Кровная месть. Чеченская вендетта

Ибрагим Хараев

В центре повествования – история взаимоотношений двух чеченских родов, которые волею судьбы были втянуты в состояние кровной мести, продолжавшейся почти 225 лет. В романе изображены последствия, к которым приводит этот суровый древний обычай, когда в него втягиваются часто случайные и ни в чём не повинные люди, и как жестоко расплачиваются потомки за необдуманные действия своих предков.

Глава 3. Руслан в армии

Неразделимы белых два крыла —

То к справедливости любовь и доброта.

Он избран Богом, духом окрылён,

И тяжек путь его на поприще благом…

Ты чувствуешь глухую мира боль

И рвешься залечить чужие раны.

Где благодарность?.. Но не важно столь…

Пусть ноют сердца, тела раны…

Честь уронить нельзя, ничтожна смерть,

Великодушие — редчайшая отвага,

Наперекор всему имей свой манифест,

Достойный образ — вечная награда.

Когда Руслану исполнилось восемнадцать лет, ему, как и всем его сверстникам, пришла повестка в армию. Защиту Родины он считал своим долгом. И ему очень хотелось попасть в Афганистан, чтобы сражаться там против врагов.

Руслан никогда не опаздывал и явился к кабинету военкома Воронина ровно в назначенное время. Он уже хотел открыть учебник английского, чтобы скоротать время в ожидании, но увидел, как по коридору, чуть прихрамывая, идет сам подполковник — высокий, подтянутый человек лет пятидесяти.

— Вы ко мне, молодой человек?

— Так точно, товарищ подполковник! — Руслан вскочил.

— Ух ты, глянь на него, воин! Твоя фамилия… — он попытался вспомнить, — проклятая контузия. Так как твоя фамилия, воин?

— Дадиев, товарищ подполковник.

— Да, точно, Дадиев. Ну ладно, проходи, поговорить надо. — Они вошли в кабинет. — Небось, на гражданке хочешь остаться, а?

— Никак нет, товарищ подполковник!

— Да что ты заладил «товарищ подполковник, товарищ подполковник». Ещё не в армии, успеешь, — он улыбнулся. — Кто тебя этому научил? Дорофеев, что ли?

— Так точно… Да, товарищ подполковник!

— Тот ещё орел. Всё такой же строгий?

— Да нет, он очень хороший, мы его все уважаем.

— Знаю, знаю, его студенты особенно хороши: собрать, разобрать автомат Калашникова умеют отлично. Сам-то за сколько справишься, а?

— За пятнадцать секунд.

— За сколько? За пятнадцать секунд?

— Так точно, товарищ подполковник!

— Ты знаешь, какой норматив на «отлично»?

— Знаю, от восемнадцати до тридцати секунд.

— И что? Зачем тебе так быстро собирать его, а?

— Ну как же, товарищ подполковник, если на войне надо будет рожок поменять, ну, или затвор заклинит. Там надо всё по-быстрому.

— Причём тут война? Ты что, служить идешь или воевать? — Офицер вдруг задумался. — Хорошо, спрошу тебя прямо: ты где хочешь служить?

— В Афгане, товарищ подполковник.

— Етить твою мать, ещё один герой… — сказал Воронин, закуривая сигарету. — Слушай, я там четыре года провёл. Ты видишь, что у меня с ногой? Видишь? — раздосадованный, он встал из кресла.

— Да.

— Так вот, я там на мине подорвался. Со мной понятно, я сам этот путь выбрал давным-давно. А тебе-то чего неймётся, а? Зачем тебе Афган?

— Ну, вы же там были, да и другие ребята защищают там нашу родину.

— «Там» это ты правильно сказал. Там, а не здесь. Родину обычно защищают на своей земле, а если ты воюешь где-то на чужой, то я сомневаюсь, что это защита Родины. В общем, слушай меня, умник. Садись и давай поговорим, как мужчина с мужчиной.

— Давайте, — сказал Руслан, всё ещё не понимая Воронина.

— Через год я ухожу на пенсию. Я, как и многие другие, совершал и хорошее, и плохое. Мне уже пятьдесят, я прожил больше половины своей жизни, как говорится, стою одной ногой в могиле. Я дал себе слово, что за этот год я сделаю всё, чтобы мальчишки, особенно такие, как ты, не попали на войну, в Афган. Ты меня понял?

— Почему «такие, как я»? Я что, хуже других?

— Нет, ты не хуже и не лучше. Ты — сирота. Вот, смотри, — он достал пачку фотографий молодых парней. — Этих ребят больше нет. Они все погибли там, и четверо из них были сироты. Как и ты, понимаешь? Они могли бы жить, жениться, завести свои семьи. Но их больше нет. Понятно, всех оградить от войны я не смогу. Но таких, как ты, я не отправлю, ты понял? — он потянулся за новой сигаретой. — В общем, через месяц будет отправка солдат на Сахалин. Это очень далеко, особенно от Афганистана. Будешь служить в стройбате, заработаешь денег, после армии они тебе понадобятся. И на этом — точка. Можешь идти. И ещё… Этот разговор — строго между нами, хорошо?

Руслан вышел из кабинета, чувствуя какое-то опустошение, — он так мечтал попасть в Афган. Но Юрия Андреевича он понимал, ведь подполковник желал ему добра. Плюс ко всему, только сейчас, в восемнадцать лет, Руслан впервые осознал себя сиротой. Он — один, и умирать в его планы не входило. Он думал: как только вернётся из армии, он обязательно, не откладывая, женится. Но прежде, конечно, он влюбится. И это произойдёт именно так, как было у его родителей, как рассказывала ему мама. Он вдруг принялся вспоминать родителей, как вспоминал в первые годы после их смерти. Ему хотелось жить, но сейчас на душе было так же, как в тот день, когда они погибли. Ему захотелось навестить их могилы, которые были рядом друг с другом, как и они сами были вместе всю жизнь, с самой свадьбы.

Огромный Ил-86 оторвался от взлётной полосы в Грозненском аэропорту. Многие смотрели в иллюминаторы, махали рукой, прощаясь с любимым городом. Руслан занял своё место и сразу уснул мертвецким сном. Проснулся он, только когда самолет приземлился в аэропорту Хабаровска. Многие призывники из Грозного здесь высадились, вместо них в самолет сели другие ребята. А Руслану ещё предстояло лететь к пункту назначения — Южно-Сахалинску.

Самолет приземлился мягко. «Начало хорошее», — подумал Руслан, окончательно проснувшись. Все как-то разом поднялись, но он особо не торопился. «Куда торопиться, — подумал он. — Вся жизнь впереди. И этот отрезок тоже пройдём. Слава Аллаху, что не в морфлот на три года».

Он спустился по трапу одним из последних, офицеры уже поставили призывников в строй. Они выкрикивали фамилии, и новобранцев забирали по трое-четверо, а то и по десять человек. Какой-то капитан назвал фамилию Дадиева. Руслан вышел из строя. Капитан быстро осмотрел его, кивнул, будто самому себе подтверждая, что не ошибся в выборе, и скомандовал: «За мной». Они сели в уазик.

— Я капитан Гончаров, командир трубопроводной роты. Рота у нас не очень большая — тридцать человек. Пятнадцать «дедов», десять «черпаков», ну, и вас, «салаг» — пятеро. Порядки у нас суровые: салаги с фингалами ходят, за столом во время обеда засыпают, хоть и голодные. Видно, что «старики» их мучают. Кого ни спроси — кто об тумбочку ударился, кто споткнулся, и всё в этом роде. В общем, никто ничего не видел и не слышал… Ты меня слушаешь, солдат?

— Да.

— Не «да», а «так точно, товарищ капитан!». Понятно?

— Так точно, товарищ капитан.

— Во, так лучше. В общем, все салаги ходят с фингалами. У нас новый командир части пришёл из дисбата. Раньше всё было по-другому, как положено, точнее, как не положено, но этот командир — Гундарев — сразу предупредил всех — если узнает, что молодых солдат обижают, то офицерскому составу не поздоровится. Уже сам начальник штаба, майор Гуров, ему честь отдает строевым шагом. А о других, кто пониже чином, я вообще молчу. Он сказал, что сделает нашу часть одной из передовых в Дальневосточном округе. А если сказал — то сделает. Всего неделю здесь, а уже порядок — ой-ёй-ёй. Короче, Дадиев, я сам из Грозного, с Катаямы… Катаяму знаешь?

— Так точно, товарищ капитан.

— Во-от. Знаю, ты себя в обиду не дашь, а как эти пятнадцать дедов уйдут, мне нужен будет нормальный замком взвода. Понимаешь?

— Да.

— Не «да», а «так точно, товарищ капитан».

— Так точно, товарищ капитан!

— Спортом занимался?

— Так точно, товарищ капитан, второй взрослый разряд по боксу.

— Вот это я понимаю! А что, не смог до кандидата в мастера спорта дотянуться?

— Да я, как в институт поступил, решил, что лучше голову качать, чем бицепсы.

Этот ответ сильно рассмешил капитана. Руслан подумал, что не такой уж он грозный, каким кажется с виду.

— В общем, Дадиев, мы уже подъезжаем к части. Времени мало. Что такое трубопроводные войска, ты скоро узнаешь. Скажу одно: будешь всё делать правильно — будут у нас с тобой хорошие отношения, а не будешь — значит, хороших отношений не будет. И последнее: у нас пятнадцать двухъярусных кроватей. Внизу спят «деды», а на верхних кроватях все остальные. И только одна пустует — твоя. Естественно, твоя на втором ярусе. Так вот, полгода назад у меня уволился замком взвода, чеченец Кутуев. Зверь был, но порядок держал. И вот он уже на третий день спал на нижней койке. Намёк понял, рядовой Дадиев?

— Так точно, товарищ капитан!

Они подъехали к воинской части. Дежурный открыл ворота, вытянулся, словно струна, и отдал честь. Они подъехали к штабу, где капитан отпустил водителя и повел Руслана внутрь для урегулирования всяких формальностей. А спустя десять минут они уже прибыли в расположение роты.

— Кравцов! Старший сержант Кравцов, иди сюда!

— Есть, товарищ капитан, — подошёл высокий блондин с одной широкой лычкой на плечах.

— Вольно! Вот новобранец, покажи ему, где будет спать, ну и всё остальное, а потом построишь всех на обед, понял?

— Так точно, товарищ капитан!

Как только капитан Гончаров исчез из виду, на лице Кравцова появилась закономерная ненависть к новобранцу:

— Ну что, душара, с этой минуты будешь, как все салаги, летать. Понял?

Это был риторический вопрос. Кравцов ожидал, что Руслан промямлит: «Да», а он заревёт как лев: «Не „да“, а „так точно, товарищ сержант!“» Руслан же молча положил сумку на кровать и медленно приблизился к Кравцову.

— Я, во-первых, не «душара». Руслан меня зовут. А во-вторых, я не в лётный полк попал, чтобы летать. А если ты хочешь летать, я тебе крылья смастерю, будешь, как Икар. Только смотри, крылышки не подпали, а то падать будет очень больно. Ты меня понял?

Стоя в каптёрке, капитан Гончаров выбирал униформу для рядового Дадиева. Он слышал весь разговор. «Это то, что надо», — удовлетворённо подумал он, но всё же грозно прорычал: «А ну, разговорчики отставить, Кравцов, Дадиев!» Кравцов стиснул зубы, всем своим видом показывая Руслану, что тому очень повезло, а Руслан, в свою очередь, подумал точно наоборот. Уже когда шли строем в столовую, Руслан заметил, как Кравцов поочередно подходил к другим солдатам и что-то шептал им, а те кивали в ответ. Один из них громко сказал: «Конечно, а то салаги совсем оборзеют». Было понятно, что речь шла о том, как приструнить новичка. Впрочем, Руслану было не до того — ему очень хотелось спать. Вернувшись из столовой, он разыскал одного из новобранцев и подошёл к нему:

— Тебя как зовут?

— Виктор.

— Откуда родом?

— Я из Кирова, а ты?

— Я из Грозного. Что у тебя с глазом?

— Да, вождение сдавал, слишком медленно ехал, вот за это сапогом в рыло и получил.

— Не понял?..

— Ну, это, короче… Ночью «старики» так развлекаются: то «вождение сдаем», то в «шахматы играем», то «кукарекаем». В общем, каждый день что-нибудь новое придумывают.

— Ты объясни нормально, что значит «вождение сдаем», «кукарекаем»?

— Ну, вот, в общем, неделю назад, когда нас в роту привели, в первую ночь Кравцов говорит: «У кого права есть?». Я говорю: «У меня», а он: «Значит, водить умеешь?». Я говорю: «Так точно, товарищ сержант». А он мне: «Становись на все четыре, на карачки», сел на меня и говорит: «Включаю первую скорость, поехали! Только медленно». Ну, я и тронулся. А он потом говорит: «Я переключился на четвертую скорость», а я и не понял, что надо быстрее ползти. Он остановил меня и как вмажет мне в рожу со всей дури! У меня аж искры из глаз полетели. А потом говорит: «Сука, завтра не вздумай ничего на завтрак хавать». Вот я и не пожрал, до обеда ходил голодный.

— А шахматы?

— Шахматы? Он спрашивает: «Кто играть умеет?» Рязанов с Бердыевым обрадовались и подняли руки. А он им: «Вот, видите наш кубрик? Берете стекло и драите пол, чтоб гладким был. А после ещё ваксой покроете, чтобы блестело! Поняли?» Так они всю ночь полы чистили, и всё равно не успели. Ну, «старики» с утра и накатили по полной. Тоже, видишь, с разбитыми мордами ходят…

— Слушай, Витёк, меня внимательно. У тебя — не рожа, не морда, и не рыло, у тебя — лицо, как у любого нормального человека. Далее, ты не пожрал, а поел, ты человек, а не свинья. И последнее: с сегодняшнего дня ты и остальные новобранцы «вождение» не сдаете, в «шахматы» не играете, не «кукарекаете», а то в петухов превратитесь. Ты меня понял?

У Витька широко раскрылись глаза от такого дерзкого заявления:

— Ты чё, Руслан, совсем, что ли? Да они нас убьют. И потом, мы — духи, нам положено «летать». Годик «отлетаем», а потом всё будет нормально…

— Делай, что я тебе говорю, потом спасибо скажешь. Понял? — перебил его Руслан.

— Понял, — ответил Виктор, хотя и подумал, что ничего из этого не выйдет.

После вечерней поверки капитан Гончаров пожелал всем спокойной ночи и, проходя мимо Руслана, быстро сказал ему на ухо: «Ну, удачи тебе, Дадиев», широко улыбнулся и ушёл.

После команды дневального «Рота, отбой», салаги быстро запрыгнули в кровати, словно ковбои на лошадей. Руслан даже не стал расправлять одеяло на постели и пошёл в умывальную комнату. Через пару минут он услышал громкий голос Кравцова: «А ну, духи, построиться!» Послышались звуки спрыгивающих на пол ног, и опять голос Кравцова: «А где это чмо — новенький, а?»

«Ну, всё, — подумал Руслан. — Время пришло. Пора отвоёвывать место на первом ярусе». Он неторопливо вернулся в расположение кубрика и увидел вытянувшихся перед Кравцовым новобранцев.

— Так, все четверо — быстро в кровать. Больше никаких «вождений» не будет, никогда, — сказал Руслан.

— Что ты сказал? — послышались голоса «дедов», которые стали медленно выползать из своих кроватей, словно из нор.

— Что слышали, — ответил Руслан и подошел к перепуганному Витьку, чтобы его успокоить.

Краем глаза он успел заметить, как Кравцов приблизился и замахнулся, пытаясь ударить его по голове. Руслан ловко пригнулся, рука Кравцова пролетела мимо, и следующим движением Руслан врезал ему в челюсть. Тот рухнул на пол без чувств. Следующим подскочил другой сержант, но он даже не успел сжать кулаки — Руслан отправил его на пол таким же ударом.

На минуту воцарилась тишина. Больше никто не посмел подойти к Руслану. Нарушив тишину, он ещё раз велел Виктору и остальным идти спать. А сам, спросив, где кровать Кравцова, устроился на ней. Отвернувшись к стене, Руслан улыбнулся, подумав, что произошедшее порадует капитана Гончарова, и почему-то вспомнил фразу «Мы ждем перемен» из песни Цоя. Он прокручивал песню в голове раз за разом и уже почти заснул, когда услышал голоса. Не оборачиваясь, он стал прислушиваться. Говорил Кравцов. «Пацаны, мы чё, зря „летали“ год, чтобы вот так вот, какой-то… — Кравцов хотел было уже обматерить Руслана, но его челюсть словно напомнила ему: „будь осторожен“, поэтому он использовал непривычное для „дедов“ слово: — …какой-то молодой с первого же дня всё испортил».

Говорил он это с некоторой опаской, что не могло не сказаться на других «стариках». Кто-то из них сказал: «Слушай, парнишка, сто процентов, — боксер. Ну, запинаем мы его, понятное дело, четырнадцать против одного, тут базара нет. Но он же нам по одному жизни не даст, это как пить дать. Ты просто не видел, как он тебя рубанул — прям как в кино, и Салькова тоже. Давай потерпим недельку. Там Рыжий с отпуска вернется. Я думаю, он салагу быстро на место поставит. Тем более что парень из Грозного. А Кутуев, помнишь, как Рыжего мучил? Мучил-то он его по делу, но всё равно, Рыжему не легче от этого. Дадим ему знать, что парень из Грозного, думаю, больше и говорить-то ничего не придётся. А если расскажем, что на „дедов“ руку поднял, он его просто похоронит».

Руслану стало ясно, что теперь надо будет разобраться с Рыжим. «Ну и ладно, — подумал он. — Рыжий так Рыжий. Пусть вернется из отпуска, там видно будет».

…Капитан Гончаров всегда прибывал в роту за десять минут до подъема. Первым делом он будил сержантский состав, давая им умыться, а ровно в шесть часов уже кричал: «Рота, подъём!». Из сержантов первым он будил Кравцова. Тот, хоть и не пользовался уважением Гончарова, был весьма исполнительным. Однако на этот раз, подойдя к кровати Кравцова, капитан не мог поверить своим глазам — на ней спал Дадиев. Резким толчком он разбудил Руслана. Тот повернул голову и увидел широко улыбающегося Гончарова:

— Ну, ты, земляк, даешь… — в голосе капитана слышались восхищение и одобрение.

Довольный Гончаров отошёл от Руслана, как будто он был не в курсе произошедшего, и послал дневального, рядового Челышева, разбудить сержантский состав.

Следующую неделю Руслан был занят тем, что постигал воинские азы. Дни летели как минуты. В один из дней, воспользовавшись случайно выпавшими свободными минутами, Руслан прилёг на кровать и не заметил, как уснул. Ему приснилось, как огромный коршун вцепился когтями ему в шею, так что он не мог даже вздохнуть. От неожиданной боли он открыл глаза и увидел над собой незнакомое перекошенное злобой лицо. Этот человек с огромной силой сжимал его шею. Руслан попытался подняться и оттолкнуть противника от себя, но тот нависал неподвижно, как гора. Незнакомец был двухметровым великаном, весом более сотни килограммов. Руслан таких никогда не видел. Нет, он, конечно, видел баскетболистов по телевизору, но таких, чтобы и высокий, и здоровый, таких — нет. И самое неприятное было то, что знакомство с подобным человеком начиналось именно так.

Весь покрытый веснушками, обнажённый по пояс, великан выглядел устрашающе. Не говоря ни слова, он одной рукой оторвал Руслана от кровати и понёс к стене. Задыхаясь, Руслан видел только его искажённое злобой лицо. Громила прижал Руслана к стене, и казалось, что он может так стоять сколько угодно долго, не чувствуя усталости. Сквозь туман в глазах Руслан видел радостно ухмыляющиеся лица «стариков». Ещё бы, они ведь так ждали этого момента, ждали, когда кто-нибудь поставит «выскочку» на место. Больше Руслан ничего не видел и не слышал. Громила так бы и держал его до конца, но кто-то из толпы сзади него сказал: «Рыжий, он синеет, отпусти, а то умрёт».

…Руслану почудилось, будто над ним склонился ангел с крыльями. В этот момент он пришёл в себя. Он лежал на полу и не мог понять, где он и что случилось. Подняв голову, он увидел огромного человека, с наглой ухмылкой стоящего над ним, словно над поверженным зверем. И тогда память стала возвращаться. Заметив за спиной Рыжего довольного Кравцова и других, Руслан вспомнил всё, что произошло. Он не видел на лице Рыжего ни малейшего сожаления и понял, что этот монстр мог запросто убить его. И тогда в сердце Руслана проснулась такая сумасшедшая ненависть, какой он не испытывал никогда в жизни. Он на секунду присел на корточки и потом рванул что есть сил в сторону. Солдаты дружно заржали, но их смех прекратился, когда Руслан подбежал к дневальному и резким движением вырвал у того штык-нож, не дав солдату даже опомниться.

Когда Руслан направился к Рыжему, его глаза были безумными, полными крови и злости. Кто-то успел крикнуть: «Пацаны, атас!». В секунду все разбежались, и Рыжий на мгновение остался один. Затем он заверещал от страха и запрыгнул на второй ярус. Но Руслана это не остановило. Он ничего не видел, кроме своей мишени. Рыжий попытался скрыться, прыгая с кровати на кровать, а потом побежал к выходу из казармы… Так, крича во всю глотку, они и бежали через весь двор, не замечая десятков пар удивлённых глаз, наблюдающих за этой сценой. Вдруг кто-то неожиданно остановил Руслана и резким движением выбил у него из рук нож. Руслан увидел перед собой высокого статного офицера. Это был капитан Власов — гордость всей воинской части.

— Вы что, с ума сошли, солдат? — спросил капитан.

Только после этих слов Руслан опомнился и вдруг понял, насколько близок он был к совершению преступления.

— Простите меня, товарищ капитан, — сказал Руслан, очень медленно поднял с земли нож и, молча, словно робот, побрёл в казарму. Он уже не думал о том, что могло случиться с ним, — все его мысли занимал Рыжий. Руслан не знал ни имени своего врага, ни фамилии, всё, что он знал, это кличка — «Рыжий», и что он, Руслан, хотел его убить. Вернувшись в расположение роты, он тут же вернул нож дневальному.

— Ты, Руслан, красавчик, но я думал — тебе кранты!.. — Встретил его в казарме возбуждённый Витька. — Он, тварь, если бы не крикнули, что ты посинел, он бы тебя задушил! Ты знаешь, какой ты был синий, а?

— Витёк, а я ведь мог его убить, представляешь? Я мог действительно его убить. Не могу поверить.

— Да его мало убить, тварь такую! Я видел, как ты спал, а он, падла, даже не разбудил тебя. Гад, схватил за шею и стал душить. Не, он подлая тварь, однозначно.

— Нет, Витёк, подожди. Так не должно быть. Я имею в виду, убийство человека — это большой грех. Я не смог бы дальше спокойно жить, если бы я его убил, — сказав это, Руслан почувствовал, как ком подкатил к горлу. — Витёк, я никогда… я не могу никого убить.

Тем временем, Рыжий, уже убежавший достаточно далеко, чтобы понять, что погони за ним больше нет, отдышался. Подумав немного, он твёрдо решил, что не оставит это безнаказанным, а выберет момент и отомстит.

Через час капитан Гончаров влетел в расположение роты и приказал Руслану явиться в канцелярию.

— Так, я знаю всё, что произошло. Сейчас я должен идти к командиру части с докладом по поводу данного происшествия. Я-то знаю, что ему скажу, и про тебя, и про Каргина, Рыжего. Потом он вызовет тебя, а ты молчи и слушай его. Рыжего я постараюсь убрать из нашей роты. От него только проблемы. Я пожалел его и отправил в отпуск, потому что у него отец умер. Но он уже порядком всем надоел — и «дедам», и молодым.

Когда Гончаров вернулся от командира части, чувствовалось, что за этот инцидент он получил по полной программе.

— Дадиев, я ему всё рассказал, и относительно того, кто ты, и кто такой Рыжий. Так что иди сейчас к нему, он тебя ждет. Сразу же, как положено, честь отдай, ну и, в общем, ты знаешь… Давай, с богом!

Руслан, как и ротный ранее, спешно почистил сапоги, поправил форму и пошёл в сторону штаба. Подойдя к дневальному, он спросил, где кабинет командира части и, глубоко вздохнув, постучал в дверь. С той стороны раздалось громкое армейское: «Войдите».

Руслан строевым шагом вошёл в кабинет командира части, приблизился к столу:

— Товарищ подполковник, рядовой Дадиев по вашему приказанию прибыл.

Гундарев, не глядя в сторону Руслана, подписал пару документов, аккуратно сложил их в папку и только после этого произнёс: «Вольно».

— Я смотрел твоё личное дело, так что буду краток, — сказал Гундарев. — Я сам детдомовский, а ты, хоть в детдоме и не рос, но тоже сирота. Я был солдатом, пошёл в военное училище, стал офицером и дослужился до командира части. Любой солдат для меня как сын. Так вот, за свою двадцатипятилетнюю офицерскую службу я ни одного солдата не отправил ни в тюрьму, ни в дисбат. Ошибки делают все, я это понимаю. Когда я ещё был майором, шесть лет назад, я готов был посадить одного солдата, и он был, как ты, чеченцем. Ты сегодня мог убить человека, а он — никого не убил. Он, в принципе, не совершил никакого преступления. Этот сержант был дежурным по столовой, а я был дежурным по части. Так вот, он проспал всю ночь, а его подчинённые не навели в столовой порядок. Утром, увидев это, я сказал ему перед всеми: «Если твои солдаты не смогли убраться — бери тряпку со шваброй и мой сам». Ему оставалось служить всего один месяц. Естественно, он сказал, что никогда этого не делал и делать не будет. Тогда я его припугнул, сказав, что пойдёт по статье за неисполнение приказа, а он спокойно ответил: «Да хоть расстреливайте, но мыть полы никогда не буду». Этим он поставил меня перед сложным выбором. Мне следовало либо найти для него выход из ситуации, либо мне пришлось бы отдать его под суд. Я попросил солдат, тех, кто работал в столовой, принести ведро с водой и тряпку, закатал рукава и стал мыть пол. Я видел его лицо, вскоре он не выдержал и крикнул, чтобы ему тоже принесли тряпку. И мы вдвоём помыли полы, на пару — майор и сержант. Я уверен, такое было в его жизни в первый и последний раз, он был грозой части, но и я был близок к тому, чтобы поступить по всей строгости закона. Когда он демобилизовался, я сам лично пришёл его провожать, обнял и дал рекомендацию в институт. В общем, зачем я тебе это рассказываю? Судя по тому, как ты учился в институте, я могу сказать, что ты, если захочешь, можешь далеко пойти. Жизнь до сих пор тебя не баловала, и я думаю, что ты это понимаешь. Короче, суть сей басни такова — ты можешь попасть в тюрьму или в дисбат очень легко. Я этого — не хочу. Если офицеры или сержанты тебе прикажут что-либо сделать, а ты откажешься, тебя могут посадить. Чтобы этого избежать, я присваиваю тебе звание младшего сержанта. У тебя есть возможность отказаться, но потом ты можешь попасть в такую же ситуацию, как сегодня. Да и ротный твой, капитан Гончаров, будет рад, если узнает, что я присвоил тебе звание младшего сержанта. Ну что, согласен быть сержантом?

— Так точно, товарищ подполковник! — ответил довольный Руслан.

— Обычно это делается по большим праздникам перед строем, но у нас сегодня случай исключительный, — впервые с начала разговора Гундарев улыбнулся. — И для таких исключительных случаев у меня приготовлены погоны с двумя полосками. — Гундарев достал из ящика стола погоны младшего сержанта и протянул Руслану.

У Руслана в жизни было много разных моментов — приятных и неприятных. Сейчас на душе у него было как у ребёнка, который наконец-то получил долгожданную игрушку. Он уже успел присмотреться и почувствовать, что такое армия, успел сделать выводы. Он, конечно, думал о том, что неплохо было бы стать сержантом, но так быстро получить звание, да ещё из рук самого командира части… такого он не ожидал. Теперь Руслан твёрдо знал, что в его силах многое изменить в роте: в первую очередь, искоренить дедовщину.

Взяв из рук Гундарева погоны, Руслан замялся, не зная, что делать дальше. Гундарев решил сам разрядить обстановку:

— Ну, что, Дадиев? Десяти минут тебе хватит, чтобы перешить погоны? Или мне за тебя это сделать, а? — Гундарев, лукаво улыбаясь, посмотрел на Руслана, словно напоминая о том случае, когда он мыл пол за подчинённого.

— Так точно, товарищ подполковник!

— «Так точно» — что, Дадиев? Перешить за тебя погоны? — улыбаясь ещё шире, переспросил Гундарев.

— Никак нет, товарищ подполковник, я сам всё сделаю!

И они с уважением посмотрели друг на друга, словно отец и сын. Начиная с этого момента Руслан начал испытывать к Гундареву чувства, которые в действительности может испытывать только сын к отцу. Гундарев отвечал ему тем же. Он был хорошим человеком, и ко всем относился одинаково, что к солдатам, что к офицерам. Никто не чувствовал в нём ни малейшей надменности, высокомерия.

Оставив Руслана в кабинете, Гундарев вышел. Вернувшись через десять минут, он застал Руслана уже с новыми сержантскими погонами. Подойдя к Руслану, он встал напротив него и отдал честь:

— За хорошую и безупречную службу, рядовой Дадиев, награждаю вас внеочередным воинским званием младшего сержанта.

— Служу Советскому Союзу! — громко и чётко произнес Руслан.

От Гундарева он сразу пошёл к Гончарову. Увидев Руслана с погонами младшего сержанта, тот на секунду оторопел, но потом перешёл к делу:

— Так, Дадиев, ты мне бутылку водки должен! Понял?

— Так точно, товарищ капитан!.. Не понял?..

— Так понял или не понял?

— Не понял, товарищ капитан. А за что?

— Ты тут набедокурил, понимаешь ли. Я втык от командира получил, а ты — погоны сержантские. Как-то несправедливо это, а?

Гончаров ожидал, что после этой шутки Руслан засмеётся, но тот вдруг погрузился в свои мысли и даже побледнел.

— Дадиев, что с тобой?

— Да я… я просто подумал, что, если бы Рыжий не убежал… ведь я мог его убить. Я почти настиг его. Он ведь был в шаге от меня, когда вмешался этот капитан. Словно всё моё будущее решалось этим шагом — попаду я в тюрьму или получу погоны, — Руслан замолчал, опустив голову.

— Этот капитан, Власов, — мой друг ещё с военного училища. Так что эту бутылку ты нам с ним должен. Он, гадина такая, во всём лучше, чем я, и рота у него всегда передовая. Правда, водки, сколько я, выпить не может, — Гончаров засмеялся, пытаясь увести Руслана подальше от плохих мыслей. — Но я надеюсь, что с твоей помощью моя рота будет лучше, так что я смогу на выходных спать спокойно и не переживать, что кому-то челюсть сломали, или кого-то пьяного в самоволке поймали. Ну что, Дадиев, справишься ты с этим?

— Так точно, товарищ капитан, справлюсь!

— Через несколько дней я уберу Рыжего из роты. Постарайся не попадаться ему на глаза. В общем, сделай всё, чтобы больше не было никаких конфликтов. Договорились, Руслан?

— Может, не надо его переводить? Может быть, мы всё-таки найдём общий язык?

— Нет, Руслан. Общего языка вы с ним никогда не найдёте, это я тебе точно говорю. Ты думаешь и надеешься, потому что ты — человек. В нём же человеческого мало. Полгода назад он напился и начал выкручивать руку одному солдату, Шелепову, пока та не сломалась. Представляешь? Хруст был, говорят, не дай бог. Это был не первый и не последний случай. Оставив его в роте, я не смогу спокойно спать, а оставив тебя, уверен — смогу. Даже если ты не сделаешь ничего, он очень мстительный и подлый, и мне нужно развести вас по разным ротам. Так что это уже моя задача.

Как и говорил капитан, через десять дней Рыжего перевели в другую роту. Все вздохнули с облегчением, включая и «дедов», а Руслан стал командовать отделением. На следующий день Гончаров вызвал к себе Кравцова и Руслана:

— Товарищи сержанты, мы избавились от главной проблемы, но осталась ещё одна — это ваши отношения. Сейчас, при мне, вы оба дадите мужское слово, что с этого момента будете только помогать друг другу. Вы меня поняли? — Ответом было молчание. — Вы меня поняли?! — Гончаров повысил голос.

Оба сержанта в унисон произнесли: «Так точно, товарищ капитан!»

— Вот так-то лучше. Кравцов, ты до самого дембеля будешь замкомвзвода, понял?

— Так точно, товарищ капитан! — Кравцов был очень доволен, потому что, увидев Руслана в сержантских погонах, начал опасаться, что теперь он будет заместителем командира взвода и лидером роты.

Гончаров это прекрасно понимал, поэтому он заранее обговорил с Русланом все детали и просил его помогать Кравцову и взять на себя его обязанности только после его увольнения.

С этого момента в роте наступила благодать — синяки у солдат начали заживать, а новые не появлялись. Теперь все работали вместе и даже картошку в столовой чистили все — от новеньких до «дедов», включая Кравцова и Руслана. Вечерами все собирались в кубрике и пели песни под гитару. Гончаров мог спокойно оставаться на выходных дома с женой и детьми, зная, что его никто не потревожит.

Единственное, что его беспокоило, так это слухи о Рыжем: якобы, тот несколько раз говорил, что дождется подходящего момента и поставит на место Руслана, а если надо будет, то и завалит, как волка. Это Гончарову не нравилось. Он знал, что Рыжий бывает невменяемым, когда напьётся.

Но вскоре эта проблема исчезла сама по себе, раз и навсегда: в одну из ночей вся часть была поднята по тревоге. Обычно такое бывало только в особо экстренных случаях, и связано было с соседями из Японии, но в этот раз всё было иначе. Четверых солдат нашли в кочегарке мёртвыми, предварительной причиной смерти было названо алкогольное отравление. Одним из погибших оказался Рыжий.

На следующий день Кравцов и Руслан зашли к Гончарову в кабинет.

— Товарищ капитан, мы здесь всей ротой собрали деньги для матери Рыжего. Может, отправите ей, мы ведь её адреса не знаем.

Гончаров встал:

— Чья это идея, Дадиев?

Руслан молчал.

Гончаров повернулся к Кравцову:

— Ну, Кравцов, говори, чья это идея?

— А это плохо или хорошо? — спросил Кравцов, не зная, говорить ему правду или нет.

Гончаров ничего не ответил и молча ждал. Кравцов решил, что надо говорить правду, тем более что поступок, на его взгляд, был хороший.

— Это Руслана была идея.

— Я так и знал, — сказал Гончаров. — Дадиев, слушай, зачем ты это делаешь, а? Он не был тебе ни другом, ни земляком, более того — он был твоим врагом. Точнее, он для тебя не был врагом, но ты был его врагом, он ненавидел тебя. Если бы он не умер, обязательно сделал бы с тобой что-нибудь плохое. Может, и убил бы, о чём он не раз говорил. И ты это слышал и знал. Может, бог тебя уберёг тем, что забрал его… Но зачем?.. Зачем ты это делаешь?

— Товарищ капитан, я слышал, у него осталась мама, очень старая.

— Да, а у тебя вообще никого нет. И что теперь? Многие о тебе думают?

— Товарищ капитан, неважно, что он хотел со мной сделать, — не сдавался Руслан. — Его мама потеряла сына — это большое горе. Ей эти деньги сейчас очень понадобятся — похороны, поминки, ну и мало ли для чего там…

Скоро трубопроводная рота стала гордостью воинской части — лучшей по всем показателям, и за шесть месяцев в ней не произошло никаких происшествий. Гундарев гордился этим и приводил роту Гончарова в пример всей части.

Кравцов и остальные дембеля увольнялись одновременно. Обычно бывало, что кто-то кого-то недолюбливал, кто-то припасал обиды на последний день. Но в этот раз ничего подобного не было. С приходом в роту Дадиева всё изменилось. И теперь все обнимались, прощались, вместе фотографировались на память. Все благодарили Руслана, а он лишь скромно опускал глаза.

Дембеля собрали деньги, и Кравцов протянул их Руслану. Последним Руслан попрощался с Сергеем Семёновым, якутом по национальности, самым маленьким солдатом в части. Сергей был из того же села, что и Рыжий. Руслан отвёл его в сторону и незаметно для других сунул купюры ему в карман, добавив ещё денег от себя:

— Слушай, Серёга, никому не говори, что я тебе отдал деньги, хорошо? Отдай их матери Рыжего.

Руслан хотел было уже отойти, но Семёнов остановил его:

— Русик, послушай, мой дед и прадед были шаманами. Когда мой дед умирал, он сказал, что его способности шамана перейдут ко мне. Пока я этого почти не чувствую, но у меня бывают видения. Плохие видения. Мы, когда с Рыжим призывались, попали в одну роту, и через несколько месяцев я увидел его мёртвым. Это было давно, когда мы ещё салагами были, а ты даже не служил. Я ему рассказал, а он меня послал подальше. Что с ним случилось, ты знаешь.

— Понял. А мне-то ты для чего это рассказываешь?

— Понимаешь, Русик, я тебя во сне видел, истекающего кровью, ни живого, ни мертвого.

— Ладно, Серёга, не нагоняй жути. Понятно, мы все когда-нибудь умрём. Тут невозможно ошибиться даже без вещих снов.

— Да нет, Русик, я тебя видел молодого, в солдатской форме, в каких-то горах. В общем, береги себя.

Семёнов крепко обнял Руслана на прощание и пошёл к автобусу, где его уже ждали.

Следующие двенадцать месяцев пролетели быстро и незаметно. Прибывали новые солдаты и по традиции готовились к худшей участи уже в первые дни службы. Но ничего подобного, к их удивлению, не происходило. По крайней мере, так было в роте трубопроводчиков. А если отдельные случаи и были, то Руслан с Гончаровым умело их решали. В других ротах тоже было неплохо. Жизнь в воинской части шла своим чередом, пока один случай не нарушил её спокойный ритм:

Руслан был уже в звании старшины, ему оставалось служить меньше полугода. В тот день Руслан был дежурным по роте и читал в командирской комнате свежие газеты. Был первый час ночи, когда он сквозь открытую форточку услышал какие-то всхлипы. Вначале он решил, что ему показалось, но потом разглядел через окно смутную фигуру, медленно удаляющуюся в сторону трансформаторной — небольшого помещения на территории части. Руслан решил пойти следом.

Через дверную щель трансформаторной он увидел спину солдата, который приделывал к потолку веревку. Руслан передёрнулся, увидев, что тот делает на конце веревки петлю. Упав на колени и не переставая всхлипывать, солдат несколько раз перекрестился. Потом поднялся, пошёл в угол и откуда-то из-под брезента достал огромный топор. В этот момент в помещение вошёл Руслан.

Он никогда раньше не встречался с этим парнем и не знал, что это один из новичков, которых прислали в часть всего месяц назад. Сергей Абрамов был единственным сыном у родителей — профессоров прикладной математики Московского государственного университета, где он учился и сам. Но, когда ему исполнилось восемнадцать лет, паренёк всё же решил пойти в армию, хотя его родители и пытались помешать. К несчастью для Сергея, он попал в четвёртую роту, где командиром был старший лейтенант Круглов. Где бы Круглов ни служил, в его роте никогда не было порядка, зато часто царствовала дедовщина. Гундарев не любил его и потому не спешил представлять к капитанскому званию. Сам Круглов выводов не делал, а только становился злее, и всю злость вымещал на подчинённых. Вот и этой ночью он был пьян и спал в каптёрке, в то время как старослужащие издевались над новичками. После очередного издевательства, Абрамов, не выдержав унижения и в глубине души жалея, что не послушался родителей, решил свести счёты с жизнью.

Руслан встал в дверном проёме так, чтобы паренёк не смог выйти. Увидев Руслана, Сергей на несколько секунд оторопел, но потом сказал:

— Отойдите от двери, товарищ старшина, — голос его дрожал, как и он сам. — Отойдите, или я убью вас вместе с остальными.

— Ты не должен и не имеешь права никого убивать. Как тебя зовут?

— Сергеем меня зовут. Я вас очень прошу — отойдите, — он готов был расплакаться.

— Сергей, пожалуйста, успокойся и не делай глупостей, — Руслан медленно подошёл к Абрамову, приобнял его и быстрым движением отнял топор.

Солдат медленно осел на колени и снова начал всхлипывать. Он хотел зарубить спящего Круглова и нескольких старослужащих из числа сержантов, а потом прийти в трансформаторную и накинуть на себя петлю. Таков был его план. После десяти минут разговора Руслану удалось убедить Сергея, что можно найти другое решение, и они оба направились в четвёртую роту.

— Кто? — спросил Руслан, когда они пришли.

— Вон та, вторая кровать от стены. Сержант Денисов, — сказал Сергей.

Руслан медленно подошёл к кровати. Спящего там солдата Руслан видел много раз, но лично знакомы они не были. Руслан толкнул его пару раз и, увидев, что тот проснулся, присел на край кровати:

— Вставай, поговорить надо.

Недовольный Денисов, конечно, послал бы куда подальше кого угодно, но только не Руслана.

— В чём дело?

— Несколько минут назад тебя должны были убить вот этим топором, — сказал Руслан, продемонстрировав оружие Денисову. — Мне благодарности не надо, но этого парня больше никто не тронет, — он указал на Сергея. — А кто попытается, будет иметь дело со мной. Всё понятно?

Руслан внимательно посмотрел Денисову в глаза.

— Слушай, Руслан, нас «деды» заставляли ходить голыми ногами по раскаленным трубам, кожа к ним прилипала. Но нам и в голову не приходило их убивать. Да что за молодёжь пошла, а? — говоря это, Денисов постепенно повышал голос, так что теперь его было слышно на всю роту. Многие проснулись и слышали их разговор.

К несчастью, в этот момент проснулся и командир роты Круглов. Он собирался сходить по нужде, но сначала привычным движением налил себе очередные сто граммов, выпил залпом и тут услышал громкий разговор в роте. Круглов вышел из каптёрки босиком и, пошатываясь, направился посмотреть, что за шум.

Руслан и Денисов, увидев его, замолчали, но было уже поздно. Приблизившись, Круглов сразу узнал Руслана. Руслан был особенно неприятен ему, потому что был из роты Гончарова, где показатели труда и дисциплины всегда были лучшими в части. И сейчас, увидев Руслана, Круглов решил отомстить Гончарову:

— Ты кто такой? — голос Круглова был полон ненависти, как и его пьяные красные глаза.

— Я старшина Дадиев из трубопроводной роты, товарищ старший лейтенант, — Руслан, наоборот, говорил вежливо и уверенно.

— Тогда пошёл вон, ублюдок, пока я тебя не порвал, как тузик грелку! — сказав это, Круглов схватил Руслана за воротник и потянул его к выходу из казармы.

Руслан ловко вывернулся и заломил командиру руку за спину. Круглов ответил новым потоком ругани. Когда он назвал Руслана «сучьим сыном» и помянул его мать, у того мгновенно помутился разум. Одним движением он развернул Круглова и что есть силы ударил его в нос. Круглов упал как подкошенный. Кто-то включил в казарме свет, Круглов лежал без чувств. Кровь залила пол. Вся рота уже была на ногах. На минуту воцарилась тишина. Кто-то сказал: «Хана тебе, Дадиев, это тюрьма».

Только после этих слов Руслан пришёл в себя и понял, что натворил. Он не успел даже подумать, что делать дальше, когда услышал голос Абрамова:

— Руслан, зажмурь глаза. Очень крепко.

— Зачем?..

— Я тебя прошу, Руслан, на несколько секунд!

Руслан не знал, что делать, поэтому не стал спорить. Он закрыл глаза, и тут же что-то с ужасающей силой ударило его по лицу. Руслан никогда не получал удар такой силы, — он свалился на пол и тут же схватился за голову. Кровь шла у него из носа, губ, щек и даже лба. А перед ним с табуреткой в руках стоял Сергей, чью жизнь Руслан спас менее часа назад. Недоумение Руслана мгновенно сменилось ненавистью. «Не делай добра, не будет зла», — подумал он и, вскочив на ноги, в ярости бросился на Абрамова.

Сергей, отбросив табуретку, со всех ног побежал прочь. Пытаясь догнать Абрамова, Руслан выкрикнул все ругательства, какие только пришли ему на ум. А Сергей, продолжая нестись во весь дух, задыхающимся голосом пытался оправдаться:

— Руслан, теперь всё будет в порядке. Теперь надо, чтобы все подтвердили, что это Круглов тебя избивал, а ты, защищаясь, ненамеренно ударил его по лицу.

Наконец, до Руслана дошло. Он был поражён, что Сергею за считанные секунды удалось придумать весь этот план. Он прекратил погоню и, тяжело дыша, пошёл в умывальную комнату. Взглянув в зеркало, он не узнал себя — настолько опухло его лицо. В дверях появился Абрамов. Он собирался что-то сказать, но, посмотрев на Руслана, в ужасе выдохнул: «Боже мой!».

— Да ладно, не бери в голову, Серёга, через неделю заживёт, — успокоил его Руслан. — Ты лучше скажи, что дальше? Что будем делать?

— Короче, Руслан, во-первых — прости меня, во-вторых — вся наша рота сейчас подпишет бумагу, что это Круглов первый на тебя напал, а ты, защищаясь, разбил ему губу. Он всё равно пьяный в стельку, как очнётся — вообще не вспомнит, что произошло. Сейчас, главное, надо быстро доложить об инциденте твоему ротному.

Уже давно никто не звонил Гончарову ночью. Он услышал звонок сквозь сон и подумал, что это кто-то с его родины, из Грозного, перепутал часовые пояса, и звонит, думая, что здесь день. Не открывая глаз, он потянулся к трубке:

— Алло?

— Товарищ капитан, это Дадиев. У нас ЧП.

Через полчаса Гончаров прибыл в расположение четвертой роты.

— Боже мой, Русик, ну и рожа у тебя. Тебе пять месяцев осталось, дотяни, родной.

Ещё через полчаса прибыл командир Гундарев. Как только он вошел в казарму, дневальный во весь голос гаркнул: «Смирно!». Скомандовав: «Вольно», Гундарев тут же направился к Гончарову. Он узнал Дадиева только по погонам, потому что Руслан был в части единственным солдатом в этом звании.

— Дадиев?.. Что случилось? — Гундарев был удивлён и обескуражен.

Больше всего Руслан ненавидел ложь. Об этом знал и Гончаров, поэтому он решил взять ситуацию в свои руки:

— Да, товарищ подполковник, это он. Я и сам его не сразу узнал, так его изуродовал старший лейтенант Круглов только из-за того, что парень зашёл в их роту поздороваться с ребятами.

Гундарев перевёл взгляд на солдат. Те согласно закивали, подтверждая слова Гончарова.

— А где он сам, Круглов-то? — спросил Гундарев.

— Да там, пьяный в стельку. Лежит в каптёрке и даже толком не помнит, как избивал Дадиева, — Гончаров старался говорить уверенно.

Командир определился моментально:

— Дайте Круглову отоспаться и прийти в себя, а утром позвоните на гауптвахту, чтобы его забрали на семь суток.

Десять дней спустя после этих событий капитан Гончаров был вызван в штаб для серьёзного разговора. Вернувшись, он приказал Руслану построить роту для важного сообщения:

— Товарищи солдаты, российским войскам в Афганистане нужна дополнительная помощь. Нашей роте трубопроводчиков выпала честь направить солдат для выполнения интернационального долга и помощи афганскому народу. Так как мы единственная рота на острове Сахалин, все туда направлены быть не могут. У нас три отделения по десять человек. Итого — тридцать. Отделение Виктора Ченцова в полном составе через три дня вылетит спецрейсом в Ташкент, а далее — в Афганистан. Здесь останутся отделения Дадиева и Горохова.

Услышав эту новость, Виктор Ченцов побледнел и опустил голову. Тем же вечером перед сном он позвал Руслана на разговор:

— Русик, после отбоя я уйду в самоволку и не вернусь. Будет объявлена тревога, а через несколько дней, когда найдут, меня отдадут под трибунал, потом или тюрьма, или дисбат. Такие вот дела…

— Витёк, ты что, сдурел, что ли? Ты что несешь?

— В Афган я не пойду ни за что! Знаешь, восемь месяцев назад у меня умерла мама, поэтому я ездил в отпуск. Я теперь один, у меня нет никого, кроме жены Лены. Мы с ней всю жизнь вместе. Вместе закончили десять классов, сидя за одной партой. Между нами даже ничего не было, пока мы не обвенчались восемь месяцев назад. Через месяц она должна родить. Через месяц я стану отцом. Служить осталось пять месяцев. Если уйду в Афган — могу не вернуться живым, и тогда Лена с ребенком останутся одни. Лена потеряла отца, когда ей было два года, а мама её умерла перед тем, как я ушёл в армию, и…

Руслан перебил его:

— Подожди, Витёк, я всё понял. Не продолжай. Дай мне пару минут, — Руслан опустил голову, размышляя. «Наверно, это судьба, — подумал он. — Судьба попасть в Афган». Все эти месяцы он чувствовал себя виноватым, что поддался уговорам Воронина в военкомате. Теперь он понял, что это знак свыше, и это его шанс. Шанс выполнить свой «интернациональный долг», пускай хотя бы всего на пять месяцев службы. Если вернётся живым, то сможет сказать себе, что сделал всё возможное, а иначе все, кто не вернулся оттуда, будут стоять у него перед глазами, говоря ему: «На нашем месте мог быть ты».

Он вспомнил, что полгода назад получил письмо от одноклассницы — Юли Гореловой. Она писала, что её парень, Игорь Ковтун, погиб там, в Афгане. Игорь был другом Руслана. Они с семи лет занимались боксом у одного тренера… Пожалуй, Руслан даже был рад, что Ченцов отказывается ехать в Афган. Это был его, Руслана, шанс.

— Витёк, я знаю, что ты мне доверяешь, правильно? — Ченцов, не задумываясь, кивнул головой. — Я сейчас тебе скажу кое-что. Твоё дело слушать меня, не перебивая, и согласиться. Договорились? — Ченцов не возражал. — Витёк, я хотел попасть в Афган, но не получилось. Твою ситуацию я понимаю очень хорошо. Буду краток — мне нужно в Афган, а тебе нет. Я всё устрою. Осталось два дня. Ты молчи, никому ни слова, особенно ротному. Он меня не отпустит и должен будет всё узнать лишь в день отправки. Я всё улажу с командиром части. Это окончательно.

На следующее утро Руслан, не торопясь, направился в штаб. Остановившись перед кабинетом Гундарева, он поправил форму и, внутренне настроившись на нелёгкий разговор, постучал в дверь.

— Ну, старшина Дадиев, рад тебя видеть. С чем пришёл? — спросил, улыбаясь, как обычно, Гундарев.

— Товарищ подполковник, я к вам по очень важному делу.

— По важному? — улыбка на лице Гундарева исчезла, взгляд стал серьёзным. Он сел за стол и жестом указал Руслану место напротив. Руслан опустил голову, не зная, с чего начать этот разговор. — Давай, Руслан, не переживай, говори спокойно.

— Товарищ подполковник, через два дня десять человек из нашей роты отправляют в Афганистан.

— Насколько мне не изменяет память, — ты туда не едешь.

— Да, в том-то и вся проблема.

Гундарев удивлённо посмотрел на Руслана:

— Почему проблема?

— Товарищ подполковник, я хочу туда поехать.

— Ты хочешь в Афган? Зачем? Тебе осталось служить всего пять месяцев.

— Я знаю, товарищ подполковник… Это сложно объяснить. Дело в том, что… В общем, товарищ подполковник, мне надо в Афган! Туда должен отправиться Ченцов, но он не может. Это… поверьте, мне очень нужно. Давайте решим всё здесь и сейчас. Вы же знаете, что от вас многое зависит, и, если вы дадите разрешение, я смогу поехать. Капитан Гончаров сделает всё, чтобы удержать меня. Я прошу вас, товарищ подполковник, помогите мне попасть в Афган!

Гундарев медленно встал из-за стола и подошёл к Руслану. Руслан тоже поднялся — согласно кавказскому этикету, следует вставать, когда встают старшие, и садиться, только если разрешат. Гундарев по-отечески обнял Руслана:

— Знаешь, Руслан, я тебе так скажу… Детство у меня было тяжёлое. Я рассказывал тебе, что я вырос в детдоме, и вся моя жизнь была — борьба. У меня был выбор — или стать преступником, как многие из детдомовских, или человеком. Я постарался стать человеком, и уважаю тех, кто стремится стать человеком, творить добро. Я вот смотрю на тебя и жалею, что ты не мой сын. Видит бог, я очень ценю тебя как человека. По идее, я должен помешать тебе уйти в Афган, но чисто по-человечески — я не могу тебя останавливать. Я в очередной раз убедился, какое у тебя большое сердце. Уверен, ты думаешь, что тебе хочется в Афган: может это так, а может, нет. Но я также уверен, что ты делаешь это, чтобы помочь Ченцову. Почему — я не знаю, но, если ты сказал, что Ченцов не должен туда ехать, значит, на то есть причина. В общем, сынок, я внесу изменение в список, и вместо Ченцова поедешь ты.

В день отправки все чувствовали себя по-разному — одни горевали, другие радовались. У каждого на то и другое были свои причины. Руслан вёл себя как обычно. «Это просто жизнь, — думал он, — сейчас просто начинается новый этап в жизни, и кто знает, что он принесёт».

Ченцову где-то в глубине души было неуютно, что события повернулись таким образом, но он понимал, что это действительно был лучший выход для него. И, возможно, для Руслана…. Во всяком случае, он хотел в это верить.

С утра после завтрака командир Гончаров построил роту:

— Ну что, родные мои, сегодня десять человек отбывают. Не знаю, может быть, мы больше никогда не увидимся, возможно, кто-то не вернётся, но об этом не хочется говорить. Единственное, о чём я хочу сейчас сказать, — не посрамите честь водопроводчиков, честь нашей роты, — и он повернулся к Ченцову, ещё не зная о произошедших изменениях: — Старший сержант, собирайте отделение. Я пойду в штаб, оформлю документы, когда вернусь, чтобы все были готовы к отправке.

Всю недолгую речь Гончарова Ченцов слушал, опустив глаза. Ему было не по себе, потому что он обманул командира, но что-либо объяснять уже было поздно. Более того, он обещал Руслану, что будет молчать.

Руслан подошел к окну, из которого был виден штаб и стал смотреть, что будет дальше. Он видел, как Гончаров быстрой походкой вошёл внутрь, а через десять минут вышел и почти бегом направился в сторону своей роты. «Ну, всё, теперь он знает, сейчас начнётся самое интересное», — подумал Руслан и крикнул Ченцову: «Гончаров возвращается. Витёк, ты лучше удались куда-нибудь, чтобы он тебя не видел, я с ним сам поговорю».

Приближаясь к роте, Гончаров перешёл на бег, взлетел по ступенькам, выкрикивая: «Где он?! Где он?!». Руслан прекрасно понимал, что речь идет о нём, поэтому не стал прятаться:

— Я здесь, товарищ капитан.

Гончаров обеими руками схватил Руслана за грудки и закричал: «Ты зачем это сделал?! Тебе нельзя туда! Ты сирота, я тебе уже миллион раз говорил! Тебе что, больше всех надо?! Ты понимаешь, что можешь оттуда не вернуться?! Ты что, идиот?!». Он тряс Руслана из стороны в сторону, а тот не сопротивлялся, лишь безучастно смотрел куда-то в пустоту. Когда злость Гончарова чуть улеглась, Руслан сказал:

— Товарищ капитан, простите, но так надо.

К двум часам дня отделение было готово к отправке. Попрощаться пришла вся часть, в такую даль отсюда направляли впервые. Все понимали, что кто-то из ребят может погибнуть.

Гончаров по-отцовски обнял каждого, а Руслану ещё сказал:

— Я служил со многими солдатами, многих я помню в лицо, многих по фамилии, ты — один из тех, кого я буду помнить всегда. Береги себя, Руслан, и береги своих подчинённых.

Он обнял Руслана, в его глазах читалась укоризна, но он уважал решение Дадиева.

— Руслан, я хотел с тобой поговорить. Давай отойдём в сторону…

Руслану было тяжело смотреть в глаза Гончарову. Ему казалось, что он подвёл командира, но, с другой стороны, он чувствовал, что поступил правильно.

— Руслан, я понимаю, что Ченцов остается не просто так. Почему ты это делаешь? Ты всегда слишком добр к окружающим…

Руслан, улыбаясь, посмотрел в глаза Гончарову:

— А разве можно по-другому? И как это — по-другому, товарищ капитан?.. — Он выдержал паузу, собираясь с мыслями, а потом заговорил снова: — Товарищ капитан, я — чеченец, обычно у нас бывают большие семьи, но у меня были только отец и мать и больше никого. Мне было семь лет, когда я подрался с одним мальчиком. Он был сильнее и побил меня. Я пришёл домой, отец посмотрел на меня и сказал: «Теперь ты понимаешь, как иногда тяжело приходится в жизни? Но я хочу, чтобы ты оставался добрым, несмотря ни на что. У тебя никого нет, кроме нас с мамой, и ты должен самостоятельно выжить, когда нас не будет. Поэтому я тебя прошу — делай людям добро. Я хочу, чтобы после моей смерти люди подходили к тебе и говорили, что у тебя был хороший отец. Это всё, что нужно. Похороны — это финал земной жизни, там всё становится ясным. Очень трудно говорить хорошие слова о человеке, который жил неправильно. И часто люди просто выполняют свой долг, когда хоронят его. Но если человек прожил жизнь правильно, то люди охотно поминают его добрыми словами». В семь лет отец отвел меня в секцию бокса, и уже со второго класса меня никто не мог обидеть, но он не разрешал мне никого бить, поэтому с самого начала у меня всегда было так — я помогал, защищал девочек, слабых. Слова отца остались у меня в памяти на всю жизнь. Мне было девять лет, когда мои родители погибли в аварии, на похоронах я стоял молча, а люди подходили ко мне, обнимали, утешали и говорили: «Руслан, у тебя был очень добрый, отзывчивый и хороший отец, и да будет на то воля Всевышнего, ты тоже вырастешь таким, как он»… Поэтому, товарищ капитан, по-другому я не могу. Я знаю, что доброта, отзывчивость — это то, что двигает человека в правильном направлении, и такого человека Всевышний не оставит в любой ситуации…

Гончаров слушал его, и ему нечего было возразить. Он и сам хотел бы так жить, но у него не получалось. Поэтому он с искренним интересом смотрел на того, кто, будучи гораздо моложе его, в очередной раз научил его чему-то хорошему.

— Ну, Руслан, давай обнимемся… Мы с тобой обязательно встретимся в Грозном, я в это верю. Это же наша родина. Куда мы с тобой друг от друга денемся?.. Давай, братишка, — он говорил уже не как командир роты, а как близкий человек. Они крепко обнялись и стояли так, раскачиваясь, минуты две. И, как всегда, Гончаров не мог не пошутить: «Смотри, если там, в Афгане, погибнешь, домой не приезжай, я тебя сам лично убью за это, понял?!» — и они рассмеялись.

— Ладно, товарищ капитан, удачи. Я думаю, всё будет нормально. Как приедем, разместимся, мы вам напишем и фотографии пришлём. Бывайте.

Последним к Руслану подошел Ченцов. Ему было очень тяжело, и Руслан его понимал:

— Витёк, не бери в голову, спасибо Всевышнему, что так получилось. Мне, действительно, надо туда. Всё будет нормально, а ты береги себя. Когда приедем, я тебе напишу. Наверное, к тому времени у тебя уже родится ребёнок. Ты служи, как все, возвращайся домой, в семью, и расти своего малыша.

— Знаешь, Руслан, если у меня родится сын, я — даю тебе слово — обязательно назову его Русланом, пусть он станет таким, как ты, и я буду самым счастливым отцом на свете!

***

В Афганистане Руслана и его подчинённых поставили под командование полковника Ляшенко. Их отряд следил за состоянием трубопровода на перевале Саланг. Тоннель, через который днём и ночью шли грузовики, располагался посередине между северной и центральной частями страны и был вырублен в горах, в окружении заснеженных вершин, на высоте более трёх километров.

К этому времени советская армия уже почти завершила выполнение основных боевых задач. Часть войск выводили, хотя спецподразделения ещё продолжали бороться с поставками оружия из-за рубежа. Это не делало службу менее опасной, — единичные нападения душманов продолжались по всему фронту, и тоннель Саланг всегда находился в зоне опасности. У трубопроводных войск, тем не менее, значительно больше сил уходило на борьбу с природой, а не с людьми, — в горах часто сходили лавины, поэтому трубы приходилось постоянно чинить.

В один из дней Руслан, как обычно, с несколькими трубопроводчиками и отрядом прикрытия, выехал на место аварии. До конца службы оставалось несколько дней, и, хотя афганской войне ещё предстояло идти годы, большинство трубопроводчиков возвращалось на гражданку.

— Хорошо вам, — заговорил Лёша Костриков из группы прикрытия. — Мы-то здесь ещё год куковать будем.

Руслан хмуро оглядывал снежные склоны. Горы Гиндукуша напоминали ему родной Кавказ. Может быть, эти не такие цветущие и без горных ручьев на каждом шагу, но тем не менее…

— Видишь себя уже дома, — угадал его мысли Лёша. — А я ещё десять раз могу на мине подорваться, и всё…

Машина остановилась. Солдаты направились к трубам, чтобы оценить ущерб.

— Не нужно беспокоиться, — спокойно сказал Руслан. — Ничего плохого с тобой не случится.

— Легко тебе говорить, — усмехнулся Костриков.

— Дело не в этом, — Руслан говорил отстранённо, глядя куда-то сквозь снега, сквозь камни, сквозь скалы. Куда-то далеко-далеко. — Просто ничего с тобой не случится. Я знаю. Потому что ты хороший человек.

— Знал я хороших людей. Несколько лет назад в нашем тоннеле Саланг по глупости целая рота перемёрла, задохнувшись угарным газом, просто потому, что движки машин не заглушили. Мне просто повезло тогда, что я оказался недалеко от выхода.

— Значит, в этом был смысл.

— Не было в этом никакого смысла, — они уже не первый раз спорили на эту тему. — Просто иногда в жизни случаются идиотские вещи, и тогда умирают люди. Если в этом был какой-то смысл, то этот смысл — полный идиотизм!

Руслан вздохнул. Он не знал, как объяснить логически, но чувствовал, что он прав.

— Ничего с тобой не случится, — повторил он.

И в этот момент раздались выстрелы. Несколько солдат упали. Никто даже не успел сориентироваться, в голове у Руслана мелькнула мысль: «Засада!». Душманы, в первую очередь, снимали команду прикрытия, зная, что водопроводчики значительно менее опасны, поэтому не прошло и секунды, как упал и Лёша.

«Не может быть!» — подумал Руслан и кинулся к товарищу. Не обращая внимания на стрельбу, он принялся трясти его, судорожно вспоминая, чему его учили на уроках оказания первой помощи. А люди вокруг всё падали, пока не осталось всего шестеро водопроводчиков.

Тут Руслан услышал голос Лёши: «Не дёргайся!» — прошипел тот. — «Делай вид, что убит! Мы тут как на ладони!»

«Жив!» — Руслан с облегчением выдохнул. И тогда его отбросило назад.

Последнее, что Руслан ощутил, это боль в голове, когда он, падая, ударился о камни.