlers Hiwi. Iwan Demjanjuk und die Trawniki-Männer. Hamburg, 2010. S. 30–32.
172
Цит. по: Ingrao C. Op. cit. P. 108–109. Тот же самый текст, но в сокращенном варианте и с большими искажениями, представлен в работах советских и постсоветских публицистов. Так, в статье М. Токарева письмо Дирлевангера звучит так: «Дорогой Фридрих! Это правда, что я в Люблине отравил 57 евреев вместо того, чтобы их расстрелять. Я признаю свою ошибку, но я сделал это только из-за того, чтобы не испортить пулями и спасти их одежду, обувь, которую я отдал затем подполковнику Штрайбелю для его польских каторжников. Да, я с помощью врачей вырвал золотые зубы у отравленных евреев, но не присвоил себе золото, а передал его в зубную поликлинику СС. Так что всякие обвинения против меня напрасны. Комично то, что я пил с евреями водку, а затем отравил их. Хайль Гитлер! Твой Оскар». См.: Токарев М. Операция «Дирлевангер» / «Во славу Родины», № 127 (22110), 14 июля 1994. В неточном переводе текст письма встречается и в очерке М. Шиманского. Указ. соч. С. 57.
173
Auerbach Н. Op. cit. S. 262; Opitz К. Wilddiebe an die Front — SS-Sturmbrigade Dirlewanger. In: Der II. Weltkrieg. Eine historische Collage über den erregendsten Abschnitt deutscher Geschichte — in Wort, Bild und Ton. Bd. 5. Hamburg, 1976. S. 14.
178
Спустя примерно год Морген был откомандирован с Восточного фронта по личному распоряжению Гиммлера и направлен в мюнхенское Главное управление криминальной полиции. Впоследствии прославился своими тщательными расследованиями коррупционных и проч. преступлений в системе концлагерей. После войны выступал свидетелем на Нюрнбергском процессе, при этом отказавшись лжесвидетельствовать, за что неоднократно подвергался избиениям американцами. Успешно пройдя денацификацию, до преклонных лет продолжал служить в системе германской юстиции. Скончался в 1982 г. См.: Горчаков Р. Указ. соч. С. 55.
179
MacLean F.L. Op. cit. Р. 72; Michaelis R. Op. cit. S. 9—10; Auerbach H. Op. cit. S. 262–263; «Sie haben etwas gutzumachen»… S. 29.