Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

И. П. Сенченко, 2018

Книга, предлагаемая вниманию читателя, – это документальный экскурс во времена «новой политики» Российской империи в зоне Персидского залива – «политики дела». Представленный в ней массив не публиковавшихся ранее документов из «аравийского досье» Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) познакомит любознательного читателя с историей учреждения и работой русских «дипломатических постов» в Аравии, Месопотамии и Прибрежной Персии, с миссиями военной дипломатии в порты Персидского залива кораблей Военно-морского флота России. Расскажет о политико-дипломатической и торгово-коммерческой деятельности в этом районе мира Англии и Франции, России и Германии. Информирует о неизвестных и малоизвестных воспоминаниях, заметках и записках, рапортах и донесениях русских ученых и путешественников, купцов и фабрикантов, капитанов торговых и военных судов о шейхствах Аравии, их правителях и народах, обычаях и нравах. Перелистывая страницы этой книги, читатель окунется во времена турецкого владычества в Аравии и Месопотамии; побывает вместе с паломниками-мусульманами из России в Мекке и Медине, Неджефе и Кербеле; узнает много интересных фактов об истории Святых городов мусульман-суннитов и шиитов и хранящихся в них святынях.

Часть I

Российское генеральное консульство в Багдаде

«Око» Российской империи в Месопотамии, Аравии и Персидском заливе

До начала «новой политики» Российской империи в зоне Персидского залива и учреждения российских «консульских постов» в Джидде (1890), Басре (1901) и Бендер-Бушире (1901) наблюдение за положением дел в Месопотамии, Аравии и Персидском заливе вело российское генеральное консульство в Багдаде (открылось в 1880 г.), подотчетное императорскому посольству в Константинополе.

Одна из основных задач генерального консульства в Багдаде, как следует из инструкции Министерства иностранных дел от 1899 г., состояла в «содействии распространению влияния России в этой части Османской империи» и в защите там интересов русского купечества.

Российской миссии в Месопотамии предписывалось также — «ввиду полнейшего отсутствия русских агентов» в краях тамошних — «внимательно наблюдать за деятельностью англичан», притом не только в Месопотамии, но и «на юго-восточной окраине Персии», на реке Карун, в Персидском заливе и в Аравии. Ставилась задача «получать, по возможности, сведения политического и торгового характера из Бендер-Бушира; следить за ходом дел в долине Евфрата, открывающей англичанам доступ со стороны Персидского залива вглубь Азии» (1).

«Аравийский и Персидский заливы, — писал в заметках о посещении портов этого района (май 1899 г., по пути к месту службы из Одессы через Бомбей и Басру) русский генеральный консул в Багдаде, статский советник Петр Егорович Панафидин (1848-?), — могли бы… быть назваными английскими». Дело в том, поясняет дипломат, что «все порты от Мирбатской бухты [Султанат Оман] до Бахрейнского архипелага включительно находятся во власти Англии.…По всему побережью Персии раскинулась сеть английских чиновников». Во всех сколько-нибудь значимых пунктах англичане имеют консульских агентов, почтовых и телеграфных служащих, и представителей пароходной компании “British India”. Английская речь слышится там повсюду. Можно сказать, что она «приобрела себе права гражданства во всех портах Персидского залива», этаким «диктатором которого… выступает полковник Росс», английский политический резидент в Бушире. На своей канонерке он регулярно объезжает приморские города персов и арабов, «появляется, по мере надобности, то в Джаске, то на Бахрейне, то в портах Омана».

До последнего времени, замечает П. Панафидин, бритты, «распространившие политическое влияние Англии на весь Персидский залив, почти не встречали никакого противодействия своим замыслам». Прочно утвердившись в бассейне Персидского залива, «пошли дальше». В течение последнего десятилетия настойчиво добивались (под предлогом развития английской торговли, а на самом деле для расширения сферы своего политического влияния) возможности проникнуть внутрь турецких владений в Аравии и Месопотамии, равно как и во внутренние районы Персии (2).

«Первая роль на Персидском заливе, — отмечал русский дипломат-востоковед Александр Алексеевич Адамов (1870–?), — принадлежит англичанам». Они «стали твердой ногой» в Южной Персии и на Юго-Восточном побережье Аравии. В Джаске, который лежит «почти у входа в Персидский залив, ими возведена — под видом телеграфной станции, на земле, арендуемой у персидского правительства, — чуть ли не… крепость, в которой еще несколько лет тому назад было расквартировано несколько сот сипаев [сипаи — это наемные солдаты в колониальной Индии, рекрутировавшиеся из местного населения]». Персидские губернаторы Бендер-Аббаса и в Бендер-Бушира «пляшут, можно сказать, под их дудку».

А. Адамов, как человек широко образованный, упомянул, к слову, в отчете о посещении им в 1897 г. портов Персидского залива и о Хамадане, одном из древнейших городов мира. По легенде, в нем жила библейская Эсфирь, иудейка, которая, став женой персидского царя Артаксеркса, вместе с приемным отцом своим, Мардохеем, уберегла евреев Персии от истребления (в Хамадане имеется храм Эсфири и Мардохея, а также мавзолей Ибн Сины, больше известного в России под именем Авиценна).

Обращая внимание Санкт-Петербурга на «неусыпную и неустанную деятельность» англичан по расширению и упрочению влияния Британской империи на Аравийском полуострове и «установлению ее гегемонии над всем Персидским заливом», А. Адамов высказывал мнение относительно скорого подпадания под власть Англии и Кувейта. «Недолго, по-видимому, осталось ждать того времени, — писал он, — когда британский лев наложит свою лапу… и на область Коэйт [Кувейт]» (3). «Сыны пустыни девственность свою от английского влияния не сохранили»; и влияние это «начало пускать глубокие корни уже и в соседних с Маскатом землях», и даже в Неджде (4).

«Нелегальными английскими агентами», сообщал секретарь и драгоман российского императорского генерального консульства в Багдаде Гавриил Владимирович Овсеенко (1870–1916), «прибывший к месту службы и вступивший в исправление своих обязанностей 12 июня 1898 г.», было усеяно буквально все побережье Персидского залива. «Исключительно одни только английские суда беспрепятственно крейсировали в его водах». Англо-индийские коммерсанты «забрали в свои руки почти всю торговлю края». С помощью «подкупов, богатых подарков, задабриваний и запугиваний» англичане «держали в руках» практически всех тамошних правителей (5).

Владея фактически Суэцким каналом, докладывал из Берлина (январь 1902 г.) наш посол, граф Николай Дмитриевич Остен-Сакен (1831–1912), «Англия цепко удерживала за собой один из важнейших мировых торговых путей»; располагала военно-сторожевыми постами для его охраны. Кувейт, как «конечная станция будущей Багдадской железной дороги», и Маскат, эти два стратегических пункта на водных магистралях в Индию, идущих из Персидского залива и Красного моря, «не терялись Англией из вида ни на минуту». Маскат и Кувейт, резюмировал посол, — главные звенья в цепи политико-дипломатических, военно-силовых и коммерческих акций британцев в зоне Персидского залива (6).

«Опорными пунктами Англии на Аравийском полуострове, — говорится в отчете А. Адамова, — являются Аден, Маскат и Коэйт [Кувейт]». Аденом, «считающимся ключом не только к Йемену, но и ко всей Западной Аравии», Англия завладела в 1839 г.; и «арабские племена, населяющие береговую полосу на протяжении 270 миль к востоку от Адена, до портов Маскат и Шихр включительно, подпали под британский протекторат» (7).

Остров Перим в Красном море британцы (Английская Ост-Индская компания) захватили еще раньше, в 1799 г. Затем, на какое-то время, оставили его, а в 1857 г. он окончательно перешел к ним; и в настоящее время «сильно укреплен».

На юго-востоке Аравии британцам принадлежат острова Курия-Мурия (Джузур Хурийа Мурийа), которые «уступил им султан Маската, находящийся под протекторатом Англии с 1822 г.».

«Арабские племена на сопредельном с Маскатом “Пиратском берегу” [нынешние ОАЭ] Персидского залива связаны с Англией договором о вечном мире, подписанном их шейхами в 1853 г.».

Что касается Бахрейнского архипелага, то он, можно сказать, «фактически подконтролен Англии», и находится в сфере компетенции британского политического резидента в Персидском заливе со штаб-квартирой в Бушире (8).

Информируя о положении дел в Персидском заливе уже после открытия русского дипломатического поста в Басре, тамошний консул, действительный статский советник Сергей Владимирович Тухолка (1874–1954), отмечал, что «доминирующую роль» в делах Залива играли англичане. «Маскатский султан и шейхи “Берега пиратов” [нынешние ОАЭ], — сообщал он, — равно как и правитель Бахрейна, состоят в обязательных к ним отношениях. В Маскате, на Бахрейне и в Куэйте [Кувейте] они имеют своих политических агентов. На другом берегу Персидского залива, в Бендер-Аббасе, у них — консул, а в Бушире — генеральный консул, но с титулом политический резидент, коему подчинены все английские агенты и все английские военные суда в Персидском заливе». Ежегодно, как следует из донесения С. Тухолки, резидент совершал «объезд агентских пунктов Англии», поддерживал сношения с шейхами, и «более покорных из них одаривал традиционными подарками от казны» (9).

Карантинные посты в Бендер-Аббасе и Линге, в Бендер-Бушире и в Мохаммере, писал С. Тухолка, формально находясь в подчинении Международного Санитарного Совета в Тегеране, на деле контролировались исключительно англичанами. Все врачи на тех постах были англичанами; и санитарные патенты выдавались ими только на английском языке.

Во всех указанных пунктах, а также в Маскате и Кувейте, в Басре и на Бахрейне, то есть на обоих берегах Персидского залива и на подступах к нему, действовали агентства английского пароходного общества «British India Steamship Company»; функционировали отделения английской почты, а в Фао, что у входа в Шатт-эль-Араб, — телеграф. Принимались «только английское золото и индийская рупия» (10). С помощью этой сети обеспечивалась, по мнению российских дипломатов, не только оперативная связь английского политического резидента с гласными и негласными британскими агентами в Персидском заливе и Прибрежной Аравии, но и велась работа по привязке торговых операций в этом районе к денежным единицам Англии.

В Лондоне опасались, что «проникновение, — как выражались англичане, — в Персидский залив Франции, Германии и России» торпедирует далеко идущие планы Англии в Аравии. «Независимость Аравии, — как высказывался в одном из своих выступлений депутат парламента Дэвид Ллойд Джордж (1863–1945), — всегда была основным принципом нашей восточной политики; но для нас это означало, что, будучи независимой, Аравия должна находиться вне сферы европейских политических интриг и оставаться в орбите английского влияния» (11).

С разворачиванием деятельности в Персидском заливе Франции, Германии и России там начинают разыгрываться многоходовые партии политических шахмат. Англии приходится играть сразу на нескольких досках. Для того чтобы победить именитых соперников, британцы ставят на активное вмешательство своей дипломатии и разведки в борьбу арабов Аравии с Портой.

В статье И. Яковлева «Pax Britanica и Персидский залив», опуб ли кованной газетой «Россия» 11 января 1900 г., автор приводит выдержки из записи его беседы с французским вице-консулом в Бендер-Бушире г-ном Бриуа. «Первенствующее положение России в Персии не подлежит уже никакому сомнению», заявлял французский дипломат. Но вот что касается бассейна Персидского залива, то об утверждении себя Россией на обоих его берегах говорить пока рано. Там ей и Франции противостоит Англия, «соперник деятельный, ловкий и ревнивый», который не остановится ни перед чем, дабы сохранить свое лидерство в этом районе мира. Англия держит в своих руках «вход и выход в горлышке бутылки, называемой Персидским заливом; имеет там свои стационеры; и интригует, что есть мочи». Англичане абсолютно убеждены в том, что Россия непременно, более того, со дня на день, появится в водах Персидского залива. Дело дошло до того, что прошлым летом английский резидент в Бендер-Бушире, подполковник М. Мид, чуть ли не каждый день выходил к морю, чтобы посмотреть, не пришли ли русские корабли, которые, по сведениям англичан, вот-вот должны уже показать в водах этого залива флаг Российской империи. У Англии уже наготове целая теория неоспоримости ее прав на Персидский залив. Изложена она вице-королем Индии лордом Керзоном в его книге «Персия и персидский вопрос» (издана в 1892 г.). Суть представленных в ней заявлений и утверждений лорда Керзона состоит в том, что «именно Англия очистила воды Персидского залива от арабских корсаров и сделала их доступными для торговли и безопасного судоходства. И, стало быть, Англии принадлежит главенствующая и неоспоримая никем роль в поддержании там мира и порядка» (12).

Многое для укрепления влияния и престижа Англии в бассейне Персидского залива и на его Аравийском побережье сделал, как считали российские дипломаты, полковник Росс, политический резидент Британской империи в Бендер-Бушире. Занимая этот пост более 15 лет (1876–1891), он добился полного контроля Англии над Бахрейном и обширными владениями оманского султана в Юго-Восточной Аравии. Насколько значимы были роль и место этого человека в деятельности Англии в данном районе мира, можно судить хотя бы по тому, что сами англичане называли его «некоронованным королем Персидского залива» (13).

Есть основания полагать, что именно полковнику Россу принадлежала успешно реализованная Англией на практике идея так называемого договорного захвата Британией Аравийского побережья Персидского залива. Суть ее состояла в том, чтобы, играя на межплеменных разногласиях арабов Аравии и стремлении шейхов аравийских уделов к независимости от турок, постепенно утвердиться в княжествах Прибрежной Аравии, превратив их в инструмент Британии по выдавливанию Порты с Аравийского полуострова.

Стремясь подчинить племена Аравии своему исключительному влиянию, писал в 1899 г. русский консул в Багдаде Алексей Федорович Круглов, англичане в их практических действиях делали акцент на заключение с правителями шейхств Прибрежной Аравии разного рода соглашений и договоров — с упором на трактаты о вечном мире. Шейхи племен, дорожа признанием их Англией как самостоятельных и независимых ни от кого правителей, а также обещанием помощи и поддержки в защите их владений от внешней угрозы, шли взамен этого на принятие целого ряда обязательств, дававших Англии право вмешиваться в их дела — под предлогом, скажем, борьбы с пиратством и работорговлей. Договоры и соглашения эти, отмечал А. Круглов, как бы обосновывали «законность патрулирования английской флотилией вод вдоль Аравийского побережья залива». Предоставляли английским политическим агентам (консулам) возможность посещать, по их усмотрению, любой из пунктов в шейхствах Прибрежной Аравии. Британский резидент в Бушире «выступал в глазах и шейхов… высшей судебной инстанцией» (15). Такие договоры были заключены Англией с шейхами «Пиратского берега» (нынешние ОАЭ) и Катара; в подчиненном Англии положении находились Маскат, Бахрейн и Кувейт. С помощью них Англии удалось создать в Прибрежной Аравии плацдарм для наступления на Центральную Аравию. Со всем основанием можно констатировать, подчеркивал А. Круглов, начавшийся переход Англии в ее деятельности в Персидском заливе от так называемой тихой дипломатии к силовому противоборству не только с Османской империей, но и с Францией, Германией и Россией.

О России в Персидском заливе, особенно на его Аравийском побережье, до того как она стала проводить там «политику дела», знали немного. «О российском флаге, сообщал в отчете о командировке в 1897 г. в порты Персидского залива титулярный советник А. Адамов, — прибрежное население понятия не имеет». Надо сказать, что и «суда других наций», не только русских, тоже «редко здесь показываются» (16).

Доминировали в Персидском заливе, рассказывал в своих увлекательных записках о путешествии в те края весной 1902 г. русский ученый Николай Васильевич Богоявленский, три государства: Персия, Турция и Англия. Последняя из них, «ничем не владея de jure, de facto взяла под свое покровительство… часть Береговой Аравии от Маската до Эль-Катифа». Многим местным правителям, арабским шейхам, Англия выплачивала субсидии. Но ставила при этом условием: «с другими государствами Европы без согласования данного вопроса с Британией — не сообщаться».

Для поддержания престижа среди местного населения англичане держали в Персидском заливе «несколько военных судов». Базировались они в Маскате, Бушире и Кувейте, и «в случае надобности» являлись всюду, где нужно было поддержать интересы британского правительства (17).

Специальный отряд кораблей британского флота плотно контролировал главные морские бухты и важные в стратегическом отношении острова в Персидском заливе. В распоряжении английского консула в Багдаде, как следует из документов АВПРИ, находилась канонерка «Комета», а английского политического резидента в Бушире — канонерка «Лоуренс». На морских торговых коммуникациях в Персидском заливе несли патрульно-сторожевую службу корабли «Сфинкс» и «Помона» (18).

Помимо шести кораблей в зоне Персидского залива, четыре военных судна британского флота на постоянной основе базировались в Красном море. Суда «Мелита» и «Генет», к примеру, с экипажем по 130 человек каждое, имели на вооружении по семь орудий (19).

Говоря о роли и месте Англии в Персидском заливе, отмечал в отчете о командировке туда в 1897 г. А. Адамов, нельзя забывать, что английские канонерки, высланные, например из Маската, где базируются британские корабли, в состоянии «запереть вход в Персидский залив в любой момент», когда Англия сочтет это для себя необходимым. Надлежит помнить и о том, что «суда пароходной компании “British India Steam Navigation Company”, построенные по планам Морского министерства Великобритании, во всякое время могут быть приспособлены к военным целям» и использованы в силовых действиях Англии в Персидском заливе. «Можно сказать, — резюмирует А. Адамов, — что Персидский залив для англичан — почти тоже, что Каспийское море для России» (20).

Для реализации своих целей в зоне Персидского залива Англия использовала широко разветвленную сеть агентов, гласных и негласных. «Только штатных представительств, — согласно документам АВПРИ, — у нее насчитывалось там около двадцати» (21).

В зоне Персидского залива, докладывал (05.04.1899) консул Российской империи в Багдаде надворный советник Алексей Федорович Круглов, «целый кокон английских политических агентств, гласных и негласных. В Бушире — генеральный консул, он же политический резидент, с обширным штатом помощников; в Маскате — консул; в Шардже и Дубае, на Бахрейне и в Бендер-Аббасе, в Линге и Джаске — официальные агенты; в Мохаммере — вице-консул; в Фао, Катифе и Катаре — негласные агенты». Та же картина и в Месопотамии: «генеральный консул (он же резидент) — в Багдаде; вице-консул — в Мосуле; официальные агенты — в Неджефе и Кербеле; негласные агенты — в Мандали, Эль-Амаре и Насирии [Насирийи]» (22).

Англичане, замечает А. Круглов, «в клещах держат всю политическую жизнь в Персидском заливе» (23). Мы же почти совершенно лишены возможности следить за тем, что делается, а тем более за тем, что подготавливается на южном побережье Персии, в Южной и Юго-Восточной Аравии, «довольствуясь, несмотря на всю важность там происходящего, сведениями по большей части характера случайного» (24).

«У нас на всем пространстве от Константинополя до Тегерана и от Бомбея до Эрзерума только один наблюдательный пункт — Багдад. При таких условиях быстрота осведомления и точность сведений, естественно, не всегда могут быть достигнуты. Одним словом, должной системы сбора сведений нет.… Надо учредить дополнительный наблюдательный пост, в Бассоре, с назначением в этот пункт русского официального агента в звании вице-консула» (25).

Помимо «штатных политических агентов» Англии, работавших в землях зоны Персидского залива, сообщал А. Адамов, в местах, где не было официальных представителей Британии, действовали «безобидные на первый взгляд английские телеграфисты». В том же Джаске или в Фао, например. Они внимательно наблюдали за происходившими там событиями. То же самое можно сказать, писал дипломат, и об агентах английских торговых домов (Линча и Хоца). И это — без учета «бесчисленного множества агентов» из местного населения, «рассеянных по всем уголкам» обоих побережий Персидского залива. Они точно и своевременно информировали английского политического резидента о действиях в крае персидских и турецких властей, а также о положении дел в шейхствах Прибрежной Аравии. У российского же генерального консульства в Багдаде, единственного в то время дипломатического поста в этом обширном районе мира, не было даже, говорится в отчете А. Адамова, «агентов в таких важных пунктах, как Бендер-Бушир и Мохаммера» (26).

«Радикальное изменение положения вещей», с точки зрения осведомленности России о положении дел в зоне Персидского залива, считали А. Круглов и А. Адамов, могло бы быть достигнуто только при условии открытия в Бушире и Басре русских консульских учреждений «того или иного ранга» (27).

В целях быстрого и позитивного решения данного вопроса конкретно с турецкими властями А. Адамов полагал возможным и даже нужным использовать «бригадного генерала турецкой кавалерии, племянника известного Шамиля, Мухаммеда-пашу Дагестанского [Дагестани], состоявшего некогда при конвое императора Александра II». Влияние в Багдадском пашалыке он, по словам А. Адамова, имел весомое. Чувства к России сохранил самые теплые. Принимал его в Багдаде (1897) радушно; а при прощании устроил даже «торжественные проводы» (28)

Своевременно получая от русских консульств в бассейне Персидского залива сведения о подготавливаемых англичанами тех или иных акциях, отмечал в своих донесениях статский советник Виктор Федорович Машков, служивший тогда секретарем генерального консульства в Багдаде, мы имели бы возможность их парировать. Предлагал рассмотреть вопрос о регулярных заходах в порты Персидского залива и Аравийского моря кораблей Военно-морского флота России, следовавших на Дальний Восток или возвращавшихся оттуда. Таким «сравнительно несложным и недорогим путем», подчеркивал В. Машков, «политическая монополия» англичан в бассейне Персидского залива «была бы поколеблена». Появление в водах Персидского залива русского флага подорвало бы «чрезмерное преклонение прибрежного населения перед Англией». «Пусть на каждые десять английских матросов, высаженных на берег, мы высадим только одного, — писал он, — и единоличному хозяйничанью здесь англичан уже не будет места» (29).

Англичане, как следует из донесений российских дипломатов, пользовались любой возможностью, чтобы расширить и укрепить свое присутствие в бассейне Персидского залива.

Так, «случаи разбойных нападений на английские коммерческие суда, занимавшиеся закупкой фиников по берегам Шатт-эль-Араба, — докладывал А. Ф. Круглов (29.06.1898), — подали английскому генеральному консулу в Багдаде повод предупредить местного мушира [маршала, командующего турецкими войсками] о неизбежности появления британских военных судов в Бассоре для защиты интересов английских подданных». Грабежи торговцев финиками, замечает А. Круглов, «случались каждый год». Но в данном конкретном случае центральное английское правительство, деятельность которого стала принимать в Персидском заливе «решительный характер», отнеслось к делу «весьма серьезно». Лондон даже поставил перед Константинополем вопрос об «уступке Англии участка земли» в Фао — «для возведения здания консульства».

В случае удовлетворения данного требования, делится своими соображениями А. Круглов, надо полагать, что «англичане не замедлят командировать в Фао одно или два военных судна.…И тогда английское консульство, подкрепленное присутствием канонерок, сделается их обсервационным пунктом на севере Персидского залива», прямо у входа в Шатт-эль-Араб. И когда потребуется, англичане будут «иметь возможность запереть в названной реке турецкую флотилию, стоящую в Бассоре,… и воспрепятствовать отправке турецких войск в любой из контролируемых османами прибрежных аравийских пунктов Персидского залива для подавления смут» (30).

Как стало известно, сообщал в донесении министру иностранных дел Российской империи графу Михаилу Николаевичу Муравьеву (1845–1900) русский посол в Турции Иван Алексеевич Зиновьев (18.07.1899), генерал-губернатор Багдада информировал Константинополь о том, что «собранные им сведения подтверждают существование тайного соглашения между Англией и Персией, направленного против интересов Турции». По словам генерал-губернатора, происки англичан «в свете мятежных настроений некоторых арабских племен и неудовлетворительного состояния турецких военных сил в этом крае, могут привести к весьма серьезным последствиям». Турки убеждены, резюмировал И. Зиновьев, что англичане вынашивают далеко идущие замыслы, состоящие в том, чтобы «не только окончательно утвердиться в Египте, но и завладеть также Йеменом, Хиджазом и Священными городами, Меккой и Мединой, дабы лишить султана его верховенства в исламском мире» (31).

«Англичане смотрят на этот край, как на свою собственность, — говорится в одном из донесений А. Круглова (май 1898 г.), — подготавливаясь к его занятию, когда наступит благоприятный момент раздела, считая подобный раздел как бы решенным вопросом. И приходится удивляться лишь тому, каким образом все эти,… оставленные на защиту провидения, кусочки арабско-персидского побережья Залива, не захвачены англичанами окончательно, когда стоит лишь протянуть руку, чтобы взять их» (32).

В последнее время, информировал посла в Константинополе российский консул в Басре А. Адамов (16.09.1902), англичане кратно усилили свою деятельность в крае. Британские военные суда регулярно посещают «турецкие и персидские порты, расположенные по берегам Шатт-эль-Араба». Можно определенно «утверждать, что присутствие английских канонерок на бассорском рейде стало почти обычным явлением». Свое «бесцеремонное хозяйничанье на Шатт-эль-Арабе» англичане оправдывают тем, что «воды этой реки, якобы, далеко не спокойны»; и вследствие бездействия Турции по установлению здесь «правильного полицейского надзора и обеспечению прибывающим сюда иностранным парусникам полную безопасность Англия принуждена собственными военными судами охранять свою торговлю и оберегать от нападений пиратов корабли своих индийскоподданных». Стремления и усилия англичан до очевидности «направлены к тому, чтобы установить и в здешних водах тот же порядок вещей, какой им удалось создать на Персидском заливе». Только за период с июня по октябрь 1902 г., доносил А. Адамов (14.11.1902), и только английские канонерки, базирующиеся в Персидском заливе (“Sphinx”, “Lawrence”, “Redbreast”, “Lapwing”), «посетили Бассору 14 раз; каждое судно стояло в порту в среднем не менее недели» (32*)

С самого начала своей деятельности, рассказывают документы АВПРИ, русское генеральное консульство в Багдаде вынуждено было сосредоточить основное внимание на вопросе «поступательного надвижения Англии на Бассору и берега Персидского залива как на самом существенном элементе военно-политической обстановки в этом районе» (33).

Для меня «ясно как день», писал В. Машков, занявший пост генерального консула в Багдаде, что Англия решила завладеть долиной Тигра и Евфрата, а также всем Аравийским побережьем Персидского залива. Проживающие в Багдаде англичане, «как гражданские, так и принадлежащие к офицерским сферам, не скрывают своего глубокого убеждения, что, рано или поздно, эти намерения их правительства осуществятся». Они смотрят и на Месопотамию, и на Аравию как на «свое наследие». И, похоже, что для осуществления этих далеко идущих замыслов, для реализации «страстно подготавливаемого Англией раздела территориальных владений Турции в Аравии и Ираке Арабском», Лондон ожидает лишь первой удобной возможности, как-то: «большой европейской войны» (34).

Англия, докладывал (11.03.1899) надворный советник Алексей Федорович Круглов, внимательно наблюдает за всем происходящим в районе Персидского залива. Недавнее появление британского военного судна «Эклипс» с адмиралом Дугласом у побережья Аравии имело целью напомнить арабам Залива о силе королевского флота. Судя по всему, очень тревожит англичан факт проникновения в Персидский залив русского капитала. Политическому резиденту в Бушире, взятому на борт «Эклипса» приказано было «тщательно исследовать дело о пребывании в Куэйте [Кувейте] русских купцов, о приезде коих англичанам тотчас же донес их секретный агент, г-н Бэкли, телеграфист в Фао» (35).

«Прибывающие сюда чиновники англо-индийской службы, — подчеркивал А. Круглов, — все, без исключения, русофобы». Напуганные действиями русских, особенно со стороны сухопутной границы Индии, «они во все глаза смотрят за всяким шагом иностранца, а тем более русского, видя за каждым из них полки русской армии», уже надвигающиеся на их колониальные владения в Индии и в Персидском заливе. «Я имел возможность, — продолжает он, — лично испытать на себе это, с позволения сказать, “удовольствие”, когда во время пребывания в Карачи за мной неотступно следовали четыре секретных агента». Записывали все, что мной покупалось. Снимали копии со всех моих телеграмм, несмотря на то, что «я и не скрывал своего звания». Появление любого иностранца в зоне Персидского залива, а тем более русского, сейчас же, по словам, А. Круглова, преподносилось англо-индийской прессой как «признак интриг, плетущихся против Англии» (36).

В донесении генерального консула Российской империи в Бомбее Василия (Вильгельма) Оскаровича фон Клемма (1861–1938) от 23 августа 1902 г. сообщается об «озлобленном тоне против России», которым буквально «дышали» в то время «все англо-индийские суждения о действиях и намерениях русских в Азии» (37).

В одной из последующих своих депеш В. фон Клемм в качестве примера такого «озлобленного тона» англичан приводит выдержку из статьи, опубликованной в газете «The Times of India» от 4 сентября 1902 года. «Как только Россия утвердится в Персидском заливе, — говорится в ней, — и обе державы, Англия и Россия, станут… там лицом к лицу, чувство небезопасности… нашей в Индии немедленно усилится.…Россия не преминет воспользоваться своим новым положением в Персидском заливе для давления на Англию.…Даже теперь, когда Россия находится за сотни миль от границ Индии, ей стоит только передвинуть несколько сот солдат по Закаспийской железной дороге, чтобы вся Индия встрепенулась» (38).

Нельзя не видеть, отмечается в годовом отчете российского генерального консульства в Багдаде за 1893 г., что англичане, «несмотря на свое и без того уже исключительное положение» в Южной Аравии, «не переставали в отчетный период времени стремиться к еще большему упрочению своего могущества». Смысл их действий — «постепенный захват в свои руки всего Оманского побережья». Цель их деятельности для всех уже настолько очевидна, что «побудила пребывающего здесь французского представителя… возобновить в 1893 г. ходатайство перед своим правительством о необходимости учреждения в Маскате французского агентства, а также об… установлении в Персидском заливе рейсов какой-либо французской компании, чтобы создать там этим хоть какой-то противовес англичанам» (39).

«Я уже имел честь довести до сведения Императорского посольства, — писал в 1896 г. наш генеральный консул в Багдаде российскому послу в Константинополе, — о замеченных в последнее время настойчиво-агрессивных действиях англичан в Персидском заливе» (40). Цель этих действий — превратить Персидский залив в «английское закрытое озеро».

«Намерения англичан завладеть Месопотамией, и особенно ее житницей, Багдадским вилайетом, — делится своими наблюдениями и соображениями в известном уже читателю отчете о командировке в 1897 г. в порты Персидского залива А. Адамов, — не подлежат никакому сомнению. Данный вопрос представляется важным для России, так как с переходом Ирака Арабского в руки англичан под их контролем окажутся Неджеф и Кербела, Священные места для мусульман шиитского толка, которыми богато наше Закавказье», со всеми вытекающими из этого возможностями для англичан в плане оказания на них соответствующего влияния (41).

Деятельность генерального консульства Российской империи в Багдаде трактовалась англичанами не иначе как разведывательно-диверсионная, сориентированная, целиком и полностью, на подрыв влияния Британской империи в Персидском заливе и умаление ее престижа в Месопотамии.

Под таким углом зрения, как следует из донесения А. Ф. Круглова (29.06.1898), англичане рассматривали посещение Персидского залива, Аравии и Месопотамии всеми русским путешественниками, учеными и даже предпринимателями и купцами. В 1892 г., например, в Багдаде по пути в Северную Аравию останавливался барон Нольде. Тамошний английский генеральный консул, полковник Моклер, доносил о поездке русского барона, как о разведывательной, имевшей, дескать, целью сбор сведений для разработки русскими, при участии их миссии в Джидде, плана конкретных действий в Неджде (42).

Пытаясь не допустить укрепления позиций России в Персидском заливе, Англия, по выражению российских дипломатов, «не гнушалась ничем»; распространяла «заведомо неверную информацию» о намерениях Санкт-Петербурга в этом районе мира. «С некоторых пор, — докладывал А. Круглов (12. 08.1897), — здесь стали, более чем когда-либо, распространяться слухи о том, что по Персидскому заливу, то и дело, снуют русские шпионы; что русское правительство посылает туда целый флот; назначило консула в Маскат и намерено захватить Бендер-Аббас и Куэйт [Кувейт]. Слухи эти усиленно подогреваются английской прессой и английскими агентами, имеющими, очевидно, целью, во что бы то ни стало, навязать общественному мнению мысль об опасности, грозящей Персидскому заливу со стороны стремящейся сюда России» (43).

В том, что касалось деятельности России в Персидском заливе, отмечал Алексей Федорович Круглов, англичане «всячески сгущали краски». В целях распространения ложных слухов использовали даже служебные поездки русского консула в Исфахане, действительного тайного советника, князя Аристида Михайловича Дабижа (1852–?) по своему консульскому округу, включая Бушир и Мохаммеру. Английское политическое агентство в Басре пыталось, было, пустить слух, что путешествующее по краю важное лицо, князь Дабижа, есть «не более как русский шпион», который будет задержан в Мохаммере (44).

«Англо-индийские агенты на юге Персии и в Багдадском пашалыке, — говорится в одном из донесений А. Круглова за август 1899 г., — усиленно распространяют… слухи о неких агрессивных замыслах русских в отношении Персидского залива», всячески стараются очернить Россию. Так, они пытались внушить коренному населению, что беспорядки, происходившие в Бендер-Бушире вследствие предпринятых там властями карантинных мер против чумы, «стеснительных для края», были инициированы, дескать, все теми же русскими, конкретно консулом России в Исфахане. Цель всех этих акций — «возбудить недоверие к политике России» (45).

На «крючки антирусской пропаганды бриттов», как свидетельствуют документы АВПРИ, попадались не только персы и арабы, но и дипломаты-профессионалы крупных европейских держав. Подтверждением тому — донесение в Париж посланника французской миссии в Тегеране г-на Сугарта (от 18 января 1900 г.), содержавшее, в частности, «испеченную» англичанами «информацию» о «переброске с Кавказа к границам Афганистана 60-тысячного русского экспедиционного корпуса». При этом посланник ссылался на «заслуживающий внимания источник» — главу афганского представительства в Константинополе, что придавало такой, с позволения сказать, «информации» повышенное звучание (46).

Неплохо сработал и запущенный англичанами слух о якобы имевшем место «зондировании Россией вопроса об аренде Бендер-Аббаса, сроком на 25 лет». На него клюнули практически все дипломаты, аккредитованные в то время в странах зоны Персидского залива и в Санкт-Петербурге (47).

Путешествовавший недавно по Индии с научной целью коллежский асессор Николай Васильевич Богоявленский, сообщал российский генеральный консул в Бомбее статский советник фон Клемм (05.09.1902), рассказывал, что «за ним всюду, буквально по пятам», следовали агенты индийской полиции; следили за каждым его шагом. Стоило ему сойти на какой-нибудь станции, как тотчас же к нему «подходил какой-нибудь субъект, спрашивал и записывал его фамилию; и допытывался, зачем и почему он приехал». Во время пребывания в Бомбее, если, случалось, он с кем-нибудь заговорит, то приглядывавший за ним сыщик непременно интересовался потом у того же лица, «о чем говорил с ним приехавший сааб [господин]». Похоже, замечает, фон Клемм, что «традиционный страх перед русскими» у англичан в Индии не только не притупился, напротив, — окреп.

Представляется, что муссированию слухов о неких тайных помыслах России в отношении Персидского залива способствовала и сама российская пресса. Горячо ратуя за активизацию деятельности Российской империи в Персии, она «настойчиво», как можно понять из архивных документов, высказывалась за необходимость для России «пробиться к Персидскому заливу и открыть выход в Индийский океан», давая тем самым обильную пищу для разговоров и всякого рода домыслов относительно «прыжка русских» в Персидский залив (48).

Иностранная пресса, информировали Санкт-Петербург русские дипломаты, «считая все эти сообщения за полуофициальные, искренне или неискренне, но приписывала подаваемые в них рассуждения самому Императорскому правительству», заставляя общественное мнение своих стран обратить на них серьезное внимание. «Дисциплинированные англо-индийские листки», к примеру, как по команде, разворачивали вслед за такими публикациями целенаправленные шумные пропагандистские кампании. Запугивая общественное мнение Англии страшными завоевательными планами России, намерением захватить Бендер-Аббас, они давали тем самым мотивированный предлог своему правительству для разворачивания действий, направленных против деятельности России в Персидском заливе» (49).

Встревоженные активизацией деятельности России в бассейне Персидского залива, англичане стали проявлять повышенное внимание к действиям и акциям, нацеленным на демонстрацию местному населению величия, богатства и мощи Британской империи.

Английский консул, полковник Моклер, докладывал русский генеральный консул в Багдаде, «по-видимому, крайне озабочен тем престижем, которое приобрело здесь Императорское генеральное консульство». И поэтому «старается произвести впечатление на местное население различными театральными эффектами, долженствующими напомнить арабам о могуществе Англии, ее исключительном положении в Персидском заливе… Английский стационер “Комета” без всякой надобности слишком уж часто прогуливается под парами по Тигру» (50).

Англичанами, писал российский дипломат, учитывалась «любая мелочь», способная повлиять на их престиж среди местного населения. Вопрос о поддержании должного имиджа Британской империи как «владычицы Персидского залива» — один из главных в деятельности ее дипломатических представительств в этом крае. Борьба за завоевание и привлечение на свою сторону симпатий арабов Аравии и Месопотамии ведется бриттами целенаправленно и напористо.

Английское консульство в Багдаде, указывал в отчете о командировке в 1897 г. в порты Персидского залива титулярный советник А. Адамов, «обставлено блистательно. Помимо 12 кавасов [стражей-привратников], при консульстве состоит конвой из 25 сипаев». Надо сказать, что все это производит должный эффект, и играет на повышение престижа Англии (51).

В АВПРИ хранятся два интересных документа, связанных с деятельностью Аркадия Александровича Орлова, возглавившего в 1910 г. генеральное консульство Российской империи в Багдаде. Один из них сжато и емко отражает цели и задачи российской дипломатии в Месопотамии в начале XX столетия, а другой содержит в себе заслуживающие внимания сведения о самом Багдадском вилайете тех лет. Речь идет об инструкции посла в Константинополе коллежскому советнику А. А. Орлову, командированному на работу в Багдад, и о составленном им «Административно-статистическом обозрении Багдадского вилайета».

«Считаю необходимым, — говорится в инструкции посла, — снабдить Вас некоторыми указаниями, коими Вы имеете руководствоваться в Вашей будущей деятельности в крае, политическое и экономическое значение которого привлекает к себе самое пристальное внимание».

Прежде всего, «на Вас лежит забота о защите интересов русскоподданных, имеющих в крае оседлость, а равно и тех, которые пребывают там временно, каковыми являются преимущественно паломники-шииты и разного рода торговцы».

Охрана прав и интересов купцов и предпринимателей, «и вообще содействие русской торговле во вверенном Вашему управлению консульском округе, — подчеркивалось в инструкции, — должна составлять предмет Вашего особого попечения».

Внимательно «надлежит следить за всем, что происходит на турецко-персидской границе».

Прибыв на место, следует выяснить:

— «какие последствия для нашего хлебного экспорта» имела бы реализация «проекта инженера Виллкокса (Willcocks) по обводнению пустынь и осушению болот в Месопотамии»;

— возможна ли «широкая миграция в Месопотамию евреев… и массовое их поселение в долине Евфрата»;

— насколько сильна среди местного населения «национальная арабская идея»;

— «что происходит в спорной турецко-персидской зоне».

Из инструкции следует, что, осуществляя «наблюдение за дислокацией турецких войск в Месопотамии и их военными экспедициями в Турецкой Аравии», А. Орлов мог использовать в своих донесениях сведения «офицера русского Генерального штаба г-на Бензенгера, который действовал в Мосуле в гражданском чине», под прикрытием вице-консула.

Большое внимание уделено в инструкции указанию по выстраиванию отношений с «пребывающим в Багдадском консульском округе (Кербеле и Неджефе) высшим шиитским руководством». Путем «пропаганды в среде многочисленных шиитских паломников, — отмечал посол, — шиитское духовенство может оказывать сильное влияние на настроение умов и в нашем Закавказье». Поэтому «Вам надлежит войти в непосредственные и дружественные сношения с главнейшими муджтахидами [авторитетными мусульманскими законоведами] в целях своевременного и обстоятельного разъяснения… этим лицам тех вопросов, которые могут у них возникнуть по поводу тех или иных распоряжений русской администрации на Кавказе».

Что касается «области русских торгово-промышленных интересов, — указывалось в инструкции, — то Вам следует иметь в виду, что усилия Императорского правительства, направленные к развитию нашего вывоза в Месопотамию, Южную Персию и Прибрежную Аравию, уже увенчались некоторым успехом… Отдельные статьи такового (керосин, сахар, стекло) завоевали себе прочное положение на местных рынках».

Для внесения конкретных предложений, подчеркивалось в инструкции, «Вам надлежит лично ознакомиться с краем путем возможно частых объездов важнейших его пунктов».

Турецкое правительство, информировал А. Орлова посол в Константинополе, назначило на должность генерал-губернатора Багдадского вилайета генерал-лейтенанта Назима-пашу. Он, к сведению, «находился в составе чрезвычайного посольства, отправленного султаном в Ливадию минувшей [1909 г.] осенью для приветствий Императорских Величеств, где удостоился… милостивого внимания Государя Императора и пожалован был одним из высших русских орденов». Все это, как представляется, резюмировал посол, «даст Вам возможность поставить Ваши отношения с генерал-губернатором на исключительно благоприятную для русских интересов почву» (52).

Заслуживают внимания исследователей-востоковедов и сведения, содержащиеся в «Административно-статистическом обозрении Багдадского вилайета», составленном (05.04.1910) коллежским асессором Аркадием Александровичем Орловым.

«Багдадский вилайет, — рассказывает А. Орлов, — образовывавший когда-то одну из величайших провинций Турции и простиравшийся от Диярбакыра [неофициальная столица Турецкого Курдистана, расположена на реке Тигр] до Йемена и от персидской границы до пустыни Сахра-эш-Шамие, выделил из себя сначала, в 1868 г., Мосульский вилайет». Он состоит из санджаков Мосул, Шехризор (иначе Киркук) и Сулеймания [Сулейманийа]. Затем, в 1894 г., на ряде отделенных от Багдадского вилайета территорий был образован Бассорский вилайет, в который вошли санджаки Бассора, Неджд, Мунтафик и Амара. Ныне Багдадский вилайет включает в себя три санджака: Багдад, Кербела и Дивания [Диванийа]. «В сторону Аравийской пустыни этот вилайет с другими административными округами Турции точно не разграничен».

Всего «оседлого населения в вилайете 858 000 человек», в том числе 785 500 мусульман; «из них суннитов — 309 000, и шиитов — 485 500».

Согласно данным, приводимым А. Орловым, в 1910 г. в Багдадском вилайете проживало «7 000 христиан; из них — 50 греков-православных; 800 — европейцев и 53 500 — евреев».

Город Багдад, центр вилайета, пишет А. Орлов, расположен на обоих берегах Тигра; основан в 762 г., халифом ал-Мансуром. «Имеет около 200 тысяч жителей». Из них «22 % — евреи, 2 % — халдеи и 2 % — армяне григорианского вероисповедания».

Административная и военная власть вилайета — в руках Назима-паши, являющегося валием (генерал-губернатором) и командующим VI-м корпусом.

Годовой торговый оборот вилайета — 22 млн. рублей, «из коих на ввоз приходится около 15 млн., а на вывоз — 7 млн.».

В вилайете в то время насчитывалось «66 мусульманских учебных заведений; значительное число еврейских хедеров [религиозных начальных школ]; 4 читальни;7 типографий; 14 книжных магазинов; 145 мечетей; 33 тюрбе [гробниц-мавзолеев и усыпальниц], 8 церквей и 24 синагоги».

В Багдаде было «250 ханов [постоялых дворов] и 28 бань; 280 кофеен и 52 чайных; 35 кондитерских и 22 хлебопекарни; 22 аптеки; 116 мельниц и 200 ткацких мастерских; 2 мыльных и 16 гончарных заводов».

Казу Ханекин (Ханакин), что «в 159 километрах к северу от Багдада», А. Орлов характеризует «главным пунктом прохода шиитских паломников из Персии и с Кавказа». Казу Неджеф, что «в 150 километрах к югу от Багдада и в 5 километрах от Куфа», описывает как «место паломничества шиитов к могилам имама Али ибн Аби Талиба и дочерей имама Хасана»; как «местопребывание первостепенных муджтахидов [авторитетных мусульманских законоведов]». Сообщает, что в городе Неджеф с 4 тысячами жителей имелось «2 школы, 8 мечетей, 10 кофеен и 15 чайных».

Еще одним Священным для мусульман-шиитов местом называет санджак Кербелу, что в «80 километрах на юго-запад от Багдада». Именует его «местом поклонения третьему шиитскому имаму Хусейну и его детям, Али Акбару и Али Асгару, и другим шиитским святым».

Количество пилигримов-шиитов, прибывавших в Месопотамию в сезон паломничества, составляло, по сведениям, приводимым А. Орловым, «до 150 тысяч человек» (53).

Работа российской дипломатической миссии в Багдаде, отслеживавшей положение дел в Аравии, требовала от ее сотрудников знания арабского языка. Поэтому российский посол в Константинополе в своем обращении (17.01.1910) к министру иностранных дел, Сергею Дмитриевичу Сазонову (1860–1927), ставил вопрос «о назначении секретарем генерального консульства в Багдаде — на место надворного советника Ивана Михайловича Якиманского (1880–193??), покинувшему Багдад по состоянию здоровья, — коллежского асессора Михаила Михайловича Попова, хорошо знающего арабский язык» (54).

Примечания

Петр Егорович Панафидин (1848–?) — русский дипломат-востоковед; статский советник. Служил консулом Российской империи в Багдаде, Исфахане (с 18.02.1897), Мешхеде (Хорасане, 1898–1903) и генеральным консулом в Константинополе (1903–1910).

Гавриил Владимирович Овсеенко (1870–1916) — русский дипломат, титулярный советник. «Г. Овсеенко, причисленный к Азиатскому департаменту МИД и назначенный на должность секретаря и драгомана Российского Императорского консульства в Багдаде, — говорится в документах АВПРИ, — прибыл к месту службы 12 июня 1898 г. и вступил в отправление своих обязанностей» (55).

«Циркуляром от 16.03.1901 г. Г. Овсеенко был назначен секретарем» открывшегося в Бушире генерального консульства, куда «выбыл из Багдада в августе 1901 г.». С 10.11.1911 по 21.05.1913 гг. был консулом в Исфахане, затем — консулом в Реште (Персия), где и умер (56).

Николай Дмитриевич Остен-Сакен (1831–1912) — российский дипломат, граф, уроженец Чернигова, представитель известного остзейского дворянского рода, пожалованного графским достоинством Российской империи, действительный тайный советник (с 1896 г.).

Окончил Ришельевский лицей в Одессе. Поступив в МИД (1852), служил при дипломатической канцелярии наместника Царства Польского и чиновником особых поручений при главнокомандующем армией во время Крымской войны 1853–1856 гг. Занимал разные должности в российских миссиях в Гааге, Мадриде, Швейцарии, Турине, Мюнхене и Дармштадте. С марта 1895 г. и до конца жизни, по май 1912 г. (скончался в Монте-Карло), — чрезвычайный и полномочный посол в Берлине.

Был женат на княгине Марии Ильиничне Голицыной, дочери князя И. А. Долгорукова и вдове тайного советника, посла в Испании князя М. А. Голицына.

Владел богатыми имениями в Херсонской и Владимирской губерниях (57).

Сергей Владимирович Тухолка (1874–1954) — русский дипломат-востоковед, уроженец Владимирской губернии, действительный статский советник.

Окончил факультет восточных языков Санкт-Петербургского университета. Служил в российских дипломатических миссиях в Константинополе и Джидде (с 19 апреля по конец ноября 1901 г.), Дамаске и Багдаде, Призрене (Сербия), в Косовской Митровице, Скопье, Басре и Варне.

В личном деле С. В. Тухолки, хранящемся в АВПРИ, содержатся следующие сведения о последних годах его службы в МИД. В конце февраля 1914 г. статский советник С. Тухолка «был командирован в Императорское посольство в Константинополе для занятия должности первого драгомана посольства, обязанности какового исполнял с 1 марта по 18 октября 1914 г., то есть до выезда посольства из Константинополя по случаю начала войны с Турцией».

В августе 1916 г. рассматривался вопрос о «возложении на С. Тухолку обязанности начальника Отдела печати МИД вместо отъезжавшего в загранкомандировку Орлова».

В феврале 1917 г. С. Тухолка был командирован «чиновником МИД при штабе командующего Черноморским флотом (23.02.1917)». В телеграмме вице-адмирала Александра Васильевича Колчака (05.02.1917), командующего Черноморским флотом, говорится: «Усердно прошу о назначении состоящим при мне представителем МИД статского советника Тухолку, в высшей степени полезного и опытного сотрудника по решению вопросов, возникающих на Черноморском театре».

С 1920 г. С. Тухолка жил в эмиграции; сначала — в Константинополе, где, будучи представителем при Лиге Наций, занимался защитой интересов русских эмигрантов; затем — в Париже (с 1922 г.). Скончался во Франции; был похоронен на кладбище Пантен, в пригороде Парижа (58).

Михаил Николаевич Муравьв (1845–1900) — министр иностранных дел Российской империи (1897–1900). Окончил Гейдельбергский университет. Служил в российских миссиях в Берлине, Париже и Копенгагене. Будучи министром иностранных дел, занимался организацией Гаагской мирной конференции (1899). Похоронен в Санкт-Петербурге (в церкви Григория Богослова).

Василий (Вильгельм) Оскарович фон Клемм (1860–1938) — российский дипломат-востоковед, уроженец Санкт-Петербурга. Окончил Лазаревский институт восточных языков (1885) и Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте МИД. Служил секретарем и драгоманом Политического агентства в Бухаре. Состоял в должности чиновника МИД для пограничных сношений при начальнике Закаспийской области генерал-лейтенанте А. Н. Куропаткине. Первым возглавил российское генеральное консульство в Бомбее (1900), чем, как следует из документов АВПРИ, весьма «опечалил» вице-короля Индии лорда Керзона, ярого русофоба и апологета британской политики в Азии. В обращении к госсекретарю по делам Индии лорду Гамильтону лорд Керзон писал, что русский консул фон Клемм ему хорошо известен по делам в Центральной Азии, что послан он в Бомбей неслучайно, не только ради целей коммерческих, и что «приглядывать за ним в Индии будут зорко».

После Бомбея, где проработал шесть лет (1900–1906), В. фон Клемм руководил российской миссией в Мешхеде (1906–1908). По возвращении в Санкт-Петербург (1908) состоял чиновником для особых поручений при министре иностранных дел. Перед 1-ой мировой войной возглавил 3-й (Среднеазиатский) отдел МИД.

После революции 1917 г. был представителем адмирала Александра Васильевича Колчака (1874–1920) во Владивостоке (до образования Дальневосточной республики). Затем эмигрировал в Китай, откуда перебрался в Берлин, где и умер (59).

Инициировал создание Общества русских ориенталистов и стал его председателем.

Аристид Михайлович Дабижа (1852–?) — российский дипломат-востоковед, князь. Служил консулом (1897–1903) и генеральным консулом (1903–1908) в Исфахане. Затем возглавлял генеральное консульство в Мешхеде (1913–1915), где, по его приказу, расстреляли мятежников, выступивших против шаха и укрывшихся в мавзолее имама Резы (60).

Дабижа — знатный молдавский княжеский род, происходящий из Константинополя. Евстратий Дабижа был князем-государем Молдавско-Валашского государства (1662–1665). В 1812 г., когда Восточная Молдова отошла к России и стала Бессарабской областью, род Дабижа переселился в Херсонскую губернию.

Александр Алексеевич Адамов (1870–?) — русский дипломат-востоковед. Родился 19 мая 1870 г. в Санкт-Петербурге; «веро исповедания православного; крещен 12 июня 1870 г.». Отец — Алексей Александрович Адамов, надворный советник, заслуженный преподаватель (математики и физики) Ларинской гимназии (Санкт-Петербург), секретарь Педагогического совета гимназии, выпускник Санкт-Петербургского университете, «из обер-офицерских детей». Мать — Мария Александровна.

В дипломе Александра Алексеевича Адамова указано, что он «выслушал полный курс наук по Арабско-Персидско-Турецко-Татарскому отделению факультета восточных языков Императорского Санкт-Петербургского университета. Показал успехи по арабскому, персидскому и османскому языкам», по истории и литературе этих стран. «Удостоен диплома 1-ой степени (31 августа 1891 г.)». Продолжил обучение на Учебном отделении восточных языков при Азиатском департаменте МИД (1892–1894), по окончании которого, «указом Его Императорского Величества от 2 декабря 1894 г., произведен в чин коллежского секретаря с причислением к Азиатскому департаменту МИД». 25 декабря 1894 г. «приведен к присяге». Дал подписку, гласившую: «Я, нижеподписавшийся, дал сию подписку в том, что ни к каким масонским ложам и другим тайным обществам, под какими бы… названиями они существовали, не принадлежу и принадлежать не буду. Причисленный к Азиатскому департаменту МИД Александр Алексеевич Адамов» (61).

Служил в Месопотамии (консулом в Басре и Багдаде) и в Персии (консулом в Кермане). Автор ряда интереснейших работ (опубликованы в Сборнике консульских донесений) об истории, культуре, этнографии и торговле Ирака Арабского, Верхней Аравии и Персии.

Иван Михайлович Якиманский (1880–193?) — русский дипломат, надворный советник, сын консула Российской империи в Алеппо (Сирия), Михаила Якиманского. Обучался в гимназии Карла Мая (1892–1894) и в Императорском училище правоведения, по окончании которого (1901) поступил в МИД. Служил секретарем генерального консульства в Багдаде (о дальнейших местах службы неизвестно). Умер в эмиграции, в Афинах (62).

Михаил Михайлович Попов — русский дипломат, титулярный советник, выпускник Лазаревского института (1903). Будучи причисленным к МИД служил секретарем консульства в Багдаде (1903–1904), управляющим консульством в Басре (1904–1905), секретарем генерального консульства в Урге (1905–1906, 1913) и консульства в Харбине (1907–1912).

Сергей Дмитриевич Сазонов (1860–1927) — русский дипломат, министр иностранных дел Российской империи (1910–1916), дворянин, гофмейстер, член Государственного совета (с 04.09.1910), уроженец Рязанской губернии.

После окончания Александровского лицея поступил на службу в МИД. Работал 2-м секретарем посольства в Лондоне (с 1890 г.); секретарем русской миссии при Ватикане (1894–1904); советником посольства в Лондоне (1904–1906); министром-резидентом при папе римском (1906); посланником в США (с 1907 г.). В сентябре 1910 г. стал управляющим МИД, а в ноябре того же года — министром иностранных дел (1 августа 1914 г. принимал от германского посла ноту об объявлении войны). В январе 1917 г. был назначен послом в Великобританию, но выехать к месту службы из-за февральских событий в России не успел.

После октябрьского переворота принимал активное участие в Белом движении. В 1918 г. входил в состав Особого совещания при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России А. И. Деникине; в 1919 г. состоял министром иностранных дел Всероссийского правительства А. В. Колчака и А. И. Деникина. Был членом Русского политического совещания, которое, по замыслу лидеров Белого движения, должно было представлять интересы России на Парижской мирной конференции.

Автор интересных «Воспоминаний» (1927) о годах службы на посту министра иностранных дел.

Женой С. Д. Сазонова была Анна Борисовна Нейдгарт, сестра супруги П. А. Столыпина.

Скончался С. Д. Сазонов в Ницце; похоронен на русском кладбище (63).

Валериан Всеволодович Жадовский (1836–1916) — русский дипломат, тайный советник. После окончания Императорского Александровского лицея поступил на службу в Азиатский департамент МИД (1857). Работал помощником секретаря, а затем младшим секретарем российской миссии в Константинополе (1859–1869). В 1869 г. был переведен на должность старшего секретаря русской миссии в Лиссабоне. Управлял генеральным консульством в Корфу (с 1875 г.); занимал должность советника посольства в Константинополе (с 1889 г.). Впоследствии служил послом в Сербии (1897–1899), Португалии (1899–1902) и в Швейцарии (1902–1906).

В 1906 г. вышел в отставку. Скончался в Риме(14.04.1916); похоронен на кладбище Тестаччо (64).