Все произведения школьной программы в кратком изложении. 11 класс

И. О. Родин, 2003

В книгу вошли все произведения школьной программы по литературе за 11 класс. Пособие содержит краткое содержание самих произведений (как отечественных, так и зарубежных авторов), конспекты критических статей, биографические сведения об авторах, анализ текста и справочные материалы по теории литературы. Книга будет незаменимым помощником при изучении курса литературы, повторении пройденного материала, а также при подготовке и сдаче экзаменов.

Литература 10-х годов XX века

А. М. Горький

Краткие биографические сведения

Максим Горький, настоящие имя и фамилия — Алексей Максимович Пешков.

1868.16(28).03 — родился в Нижнем Новгороде в семье столяра. Рано осиротев, детские годы провел в доме своего деда Каширина. С 11 лет вынужден был идти «в люди»: работал «мальчиком» при магазине, буфетным посудником на пароходе, учеником в иконописной мастерской, пекарем и т. д.

1884 — попытка поступить в Казанский университет. Знакомство с марксистской литературой, пропагандистская работа.

1888 — арест за связь с кружком Н. Е. Федосеева. Находится под постоянным надзором полиции.

1891, весна — отправился странствовать по стране и дошел до Кавказа.

1892 — впервые выступил в печати с рассказом «Макар Чудра». Вернувшись в Нижний Новгород, печатает обозрения и фельетоны в «Волжском вестнике», «Самарской газете», «Нижегородском листке» и др.

1895 — рассказы «Челкаш» и «Старуха Изергиль», «Песня о Соколе».

1897 — «Бывшие люди», «Супруги Орловы», «Мальва», «Коновалов».

1899 — роман «Фома Гордеев».

1900–1901 — роман «Трое», личное знакомство с А. Чеховым, Л. Толстым.

1901 — «Песня о Буревестнике». Участие в марксистских рабочих кружках Нижнего Новгорода, Сормова, Петербурга, написал прокламацию, призывающую к борьбе с самодержавием. Арестован и выслан из Нижнего Новгорода.

1902 — обратился к драматургии. Создает пьесы «Мещане», «На дне».

1904–1905 — пишет пьесы «Дачники», «Дети солнца», «Варвары». Знакомится с В. Лениным. За революционную прокламацию и в связи с расстрелом 9 января арестован, но затем под давлением общественности освобожден.

1906 — едет за границу, создает сатирические памфлеты о «буржуазной» культуре Франции и США («Мои интервью», «В Америке»). Пишет пьесу «Враги», создает роман «Мать». Из-за болезни (туберкулез) Горький поселяется в Италии на острове Капри, где прожил 7 лет. Здесь он пишет «Исповедь» (1908), где четко обозначились истоки его расхождения с большевиками.

1908 — пьеса «Последние», повесть «Жизнь ненужного человека».

1909 — повести «Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина».

1913 — редактирует большевистские газеты «Звезда» и «Правда», художественный отдел большевистского журнала «Просвещение», издал первый сборник пролетарских писателей. Пишет «Сказки об Италии».

1912–1916 — создает серию рассказов и очерков, составивших сборник «По Руси», автобиографические повести «Детство», «В людях». «Мои университеты» были написаны в 1923 г.

1918–1919 — ведет большую общественную и политическую работу, критикует «методы» большевиков, осуждает их отношение к старой интеллигенции.

1919–1920 — в цикле публицистических статей («Несвоевременные мысли») выступает против интервенции, а также против того, как осуществляется «власть Советов».

1921 — в связи с возобновлением болезни и по настоянию Ленина уехал лечиться за границу.

С 1924 — жил в Италии, в Сорренто. Публикует воспоминания о Ленине.

1925 — выпускает роман «Дело Артамоновых».

1928 — по приглашению Советского правительства и лично Сталина совершает поездку по стране, во время которой ему показывают «достижения», позже нашедшие свое отражение в цикле очерков «По Советскому Союзу».

1931 — Горький навсегда возвращается в Советский Союз. Здесь же Горький получает «социальный заказ» — подготовить почву для первого съезда советских писателей, а для этого провести среди них «подготовительную работу». Горьким создается множество газет и журналов, он пишет пьесы «Егор Булычов и другие»(1932), «Достигаев и другие»(1933).

1934 — Горький «проводит» Первый съезд советских писателей, выступает на нем с основным докладом.

1925–1936 — пишет роман «Жизнь Клима Самгина», который так и не был окончен.

1936 — умер в Москве, похоронен на Красной площади.

Старуха Изергиль

1

Эти рассказы автор слышал в Бессарабии. Молдаване, с которыми он работал, разошлись, осталась только старуха Изергиль. «Время согнуло ее пополам, черные когда-то глаза были тусклы и слезились. Ее сухой голос звучал странно, он хрустел, точно старуха говорила костями». Указывая на тень от облака, старуха уверждает, что это Ларра идет по степи. «Он живет тысячи лет, солнце высушило его тело, кровь и кости, и ветер распылил их». Старуха рассказывает сказку о том, как бог наказал человека за гордость.

В далекой и богатой стране жило племя могучих и веселых людей. Однажды, во время пира, орел унес красивую девушку. Ее не нашли и вскоре о ней забыли. Она вернулась через двадцать лет, измученная и постаревшая, и привела с собой красивого юношу, ее сына от орла. Юноша был горд и высокомерен: его глаза были холодны, он разговаривает со старейшинами племени как с равными, не желает их чтить, потому что он единственный в своем роде. Ларра отправляется к красивой девушке, дочери одного из старшин. Она отталкивает его, потому что боится отца. Юноша бьет ее, встает ногой ей на грудь, и девушка умирает. Окружающие стоят некоторое время оцепенев, но потом хватают его и решают придумать казнь, достойную преступления. Ни одна казнь не кажется им достойной. Даже мать не решается заступаться за Ларру. Затем Ларру спрашивают, почему он убил девушку. Он отвечает, что убил ее за то, что она его оттолкнула. Старейшины возражают, что «за все, что человек берет, он платит собой: своим умом и силой, иногда — жизнью». Ларра же считает себя первым на земле и, кроме себя, не видит ничего. Люди обрекают Ларру на свободу и одиночество. С неба раздается гром, юноша становится бессмертным. Десятки лет он скитался по земле и, наконец, захотел умереть от руки человека. Но люди догадываются о его намерениях и не убивают его, а поднимают на смех. Ларра не может и сам покончить с собой. С тех пор он ходит повсюду, свободный, тоскующий, ожидающий смерти. «Ему нет жизни, и смерть не улыбается ему. И нет ему места среди людей…»

2

Издалека доносится красивая песня. Старуха улыбается и начинает рассказывать о себе. В молодости она по целым дням ткала ковры, хотя «как солнечный луч, живая была». А по ночам бежала к тому, кого любила. В 15 лет она встретила красивого, высокого, черноусого, веселого рыбака. Между ними вспыхивает чувство. Но вскоре Изергиль наскучивает однообразие их отношений (он только «пел и целовался»). Она просит подругу познакомить ее с гуцулами. Она познакомила ее с рыжим, кудрявым молодцом, ласковым и горячим (однажды он ударил ее в лицо, она в ответ укусила его в щеку. На этом месте впоследствии образовалась ямка, и парень любил, когда Изергиль его в эту ямку целовала). Затем и рыбака и гуцула повесили. Изергиль присутствовала при казни. Рыбак боялся смерти, а гуцул шутил и курил трубку. Еще Изергиль любила турка и неделю жила у него в гареме, однако ей стало скучно с женщинами, и она убежала от турка с его 16-летним сыном в Болгарию. Мальчик умер «от тоски по дому или от любви». Одна болгарка ударила Изергиль за своего любимого ножом в грудь. Изергиль лечила молодая полька в женском монастыре. К польке приходил ее брат, тоже монах. Когда Изергиль выздоровела, то ушла вместе с ним в Польшу. Однажды он оскорбил ее, и она его утопила. В Польше Изергиль было трудно жить, так как она ничего не умела делать. Поэтому она переходит от мужчины к мужчине. Одного из них, пана с изрубленным в сражениях лицом, Изергиль очень уважала, так как этот человек «любил подвиги». «В жизни, знаешь ли, всегда есть место подвигам». В Польше же Изергиль встретила красивого шляхтича, гордого и избалованного женщинами. Изергиль к тому времени было уже 40 лет. Он бросил ее, и она поняла, что уже состарилась. Шляхтич отправился на войну с русскими, Изергиль поехала за ним. Добравшись до места, она узнает, что шляхтич попал в плен. Изергиль обманывает часового: говорит, что ее сын попал в плен, что ей бы только взглянуть на него, падает на колени, валит солдата на землю и душит его. Изергиль спасает шляхтича и его товарищей. Шляхтич в благодарность за спасение обещает любить ее. Но гордая Изергиль отталкивает его. Шляхтич и его друзья уходят. Изергиль обзаводится семьей, 30 лет живет в Бессарабии. Год назад у нее умер муж, и она осталась одна.

С моря поднимается туча, в степи вспыхивают маленькие голубые огоньки. Изергиль говорит, что это искры от горящего сердца Данко.

3

Изергиль рассказывает сказку. В старину жили веселые, сильные и смелые люди. Чужие племена прогнали их вглубь лесов. Там было темно, а от болот поднимались зловонные испарения. Люди гибли один за другим. Они решают уходить из леса, но не знают, какой дорогой пойти. От долгих раздумий люди слабеют, в их душах поселяется страх. Многие уже готовы идти к врагу и согласны на участь рабов. Но появляется Данко и спасает всех один. Данко был красив, смел и решителен. Соплеменники верят ему и идут за ним. Дорога оказывается трудной, люди ропщут на молодость и неопытность Данко. Начинается гроза. Утомленные люди падают духом и в злобе и гневе принимаются упрекать Данко. Данко отвечает, что ведет их, потому что в нем есть мужество вести людей, а остальные покорно идут, словно стадо овец. Разъяренные люди решают убить Данко. «Не было на лицах их благородства, нельзя было ему ждать пощады от них. Тогда и в его сердце вскипело негодование, но от жалости к людям оно погасло. Он любил людей и думал, что, может быть, они без него погибнут». Данко разрывает себе грудь руками, вырывает свое сердце и поднимает его над головой. «Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям…» Данко вновь призывает людей идти за ним, потрясенные люди бросаются вперед, «увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца». Данко выводит людей из леса, радостно смотрит на свободную землю, гордо смеется, падает и умирает. Люди не замечают его смерти, только один осторожный человек, «боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой. И вот оно, рассыпавшись в искры, угасло…»

Старуха Изергиль, кончив рассказ, засыпает, автор размышляет об услышанном.

Идейно-художественное своеобразие

Композиция рассказа (вступление — легенда о Ларре — рассказ о жизни Изергиль — легенда о Данко — заключение) устанавливает связь между легендой и реальной действительностью. Две легенды в рассказе противостоят друг другу. Они освещают две концепции жизни, два представления о ней. Ларра — гордец, себялюбец, эгоист. Он утверждает право на господство сильной личности, противопоставляет себя массе, но люди не принимают его. Ларра ценит только себя и свою свободу, Данко стремится добыть свободу для всех. Ларра не хотел отдать людям даже частицу своего «я», а Данко отдает всего себя.

Образ Изергиль противоречив. Героиня рассказывает о себе лишь то, что лучше всего запомнилось. Юная Изергиль — воплощение стихийного вольнолюбия. Девушка не хотела быть ничьей рабой и жила, не зная забот о других. Впрочем, она была умна и наблюдательна, ценя людей за их личные качества, а не за положение в обществе (предпочла пана с изрубленным лицом, готового к подвигам, вельможе, осыпавшему ее с головы до ног золотом). История шляхтича Аркадэка является связующим звеном между преданиями и реальной жизнью. Образ автора в рассказе автобиографичен. В произведении присутствует два рассказчика: автор и старуха Изергиль.

Челкаш

Рассказ открывается описанием порта. Голоса людей едва пробиваются сквозь шум пароходных винтов, звон якорных цепей и т. д.

1

Появляется Гришка Челкаш, «заядлый пьяница и ловкий, смелый вор». «Даже и здесь, среди сотен таких же, как он, резких босяцких фигур, он сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом, своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой, плавной и покойной с виду, но внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал». Челкаш ищет Мишку, с которым он вместе ворует. Один из сторожей сообщает ему, что Мишке отдавило ногу и его увезли в больницу. В бешеной сутолоке порта Челкаш чувствует себя уверенно. Он собирается «на дело», жалеет, что Мишка не сможет ему помочь. Челкаш встречает молодого парня, знакомится с ним, разговаривает по душам, входит к нему в доверие, представляется рыбаком (который, однако, ловит не рыбу). Парень, имя которого Гаврила, рассказывает, что ему нужны деньги, со своим хозяйством он не справляется, девушек с приданым за него не выдают, заработать он не может. Челкаш предлагает парню заработать, Гаврила соглашается. Челкаш приглашает Гаврилу пообедать, причем берет еду в долг, и Гаврила сразу преисполняется уважения к Челкашу, «который, несмотря на свой вид жулика, пользуется такой известностью и доверием». За обедом Челкаш опаивает Гаврилу, и парень оказывается полностью в его власти. Челкаш «завидовал и сожалел об этой молодой жизни, подсмеивался над ней и даже огорчался за нее, представляя, что она может еще раз попасть в такие руки, как его… И все чувства в конце концов слились у Челкаша в одно — нечто отеческое и хозяйственное. Малого было жалко, и малый был нужен».

2

Ночью Челкаш и Гаврила на лодке отправляются «на работу». Следует описание моря и неба (психологический пейзаж: «Что-то роковое было в этом медленном движении бездушных масс» — об облаках). Челкаш не сообщает Гавриле истинной цели их путешествия, хотя Гаврила, сидящий на веслах, уже догадывается, что они вышли в море вовсе не затем, чтобы ловить рыбу. Гаврила пугается и просит Челкаша отпустить его. Челкаша же только забавляет страх парня. Челкаш отбирает у Гаврилы паспорт, чтобы тот не удрал. Они пристают к стене, Челкаш исчезает и возвращается с чем-то «кубическим и тяжелым». Гаврила поворачивает обратно, мечтая об одном: «скорей кончить эту проклятую работу, сойти на землю и бежать от этого человека, пока он в самом деле не убил или не завел его в тюрьму». Гаврила гребет очень осторожно, и им удается проскочить мимо охраны. Однако по воде шарит луч прожектора, Гаврила перепуган до полусмерти, но им снова удается скрыться. Гаврила уже отказывается от вознаграждения, Челкаш начинает «искушать» парня: ведь по возвращении в родную деревню того ожидает прежняя унылая, беспросветная жизнь, сообщает, что за одну сегодняшнюю ночь он заработал полтысячи. Челкаш говорит, что если бы Гаврила работал с ним, то был бы первым богатеем на деревне. Челкаш даже расчувствовался и заговорил о крестьянской жизни. Он вспоминает свое детство, свою деревню, родителей, жену, вспоминает, как служил в гвардии, и как отец гордился им перед всей деревней. Размышления отвлекают Челкаша, и лодка едва не проезжает мимо греческого судна, на котором Челкаш должен отдать товар.

3

Челкаш и Гаврила ночуют на греческом корабле. Челкаш получает деньги, уговаривает Гаврилу еще раз поработать с ним. Показывает Гавриле гору бумажек, которыми с ним расплатились греки. Гаврила дрожащей рукой хватает 40 рублей, выделенных ему Челкашом. Челкаш с неудовольствием отмечает, что Гаврила жаден, но считает, что от крестьянина другого и ожидать не приходится. Гаврила с возбуждением говорит о том, как хорошо можно жить в деревне, имея деньги. На берегу Гаврила набрасывается на Челкаша, просит отдать ему все деньги. Челкаш отдает ему ассигнации, «дрожа от возбуждения, острой жалости и ненависти к этому жадному рабу». Гаврила униженно благодарит, вздрагивает, прячет деньги за пазуху. Челкаш чувствует, «что он, вор, гуляка, оторванный ото всего родного, никогда не будет таким жадным, низким, не помнящим себя». Гаврила бормочет, что думал убить Челкаша, потому что никто не станет допытываться, куда тот пропал. Челкаш хватает парня за горло, отбирает деньги, затем с презрением поворачивается и уходит. Гаврила хватает тяжелый камень, бросает его в голову Челкашу, тот падает. Гаврила бежит прочь, но потом возвращается и просит простить его и снять грех с души. Челкаш с презрением прогоняет его: «Гнус!.. И блудить-то не умеешь!..» Челкаш отдает Гавриле почти все деньги, кроме одной бумажки. Гаврила говорит, что возьмет, только если Челкаш простит его. Начинается дождь, Челкаш поворачивается и уходит, оставив деньги лежащими на песке. У него подгибаются ноги, а повязка на голове все больше пропитывается кровью. Гаврила сгребает деньги, прячет их и широкими, твердыми шагами уходит в противоположную сторону. Дождь и брызги волн смывают пятно крови и следы на песке. «И на пустынном берегу моря не осталось ничего в воспоминание о маленькой драме, разыгравшейся между двумя людьми».

Идейно-художественное своеобразие

«Челкаш» — ранний рассказ Горького, один из цикла рассказов о людях из народа, которые несут в себе высокие этические качества. Основной пафос — утверждение высоких творческих возможностей человека из народа. По определению самого автора, «Челкаш» — это маленькая драма, разыгравшаяся между двумя людьми. Конфликт связан с ситуацией скитальчества, бегства из родного гнезда. На узкой дорожке соучастия в преступлении сталкиваются два человека — одного на нее приводит привычка, другого — случай. Недоверие, зависть, покорная готовность услужить, страх, подобострастие Гаврилы противостоят снисходительности, презрению, уверенности в себе, смелости, любви к свободе Челкаша. Между обоими героями прослеживается странное родство (воспоминания Челкаша о деревне). Оба они оказываются перед испытанием — искушение деньгами. Автор подчеркивает духовное превосходство Челкаша. Однако Челкаш не нужен обществу, в отличие от маленького хозяина Гаврилы. В этом состоит романтический пафос произведения. Романтическое мироощущение присутствует также в описаниях природы.

На дне

картины

4 акта

Действующие лица

Михаил Иванов Костылев, 54 года — содержатель ночлежки.

Василиса Карповна, 26 лет — его жена.

Наташа, 20 лет — ее сестра.

Медведев Абрам Иваныч, полицейский, 50 лет — их дядя. Васька Пепел, 28 лет.

Клещ Андрей Митрич, 40 лет — слесарь.

Анна, 30 лет — его жена.

Настя, 24 года — девица.

Квашня, под 40 лет — торговка пельменями.

Бубнов, 45 лет — картузник.

Барон, 33 года.

Сатин и Актер — приблизительно одного возраста, лет под 40.

Лука, 60 лет — странник.

Алешка, 20 лет — сапожник.

Кривой Зоб и Татарин — крючники.

Акт 1

Подвал, похожий на пещеру. Везде по стенам — нары. Посередине ночлежки — большой стол, две скамьи, табурет, все — некрашеное и грязное. У самовара хозяйничает Квашня, Барон жует черный хлеб, Настя читает растрепанную книжку. На постели кашляет Анна. Бубнов на нарах кроит шапку. Квашня уверяет, что она — свободная женщина и никогда не пойдет замуж. Барон издевается над ней, к нему присоединяется Клещ («А с Абрамкой ты обвенчаешься… только того и ждешь»). Квашня говорит, что сам Клещ «заездил жену до полусмерти». Начинается ссора. Анна просит не ругаться и дать ей умереть спокойно. Квашня жалеет ее. Просыпается Сатин, спрашивает, кто его вчера бил. Бубнов отвечает, что его избили вчера во время карточной игры. Обитатели ночлежки начинают препираться, кому убираться в комнате. Актер слезает с печи и говорит, что ему вредно дышать пылью, так как его «организм отравлен алкоголем». Сатин некстати бормочет слова: «органон, сикамбр, макробиотика, трансцедентальный». Он любит непонятные, редкие слова, потому что в детстве служил на телеграфе, много читал книг и был образованным человеком. Актер тоже вспоминает свое прошлое: он играл могильщика в «Гамлете». Актер выводит Анну в сени подышать, в дверях сталкивается с Костылевым, который, напевая под нос «что-то божественное», подозрительно осматривает ночлежку — он ищет жену. Костылев напоминает Клещу, что тот занимает слишком много места, хочет повысить ему плату за проживание, укоряет, что Анна зачахла от его злодейства. Возвращается Актер, Костылев говорит ему, что на том свете ему зачтутся его добрые дела. На этом же свете Костылев отказывается простить Актеру половину долга. Костылев стучится в дверь Васьки Пепла, Пепел из-за двери спрашивает, принес ли ему Костылев деньги за проданные часы, узнав, что не принес, прогоняет Костылева. У Пепла роман с Василисой. Сатин советует Пеплу убить Костылева и жениться на Василисе. Пепел огрызается в ответ. Пепел дает Актеру взаймы — ему деньги достаются легко, он вор. Сатин: «Многим деньги легко достаются, да не многие с ними легко расстаются… Работа? Сделай так, чтобы работа была мне приятна — я, может быть, буду работать… Когда труд — удовольствие, жизнь — хороша! Когда труд — обязанность, жизнь — рабство!» Актер с Сатиным уходят пьянствовать. Пепел говорит Клещу, что тот «зря скрипит». Клещ уверяет, что он — рабочий человек, и он вырвется из ночлежки, как только жена умрет. Ему неприятны люди без чести и без совести. Пепел возражает, что честь и совесть нужны тем, у кого власть и сила. Бубнов говорит, что у него нет совести, потому что он не богатый. Наташа приводит нового постояльца — Луку. Наташа напоминает Клещу о необходимости позаботиться об умирающей Анне. Пепел заявляет, что он не боится умирать и предлагает Наташе ударить его ножом в сердце — тогда он умрет с радостью, «потому что от чистой руки». Пепел явно симпатизирует Наташе, хотя обитатели ночлежки предупреждают его, что этим он навлечет на себя гнев Василисы. Лука что-то напевает, Пепел прерывает его. Обитатели ночлежки в разговорах постоянно говорят, что они все равны. Лука: «Как ни притворяйся, как ни вихляйся, а человеком родился, человеком и помрешь…» У Барона от прежней жизни остались воспоминания, как он пил в постели кофе со сливками. Лука: «Барство-то, как оспа… И выздоровеет человек, а знаки остаются». Появляется пьяный Алешка, который твердит, что ничего не желает — ни денег, ни чтобы им командовали. Входит Василиса, выгоняет Алешку, грозит Бубнову, что выселит его, если Алешка еще раз появится (Бубнов живет в долг). Спросив паспорт Луки, Василиса идет к двери в комнату Пепла, попутно ругаясь на обитателей ночлежки за грязь. Василиса интересуется, была ли в ночлежке Наташа и разговаривала ли с Пеплом. Настя, оставившая книжку про несчастную любовь, обещает, что напьется и опять будет плакать. Настя рассказывает, что Василиса рассердилась на Алешку за то, что тот болтал, будто Васька решил бросить Василису и сойтись с Наташей. Входит Медведев. Медведев интересуется отношениями Пепла и Василисы. Медведев намекает Квашне, что у него и деньги есть, и кавалер он крепкий. Квашня отшучивается и отнекивается. Лука вводит Анну, помогает ей дойти до кровати. Из сеней доносится шум и глухие крики. Медведев отправляется разнимать дерущихся — со слов прибежавшего Костылева, «Василиса убивает Наташку».

Акт 2

Та же обстановка. Сатин, Барон, Кривой Зоб и Татарин играют в карты. Клещ и Актер наблюдают за игрой. Бубнов играет в шашки с Медведевым. Лука сидит на табурете у постели Анны. Бубнов и Кривой Зоб поют тюремную песню («Солнце всходит и заходит…»). Анна жалуется Луке на свою жизнь: «Побои… обиды… ничего, кроме — не видела я… Не помню, когда я сыта была… Всю жизнь в отрепьях ходила». Она боится, что и на том свете ей придется мучиться. Лука утешает ее, уговаривает потерпеть. Во время их разговора игроки в карты жульничают. Татарин возмущается. Кривой Зоб: «Коли им честно жить начать, они в три дня с голоду издохнут». Актер пытается почитать Луке стихи, но не может ничего вспомнить, кается, что пропил свою душу. Лука советует ему лечиться от пьянства в больнице, а пока воздерживаться. Лука: «Человек — все может… Лишь бы захотел…» Анна просит Луку поговорить с ней. Тот утешает женщину, уверяя, что отдых не за горами, что господь простит ее и она попадет в рай. Анна еще надеется выздороветь и немножко пожить. Лука говорит, что в этой жизни ее ничего кроме мучений не ожидает. Приходит Пепел, спрашивает Медведева, сильно ли Василиса избила Наташку, грозит увезти девушку и рассказать полиции, что Костылев с женой занимается скупкой краденого. Взбешенный Медведев (дядя Василисы) уходит. Лука уговаривает Пепла уехать в Сибирь. Пепел отказывается, так как ждет, что его пошлют в Сибирь на казенный счет, как в свое время его отца. Пепел спрашивает у Луки, есть ли бог. Лука: «Коли веришь, — есть; не веришь, — нет… Во что веришь, то и есть…» Входит Василиса «по делу» к Пеплу. Пепел говорит Василисе, что она ему надоела, потому что в ней «души нет». Василиса отвечает, что насильно мил не будешь, благодарит за правду и предлагает сосватать Наташку. Просит Пепла освободить ее от мужа. Пепел: «Это — ты ловко придумала. Мужа, значит, в гроб, любовника — на каторгу, а сама…» Василиса обещает дать ему денег, выдать за него сестру и устроить их отъезд. Появляется Костылев — он кричит, топает ногами, упрекает Василису: «Масло в лампады забыла налить… У, ты! Нищая!.. Свинья!..» Пепел бросается на Костылева. На печке шевелится Лука, и Пепел отпускает Костылева. Пепел догадывается, что Лука слышал его разговор с Василисой. Лука советует Пеплу скорее развязаться с Василисой, взять Наташу и уехать с ней, если она ему серьезно нравится. Анна умирает. Появляется Актер, декламирующий стихотворение:

«Господа! Если к правде святой

Мир дорогу найти не умеет, —

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!»

Актер сообщает вошедшей Наташе, что он уезжает лечиться от пьянства в светлую и чистую больницу. Он сокрушается, что в ночлежке никто не знает его настоящего имени: «Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять имя? Даже собаки имеют клички… Без имени — нет человека…» Наташа ждет Пепла, замечает, что Анна умерла. Появляются Лука, Татарин, Кривой Зоб и Клещ, который смотрит на жену через плечи других. Наташа ужасается, что никто, даже муж, не жалеет об Анне. Клещ сознается, что у него нет денег на погребение. Люди обещают одолжить ему. Наташа говорит, что она боится покойников, а Лука советует ей опасаться живых. Появляется пьяный Актер, спрашивает у Луки, где находится город, в котором расположена бесплатная лечебница для алкоголиков. Сатин: «Фата-моргана! Наврал тебе старик: ничего нет! Нет городов, нет людей… ничего нет!»

Акт 3

Пустырь за ночлежкой Костылевых. На бревне сидят Наташа и Настя, на дровнях — Лука и Барон. Клещ лежит на куче веток. Настя рассказывает вымышленную историю про свой роман со студентом. Остальные уличают ее во лжи, кроме Луки, который Настю жалеет: «Коли ты веришь, была у тебя настоящая любовь… значит — была она». Наташа говорит, что ложь приятнее правды, признается, что сама она любит мечтать и ждет чего-нибудь необыкновенного. Наташа говорит, что всем плохо жить, а Клещ возмущается: «Ведь если бы всем было плохо жить, тогда было бы не так обидно». Бубнов и Барон утверждают, что люди врут из желания «подкрасить душу». Лука советует Барону приласкать Настю, говорит, что надо быть добрым: «Христос-от всех жалел и нам так велел». Рассказывает историю из своей жизни о том, как он воспитывал грабителей (заставил их сечь друг друга), а потом дал им хлеба. Если бы он не пожалел их тогда, они бы убили его и попали в тюрьму или Сибирь, где их вряд ли научили бы добру. Клещ кричит, что правды нет, работы нет и силы нет. Он не понимает, в чем он виноват, твердит, что всех ненавидит, и проклинает свою жизнь. Появляется Пепел. Он не любит Клеща за злобу и гордыню: «Ежели людей по работе ценить… тогда лошадь лучше всякого человека… Возит и — молчит!» Лука рассказывает притчу о праведной земле. Один бедный человек собирался идти искать праведную землю. Несмотря на то, что жил он очень плохо, он не унывал, терпел и мечтал бросить эту жизнь и уйти в праведную землю. Жил он в Сибири. Там он познакомился со ссыльным ученым и просил его показать на карте праведную землю, которой, естественно, на карте не оказалось. Человек не верит, сердится: он столько терпел — и все зря. Бьет ученого, а потом уходит и вешается. Лука собирается отправиться на Украину, где открыли новую веру. Пепел зовет Наташу уходить с ним, обещает бросить воровство, начать работать (он грамотный). Он не кается, потому что не верит в совесть, но чувствует, что надо жить иначе. Его ни разу в жизни никто не называл иначе чем вором. Он просит Наташу остаться с ним и поверить ему. Наташа отвечает, что не любит его и что он плохо обошелся с ее сестрой. Пепел говорит, что в жизни ему не за что было ухватиться: «Василиса жадная до денег», которые ей нужны, чтобы развратничать. Наташа же, по его словам, сумеет удержать его. Лука советует Наташе выходить за Пепла, потому что больше ей идти некуда, и почаще напоминать ему, что он хороший человек. Наташа соглашается, но только до первых побоев, а потом обещает удавиться. Появляется Василиса и «благословляет» молодых: «Не бойся, Наталья! Он тебя бить не станет… Он ни бить, ни любить не может… Я знаю! Он больше на словах удал…» Вошедший Костылев отсылает Наташу ставить самовар. Пепел говорит Наташе, чтобы она больше не слушалась Костылева, Василиса подзадоривает Пепла, сталкивая его с мужем, однако Лука успокаивает Пепла. Костылев говорит Луке, что человек должен на одном месте жить, «а не путаться зря по земле». По его мнению, человек должен работать, чтобы от него была польза. Человеку нужна не всякая правда, нужно уметь молчать, жить праведно, никому не мешать, никого не осуждать, зря людей не мутить. Лука отвечает загадкой: «Я говорю — есть земля, неудобная для посева… и есть урожайная земля… что ни посеешь — родит». Василиса выгоняет Луку, подозревая, что он беглый. Вошедший Бубнов рассказывает свою историю: его жена сошлась с мастером, они хотели отравить Бубнова, он злился и бил жену, а мастер злился и бил Бубнова. Мастерская была записана на жену, Бубнов сильно пил и в результате остался ни с чем. Появляется Актер. Он хвастается, что сегодня не пил, а работал (подметал улицу) и заработал деньги на дорогу. Сатин декламирует вслух стихи Пушкина («Песнь о вещем Олеге») — «Скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною?» Затем рассказывает о себе: в юности он хорошо плясал, играл на сцене, смешил людей, но, защищая честь сестры, убил человека, попал в тюрьму, которая совершенно его изменила. Появляется Клещ, опечаленный тем, что пришлось продать все инструменты: нужны были деньги на похороны Анны. Теперь он не может работать. Сатин советует ему ничего не делать: «Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется… Подумай — ты не станешь работать, я — не стану… еще сотни… тысячи, все! — понимаешь? Все бросают работать! Никто ничего не хочет делать — что тогда будет?» Клещ отвечает, что тогда все умрут с голоду. Слышатся крики Наташи, поднимается суматоха, Квашня и Настя приводят Наташу, которую Василиса избила и обварила ей ноги кипятком. Прибегает Медведев, которого Костылев просит арестовать Ваську-вора. Появляется Пепел, с размаху бьет Костылева и убивает его. Василиса кричит торжествующим голосом, что Пепел убил ее мужа, и зовет полицию. Пепел хочет убить и ее, но его удерживают. Сатин вызывается быть свидетелем — защищать Пепла. Неожиданно Наташа заявляет, что Пепел с Василисой сговорились и убрали мешавших им людей — ее и Костылева, проклинает сестру и Пепла. Пока Пепел пытается ее успокоить, появляется полиция.

Акт 4

Обстановка первого акта. В углу стонет Татарин, за столом Клещ чинит гармонь, рядом сидят Сатин, Барон и Настя, на печи кашляет Актер. Все обсуждают неожиданное исчезновение Луки во время суматохи. Татарин говорит, что старик был хорошим человеком, «закон в душе имел», не обижал людей. Настя все собирается уйти на край света, ее сожитель Барон подшучивает над ней, а Сатин советует взять с собой Актера, которому стало известно, что «в полуверсте от края света стоит лечебница для органонов». Клещ вспоминает, что Лука не любил правды. Сатин возражает, что старик не был шарлатаном и знал свою правду: «Человек — вот правда! Он это понимал… Вы — нет! Он врал… но — это из жалости к вам… Есть ложь утешительная, ложь примиряющая… Кто слаб душой… и кто живет чужими соками — тем ложь нужна… одних она поддерживает, другие — прикрываются ею. А кто сам себе хозяин… кто независим и не жрет чужого — зачем тому ложь? Ложь — религия рабов и хозяев… Правда — бог свободного человека!» Сатин говорит, что Лука подействовал на него, как кислота на старую грязную монету, и предлагает выпить за его здоровье. Барон вспоминает о своем происхождении (старая фамилия, дворяне, выходцы из Франции, богатство, сотни крепостных, лошади, кареты с гербами, десятки лакеев, дома в Москве и Петербурге). Настя издевается над ним, говорит, что ничего этого не было («Понял, каково человеку, когда ему не верят?»). Настя рассказывает, что Наташу лечили в больнице, но она ушла оттуда и пропала. Собравшиеся обсуждают, чем кончится процесс над Пеплом и Василисой. Настя утверждает, что Василиса вывернется, а Пепла сошлют на каторгу, выходит из себя, добавляет, что хорошо бы всех обитателей ночлежки сослать на каторгу, говорит, что Барон живет за ее счет, хотя и кичится своим высоким происхождением. На фоне всего этого Сатин продолжает свои рассуждения о человеке: «Человек — свободен… он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум… Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга! Чело-век! Это — великолепно! Это звучит… гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть, не унижать его жалостью… Работать? Для чего? Чтобы быть сытым? Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми… Не в этом дело! Человек — выше! Человек — выше сытости!» Появляются Бубнов и Медведев. Оба навеселе. Медведев одет в кофту Квашни, которая взяла его в сожители. Бубнов угощает обитателей ночлежки и отдает все свои деньги Сатину, так как чувствует к нему расположение. Прибегает Алешка, поет, приплясывает, зубоскалит. Мужчины запевают тюремную песню, появляется Барон и кричит, что на пустыре удавился Актер. Сатин: «Испортил песню… дурак!»

Идейно-художественное своеобразие

1. Связь с эпохой.

В драме отразились противоречия русской жизни накануне первой русской революции, противоречия капиталистического мира и отношение Горького к современным ему философским течениям: его полемика с идеалистической философией Вл. Соловьева.

2. Социальная и философская проблематика.

Изображая «дно», Горький показывает общество в миниатюре. Все обитатели ночлежки — в прошлом «бывшие». Актер, Пепел, Настя, Наташа, Клещ стремятся вырваться на волю со дна жизни, но чувствуют свое полное бессилие перед запорами этой тюрьмы, что рождает в героях ощущение безысходности (Актер — смерть души, Клещ — пытающийся добиться правды только для себя). В любовной интриге реализуются социальные противоречия (Пепел — Костылев — Василиса; Барон — Настя).

Философская проблематика отразилась в спорах героев о человеке, добре и правде, которые поднимают проблему гуманизма.

а) Проблема человека связана в пьесе с образом Луки. Идеи Луки сводятся к тезису: «Человек все может — лишь бы захотел». Сатин продолжает идеи Луки, но считает, что человека нужно не жалеть, а учить пользоваться свободой.

б) Проблема правды связана в первую очередь с образом Сатина и перекликается с социальной проблематикой. Вопрос о человеке встает, потому что человек унижен (философские искания современной Горькому молодежи). В вопросе о правде Лука и Сатин расходятся, потому что по-разному представляют себе путь, по которому должен пойти человек. Луке близка идея спасительной лжи (притча о праведной земле), а Сатин призывает раскрыть глаза на жизненные противоречия и проблемы.

Правоту Сатина подтверждает сюжет пьесы. Сам ход событий опровергает философию Луки: гибель Актера, ссылка Васьки Пепла в Сибирь, смерть Анны и общее равнодушие к этому событию. Уход Луки свидетельствует о его поражении. Идеи персонажей не всегда соответствуют занимаемому ими положению. Если взгляды Луки гармонируют с его образом жизни, то идеи Сатина находятся в противоречии с его существованием — в этом заключается специфика философской драмы. Слова о гордом человеке из монолога Сатина на самом деле принадлежат автору. Впрочем, идеал человека сформулирован в пьесе в абстрактной форме.

Пьеса «На дне» продолжает традиции Чехова:

а) Множество сюжетных линий,

б) Лирический подтекст, «подводные течения» (тюремная песня, отражающая состояние безысходности; вздохи Насти),

в) Речевые характеристики (Лука — язык «житийный», изобилующий пословицами и поговорками; Сатин — ученые слова и выражения, смысл которых он не понимает; Барон — бедная речь, в которой попадаются иностранные словечки — «мерси», «леди»).

А. А. Блок

Краткие биографические сведения

Блок Александр Александрович

1880.16(28).11 — родился в Петербурге. Отец — профессор права Варшавского университета, мать — М. А. Бекетова, писательница и переводчица (родители развелись, когда Блоку было 3 года, через 6 лет мать вторично вышла замуж за Ф. Ф. Кублицкого-Питтоух). Детство прошло в Петербурге и подмосковном имении Шахматово. Учеба в гимназии. Во время путешествия с матерью в Бад Наугейм (Германия, 1897 г.) на воды знакомится с К. М. Садовской, которая была на 20 лет старше Блока. Она стала его первой возлюбленной, оказав заметное влияние на творчество (напр., цикл «Через двенадцать лет», 1909 г.). Знакомство с Л. Д. Менделеевой, дочерью Д. И. Менделеева, увлечение театром.

1903 — женитьба на Л. Д. Менделеевой. Знакомство с А. Белым (впоследствии ставшим самым близким другом Блока) и В. Брюсовым. Первые публикации стихов.

1906 — окончил филологический факультет Петербургского университета (вначале учился на юридическом).

1904 — опубликован сборник «Стихи о Прекрасной Даме», в котором Блок предстает как лирик-символист, испытавший (с 1901 г.) влияние поэзии Вл. Соловьева.

1902–1904 — цикл стихов «Распутья», в котором, в частности, ярко звучит социальная тема.

1905–1907 — «Сытые», циклы стихов «Нечаянная радость», «Снежная маска». Увлечение театром переходит в написание драматических произведений («Незнакомка», «Король на площади», «Балаганчик»). В этот период в творчестве с особой силой начинает звучать тема «страшного мира». Разлад поэта с действительностью усугубился личной драмой (сложные взаимоотношения с Л. Д. Менделеевой-Блок, смерть через несколько дней после рождения ребенка, уход жены к А. Белому и последующее возвращение, злоупотребление алкоголем).

1908 — цикл стихов «Земля в снегу», «Лирические драмы».

1911–1912 — издательство «Мусагет» выпускает трехтомник произведений Блока.

1914 — увлечение актрисой петербургского театра Л. А. Дельмас, создание цикла «Кармен», посвященного ей, а также ряда других посвященных ей стихотворений (написаны в период с 1914 по 1920 гг.).

1907–1916 — цикл «На поле Куликовом», «Родина».

Блок восторженно встречает свержение царизма в феврале 1917 г., становится одним из редакторов стенографического отчета Чрезвычайной следственной комиссии по делам бывших царских министров; из этого труда родилась его книга «Последние дни императорской власти» (1921 г.).

1910–1921 — неоконченная поэма «Возмездие».

1918 — поэмы «Двенадцать», «Скифы», статьи «Интеллигенция и революция», «Крушение гуманизма». Работает в Гос. комиссии по изданию классиков, в Театральном отделе Наркомпроса, был назначен председателем Режиссерского управления Большого драматического театра.

Выступал с докладами, статьями, речами. Из поэтических произведений после «Двенадцати» и «Скифов» было написано лишь стихотворение «Пушкинскому дому».

1921 — после тяжелой болезни умер в Петрограде.

ЛИРИКА

«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…»

И тяжкий, сон житейского сознанья

Ты отряхнешь, тоскуя и любя.

Вл. Соловьев

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —

Все в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо,

И молча жду, — тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду — и горестно, и низко,

Не одолев смертельныя мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

Фабрика

В соседнем доме окна жолты.

По вечерам — по вечерам

Скрипят задумчивые болты,

Подходят люди к воротам.

И глухо заперты ворота,

А на стене — а на стене

Недвижный кто-то, черный кто-то

Людей считает в тишине.

Я слышу все с моей вершины:

Он медным голосом зовет

Согнуть измученные спины

Внизу собравшийся народ.

Они войдут и разбредутся,

Навалят на спины кули.

И в жолтых окнах засмеются,

Что этих нищих провели.

Анализ стихотворения

Одно из ранних произведений Блока, имеющих социальную подоплеку. Это стихотворение — разговор автора с самим собой, его размышления. В стихотворении появляется ирреальный образ «кого-то недвижного», таким образом, в произведении выделяются реальный и фантастический планы. Необычайно ярко обрисованы образы людей, а в последней строфе — глубина социальных противоречий. Стихотворение насыщено образами-символами, олицетворяющими эпитетами («задумчивые болты»). Поэт широко пользуется приемом метонимии («измученные спины»), использует символику цвета (черный — зло; «жолтый» — написанный через «о», мертвенный, но в то же время олицетворяющий богатство, сытость). В символе «жолтый» присутствует и другой смысловой пласт, связанный с идеями панмонголизма (ницшеанская теория о крушении выродившейся цивилизации и приход ей на смену диких орд). «Дикими ордами» было принято считать кочевников Востока (отсюда желтизна в качестве символа вырождения западной цивилизации). «Желтизна» в таком контексте присутствует у многих символистов (напр., у А. Белого в его романе «Петербург»).

Русь

Ты и во сне необычайна,

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю — и за дремотой тайна,

И в тайне — ты почиешь, Русь.

Русь, опоясана реками

И дебрями окружена,

С болотами и журавлями,

И с мутным взором колдуна.

Где разноликие народы

Из края в край, из дола в дол

Ведут ночные хороводы

Под заревом горящих сел.

Где ведуны с ворожеями

Чаруют злаки на полях,

И ведьмы тешатся с чертями

В дорожных снеговых столбах.

Где буйно заметает вьюга

До крыши — утлое жилье,

И девушка на злого друга

Под снегом точит лезвие.

Где все пути и все распутья

Живой клюкой измождены,

И вихрь, свистящий в голых прутьях,

Поет преданья старины…

Так — я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету,

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Тропу печальную, ночную

Я до погоста протоптал,

И там, на кладбище ночуя,

Подолгу песни распевал.

И сам не понял, не измерил,

Кому я песни посвятил,

В какого бога страстно верил,

Какую девушку любил.

Живую душу укачала,

Русь, на своих просторах, ты,

И вот — она не запятнала

Первоначальной чистоты.

Дремлю — и за дремотой тайна,

И в тайне почивает Русь,

Она и в снах необычайна,

Ее одежды не коснусь.

Незнакомка

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,

И раздается женский визг,

А в небе, ко всему приученный,

Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!» кричат.

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю на темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то сердце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Анализ стихотворения

Мир «прекрасной незнакомки», которая нисходит до простых смертных, противостоит в стихотворении миру пошлой обыденности. В 1-ой части поэт дает описание реальной действительности, при этом в картинах повседневного быта проскальзывают саркастические нотки. Примечательно, что весна в «Незнакомке» — не символ жизни. Весна, скорее, пропитана духом тления и разложения. Образ прекрасной незнакомки появляется во второй части произведения. Образ практически во всем условный, за исключением описания внешности дамы. Автор сравнивает незнакомку со сном. Через все стихотворение проходит мотив одиночества, отчуждения. Стихотворение построено по принципу кольцевой композиции, что подчеркивает, что сам поэт не может вырваться из мира пошлости и разлагающейся повседневности.

Россия

Опять, как в годы золотые,

Три стертых треплются шлеи,

И вязнут спицы росписные

В расхлябанные колеи…

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые —

Как слезы первые любви!

Тебя жалеть я не умею

И крест свой бережно несу…

Какому хочешь чародею

Отдай разбойную красу!

Пускай заманит и обманет, —

Не пропадешь, не сгинешь ты,

И лишь забота затуманит

Твои прекрасные черты…

Ну что ж? Одной заботой боле —

Одной слезой река шумней,

А ты все та же — лес, да поле,

Да плат узорный до бровей…

И невозможное возможно,

Дорога долгая легка,

Когда блеснет в дали дорожной

Мгновенный взор из-под платка,

Когда звенит тоской острожной

Глухая песня ямщика!..

Анализ стихотворения

В стихотворении возникает образ нищей России. Впрочем, следуя традициям Гоголя (лирическое отступление о птице-тройке из поэмы «Мертвые души»), Блок пытается осмыслить значение России, понять своеобразие ее исторического пути. «Три стертых шлеи», «расхлябанные колеи», «избы серые» соседствуют со «спицами росписными», «прекрасными чертами», «платом узорным до бровей». Таким образом, поэт описывает свое истинное отношение к России — свою любовь к родине, восхищение красотой природы, размышления о судьбе своей страны. Через все стихотворение проходит мотив дороги, тоски, но вместе с тем и уверенности, что у многострадальной родины поэта есть будущее, гордости за нее. Противоречивость отношения поэта к России отразилась в стихотворении и на уровне художественных средств: контрастные эпитеты («разбойная краса»). Россия наделяется человеческими чертами, поэт приписывает ей облик любимой женщины. Поэт следует фольклорным традициям, используя сказочные языческие образы (чародей, разбойник).

На железной дороге

Под насыпью, во рву некошенном,

Лежит и смотрит, как живая,

В цветном платке, на косы брошенном,

Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною

На шум и свист за ближним лесом.

Всю обойдя платформу длинную,

Ждала, волнуясь, под навесом.

Три ярких глаза набегающих —

Нежней румянец, круче локон:

Быть может, кто из проезжающих

Посмотрит пристальней из окон…

Вагоны шли привычной линией,

Подрагивали и скрипели;

Молчали желтые и синие;

В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами

И обводили ровным взглядом

Платформу, сад с кустами блеклыми,

Ее, жандарма с нею рядом…

Лишь раз гусар, рукой небрежною

Облокотясь на бархат алый,

Скользнул по ней улыбкой нежною…

Скользнул — и поезд вдаль умчало.

Так мчалась юность бесполезная,

В пустых мечтах изнемогая…

Тоска дорожная, железная

Свистела, сердце разрывая…

Да что — давно уж сердце вынуто!

Так много отдано поклонов,

Так много жадных взоров кинуто

В пустынные глаза вагонов…

Не подходите к ней с вопросами,

Вам все равно, а ей — довольно:

Любовью, грязью иль колесами

Она раздавлена — все больно.

Анализ стихотворения

Стихотворение написано в реалистических традициях. Через все произведение проходит сквозной образ дороги. Железная дорога является не просто символом пути — трудного, жестокого, «железного». Поезд выступает символом судьбы, собственной жизни поэта. Три огня, «три ярких глаза набегающих» создают психологическую атмосферу душевной усталости, безысходности. «Черный поезд» разделяет двоих. «Зеленый огонь светофора» выступает метафорическим образом свободного пути, он открывает путь в будущее.

В отличие от «Стихов о Прекрасной Даме», где поэта ожидал «голубой путь», в стихотворении «На железной дороге» образ дороги не символизирует ни становления, ни развития. Тема гибели на пути появляется в стихотворении с первой строфы. В стихотворении присутствует как бы несколько «голосов» — повествование ведется то ли от имени автора, то ли от постороннего наблюдателя. Стихотворение построено по принципу кольцевой композиции. Вначале следует описание «сада с кустами блеклыми», что объясняет желание девушки вырваться из серости, рутины, повседневности. Ее отчаяние нарастает, что и толкает ее на самоубийство. Примечательно, что в стихотворении появляется образ жандарма, олицетворяющего холодную, бездушную власть.

«Ночь, улица, фонарь, аптека…»

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века —

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь — начнешь опять сначала,

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

«О доблестях, о подвигах, о славе…»

О доблестях, о подвигах, о славе

Я забывал на горестной земле,

Когда твое лицо в простой оправе

Передо мной сияло на столе.

Но час настал, и ты ушла из дому.

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Ты отдала свою судьбу другому,

И я забыл прекрасное лицо.

Летели дни, крутясь проклятым роем…

Вино и страсть терзали жизнь мою…

И вспомнил я тебя пред аналоем,

И звал тебя, как молодость свою…

Я звал тебя, но ты не оглянулась,

Я слезы лил, но ты не снизошла.

Ты в синий плащ печально завернулась,

В сырую ночь ты из дому ушла.

Не знаю, где приют своей гордыне

Ты, милая, ты, нежная, нашла…

Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,

В котором ты в сырую ночь ушла…

«Рожденные в года глухие…»

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы — дети страшных лет России —

Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы —

Кровавый отсвет в лицах есть.

Есть немота — то гул набата

Заставил заградить уста.

В сердцах, восторженных когда-то,

Есть роковая пустота.

И пусть над нашим смертным ложем

Взовьется с криком воронье, —

Те, кто достойней, боже, боже,

Да узрят царствие твое!

Двенадцать

1.

Черный вечер,

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер —

На всем божьем свете!

На улице холодно, все обледенело, прохожие скользят по льду. На канате, протянутом от здания к зданию, висит плакат: «Вся власть Учредительному Собранию!» Старушка не понимает, для чего столько материи использовано зря — из нее можно было бы сшить ребятишкам что-нибудь полезное. Сетует на то, что «большевики загонят в гроб».

Ветер хлесткий,

Не отстает и мороз!

И буржуй на перекрестке

В воротник упрятал нос.

Некто с длинными волосами ругает кого-то «предателями», говорит, что «погибла Россия», вероятно, это писатель.

А вон и долгополый —

Сторонкой, за сугроб…

Что нынче невеселый,

Товарищ поп?

Помнишь, как, бывало,

Брюхом шел вперед,

И крестом сияло Брюхо на народ?..

Барыня в каракуле говорит другой, что они «плакали, плакали», поскользнулась и упала. Ветер доносит слова проституток о том, что и у них было собрание, на котором они постановили: «на время — десять, на ночь — двадцать пять… И меньше — ни с кого не брать…» По пустой улице, ссутулившись, идет бродяга.

Злоба, грустная злоба

Кипит в груди…

Черная злоба, святая злоба…

Товарищ, гляди в оба!

2.

Гуляет ветер, порхает снег.

Идут двенадцать человек.

Винтовок черные ремни,

Кругом — огни, огни, огни…

В зубах цыгарка, примят картуз,

На спину б надо бубновый туз!

Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!

Двенадцать человек разговаривают о том, что Ванька с Катькой сидят в кабаке, ругают Ваньку «буржуем», вспоминают, что раньше он «был наш, а стал солдат».

Револьюционный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнем-ка пулей в Святую Русь —

В кондовую,

В избяную,

В толстозадую!

3.

«Ребята» пошли служить в красной гвардии:

Эх, ты, горе-горькое,

Сладкое житье,

Рваное пальтишко,

Австрийское ружье!

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем,

Мировой пожар в крови,

Господи, благослови!

4.

Мчится лихач, в пролетке — Ванька с Катькой, Ванька в солдатской шинели, «крутит черный ус».

5.

У Катьки под грудью не зажил шрам от ножа, раньше она «в кружевном белье ходила», «с офицерами блудила».

Гетры серые носила,

Шоколад «Миньон» жрала,

С юнкерьем гулять ходила —

С солдатьем теперь пошла!

6.

Двенадцать нападают на Ваньку и Катьку, стреляют за то, что Ванька гулял с «девочкой чужой». Ванька убегает, Катька остается лежать на снегу.

Револьюционный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

7.

Двенадцать идут дальше, все по-прежнему, только у Петрухи, который убил Катьку, бывшую свою девушку, «не видать совсем лица». Остальные его утешают, Петруха отвечает: «Эту девку я любил». Остальные уговаривают его держать «над собой контроль», напоминают, что «не такое нынче время, чтобы нянчиться с тобой». Петруха «замедляет торопливые шаги», «он головку вскидывает, он опять повеселел».

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба —

Гуляет нынче голытьба!

8.

Ох ты, горе-горькое!

Скука скучная,

Смертная!

Ужь я времячко

Проведу, проведу…

Ужь я темячко

Почешу, почешу…

Ужь я семячки

Полущу, полущу…

Ужь я ножичком

Полосну, полосну!..

Ты лети, буржуй, воробышком!

Выпью кровушку за зазнобушку,

Чернобровушку…

Упокой, господи, душу рабы твоея…

Скучно!

9.

Городовых больше нет, не слышно шума, буржуй на перекрестке «в воротник упрятал нос», рядом «жмется шерстью жесткой поджавший хвост паршивый пес».

Стоит буржуй, как пес голодный,

Стоит безмолвный, как вопрос.

И старый мир, как пес безродный,

Стоит за ним, поджавши хвост.

10.

Разыгрывается вьюга, так что за четыре шага ничего не видно. Петруха по этому поводу поминает бога. Остальные поднимают его на смех, говорят:

От чего тебя упас

Золотой иконостас?

Добавляют, что негоже поминать бога, когда руки в Катькиной крови.

Шаг держать револьюционный!

Близок враг неугомонный!

Вперед, вперед, вперед,

Рабочий народ!

11.

…И идут без имени святого

Все двенадцать — вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль.

12.

Двенадцать идут сквозь вьюгу, замечая кого-нибудь за сугробом или домом, кричат остановиться, угрожают начать стрельбу. Стреляют. «И только эхо откликается в домах».

Так идут державным шагом —

Позади — голодный пес,

Впереди — с кровавым флагом

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз —

Впереди — Исус Христос.

Идейно-художественное своеобразие

Поэма была написана в 1918 году, сразу после революционных событий. В поэме отразились как реальные события, которым Блок был свидетель (суровая зима 1918 года, костры на улицах, красноармейцы, патрулировавшие улицы, разговорная речь тех времен), так и взгляды самого поэта на историю, сущность цивилизации и культуры. Понять суть взглядов Блока, а стало быть, и содержание поэмы «Двенадцать» вне контекста всего творчества поэта, невозможно. Восприятие Блоком революции весьма своеобразно, и это восприятие, в первую очередь, связано с философскими и эстетическими взглядами самого Блока, которые формировались в 10-е гг. XX века. На раннем этапе своего творчества Блок, как и многие символисты, испытал влияние философии Владимира Соловьева с его идеей «вечной женственности» («Стихи о Прекрасной Даме»). Однако после 1905 года в творчестве Блока наступает перелом. Окружающая действительность находится в трагическом противоречии с идеальными воззрениями писателя. Вхождение Блока в реальный мир, его сошествие на «грешную землю», порождает трагизм мироощущения (через «Незнакомку» и «Балаганчик» поэт приходит к картинам «Страшного мира»). Поэту ненавистна пошлая, бессмысленная, бездуховная жизнь подавляющего большинства людей, «обывателей» (см. анализ стихотворений «Незнакомка» и «Фабрика»), постепенно катастрофичность мировоззрения складывается в определенную теорию, которая трактует цивилизацию и историю в духе ницшеанства. Фридрих Ницше с его идеей цикличности развития цивилизации был чрезвычайно популярен в среде символистов (работы Вяч. Иванова, В. Брюсова, статьи самого Блока). Трактуя историю, Ницше утверждал, что все развитие человечества складывается из противодействия двух сил — «дионисиевского» (необузданная энергия, первобытная сила, существующая вне конкретной формы, наиболее ярко представленная в «духе музыки») и «аполлонического» (то, что называется искусством — строгие завершенные формы, каноны, — наиболее ярко — в скульптуре). В момент возникновения культуры «дионисиевское» преобладает, дает мощный толчок развитию. Постепенно оно начинает выражаться в конкретных формах — возникают общественные институты, многочисленные запреты — мораль, законы (так же, как в литературе и искусстве возникают определенные жанры, школы и проч.) — другими словами, возникает то, что принято называть цивилизацией. Таким образом в культуру вносится «аполлоническое» начало, которое постепенно — с развитием цивилизации — начинает преобладать. Дионисиевского же, напротив, становится все меньше. И чем больше «аполлонического» и меньше «дионисиевского», тем ближе культура к упадку. Когда «аполлоническое» окончательно берет верх, наступает эпоха разложения, декаданса. «Старые боги» умирают, культура (цивилизация) изживает себя. По мнению Ницше, культура развивается циклически, а это значит, что на смену обветшалой, выродившейся культуре должны прийти дикие орды, которые разрушат цивилизацию, уничтожат все моральные и нравственные принципы, ею созданные и навязанные людям, но вместе с тем дадут новый толчок развитию культуры, так как принесут с собой новый потенциал «дионисиевского» (так в свое время была сметена варварами Римская империя, государство эллинов и другие древние цивилизации). Подобный взгляд на историю и цивилизацию разделял Блок, о чем писал в своих статьях: «Интеллигенция и революция», «Искусство и революция», «Крушение гуманизма». Именно как разрушительную стихию, «дионисиевское» начало, пришедшее на смену обветшалой культуре, Блок и воспринял революцию. Именно эту тему развивают две последние поэмы Блока — «Двенадцать» и «Скифы». Отсюда характернейшие черты, которые сознательно подчеркиваются Блоком в сущности революции:

а) Разрушительная стихия (образ ветра, мятущиеся представители «старого мира», анархический характер поступков и идеологии «двенадцати»);

б) Антихристианская направленность (рефрен «Эх, эх, без креста!»), ортодоксальное христианство воспринимается Блоком также как часть цивилизации, то есть выродившееся «аполлоническое начало», перекличка с ницшеанской идеей «смерти старых богов». В этом отношении интересно окончание поэмы. «Двенадцать человек» идут «без имени святого», совершая преступления (с точки зрения морали старого мира), но впереди идет Исус Христос. По существу, если исходить из логики повествования, это не Христос, а Антихрист. Но у Блока была своя логика. Для него разрушение выродившейся цивилизации — благословенное действо, ключом к пониманию образа Христа может служить фраза «Мировой пожар в крови, господи, благослови!»;

в) Аморализм (убийство Катьки, враждебность героев ортодоксальной морали: отрывок «Ужь я темячко почешу, почешу…», мотив оружия: «винтовок черные ремни», стрельба и т. д.);

г) Гибель старой культуры, цивилизации, всего «старого мира» (символический образ «паршивого пса», «буржуя», «дамы в каракуле» и т. д.).

Имея в виду свою поэму «Двенадцать», Блок в революционную и последовавшую за ней эпоху (1917–1918 гг.) призывал «слушать музыку революции», подразумевая под «музыкой» ницшеанскую идею «музыкальной дионисиевской стихии» (работа Ницше «Происхождение трагедии из духа музыки»). Эта же идея развивается в поэме «Скифы». В качестве «обновляющего начала» представлены азиатские орды, которые призваны разрушить старую, выродившуюся культуру. Сходные идеи «панмонголизма» присутствуют и у других символистов: напр., В. Брюсова («Грядущие гунны»). Блок воспринял революцию как вселенский разрушительный пожар, который должен был принести за собой желанное обновление. Не случайно, что Блок после 1918 года не написал ничего существенного до самой своей смерти в 1921 г. Разочарование, последовавшее от того, что революция не явилась тем, что в ней увидел Блок, и, по выражению самого Блока, разочарование от «социалистического строительства» (об этом он пишет в своих дневниках) были этому причиной.

Скифы

Панмонголизм! Хоть имя дико,

Но мне ласкает слух оно.

Владимир Соловьев

Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,

С раскосыми и жадными очами!

Для вас — века, для нас — единый час.

Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал

И заглушал грома лавины,

И дикой сказкой был для вас провал

И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток,

Копя и плавя наши перлы,

И вы, глумясь, считали только срок,

Когда наставить пушек жерла!

Вот — срок настал. Крылами бьет беда,

И каждый день обиды множит,

И день придет — не будет и следа

От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя,

И с ненавистью, и с любовью!..

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

Мы любим всё — и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно всё — и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений…

Мы помним всё — парижских улиц ад,

И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

И Кельна дымные громады…

Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,

И душный, смертный плоти запах…

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы

Играющих коней ретивых,

Ломать коням тяжелые крестцы,

И усмирять рабынь строптивых…

Придите к нам! От ужасов войны

Придите в мирные объятья!

Пока не поздно — старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем — братья!

А если нет, — нам нечего терять,

И нам доступно вероломство!

Века, века — вас будет проклинать

Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам

Перед Европою пригожей

Расступимся! Мы обернемся к вам

Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!

Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

С монгольской дикою ордою!

Но сами мы — отныне вам не щит,

Отныне в бой не вступим сами,

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

Своими узкими глазами.

Но сдвинемся, когда свирепый гунн

В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

И мясо белых братьев жарить!..

В последний раз — опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

В. В. Маяковский

Краткие биографические сведения

Маяковский Владимир Владимирович

1893.7(19).07 — родился в селе Багдади (ныне Маяковски) близ Кутаиси, Грузия, в семье лесничего.

1902–1906 — обучаясь в Кутаисской гимназии, участвовал в революционных событиях 1905 года.

1906 — смерть отца (укололся иголкой во время сшивания бумаг, в результате чего получил заражение крови; это во многом послужило источником определенного «маниакального пристрастия» Маяковского к чистоте, который на протяжении всей последующей жизни носил с собой мыло и перед использованием тщательно протирал посуду), переезд в Москву, продолжение учебы в гимназии, работа в революционном подполье (1908–1910). Вступив в РСДРП, выполнял партийные задания, трижды подвергался арестам, в 1909 г. был заключен в одиночную камеру Бутырской тюрьмы, был освобожден по несовершеннолетию. Стихи начал писать в тюрьме.

1911 — поступил в московское Училище живописи, ваяния и зодчества (ВХУТЕМАС), где познакомился с Д. Бурлюком, уже тогда слывшим предводителем футуристов; в немалой степени под его воздействием начал писать «футуристические» стихи.

1912 — выступил в печати со стихотворением «Ночь». Начало участия в литературной группе футуристов (Маяковский принадлежал к кубофутуристам, был одним из лидеров движения). Однако уже в те годы было ясно, что творчество Маяковского не укладывается в рамки футуризма, что оно гораздо шире и многогранней декларированных принципов.

1913 — роман с Соней Шамардиной (курсистка, пользовавшаяся успехом в литературной среде, за которой ухаживали И. Северянин, К. Чуковский). Трагедия «Владимир Маяковский» (в том же году поставлена на сцене). Роман с Эльзой Каган (сестрой Л. Брик).

1914 — в начале года — футуристическое турне совместно с Д. Бурлюком и И. Северянином («Первая олимпиада футуристов»). За участие в скандальных публичных литературных выступлениях футуристов был исключен из училища. Война отразилась в творчестве двояко. С одной стороны, Маяковский пишет, что «сегодня нужны гимны» (ст. «Штатская шрапнель»), но в стихах (напр., «Мама и убитый немцами вечер», «Война объявлена») проявляется его отвращение к войне, к ее кровавой бессмыслице.

1915 — продолжается сатирическое творчество («Гимн судье», «Гимн ученому», «Гимн взятке»). Новым этапом творчества становится поэма «Облако в штанах». Сам поэт определял основную социально-этическую направленность поэмы как «четыре крика четырех частей»: «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию». Эльза Каган знакомит Маяковского со своей сестрой — Лилей Брик (в девичестве Каган) и ее мужем — О. Бриком. Маяковский увлекается Лилей, посвящает ей уже написанное «Облако в штанах», начинается роман, продолжавшийся до самой смерти поэта. В дальнейшем (в том числе в Москве) все трое жили вместе (несмотря на то, что Брики фактически уже не состояли в супружеских отношениях, они не разъезжались). В 20-е гг. О. Брик работал в органах ВЧК-ОГПУ, и семейство Бриков имело в этой среде обширнейшие связи. В «литературном салоне» Бриков бывали многие литераторы того времени, а по выражению А. Ахматовой это было то место, «где литераторы встречались с чекистами».

1915–1916 — поэмы «Флейта-позвоночник», «Война и мир».

1916–1917 — поэма «Человек». Горький привлекает Маяковского к работе в журнале «Летопись». Поддержка революции, прославление ее («Ода революции», 1918; «Левый марш», 1919).

1918 — начало увлечения Маяковского кинематографом, пишет сценарии, снимается в фильмах (наиб. известные: «Закованная фильмой» (совм. с Л. Брик), «Барышня и хулиган»).

1921 — пьеса «Мистерия Буфф».

1919–1922 — в марте 1919 г. переезжает в Москву, активно работает в Российском телеграфном агентстве (РОСТА, будущее ТАСС), выпуск агитплакатов (более 3000); поэма «150 000 000», которая была отрицательно встречена Лениным, т. к. он увидел в ней образец футуризма, к которому относился негативно.

1922 — «Прозаседавшиеся» — благосклонный отзыв Ленина. Поездка в Америку, цикл стихов об Америке.

1924 — поэма «Владимир Ильич Ленин»; работа в газетах «Известия», «Комсомольская правда». В результате поездок в капиталистические страны (США, Германия, Куба и др.) появляются циклы стихов «Париж» (1924–1925) и «Стихи об Америке» (1925–1926). В 1925 г. во время поездки в США у Маяковского возникает роман с Элли Джонс (в девичестве Зиберт Елизавета Петровна), у которой позже рождается от него дочь.

1926 — стихотворения «Товарищу Нетте, пароходу и человеку», «Сергею Есенину».

1927 — поэма «Хорошо!» (которую А. Луначарский охарактеризовал как «Октябрьскую революцию, отлитую в бронзу»); активное участие в борьбе существовавших тогда литературных группировок (возглавляет «ЛЕФ», т. е. Левый фронт искусств; «РЕФ», т. е. Революционный фронт искусств) редактирует журнал «ЛЕФ» (1923–1925) и «Новый ЛЕФ» (1927–1928). Оба течения подвергались критике и яростным нападкам членов РАПП (Российская ассоциация пролетарских поэтов).

1928 — во время поездки в Париж (куда Маяковский с 1924 года ездил едва ли не каждый год) Эльза Триоле (сестра Лили Брик, вышедшая замуж за француза Триоле и жившая в Париже; разведясь в 1923 году с Триоле, в 1928 году Эльза выходит замуж за «первого поэта Франции» Луи Арагона, становится известной писательницей) знакомит Маяковского с Татьяной Яковлевой, с которой у него завязывается серьезный роман.

1929–1930 — «Стихи о советском паспорте». Постепенное разочарование в тех изменениях, которые поэт видит в своей стране. Сатирические пьесы «Клоп», «Баня» (постановка в театре проваливается — публика холодно встречает пьесы). Проходит выставка Маяковского «20 лет работы», которую практически бойкотирует вся «литературная общественность». Из журнала «Печать и революция» снимается поздравление поэту по случаю 20-летия творческой деятельности вместе с портретом. После фактического развала ЛЕФа и РЕФа Маяковский подает заявление на вступление в РАПП. Роман с известной актрисой Вероникой Полонской.

1930 — вступление к поэме «Во весь голос», где Маяковский обращается напрямую к потомкам, «через головы правительств». По некоторым свидетельствам, начинает писать поэму «Плохо» (в противовес поэме «Хорошо!»), где выражалось недовольство тем строем, который складывался в стране к этому времени.

1930 — Брики уезжают на некоторое время за границу. В их отсутствие Маяковский кончает жизнь самоубийством (по некоторым версиям, убит спецслужбами).

Раннее творчество

А вы могли бы?

Я сразу смазал карту будня,

плеснувши краску из стакана;

я показал на блюде студня

косые скулы океана.

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

Скрипка и немножко нервно

Скрипка издергалась, упрашивая,

и вдруг разревелась

так по-детски,

что барабан не выдержал:

«Хорошо, хорошо, хорошо!»

А сам устал,

не дослушал скрипкиной речи,

шмыгнул на горящий Кузнецкий

и ушел.

Оркестр чужо смотрел, как

выплакивалась скрипка без слов,

без такта,

и только где-то

глупая тарелка

вылязгивала:

«Что это?»

«Как это?»

А когда геликон —

меднорожий,

потный,

крикнул:

«Дура,

плакса,

вытри!» —

я встал,

шатаясь полез через ноты,

сгибающиеся под ужасом пюпитры,

зачем-то крикнул:

«Боже!»

Бросился на деревянную шею:

«Знаете что, скрипка?

Мы ужасно похожи.

Я вот тоже

ору —

а доказать ничего не умею!»

Музыканты смеются:

«Влип как!

Пришел к деревянной невесте! Голова!»

А мне — наплевать!

Я — хороший.

«Знаете что, скрипка?

давайте —

будем жить вместе!

А?»

Лирика

Сатира в лирике Маяковского

1. Дореволюционное творчество.

В стихотворении «Вам!» поэт затрагивает тему войны и мира, обличает ложный патриотизм. Поэт широко пользуется приемом гротеска в стихотворении «Гимн судье» («павлиний хвост», «долина для некурящих»):

Злобно забившись под своды закона,

Живут унылые судьи…

Судьи мешают и птице, и танцу,

И мне, и вам, и Перу.

Гротеском пользуется поэт и в стихотворении «Гимн ученому»: герой не имеет ни одного человеческого качества, это «не человек, а двуногое бессилие» с головой, «откусанной начисто трактатом».

2. Окна РОСТА.

Кто виноват, что снова встретил Врангеля я?

Англия!

Эй, товарищ, что делать, если новый лезет государь?

Ударь!

Если Врангеля и пана добьем,

Мир будет тогда?

Да!

Поэт широко пользовался приемом инверсии (нарушение обычного порядка слов в предложении), что видно из приведенных выше примеров.

3. Стихотворение «О дряни» (1921).

Пафос стихотворения направлен против мещанства и пошлости: «Страшнее Врангеля обывательский быт». При описании речи, внешности обывателей поэт широко пользуется приемом гротеска: «И мне б с эмблемами платья. Без серпа и молота не покажешься в свете. В чем сегодня буду фигурять я на балу в Реввоенсовете?» Описание обывательского быта исполнено иронии и сарказма: «На «Известиях» лежа, котенок греется». Заканчивается стихотворение символическим призывом: «Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит!»

4. Стихотворение «Прозаседавшиеся» (1922).

В. И. Ленин: «Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики, ручаюсь, что это совершенно правильно».

Маяковский бичует бюрократизм, волокиту, подмену живого дела бесконечными заседаниями. В гротесковой форме поэт описывает хождение просителя по инстанциям. В произведении нет строгого размера стиха, а наоборот — в нем слышны живые интонации разговорной речи. По ходу действия комизм ситуации нарастает, выливаясь в фантастическую картину раздвоившихся людей, которая как нельзя лучше разоблачает нелепость и неразумность чиновническо-бюрократического порядка. Пользуясь приемом гиперболы, поэт высмеивает «разнообразие заседаний» («Через час велели придти вам. Заседают: покупка склянки чернил Губкооперативом», «Все до двадцати двух лет на заседании комсомола», «На заседании А-Б-В-Г-Д-Ж-З-кома»). Стихотворение заканчивается призывом, крылатой фразой, ставшей своего рода пословицей: «О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний».

Тема поэта и поэзии в творчестве Маяковского

а) Вступление в поэму «Во весь голос» (1930). Поэт подчеркивает свое отличие от «кудреватых митреек, мудреватых кудреек», он призывает на службу поэзии «кавалерию острот», призванную безжалостно бороться с недостатками общества. Это итоговое произведение Маяковского, его поэтическое завещание. В нем он подводит итоги своего творчества, задаваясь вопросом, что сделает его поэзию бессмертной. В поэме возникает развернутый метафорический образ поэзии: «Парадом развернув своих страниц войска…» Маяковский подчеркивает партийность и классовость своего творчества, связь с народом («Пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм»). Стихотворение написано с подлинным ораторским пафосом, обращено не к современникам, а к потомкам.

б) Поэма «Хорошо» — главы 9 и 15.

в) «Разговор с фининспектором о поэзии» (1926).

Стихотворение отражает размышления Маяковского о месте поэта в рабочем строю. В стихотворении затронута тема труда («Труд мой любому труду родственен»). Поэзия сравнивается с производством, возникает образ «поэтической кухни». Рифма сравнивается с векселем, с «бочкой с динамитом», строчка — с фитилем. Поэт подчеркивает необходимость взвешенного и трепетного отношения к слову. Поэту «в копеечку влетают слова». Маяковский подчеркивает, что поэт должен быть новатором, затрагивать новые темы («Поэзия — вся — езда в незнаемое», «А что если я народа водитель и одновременно народный слуга?»). Поэт категорически отвергает «слово-сырец» «лирических кастратов», подчеркивает необходимость борьбы с негативными явлениями и мещанством («Долг наш — реветь медногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи» (обилие неологизмов). Поэт приходит к выводу об огромном значении своей поэзии («Нет! И сегодня рифма поэта — ласка и лозунг и штык и кнут»). Маяковский видит свое место «в ряду беднейших рабочих и крестьян». В стихотворении поэт широко использует метафоры: «пролетарии — двигатели пера», «тление слова-сырца», «из артезианских людских глубин».

г) Стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским на даче» (1920).

Для достоверности поэт называет конкретное место действия. Солнце в стихотворении является метафорическим образом поэта («Нас, товарищ, двое»). Поэт призывает «Светить всегда, светить везде…», видя в этом основное предназначение поэта. Стихотворение изобилует неологизмами («горбил», «вставало солнце ало», «занежен в облака ты», «послушай, златолобо»). Поэт широко пользуется приемами олицетворения и гротеска («шагает солнце в поле», «хочет ночь прилечь», «тупая сонница»). Поэт нарочито принижает образ солнца в отличие от ненавидимых им лирических поэтов («Гони чаи, гони, поэт, варенье…»).

д) «Юбилейное» (1924).

В стихотворении отразились размышления Маяковского о роли А. С. Пушкина в веках. Поэт с неодобрением пишет о «применении» поэзии Пушкина в современной жизни («Я люблю вас, но живого, а не мумию»). Основная мысль стихотворения выведена в строках: «Ненавижу всяческую мертвечину, обожая всяческую жизнь!»).

е) Стихотворение С. Есенину (1926).

В стихотворении поэт вновь обращается к теме противопоставления лирической и своей поэзии. Произведение написано тем же размером, что и предсмертное стихотворение Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Одной из причин гибели Есенина поэт видит невозможность достаточного самовыражения («Может, окажись чернила в «Англетере», вены резать не было б причин»). Поэт воспевает активную жизненную позицию: «Надо жизнь иначе переделать, переделав, можно воспевать». Заканчивается стихотворение прямой полемикой с Есениным: «В этой жизни помереть нетрудно, сделать жизнь значительно трудней».

Во весь голос

Первое вступление в поэму

Уважаемые

товарищи потомки!

Роясь

в сегодняшнем

окаменевшем г….,

наших дней изучая потемки,

вы,

возможно,

спросите и обо мне.

И, возможно, скажет

ваш ученый,

кроя эрудицией

вопросов рой,

что жил-де такой

певец кипяченой

и ярый враг воды сырой.

Профессор,

снимите очки-велосипед!

Я сам расскажу

о времени

и о себе.

Я, ассенизатор

и водовоз,

революцией

мобилизованный и призванный,

ушел на фронт

из барских садоводств

поэзии —

бабы капризной.

Засадила садик мило, дочка,

дачка,

водь

и гладь —

сама садик я садила,

сама буду поливать.

Кто стихами льет из лейки,

кто кропит,

набравши в рот —

кудреватые Митрейки,

мудреватые Кудрейки —

кто их к черту разберет!

Нет на прорву карантина —

мандолинят из-под стен:

«Тара-тина, тара-тина,

т-эн-н…»

Неважная честь,

чтоб из этаких роз

мои изваяния высились

по скверам,

где харкает туберкулез,

где б… с хулиганом

да сифилис.

И мне

агитпроп

в зубах навяз,

и мне бы

строчить

романсы на вас —

доходней оно

и прелестней.

Но я

себя

смирял,

становясь

на горло

собственной песне.

Слушайте,

товарищи потомки,

агитатора,

горлана-главаря.

Заглуша

поэзии потоки,

я шагну

через лирические томики,

как живой

с живыми говоря.

Я к вам приду

в коммунистическое далеко

не так,

как песенно-есененный провитязь.

Мой стих дойдет

через хребты веков

и через головы

поэтов и правительств.

Мой стих дойдет,

но он дойдет не так, —

не как стрела

в амурно-лировой охоте,

не как доходит

к нумизмату стершийся пятак

и не как свет умерших звезд доходит.

Мой стих

трудом

громаду лет прорвет

и явится

весомо,

грубо,

зримо,

как в наши дни

вошел водопровод,

сработанный

еще рабами Рима.

В курганах книг,

похоронивших стих,

железки строк случайно

обнаруживая,

вы

с уважением

ощупывайте их,

как старое,

но грозное оружие.

Я

ухо

словом

не привык ласкать;

ушку девическому

в завиточках волоска

с полупохабщины

не разлететься тронуту.

Парадом развернув

моих страниц войска,

я прохожу

по строчечному фронту.

Стихи стоят

свинцово-тяжело,

готовые и к смерти,

и к бессмертной славе.

Поэмы замерли,

к жерлу прижав жерло

нацеленных

зияющих заглавий.

Оружия

любимейшего

род,

готовая

рвануться в гике,

застыла

кавалерия острот,

поднявши рифм

отточенные пики.

И все

поверх зубов вооруженные войска,

что двадцать лет в победах

пролетали,

до самого

последнего листка

я отдаю тебе,

планеты пролетарий!

Рабочего

громады класса враг —

он враг и мой,

отъявленный и давний.

Велели нам

идти

под красный флаг

года труда

и дни недоеданий.

Мы открывали

Маркса

каждый том,

как в доме

собственном

мы открываем ставни,

но и без чтения

мы разбирались в том,

в каком идти,

в каком сражаться стане.

Мы

диалектику

учили не по Гегелю.

Бряцанием боев

она врывалась в стих,

когда

под пулями

от нас буржуи бегали,

Как мы

когда-то

бегали от них.

Пускай

за гениями

безутешною вдовой

плетется слава

в похоронном марше —

умри, мой стих,

умри, как рядовой,

как безымянные

на штурмах мерли наши!

Мне наплевать

на бронзы многопудье,

мне наплевать

на мраморную слизь.

Сочтемся славою —

ведь мы свои же люди, —

пускай нам

общим памятником будет

построенный

в боях

социализм.

Потомки,

словарей проверьте поплавки:

из Леты

выплывут

остатки слов таких,

как «проституция»,

«туберкулез»,

«блокада».

Для вас,

которые

здоровы и ловки,

поэт

вылизывал

чахоткины плевки

шершавым языком плаката.

С хвостом годов

я становлюсь подобием

чудовищ

ископаемо-хвостатых.

Товарищ жизнь,

давай

быстрей протопаем,

протопаем

по пятилетке

дней остаток.

Мне

и рубля

не накопили строчки,

краснодеревщики

не слали мебель на дом.

И кроме

свежевымытой сорочки,

скажу по совести,

мне ничего не надо.

Явившись

в Це Ка Ка

идущих

светлых лет,

над бандой

поэтических

рвачей и выжиг

я подыму,

как большевистский партбилет, все сто томов

моих

партийных книжек.

Клоп

Феерическая комедия

Работают:

Присыпкин — Пьер Скрипкин — бывший рабочий, бывший партиец, ныне жених

Зоя Березкина — работница

Эльзевира Давидовна Ренесанс — невеста, маникюрша, кассирша парикмахерской

Розалия Павловна Ренесанс — мать-парикмахерша

Давид Осипович Ренесанс — отец-парикмахер

Олег Баян — самородок, из домовладельцев

Милиционер

Профессор

Директор зоосада

Брандмейстер

Пожарные

Шафер

По универмагу расхаживают частники-лотошники — разносчик пуговиц, разносчик кукол, точильных камней, яблок, абажуров, шаров, галантереи, селедок, клея, духов, книг. Присыпкин вынуждает Розалию Павловну покупать разные ненужные вещи (бюстгальтеры, чтобы сделать аристократические чепчики для будущих дочек-близнецов, кукол, чтобы его «будущие потомственные дети воспитывались в изящном духе»). Олег Баян тащит покупки, убеждая Розалию Павловну не спорить с будущим зятем: «Пока у вас нет профсоюзного билета, не раздражайте его, Розалия Павловна. Он — победивший класс, и он сметает все на своем пути, как лава, и брюки у товарища Скрипкина должны быть полной чашей». Баян обещает Присыпкину организовать ему красную свадьбу — «Невеста вылазит из кареты — красная невеста… вся красная, — упарилась, значит; ее выводит красный посаженный отец, бухгалтер Ерыкалов, — он как раз мужчина тучный, красный, апоплексический, — вводят это вас красные шафера, весь стол в красной ветчине и бутылки с красными головками… Красные гости кричат «горько, горько», и тут красная (уже супруга) протягивает вам красные-красные губки». Им навстречу попадается Зоя Березкина, с которой у Присыпкина раньше были близкие отношения. Присыпкин заявляет, что они с ней «разошлись, как в море корабли».

В общежитии, где раньше проживал Присыпкин, соседи обсуждают, как он изменился после того, как решил жениться. Он сменил себе фамилию на «Скрипкин», не моет голову — боится испортить прическу, наряжается, как буржуй. Баян учит Присыпкина «нарождающемуся тонкому вкусу» и «испанской ревности». Он показывает жениху «ответственнейший шаг в жизни — первый фокстрот после бракосочетания». Соседи уговаривают Присыпкина «бросить эту бузу», но тот отвечает, что боролся за хорошую жизнь и получит ее в лице «жены и дома и хорошего обхождения». Зоя Березкина стреляет в себя. Присыпкин бежит прочь на извозчике.

На свадьбе Скрипкина и Эльзевиры Баян произносит тост: «Я счастлив видеть изящное завершение на данном отрезке времени полного борьбы пути товарища Скрипкина. Правда, он потерял на этом пути один частный партийный билет, но зато приобрел много билетов государственного займа. Нам удалось согласовать и увязать их классовые и прочие противоречия, в чем нельзя не видеть вооруженному марксистским взглядом, так сказать, как в капле воды, будущее счастье человечества, именуемое в простонародье социализмом… Разве когда мы стонали под игом самодержавия, разве хотя бы наши великие учителя Маркс и Энгельс могли бы предположительно мечтать или даже мечтательно предположить, что мы будем сочетать узами Гименея безвестный, но великий труд с поверженным, но очаровательным капиталом». Между Присыпкиным и одним из гостей, после множества тостов, завязывается ссора, в результате которой невеста в газовом платье падает на печь, печь опрокидывается, начинается пожар.

Пожарные не обнаруживают на месте трагедии среди прочих один труп. Полагают, что он «сгорел по мелочам».

Пятьдесят лет спустя в зале заседаний будущего проходит конференция по вопросу дальнейшей судьбы раскопанного замороженного человека из прошлого (Присыпкина). «Вместо людских голосов — радиораструбы, рядом несколько висящих рук по образцу высовывающихся из автомобилей. Посредине трибуна с микрофоном. По бокам трибуны распределители и регуляторы голосов и света». Всей конференцией (делегаты находятся в разных уголках планеты) управляют два механика — старый и молодой. Старый вспоминает, как смешно ему было, когда в детстве мать носила его на руках в зал заседаний, где собравшиеся голосовали сами. Дело в том, что один вопрос был принят большинством в один голос потому, что его мать не смогла проголосовать против (у нее были заняты руки). Районы федерации голосуют за то, что Присыпкина надо разморозить невзирая на опасность «подхалимской эпидемии».

Профессор руководит размораживанием. Зоя Березкина, теперь старушка, выжившая после неудачной попытки самоубийства, ассистирует ему. Очнувшийся Присыпкин в ужасе. За пятьдесят лет он не заплатил профсоюзные взносы. На себе он обнаруживает клопа — единственное родное существо, что связывает его с прошлым. Присыпкин прижимает к себе гитару и в тоске начинает петь романсы двадцатых годов.

В будущем распространяются «микробы» Присыпкина. Клоп, «вступив в общение» с собаками, заставляет их стать ласковее и научил стоять на задних лапах. «Врачи говорят, что люди, покусанные подобными животными, приобретают все первичные признаки эпидемического подхалимства». Послушав романсы Присыпкина, девушки «заболевают» влюбленностью и принимаются разучивать фокстрот. Директор зоопарка повсюду гоняется за клопом, с помощью сотен помощников ловит «ископаемое животное», сажает в клетку, приглашает желающих на торжественное открытие в зоопарк. Врачи, ухаживающие за Присыпкиным, плохо себя чувствуют от перегара, которым несет от больного, поскольку тот ежедневно принимает огромные дозы спиртного. Постаревшая Зоя Березкина пытается скрасить досуг своего бывшего возлюбленного, принося ему «старинные» книги. Видя, как «низко опустился» Присыпкин, она переживает, что пятьдесят лет назад могла умереть «из-за такой мрази».

В Зоопарке — торжественный просмотр клопа («клопус нормалис») и Присыпкина («обывателиус вульгарис», «страшного человекообразного симулянта и самого поразительного паразита»). По словам Директора, «оба водятся в затхлых матрасах времени».

В клетке сидит Присыпкин, над изголовьем кровати у него висят пошлые открытки, над головой — желтый абажур, он плюется, ругается, пьет и тоскливо поет под гитарный аккомпанемент. Фильтры по бокам клетки задерживают непристойности, в изобилии извергаемые «экспонатом». Присыпкин кричит, зачем его разморозили, зачем заключили в одиночную клетку, приглашает зайти к нему. Зрители требуют надеть на него намордник.

Идейно-художественное своеобразие

«Клоп», — писал Маяковский, — это театральная вариация основной темы, на которую я писал стихи и поэмы, рисовал плакаты и агитки. Это тема борьбы с мещанином. Основной материал, переработанный в пьесе, это — факты, шедшие в мои руки — руки газетчика и публициста. В моей пьесе нет положений, которые не опирались бы на десятки подлинных случаев».

Пьеса «Клоп» (как и «Баня») явилась продолжением и обобщением газетных и журнальных стихотворений Маяковского 1926–1929 гг., основной темой которых (как и пьес) являлась «борьба с узостью, с делячеством, с бюрократизмом, за героизм, за темп, за социалистические перспективы».

Центральная идея «Клопа» перекликается с высказыванием В. И. Ленина в связи со стихотворением Маяковского «Прозаседавшиеся»: «…старый Обломов остался и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел».

Н. А. Клюев

Краткие биографические сведения

Клюев Николай Алексеевич

1887 — родился в деревне Коштуге, близ Вытегры, в Олонецкой губернии. Отец его, семнадцать лет прослуживший в солдатах, был сидельцем в казенной винной лавке, мать — из старообрядческой семьи, «былинница» и «вопленица». «Грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости, — писал Клюев, — обязан своей матери». Учился в церковно-приходской школе, городском народном училище (в Вытегре), позднее пробыл год в фельдшерской школе. Шестнадцати лет ходил в Соловецкий монастырь «спасаться», жил в старообрядческих скитах, увлекся сектантством, был «Давидом» у хлыстов — сочинял для них песнопения. Вероятно, осуществляя сектантские связи, ездил в Закавказье и Синьцзян.

Начало 900-х гг. — появился в Петербурге, приехав на заработки. Входил здесь в литературный «народный кружок» П. Травина, в изданиях которого в 1904 г. выступил со стихами.

1906 — за распространение противоправительственных прокламаций Крестьянского союза под Вытегрой был арестован и полгода сидел в тюрьме, затем находился под негласным надзором.

1907 — завязал длительную переписку с А. Блоком, проявившим к поэту-крестьянину острый интерес.

1911 — вышла первая книга стихов — «Сосен перезвон» — с предисловием В. Брюсова, посвящением А. Блоку, которая была высоко оценена многими выдающимися поэтами и критиками. За ней последовало еще пять книг (напр., «Братские песни», 1912, «Лесные были», 1913, «Мирские думы», 1916).

1919 — издан двухтомник стихов — «Песнослов».

Незаурядный талант Клюева оказал влияние на многих поэтов (т. н. крестьянские поэты — С. Клычков, П. Орешин и др.). Клюев ратовал за «кондовую», старую Русь, за ветхозаветный уклад жизни, питая вражду к городу, к «железу», к машинной цивилизации. Как писал Клюев в 1914 г., он был готов пойти на Голгофу, лишь бы «Америка не надвинулась на сизоперую зарю, на часовню на бору, на зайца у стога, на избу-сказку». Значительную часть поэтического наследия Клюева составляют стихи о природе, о крестьянском быте. Многие из них основаны на фольклорном материале. Мотивы поклонения природе, земле, солнцу, чистому небу и звездам у Клюева порой приобретают мистический оттенок. Клюев оказал немалое влияние на раннюю поэзию С. Есенина.

1917 — свержение царизма Клюев принял восторженно («Распахнитесь, орлиные крылья, бей, набат, и гремите, грома»), в 1918–1919 гг. участвовал в работе коммунистической ячейки в Вытегре, однако смотрел на революцию сквозь призму крестьянских чаяний, мечтая о «мужицком рае», «о светлом граде Китеже», о мистической роли России в духовном преображении мира.

1922 — сборник «Львиный хлеб», в котором мотивы тоски, отчаяния и страха перед наступлением «города» усиливаются.

1928 — сборник «Изба в поле».

1937 — в числе других крестьянских поэтов был репрессирован, умер в заключении. Посмертно реабилитирован.

«Безответным рабом…»

«Безответным рабом

Я в могилу сойду,

Под сосновым крестом

Свою долю найду».

Эту песню певал

Мой страдалец-отец,

И по смерть завещал

Допевать мне конец.

Но не стоном отцов

Моя песнь прозвучит,

А раскатом громов

Над землей пролетит.

Не безгласным рабом,

Проклиная житье,

А свободным орлом

Допою я ее.

«Темным зовам не верит душа…»

Темным зовам не верит душа,

Не летит встречу призракам ночи.

Ты, как осень, ясна, хороша,

Только строже и в ласках короче.

Потянулися с криком в отлет

Журавли над потусклой равниной.

Как с природой, тебя эшафот

Не разлучит с любимой кручиной.

Не однажды под осени плач,

О тебе — невозвратно далекой,

За разгульным стаканом палач

Головою поникнет жестокой.

«Я люблю цыганские кочевья…»

Я люблю цыганские кочевья,

Свист костра и ржанье жеребят,

Под луной как призраки деревья

И ночной железный листопад.

Я люблю кладбищенской сторожки

Нежилой, пугающий уют,

Дальний звон и с крестиками ложки,

В чьей резьбе заклятия живут.

Зорькой тишь, гармонику в потемки,

Дым овина, в росах коноплю…

Подивятся дальние потомки

Моему безбрежному «люблю».

Что до них? Улыбчивые очи

Ловят сказки теми и лучей…

Я люблю остожья, грай сорочий,

Близь и дали, рощу и ручей.

С. А. Есенин

Краткие биографические сведения

Есенин Сергей Александрович

1895.21.9(3.10) — родился в деревне Константиново Рязанской губернии в крестьянской семье. После окончания четырехгодичного сельского училища его отдают в Спас-Клепиковскую учительскую школу. Стихи начал писать с 9 лет.

1912 — окончание школы.

1913 — едет в Москву к отцу (тот работал приказчиком у одного из замоскворецких купцов). Участие в Суриковском литературно-музыкальном кружке, знакомство со многими крестьянскими поэтами. За близость к соц. — дем. кругам попал под надзор полиции. Работал в типографии, был слушателем народного университета им. А. М. Шаняевского.

1914 — первое опубликованное стихотворение («Кузнец», в газете «Путь правды»). Поэма «Русь», явившаяся откликом на войну. Увлекается историей, пишет небольшую поэму «Марфа Посадница», поэму «Ус», продолжает работу над «Песнью о Евпатии Коловрате», начатой еще во время учебы в школе.

1915 — переехал в Петроград, сблизился с поэтами Н. Клюевым, С. Городецким, познакомился с А. Белым, А. Блоком. Пишет повесть «Яр», в которой поднимаются темы социального неравенства и крестьянского бунта.

1916 — первый сборник стихов «Радуница», принесший известность. Ко времени Февральской революции Есенин находится на военной службе в Царском селе.

1917 — отношение к революции восторженное, но с «крестьянским уклоном» (по его словам), что отразилось в цикле поэм 1917–1918 гг. («Отчарь», «Октоих», «Инония», «Пантократор» и др.).

1919–1920 — примыкает к группе поэтов-имажинистов, пишет программную статью имажинистов «Ключи Марии» (1918), дружба с поэтом А. Мариенгофом (подробнее см. в биогр. сведениях А. Мариенгофа). Расходится с женой Зинаидой Райх (впоследствии жена Вс. Мейерхольда, знаменитая актриса). Поездка на Кавказ (выступления в Ростове, Таганроге), в Бухару.

1920 — поэма «Сорокауст», в которой отразилась тоска по уходящей патриархальной России, враждебность к «железному гостю» — городу. Та же тема затрагивается в «Кобыльих кораблях», 1920, «Песне о хлебе», 1921, отчасти в драматической поэме «Пугачев», 1921. Разрыв с имажинистами, публичное заявление об этом.

1922–1923 — знакомится со знаменитой танцовщицей Айседорой Дункан, совершает вместе с ней заграничное путешествие (Европа и Америка). Пытается осмыслить суть происходящего в родной стране. Начинает злоупотреблять алкоголем (в 1925 г. находился на излечении в стационаре). Пессимистические настроения отразились в цикле «Москва кабацкая» (1921–1924); поэме «Черный человек» (1925).

1924–1925 — появляются: сборник «Русь советская», «Песнь о великом походе», «Баллада о 26», «Анна Снегина». После поездки на Кавказ (Баку, Тифлис) — сборник «Персидские мотивы».

1925 — покончил с собой (по некоторым версиям, был убит спецслужбами) в Ленинграде.

Песнь о собаке

Утром в ржаном закуте,

Где златятся рогожи в ряд,

Семерых ощенила сука,

Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,

Причесывая языком,

И струился снежок подталый

Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры

Обсиживают шесток,

Вышел хозяин хмурый,

Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,

Поспевая за ним бежать…

И так долго, долго дрожала

Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,

Слизывая пот с боков,

Показался ей месяц над хатой

Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко

Глядела она, скуля,

А месяц скользил тонкий

И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,

Когда бросят ей камень в смех,

Покатились глаза собачьи

Золотыми звездами в снег.

«Не жалею, не зову, не плачу…»

Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,

Сердце, тронутое холодком,

И страна березового ситца

Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже

Расшевеливаешь пламень уст.

О моя утраченная свежесть,

Буйство глаз и половодье чувств.

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя? иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,

Тихо льется с кленов листьев медь…

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть.

* * *

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

Милые березовые чащи!

Ты, земля! И вы, равнин пески!

Перед этим сонмом уходящих

Я не в силах скрыть моей тоски.

Слишком я любил на этом свете

Все, что душу облекает в плоть.

Мир осинам, что, раскинув ветви,

Загляделись в розовую водь.

Много дум я в тишине продумал,

Много песен про себя сложил,

И на этой на земле угрюмой

Счастлив тем, что я дышал и жил.

Счастлив тем, что целовал я женщин,

Мял цветы, валялся на траве

И зверье, как братьев наших меньших,

Никогда не бил по голове.

Знаю я, что не цветут там чащи,

Не звенит лебяжьей шеей рожь.

Оттого пред сонмом уходящих

Я всегда испытываю дрожь.

Знаю я, что в той стране не будет

Этих нив, златящихся во мгле.

Оттого и дороги мне люди,

Что живут со мною на земле.

* * *

Отговорила роща золотая

Березовым, веселым языком,

И журавли, печально пролетая,

Уж не жалеют больше ни о ком.

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник

Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.

О всех ушедших грезит конопляник

С широким месяцем над голубым прудом.

Стою один среди равнины голой.

А журавлей относит ветер в даль,

Я полон дум о юности веселой,

Но ничего в прошедшем мне не жаль.

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,

Не жаль души сиреневую цветь.

В саду горит костер рябины красной,

Но никого не может он согреть.

Не обгорят рябиновые кисти,

От желтизны не пропадет трава,

Как дерево роняет тихо листья,

Так я роняю грустные слова.

И если время, ветром разметая,

Сгребет их все в один ненужный ком…

Скажите так… что роща золотая

Отговорила милым языком.

Письмо матери

Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я. Привет тебе, привет!

Пусть струится над твоей избушкой

Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,

Загрустила шибко обо мне,

Что ты часто ходишь на дорогу

В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке

Часто видится одно и то ж —

Будто кто-то мне в кабацкой драке

Саданул под сердце финский нож

Ничего, родная! Успокойся.

Это только тягостная бредь.

Не такой уж горький я пропойца,

Чтоб, тебя не видя, умереть.

Я по-прежнему такой же нежный

И мечтаю только лишь о том,

Чтоб скорее от тоски мятежной

Воротиться в низенький наш дом.

Я вернусь, когда раскинет ветви

По-весеннему наш белый сад.

Только ты меня уж на рассвете

Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,

Не волнуй того, что не сбылось, —

Слишком раннюю утрату и усталость

Испытать мне в жизни привелось.

И молиться не учи меня. Не надо!

К старому возврата больше нет.

Ты одна мне помощь и отрада,

Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу,

Не грусти так шибко обо мне.

Не ходи так часто на дорогу

В старомодном ветхом шушуне.

Анализ стихотворения

В стихотворении отразился духовный кризис поэта. Мать олицетворяет вечные ценности жизни, от которых поэт отдалился. С искренней нежностью поэт пишет о том, что только около матери, на родине, его ждет душевный отдых. Слухи о жизни сына (кабацкая драка) подают матери повод к тревоге за его судьбу. В стихотворении отражено желание успокоить мать, оправдаться, не дать ей поверить сплетням («тягостной бреди»). Поэт мечтает о возвращении (но не к прошлому). Мать представляется ему единственной помощницей в жизненном тупике, человеком, который все поймет. Создавая образ матери, поэт использует просторечные выражения, которые соседствуют с высоким стилем. Характерен образ белого сада, символизирующий яркую пору весны, юности Есенина. Стихотворение написано пятистопным хореем, композиция кольцевая.

Неуютная жидкая лунность

Неуютная жидкая лунность

И тоска бесконечных равнин, —

Вот что видел я в резвую юность,

Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы

И тележная песня колес…

Ни за что не хотел я теперь бы,

Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,

И очажный огонь мне не мил,

Даже яблонь весеннюю вьюгу

Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное…

И в чахоточном свете луны

Через каменное и стальное

Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно

Волочиться сохой по полям!

Нищету твою видеть больно

И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…

Может, в новую жизнь не гожусь,

Но и все же хочу я стальною

Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю

В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,

Ни за что я теперь не желаю

Слушать песню тележных колес.

Анализ стихотворения

«Тоска бесконечных равнин» — постоянный мотив стихотворения. Природа России — символ неустроенности судьбы поэта. Стихотворение перекликается с «Родиной» Лермонтова («Люблю! за что — не знаю сам»). Поэт разлюбил пейзажи, которые раньше вызывали у него восхищение — «по дорогам усохшие вербы и тележная песня колес», «очажный огонь», «лачуги», «яблонь весенняя вьюга», «бедность полей». Поэт пишет о своем новом настроении: «Мне теперь по душе иное». Есенин употребляет смелый, неожиданный эпитет: «чахоточный свет луны». Окружающие пейзажи его не вдохновляют, он восхищен новой, каменной, стальной, мощной страной. В стихотворении возникает образ бедной, нищей Руси, на которую поэту невыносимо смотреть, когда рядом существует альтернатива — «стальная» Русь, «моторный лай», «бури и грозы» (сравни образ бури у Горького). Очевидно стремление поэта принять новую действительность, однако свою судьбу он воспринимает трагически («Я не знаю, что будет со мною»). Композиция стихотворения основана на противопоставлениях, антитезах. Следует, однако, отметить, что сам художественный строй произведения опровергает «идейное содержание». С образом «нищей» Руси связаны яркие метафорические образы — «тележная песня колес», «яблонь весенняя вьюга», в то время как новая Россия несет с собой лишь «моторный лай». Поэт исподволь сопротивляется бездушной мощи новой страны. Таким образом, Есенин, вопреки своим утверждениям, не разлюбил ту Россию, которую воспевал в юности.

Спит ковыль. Равнина дорогая…

Спит ковыль. Равнина дорогая,

И свинцовой свежести полынь.

Никакая родина другая

Не вольет мне в грудь мою теплынь.

Знать, у всех у нас такая участь,

И, пожалуй, всякого спроси —

Радуясь, свирепствуя и мучась,

Хорошо живется на Руси.

Свет луны, таинственный и длинный,

Плачут вербы, шепчут тополя.

Но никто под окрик журавлиный

Не разлюбит отчие поля.

И теперь, когда вот новым светом

И моей коснулась жизнь судьбы,

Все равно остался я поэтом

Золотой бревенчатой избы.

По ночам, прижавшись к изголовью,

Вижу я, как сильного врага,

Как чужая юность брызжет новью

На мои поляны и луга.

Но и все же, новью той теснимый,

Я могу прочувственно пропеть:

Дайте мне на родине любимой,

Все любя, спокойно умереть!

Анализ стихотворения

Поэт пишет о своей любви к родине, описывает картины русской природы (ковыль, вербы, тополя). Поэт размышляет о судьбе своего народа, высказывает уверенность в его силах. Основная мысль стихотворения — «Радуясь, свирепствуя и мучась, хорошо живется на Руси!» (сравни с некрасовскими мотивами из «Кому на Руси жить хорошо»). Поэт пишет о преемственности поколений, своей любви к «отчим полям». Новое видение, перемены в жизни, мировоззрении не повлияли на истинные чувства поэта: «Все равно остался я поэтом золотой бревенчатой избы». Поэт находит успокоение в близости к природе, в единении с родиной: «Дайте мне на родине любимой, все любя, спокойно умереть». Все новое он воспринимает враждебно, ревниво («Мои поляны и луга… новью той теснимы»).

«До свиданья, друг мой, до свиданья…»

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова.

Не грусти и не печаль бровей, —

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

Анна Снегина

1.

Автор едет в радовские предместья отдохнуть, возница ему рассказывает о своем селе Радово, о своей судьбе. В селе около 200 дворов, оно богато лесом и водой, пастбищами и полями, у каждого в селе крыши крыты железом, у каждого сад и гумно, по праздникам мясо и квас, «недаром когда-то исправник любил погостить у нас». Старшина помимо оброка требовал себе еще «по мере муки и зерна», но это «народу было не в тягость». Но по соседству было село Криуши, в котором жили плохо, мужики оттуда украдкой рубили радовские дрова, однажды радовские их застали за этим занятием, схватились за топоры, в стычке случайно убили старшину, за это десятерых услали в Сибирь, с тех пор и в Радове начались неурядицы. Автор замечает, что он тоже игрушка в чужих руках, что война, которую вели «купцы да знать», не имеет к нему никакого отношения.

…И, твердо простившись с пушками,

Решил лишь в стихах воевать.

Я бросил мою винтовку

Купил себе «липу», и вот

С такою-то подготовкой

Я встретил 17-й год.

Свобода взметнулась неистово.

И в розово-смрадном огне

Тогда над страною калифствовал

Керенский на белом коне.

Война «до конца!», «до победы!» —

И ту же сермяжную рать

Прохвосты и дармоеды

Сгоняли на фронт умирать.

Но все же не взял я шпагу…

Под грохот и рев мортир

Другую явил я отвагу —

Был первый в стране дезертир.

К ночи возница довозит автора в Радово, торгуется, требует много денег за провоз — выпить в шинке самогонки.

Автор приезжает на мельницу. Старый мельник очень ему рад, приглашает к чаю. Мельник расспрашивает автора о его планах, откуда он приехал. Автор отвечает, что приехал на год. Мельник говорит, что таких мест не найти нигде, напоминает, что уже четыре года автор не был здесь.

Автор идет спать на сеновал, по дороге вспоминая о своей первой любви, когда в шестнадцать лет «девушка в белой накидке сказала мне ласково “Нет!”»

2.

Мельник будит автора, приглашает к завтраку, сообщает, что сам идет к помещице Снегиной, чтобы отнести настрелянных им вчера дупелей. Автор выходит с сеновала, смотрит на окружающую его величественную природу, вспоминает, что из-за войны на земле теперь столько «уродов и калек», чувствует несоответствие между этими двумя вещами. Автор утверждается во мнении, что он правильно сделал, не пойдя на войну. Старуха, жена мельника, сообщает автору, что и в селе теперь неспокойно, что «сплошные мужицкие войны — дерутся селом на село». Добавляет, что все это из-за безвластия, из-за того, что прогнали царя, выпустили из острогов преступников. Каторжане вернулись по домам, старуха говорит, что и в соседнее село Криуши вернулся Прон Оглоблин — «булдыжник, драчун, грубиян. Он вечно на всех озлоблен, с утра по неделям пьян. И нагло в третьевом годе, когда объявили войну, при всем честном народе убил топором старшину. Таких теперь тысячи стало — творить на свободе гнусь. Пропала Расея, пропала, погибла кормилица-Русь». Автор собирается и отправляется поздороваться с местными мужиками. По дороге ему навстречу попадается мельник на дрожках. Мельник рассказывает, что только что был у Снегиных, что дочь Снегиных, «замужняя Анна», интересовалась автором, не он ли поэт, вспоминала, что он когда-то был в нее влюблен. Автор идет дальше, ему хорошо среди лесов и полей. Он доходит до Криуши, где не был три года. Деревня в запустении, хаты гнилые, никакого добра нет, на крыльце у Прона «горластый мужицкий галдеж — толкуют о новых законах, о ценах на скот и рожь». Автор здоровается с мужиками, те приглашают его посидеть и послушать про их крестьянскую жизнь. Хотя они автора и считают не из своего круга, но все же «свойским, мужицким, нашим». Интересуются, отойдут ли без выкупа крестьянам пашни господ, не понимают, почему с этим тянут. Наконец спрашивают: «Кто такое Ленин?» «Я тихо ответил: «Он — вы».

3.

Автор простудился и четыре дня пролежал, болея. Мельник, у которого он гостил, очень обеспокоен. «Поехал, кого-то привез… Я видел лишь белое платье да чей-то привздернутый нос». На пятые сутки автор выздоровел, и выяснилось, что за ним ухаживала та самая младшая Снегина, в которую он был в юности влюблен. Она вспоминает о тех днях, когда они любили вместе сидеть у калитки и мечтать о славе. «И вы угодили в прицел, меня же про это заставил забыть молодой офицер». Автор рад гостье, приглашает ее садиться, начинает читать стихи про кабацкую Русь. Снегина говорит о том, что ей обидно, что его пьяные дебоши известны по всей стране. Интересуется, не следствие ли это неудовлетворенной страсти, и когда узнает, что это не так, удивляется еще больше: «Тогда еще более странно губить себя с этих лет. Перед вами такая дорога…» Все, что было в юности, оживает в душе автора, с Анной они расстаются на рассвете. Утром прибегает мельник с запиской от Прона Оглоблина, в которой тот приглашает автора прийти. Автор идет в Криушу. Оглоблин подбивает народ отправляться к Снегиной требовать угодья без всякого выкупа. Оглоблин приглашает автора ехать вместе с ними. Взяв лошадь, едут. Скоро приезжают в усадьбу Снегиных. Прон входит и с порога требует отдать угодья. Сергей входит к Анне, та плачет, так как получила известие, что ее муж убит на фронте. Она просит оставить ее в покое, обвиняет Сергея в том, что ее мужа убили, а он отсиживается здесь. Автор уходит, говорит Прону, что «сегодня они не в духе… Пойдем-ка, Прон, в кабак».

4.

Все лето автор проводит в охоте. Недавние события постепенно забываются. Мельник с Сергеем собираются на охоту на зайцев, в это время приходит Прон и приносит известие о том, что теперь новая власть — Советы — которая без всякого выкупа с лета отдает все пашни и леса, «и Ленин — старшой комиссар». Оглоблин очень рад, говорит, что «я первый сейчас же коммуну устрою в своем селе». У Прона есть брат Лабутя, который с японской войны «носил на груди две медали», но несмотря на это трус и хвастун. Заходя в кабак, он попрошайничал, потом, напившись, рассказывал о «сдавшемся Порт-Артуре» и о своей отваге. Когда к власти пришли Советы, медали он спрятал в сундук, «но с тою же важной осанкой, как некий седой ветеран, хрипел под сивушной банкой про Нерчинск и Турухан». Прон не любит своего брата, постоянно его ругает, но тем не менее они едут вдвоем описывать снегинский дом. Мельник приводит бывших помещиц к себе. «И снова нахлынуло что-то…» Анна извиняется перед автором за то, что оскорбила его при их последней встрече, объясняет, что боялась «преступной страсти», говорит, что любила мужа, ей не хотелось, чтобы Сергей ее бросил, «как выпитую бутыль…» Сергей переводит разговор на другое, интересуется, как они относятся к тому, что устроили в их усадьбе. Анна не отвечает, но «как-то печально и странно она опустила свой взор…» Под вечер они уезжают, куда — неизвестно. Конца истории автор так и не узнал, так как «я быстро умчался в Питер — развеять тоску и сон».

5.

Автор вспоминает «суровые, грозные годы».

Эх, удаль!

Цветение в далях!

Недаром чумазый сброд

Играл по дворам на роялях

Коровам тамбовский фокстрот.

За хлеб, за овес, за картошку

Мужик залучил граммофон, —

Слюнявя козлиную ножку,

Танго себе слушает он.

Сжимая от прибыли руки,

Ругаясь на всякий налог,

Он мыслит до дури о штуке,

Катающейся между ног.

Шли годы, размашисто, пылко,

Удел хлебороба гас.

Немало попрело в бутылках

«Керенок» и «ходей» у нас.

Фефела! Кормилец! Касатик!

Владелец землей и скотом,

За пару измызганных «катек»

Он даст себя выдрать кнутом.

Мельник присылает автору письмо, в котором рассказывает о судьбе Оглоблина Прона. С момента последнего приезда Сергея в Криушу прошло шесть лет. Оглоблина Прона в двадцатом году расстреляли, когда в деревню нагрянул отряд деникинцев. Его брат Лабутя залез в солому, где просидел до отъезда казаков, а после этого «по пьяной морде» голосит: «Мне нужно бы красный орден за храбрость мою носить!» Мельник уговаривает Сергея приехать в деревню. Автор собирается и отправляется на родину. Скоро он снова на мельнице, мельник рад, сообщает, что у него есть письмо для Сергея, которое лежит здесь уже почти два месяца. На письме лондонская печать. Письмо от Снегиной. В письме Снегина тоскует о России, говорит, что часто ходит на пристань, заканчивает письмо словами: «Дорога моя ясна… Но вы мне по-прежнему милы как родина и как весна…» Автор берет овчинную шубу и идет на сеновал, вспоминая, что когда-то ему было шестнадцать лет и что у калитки, которая видна с сеновала, «девушка в белой накидке» ему ласково сказала «нет».

Далекие, милые были!..

Тот образ во мне не угас.

Мы все эти годы любили,

Значит, любили и нас.

Идейно-художественное своеобразие

Вся поэма выдержана в элегически-грустном тоне. Поэт вспоминает о своей безвозвратно ушедшей юности, о том, как был весел, о своей первой, безответной любви. Он приезжает в село, где все, от окружающего пейзажа до изб и калитки, напоминает ему о юности. Однако, деревня сильно изменилась. Это подчеркивается как при помощи чисто внешних, описательных приемов (избы ветхие, ни у кого нет богатства, мужики затевают «войны», дерутся селом на село, царит безвластие). Нравы также сильно изменились, и это порождает контраст с теми воспоминаниями, которые дороги сердцу поэта. В частности, олицетворением такого противопоставления является образ Оглоблина Прона, который по своей сути преступник, а оказавшись на свободе, «мутит народ». Поэт прекрасно видит и понимает, что окружающие его мужики-крестьяне вовсе не столь безобидны. С высоты своего нынешнего жизненного опыта он объективно, без идеализации, оценивает нравы, царящие в деревне, и местный образ жизни. Он понимает, что нынешняя смута — порождение самой этой жизни, что корыстолюбие, отсутствие чувства собственного достоинства в равной степени свойственно крестьянам, как трудолюбие и набожность (слова о том, что за две истертые «катьки» он (мужик) «даст себя выдрать кнутом»). Автор понимает, что в первую очередь он видит все это потому, что изменился сам. Это усиливается тем, что на страницах поэмы в качестве олицетворения его юности появляется Анна Снегина — его первая любовь, «девушка в белой накидке», которая когда-то ему ласково сказала «нет». Несмотря на былые воспоминания, автор прекрасно понимает, что вернуть прошлое невозможно — изменились и окружающие, и остальной мир. Анна замужем и, безусловно, уже не та Анна, которую автор любил в шестнадцать лет. Характерно, что нынешняя Анна не вызывает как личность в авторе никакого интереса, а лишь является поводом для воспоминаний о прошлом. Автор сознательно подчеркивает, что им не о чем говорить и что ничего общего, кроме воспоминаний, у них нет. Жизнь ломает представления, сложившиеся в юности, постепенно утрачиваются былые идеалы и высокие несбыточные стремления (воспоминания Анны и Сергея о том, как они вместе мечтали о славе: Анну заставил «забыть о славе» красивый офицер, а Сергей получил славу, но заплатил за нее слишком дорогую цену). Выразителен также образ усадьбы, которую отправляется описывать Оглоблин Прон со своим братом. По существу, усадьба, с которой у Сергея и Анны связаны воспоминания о юности, уничтожается (сравни с образом вишневого сада в пьесе Чехова «Вишневый сад»). Однако несмотря на утрату того, что было так дорого в юности, автор проводит мысль, что юность и все, что связано с ней, прекрасно и ценно само по себе, замечательно тем, что, пусть и в прошлом, но это все было (сравни с трактовкой любви в лирике Пушкина). Автор прекрасно осознает, что утраты неизбежны, он понимает, что на смену идеалам юности должно прийти что-то иное, но ничего, кроме опустошения, в душе не ощущает. Он не видит в том, что творится вокруг, определенных очертаний будущего, которое своей ценностью было бы достойно ушедшей юности. Автор видит хаос, преступление, пьянство (образ Оглоблина Прона, его брата, разворовывание усадьбы Снегиных и т. д.). В конце поэмы возникает неясная проекция в будущее, но она связана со своего рода возвратом в прошлое. Оглоблин Прон расстрелян, и после него не осталось ни дела, ни доброго воспоминания. Здесь же приводится письмо Снегиной из Лондона, снова напоминающее автору о «вечных ценностях», о его юности, и он делает вывод (вслед за Пушкиным), что любовь ценна сама по себе, а не тем, была ли она счастливой или нет.

Черный человек

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,

Как крыльями птица.

Ей на шее ноги

Маячить больше невмочь.

Черный человек,

Черный, черный,

Черный человек

На кровать ко мне садится,

Черный человек

Спать не дает мне всю ночь.

Черный человек

Водит пальцем по мерзкой книге

И, гнусавя надо мной,

Как над усопшим монах,

Читает мне жизнь

Какого-то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

Черный человек,

Черный, черный!

«Слушай, слушай, —

Бормочет он мне, —

В книге много прекраснейших

Мыслей и планов.

Этот человек

Проживал в стране

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов.

В декабре в той стране

Снег до дьявола чист,

И метели заводят

Веселые прялки.

Был человек тот авантюрист,

Но самой высокой

И лучшей марки.

Был он изящен,

К тому ж поэт,

Хоть с небольшой,

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину,

Сорока с лишним лет,

Называл скверной девочкой

И своею милою.

Счастье, — говорил он, —

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И лживые жесты.

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым

Самое высшее в мире искусство». «Черный человек!

Ты не смеешь этого!

Ты ведь не на службе

Живешь водолазовой.

Что мне до жизни

Скандального поэта.

Пожалуйста, другим

Читай и рассказывай».

Черный человек

Глядит на меня в упор.

И глаза покрываются

Голубой блевотой, —

Словно хочет сказать мне,

Что я жулик и вор,

Так бесстыдно и нагло

Обокравший кого-то.

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Ночь морозная.

Тих покой перекрестка.

Я один у окошка,

Ни гостя, ни друга не жду.

Вся равнина покрыта

Сыпучей и мягкой известкой,

И деревья, как всадники,

Съехались в нашем саду.

Где-то плачет

Ночная зловещая птица.

Деревянные всадники

Сеют копытливый стук.

Вот опять этот черный

На кресло мое садится,

Приподняв свой цилиндр

И откинув небрежно сюртук.

«Слушай, слушай! —

Хрипит он, смотря мне в лицо,

Сам все ближе

И ближе клонится, —

Я не видел, чтоб кто-нибудь

Из подлецов

Так ненужно и глупо

Страдал бессонницей.

Ах, положим, ошибся!

Ведь нынче луна.

Что же нужно еще

Напоенному дремой мирику?

Может, с толстыми ляжками

Тайно придет «она»,

И ты будешь читать

Свою дохлую томную лирику?

Ах, люблю я поэтов!

Забавный народ.

В них всегда нахожу я

Историю, сердцу знакомую, —

Как прыщавой курсистке

Длинноволосый урод

Говорит о мирах,

Половой истекая истомою.

Не знаю, не помню,

В одном селе,

Может, в Калуге,

А может, в Рязани,

Жил мальчик

В простой крестьянской семье,

Желтоволосый,

С голубыми глазами…

И вот стал он взрослым,

К тому ж поэт,

Хоть с небольшой

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину,

Сорока с лишним лет,

Называл скверной девочкой

И своею милою».

«Черный человек!

Ты прескверный гость.

Эта слава давно

Про тебя разносится».

Я взбешен, разъярен,

И летит моя трость

Прямо к морде его,

В переносицу…

…Месяц умер,

Синеет в окошко рассвет.

Ах ты, ночь!

Что ты, ночь, наковеркала?

Я в цилиндре стою.

Никого со мной нет.

Я один…

И разбитое зеркало…

Идейно-художественное своеобразие

Основное содержание поэмы — проблема двойничества. Разрешается она в стиле психологических достижений русской литературы (напр., творчество Достоевского: «Двойник», разговор Ивана Карамазова с чертом из «Братьев Карамазовых»). Однако в исследование двойственной природы человеческой психики Есенин вносит свой вклад:

1. Осмысление происходит при помощи лирического воплощения темы;

2. «Темное», дьявольское начало является не только постоянным спутником человека в его земной жизни, но тем «вторым я», которое формируется и создается окружающим миром. «Черный человек» — воплощение того, что действительность стремится сделать с человеком — подчинить его себе, перекроить по своему образу и подобию. В этом отношении не случайно, что «черный человек» появляется в зеркале (зеркало — символ внешнего, «железного», безжалостного мира). Общество — это кривое зеркало, в котором отражаются в искаженном виде помыслы и чаяния человека, извращая его бессмертную, божественную природу.

3. Искаженное изображение не только живуче, но способно влиять на человека, изменяя его божественную суть и разлагая душу. «Черный человек» — это своего рода демон, создаваемый и питаемый враждебным миром, созданным людьми.

4. В изложении Есенина образ «черного человека» вырастает до уровня символа, вскрывая суть грядущих злодеяний «черных людей» против себя самих, против заключенной в них божественной искры.

В. Ф. Ходасевич

Краткие биографические сведения

Ходасевич Владислав Фелицианович

1886.16(28).05 — родился в Москве. Отец — сын польского дворянина, который за участие в восстании (1833 г.) был лишен дворянства и имущества. Карьера художника отцу не удалась, и он стал фотографом. Мать, еврейского происхождения, была воспитана в польской семье, в католической вере. В детстве Ходасевич более всего увлекался балетом и не стал профессионалом лишь из-за слабого здоровья. Во время учебы в гимназии увлекается литературой. Окончив гимназию, поступает на юридический факультет Московского университета, затем переводится на историко-филологический.

1903 — посещает заседания Литературно-художественного кружка (где выступал В. Брюсов), увлекается поэзией символизма.

1904 — пишет первые зрелые стихи.

1905 — женится на одной из первых московских красавиц М. Э. Рындиной (брак продлился всего два года, так как распался из-за увлечения Марины поэтом и искусствоведом С. К. Маковским — будущим издателем «Аполлона»).

1908 — сборник стихов «Молодость».

Ходасевич становится профессиональным литератором: занимается переводами, печатается в различных московских газетах и журналах, причем работает во многих жанрах: пишет хронику, рецензии, фельетоны, рассказы. Один за другим Ходасевич переживает два романа — с Е. В. Муратовой, незадолго до этого разошедшейся со своим мужем, известным писателем, искусствоведом и литератором П. П. Муратовым, и с А. И. Гренцион, младшей сестрой писателя Г. Чулкова, у которой от первого брака был сын Эдгар (названный так в честь Эдгара По), и которая состояла в гражданском браке с приятелями Ходасевича — Б. Диатроптовым и А. Брюсовым (братом В. Брюсова). Эти увлечения во многом послужили темой последующих стихотворных сборников.

1914 — сборник «Счастливый домик».

1917–1919 — после революционных событий ранее аполитичный Ходасевич начинает заметно «леветь»: говорит о необходимости для интеллигенции диалога с народом, просвещения масс. Сотрудничает в журнале «Народоправство», работает секретарем третейского суда при комиссариате труда Московской области, читает лекции в литературной студии московского Пролеткульта, служит в Театральном отделе Наркомпроса, заведует московским отделением горьковского издательства «Всемирная литература», московской «Книжной палатой». Выходит сборник стихов «Путем зерна».

1920 — переезжает в Петроград, где с помощью Горького устраивается в «Доме искусств». Выходит сборник «Тяжелая лира». Высокая оценка творчества Горьким.

1922 — вместе с молодой поэтессой Ниной Берберовой (впоследствии автором знаменитой книги воспоминаний «Курсив мой», книги о масонах «Люди и ложи», рассказов и романов) покидает Россию и через Ригу прибывает в Берлин. Начинается полунищенская, полная лишений и поиска заработков жизнь. Живет в Праге, Мариенбаде, Венеции, Риме, Турине, Париже, Лондоне, Белфасте, у Горького в Сорренто.

1925 — вместе с Н. Берберовой переезжает в Париж и окончательно переходит на положение эмигранта: начинает сотрудничать в газетах «Дни» (выходящей под ред. А. Ф. Керенского) и «Последние новости» (ред. — П. Н. Милюков), пишет не только литературные обзоры, но и политические статьи. Решительное размежевание с А. М. Горьким.

1926 — теряет работу, начинает сотрудничество в крайне правой газете «Возрождение», печатает там главы из своей книги о Г. Державине. Это же издательство издает в 1927 г. «Собрание стихов» Ходасевича.

1931 — отдельным изданием выходит беллетризированная биография Г. Державина.

1937 — печатается сборник статей об А. Пушкине.

1939 — выходит книга воспоминаний «Некрополь», одна из лучших книг, передающих духовную атмосферу «серебряного века». В этом же году скончался в Париже.

В моей стране

Мои поля сыпучий пепел кроет.

В моей стране печален страдный день.

Сухую пыль соха со скрипом роет,

И ноги жжет затянутый ремень.

В моей стране — ни зим, ни лет, ни весен,

Ни дней, ни зорь, ни голубых ночей.

Там круглый год владычествует осень,

Там — серый свет бессолнечных лучей.

Там сеятель бессмысленно, упорно,

Скуля как пес, влачась как вьючный скот,

В родную землю втаптывает зерна —

Отцовских нив безжизненный приплод.

А в шалаше — что делать? Выть да охать,

Точить клинок нехитрого ножа

Да тешить женщин яростную похоть,

Царапаясь, кусаясь и визжа.

А женщины, в игре постыдно-блудной,

Открытой всем, все силы истощив,

Беременеют тягостно и нудно

И каждый год родят, не доносив.

В моей стране уродливые дети

Рождаются, на смерть обречены.

От их отцов несу вам песни эти.

Я к вам пришел из мертвенной страны.

Пробочка

Пробочка над крепким йодом!

Как ты скоро перетлела!

Так вот и душа незримо

Жжет и разъедает тело.

«Горит звезда, дрожит эфир…»

Горит звезда, дрожит эфир,

Таится ночь в пролеты арок.

Как не любить весь этот мир,

Невероятный Твой подарок?

Ты дал мне пять неверных чувств,

Ты дал мне время и пространство,

Играет в мареве искусств

Моей души непостоянство.

И я творю из ничего

Твои моря, пустыни, горы,

Всю славу солнца Твоего,

Так ослепляющего взоры.

И разрушаю вдруг шутя

Всю эту пышную нелепость,

Как рушит малое дитя

Из карт построенную крепость.

Звезды

Вверху — грошовый дом свиданий.

Внизу — в грошовом «Казино»

Расселись зрители. Темно.

Пора щипков и ожиданий.

Тот захихикал, тот зевнул…

Но неудачник облыселый

Высоко палочкой взмахнул.

Открылись темные пределы,

И вот — сквозь дым табачных туч

Прожектора зеленый луч.

На авансцене, в полумраке,

Раскрыв золотозубый рот,

Румяный хахаль в шапокляке

О звездах песенку поет.

И под двуспальные напевы

На полинялый небосвод

Ведут сомнительные девы

Свой непотребный хоровод.

Сквозь облака, по сферам райским

(Улыбочки туда-сюда)

С каким-то веером китайским

Плывет Полярная Звезда.

У моря

Лежу, ленивая амеба,

Гляжу, прищурив левый глаз,

В эмалированное небо,

Как в опрокинувшийся таз.

Все тот же мир обыкновенный,

И утварь бедная все та ж.

Прибой размыленною пеной

Взбегает на покатый пляж.

Белеют плоские купальни,

Смуглеет женское плечо.

Какой огромный умывальник!

Как солнце парит горячо!

Над раскаленными песками,

И не жива, и не мертва,

Торчит колючими пучками

Белесоватая трава.

А по пескам, жарой измаян,

Средь здоровеющих людей

Неузнанный проходит Каин

С экземою между бровей.

* * *

Было на улице полутемно.

Стукнуло где-то под крышей окно.

Свет промелькнул, занавеска взвилась,

Быстрая тень со стены сорвалась —

Счастлив, кто падает вниз головой:

Мир для него хоть на миг — а иной.

Бедные рифмы

Всю неделю над мелкой поживой

Задыхаться, тощать и дрожать,

По субботам с женой некрасивой

Над бокалом обнявшись дремать,

В воскресенье на чахлую траву

Ехать в поезде, плед разложить,

И опять задремать, и забаву

Каждый раз в этом всем находить,

И обратно тащить на квартиру

Этот плед, и жену, и пиджак,

И ни разу по пледу и миру

Кулаком не ударить вот так, —

О, в таком непреложном законе,

В заповедном смиреньи таком

Пузырьки только могут в сифоне,

Вверх и вверх, пузырек с пузырьком.

О. Э. Мандельштам

Краткие биографические сведения

Мандельштам Осип Эмильевич

1891.3(15).01 — родился в Варшаве в мелкобуржуазной еврейской семье. Детство и юность провел в Петербурге и Павловске.

До 1907 года — учеба в Тенишевском училище, первые попытки писать стихи.

1907 — поездка в Париж, первое увлечение французскими символистами.

1909 — первые «серьезные» стихи, знакомство с Н. С. Гумилевым, сотрудничество с редакцией «Аполлона».

1910 — проводит два семестра в Гейдельбергском университете, занимается старофранцузским языком. По приезде в Петербург появляется на «башне» Вяч. Иванова, участвует в основанном Н. Гумилевым и С. Городецким «Цехе поэтов». Начинает печататься в «Аполлоне».

1911 — поступает на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета (который не закончил). Увлекается греческим языком и поэзией.

1913 — выход статьи «Утро акмеизма», которая носила характер манифеста и провозглашала родство акмеизма «с физиологически-гениальным средневековьем». Выход первой книги стихов под названием «Камень».

1916 — выход второго издания «Камня», значительно расширенного. Статьи о Чаадаеве и Франсуа Вийоне. Поездки в Крым, Киев, неприятности с ЧК, вмешательство А. Каменева.

1918 — знаменитый «эпизод» с Я. Блюмкиным, эсером-террористом, впоследствии ставшим одним из влиятельнейших людей в ЧК (Мандельштам выхватил у Блюмкина, который в пьяном виде утверждал «расстрельные» списки, и порвал их. Через посредство Каменева сообщил о произошедшем Ф. Дзержинскому. Блюмкин был арестован, но на следующий же день выпущен, так что Мандельштам был вынужден бежать в Петербург).

Конец ознакомительного фрагмента.