Чёрный Лес

Ив Соколофф

Кто сильнее: ведьмы или вампиры? Стоит ли бояться говорящих собак? Достаточно ли в двадцать первом веке одной лишь любви, чтобы спасти Спящую Красавицу из хрустального гроба? Не слишком ли много странных вопросов для начинающего рок-музыканта? Однако ему совершенно необходимо найти ответы. И побыстрее, пока надежда вернуть свою любимую не умерла окончательно.

Глава 2

Так прошло несколько беззаботных лет. Конечно же, Майтанэ и Мартин учились в одном классе, одновременно начали заниматься музыкой, причем пианино, к которому неровно дышала Май, стояло у Оскара дома, а гитара, о которой мечтал Мартин, нашлась у Элены — осталась, как память о бывшем муже, весьма неоднозначная, надо сказать. Школа, в которую они ходили, была неплохой, класс сложился довольно дружный, но Мартин особенно хорошо поладил с И́кером, чуть грубоватым здоровяком, добрым, как теленок и никогда не унывающим. А лучшей подругой Май стала Ма́ри, веселая и непоседливая, любопытные и живые темные глаза которой нигде не задерживались надолго, постоянно выискивая что-нибудь интересное. Она была пониже тоненькой нескладной Май, и уже в подростковом возрасте имела фигуру весьма и весьма женственную, причем прекрасно это осознавала; кокетство, вообще, было у нее в крови.

На ее фоне, Майтанэ, не торопившаяся взрослеть и не умевшая себя подать, да и не понимавшая, для чего это, вообще, нужно, выглядела совсем ребенком, хотя и постепенно превращавшимся в очень хорошенькую девушку. У нее были правильные черты лица, черные блестящие волосы, длинные и густые, мягкой волной спадавшие на узкие плечи и совершенно невозможно яркие глаза, голубовато-серые зимой и почти синие летом. Единственным, что ее немного портило, были тонковатые губы, пусть даже четко и красиво очерченные; вместе с чуть рассеянным взглядом они придавали ее лицу оттенок легкой отстраненности и закрытости. Но только не тогда, когда Май улыбалась, а делала она это очень и очень часто, ведь нрав у нее был веселый. Она была вполне нормального среднего роста, однако из-за своей излишней подростковой стройности, тонкой изящности запястий и лодыжек, казалась довольно высокой.

Мартин к выпускному классу сильно вытянулся и раздался в плечах, в целом походя статью на отца, но не догоняя того ни по росту ни по весу. От Оскара же ему достался прямой нос и твердо очерченный рот, а вот в открытом взгляде крупных карих глаз отчетливо прослеживалось сходство с портретом матери, который всегда стоял в гостиной на комоде. Темные волосы Мартин стриг довольно коротко, иначе они начинали чуть подвиваться, придавая его облику излишнюю, как ему самому виделось, мягкость.

Конечно же, Оскару и Элене казалось, что их отпрыски составили бы прекрасную пару, тем более что они так хорошо смотрелись вместе. Родители не раз обсуждали это наедине, но никогда не позволяли себе даже намекать на подобную возможность или шутить по этому поводу при детях.

А в выпускном классе случилось то, что случилось: ранней весной Мартин по уши втрескался в Ма́ри, так щедро одаренную природой в области груди, как снаружи, так и внутри. Она была хорошая любвеобильная девочка, с которой так было интересно заниматься азами практической анатомии и физиологии. Они пропадали целыми вечерами, обнимаясь и целуясь в парках, а Май ожесточенно терзала пианино, удивляясь, почему ей вообще есть до этого дело. Это чувство отчаянного одиночества и отверженности она поначалу приписывала предательству Мартином их дружбы, а затем вдруг поняла, что дело было совсем не в этом. И от этого ей стало совсем плохо. А Мартин, совершенно не понимая, как больно делает подруге, делился с Май всеми своими переживаниями и сомнениями. Та кусала тонкие губы, когда он не видел и плакала по ночам. Но как-то она не выдержала, и, когда Мартин в очередной раз заявился к ней поздним вечером и начал рассказывать, какая Мари замечательная, бросила в сердцах по-русски:

— Да идите вы к черту! Дураки!

И ушла в свою комнату, хлопнув дверью и оставив Мартина в совершенном недоумении.

Конечно, он не понял смысла сказанного, но и интонации было довольно, чтобы заподозрить, что он делает что-то не то и не так, вот только что именно, ему было невдомек. Расстроенный и озадаченный Мартин побрел домой.

И все же Ма́ри полностью владела его мыслями еще несколько долгих недель, в течение которых они с Май почти не виделись. Чтобы заполнить унылую пустоту одиноких вечеров, пытаясь избавиться от чувства собственной ненужности, она начала встречаться с одним давним воздыхателем, у которого раньше не было никаких шансов. Он был года на три старше, высок, силен и напорист, и Май это поначалу даже понравилось, хотя свои новые отношения афишировать особо не спешила; ни Мартин, ни даже мама ни о чем не догадывались, впрочем, все были слишком заняты собой: Элена теперь проводила почти все время с Оскаром, вероятно думая, что дочь находится под присмотром Мартина, а тот бегал за Ма́ри, и ни на что больше времени у него не оставалось. Май с ухажером ходили в кино, степенно гуляли за ручку по набережной, причем совершенно не скрываясь: девушка будто нарочно хотела попасться на глаза Мартину. Но тщетно, тот, как назло, всегда был где-то еще. И вот однажды вечером, очень грустная, заплаканная Май тихо-тихо открыла дверь квартиры своим ключом и, с облегчением увидев, что Элены нет дома, пошла прямиком в душ, с отвращением бросила снятую одежду в корзину для грязного белья и под горячей водой полчаса с остервенением терла покрасневшую кожу губкой, словно пытаясь отмыться от чего-то неприятного, глубоко въевшегося в кожу. Затем она прошла в свою комнату и прорыдала полночи в обнимку с подушкой, забывшись беспокойным сном только под утро. Следующие несколько дней, молчаливая и осунувшаяся девушка ходила в водолазке с высоким воротом, скрывавшим несколько характерных багровых отметин на шее и плечах. С ухажером Май больше не встречалась.

А потом внезапно все кончилось и у Мартина. Скорее всего, любвеобильной Ма́ри, для которой это были уже далеко не первые отношения, просто наскучило обучать азам любовной науки неопытного робкого новичка. Во всяком случае, сначала Ма́ри находила все больше предлогов, чтобы уклониться от очередного свидания, а затем прямо сказала Мартину, что любовь прошла и хватит за ней таскаться. Он был растерян, совершенно не понимал, что произошло, к тому же единственный человек, с которым он привык делиться и горем и радостями, сейчас явно не жаждал слушать о его проблемах. Немного он пострадал в одиночку, пытаясь вылечить душу, сочиняя новые мелодии и не желая никого видеть, а потом, очень кстати, Оскару предложили поехать на пару месяцев в командировку в Валенсию и тот, предполагая, что сыну было бы очень полезно отвлечься, предложил ему поехать с ним, благо последний год в старшей школе к тому времени уже закончился, незаметно и буднично на фоне любовной горячки.

* * *

По гладким стенам древней башни стекали потоки воды: молодая весенняя гроза сумела добраться и сюда. Но белое низкое небо над укромной долиной оставалось таким же, как всегда: скучным, мутным и плотным клубящимся покровом. Буря бушевала где-то снаружи, выше и дальше, там оглушительно грохотал гром, сверкали яростные молнии, неистовствовал штормовой ветер, тугими струями хлестал неукротимый ливень. Но белая пелена пропускала только воду, тщательно фильтруя и лишая дождь вкуса и запаха, высасывая из него всю энергию стихии, превращая просто в льющийся с неба оксид водорода.

Бальтасар, не просыпаясь, перевернулся на другой бок, вытянув длинные лапы поперек коридора. Старые часы на гладком боку Машины Обновления беззвучно отсчитывали время, жесткий голубоватый свет все также лился из-под потолка машинного зала. Снаружи в низине, небольшое темное озеро переполнилось, и вода подступила к самой дороге, ведущей в башню. Все было, как всегда, и длилось уже не одну сотню лет.