Эпоха ХХ съезда: международная деятельность А. И. Микояна в 1956 году

И. Н. Селиванов, 2021

В книге рассмотрены ключевые вопросы советской внешней политики в 1956 г., связанные с известным политическим деятелем, членом Президиума ЦК КПСС, первым заместителем Председателя Совета министров СССР Анастасом Ивановичем Микояном. При написании работы использованы не вводившиеся ранее в научный оборот архивные документы и фотографии, воспоминания Микояна, другие исторические источники. Для широкого круга читателей, интересующихся проблемами международных отношений и внешней политики в годы «холодной войны», а также личностным фактором в отечественной истории советского периода. Издание приурочено к исполнившемуся в ноябре 2020 г. 125-летию со дня рождения А. И. Микояна. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

2. На «восточном» направлении

Вопрос о пересмотре сложившихся в сталинский период главных подходов на азиатском направлении советской внешней политики встал перед советским руководством уже в середине 1950-х гг.

До того времени кремлевская дипломатия опиралась на сформулированное еще в 1928 г. на VI Конгрессе Коминтерна положение, что национальная буржуазия в странах зарубежного Востока не может играть прогрессивной роли, поскольку роль «локомотива» в деле национального освобождения должны играть местные коммунистические партии, входившие в Третий Интернационал^[103]. Именно им и оказывалась на протяжении многих лет помощь и поддержка со стороны Москвы. Но уже после роспуска в 1943 г. Коминтерна стало понятно, что никакой сколько-нибудь существенной роли эти вышедшие в «самостоятельное плавание» партии (за исключением Компартии Китая) сыграть не смогут. Поэтому, не отказываясь от формальной поддержки «восточным» коммунистам, в Кремле стали искать сближения все с той же многократно раскритикованной азиатской некоммунистической политической элитой, в своем большинстве выражавшей интересы национальной буржуазии и крупных землевладельцев.

Эта линия стала активно реализовываться на практике со второй половины 1955 г. во время поездок Хрущева и Булганина в Индию, Афганистан и Бирму. В принятом Верховным Советом СССР постановлении особо подчеркивалось: «В основу взаимоотношений между Советским Союзом и Индией, Бирмой и Афганистаном положены принципы взаимного уважения территориальной целостности и суверенитета, ненападения, невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства и взаимной выгоды, мирного сосуществования государств независимо от их общественного строя… Важный итог поездки товарищей Булганина Н. А. и Хрущева Н. С. в страны Азии составляют также достигнутые с этими странами соглашения о расширении торговли, экономических, культурных и других связей, основанных на принципе равенства и взаимной выгоды, без навязывания каких-либо обязательств политического или военного характера»^[104].

Во время обсуждения 22 декабря отчета делегации СССР о визите в Индию, Бирму и Афганистан Микоян оценил ее следующим образом — «большой результат поездки» и предложил подготовить положительную резолюцию^[105].

Затем намеченная линия была продолжена после XX съезда КПСС. В Отчетный доклад ЦК съезду составители включили пассажи о том, что международные отношения теперь приобретают всемирный характер благодаря выходу на политическую арену молодых азиатских государств, освободившихся от колониальной зависимости. Получалось, что на мировой арене появилась «зона мира», которая в союзе со странами мировой социалистической системы составила более половины населения земного шара^[106].

Но за влияние на эту «зону» необходимо было еще побороться с «империалистическим лагерем». Для этого советской дипломатии необходимы были проверенные и квалифицированные кадры, способные отстаивать советские интересы в разных точках земного шара, включая и неспокойный азиатский континент.

Как справедливо отмечал в одной из своих работ российский историк А. М. Васильев, «более гибкая и успешная, чем раньше, политическая практика требовала видоизменения мессианских установок, без которых она пока что не могла существовать, отказа от заскорузлых формулировок»^[107].

Микоян, уже в сталинские времена слывший среди соратников «знатоком Востока», запомнился своим выступлением на XX съезде КПСС. Еще до секретного доклада Хрущева, выступая в прениях по Отчетному докладу ЦК, он, в частности, подверг критике плачевное, по его мнению, состояние советского востоковедения, не отвечавшего уровню все более расширявшихся отношений СССР со странами Востока^[108].

Теперь Микояну советский лидер, который, в реалиях той эпохи, персонально отвечал за любые изменения во внешней политике СССР, мог дать поручение «закрепить» полученные ранее результаты, расширив географию контактов за счет Пакистана — главного регионального соперника Индии, с которым сложились более чем прохладные отношения и у соседнего Афганистана.

Таким образом, была сделана недвусмысленная заявка на то, что именно он, Микоян, сможет каким-то образом «поправить» своей практической деятельностью прежние подходы советской дипломатии к этому региону, в том числе в его «некоммунистическом» сегменте.

Вскоре появился хороший повод. Пакистан, спустя 9 лет после получения, по плану Маунбеттена, фактической независимости^[109], принял конституцию и обрел главу государства в лице президента. Из Карачи в Москву официальное приглашение на торжества поступило 8 марта 1956 г. от имени премьер-министра Мухамеда Али. Председатель Совета Министров СССР Булганин 15 марта сообщил своему пакистанскому коллеге, что специальным представителем СССР назначен Микоян. В той же телеграмме сообщалось, что в состав делегации войдут Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР Ш. Р. Рашидов, Посол СССР в Пакистане И. Ф. Шепетько и Посланник Ф. П. Доля^[110].

Судя по материалам рабочего архива Микояна^[111], в ЦК КПСС дважды обсуждался вопрос об этой поездке. Еще за неделю до получения официального приглашения были приняты решения по поводу ведения переговоров в Пакистане. Там утвердили, в качестве основы, проекты заявлений Микояна по прибытию в Карачи и при отъезде из Пакистана, а также поручили ему, совместно с Молотовым, определить перечень подарков, от имени советского правительства, государственным и общественным деятелям Пакистана.

По сложившейся к тому времени дипломатической практике^[112], любая правительственная делегация, выезжавшая за пределы суверенного государства, в своей деятельности, согласно действующего международного права, исполняла функции временного внешнеполитического органа государства. При этом она руководствовалась, как правило, специально подготовленными памятками или инструкциями. В Советском Союзе они составлялись квалифицированными сотрудниками МИД или в аппарате ЦК КПСС. Не стал исключением и Микоян, поскольку он ранее практически не имел возможности получить достаточно полное представление о том, какие внутриполитические процессы происходят в Пакистане. Поэтому памятка оказалась как нельзя кстати, и 19 марта ее окончательный текст был утвержден в ЦК КПСС^[113].

* * *

Обратимся к содержанию названной выше памятки поскольку, на наш взгляд, она дает достаточно полное представление о механизме практического воплощения новых внешнеполитических идей советского государства. Анастас Иванович, по мнению компетентных в делах региона анонимных экспертов, привлеченных к ее составлению, во время своей поездки должен был озвучить, от имени СССР, следующие основные позиции.

Первая относилась к перспективам развития отношений с Пакистаном. Анастасу Ивановичу рекомендовалось сделать в Карачи заявление о том, что пять принципов мирного сосуществования могут быть положены в основу улучшения отношений между двумя странами.

Следующая позиция — сделать официальное заявление, что «народы Советского Союза питают дружеские чувства к народам Пакистана и заявить, что эти дружеские чувства должны рассматриваться как один из основных факторов в развитии советско-пакистанских отношений».

И последний тезис должен был звучать приблизительно так: подчеркнуть, что, поскольку народ Пакистана так же, как а другие миролюбивые народы Азии и других стран, жизненно заинтересован в упрочении мира, в укреплении независимости и подъема благосостояния своей страны, улучшение и развитие советско-пакистанских отношений отвечает интересам и чаяниям народов наших стран^[114].

Самым непростым должно было стать обсуждение т. н. «кашмирского вопроса»^[115]. В Москве не знали, будет ли он поднят в беседах с Микояном пакистанской стороной, но, на всякий случай, глава советской правительственной организации был сориентирован на такого рода ответ: советская позиция была изложена в выступлениях Хрущева и Булганина и она хорошо известна. Каждый народ имеет право самостоятельно определять свою судьбу и государственность на основе собственных национальных интересов, что записано и в Уставе ООН.

Главный тезис «проиндийской» позиции СССР в отношении «кашмирской проблемы» должен был прозвучать следующей формулировке: «Кашмирский народ сам уже решил вопрос о своей дальнейшей судьбе, рассматривая свою территорию как неотъемлемую часть Республики Индия». Далее Микояну рекомендовалось «выразить уверенность, что кашмирский вопрос будет до конца улажен без вмешательства извне, что, несомненно, будет способствовать уменьшению напряженности в этом районе и укреплению всеобщего мира».

Еще один непростой для Микояна вопрос мог возникнуть, при возможном обсуждении, по пакистанской инициативе, вопроса о Пуштунистане^[116]. В этом случае Микояну рекомендовали повторить тот вариант, который изложил в конце 1955 г. Булганин во время пребывания с визитом в Кабуле, а также в докладе на сессии Верховного Совета СССР^[117].

При этом следовало выразить «сожаление» по поводу того, что вопрос о Пуштунистане, который касается только Пакистана и Афганистана, стал объектом вмешательства иностранных держав, о чем наглядно свидетельствует коммюнике мартовской сессии Совета СЕАТО. Также следует высказаться в том плане, что этот вопрос можно успешно решить путем прямых переговоров между Пакистаном в Афганистаном с «должным учетом интересов народа этого района»^[118].

Поскольку Пакистан, в отличие от Афганистана, в 1954 г. вошел в СЕАТО, а в 1955 г. — в Багдадский пакт (впоследствии — СЕНТО), Микояну предстояло обсудить и эту тему.

Мидовскими консультантами было предложено высказать о них отрицательное мнение, поскольку это «военные агрессивные блоки» и являются «орудием усиления напряженности в районах Ближнего и Среднего Востока и Юго-Восточной Азии», а также представляют угрозу Советскому Союзу, поскольку располагаются в непосредственной близости от советской границы.

Микояну также рекомендовалось «выразить надежду», что «нынешнее напряженное положение» в данном регионе, возникшее после образования СЕАТО и Багдадского пакта, сменится установлением «дружественных отношений» между всеми расположенными здесь странами.

И сделать главное заявление: «Несмотря на наше отрицательное отношение к существованию и деятельности военно-политических группировок типа СЕАТО и багдадского пакта, между Советским Союзом и Пакистаном могут развиваться дружественные отношения и взаимовыгодное сотрудничество»^[119].

Необходимо было также обсудить вопросы советско-пакистанского экономического и научно-технического сотрудничества и заявить, что в случае «обоюдного стремления» оно вполне возможно, в том числе и в такой области, как «использование атомной энергии в мирных целях»^[120].

Еще одно заявление советского представителя должно было подтвердить готовность к взаимному обмену культурными и научными делегациями, артистическими группами, к проведению кинофестивалей, выставок, обмену преподавателями, студентами, журналистами и др.

Микояну рекомендовалось также отметить, что Советский Союз готов сотрудничать с Пакистаном не только через ООН, но и на основе двустороннего сотрудничества, которое, при желании, может включать проектирование, поставку оборудования, а также монтаж и пуск промышленных предприятий.

Следовало по возможности намекнуть, что, хотя Пакистан и входит в СЕАТО и Багдадский пакт, СССР готов оказывать стране техническую помощь и развивать взаимное экономическое сотрудничество на таких же условиях, что и с другими государствами. Отметить, что для развития взаимовыгодных торговых отношений между СССР и Пакистаном имеются достаточные возможности, поскольку Советский Союз может поставлять в Пакистан современное оборудование, машины, металлы, строительные материалы и другие товары, в которых заинтересована эта страна, в обмен на традиционные товары пакистанского экспорта, в частности джут, хлопок, кожсырье, шерсть и др.

В подтверждение этого тезиса Микояну следовало напомнить, что в первые послевоенные годы между Советским Союзом и Пакистаном был осуществлен ряд взаимовыгодных торговых сделок. Далее высказать удовлетворение, что между сторонами достигнута принципиальная договоренность о начале торговых переговоров в Карачи в середине апреля 1956 г. Предлагалось подчеркнуть, что развитию дружественных отношений между СССР и Пакистаном способствовало бы расширение культурных связей.

Страница памятки для Микояна по Пакистану (ГАРФ)

Микоян также должен был пригласить в СССР с визитами премьер-министра Мохамеда Али и главу Учредительного собрания Абдул Вахаб Хана «если представится подходящий случай», а также сестру покойного основателя Пакистана М. А. Джинны — Фатиму вместе с другими представителями местных женских общественных организаций.

Заключительный абзац памятки касался пакистанского посла в СССР. Поскольку он по неизвестной для Кремля причине длительное время отсутствовал в Москве, Микояну «при случае» следовало намекнуть, что такого рода обстоятельство «накладывает отпечаток на развитие советско-пакистанских отношений»^[121].

12 марта в ЦК КПСС были внесены уточнения по маршруту следования советской делегации. Если ее членам первоначально планировалось сразу приехать в Карачи, то теперь на Старой площади решили, что по пути Микоян и сопровождавшие его лица на сутки остановятся в Кабуле для ведения переговоров с местными руководителями.

Еще одно изменение ранее утвержденного маршрута предполагалось по окончании программы пребывания в Пакистане. По всей видимости, уже после 1 марта была достигнута договоренность о том, что Микоян даст разъяснения руководству ДРВ (по их просьбе) по поводу решений XX съезда КПСС^[122].

Поскольку путь в Ханой лежал через территории Индии и Бирмы, в ЦК КПСС посчитали, что Микоян должен побывать и там для «установления контактов с государственными деятелями этих стран». После Ханоя советская делегация должна была посетить Пекин и Улан-Батор и там также установить «контакты и обменяться мнениями с руководящими деятелями ЦК КПК и ЦК МНРП». К 11–12 апреля они должны были возвратиться в Москву^[123].

2.1. Поездка по несоциалистическим странам Азии

Поездка советской делегации в одну страну Азии на торжества постепенно трансформировалась турне по 7 государствам Азии, в том числе 4 — несоциалистическим. В этой связи выглядит далеко не случайным, что во главе делегации оказался столь опытный и искушенный политик, как Микоян, не имевший формального отношения к советскому внешнеполитическому ведомству.

Попробуем выяснить, насколько он справился с поставленной перед ним непростой задачей. В дипломатической практике памятки, подобные той, которую составили Микояну, выполняют, если проводить аналогию с музыкой, роль нот, а внешнеполитический представитель, который ей обязан руководствоваться, играет роль музыканта. Как известно, музыкант музыканту рознь даже при исполнении одного и того же произведения.

Не стоит исключать, что такого рода трансформация поездки была вызвана желанием советского руководства дать своеобразный «ответ Даллесу»^[124], незадолго до этого совершившего поездку по азиатскому региону.

2.1.1. Визит в Афганистан

Интерес к Афганистану со стороны советского руководства проявлялся достаточно давно, еще с ленинских времен, когда в силу определенных обстоятельств большевики оказались первыми, кто признал Афганистан в качестве полноценного суверенного государства, а лидеры Афганистана, в свою очередь, были первыми на международной арене, кто признал РСФСР^[125].

Интерес к Афганистану со стороны образованного в декабре 1922 г. Советского Союза был также значительным в силу ряда геополитических факторов, связанных с переплетением в данном регионе интересов Великобритании, Германии и СССР^[126].

После окончания Второй мировой войны значение Афганистана во внешней политике СССР заметно уменьшилось и только после смерти Сталина новые советские лидеры, опять же, в первую очередь, руководствуясь геополитическими соображениями, начали строить с этой страной более тесные отношения. Не последнюю роль здесь играли опасения, что США и их союзники в регионе могут попытаться вовлечь Кабул в сферу собственных интересов в контексте реалий холодной войны.

Встреча М. Даудом делегации СССР в аэропорту Кабула (ГАРФ)

Как мы уже отмечали выше, турне «полпредов» Москвы по некоммунистическим странам Азии, согласно утвержденному в ЦК КПСС графику, началось с посещения Кабула. Туда члены делегации прибыли 21 марта в 14 часов 30 минут по местному времени на самолете из Ташкента. Через сутки члены советской делегации вылетели в Карачи.

Стоит отметить, что Президиум ЦК 16 декабря 1955 г. обсуждал поставленную Хрущевым и Булганиным в телеграмме из Кабула^[127] «рекомендацию» об оказании Афганистану экономической помощи на льготных условиях.

Молотов вновь занял особую позицию, выразив мнение, что 100–120 млн. долларов помощи — это «много» и может возникнуть «опасный прецедент». Микоян формально с ним согласился, но сделал оговорку: помощь Афганистану, конечно, усилит прецедент и некоторым другими государствам Советскому Союзу придется помогать не в меньшем объеме, но с точки зрения советских государственных интересов надо идти на предоставление такого рода помощи, если СССР хочет вступить в «более серьезное соревнование с США».

По его мнению, и Бирма может обратиться за советской помощью, но что касается Афганистана — «эти деньги окупятся»^[128].

Согласно содержанию отправленной в Москву телеграммы, Дауд в ходе беседы вновь выразил благодарность за решение о поставках вооружения из СССР, о чем ему ранее сообщил советский посол М. В. Дегтярь. Дауд сказал, что афганская военная делегация выехала в Индию, Египет, Чехословакию и приблизительно через две недели ее члены прибудут в Москву для ознакомления с поставляемыми из СССР образцами вооружений. Список желаемых приобретений будет уточняться, но они не будут уполномочены подписать двустороннее соглашение. Для этого в Москву будет направлена отдельная делегация.

Дауд и глава афганской дипломатии Найм выразили благодарность Микояну за подписание экономического соглашения, заявив, что по своему содержанию оно «очень хорошее»^[129].

Найм особо подчеркнул, что афганцы особенно довольны тем, что Советский Союз обещал прислать своих специалистов для работы в стране, а также начать подготовку технических кадров из числа местных жителей. Опытный в таких делах Микоян, всегда привыкший отстаивать советские экономические интересы, сразу почувствовал некий подвох и тут же отреагировал.

Он отметил, что вообще-то Советский Союз «скупо» идет на посылку специалистов за пределы страны, давая на это согласие «лишь в случаях крайней нужды и не на долгий срок».

Афганская сторона сама должна готовить национальные кадры, особенно среднего звена. И в этом деле СССР «охотно поможет», поскольку такой подход должен уменьшить количество специалистов, командируемых в Афганистан.

Далее Микоян искусно перевел разговор на другую, для Москвы весьма важную и щекотливую тему. Дауду был задан вопрос: действительно ли сессия СЕАТО в Карачи^[130] обострила отношения Афганистана с Пакистаном? На что афганский премьер заявил: после этой сессии «афгано-пакистанские отношения еще больше обострились; отсюда — важность вопроса о поставке вооружения в Афганистан».

Микоян (строго по вышеприведенной нами памятке) также сказал, что «позиция Советского правительства по вопросу о Пуштунистане известна и остается неизменной». Он специально подчеркнул — «если пакистанцы во время моего пребывания в Карачи поднимут этот вопрос, то мною будет подтверждена точка зрения Советского правительства, наложенная тов. Булганиным во время пребывания в Кабуле»^[131]. Судя по всему, Дауд и его окружение остались довольны таким заявлением.

Микоян решил проинформировать своих собеседников о том, что советская делегация собирается делать в Пакистане, в частности, постарается своими действиями «содействовать расшатыванию багдадского пакта и СЕАТО». Дауд в ответ заявил, что они, как и другие аналогичные соглашения, обречены на провал, поскольку «народы выступают против этих пактов».

Найм вою очередь подчеркнул, что «малым странам», в том числе и Афганистану, приходится сталкиваться с большими трудностями в деле отстаивания своей независимости, поскольку в мире есть страны, «не считающиеся с интересами малых стран. Другое дело — СССР, который хорошо относится к Афганистану».

Микоян отметил, что советская позиция к таким «малым странам» заставляет и другие государства «изменять свое отношение» к ним… уважать их нейтралитет, иначе эти державы поставили бы себя в невыгодное положение перед общественным мнением»^[132].

Далее глава советской делегации уточнил, что слаборазвитые страны получают помощь в своем экономическом развитии еще и «рикошетом», поскольку «американцы в этих условиях вынуждены оказывать слаборазвитым странам большую помощь, чем до этого». По мнению Микояна, они на такие непопулярные шаги идут из-за того, чтобы сохранить свое лицо. Дауд согласился с высказанным мнением и нелестно отозвался об английском премьере А. Идене, который, по его мнению, продолжает «отстаивать колониальную систему и империализм», а афганцы ранее уже «на своих плечах испытали», что это означает^[133].

Последним пунктом обсуждения Микоян обозначил проблему налаживания воздушного сообщения между двумя странами, поскольку, по его мнению, переговоры по данному вопросу зашли в тупик. Найм тут же дал свое разъяснение. Из него следовало, что транзитные полеты через Советский Союз их практически не интересуют и вряд ли в ближайшей перспективе ситуация каким-то образом изменится. А если нет взаимности, то и другие страны могут попросить того же. Поэтому они хотят «равенства». В свою очередь Дауд отметил, что во втором по значимости городе Афганистана — Кандагаре, строится «аэродром международного значения», который «будет доступен всем».

Микоян в ответ внес предложение, ранее уже согласованное в Москве: афганская сторона предоставляет СССР право транзитных полетов через свою территорию в Дели, а в ответ афганцам предоставляется право транзитных полетов через советскую территорию в Хельсинки. При этом длина транзитный линий для Афганистана составит около 5 тыс. км, а для СССР — всего около 800 км. Таким образом, для Афганистана будет создан выгодный прецедент на переговорах с другими странами по аналогичным транзитным перевозкам.

По мнению Микояна, Дауд и Найм весьма позитивно восприняли его предложение, поскольку в ходе аудиенции «несколько раз благодарили, говоря, что Советское Правительство проявило глубокое понимание их положения и политики афганского правительства»^[134]. Затем М. Дауд устроил торжественный прием в честь Микояна и других членов советской делегации.

22 марта утром Микоян и сопровождающие его лица посетили Кабульский исторический музей, а также ознакомились с возведением комбината хлебопродуктов. Советский Союз оказывал помощь в строительстве этого объекта в счет предоставленного Афганистану кредита^[135].

После этих протокольных мероприятий Микоян и сопровождающие его лица вылетели из Кабула в Карачи.

2.1.2. В Пакистане

Формально главной страной в турне был именно Пакистан — тогда еще очень молодое государство, возникшее в 1947 г. усилиями лидера партии Мусульманская лига М. А. Джинны и его единомышленников, сумевших договориться с англичанами о выделении районов Британской Индии, с исповедовавшим ислам населением, в отдельный доминион. Этот процесс сопровождался кровопролитными столкновениями между фанатично настроенными индусами и мусульманами, а также территориальными спорами, самым значительным из которых стала уже упоминавшаяся нами «кашмирская проблема».

Индия достаточно быстро, во многом благодаря усилиям выдающегося политического деятеля В. Пателя, решила проблему собственного суверенитета после вступления в силу в январе 1950 г. Конституции^[136]. В Пакистане же этот процесс затянулся на 9 лет, за которые страна стала одним из главных союзников США в регионе, вступив в 1954–1955 г. в военно-политические блоки СЕАТО и Багдадский пакт.

Правда, в отличие от США, так и не признавших КНР, Пакистан это сделал достаточно быстро. Коммунистический Китай, таким образом, вскоре превратился в регионального партнера Пакистана, в том числе и в разрешении, на антииндийской платформе, кашмирского вопроса^[137].

Главным мероприятием в день официального провозглашения Исламской Республики Пакистан должна была стать инаугурация первого ее президента — И. Мирзы^[138]. Микояна, по разным причинам, там очень ждали и планировали достаточно большую программу общения.

Советская делегация прилетела в Карачи 22 марта в 18 часов по местному времени. По прибытии на аэродроме Микоян выступил с речью, в которой поблагодарил за приглашение и заявил: он надеется, что визит в Пакистан послужит установлению доверия между двумя странами «в интересах мира во всем мире»^[139].

На следующий день советская делегация приняла участие в самой церемонии инаугурации президента, в ходе которой Мирза произнес текст торжественной присяги на верность народу Пакистана. Затем состоялся военный парад в честь провозглашения Пакистана республикой. В 11 часов утра по местному времени Микоян и специальные представители других государств, приглашенных на торжества, вручили Мирзе свои верительные грамоты.

Данная дипломатическая процедура должна была в очередной раз продемонстрировать приверженность присутствовавших на торжествах представителей зарубежных государств развивать с Пакистаном отношения исключительно на мирной и дружественной основе, без различий, капиталистические или социалистические это государства.

Микоян на церемонии инаугурации. Справа — глава делегации КНР маршал Хэ Лун (ГАРФ)

Как и любой другой опытный политик, Микоян, пользуясь удобным поводом, использовал свое пребывание в стране и для иного рода контактов. Так, в ходе состоявшегося приема, он имел беседу с послом Таиланда в Пакистане В. Вайтхаяконом, по итогам которой в отправленной в Москву телеграмме отметил, что «отношения между Советским Союзом и Таиландом должны быть улучшены», а статус дипломатических представительств двух стран необходимо поднять до уровня посольств^[140].

В дипломатической практике бывают и мероприятия, в которых приходится участвовать без предварительной подготовки. Не стал исключением и Пакистан, где Микояна пригласили поучаствовать в незапланированном программой пребывания митинге и выступить на нем с речью. Анастас Иванович не растерялся и перед собравшейся 100-тысячной толпой в парке «Джигангир», вслед за пакистанским премьер-министром заявил, что Советский Союз стремится к улучшению культурных связей с Пакистаном, является сторонником мирного сосуществования вне зависимости от различия общественных систем стран мира, о чем было заявлено в ходе Бандунгской конференции 1955 г. ^[141]

Аплодисментами был встречен следующий пассаж речи Микояна: «Развитие дружественных и добрососедских отношений между СССР и Пакистаном, основанных на принципах взаимного доверия и уважения, несомненно, явится новым вкладом в дело упрочения мира во всем мире»^[142].

Поездка делегации СССР освещалась на страницах центральной советской печати. Так, в частности, в статье специального корреспондента «Правды» О. Орестова особое место было уделено тому факту, «как внимательно» слушали собравшиеся выступление Микояна^[143].

Весьма содержательна информация об этом событии, была изложена Микояном в телеграмме, отправленной в Москву. По его наблюдениям, на митинге выступили главы всех делегаций, кроме Афганистана и Ирана. Он также заметил, что в «гуще людей» находились специальные «дирижеры», создававшие соответствующую их реакцию на выступающих. Так, во время выступления индийского представителя из толпы раздались выкрики «Долой!», после чего пакистанский премьер театрально сыграл роль «примирителя», предложив собравшимся «выслушать индуса как гостя», приехавшего разделить «нашу радость».

Наиболее тепло, после представителя Турции, встречали самого Микояна, речь которого трижды прерывалась аплодисментами. «Дружелюбие» к советским представителям, по словам главы советской делегации, проявили, помимо президента и премьера, пакистанские министры иностранных дел и торговли^[144].

По оценке Микояна, «хорошо были встречены» выступления индонезийского и египетского представителей, а вот представители США и Великобритании «выступили бледно», их встречали и провожали «холодно».

Вечером Микоян присутствовал на приеме, данном президентом Пакистана по случаю провозглашения Республики. У главы советской делегации появилась возможность переговорить с премьер-министром Турции Мендересом, возглавлявшим делегацию своей страны. Микоян подчеркнул, что для двух стран наступило время для улучшения отношений, СССР уже сделал шаги в этом направлении, но со стороны Турции пока нет никакого ответа. В ответ последовало заявление, что в ухудшении двусторонних отношений «есть доля вины и Советского Союза», турецкий премьер тут же завершил беседу и ушел^[145]. Таким образом, попытка в неформальной обстановке наладить контакты с одним из главных политиков Турции, на тот момент завершились неудачей.

В тот же день Микоян встретился с представителем КНР на торжествах — заместителем премьера Госсовета маршалом Хэ Луном. Обсуждался вопрос о поездке в Северный Вьетнам представителя КПК в тоже время, когда там будет находиться Микоян^[146].

Во время беседы с Мирзой, состоявшейся 24 марта, о которой также была проинформирована Москва, Микоян особо выделил заявление президента о том, что Пакистан «не желает чужой земли, но и вершка своей также никому не отдаст». В свою очередь советским представителем были озвучены те положения «памятки», о которой мы писали выше и уже от себя добавил, что Советский Союз не преследует своей политикой захват пакистанского рынка, создавать здесь военные базы или включать Пакистан в «наш блок». А вот вступление страны в военные блоки, заявил Микоян, один из которых простирается вплоть до нашей границы, плохо повлияло на советско-пакистанские отношения, поскольку мы рассматриваем Багдадский пакт как направленный против нас и не можем пренебрегать этим фактом.

Мирза ответил примирительно, отметив, что его государство также хочет жить в дружбе со всеми другими странами. Пакты не направлены против Советского Союза. Наши мотивы вступления следующие: соседи Пакистана, особенно Индия, «взяли нас за горло». Сами мы недостаточно сильны и мы в связи с вышесказанным, «просили бы понять нас». Пакистан не думает воевать с Советским Союзом, «у нас есть база для развития хороших деловых отношений».

Далее попробуем воспроизвести диалог двух политиков, составленный на основании отправленной в Москву телеграммы:

Микоян: нас беспокоит, что Пакистан может стать орудием в чужих руках, плацдармом для нападения на СССР.

Мирза: прежде чем улучшать отношения с Пакистаном, Советскому Союзу следует улучшить отношения с Ираном и Турцией, с которыми Пакистан имеет тесные религиозные и культурные связи^[147]. Как ему известно, «неожиданное» вступление Ирана в багдадский пакт вызвано опасением шаха возможными внутренними беспорядками в стране.

Микоян: Советский Союз стремится к улучшению отношений с Турцией, однако не находит взаимности.

Мирза: мы постараемся вам посодействовать в этом вопросе. Пакистан не желает Советскому Союзу ничего плохого. Он был бы рад, если бы СССР поддержал нас в вопросе о Пуштунистане и Кашмире. Признал бы свои ошибки и их исправил. Его собеседник «имеет большое сердце» и он очень хочет верить, что советские лидеры «могут признать свои ошибки».

Микоян: Всему миру известно, когда мы ошибаемся, у нас хватает мужества об этом прямо сказать. Но в данном случае никакой ошибки не допущено^[148].

В заключение беседы Микоян отметил, что в СССР всегда готовы принять у себя пакистанского президента.

Во время беседы Микояна с премьер-министром М. Али тот был еще более радикален и заявил: мы не скрываем, что будем принимать меры, чтобы подорвать пакты НАТО, Багдадский пакт и СЕАТО. Если же эти пакты распадутся, незачем будет сохранять и Варшавский пакт. Пакистанцы ожидают от СССР, «своего великого соседа», что бы тот не поддерживал ни одну из сторон конфликта в споре Индии и Пакистана. Пусть они сами решат спорный вопрос. К Советскому Союзу у пакистанцев просьба быть в стороне, нейтральным. Если какая-либо из сторон будет претендовать на часть пакистанской территории и СССР поддержит эту страну, что же могут подумать об этом пакистанцы^[149].

После контактов с Мирзой, М. Али, а также с министром иностранных дел Х. Чоудри^[150], Микоян сообщил в Москву, что все они «хотят иметь с нами хорошие отношения» и обещали помочь в сближении СССР с Турцией^[151].

В тот же день Микоян, продолжая использовать удобный случай с переговоров с другими иностранными делегациями, принял югославского представителя В. Зековича и пробеседовал с ним около часа о XX съезде КПСС, а также и по некоторым другим вопросам^[152].

В здании Посольства СССР Микоян также встретился с государственным министром Египта А. Садатом, с которым имел беседу по вопросам ситуации на Ближнем Востоке^[153]. Приведем из нее один важный диалог.

Садат: может ли правительство Египта рассчитывать, что Советский Союз и КНР согласятся отпустить в Египет добровольцев-мусульман из своих стран. Египтяне хотели бы избежать обвинений в том, что они призывают на помощь СССР. Египет хочет, чтобы во всем мире поняли: речь идет лишь о мусульманах.

Микоян: добровольцы не смогут решить этот вопрос. Главное — это собственные кадры^[154].

Затем вновь продолжились контакты с пакистанскими официальными лицами. 25 марта Микоян посетил главу Учредительного собрания Пакистана А. Вахаб Хана, а также Ф. Джинну и пригласил их, согласно ранее достигнутой договоренности, посетить Советский Союз^[155].

После еще одной дипломатической беседы — с главой делегации Чехословакии, заместителем председателя Национального собрания И. Вало, Микоян присутствовал на заседании Учредительного собрания Пакистана, а затем на приеме, организованном пакистанской группой Межпарламентского союза.

В 19 часов в Посольстве СССР был устроен прием, на котором присутствовали около 800 человек, в том числе пакистанские президент и премьер-министр. Им показали документальный фильм «В Пакистане» снятый в 1955 г. советскими кинематографистами — режиссером Р. Б. Халушаковым и оператором Л. Т. Котляренко.

У Микояна во время приема состоялся новый разговор с Мирзой^[156], а чуть позднее, на отдельном приеме, он побеседовал с лидером Пакистанской Народной лиги Х. Ш. Сухраверди и иранским представителем на инаугурации — принцем Реза^[157].

На следующее утро советская делегация улетела в Дели. При отлете на аэродроме Карачи Микоян сделал заявление, в котором выразил благодарность властям и народу Пакистана за оказанный теплый прием^[158]. Закончил он свое выступление с использованием фразы из языка урду^[159]: «До свидания — Худа хафиз!»^[160].

Безусловно, пакистанский этап поездки Микояну, судя по тому, как он был виртуозно проведен, можно было (как и визит в Афганистан) охарактеризовать как несомненный дипломатический успех.

2.1.3. Укрепление дружественных отношений с Индией

Индия после 1947 г. объективно являлась главным региональным геополитическим соперником Пакистана. Микояну предстояло провести переговоры с ее премьер-министром Дж. Неру и его ближайшими соратниками из числа лидеров правящей партии ИНК.

Естественно, принимающая сторона придавала этой поездке большое значение, особенно в силу того, что могло возникнуть подозрение — советская дипломатия постепенно склоняется в пакистанскую сторону и пребывание Микояна в Карачи и тот теплый прием, который был оказан советской делегации, явилось тому подтверждением.

Советскому представителю предстояла непростая задача убедить индийское руководство в сохранении желания улучшать связи с их страной по всем возможным направлениям. При этом он должен был учитывать тот факт, что лидеры местной компартии, традиционно ориентированные на Москву, не пользовались большим уважением со стороны Неру и у него на это были весьма веские причины. Все это четко проявилось еще во время визита в страну Хрущева и Булганина. «Просоветский» крен в индийской внешней политике неоднократно подвергался критике в США и Великобритании^[161].

Первая из запланированных бесед с индийским премьером состоялась 26 марта в 16 часов по местному времени и продолжалась около трех часов^[162].

Микоян проинформировал Неру о результатах своей поездки в Афганистан и Пакистан. Он также сообщил в Москву, что заявление по Кашмиру и Пуштунистану произвело на индийского премьера «большое впечатление».

В свою очередь Неру отметил, что отношения между Индией и Пакистаном напоминают отношения в семье, в которой произошел разлад, и члены которой начинают с ожесточением относиться друг к другу. Ситуация усугубляется еще и тем, что многие английские чиновники индийского колониального аппарата уехали в Пакистан. Туда же «хлынули толпы американцев» под видом экспертов и советников и там уже наблюдаются англо-американские противоречия. При этом сами народы Индии и Пакистана находятся в «дружбе» друг с другом, «все дело в верхах».

Многие индийцы, по словам Неру, симпатизируют афганскими пуштунам. Как ему представляется, Афганистан несет ущерб, установленный от блокады Пакистаном. Кроме того, на территорию Индии каждый месяц из Пакистана переселяются по 45–50 тыс. чел. индусского вероисповедания, а вот в Индии мусульманское население полностью равноправно с индусским^[163]. Споры между Индией и Пакистаном, по его мнению, носят политический характер. Пакистан боится Индии и по этой причине просит значительную помощь от США.

Далее собеседники перешли к обсуждению вопроса о Кашмире, который был поднят несколькими месяцами ранее Хрущевым и Булганиным во время их визита в Индию. Советские руководители, по словам Неру, сами изъявили желание посетить этот штат и якобы убедились в том, что «Пакистан совершил агрессию против Кашмира».

После обмена мнениями о ситуации вокруг Афганистана, Микоян проинформировал Неру о том, что сделал Советский Союз для смягчения международной напряженности. Он рассказал о посещении Советского Союза норвежским и датским премьерами, о своих беседах с В. Ориолем, о предстоящей поездке Хрущева и Булганина в Великобританию. Далее собеседники обсудили вопросы Югославии^[164] и Ближнего Востока. Микоян дал индийскому премьеру свою интерпретацию причин его предстоящего визита в ДРВ^[165].

Микоян и Неру далее констатировали сходство позиций по Женевским соглашениям по Индокитаю, о международной наблюдательной комиссии по данному вопросу, в состав которой входил и индийский представитель.

Естественно, что в печати содержание этой беседы не раскрывалось. В «Правде» 27 марта появилась лишь анонимная заметка, в которой главный акцент делался на том, насколько разительно отличается прием в Индии Микояна от аналогичного приема, ранее устроенного там Даллесу.

Утром следующего дня состоялась короткая беседа Микояна с министром торговли и промышленности Индии^[166], а затем прошла вторая беседа с Неру^[167], которая имела для Микояна не менее важное значение, чем предыдущая. Ему предстояло рассказать о XX съезде КПСС не одному из представителей «братских» стран или партий, а восточному, пусть и прогрессивному, но все же «буржуазному» политическому лидеру.

Можно было только предполагать, как он мог распорядиться полученной информацией^[168].

Микоян и премьер-министр Индии Неру во время переговоров в Дели (ГАРФ)

Микоян вначале дождался момента, когда заинтригованный индийский премьер сам об этом его попросит. Неру сказал, что в Индии «с интересом следили» за советским партийным форумом, но их источники информации ограничены официальной печатью. Микоян рассказал Неру о закрытом заседании, посвященном вопросу о культе личности Сталина. Отметил, что доклад Хрущева по этому вопросу был «полностью одобрен», но публиковать его в открытой печати делегаты съезда не сочли возможным, поскольку это может быть использовано «врагами против нас»^[169]. Члены КПСС ознакомились с его содержанием в своих партийных организациях. Поскольку Неру — «наш друг», мы можем «в совершенно доверительном порядке» информировать его об основном содержании этого доклада.

По сообщению Микояна, отправленном вскоре в Москву, Неру слушал его «с напряженным вниманием», а потом «тепло поблагодарил».

Затем Неру задал несколько вопросов, относившихся к услышанному:

Неру: Первое. Являлось ли соглашение 1939 г. между Советским Союзом и фашистской Германией результатом культа личности или нет? Многие к нему отрицательно относятся.

Микоян: этого соглашения никогда бы не было, если бы не «глупая политика англичан и французов перед второй мировой войной». Прежде всего, это было «глупое» их поведение в ходе состоявшихся летом 1939 г. трехсторонних англо-франко-советских переговоров. «Мы вынуждены были принять это решение, — сказал Микоян, — в силу позиции, занятой англичанами и французами»^[170].

Неру: Второе. И до Сталина в истории были случаи, когда вся власть в государстве находилась в одних руках, в чем смысл таких решений съезда?

Микоян: на XX съезде КПСС этот вопрос был поставлен для того, чтобы не допустить повторения такого рода эксцессов в будущем.

Неру: Третье. В свете решений XX съезда окончательная картина социализма должна представлять из себя разнообразие систем, а не сплошное сходство.

Микоян: такое утверждение «бесспорно».

Неру: Четвертое. О причинах разрыва с Югославией. Это была ошибка Сталина?

Микоян: это был каприз Сталина, остальные члены советского руководства не сочувствовали этому, однако ничего поделать не могли^[171].

Неру: Пятое. В каком состоянии находятся советско-турецкие отношения?

Микоян: Турецкие лидеры после Ататюрка стали ухудшать отношения с нами. Это не значит, что мы тоже должны были обострять отношения. Это была ошибка Сталина, о чем Хрущев и заявил в закрытом докладе на XX съезде. При этом мы не имели по отношению к Турции никаких агрессивных намерений, этого не хотел и Сталин. Всем известно, подчеркнул Микоян, «что Советский Союз всячески поддерживал Ататюрка»^[172].

Неру: Шестое. Нам известно о неодобрительной реакции на решения XX съезда со стороны Французской компартии. Так ли это?

Микоян: Для них это было неожиданно, но они разделяют решения съезда. При этом Микоян сослался на свои беседы в кулуарах съезда с М. Торезом^[173] и Ж. Дюкло^[174].

Неру: Седьмое. Будет ли существовать Коминформ?

Микоян: Коминформ имеет сейчас мало пользы, т. к. фактически не работает^[175].

После таких беспрецедентных откровений, Микоян в свою очередь попросил Неру рассказать о его недавних контактах с западными политиками, на что тот, сославшись на дефицит времени, обещал, что сделает это во время следующей встречи.

Вечером того же дня посол СССР в Индии устроил прием в честь Микояна и Рашидова, на котором присутствовали Неру, члены кабинета министров, лидеры политических партий и представители общественности. Через час был обед уже у министра торговли и промышленности, на котором Неру также присутствовал.

Гость и хозяева обменялись приветственными речами. Так, в своем выступлении Микоян сказал о том, что Советский Союз готов, «если того пожелает правительство Индии», поделиться накопленным опытом в создании собственной нефтяной промышленности, а также, «если потребуется», организовать поставки в Индию нефтяное оборудование и организовать подготовку национальных кадров и др.^[176]

На следующий день утром Микоян посетил место кремации М. Ганди и возложил к мемориалу венок из роз^[177]. После этого протокольного мероприятия состоялась предусмотренная ранее беседа с министром внутренних дел Пантом и министром финансов Дешмуркхом по вопросам перспектив советского участия в финансировании второго пятилетнего плана развития Индии^[178].

Президент Индии Р. Прасад чуть позднее дал торжественный завтрак в честь Микояна, на котором присутствовали Неру, его дочь И. Ганди, вице-президент С. Радхакришнан, а также члены кабинета министров.

После этого протокольного мероприятия Микоян и Рашидов совершили ознакомительную поездку по окрестностям Дели, посетили одну из близлежащих деревень, где поинтересовались условиями жизни крестьян и доходностью их хозяйств.

Микоян в тот же день присутствовал на заседании нижней палаты индийского парламента, а после в его честь там был дан прием, на котором вновь присутствовал Дж. Неру. Именно там между ними состоялась отложенная ранее индийской стороной беседа^[179].

Неру сдержал ранее данное обещание и проинформировал Микояна о своей беседе с Д. Ф. Даллесом и французским политиком К. Пино.

По словам индийского премьера, они с Даллесом обсуждали вопрос о Багдадском пакте и СЕАТО. Неру в ходе беседы высказался против этих соглашений, прежде всего потому, что они, по его мнению, мешают «нормальному развитию» индийско-пакистанских отношений.

Потом Неру поинтересовался у Микояна, может ли он сообщить индийскому парламенту (без упоминания его персонально как источника поступившей информации), относительно сделанного заявления лидерами Пакистана, что они не опасаются угрозы со стороны Советского Союза, а рассматривают СЕАТО и Багдадский пакт лишь в отношении Индии и Афганистана?

Микоян несколько смутился, моментально оценив, какие это может иметь последствия, и осторожно попросил: поскольку его беседы в Карачи носили «конфиденциальный характер», пакистанские лидеры могут в любой момент отказаться от сделанных в их ходе заявлений.

Неру наверняка все понял правильно и затем сообщил Микояну, что Даллес просил его рассказать о поездке в СССР и о визите Хрущева и Булганина в Индию. Он также проинформировал собеседника, что Даллес его пригласил посетить США с официальным визитом.

Микоян попросил рассказать индийского премьера о его недавней беседе с иранским шахом. Неру сообщил, что рекомендовал шаху съездить в СССР, и он думает, что тот принял приглашение советской стороны именно после беседы с ним. Но это обстоятельство не должно понравиться американцам. По его наблюдениям, «шах производит впечатление довольно честного человека»^[180].

Во время приема вместе с Неру и Индирой Ганди (РГАСПИ)

После беседы с Неру Микоян нанес протокольный визит вице-президенту Радхакришнану^[181] и пообщался с министром естественных ресурсов и научных исследований К. Д. Малавия^[182].

На следующий день Микоян и члены делегации выехали в Калькутту, по пути посетили знаменитую Агру, где познакомились с местными достопримечательностями, самым известным из которых является гробница Тадж Махал. В Калькутте Микоян и сопровождавшие его лица посетили Национальный музей и Ботанический сад.

Из Калькутты самолет вылетел в бирманскую столицу Рангун. На аэродроме во время проводов возникла импровизированная пресс-конференция, в ходе которой Микоян отметил, что его поездка в Индию была «очень успешной»^[183].

Таким образом, и этот, запланированный в самый последний момент вояж, можно записать в дипломатический актив Микояна.

* * *

Беседы Микояна в Индии позднее получили свое продолжение уже в Москве. Осенью 1956 г. в советскую столицу прибыл с визитом индийского министра производства К. Ч. Редди. Во время встречи с ним, состоявшейся 23 октября, Микоян заявил, что советско-индийская дружба не носит конъюнктурный характер, а сложилась исторически, и в дальнейшем будет продолжать развиваться^[184].

В свою очередь Редди особо подчеркнул, что СССР и Индия являются активными партнерами в деле сохранения мира и прогресса, в процветании советского и индийского народов.

Микоян отметил, что важное значение имеет тот факт, что наши две страны фактически выступили вместе в вопросе о Суэцком канале.

Касаясь советской помощи, Микоян заявил, что Советский Союз, как это было и раньше, готов оказывать Индии посильную помощь в ее индустриализации, необходимо только «уточнить конкретную сторону вопроса». СССР имеет возможность поставок в Индию в 1959–1961 гг. промышленного оборудования не более чем на 500 млн. рублей^[185]. Кроме того, готовы выделить новый кредит Индии, помочь в организации на ее территории научно-исследовательских институтов, а также принять на учебу на наших предприятиях индийские кадры.

Далее Микоян остановился на важности завершения металлургического завода в Бхилаи, в ходе которого советская сторона своевременно выполняет все ранее взятые на себя обязательства.

Редди заверил собеседника, что работа индийцев рядом с советскими рабочими и специалистами на данном объекте позволит им приобрести опыт и в дальнейшем поможет строительству других объектов^[186]. Он также выступил с предложением о поставке в Советский Союз индийского табака в обмен на советское оборудование, но осторожный Микоян ответил ему весьма дипломатично: «я не в курсе этого вопроса» и попросил внести в него дополнительную ясность присутствовавшего на этой встрече министра внешней торговли Кабанова^[187].

Как нам представляется, в этом случае вновь сработал известный «микояновский» экономический прагматизм и одновременно проявилась его дипломатичность в контактах с представителем государства, с которым Советский Союз как минимум из-за таких «пустяков» не желал ухудшения отношений.

2.1.4. В Бирме

Заключительным пунктом поездки по несоциалистическим странам Азии стала другая бывшая английская колония, а с 1948 г. независимое государство в форме парламентской республики — Бирманский Союз, возглавлявшееся премьер-министром У Ну^[188]. В октябре 1955 г. он посещал с официальным визитом Советский Союз, где ему был оказан пышный прием, зачастую выходивший за рамки формального дипломатического протокола^[189]. У Ну и другие члены делегации, кроме Москвы, посетили Ташкент, Севастополь, Ялту, Баку, Алма-Ату, Самарканд и Ленинград.

В Колонном зале Дома союзов был организован митинг советско-бирманской дружбы, а в Кремле состоялось подписание совместного заявления, на котором, помимо Хрущева и Булганина, присутствовал и Микоян^[190].

В декабре 1955 г. в Бирме находились с ответным визитом Хрущев и Булганин, сделавшие У Ну, в счет будущей «дружбы», дорогостоящие подарки^[191].

Официальная идеология Бирмы была весьма расплывчата — развитие в стране демократии и строительство «национального социализма». Но Хрущева и Булганина такого рода «тонкости» мало интересовали. Упор делался, как и в отношении соседней Индии, на слове «социализм». При этом они готовы были пожертвовать, вопреки официальному лозунгу о «пролетарской солидарности», поддержкой действовавшей с 1948 г. в подполье Компартии^[192].

Ранее Советский Союз с симпатией относился к борьбе бирманских коммунистов по той же причине, что и к остальным азиатским компартиям — в Москве не верили в «прогрессивный потенциал» политических партий, выражавших интересы местной некоммунистической элиты.

Гражданские войны в Малайе, Филиппинах, Бирме начались практически одновременно, как будто по единому сигналу. В качестве союзников у бирманских коммунистов оказались каренские, монские и араканские сепаратисты^[193], стремившиеся к созданию своих независимых государств.

Конституция декларировала в Бирме плановую экономику, с 1948 г. там был принят двухлетний план. С 1952 г. действовала восьмилетняя программа развития — план построения государства благосостояния, ориентированный, прежде всего, на помощь американских и английских специалистов. С 1948 г. в стране было начато создание государственного сектора, а в 1953 г. прият закон о национализации земли.

У Ну много говорил о такой экзотической разновидности социалистической идеи, как «буддийский социализм», демонстративно выражал симпатии к СССР за победу во Второй мировой войне, но в Конституции упоминание о социализме все же отсутствовало. У Ну при этом неплохо отзывался и о «советском социализме», ВКП(б)/КПСС, им на вооружение были взяты отдельные формулировки из работ Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, но бирманскому лидеру не нравились в советской модели диктатура пролетариата, однопартийность, отсутствие свободы слова, преследование церкви и т. п.

Поскольку до 1955 г. СССР и его союзники поддерживали бирманских коммунистов, страна обратилась за помощью к Западу. И тут же появилась «третья сила» в лице югославского лидера Тито. В конце 1954 — начале 1955 гг. он совершил поездки в Индию и Бирму, явно прощупывая возможности налаживания более тесных отношений с лидерами этих стран с целью привлечения в формировавшееся Движение неприсоединения^[194].

Предложить такой же объем помощи, как Советский Союз, Тито, конечно, был не в состоянии. Поэтому, в основном, занимался пропагандой идей «югославского социализма» как альтернативы советской сталинской модели.

Визит Хрущева и Булганина в конце 1955 г. был воспринят в Рангуне с большим энтузиазмом. И вот теперь бирманской стороне буквально через три с половиной месяца предстояло принять еще одну группу советских высокопоставленных деятелей.

Встреча советской делегации в аэропорту Рангуна (ГАРФ)

Как мы уже отметили выше, особую «пикантность» советско-бирманским отношениям придавал тот факт, что правительство У Ну вело вооруженную борьбу с военизированными формированиями Компартии Бирмы. Новые тенденции советской внешней политики заставляли Кремль поступиться своими идеологическими принципами в обмен на улучшение советско-бирманских межгосударственных отношений^[195].

Чтобы подчеркнуть особую заинтересованность в укреплении двусторонних связей, У Ну при встрече Микояна обратился к нему на русском языке^[196]. В ответ глава советской делегации не поскупился на комплименты в его адрес, заявив, что бирманский лидер снискал глубокое уважение и любовь всех советских людей, с которыми он встречался, будучи с визитом в СССР. Именно У Ну, по его мнению, «заложил основы тесной дружбы между нашими странами» и это, по его мнению, «уже зрелая дружба двух стран, которые каждая своим путем стремится к счастью своих народов и борются за мир во всем мире»^[197].

Формальным главой государства считался Президент Ба У. Именно он в первый день пребывания от своего имени дал торжественные завтрак и обед в честь советской делегации.

Затем Микоян, согласно дипломатическому протоколу, возложил венок на могилу национального героя бирманского народа — генерала Аун Сана^[198].

Советской делегации была принимающей стороной предложена обширная культурная программа. В результате Микоян и сопровождающие его лица 31 марта получили возможность осмотреть достопримечательности бирманской столицы. Они, в частности, посетили пагоду Шве-Дагон, построенную 2500 лет тому назад. Микоян сделал, в соответствии с принятыми в Бирме обычаями, символическое пожертвование в фонд этой пагоды.

Затем гости побывали на первой в стране текстильной фабрике, где их встретил управляющий, подробно рассказавший о производственном процессе, оборудовании и выпускаемой продукции.

Микоян сделал весьма позитивную запись в книге почетных посетителей: «Я с большим удовольствием посетил первенец текстильной промышленности Бирманского Союза, идущего по пути индустриализации, социального и культурного развития. От всей души желаю, чтобы бирманский народ построил на своей земле развитую промышленность, ликвидировав свою отсталость — это проклятое наследие колониального гнета»^[199].

Советские гости осмотрели джутовую и фармацевтическую фабрики, а также посетили строительство металлургического завода в Рангуне.

В полдень по местному времени Микоян нанес визит У Ну и между ними состоялась беседа, о содержании которой Анастас Иванович тут же сообщил в Москву. По его информации, в ходе аудиенции затрагивались в общей форме различные вопросы международного положения и перспективы развития советско-бирманских отношений.

На завтраке, устроенном У Ну, Микоян проинформировал о своих встречах с руководящими деятелями Пакистана и о беседах с Неру.

У Ну поинтересовался отношением руководства СССР к намерению США, Англии и Франции, в случае возникновения арабско-израильского конфликта, действовать в соответствии с известной трехсторонней декларацией^[200].

Микоян заявил, что СССР против вмешательства в ближневосточные дела этих держав, преследующих «империалистические интересы». Трехсторонняя декларация была подготовлена без участия «заинтересованных» стран региона Среднего Востока. Помимо этого, ООН не давала США, Англии и Франции каких-либо прав на подписание такого рода документа, поэтому «как сама декларация, так и любое вмешательство на ее основе, являются незаконными».

У Ну поднял вопрос о порядке практического осуществления достигнутой ранее договоренности об оказании Бирме советской технической помощи. Он особо отметил, что США присылали в Бирму, «в порядке оказания технической помощи» неподготовленные для работы в местных условиях кадров, которые «оставили о себе… плохую память». И он очень не хочет, чтобы о направляемых в Бирму советских специалистах сложилось аналогичное мнение, поэтому предлагает отправить в Москву экспертов, в обязанности которых будет входить определять, вместе с советскими коллегами, «для каких конкретных целей и какие советские специалисты требуются».

Примерка «белой шапочки». Микоян в традиционной бирманской одежде на приеме в честь советской делегации (ГАРФ)

После очередных выборов в Бирме, сообщил далее У Ну, в Советский Союз будут направлены три министра (промышленности, торговли и обороны), которые должны определить возможности приобретения советских товаров в счет поставляемого в СССР риса, а также начнут разработку двустороннего соглашения об оказании Бирме технической помощи и развития экономического сотрудничества^[201].

Микоян заявил, что это «разумный подход» и руководство СССР всегда готово принять в Москве такую делегацию.

В заключение беседы У Ну сказал, что, по причине трудностей, возникших у бирманской авиакомпании, остается нерешенным вопрос о покупке в СССР 4 самолетов Ил-14, но к советской стороне их трудности не имеют никакого отношения^[202].

Президент Ба У вечером того же дня устроил большой приём в честь советской делегации, прошедший, как сообщалось в официальном пресс-релизе, в «неформальной дружественной обстановке».

Микоян принял предложение хозяев и 1 апреля в 7.45 утра советская делегация вылетела в Шанское государство. Их сопровождали несколько министров, а также советский посол в Бирме А. Д. Щиборин.

На аэродроме в Хехо советских представителей встретили глава Шанского государства Сао Кун Чо и другие высокопоставленные чиновники. На живописном озере Инле был дан завтрак, во время которого Микоян информировал бирманское руководство о решениях XX съезда КПСС, в том числе и о критике культа личности Сталина. По оценке Микояна, его «выслушали с огромным интересом и благодарили за доверие».

Во время этой встречи также говорили о продаже бирманского риса в СССР и что на вырученные средства бирманская сторона планирует закупить в СССР, Польше, Чехословакии и Венгрии машины, оборудование, а также потребительские товары^[203].

Вечером того же дня советская делегация возвратилась в бирманскую столицу. По всей видимости, поездка в Шанскую область была внеплановой, и в Москву о ней сообщили уже после того, как она состоялась.

По итогам поездки было подписано совместное заявление У Ну и Микояна, Правительство СССР в дополнение к к дару технологического института предложило построить за свой счет в Рангуне госпиталь, театр и культурно-спортивный комплекс. Приняв этот дар, У Ну в ответ предложил Советскому Союзу дар такого количества риса, которое по сумме соответствовало советскому дару.

Кроме того, сторонами было подписано дополнительное соглашение и долгосрочный протокол о взаимных поставках товаров и предоставлении услуг^[204].

Обеспокоенный тем, что Микоян «загостился» в Бирме и может не успеть выполнить вторую часть своей миссии, связанной с поездками по азиатским социалистическим странам, Хрущев отправил ему полушутливую телеграмму. Анастас Иванович точно уловил заложенный в ней «двойной» смысл и ответил не менее оригинально^[205].

Приложение 1

Телеграмма Хрущева Микояну, 3 апреля 1956 г.

Анастас Иванович!

Передаем наше почтение и пожелание доброго здоровья.

Мы все довольны результатами твоей работы, которая была проведена в Карачи, Дели, Бирме. Во всех отношениях эта поездка оказалась очень полезной.

Не можем также не выразить своего сожаления в связи с тем, что тебе не удалось посмотреть в Бирме еще два-три озера^[206].

Выражаем также свое сочувствие в связи с тем, что в Ханое у тебя уходит много времени на неизбежные официальные церемонии, что забирает часть времени, необходимого на ознакомление со страной, обсуждение практических вопросов и оказание помощи товарищам. Надеемся, что, несмотря на все нужные церемонии, ты найдешь возможность выполнить главную цель своей поездки в Ханой^[207].

Приложение 2

Ответная телеграмма Микояна (не позднее 4 апреля 1956 г.)

Никита Сергеевич!

Спасибо за дружескую телеграмму. Я понимаю Вашу зависть по поводу осмотра нами прекрасного озера Инле. Но раз пустился в путешествие, хочется посмотреть побольше. Ваша зависть, однако, может уменьшиться, если учесть, что мы уступили настоятельным просьбам У Нy и в воскресный день, — день отдыха но конституции Советского Союза, — побывали в Шанском государстве. Во время полета туда в обратно беседовал в течение трёх часов с четырьмя бирманскими министрами-социалистами, а на месте, в Шанском государстве, — с главой этого государства, являющимся одновременно министром иностранных дел Бирмы. Настойчивость, проявленная У Ну в его приглашении нам совершить эту поездку, мы поняли как его желание найти повод для нашей встречи и беседы: самыми влиятельными его министрами. Состоявшийся беседами как с У Ну, так и его министрами были очень довольны^[208].

* * *

Итоги этой части поездки 13 апреля 1956 г. обсуждались на заседании Президиума ЦК КПСС, члены которого выразили мнение, что она «была очень полезной, нужной», и деятельность Микояна была полностью одобрена^[209].

Интересна реакция ЦРУ США на итоги этого визита. Исходя из рассекреченной в 2017 г. справки, отправленной его сотрудниками 5 апреля 1956 г. в Госдепартамент, она состояла в следующем. Назвав Микояна «третьим человеком в советской иерархии», там особо отметили, что во время одного из своих выступлений в Дели он сделал важное заявление о том, что в первую очередь в сегодняшних условиях необходимо торговать, а не заниматься перевооружением, как предлагают некоторые западные «агрессивные круги». Причем этот тезис он отстаивал не только в Индии, но и в других странах данного региона, которые он посетил.

Кроме того, в Пакистане Микоян затрагивал не только торговую тему, но и сделал заявление о том, что СССР будет дружить с этой страной и помогать ей вне зависимости от того, что он вступила в Багдадский пакт и имеет свои обязательства перед западными союзниками.

Особо отмечалась высказанная Микояном позиция в отношении Кашмира, в которой он подчеркнул, что окончательное решение вопроса должно быть за самим «народом Кашмира». По их представлениям, поскольку большинство населения этой территории являлось мусульманами, то в случае возможного свободного волеизъявления они выскажутся за вхождение в состав дружественного Западу Пакистана.

Советские журналисты, сопровождавшие Микояна в поездке, якобы были сильно удивлены контрастом между тем, как в Дели тепло принимали Микояна, а незадолго до того весьма прохладно — госсекретаря Даллеса.

Составители справки нашли весьма успешной поездку Микояна в соседнюю Бирму, где по ее итогам было подписано соглашение, сделавшее Советский Союз крупнейшим импортерам риса из этой страны. В обмен Москва обязалась делать важные для бирманской промышленности поставки промышленного оборудования, продукции советского машиностроения, а также оказывать Бирме техническую помощь. Микоян от имени советского руководства также сделал Бирме «подарок», предложив построить там за свои средства медицинские и культурные объекты (госпиталь, театр, стадион и др.). Авторы ноты резюмировали, что поездка Микояна придала новый импульс кампании Москвы по повышению уверенности в азиатских странах о возможности СССР «вести бизнес» на «взаимовыгодной основе».

Общий вывод был таков: фактически поездка Микояна стала своеобразным продолжением и закреплением результатов визитов Хрущева и Булганина в данный регион^[210].

2.2. Микоян и проблемы Монголии

На политической карте мира Монголия как независимое государство, признанное международным сообществом, появилось лишь после окончания Второй мировой войны.

Произошло это после того, как советский руководитель Сталин настоял на проведении в самопровозглашенной в 1924 г. Монгольской Народной Республике (МНР)^[211] плебисцита, по итогам которого практически все ее небольшое население высказалось за независимость. Монголия к середине 1950-х гг. стала предметом оживленных консультаций между руководителями СССР и КНР. Ссориться из-за Монголии со своим главным союзником в Москве явно не желали, но и отдавать Мао Цзэдуну страну, куда уже было вложено много советских инвестиций, тоже не хотелось.

Как мы уже отмечали выше, в очередной раз вопрос о будущем Монголии был поставлен на заседании Президиума ЦК еще в период подготовки XX съезда КПСС. В ходе обсуждения его участники договорились: «пусть бы МНР существовала и дальше самостоятельно». Было дано поручение Микояну проинформировать о советской позиции в монгольском вопросе прибывшего на съезд главу правительства Цеденбала, ранее занимавшего пост Генерального секретаря правящей Монгольской народно-революционной партии (МНРП)^[212].

При этом в Москве не хотели обидеть и его главного политического конкурента. По всей видимости, именно поэтому в «Правде» 1 марта 1956 г. в постоянной рубрике «В братских коммунистических и рабочих партиях» появилась статья Первого секретаря ЦК МНРП Д. Дамбы «Руководящая сила монгольского народа».

Встреча Микояна и Цеденбала состоялась через четыре дня, 5 марта 1956 г. в день третьей годовщины со дня смерти столь почитавшегося монгольским народом Сталина^[213]. Микоян наверняка понимал, что дружественный сосед обязательно попросит о дополнительной материальной поддержке и не ошибся. Цеденбал сразу же обратился к куратору советской помощи странам социалистического лагеря с «внеочередной» просьбой, основанной на соглашении от 12 августа 1955 г. Речь шла о дополнительном кредите размером 6–7 млн руб. для приобретения строительных материалов и транспортных средств. Кроме того, со стороны монгольского премьера была выражена еще одна инициатива — освободить МНР от очередного взноса в размере 40 млн. руб. в совместном долевом строительстве железной дороги^[214].

Микоян сообщил Цеденбалу, что Президиум ЦК КПСС ранее уже принял решение об оказании МНР помощи в строительстве жилья в столице площадью 40–50 тыс. кв. м., для чего потребуется выделить еще один кредит в размере 30–35 млн. руб. в дополнение к тем 6–7 млн., которые они только что запросили. Кроме того, Советский Союз поможет в строительстве жилых домов для своих специалистов, которые планируется возводить силами монгольских строительных организаций.

Что касается освобождения от выплаты взноса по железной дороге, отметил советский представитель, этот вопрос будет рассмотрен советской стороной дополнительно.

Микоян напомнил, что советско-монгольская Восточная геологоразведочная экспедиция в настоящее время содержится только за счет средств, поступающих из СССР. Лишь частично советские затраты компенсируются вывозом из страны руды. И это необходимо объяснить монголам, среди которых циркулируют слухи, что монгольские природные богатства вывозятся «бесплатно» в соседнюю страну.

Кроме того, по его мнению, необходимо сократить число советских рабочих и специалистов в этой экспедиции и одновременно готовить в течение ближайших пяти лет на освободившиеся места монгольские кадры. Необходимо также изучить вопрос о передаче ранее построенной Советским Союзом Улан-Баторской железной дороги, имевшей статус акционерного общества.

Цеденбал, по свидетельству Микояна, с ним «полностью согласился», выразил СССР благодарность, а также предложил советским геологам поискать на территории МНР железную руду^[215].

Микоян затем попросил рассказать о положении в монгольской экономике. Цеденбал такую информацию предоставил и тут же попросил рассмотреть вопрос о приеме в 1956 г. в советские вузы 245 граждан МНР, в том числе 40 — в железнодорожные. Микоян пообещал помочь.

Далее Микоян поинтересовался, как обстоят дела с приемом МНР в ООН и о процессе установления дипломатических отношений с другими странами. Он также напомнил Цеденбалу о просьбе МНР о приеме в состав СССР и о причинах, почему это предложение не было удовлетворено. Главная из них — необходимость сохранения Монголии как самостоятельного государства^[216].

Микоян рассказал собеседнику, как в 1954 г. он вел разговор с руководителями КНР, которые ставили вопрос об объединении МНР с Внутренней Монголией и включении нового образования в состав КНР на правах субъекта федерации^[217].

Цеденбал заявил, что решение советского руководства было «правильным» и монгольский народ «очень доволен независимостью, и обязан этим только Советскому Союзу».

Микоян поинтересовался нынешним состоянием связей МНР и Внутренней Монголии, а также спросил, с какими странами мира МНР уже установила официальные отношения. Цеденбал ответил, что со всеми «демократическими странами» Запада и Востока, а также с Индией. Вопрос об установлении дипломатических отношений с капиталистическими странами еще не рассматривался.

Микоян получил ответ и на свой вопрос о положении ламства в Монголии, узнав от собеседника, что на территории МНР действуют 4 буддийских монастыря, в которых несут послушание 200 монахов.

В заключительной части беседы обсуждались вопросы внутримонгольской торговли и работа местных госхозов^[218].

* * *

Вскоре после этой встречи Микояну вновь пришлось обсуждать вопрос о Монголии с китайскими руководителями. В Пекине в последний день пребывания там Микояна он вновь был поднят по инициативе китайской стороны^[219].

Глава китайского правительства Чжоу Эньлай напомнил, что во время пребывания в Москве в 1949–начале 1950 гг. они поставили вместе с Мао Цзэдуном перед Сталиным вопрос о возможности возвращения Монголии в состав КНР, и что тогда им был дан «неправильный» ответ. Микояна спросили, не считает ли руководство СССР тот ответ «одной из ошибок Сталина?».

В свою очередь глава Всекитайского собрания народных представителей КНР Лю Шаоци, развивая тему, сделал акцент на психологической травме, которую «глубоко переживает» китайский народ из-за факта выхода Внешней Монголии из состава Китая. Микоян ответил, что об этом вопросе лучше всего спросить мнение самих жителей МНР^[220]. Конечно, такая реакция одного из высших советских руководителей явно не могла удовлетворить китайских коммунистических лидеров, мечтавших о расширении границ Поднебесной, доставшейся им в ходе кровопролитной войны^[221].

* * *

Микоян вскоре из Пекина сразу же вылетел в Улан-Батор. У него на руках была справка, подготовленная специально для этого визита, которая была призвана выполнять приблизительно такую же роль, как приводившаяся нами выше памятка по Пакистану, но без конкретных рекомендаций, что и как говорить. Приведем из нее один характерный фрагмент: «В течение последнего года стало известно из бесед Цеденбала и Дамба, а также информации советского посла в Улан-Баторе, что в Политбюро ЦК МНРП, особенно между Цеденбалом и Дамбой, Цеденбалом и Ширендыбом (первый заместитель премьер-министра), между Цеденбалом и Лхамосуруном (секретарь ЦК по пропаганде) имеют место несработанность и трения по вопросам практической работы.

Из названных бесед и информации советского посла видно, что одной из причин трений могли быть случаи единоличных решений Цеденбалом крупных вопросов, которые должны были решаться на Политбюро, претензии Цеденбала вести себя также, как вел себя Чойболсан, а также частые выезды на длительный срок на отдых, за что его упрекают в отрыве от Монголии и в отходе от практической работы»^[222].

Естественно, Микоян на месте должен был определить, сколь далеко зашло это противостояние в рядах дружественной партии и государства.

Встреча на аэродроме Улан-Батора была подчеркнуто торжественной, в ней участвовало все высшее руководство МНР. На центральной площади состоялся митинг, в котором участвовало порядка 50 тыс. человек^[223].

Цеденбал в своем выступлении сказал то, что от него хотели услышать в Кремле Хрущев и его единомышленники: «Трудящиеся Монголии… горячо приветствуют исторические решения XX съезда КПСС, которые служат могучим оружием в борьбе нашей партии и нашего народа за строительство социализма».

Встреча в аэропорту Улан-Батора. Слева от Микояна — Рашидов, справа — Цеденбал (ГАРФ)

В ответном слове Микоян отметил, что монгольский народ преодолел вековую отсталость, успешно идет по пути к социализму и занимает достойное место в могучем социалистическом лагере. На долю монгольского народа выпала честь осуществления ленинского положения о том, что с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут перейти к социализму минуя капиталистическую стадию развития, которая несет народным массам страдания и жестокую эксплуатацию… Нам, советским людям, отрадно осознавать, что успехам, достигнутым самоотверженным трудом монгольского народа, способствовала и помощь, оказанная Советским Союзом^[224].

Микоян проинформировал руководство МНР о состоявшейся у него в Пекине беседе с лидерами КНР и претензиях, которые они предъявили в отношении статуса их государства.

В результате монгольские руководители, явно недовольные решениями XX съезда КПСС, вынуждены были их одобрить, исходя не только из экономической выгоды, но и видя в СССР главного гаранта их независимости^[225].

В тот же день с участием Микояна состоялось совещание членов Политбюро ЦK МНРП и заместителей председателя Совета министров МНР. По его итогам он послал в Москву информацию.

Приложение

Из сообщения Микояна в ЦК КПСС о совещании членов Политбюро и заместителей главы правительства МНР, 8 апреля 1956 г.^[226]

«Тов[арищ] Цеденбал поставил несколько хозяйственных вопросов, относящихся к нам. Я сказал, что не в состояния в Улан-Баторе дать ответы на эти вопросы и предложил ему написать о них Советскому правительству, которое их рассмотрит и даст ответ.

Секретарь ЦК МНРП Дамба сообщил о ходе обсуждения в МНР итогов XX съезда КПСС, указав при этом, что относительно вредных последствий культа личности в ходе обсуждения возникли вопросы, касающиеся руководства их партии при Чойбалсане. В 1937–1938 гг. было уничтожено много руководящих кадров в МНР^[227]. Монгольские товарищи сейчас решили проверять всё это, чтобы установить, насколько они были виновны. При этом они столкнулись с таким фактом, что в то время группа арестованных монгольских работников была передана Особому отделу Советских войск в Монголии и бесследно исчезла; до сих пор они не знают, что с ними сталось. Я предложил им написать нашему Совмину, указав, кого конкретно это касается. Это будет расследовано, после чего будет дан ответ.

В ходе беседы я информировал о том, как китайцы ставили вопрос о присоединении Монголии к Китаю в 1949 году и как отвечал им тогда Сталин, затем в 1954 году и как ответили тт. Хрущев и Булганин^[228], и, наконец, о моей последней беседе с Чжоу Эньлаем и Лю Шаоци по этому вопросу.

Как видно, они не знали о таких разговорах, высказав удовлетворение нашей позицией, они спросили, действительно ли китайцы сейчас ставят вопрос о соединении. Я ответил, что в последней беседе со мной Чжоу Эньлай и Лю Шаоци сказали, что в данное время они не ставят этот вопрос, но что имеют в виду это сделать в будущем.

Присутствующие одобрительно отнеслись к нашей позиции, Цеденбал от имени всех присутствующих заявил от имени всех присутствующих о согласии с нашей позицией в этом вопросе, подчеркнув, что они стоят за независимость Монголии.

Дамба^[229], а затем Ширендыб^[230] просили дать меня разъяснения по ряду вопросов, которые задают им члены МНРП в связи с докладом о культе личности. Я сделал необходимые разъяснения. Они были довольны и благодарили».

* * *

По итогам визита было подписано совместное коммюнике, из содержания которого следовало, что в течение 1956–1960 гг. СССР окажет МНР помощь в строительстве жилых домов в Улан-Баторе путем выполнения советскими проектными организациями соответствующих работ. Стороны договорились о передаче МНР на безвозмездной основе долей нескольких акционеров Улан-Баторской железной дороги. Договорились о строительстве в Монголии молочного завода и четырех вальцовых мельниц, о поставках оборудования для кондитерской фабрики, строительства объектов ЖКХ в Улан-Баторе, проведении геолого-разведочных работ и др. МНР предоставлялся кредит на льготных условиях для реализации этих проектов на практике.

9 апреля состоялся прием в советском посольстве, в ходе которого Микоян заявил монгольским представителям, что у наших стран общие цели, «мы понимаем друг друга»^[231].

В 10.30 утра по местному времени Микоян и другие члены советской делегации вылетели в Москву, куда прибыли 10 апреля.

* * *

Кроме поездки в несоциалистические страны Азии и Монголию, Микоян в течение лета-осени 1956 г. принимал активное участие в состоявшихся в Москве непростых переговорах с лидерами стран, являвшихся южным и восточным соседями СССР: шахиншахом Ирана и премьер-министром Японии, а также с индонезийской парламентской делегацией^[232].

2.3. Участие в нормализации отношений с Ираном

Приезд в Советский Союз с государственным визитом шахиншаха Ирана Мохамеда Реза Пехлеви с официальной мотивировкой «в целях укрепления добрых отношений» был анонсирован в центральной советской прессе еще осенью 1955 г.^[233]

Визит иранского лидера должен был стать первым в истории двусторонних отношений. Особую пикантность этому событию придавал тот факт, что в 1953 г. шах установил в стране, при активной поддержке США, жесткую антикоммунистическую диктатуру^[234].

В последний день 1955 г. Президиум ЦК обсуждал весьма больной для советской дипломатии вопрос: о проекте ноты правительства СССР правительству Ирана по поводу присоединения Ирана к Багдадскому пакту^[235]. Микоян предложил такую ноту не посылать, а выждать. Остальные члены Президиума (за исключением Сабурова, поддержавшего Микояна) с этим не согласились, предложив ноту все же отправить, но использовать при ее составлении «более мягкие» формулировки^[236].

Новое советское руководство политическая ориентация шаха волновала не слишком сильно, а визит, как представлялось в Кремле, должен был продемонстрировать миру «открытость» советской дипломатии в обсуждении самых непростых вопросов, в том числе с ближайшими соседями, находившимися по другую сторону противостояния в «холодной войне».

С Ираном (до 1935 г. страна официально именовалась Персией), у большевиков отношения складывались очень непросто. В 1920–1921 гг. они, в ожидании мировой революции на Востоке, даже отправляли свои войска для помощи местным левым силам^[237].

После прихода к власти в феврале 1921 г., в результате военного переворота, Реза-хана, был подписан договор о дружбе, ставший, наряду с аналогичными договорами с Афганистаном и Турцией, важным этапом в прорыве политической и дипломатической блокады РСФСР, а затем и СССР^[238].

В первой половине 1930-х гг. Реза, в 1925 г., возведенный на престол в статусе шаха Ирана и основателя династии Пехлеви, стал ориентироваться на гитлеровскую Германию. В конечном итоге, после оккупации страны в августе 1941 г. советскими и британскими войсками, он вынужден был отречься от престола, передав трон сыну — Мохамеду, «добровольно» отказавшемуся от ряда важных полномочий, ранее имевшихся у монарха.

Во время Тегеранской конференции 1943 г. молодой шах от имени своей страны вел переговоры со Сталиным. У советского лидера о нем сложилось явно неправильное мнение как о слабом политике. Видимо, поэтому вскоре после окончания Второй мировой войны Сталин захотел видеть Иран в сфере советских геополитических и экономических интересов. Вскоре эта недальновидная линия привела к международному конфликту и фактическому переходу Ирана в проамериканский лагерь^[239].

После смерти Сталина новые руководители СССР решили исправить неблагоприятную ситуацию и помириться с соседом. Как раз для этого и были приглашены шах с супругой. Как вскоре выяснилось, круг вопросов, обсуждавшихся на состоявшихся в Москве встречах, оказался значительно шире и сложнее.

Микоян, как главный знаток в руководстве СССР ситуации в регионе Среднего Востока, стал одним из ключевых участников переговоров. Во время беседы, в которой в качестве формально основных действующих лиц принимали участие Хрущев, Ворошилов и Булганин^[240], Микоян играл одну из главных ролей. Он, в частности, проинформировал гостя о своей недавней поездке в соседние с Ираном государства^[241] и констатировал, что с Советский Союз хочет улучшить свои отношения с Пакистаном, а руководители этой страны напрямую увязывают это с улучшением советско-турецких и советско-иранских отношений. В свою очередь, турецкие лидеры связывают улучшение советско-турецких отношений с улучшением общей международной обстановки. Но улучшение общей обстановки не наступит, подытожил Микоян, если не будут улучшены отношения между отдельными соседними странами^[242].

Понимая, что страна, которую он представляет на переговорах, находится в несколько иной «весовой категории», Микоян в ходе беседы сделал ряд оговорок. Во-первых, Советский Союз не в таком положении, чтобы просить у Ирана «дружбы», и, во-вторых, Иран нуждается в «хороших отношениях» не меньше, чем Советский Союз. В нашей искренности, заявил Анастас Иванович, обращаясь к шаху, можете не сомневаться. Необходимо также, чтобы «страх был отброшен в отношениях Турции и Ирана с Советским Союзом».

Во время переговоров с шахом Ирана (газетный снимок)

Будучи политиком, тонко чувствовавшим ситуации такого рода, Микоян не отрицал, что во время Второй мировой войны и вскоре после ее окончания, «имели место события, которые усилили недоверие Ирана к Советскому Союзу». Но, подчеркнул Микоян, Хрущев «от имени всех нас высказал уже сожаление по поводу того, что в тот период имело место в отношении Ирана и Турции^[243].

Хрущев не мог не вмешаться в ход этого весьма показательного разговора и бросил реплику: вина, прежде всего, лежит на Сталине, а также к этому был причастен Берия.

Микоян продолжил «наступательный» характер общения и задал прямой вопрос: почему бы Ирану не иметь с Советским Союзом таких же отношений, какие Афганистан имеет с Советским Союзом? Естественно, что в качестве главного препятствия выступал факт вступления Ирана в Багдадский пакт.

Шах, видимо, ожидал нечто подобное, поэтому поблагодарил Микояна за сделанное заявление и отметил, что поскольку беседа «приняла откровенный и сердечный характер», теперь можно свободно поговорить в духе «дружбы и откровенности». Вы спрашиваете, продолжил шах, почему Иран вошел в Багдадский пакт, который он считает «оборонительным союзом»^[244]. Это имеет свои корни в 150-летней истории отношений между нашими странами, истории, которую надо исправить. Можно ли привести хотя бы один факт, чтобы Иран в течение 150 лет напал на Россию или держал в голове идею нападения и захвата советской территории?^[245]

Советским лидерам было нечего сказать по этому поводу, и диктатор Ирана продолжил свой «обвинительный» монолог.

Шах: Но с 1811 г. и до мировой войны на Иран 2–3 раза нападала Россия. В 1907 г. Россия разделила Иран с Англией, в Первую мировую войну русские войска вошли в Иран вместе с английскими войсками, во Второй мировой войне, в 1941 г. советские войска также вошли на территорию Ирана. Иран заключил договор с СССР, однако, несмотря на этот договор, дело дошло до того, что часть территории Ирана едва не была отторгнута. Поэтому фактор боязни существовал и это нас заставило, даже если это было бесполезно с точки зрения военной, принять некоторые меры…^[246]

Далее в беседу вступил еще один член иранской делегации — Саед, внесший некоторые уточнения. По его информации, в 1941 г., как и в 1907 г., инициаторами ввода войск в Иран все же были англичане. И следует только пожалеть, что в 1941 г. Советский Союз поддался на эту инициативу Великобритании.

Хрущев тут же парировал этот довод, спросив: почему такое несправедливое отношение к Советскому Союзу? С инициаторами ввода войск в Иран, англичанами, вы, иранцы, в наилучших отношениях, а с нами — нет… Они были инициаторами всех плохих дел, а вы с ними состоите в Багдадском пакте.

Шах дал на это замечание два варианта ответа:

Мероприятия советской стороны, которые последовали во время Второй мировой войны и послужили причиной таких событий, которые едва не привели к отделению от Ирана Иранского Азербайджана.

По окончании войны советские войска не ушли из Ирана в 1945 г., в то время как английские войска ушли.

Хрущев опять не нашел ничего лучшего, как свалить ответственность за происходившее на Сталина и Берию^[247].

Шах же продолжил свои обвинения: Вы должны знать, обратился он к членам советской делегации, что Иран против Ленина не сказал ни одного плохого слова. Не забудьте, что наша страна была среди первых, признавших режим Ленина. Не забудьте, что в этом отношении мы не проявили близорукости.

Хрущев тут же нашелся: Афганистан признал Советский Союз первым.

Булганин, видя недовольство гостей столь «некорректным» высказыванием главы советской делегации, попытался свести дело к «компромиссу»: Афганистан и Иран «в общем» признали нас почти одновременно^[248].

Шах продолжил в том же ключе: повсюду в Иране о Ленине всегда говорили и до сих пор говорят с большим уважением^[249].

Видя всю сложность возникшей ситуации, опытный в таких делах Микоян тут же попытался перевести разговор в другую сторону и вновь начал рассказывать о своей недавней поездке в соседний с Ираном Пакистан, зная, что эти две страны поддерживали между собой весьма дружественные отношения.

Микоян: Когда я спросил пакистанцев, зачем им нужен Багдадский пакт, они заявили, что у них к Советскому Союзу нет никаких претензий, и что никогда Пакистан не станет территорией для нападения на Советский Союз. В ответ на мой вопрос, зачем же тогда багдадский пакт, пакистанцы ответили, что он нужен им для защиты от Индии. Вот почему они участвуют в военных пактах. К этому они добавили, что Багдадский пакт не помешает им улучшить свои отношения с Советским Союзом. Вскоре после этого разговора пакистанцы впервые назначили своего посла в нашу страну. У нас с ними развиваются торговые отношения, недавно благополучно закончились переговоры по заключению торгового соглашения» Они делают конкретные шаги по улучшению отношений с нами.

Пакистанцы говорили мне, сказал Микоян, что им было бы значительно легче улучшать свои отношения с Советским Союзом, если бы улучшились отношения у мусульманских стран — соседей Советского Союза — Турции и Ирана — с Советским Союзом. Я им сказал, что со своей стороны Советский Союз уже предпринял многие шаги, направленные на улучшение отношений с Ираном. Недавно были разрешены финансовые претензии и пограничные споры, причем даже такие споры, которые еще от царя остались. И вдруг в это самое время Иран неожиданно для всех вступает в багдадский блок. Мы не можем понять политику Ирана. Возможно, что приезд Его Величества шаха в СССР прояснит обстановку»^[250].

Далее Микоян продолжил в том же духе и рассказал о своей встрече с премьером еще одной соседней с Ираном страны — Турции.

Микоян: Я имел короткую встречу с Мендересом… Почему бы не улучшить советско-турецкие отношения спросил я Мендереса. Весь мир объединяется с Советским Союзом, а Турция разобщена с ним. Мендерес ответил, что пока не будет общего улучшения международного положения, не будет и улучшения отношений между Турцией и Советским Союзом. На это ему было сказано, что соседи могут улучшать отношения между собой и независимо от общего направления международных отношений. Однако Мендерес не хотел углублять эту тему.

Таким образом, пришлось сказать президенту, что получается заколдованный круг. Советский Союз хочет улучшения отношений с Пакистаном, пакистанцы связывают улучшение своих отношений с Советским Союзом, с улучшением советско-турецких и советско-иранских отношений, а турки связывают улучшение советско-турецких отношений с улучшением общей международной обстановки. Но улучшение общей обстановки не наступит, если не будут улучшаться отношения между отдельными странами, тем более соседними^[251].

Далее Микоян вновь продолжил тему ближайших соседей Ирана и стал рассказывать о своей встрече с индийским премьером.

Микоян: Заслуживает внимания беседа, которою я имел с Неру, Неру сказал, что у него от бесед с шахиншахом сложилось впечатление, что Иран побаивается своего северного соседа. Что касается оснований и поводов для этого, то вчера и сегодня мы с вами об этом уже говорили. Для этого нет никаких оснований.

Советский Союз не в таком положении, чтобы просить у Ирана дружбы, Иран нуждается в хороших отношениях во всяком случае не меньше, чем Советский Союз. В нашей искренности Вы можете не сомневаться. Нужно, чтобы страх был отброшен в отношениях Турции и Ирана с Советским Союзом. Во время второй мировой войны и после нее имели место события, которые усилили недоверие Ирана к Советскому Союзу. Н. С. Хрущев от имени всех нас сказал, что мы сожалеем о тех ошибочных шагах, которые тогда имели место; но если говорить правду, то присутствующие здесь лично не должны были бы нести ответственности за эти ошибки. Мы говорим о нашей ответственности потому, что мы за политику отвечаем, хотя никто из нас в свое время не был сторонником тех ошибочных шагов, которые были сделаны с нашей стороны». И затем, как и Хрущев, Микоян обвинил о «ошибочных шагах» после 1945 г. в отношении Турции и Ирана, Сталина и Берию.

Микоян: Речь идет о создании обстановки доверяя, чего хочет Советский Союз и надеемся, что вы видите, что в военном отношении мы вам не угрожаем, хотим иметь с вами добрососедская отношения, не хотам вмешиваться в ваши внутренние дела^[252].

Далее разговор перешел на рассмотрение вокруг страны, имевшей общую границу как с Ираном, так и с Советским Союзом. Микоян начал рассказывать о хороших отношениях, сложившихся между СССР и Афганистаном. Он затронул в этой связи состоявшиеся в конце 1955 г. переговоры Булганина и Хрущева с руководителями афганского государства. У Ирана я Афганистана, подчеркнул Микоян, много общего: исламская религия, сходная экономика, одинаковый государственный строй и даже похожие языки. У нас хорошие отношения с Афганистаном. И далее от него последовал точно рассчитанный вопрос: Почему бы Ирану не иметь с Советским Союзом таких же отношений, какие Афганистан имеет с Советским Союзом? Что нам нужно от Ирана? Прежде всего, чтобы Иран не был иностранной базой дня нападения против Советского Союза.

С нашей стороны, заявил Микоян, «вам никакое нападение не угрожает, мы хотим хороших отношений с Ираном, надо, чтобы вы в этом убедились и это будет на пользу Ирану и делу мира»^[253].

О том, что именно в первую очередь хотел довести до шаха Микоян и кого он считал «творцом» советской политики в отношении стран Востока в целом и Ирана, в частности, наглядно свидетельствует следующая поправка к уже составленной стенограмме этой во всех отношениях исторической встречи.

Приложение

Из сопроводительной записки руководителя Секретариата Микояна Чистова руководителю Секретариата Президиума ЦК КПСС Малину, 9 июля 1956 г.^[254]

[Правка к записи высказывания А. И. Микояна в ходе переговоров К. Е. Ворошилова, Н. А. Булганина, Н. С. Хрущева и А. И. Микояна с шахом в следующей редакции]: «Всем известно, что сделал для Ирана и всего^[255] Востока Ленин, а мы восстанавливаем сейчас во всех правах ленинскую политику».

2.4. Контакты с официальными представителями Индонезии

Посещению Советского Союза парламентской делегации Индонезии в октябре 1956 г. предшествовало более значимое событие: двумя месяцами ранее в СССР с официальным визитом прибыл президент Индонезии А. Сукарно, которому был устроен весьма дружественный прием. К этому визиту в Москве был специально издан сборник речей индонезийского лидера, имевших ярко выраженную антиколониальную и антизападную направленность^[256]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

103

Этот вывод во многом был обусловлен ситуацией в Китае, где национально-буржуазная партия Гоминьдан летом 1927 г. отказалась в ходе революции от сотрудничества с коммунистами, после чего между их сторонниками началась гражданская война.

104

Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938 г. — июль 1956 г. М., 1956. С. 151–152.

105

Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 74. По образному выражению Ю. В. Аксютина, в 1955 г. Хрущев и Булганин совершили «прорыв на Юг» по «тылам империализма» (Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 338).

106

XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. Т. 1. С. 22. Вскоре после окончания XX съезда в журнале «Новое время», рассчитанного прежде всего на зарубежную аудиторию, появилась статья И. И. Ермашева, в которой была дана подробная интерпретация этого понятия. Вывод автора был достаточно красноречив: «Эта зона открыта для всех стран и всех народов, стремившихся порвать с политикой войны, гонки вооружений и межнациональной вражды. Миролюбивые силы, действующие во всех странах в этом направлении, выступают все более активно. «Зона мира» оказывает огромное воздействие на всю международную жизнь, укрепляя и расширяя базу для международного сотрудничества, в котором для каждого народа обеспечено достойное место» (Новое время. 1956. № 16. С. 7.)

107

Васильев А. М. Россия на Ближнем и Среднем Востоке: от мессианства к прагматизму. М., 1993. С. 36.

108

XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. Т. 1. С. 324.

109

Де-юре в 1947–1956 гг. Пакистан являлся доминионом Великобритании. Индия имела такой статус в 1947–1950 гг. По плану Маунбеттена два этих доминиона становились независимыми де-юре после вступления в силу на их территориях конституций. Конституция Республики Индии вступила в силу в январе 1950 г., а конституция Пакистана — в марте 1956 г.

110

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 1–2.

111

В двух первых томах сборника «Президиум ЦК КПСС. 1954–1964» («Архивы Кремля») информация об этих решениях отсутствует. Данное обстоятельство можно объяснить тем, что, видимо, постановления по этому вопросу считались незначительными и были приняты, скорее всего, в «рабочем порядке», как «рекомендательные».

112

Микоян решил соблюсти во время пакистанского визита все правила дипломатического протокола и в одном из московских ателье ему были сшиты фрак и пиджак-визитка с длинными полами, к которому полагались полосатые брюки. Позднее этот пиджак-сюртук и фрак были взяты из домашнего гардероба на церемонию похорон осенью 1963 г. американского президента Дж. Кеннеди. См.: Микоян Н. Своими глазами. М., 2018. С. 165; Суходрев В. М. Указ. соч. С. 149.

113

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 2.

114

Там же. Л. 3.

115

Речь идет о статусе княжества Кашмир, почти 80 процентов населения которого составляли мусульмане. Его судьбу должен был решить, в соответствии с планом Маунбеттена, местный правитель, по вероисповеданию являвшийся индусом. Не дожидаясь его вполне предсказуемого вердикта, осенью 1947 г. войска только что созданного доминиона Пакистан вошли на территорию Кашмира и захватили приблизительно одну его треть. В ответ войска доминиона Индийский Союз оказали сопротивление, но им не удалось выбить пакистанские войска с занятой территории. Возник локальный конфликт между двумя частями некогда единой Британской Индии, который теперь автоматически превратился в международный. Правитель Кашмира в конечном итоге официально объявил о присоединении к Индии и вхождении в штат Джамму и Кашмир, образованный на основании конституции Республики Индия, вступившей в силу в январе 1950 г. Конфликт не урегулирован до сих пор, оставаясь в категории «замороженных». В августе 2019 г. индийский парламент отменил статью 370 Конституции, наделявшей штат Джамму и Кашмир «особым» статусом в составе Республики Индия, что вызвало массовые протесты в Пакистане.

116

В 1893 г. территория, населенная пуштунскими племенами, ранее полностью входившая в Афганистан, была разделена англичанами на две части по т. н. «линии Дюранда». Одна часть вошла в состав Британской Индии, а другая осталась в составе Афганистана. После раздела Британской Индии на два доминиона, правительство Афганистана потребовало вернуть пуштунские территории в состав их государства, но они остались в составе вновь образованного Пакистана (Северо-Западная пограничная провинция). Афганистан не признал этот статус, между двумя странами после 1947 г. возникла напряженность в отношениях, в приграничных районах периодически перераставшая в небольшие конфликты с применением оружия. В 1949 г. парламент Афганистана денонсировал договоры с Великобританией, которые были подписаны до образования доминиона Пакистан и объявил о непризнании границы между двумя странами по «линии Дюранда».

117

Эти материалы были опубликованы в центральных советских газетах (см. например: Правда. 1955. 26 декабря). В них отмечалось, что Советский Союз поддерживает Кабул в его стремлении воссоединить пуштунский народ в рамках Афганистана.

118

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 3–4.

119

Там же. Л. 4

120

В 1954 г. в Обнинске начала работать первая в мире атомная станция.

121

Там же. Л. 5–6.

122

ЦК Партии Трудящихся Вьетнама направил в ЦК КПСС специальное письмо по этому вопросу, которое, видимо, было весьма неоднозначно воспринято на Старой площади. Подробнее см. Раздел 5.1 в настоящей книге.

123

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 6.

124

Государственный секретарь США, один из самых идейных и непримиримых противников СССР и его союзников среди западной политической элиты. Выглядит не случайным, что 22 марта 1956 г. (во время пребывания Микояна в Кабуле) в «Правде» появилась статья Н. Пастухова «Народы Азии отвергают политику военных блоков. К итогам поездки Даллеса по странам Азии». Позднее Микояну, во время поездок в США, приходилось с ним встречаться лично.

125

Подробнее см.: Коргун В. Г. История Афганистана. XX век. М., 2004. Официальная советская версия: Теплинский Л. Б. История советско-афганских отношений. (1919–1987). М., 1988.

126

См.: Тихонов Ю. Н. Афганская война Сталина: битва за Центральную Азию. М., 2008.

127

Советская делегация находилась в Афганистане с визитом в рамках большого турне, включавшего также Индию и Бирму.

128

Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 71–72. Микоян предложил 40–50 млн долларов передать Афганистану безвозмездно, остальные — в кредит на 10–15 лет при 1 % годовых. Вооружение афганской армии он предложил оплачивать отдельно.

129

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 8.

130

Речь шла о прошедшей в столице Пакистана сессии блока СЕАТО, в ходе которой его участники поддержали позицию Пакистана в «пуштунском вопросе».

131

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 9.

132

Там же.

133

Там же. Л. 10. В XIX в. англичане и афганцы воевали дважды — в 1838–1842 и 1878–1880 гг. В результате Афганистан был превращен в полуколонию Великобритании.

134

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 11.

135

Там же. Л. 12; Правда. 1956. 23 марта.

136

Из 601 княжества Британской Индии 550 вошли в Индию и 51 — в Пакистан.

137

Впоследствии, в 1963 г., Пакистан передал КНР часть захваченной в 1947 г. кашмирской территории, таким образом, еще более запутав проблему урегулирования ситуации в этом регионе. В результате Пакистан получил общую границу с КНР, а Индия окончательно лишилась выхода к дружественному ей Афганистану.

138

Мирза, Искандер (1898–1969). В 1954–1955 гг. — губернатор Восточного Пакистана. В 1955–1956 гг. — генерал-губернатор Пакистана. В 1958 г. был отстранен от власти в результате государственного переворота и в дальнейшем проживал в эмиграции в Великобритании.

139

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 13.

140

Там же. Л. 14. Дипломатические отношения между СССР и Таиландом были анонсированы еще весной 1941 г., но в полном объеме установлены лишь в 1947 г. на уровне дипломатических миссий во главе с Посланниками. К тому времени Таиланд уже стал одним из главных союзников США в регионе Юго-Восточной Азии, а в 1955 г. страна вступила в СЕАТО. В Советском Союзе все же не теряли надежд на сближение позиций с этой страной, для чего с 1954 г. по различным каналам организовывались поездки таиландских политических и общественных деятелей для «знакомства» с различными сторонами жизни в СССР (См., например: АВП РФ. Ф. 131. Оп. 9 П. 5. Д. 1. Л. 119–121; Оп. 15. П. 18. Д. 10. Л. 30 и др.)

141

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 15–16.

142

Правда. 1956. 24 марта.

143

26 и 27 марта все тот же автор опубликовал в «Правде» еще два очерка — «Всенародный праздник Пакистана» и «Пакистанская общественность подводит итоги празднования Дня республики», в которых опять достаточно много места было отведено Микояну.

144

Там же. Л. 16.

145

Там же. Л. 18–19.

146

См. Раздел 3.1. в настоящей книге.

147

Микоян отметил, что Мирза эту фразу в ходе беседы с ним повторил несколько раз. Там же. Л. 24.

148

Там же. Л. 25.

149

Там же. Л. 33.

150

В беседе, в основном, затрагивались проблемы двустороннего экономического сотрудничества.

151

Там же. Л. 22–28., 28–37, 38–45.

152

См. Раздел 3. 1. в настоящей книге.

153

Там же. Л. 45–53. Впоследствии Садат занимал должности вице-президента и Президента Египта. По его инициативе в 1976 г. дружеские отношения между нашими странами были прекращены, и Египет стал ориентироваться на США и их союзников в ближневосточном регионе. Погиб в 1981 г. в результате совершенного против него террористического акта.

154

Там же. Л. 49.

155

Там же. Л. 54–56, 56–57.

156

Там же. Л. 57–58.

157

Там же. Л. 58, 60–61.

158

Правда. 1956. 26 марта.

159

Официальный язык Пакистана (наряду с английским) по Конституции 1956 г. И в тот период и сегодня этим языком владеет абсолютное меньшинство граждан Пакистана. Является также одним из 22 официальных языков в Республике Индия.

160

Правда. 1956. 27 марта.

161

См.: Гопал С. Джавахарлал Неру. Биография. Т. 2. М., 1990. С. 244–248.

162

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 63–69; Правда. 1956. 27 марта.

163

Эта мысль о «несправедливости» в разделе Индии по религиозному признаку до сих пор распространено в общественном мнении индийцев-индусов, поскольку около 10 процентов индийского населения (а это больше 100 миллионов) являются гражданами Республики Индия, а в Пакистане индусов менее 2 процентов.

164

Югославия в лице Тито в этот период проявляла большой интерес в отношении Индии, стремясь стать ее важным партнером в рамках формировавшегося Движения неприсоединения… Естественно, что Югославия в таком контексте выступала объективным конкурентом Советского Союза в борьбе за влияние в регионе Южной Азии. И Микоян это прекрасно понимал. В 1955 г. Тито посетил с дружественным визитом Индию, впоследствии югославский лидер поддержал Индию в вопросе о принадлежности Кашмира и по проблемам пограничного конфликта с КНР. Подробнее см.: Shri R. S. India-China relations 1947–1971. Friendship goes with power. Part 1. New Delhi, 1999; Čavoški J. Jugoslavia i kinesko-indijski konfl ikt 1959–1962. Beograd, 2009.

165

См. Раздел 3.1. в настоящей книге.

166

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 69–70.

167

Там же. Л. 71–75.

168

Решение проинформировать Неру о том, что происходило на XX съезде КПСС, было принято на заседании Президиума ЦК КПСС 14 марта 1956 г. См.: Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 115.

169

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 71.

170

Там же. Л. 72.

171

Там же. Л. 74

172

Там же. Л. 73. Как мы уже отмечали выше, в последнее время появились сведения о личных контактах Микояна с Ататюрком, происходивших в 1925 и 1937 гг. Вполне возможно, что в беседе с Неру Микоян говоря об этом, опирался и на свои собственные наблюдения.

173

Генеральный секретарь ЦК Французской компартии.

174

Член Политбюро ЦК Французской компартии, ее главный идеолог.

175

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 73. Как мы отмечали выше, еще в феврале 1956 г. Микоян высказывался по этой теме совсем иначе. См. Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 107. (заседание 22 февраля 1956 г.)

176

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 77–81. Л. 77–81; Правда. 1956. 29 марта. В том же номере «Правды» была опубликована статья О. Орестова и О. Скалкина «В эти дни в Дели», в которой высоко оценивалась деятельность Микояна во время пребывания в Индии.

177

Махатма Ганди (1869–1948) — один из самых почитаемых в Индии политиков и мыслителей, сыграл большую роль в достижении независимости страны. Погиб от рук фанатика-индуса. Посещение места его кремации являлось одним из обязательных пунктов дипломатического протокола для зарубежных делегаций, посещавших с официальными визитами Индию.

178

После получения независимости в Республике Индия перешла на плановое развитие своей экономики. В отличие от СССР, где планирование носило директивный характер, в Индии оно было рекомендательным. Первая пятилетка проходила в 1951–1956 гг., а вторая намечалась на 1957–1961 гг. В декабре 1955 г., вскоре после визита Хрущева и Булганина, на сессии правящей партии Индийский национальный конгресс (ИНК) было провозглашено строительство в стране «общества социалистического образца». Наверняка, этот лозунг выдвигался в расчете на получение в больших объемах советской помощи. «Индийский социализм», естественно, не имел ничего общего с советской и иными моделями «реального социализма».

179

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 83–89.

180

Там же. Л. 88.

181

Там же. Л. 75.

182

Там же. Л. 75–76.

183

Там же. Л. 91; Правда. 1956. 30 марта.

184

Известия. 1956. 24 октября.

185

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 702. Л. 25–26.

186

Там же. Л. 29.

187

Там же. Л. 30.

188

У Ну (1907–1995) — премьер-министр Бирмы в 1948 — 12 июня 1956 г., в 1957–1958 и 1960–1962 гг. Президент Антифашистской лиги национальной свободы в 1947–1958 гг. Подробнее о нем см.: Листопадов Н. А. У Ну // Восток. 1996. № 1; Дарченков Д. В. У Ну и государственное развитие Бирмы. М., 1997.

189

У Ну, по свидетельству переводчика Хрущева, Суходрева, получил в Москве за глаза шутливое прозвище «Белая головка» из-за цвета национального головного убора в котором он, по протоколу, появлялся в публичных местах, включая и зарубежные поездки. (Суходрев В. М. Указ. соч. С. 177.)

190

Правда. 1955. 22 октября.

191

См.: Запись беседы Булганина и Хрущева с У Ну, 2 декабря 1955 г. — https://alexanderyakovlev. org/almanah/inside/almanah-doc/1022493.

192

Компартия Бирмы была создана в 1939 г. В 1946 г. она раскололась на две организации: Компартию Бирмы — «Белый флаг» и Компартию Бирмы-«Красный флаг». Последняя объявила своих оппонентов в недостаточной «революционности» и повела вооруженную борьбу с правительственными войсками. Компартия «Белый флаг» входила в АЛНС, но после провозглашения независимости в 1948 г. объявила ее «фальшивой», а новое правительство — «фашистским». В стране по ее призыву началась многолетняя гражданская война.

193

Национальные меньшинства Бирмы.

194

Подробнее см.: Čavoški J. Arming Nonalighiments: Yugoslavia’s Relations with Burma and the Cold War in Fsia (1950–1955) // Cold War International History Project. Working Paper № 61. Wash., 2008; Čavoški J. Рука пружена преко света: југословенска подршка Бурми у борби против спољне агресије 1952–1954 // Токови историjе. 2018. № 2. С. 143–176.

195

Как свидетельствует в своих мемуарах бывший заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС Брутенц, после XX съезда КПСС почти все азиатские компартии отвернулись от Москвы и стали ориентироваться на Пекин (Брутенц К. Н. На Старой площади. М., 1997. С. 140). Бирманские коммунисты не стали в этом отношении исключением.

196

Правда. 1956. 31 марта. Скорее всего, У Ну выучил несколько предложений по-русски во время пребывания в Москве в 1955 г.

197

Правда. 1956. 1 апреля.

198

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 93. Аун Сан (1915–1947) являлся лидером бирманского национально-освободительного движения, фактически мирным путем привел страну к независимости. Основатель АЛНС. Погиб в результате террористического акта. См.: Можейко И. В. Аун Сан. М., 1965.

199

Правда. 1956. 1 апреля.

200

Подразумевалось соглашение между этими странами, предусматривавшее военную помощь Израилю в случае возникновения у него нового военного конфликта с арабскими странами.

201

Договоренность об этой поездке была достигнута во время пребывания Хрущева и Булганина в Рангуне. См.: https://alexanderyakovlev. org/almanah/inside/almanah-doc/1022493.

202

Там же. Л. 93–95.

203

Там же. Л. 98–99.

204

Новое время. 1956. № 15. С. 32.

205

Микоян получил эту телеграмму уже в Ханое и ответил на нее там же. Можно также предположить, что не всем в Москве нравилось столь успешная деятельность Микояна, и поэтому из Кремля последовала столь «любопытная» реплика от первого лица государства, на которую Микоян не мог не отреагировать.

206

Президиум ЦК КПСС на заседании 13 апреля 1956 г. подверг критике Маленкова, который во время посещения Англии 13 марта — 21 апреля 1956 г. отклонился от заранее утвержденного графика и посетил ряд памятных мест Лондона и Стратфорда. См.: Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 120, 934–935. При этом сам Хрущев вместе с Булганиным могли на достаточно продолжительное время продлить свой визит в ту страну, которая им во время пребывания особенно понравилась.

207

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 145.

208

Там же. Л. 146.

209

Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 120. Микоян, в частности, сообщил присутствовавшим, что в посольствах СССР в Афганистане и Пакистане нет ни одного работника из Средней Азии, а сами дипломаты в этих зарубежных советских представительствах плохо знают местные языки урду и бенгали. Материальная база этих посольств «неважная».

210

https://www.cia.gov/library/readingroom/docs/CIA-RDP79R00890A000700040020-4.pdf; https://mediamax. am/ru/news/ mikoyan/23600.

211

Монголия вошла в состав Китая после завоевания ее территории маньчжурами в 17 веке. Исторически она состояла из трех частей: Южной, Северной и Западной. В 1911 г. Северная Монголия (Халха), в одностороннем порядке объявила о своей автономии, формально возглавлявшейся главой местной ламаистской церкви (богдо-гэгэном). Весной 1914 г. часть Монголии (Урянхайский край) вошла в состав Российской империи в статусе протектората. Под названием Народная республика Танну-Тува (с 1926 г. — Тувинская Народная республика). В 1921 г. эта территория была представлена большевиками как «независимое» государство, которое, впрочем, так никем (кроме СССР и, под его давлением, МНР) не было официально признано. В 1944 г. Тува была принята в СССР, став автономией в составе РСФСР. В 1921 г. на территории Внешней Монголии с помощью подразделений Красной Армии РСФСР к власти пришли просоветски настроенные политические силы, объявившие о ее независимости от Китая. Южная Монголия все это время продолжала находиться под китайской юрисдикцией. Руководствуясь прагматическими соображениями, правительство СССР в 1924 г. подписало с северным правительством Китая договор о дружбе и тем самым формально признало его юридическое право на Внешнюю Монголию. В том же году, после смерти богдо-гэгэна, была провозглашена МНР, так и официально не признанная мировым сообществом. Фактически с 1921 г. Внешняя Монголия была территорией, полностью подконтрольной РСФСР, а затем и СССР. Под давлением на режим Чан Кайши со стороны Сталина, в октябре 1945 г. на территории МНР был проведен референдум, по результатам которого монголы «единогласно» проголосовали за независимость. Это решение было признано китайским правительством 5 января 1946 г. В следующем месяце СССР и МНР подписали договор о дружбе и взаимопомощи. Однако после провозглашения в октябре 1949 г. КНР, ее руководство поставило под сомнение ранее принятое «предателем Чан Кайши» решение о признании независимости МНР, что нашло свое отражение во время пребывания в конце 1949–начале 1950 гг. в СССР делегации во главе с Мао Цзэдуном, а также осенью 1954 г. в ходе переговоров с советской делегацией, прибывшей на празднование 5-летия КНР Подробнее см.: Лузянин С. Г. Россия-Монголия-Китай в первой половине XX века. Политические взаимоотношения в 1911–1946 гг. М., 2003; История Монголии. XX век. М., 2007.

212

Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 98.

213

Правда. 1956. 6 марта.

214

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 702. Л. 150.

215

Там же. Л. 151.

216

Там же. Л. 152–153. Впервые на неофициальном уровне этот вопрос обсуждался в МНР в 1944 г., когда в состав СССР была принята Тувинская Народная Республика. На следующий день после смерти Сталина это предложение было поставлено монгольской стороной уже официально. См.: Надиров Ш. Цеденбал. 1984 год. М., 1995. С. 42–43.

217

Там же. Л. 153.

218

Там же. Л. 154.

219

См. раздел 3. 1 в настоящей книге.

220

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 130. Во время пребывания в 1954 г. советской делегации в Пекине вопрос о статусе Монголии был вновь поднят по инициативе китайской стороны. Подробнее о борьбе Внешней Монголии за независимость см.: Гарушьянц Ю. М. Борьба за признание Монголии // Проблемы Дальнего Востока. 1997. № 2. С. 112–123; Белов Е. А. Монголия. Решающий период борьбы за независимость // Азия и Африка сегодня. 2003. № 11. С. 45–49

221

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 124–127.

222

Там же. Оп. 120. Д. 1256. Л. 25. Цеденбалу в Москве была выделена персональная квартира, и он имел возможность пользоваться подмосковной государственной дачей, где проживал с семьей по нескольку месяцев в году.

223

Правда. 1956. 9 апреля; ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 139.

224

Там же. Л. 140.

225

Стоит также отметить, что борьба с внешними проявлениями культа личности Сталина в Монголии происходила не столь радикально, как в некоторых других союзных СССР странах. Так, например, одна из центральных улиц Улан-Батора вплоть до конца 1980-х гг. носила его имя. Там же с 1949 г. находился большой памятник Сталину, работы скульптора Н. В. Томского, демонтированный лишь в конце 1990 г. Мотивировалась такая «нестандартная» позиция, в том числе и тем, что именно благодаря Сталину Монголия сохранила свою независимость, не войдя ни в состав СССР, ни в состав Китая.

226

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 141–142.

227

Речь идет о копировании Чойболсаном, при поддержке советских советников, форм и методов «большого террора» в Советском Союзе, в результате которого, по монгольским данным, было репрессировано значительное количество ни в чем не повинных людей.

228

Речь идет о поездке правительственной делегации СССР на празднование пятилетия со дня образования КНР, в ходе которой на просьбу Мао Цзэдуна о рассмотрении вопроса присоединения МНР к автономному району Внутренняя Монголия в составе КНР советские руководители не стали реагировать.

229

Первый секретарь ЦК МНРП в 1954–1958 гг.

230

Первый заместитель главы правительства МНР, член Политбюро ЦК МНРП.

231

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 143.

232

В том же году Советский Союз с официальным визитом посетил Президент Индонезии А. Сукарно, но информация о возможном содержании его контактов с Микояном в доступных для изучения фондах российских архивов отсутствует.

233

Правда. 1955. 4 октября.

234

В 1953 г. от власти был отстранен либерально настроенный умеренный националист, глава правительства М. Моссадык и в Иране было установлено т. н. «военное правление», продолжавшееся до 1959 г. Шах значительно усилил свои полномочия, а местная коммунистическая партия (Туде) подверглась сильнейшим репрессиям со стороны властей. См.: Реза Годс М. Иран в XX веке. Политическая история. М., 1994. С. 253–256.

235

Военно-политический блок в составе США, Великобритании, Турции, Ирана, Пакистана, созданный в 1955 г.

236

Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 80.

237

Подробнее см: Персиц М. А. Застенчивая интервенция. О советском вторжении в Иран и Бухару в 1920–1921 гг. М., 1999; Генис В. Красная Персия. Большевики в Гиляне 1920–1921. Документальная хроника. М., 2000. По официальной советской версии «позднесталинских» времен, 18 мая 1920 г. советский флот, преследуя белогвардейцев и англичан, стремясь вернуть увезенной белогвардейцами советское имущество, появился в территориальных водах Персии и начал бомбардировку английских позиций, а затем высадил на берег десант. Англичане были вынуждены бежать, что и стало началом эвакуации английских войск из страны. После этого на севере Персии была провозглашена Гилянская республика и образовано временное правительство во главе с Кучек-ханом, за подписью которого и было направлено письмо Ленину. Главным виновником последующих неудач назывались «леваки», выдвигавшие лозунги «социалистической революции» и требовавших немедленной конфискации помещичьих земель (См.: Иванов М. С. Очерк истории Ирана. М., 1952. С. 279–280).

238

Советска версия происходившего наиболее полно отражена в книге А. Н. Хейфеца. См.: Хейфец А. Н. Советская дипломатия и страны Востока 1921–1927. М., 1968.

239

Подробнее см.: Егорова Н. И. «Иранский кризис» 1945–1946 гг. по рассекреченным архивным документам // Новая и новейшая история. 1994. № 3. С. 24–42; Blake K. The U. S.-Soviet confrontation in Iran, 1945–1962. Lanham, 2009.

240

С советской стороны в беседе также участвовали дипломат В. С. Семенов и ответственный работник аппарата ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев. В состав иранской делегации вошли министр торговли И. Кашени, сенатор Н. Саед, генерал-адъютант шаха Я. Панах, посол в СССР А. Масуд Ансари.

241

См. Раздел 2. 1 в настоящей книге.

242

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 702. Л. 46.

243

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 702. Л. 46. Отношения СССР с Турцией развивались достаточно хорошо в период нахождения там у власти Ататюрка, скончавшегося в 1938 г. Турция с начала Второй мировой войны, при ярко выраженных симпатиях нового руководства к Германии, заняла нейтралитет. В феврале 1945 г. она с большим запозданием объявила о присоединении к антигитлеровской коалиции. Однако Сталин уже настаивал на контроле советскими вооруженными силами черноморских проливов и потребовал возвращения в состав СССР нескольких небольших территорий, переданных Турции по инициативе Ленина в начале 1920-х гг. Турция обратилась за помощью США, получила от нее поддержку. В 1952 г. страна вступила в НАТО, а затем и в Багдадский пакт. Версию сталинского периода о происходившем в советско-турецких отношениях см.: Миллер А. Ф. Краткая история Турции. М., 1948. Современная версия: Киреев Н. Г. История Турции. XX век. М., 2007.

244

Советский Союз осудил в октябре 1955 г. этот шаг Ирана, что получило свое отражение в специальном Заявлении Советского правительства и в передовой статье «Правды» под названием «Куда идет Иран?» (Правда. 1955. 13 октября).

245

ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 702. Л. 47.

246

Там же. Л. 48.

247

Там же. Л. 50.

248

Там же. Л. 56.

249

Там же. Л. 57.

250

Там же. Л. 45.

251

Там же. Л. 46.

252

Там же. Л. 47.

253

Там же.

254

Там же. Л. 31.

255

Выделено в тексте — И. С.

256

Сукарно А. Индонезия обвиняет. М., 1956.