Собибор. Восстание в лагере смерти

Иван Беркутов, 2018

Это книга о силе человеческого духа, который невозможное сделал реальным. Это рассказ о побеге из безвыходного пространства, о победе добра над злом, стремлении к жизни и свободе – над бесчеловечным механизмом машины уничтожения. Это история о единственном за все время Второй мировой войны успешном восстании узников нацистского концлагеря. Это роман о восстании в лагере смерти Собибор в 1943 году, организованном Александром Печерским (1909–1990) – советским офицером и всемирным героем.

Глава 2

И вот они, все четверо, собрались на вокзале. Там им сообщили, что их вывезут куда-то на восток. Куда — не говорили. Повели на перрон. Здесь их ждал поезд — обычный пассажирский поезд, вроде тех, что ходили в Брюссель или Гамбург. Они с опаской оглядывались по сторонам. Но все выглядело совсем не страшно.

Да, эта поездка совсем не была похожа на отправку в концлагерь! Никакого сравнения! И зачем только их пугали в Роттердаме, рассказывали всякие ужасы? Ничего страшного в их путешествии не было. Они ехали в комфортабельном вагоне пассажирского поезда. Сидели вчетвером в отдельном купе. И даже пиво у них было — большая бутылка, которую Аксель прихватил на вокзале. Говорили, что где-то, в другом вагоне, ехала немецкая охрана. Но здесь ее не было, здесь они были свободны. И даже желтые звезды, нашитые у каждого на одежде, не выглядели как знак беды. Эти куски нарядной материи из хорошей ткани скорее выглядели как украшения.

Поезд миновал границу, и теперь они ехали по территории Германии, все дальше на восток.

— Как называется это место, куда нас везут? — спросила Ханна. — Я так и не запомнила название…

— Я помню, — откликнулась Магда. — Это где-то в Польше. Представляете, в Польше! Такая дыра! А местечко называется Собибор. Кажется, это недалеко от города Хелм. А еще я запомнила, что сразу по прибытии немцы отделяют жен от мужей…

— О, прощай, Магда, прощай, Ханна! — нарочито трагическим голосом произнес Аксель.

Магда, глядя на своего веселого мужа, тоже отбросила мрачные мысли и решила ему подыграть.

— Прощайте, Аксель и Якоб! — так же трагически произнесла она.

Глядя на них, красавица Ханна усмехнулась. И только Якоб не понимал этой шутки.

— Чему вы смеетесь? — спросил он. — Ведь мы ничего не знаем! Надолго ли нас разделят? Как там вообще все будет?

— Нас разделят на целых три дня! — все так же шутливо ответила Ханна. — Вот и проверим наши чувства.

— Да, это их немецкий порядок, — кивнула Магда. — Насчет порядка они сумасшедшие.

Однако Якоб не разделял их беспечности.

— Можно ли верить немцам? — спросил он.

Аксель покачал головой:

— Опять паникуешь! Какой у меня нервный компаньон! Якоб, мы будем работать, как всегда, и мы бессмертны.

— Это почему еще?

— Потому что мы ювелиры! — ответил Аксель, назидательно подняв палец. — А золото сильнее смерти.

— Держись его, он везучий, — посоветовала Магда Якобу, с любовью поглядывая на мужа.

А Ханна сообщила:

— Немцам можно верить. Знаю это из личного опыта.

— У тебя был роман с немцем? — оторопел Якоб.

Ханна не ответила. А Аксель засмеялся:

— Самое время признаваться! Перед Собибором…

— Мне рассказывала моя подруга Милка, — сказала Магда, — что она бывала в Польше. В восточной ее части — как раз там, куда нас везут. Там кругом леса, деревень совсем мало. Лесной край…

— Вот и отлично! — заявил Аксель. — Будем жить в лесу, дышать чистым воздухом! Это будет полезно для твоих легких, Магда, а то в последнее время ты жаловалась на насморк. Здесь ты сможешь его вылечить.

— Но если тут одни польские деревни, где мы будем работать? — спросил Якоб. — Крестьянам не нужны бриллиантовые колье, ожерелья, подвески… Единственное, на что хватает их скудных сбережений — это заказать колечко на свадьбу, да и то серебряное.

— Но ведь нас везут не в польскую деревню, а в немецкий лагерь! — Аксель вновь назидательно поднял палец. — Там будет достаточно немецкого начальства, всяких офицеров. А уж им точно нужны украшения для их подруг. Конечно, немцы скуповаты, не то что польские паны. Вот уж у кого полно гонору! Но времена панов, как и наших голландских торговцев, как видно, миновали навсегда. Теперь нам придется жить под немцами.

Потом он похлопал себя по тугому животу и сообщил, что пойдет в туалет. Едва он вышел, красавица Ханна сообщила, что устала сидеть на одном месте.

— Мы уже три часа томимся в этом душном купе, — пожаловалась она. — Сколько можно? Пойду, пройдусь по вагонам. Погляжу, что и как. Потом вам расскажу.

Якоб хотел возразить жене, но не решился. Он вообще робел перед своей красивой женой. Это в мастерской он был хозяин, мастер, там он знал, что и как делать. А дома царила Ханна. Она была такая красивая, такая недоступная… Якоб до сих пор не понимал, как она согласилась выйти за него замуж, что нашла в нем, таком обычном, невзрачном…

…Между тем Ханна проследовала мимо туалета, открыла дверь тамбура… Как она и думала, Аксель был там. Они взглянули друг на друга… и кинулись друг другу в объятия. Оба не сказали ни слова, но думали и чувствовали они одинаково. Настал их миг! Сколько можно откладывать? Ведь неизвестно, что на самом деле ждет их впереди. Пока что у них не было подходящего случая, чтобы начать свой роман. И вот теперь, по пути в неведомый Собибор, этот момент настал.

Конечно, это было неразумно. Крайне неразумно! В любой момент их могли разоблачить; дверь могла открыться, и в тамбур могли войти посторонние. Или не посторонние, а свои — Якоб или Магда. И это было бы еще хуже. Но угроза разоблачения делала их любовь еще более бурной.

Аксель впился в ее шею, его руки стискивали ее бедра; вот он задрал ей платье… Его ласки становились все более страстными; Ханна не сопротивлялась. Только обручальное кольцо стащила с пальца — для очистки совести.

— Сейчас я выбью из тебя немца… — прошептал Аксель ей в ухо.

Вагон дернулся, заскрежетал на стыках — они уже въезжали на станцию. Однако это не остановило Акселя. Ханна почувствовала, что партнер оказался внутри нее. Она застонала… А Акселю хотелось кричать; ему надо было дать выход рвущейся из него страсти.

— Немец, пошел вон! — закричал он, не сдерживаясь. — Вон!

— Он ушел! — отвечала Ханна между стонами. — Только ты, ты…

Поезд приближался к платформе, за окном уже виднелись лица тех, кто ждал его прибытия; стали слышны звуки оркестра. Уже можно было прочитать надпись «Собибор» на здании станции. Однако они оба не помнили, где находятся. Им не было никакого дела до окружающего. Они находились в своей собственной вселенной, рассчитанной только для двоих.

Поезд уже почти остановился. Однако Аксель еще не закончил, и он не собирался останавливаться.

— Немец, пошел вон, вон! — крикнул он в экстазе и распрямился. Конец… Последние стоны… Ханна торопливо надела на палец кольцо, поправила платье. Один за другим они покинули тамбур. Лицо Ханны снова приняло присущее ей надменное выражение.

Теперь она снова могла видеть окружающее. И она увидела маленькое станционное здание, перрон, на котором выстроилось два десятка полицейских в синих мундирах, с винтовками в руках. Позади стоял оркестр, который играл одну веселую мелодию за другой. Тут же находились и хозяева, представители «расы господ» — трое немецких офицеров в мундирах мышиного цвета. Над зданием станции развевался нацистский флаг со свастикой. А дальше виднелись какие-то здания, окруженные колючей проволокой. «Значит, все-таки это лагерь, и тут совсем не санаторий», — подумала Ханна.

Впрочем, долго раздумывать было некогда: немцы поторапливали прибывших, просили их быстрее выходить из вагонов. Хотя никаких резких команд не было, все выглядело пристойно. К тому же Аксель, Якоб и Магда уже вышли и ждали ее на перроне. Ханна ступила на ступеньку вагона, и услужливый еврей в опрятном комбинезоне подал ей руку и помог выйти. «Как мило! — подумала она, поблагодарив мужчину кивком головы. — Давно мне никто не подавал руку. Разве что муж…»

Немцы строили вновь прибывших — мужчин отдельно, женщин и детей отдельно. Прежде чем стать в строй вместе со всеми, Ханна оглядела толпу прибывших. В купе они ехали одни, ни с кем не общались, не знали, кто едет в других купе, в других вагонах. Только теперь она оценила, как много их, оказывается, прибыло на этот маленький вокзал. И как много детей! Почти каждая женщина вела за руку ребенка; у некоторых было двое, трое детей. «Где же мы все поместимся? — подумала Ханна. — Кажется, тут не так много домов. Или есть другие, которых не видно с перрона?»

Тем временем один из немецких офицеров взял в руки мегафон. Его усиленный аппаратурой голос разнесся над толпой прибывших:

— Добро пожаловать в лагерь Собибор! Вы сможете здесь добросовестно работать и достойно жить в ожидании переселения на освобожденные рейхом земли.

«Ага, значит, мы здесь временно, — заключила Ханна. — Интересно, что это за освобожденные земли? Где-то в России, может быть? Но ведь кругом говорят, что русские наступают, земли, занятой немцами, все меньше…» Впрочем, думать было некогда — офицер говорил дальше:

— Просим вас правильно понять наши требования. Разделение мужчин и женщин — временное; просто в целях гигиены сейчас необходимо принять душ, во избежание эпидемии тифа…

«Какая чушь! — успела подумать Ханна. — Какой тиф? Все выглядят чистыми, опрятно одетыми… О чем он говорит?»

— А потом все встретятся! — продолжал офицер. — Сохраняйте ваши квитанции, чтобы без затруднений найти свой багаж для устройства в домах.

Стоявшая рядом с Ханной Магда прокомментировала выступление офицера:

— Немного занудный, но все по порядку, как мы и думали.

— О какой квитанции он говорил? — недоумевала Ханна.

Магда уже собиралась ответить, но ее опередил тот самый служащий в комбинезоне, который помог Ханне выйти из вагона:

— Вон квитанция на ваш багаж, мадам. Чемоданы получите чуть позже. Не волнуйтесь ни о чем, все будет в полной сохранности.

— Я и не волнуюсь, — ответила Ханна, и ее лицо приняло привычное надменное выражение. — Спасибо.

Между тем другой офицер — комендант так называемого Первого лагеря обершарфюрер Карл Френцель — в сопровождении автоматчика медленно двинулся вдоль строя вновь прибывших.

— Мастера есть? — громко спросил он. — Сапожники, плотники, кузнецы, шорники? Швеи, портнихи?

Акселя не требовалось приглашать дважды. Он быстро соображал, сразу понимал, где выгода, как нужно поступить. Он сделал шаг вперед и громко заявил:

— Я ювелир, господин офицер! И этот человек тоже, он мой компаньон! Якоб, не мямли, скажи! Мы хотим работать по специальности, господин офицер!

Якоб тоже шагнул вперед:

— Да, я ювелир. Вот кольцо, я его делал… обручальное кольцо моей жены. Ханна, покажи!

Стоявшая неподалеку Ханна услышала слова мужа и подняла вверх руку с кольцом.

Комендант слегка улыбнулся на такую непосредственность и одобрительно кивнул мастерам:

— Отлично! Ювелирам найдется дело.

И двинулся дальше вдоль строя. Ему надо было отобрать из присланного человеческого материала все ценное. Не должно было пропасть ничто, что могло пригодиться Германии! Обрадованный Аксель хлопнул друга по плечу:

— Говорил же я: держись за меня, Якоб!

Офицер с мегафоном в руках вновь заговорил:

— Соблюдайте порядок! Сперва в душ идут женщины. Мастеровые отходят в сторону, их поведут в душ потом.

Стоявшие вдоль перрона полицейские окружили женщин, велели им построиться по двое и повели прочь. Ханна с Магдой шли в хвосте колонны, их было хорошо видно, вплоть до момента, когда колонна вошла в ворота лагеря. Аксель и Якоб провожали жен взглядами.

— Не знал, что у нее был любовник, — с горечью произнес Якоб.

Он не знал и другой, более важной вещи: что он видит свою жену в последний раз…