Нестрогое соотношение сердца, души и родства

Игорь Александрович Веселов, 2015

Эта книга, по-моему, получилась сильно отличающейся от двух предыдущих изданий – «Палисада слов» и «Футляра времени…». О них, лишь замечу, что каждая по-своему автобиографична, тогда как третья обещает быть, в некотором роде, романом-фантазией, где намешано немало странностей и совпадений мистического характера. Просто, когда тебе уже за пятьдесят и ты верующий в Бога, то смотришь на жизнь несколько иначе, чем ранний! И это совершенно естественно. Даже придумалась некая теория «числовой зеркальности». Ну, об этом при прочтении (считайте, интригую). А ещё, похоже, в ходе написания набрёл на алгоритм авторского успеха (хотя и так всё на поверхности) – обязательно уважай читателя, но излишне лебезить перед ним сюжетной заинтересованностью и, главное, не перегружай его мозг псевдозаумной недосказанностью (а вот здесь у меня, наверное, хуже всего). Но как бы то ни было – заранее, друзья, спасибо за внимание. Содержит нецензурную брань.

Кажется, просыпаюсь. Лапы затекли, и мне сладко потягивается. В комнате так темно, что не спасает даже лунный свет, вваливающийся в единственное оконце, оно под потолком.

Сюда меня, пусть и на тёплый пол, за вчерашнее поведение отправила хозяйка. Зря, всё же. Всего-то, разбила её чашку, когда запрыгнула на стол, где одиноко лежала манящая запахом курятина. А пропустить такую вкуснятину, и рядом никого — это выше моих собачьих сил.

Обычно я сплю в кровати, с этой самой своей госпожой, если она ночует, теперь изредка, здесь — в огромном доме у реки.

Кличут её словно кошку соседей — Марусей. Моё же — Жуля. Полностью Джульетта Бросси Зом. Имя не особо нравится. Больше бы подходило, допустим, Сью — звучит нежно и красиво. Как-то у нас были гости, а с ними смирная сука, отзывающаяся на подобное.

Хозяйка, конечно, Жулю любит, но и часто заставляет страдать. Например, дует в ухо или теребит за нос — неприятно. На дню, бывает, по-нескольку раз. И хочется в эти моменты вцепиться ей в палец, но не могу себе позволить — надо оставаться преданной и терпеливой.

Ещё признаюсь — ненавижу маленьких детей — они вызывают лай, аж до рвоты. Также бесят движущиеся автомобили и вонючий Петрович, который иногда заходит к нам, чтобы с противным звуком начать косить траву. Поэтому, когда он появляется, нас стараются изолировать друг от друга.

Вообще-то хозяевами остаюсь довольна. Кормят по часам, правда, на прогулку выводят не всегда регулярно. И как результат — от нетерпежу, порой случаются конфузы, а в них могут вступить невнимательные Шурик, муж Марусечки, или их сын — подросток Ромка, вечно задирающий меня.

_____________________________________________________

Бытие.

4.11. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей;

_________________________________________________________

Приснится мне вечность и вспомнится роль,

Когда ты незнаем, но всё же не ноль,

И пусть осчастливлен заботой других,

Но мир окружён тревогой глухих.

На нас испускаются тени рабов,

Коверкая судьбы, опускаемся в «ров»,

Где жизненный тонус пульсирует путь,

В душе же взболталась греховная муть.

И в ней перемешаны страхи и злость,

А в «крышку сомнений» вбивается «гвоздь»,

Со звуком доходит — никто здесь не гость,

Не проще ли думать, что всё же порой,

Ты время «вращаешь» идя за собой.

___________________________________________________________

Неочевидное «уравнение».

Жалость к себе = отрицательный результат между мечтой и её осуществлением.

Жалость или злорадство к другим = положительный результат между собственной успешностью и чужими, в конкретике и целом, неудачами.

________________________________//_________________________________

Разместился на диване с газетой, на журнальном столике виски на треть бокала. За окном поздняя осень со всей присущей промозглостью. Сейчас в доме никого, только в моих ногах уютно устроилась собака породы «китайская хохлатая» — Жулька. Во сне тонко поскуливает, видимо, что-то привиделось.

У нас с ней в обычной жизни, когда всё поделено по-честному. Каждому своя посуда, мне — тахта, у псины — коврик. Сейчас целыми днями смотрю телевизор, она же — в окно.

Перед очередным глотком переключаю телевизионный канал. Бросил взгляд на экран — там, в правом уголке высветилось — «Телепутешествие». Сразу заинтересовался показываемой экзотикой — речь шла об Исландии. Страна действующих вулканов, гейзеров, гигантских ледников, лавовых полей и водопадов была давней мечтой Александра Шатрова (это я, собственной персоной).

А сколько прочитано и пересмотрено специально подобранных документальных видеофильмов о ней — острове-государстве у полярного круга. В общем, так ни разу не побывавший там, представляю собой далеко нехудший вариант гида по местам этого края.

Из-за неведомых мне причин кусок суши в северной части Антлантики, своими очертаниями слегка напоминающий куропатку с размерами 500 на 300 км., щемяще манил ещё со школы.

Помню, понравилась где-то прочитанная шутка — она (Исландия) раз двенадцать может разместиться на площади, допустим, экономически отсталой Мали, но вряд ли захочет. И ещё — географические названия в этой стране служат хорошим «инструментом» для логопеда.

Как-то сложилось по жизни в мои 52, что, достаточно покружив по миру в качестве туриста и бизнесмена, равнина Тингведлир, озеро Миваты, памятник Ингольфру Арнарссону в Рейкьявике, водопад Скугафоса, ледник Ватнайёкюдль и т.д. до сих пор остаются вне поля собственного воотчия.

Тут объективность и парадокс — сначала «железный занавес» и финансовая постперестроечная составляющая, а затем острое неприятие женой непляжного отдыха или маниакальное хотение судьбы, даже при полётах куда-то в Северную Америку, миновать дозаправку в международном аэропорту Кефлавик.

Таким образом, на данный момент, всё складывалось не в пользу личной географической мечты.

Если же быть честным, перед кем-либо, то следует признать — я словно чего-то выжидал, когда слепая случайность, как бы не по моей воле, забросит туда.

Похоже на ничем необоснованный мазохизм.

И вот телевизор, где на фоне долины гейзеров какой-то человек, за спиной которого выбрасывает горячую струю Большой, даёт комментарий.

Первое шоково — он, страннейшим и неправдоподобным образом, мой полный внешний двойник. Здесь и узнаваемая манера кривить губы, и другие черты мужественного облика.

Теперь перед глазами, буквально минуту, не более, маячит этот, к тому же, по виду, равновозрастный со мной, викинг (титрами обозначен как менеджер по туризму). Рассказывает о прекрасностях своей Родины.

Но почти не вслушиваюсь в перевод — всё внимание на нашу идентичность и ещё на его кисло-молочную фамилию — Йон. Только я, сейчас, в трусах, а он в красном пуховике и вязаной шапке.

Ошарашен — значит, ничего не сказать — такая поразительная одноликость, за тысячи миль от моего лежбища, сражает мозг наповал. Восприятие выпившего? Результат расстройства головы или сонное затмение? Ответа сразу и не нахожу.

Кадры с монологом «собственного 100%-го сходства» сменились видами бесконечных зелёных полей с густыми белыми вкраплениями пасущихся овец. А я же, мигом протрезвев и принявший вертикальное положение, никак не могу прийти в себя. Фантастическая аналогия не позволяет мне выправить логику рассуждений.

Начинаю склоняться к мнению, что увиденное сродни нелепому наваждению.

__________________________________//__________________________

Открыв своим ключом дверь, застаю своего благоверного спящим со стаканом, вечного, в последнее время, пойла в дрожащей руке и стеклянным взглядом, вперившимся в телик. На мой приход — ноль внимания. Что его там, вдруг, привело в ступор?

Такое выражение физиономии у него было, когда встречал меня с сыном у роддома….

Ха! Понёс несусветный бред о каком-то исландце, якобы как две капли похожего с ним. Допился!

— Как он за полгода надоел — этот ныне слабовольный позёр. Бывает, порой даже ненавижу такого дурака. С головой стою явно не в порядке, а ведь совсем недавно являлся мужиком — «золотом», тогда всегда думалось.

— Сейчас же наступившее сплошное скудоумие часто посещаемыми глюками. Виновата, возможно, и сама — упустила момент, когда муж незаметно перешёл грань между нашими реалиями повседневности и собственными туманными перспективами относительно, ещё год назад успешного предпринимательства, главы семьи. Подобным образом, «скорострельно», продолжаю различать я, Мария Шатрова, пока он, возбуждённо, тыча пальцем в телевизор и сглатывая целые слога, снова не пошёл на второй круг сбивчивого рассказа об увиденном им за пять минут до моего прихода.

— Давай-ка, успокойся! Что тут удивительного? Мало ли людей встречаются с одинаковой внешностью, особенно когда кто-то из них под шафе, да ещё такой несчастный и обиженный на всю Вселенную.

Алкоголь умело делает супруга излишне наивным, начинающего верить в неслучайность всего творящегося вокруг него. Подобная параноидальность, с некоторых пор, стала присуща ему.

Отвернулась, чтобы не видел моих слёз.

________________________________//___________________________

Как ответить этой, когда-то так дорогой мне женщине? Про которую мне кто-то сказал на заре наших отношений:

— Самый парадокс в том, что вы, возможно, и вправду созданы друг для друга, но вот для других ещё меньше….

Ведь сам запутался окончательно в причинах того — почему так, а не иначе? В связи с какой-то напастью, где-то на рубеже полтинника лет, внутри меня произошёл некий надлом, и появилось стойкое ощущение раздвоенности — тело и мышечные привычки вроде остались прежними, вот только сознание уже слишком взрослого человека, словно вмиг перевернулось. Восприятие мира и мысли будто другого, с чужими категориями. И с огромным опозданием вспоминается тоже чьё-то — ты молод, полон сил и готов перевернуть мир? — женись, и всё исчезнет.

Хотя, по-моему, дурь несусветная.

Точкой отсчёта такого предполагаю момент, когда, в ночи, летел над Атлантическим океаном в славный город Монреаль. Я, вдруг неожиданно, выпал, на некоторое время из данности.

Очнулся от того, что кто-то трясёт интенсивно за плечи. Им оказался седовласый старик под два метра ростом, сидящий рядом.

Оказывается, он увидел, как читающий журнал сосед по бизнес-салону, заваливается на бок в сторону прохода.

Теперь самому страшновато — отчего вдруг? Чувствовал себя прекрасно — и бац — необъяснимая внезапность со здоровьем.

Дед радостно, на безупречном английском, прокомментировал моё пробуждение и ещё, в конце, выдал пару подбадривающих предложений на каком-то скандинавском языке.

Затем среди пассажиров, с его подачи, нашёлся врач, который померил давление с температурой и дал голубую таблетку. А потом небольшая суматоха около меня сошла на нет. И оставшиеся четыре часа лёта пришлось провести под бдительным наблюдением стюардессы, каждые десять минут фланирующей мимо.

Тогда, как первый, откликнувшийся на мою короткую бессознательность, тотчас уснул с чувством выполненного долга и улыбкой спасителя на морщинистом лице.

Всё бы ничего и это, наверняка, могло забыться. Вот только всё оставшееся время, в голове навязчиво задолбилось — я, Сашка Шатров, с сегодняшнего дня, становлюсь не похожего на себя прежнего.

Так, видимо, и оказалось. По возвращению из Канады, во мне явственно проступили черты неизвестного, другого индивидуума….

Стало замечаться за собой более чем странное изменение в нажитой шкале ценностей и несколько извратив привычную аналитику размышлений вглядываясь в события, которые в прошлом.

Допустим, если раньше у меня была обычная семейная жизнь со всеми её неурядицами, несерьёзными скандалами, жаркими примирениями и прочими атрибутами бытовой обременённости двадцатилетним браком, то сейчас постоянное, сводящее просто с ума, мелочное раздражение на домочадцев и вообще.

А свой немалый бизнес, который лично создан и развит, вдруг практически перестал и всю «текучку» с лёгким сердцем (раньше бы даже в голову не пришло) передал помощникам. От такого шага Машка осталась в шоке и никак не хочет смириться с этим, поскольку не нашла, на её бабий взгляд, сколь-нибудь весомых доводов для моего невынужденного безделья.

Я же, как бы устранился от образа активного предпринимателя и полюбил одиночество загородного дома. По крайней мере, днём, оставаясь с собакой и, здороваясь с иногда приходящим по сельхозработам Петровичем, не испытываю ни малейшего дискомфорта, в связи с резким сокращением в моей жизни никчемных диалогов, споров и прочего словесного. То есть добровольное ограничение в общении ныне является доминантой собственного поведения.

До минимума сведены и выходы в свет, и посещение работы. Да и мобильник с Интернетом, на сегодня — нечастые, «друзья — игрушки».

И, вообще, внутренне отказался от когда-то мной придуманной философии собственного бизнеса — главное назначение любой дорогой и ненужной в быту вещи — это показать, что ты можешь их себе позволить.

А когда возникала, якобы, производственная необходимость посетить свой головной офис, она всё больше напоминала мне кем-то искусственно созданную ситуацию.

Мои внезапные появления теперь, каждый раз, вызывают у коллег (вижу по лицам), немалый скепсис — кажется, с удовольствием начинают отвыкать от своего главного руководителя.

И хотя, конечно, предполагал как пагубно на коллектив, и личные финансы может повлиять отсутствие реального моего единоначалия, ничего не менял в принятом для себя рабочем режиме.

Вяло, пробегая глазами по отчётам замов и бухгалтерии, чётко понимал, что последние полгода активно воруют, но никак не вмешивался.

Самое интересное — на этот счёт ни малейшего беспокойства. И во всём такая апатия — будь то деловые или семейные вопросы.

Гостей мы практически перестали звать, впрочем, и ходить к ним. Супруга с сынишкой, на сей момент, почти постоянно живут в городской квартире — ему в школу, а ей так удобней добираться до службы (она доцент кафедры в мединституте — стоматолог).

С недавних пор лишь на выходные они приезжают ко мне, чтобы приготовить на неделю, старшекласснику Роме, вкратце отчитаться за учёбу, а мне получить очередную порцию женских упрёков, на её взгляд, за разительные перемены, произошедшие со мной в последнее время.

А ещё стали крайне раздражать, пусть и редкие, парные посещения тёщи и тестя (как правило, когда дома один). У нас и раньше-то отношения с Маргаритой Семёновной были довольно натянутыми (со дня свадьбы итак считает зятя недостаточно достойным дочери), а к сегодняшнему бездельнику и вовсе немного родственных чувств.

Говоря иначе, ею в небольшой плюс записалось лишь неплохая, пока, денежная состоятельность Шатрова, а в огромный минус его, когда-то, загульный образ жизни, прежде всего, выраженный в пристрастии к вину и к бабам. И пусть в тёщиных подобных фантазиях многое страдало преувеличением переубеждать эту даму, что я значительно лучше, чем она думает, никогда не считал нужным.

В этом смысле моя благоверная существенно умнее своей матери, поскольку по характеру скорее восточная женщина. И, в принципе, до определённого времени, мы вполне ладили с ней. Но стоило мужу перейти в другое измерение миросозерцательности, поступков и настроения, так сразу они почти союзники с тёщей.

Тесть — Михаил Семёнович Вайнблат отличный мужик и сибарит, по профессии зубной техник с еврейской лояльностью ко всему вокруг. Одновременно человек железной воли и высокой порядочности. Вот с ним зятю повезло. Даже сейчас общение с никогда неунывающим стариком будет менее всего подбешивать того, к кому явились (это про себя).

Оба из Вайнблатов давно уже на пенсии, но их жизненному темпераменту позавидует любой молодой сетевой маркетолог.

И чуть ли не с порога Маргарита Семёновна (или по внуку — Марго) начинает зудеть:

— Что, Александр Васильевич (полным именем называюсь, когда она желает уязвить), всё почиваешь на незаслуженных лаврах. Может тебе пора бы вернуться в нормальное состояние? И давай, наш дорогуша, поменьше алкоголя и житья этаким отшельником. Подумай, наконец, о родных людях (о ком — намёк?)

— Вы для чего пришли? Нравоучения снова зачитать решили? — градус к полудню выпитого начинает растворяться в злых эмоциях к этой семидесятилетней тётке.

— Будет вам бодаться, — примирителен тон тестя, оперативно вынимающего на кухне, из пакетов, принесённое, — лучше давайте отобедаем и обсудим — как кому быть. Без Маши и Ромки. Им незачем пока присутствовать.

Тут я понял — их нынешний, без звонка визит будет что-то итожить.

Впрочем, чему удивляться. Они и ранее, всегда ещё до случившейся со мной метаморфозы, после рейса Москва — Монреаль, с единственным зятем разговаривали в режиме злого и доброго следователей.

И все двадцать три года брака с Марией мне приходится перед ними всячески отстаивать свою независимость как главы семьи. Но даже заработанный мною приличный достаток так и не позволил достаточно дистанцироваться, прежде всего, от назойливости Марго, касаемо любой бытовой мелочи Шатровых.

Наверное, сам допустил такое, а теперь вот буду вынужден молчаливо внимать её советам и «дружеским» порицаниям за тот образ жизни, который стал вести.

В предвкушении подобного настроение заметно ухудшилось. Явно не обойдётся и без насмешливых вопросов относительно того исландца — двойника, увиденного мною вчера по «ящику». Уверен — жена уже успела сообщить родителям о, как сама назвала, «приступе галлюцинации от постоянного употребления горячительных напитков».

— Уважаемый наш зять, виски можно пить и одному, а вот вино желательно с «рокфором», — пытается язвить Маргарита Семёновна.

А теперь за подвальным красным сухим сорта «Кьянти», которое так уважает тёща, делаются попытки ввести хозяина стола в ситуацию нелепых, на его взгляд, оправданий.

______________________________//______________________________

Припёрлись эти, кто в прихожей оттирают меня ногой, когда я пробую приласкаться.

Сегодня, почему-то, они особенно ругаются с моим Шуриком, а тот весь красный лицом. Обидно за него. А старые двое, судя по всему, и не спешат униматься.

Дай-ка залаю на бесхвостых гостей — надо же защитить своего господина. Получилось — раз он никак не отреагировал, а те враз замолчали.

И вот старуха по-дружески протягивает ладонь с куском колбасы. Но не на ту напали — вместо того, чтобы с благодарностью взять угощение, решаюсь цапнуть её за палец.

То-то начался такой переполох, что, испугавшись, стремглав забилась в узкую щель между диваном и стеной. А нечего доставать моего хозяина.

Нюхом узнаю, что прокусила до крови, а по визгливой интонации — она требует наказать Жулю. Но никто не откликается.

Потом были недолгие причитания гостьи, острый запах йода, успокаивающий голос старика, и уже тихий разговор.

Через какое-то время все ушли. И когда Шурик вернулся, встречала у дверей. Потрепал за холку и чему-то негромко рассмеялся. От колотящегося сердца отлегло.

_________________________________________________________________

Бытие

11.1. На всей земле был один язык и одно наречие;

_________________________________________________________________

Неочевидное «уравнение».

_Правда

Ложь

=Иносказательность

______________________________//__________________________________

Необходимо под каким-то предлогом заставить Сашу обратиться к психиатру, на худой конец, хотя бы, пусть побеседует с психологом.

Попробовала это сделать через своих родителей — только всё в пустую. Он по-прежнему себя считает адекватным и лишь сердится, когда кто-то из взрослых родных поднимает эту тему.

А ещё тот чёртов «исландец» трёхдневной давности, чтоб ему пусто было. На нём, этом фантоме, мне кажется, и достигнута точка невозврата к прежнему Александру Шатрову. Ведь в момент восторженного бреда мужа в стиле коротенькой повторяющейся исландской саги, я осознала его окончательную зомбированность.

Да, давно увлекался этой страной, много знал и читал о ней, но при всей своей возможности ему так и не сподобилось побывать там. То не хочет ехать туда без меня, то просто, якобы, не складывалось по времени. А сейчас, словно слетел с катушек и заболел навязчивой идеей срочно оказаться в том месте.

Последний прилёт из заграницы и так «волшебным» образом превратил супруга в кардинально другую личность. И тут ко всему прочему добавляется эпизод с неким Йоном из телевизора, который полностью уводит отца моего ребёнка в беспредельные дали человеческого маразма.

Он и Ромке уже успел надоесть за выходные, делясь с ним впечатлениями о своём «викинге — близнеце».

Как мне быть дальше? К чему всё катится? Моя тревога за судьбу нашей семьи постепенно сменяется безотчётным страхом. И сны мои становятся чёрно-белыми и липкими от пота, когда, вдруг, просыпаюсь посреди ночи.

_________________________________//________________________________

Сам я интернатский. Кто мои родители — не в курсе. Согласно легенде подбросили меня летним поздним вечером к одинокому туристическому шалашу из брезента, где находилась молодая студенческая пара. Совсем недалеко от города.

Отсюда и фамилию Шатров (Палаткин, видимо, кто-то решил, что не звучит), дали в Доме малютки. Имя с отчеством, как рассказали, придумали там же. А раз Александр Васильевич, то значит без лишних фантазий (впрочем, как Суворова).

Днём рождения в свидетельстве записали дату моего обнаружения — 30 июня 62-го года.

Ну, а далее все казённые учреждения в соответствии с твоим возрастом, о которых вспоминать совсем не хочется. Те годы, с момента, когда стал понимать, пусть и по-детски, собственный социальный статус — это неизбывное острое желание как можно быстрее вырасти и начать взрослую самостоятельную жизнь вне таких стен.

И, когда, будучи уже солидным и взрослым в интервью газете «Коммерсантъ» ляпнул: «Сожалею — не слушал в детстве своих родителей».

Там:

— А что они говорили?

Ответ:

— Их просто не было.

Конечно, во многом приходилось полагаться лишь на себя — чужое участие в моей судьбе не отмечено какой-то особой положительностью. Но зря я мизантропничаю — в массе своей эти стенания выглядят как удел слабых, не более. Пусть и с некоторых пор, вернувшись из Канады, не отпускает неясная, на кого-то, обида.

Даже если сделать скидку, субъективный (другого не дано) характер моих размышлений всё равно впадаю в расхожую банальность — работает закон невидимого паритета добра и зла, а в результате — мир так несовершенен.

По окончанию средней школы без каких-либо осложнений произошло моё поступление в местный финансово-экономический институт. К моменту же завершения которого приходит идея заняться лизингом. И значит, неплохо претворил в жизнь тогда задуманное. Так как переменный успех почти двадцатипятилетнего стажа в этом секторе бизнеса привёл, в итоге, к неплохому, по российским масштабам, личному состоянию.

А вот женился я довольно поздно — когда почти разменял четвёртый десяток. Записанному холостяку вдруг захотелось семьи. И через семь лет естественных и искусственных так изматывающих (её) попыток родить, Машка подарила мне Ромку.

Говоря иначе, всё вроде сложилось — тут и деньги, и любимая, и, наконец, наследник. Что ещё нормальному мужику надо?

Таким образом, до моего вылета из монреальского аэропорта имени Пьера Элиота Трюдо, течение времени меня мало, чем удивляло. Считал, по-другому и не должно быть — здесь и наилучшее уложение эгоистических желаний и текущих забот, врождённое умение по оптимальному разрешению всяческих бытовых проблем и способность с достоинством встретить любую утрату, а также радоваться не только своим успехам.

А ещё прожитое до того момента всегда укладывалось в мои логические рамки. Теперь как-то не очень. Наверняка похожее может произойти и в другой голове, лишь с разницей в степени оценки довольства.

_______________________________//____________________________

Он явно помешался! Собирается лететь в эту треклятую страну. Кто его там ждёт? Видите ли, хочет найти этого мифического исландца и мол открыть какую-то тайну — якобы в ней, как сам пафосно выразился, заключён «код его судьбы». Ну не дурь, скажите?

Реакция моей мамаши на это была схожей. Тогда как отец даже поддержал зятя. «Пусть себе едет, раз задумал. Ему необходимо проветриться, считаю. А то совсем закисает человек».

Нет, всё же надо отговорить Сашку от такой бессмыслицы. Не ровен час, в своих поисках, окончательно свихнётся. Или уж самой ехать с ним? Но муж пока категорически настроен лететь туда один, что, безусловно, смущает меня. Что-то скрывает. Дай Бог мне терпения!

Единственное положительное, случившееся после объявления в телевизоре исландского «второго Шатрова» — супруг будто вычеркнул из памяти ежедневную выпивку. Но почему-то пока его этот кратковременный отказ от спиртного не сильно способствует моему жизненному оптимизму.

___________________________________//______________________________

Решено — отправляюсь в Рейкьявик. Как-то само собой пришло чёткое понимание — там я, наконец, смогу найти возможные ответы на мучившие меня, всё последнее время, вопросы.

А ещё поддался Машинным истеричным уговорам взять её с собой.

Визы получали в посольстве Дании. Эти исландцы, зачем-то, делегировали контроль за въездом к себе датчанам и финнам. Видимо объясняется тем, что прямых рейсов из Москвы нет, а значит, полетим через Копенгаген.

Уже куплены билеты, но всё пошло совсем по-другому….

___________________________________//______________________________

Мои хозяева как с цепи сорвались. Беспрестанно ругаются между собой, а ведь раньше такое было редкостью. Меня словно перестали замечать — ни тебе привычных ласк, гуляю теперь чаще с Ромкой, а иногда стали забывать даже в миску положить.

Ещё Марусей пребольно наказана за тот укушенный палец старухи.

Судя по двум походным баулам, стоящим в прихожей, кто-то куда-то собрался. Заглянув в них, пока открыты, унюхала лишь вещи хозяина и хозяйки.

Так хочется с ними. Брали же они меня с собой на море. Но, видимо, в этот раз не суждено, хотя и кручусь целый день под ногами намекая, они не одни в этом подлунном мире.

Хочется, чтобы взяли и мальчишку, но вряд ли — он слоняется хмурый. Жалко себя и его. Перехожу на тихий скулёж….

_________________________________________________________________

Бытие

11. 6-8. И сказал Господь: вот один народ, и один у всех язык; и вот начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать;

Сойдём же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого;

И рассеял их Господь оттуда по всей земли; и они перестали строить город.

______________________________________________________________

Проблемы в памяти надуманы, в то верую не только я,

Там где забыты умаления и все истории с конца,

В них нежится обет молчания, но в мыслях близится разврат,

Тебе не хочется признаний, а для унылости — ты брат.

Печаль тревожит покаянием и переходит в беспредел,

А сердце бьётся ритмом каменным,

Пропащих дней, увядших дел,

К чему такое прозябание, ведь не упал ещё венец?

Да, стёрлись грани созерцанья,

Вопрос короткий — кто ты есть?

Ответ ищите в обещаньях,

Тобой даваемые вскользь,

Я враг другим и «друг» отчаянью,

Пусть мне с тобой живётся врозь!

_______________________________________________________________

Неочевидное «уравнение».

Возраст — это когда начинаешь носить удобное.

___________________________________//____________________________

Умер я, для себя, совершенно неожиданно. Вроде бы ничто не предвещало такого быстрого конца — он никак мною не ощущался.

Но что-то не свезло — удар тяжёлым сзади, визг ничего до этого непочуявшей Жули, рвущая поводок из руки, и всё — реальность погрузилась в темень небытия. Так мне тогда показалось на фоне стремительно ускользающего периферийного сознания.

Случилось это в вечерних сумерках одной из аллей городского парка недалеко от собственной квартиры. Ровно за сутки до вылета в сторону Исландии, возвращаясь после прогулки с собакой.

Когда же зрение вернулось, а вокруг сплошь синь неба, которая невыносимо утомляет и одновременно чудесным образом, действует успокаивающе. Как всё-таки странен подобен эффект своим производимым противоречием.

С небесного купола начинает вырисовываться лик благообразного старца в белых одеждах и бородой отливающей серебром. Строгий взгляд из-под седых бровей.

Голосом размеренным и внятным:

— Да, обрёл ты отныне бестелесность и перестал быть земным. Только появилась у тебя возможность увидеть отсюда то, что немало удивит, порадует и огорчит, а остальное додумаешь сам, — и растворился образ его в глубине ультрамарина.

Воспринял эти слова с каким-то безразличием, будто адресованы они не мне.

Но тут же прожитое «там» разом представилось неким пиршеством абсурдизма, судьбоносных нелепостей, а логика, которой руководствовался, перестала быть ею как таковой. То, что всегда считал для себя ложью, во многом обернулось с точностью до наоборот и где мучительно сомневался — с лёгкостью избегалось.

И далее…. В общем, краски жизни «здесь» калейдоскопически поменяли, во многом, свой цвет. Такое не могло не поразить. Получалось, наше физическое существование является неким «перевёртышем» в устоявшемся понимании счастья.

Но сейчас в моём положении, не столько «убивает» подобное «открытие», сколько детали увенчавшие окончание бренного пути Саши Шатрова.

Тогда всё же о том, о чём узналось.

Своё погребение, со стороны, наблюдать не довелось, так как «односторонняя связь» с ныне живыми, несложно догадаться, появляется на девятый день.

С этого самого момента я смогу узреть и услышать тех, кто мысленно или вслух вспоминает о тебе. И избирательной «лампочкой индикации» включается твоё сознание и личностная оценка знакомыми, друзьями, врагами или родными воспринимается совсем иначе, как если бы ты втихаря, в их непотустороннем мире, стал «тенью» каждого.

Но где больше правды, остаётся неизвестным. Ни вечность, ни миг, теперь утверждаю, никогда не определят — есть ли, вообще, абсолютная истина.

Всё-таки, если вернуться к тому изначальному, когда мне свыше даровалась способность быть над «схваткой», то ведь тогда, сразу и в полной мере, ощутилась противоречивость и различие в собственном восприятии одного и того же — мною, в данном положении и когда-то в прошлом.

Поминки сорокового дня. Зал дорогого ресторана (я частенько в него захаживал). Человек пятьдесят приглашённых.

Во главе стола восседают, поникшая в своём в своём горе, молчаливая вдова с сыном и её родители.

Тёща и тесть перешёптываются в перерывах, пока не говорятся хорошие, прочувственные слова о покойном.

Некоторые отрывки из их разговора.

— Жаль Сашу. Такая ужасная гибель. Каким негодяям пришло в голову подобным образом изуверствовать? — голосом Михаила Семёновича, по-настоящему, сильно переживается.

— Не делай из него идола и само совершенство, — это мать супруги.

— Ой, неспроста ему сердце и член блудливый вырезали. А спрашиваешь — почему именно зятю? Заслужил значит, — Марго в своём обычном амплуа гаргонистой мегеры.

— Прекрати немедленно! Может, хватит! Уж не тебе, старая, пристало говорить так о нём! Как нужны были деньги, то на достройку дачи или на новую машину — всегда обращались к Шатрову. Тогда умела лебезить перед ним и ничего не вякала против, зная, что он никогда не станет требовать взятое нами взаймы. А ты этим любила пользоваться, — негодует тесть, — и прошу потише, нас слушают.

Всё равно, жил «козлом», который скакал по чужим подушкам и со стаканом «дружил». Пусть где-то, возможно, и несправедлива, сейчас, но по-другому не могу, — никак не уймётся Маргарита Семёновна.

— Машку совсем извёл, сыном не занимался. Да, не оставил их без наследства и что? Со мной постоянно через губу общался. Как был нам неродной, таким и ушёл. Ладно, царство небесное убиенному Александру, — прошипела она, а лицо покрылось красными болезненными пятнами.

— Не суди да не судима будешь, Рита, — старик закатывает масленичные глаза. Ещё бы окладистую бороду приклеить ему — и напросто библейский персонаж.

— Он же весь в грехе! И перестань защищать этого человека, — двуличие тёщи не имеет границ.

Вот так — в духе лицемерия продолжалось и далее….

Новоиспечённая вдова как бы не в себе. А в панораме того дня я озвучено и официально упоминаюсь как один из лучших представителей современного поколения — никак не меньше.

А в конце траурного застолья моим, изрядно «нажравшимся», первым замом был произнесён тост, больше похожий на проклятье: «…оставайся, Александр Васильевич, таким всегда!»

Но подробности личной кончины постигаются мною из кулуарных перешёптываний.

Узналось, что мой труп, совершенно случайно, был найден через два дня после исчезновения, в результате телефонного звонка. Он последовал из районного участка полиции, который в двадцати километрах от города (кстати, совсем рядом с нашей дачей). А туда сообщили из местной сельской больницы.

В каком виде и где обнаружен — вызывает у меня, и у всех, кто в курсе событий, немереную оторопь. Так вот — лежало тело на операционном столе со вскрытой грудной клеткой и без гениталий….

— За какие прегрешения? — в данный момент этот вопрос в никуда.

Вообще, следует признать и ещё удивиться — моя персона сегодня вызывает у многих людей дикую смесь, состоящую одновременно из жалости и злорадства. А у некоторых даже проявляется уж явно неожидаемое от них по отношению ко мне, нотки внутренней радости от того, что среди живых теперь не значусь.

И ведь эти человеки, в массе своей, немалым обязаны мне — кто в чём, но гадостей, тем, кто пришёл сюда, им точно не делал.

Может вправду заслужил такого? И нет тут совсем ничего нового. Так как полюсность мнений со стороны о твоих поступках, оценка прожитого тобою, ошибок и достижений, до и после смерти подчас претерпевают серьёзную реставрацию.

Теперь же необязательная мысль — догадка прошлого враз переросла в уверенность….

___________________________________//____________________________

Какой-то кошмар! Хозяин рухнул как подкошенный, а меня сильные руки молодого громилы резко потянули вверх за поводок. Да так, что я повисла в воздухе, стала задыхаться и хрипеть, и лаять никакой возможности.

Не прошло и мгновения как грубо поместили в темноту большой сумки, а потом зыкнул замок. Здесь остро пахнуло какой-то гадостью и, едва успев разок гавкнуть, внезапно обезножила.

Сколько проспала не понять, только очнулась, когда трясли за загривок, вытаскивая наружу. Оказывается, мы в машине и сразу же вытошнило прямо на штаны того, кто запихнул в этот вонючий застенок. Ощущаю неимоверную слабость — лапы не держат. Человек зло и громко выругался на незнакомом языке, но бить не стал. А лишь спихнул себе под ноги и начал платком вытирать оставленное мною пятно.

Кроме него в этом пространстве ещё один, вернее одна (от неё тянет женщиной и густо духами) — она за рулём. Все молчат.

Едем долго. Хочу есть, но особенно пить. Да и в туалет не плохо бы — решилась заскулить. Кажется, поняли — остановились.

Бр-р-р! Какая холодрыга — словно лето сменила поздняя осень. А эти безлюдные ярко-зелёные холмы вокруг? Никогда тут не была. И где, наконец, Шурик? Издалека доносится солёность моря, так знакомая по нередким выездам, в клетке, на пляж со своей хозяйкой.

Дали, подведя к ручью, полакать воды (аж зубы заломило) и на землю накрошили сухого печенья. Наслажденье.

Новый господин повёл обратно, не отпускает. Я и не собиралась бежать. Куда? Надо являться полной дуррой, чтобы сейчас улепетнуть от них.

Только разместились, как по стёклам закапал частый дождь. Вскоре двое с гортанной интонацией о чём-то заспорили.

Что же Жулю ждёт впереди — какая жизнь? Бедная моя судьба. Продолжается подкожная мелкая дрожь и хвостом совсем не хочется вилять.

___________________________________//____________________________

Страшно потерять мужа, но ещё более невыносимо таким образом. Родной и любимый, как мне жить дальше без тебя, такого прекрасного и замечательного?

А ведь ещё недавно истерила его своими бабьими претензиями. Всё думала — изменю мир к лучшему. И была отчаянно не права!

Но если здраво рассудить (и мама говорит) — не из-за меня же это случилось. Вот и следователи рыщут по деловым связям покойного. Основные подозрения лежат там. Правда ведущий дело майор вдобавок интересовался обстановкой в семье и где я находилась на предполагаемый момент убийства Саши.

Понятно, что возмущена подобными вопросами. Но такова их работа и оскорбляться, считаю здесь неуместно.

И, конечно, загадка загадок — зачем и кому понадобилось лишать Шатрова сердца? Тут наверняка два варианта: либо взяли для каких-то донорских опытов (и «заказчик» вряд ли руководствовался слепым выбором), либо совсем из ритуально-сектантского, раз ещё детородный орган отрезали (и опять — почему именно он?)

В общем, форменный ужас! Остаётся только молиться день и ночь. Но отвлекает слабо и глаза полны слёз, а мои страдания продолжают быть эмоционально свежими.

Ко всему прочему, общаясь с полицией, уразумела — никто, до сих пор, не дал ответа по поводу обнаружения тела в том заштатном, почти медпункте. Весь персонал этого заведения так толком и не смог объяснить — как оно попало к ним? Нет версий и — почему так достаточно далеко от места нападения отвезли труп и где, а главное кем было совершено хирургическое надругательство?

Другими словами — логических зацепок не существовало. И постоянно меня преследует (прямо вижу перед собой) то, каким синюшным стало его лицо и эту полуоткрытую рану на левой части груди, когда пришла на опознание в морг.

Тогда во мне всё перевернулось, пусть и была заранее предупреждена. Но когда откинули простынь — потеряла сознание….

Если же обобщить усилия полиции: с уликами никак и следствие, знаемо, зашло в тупик.

Ещё жалко Ромку — отец значил для сына много. Вспоминается и собака Жуля — наша ведь животина, домашняя.

Пропади ты пропадом говно — Рейкьявик! Хотя он-то вряд ли причём. Просто вынуждено ищу глобальную причину, если она даже самая нелепая.

И хочется завыть на весь мир. Рухнула такая женская неизбывная мечта — чтобы и в 70 лет муж спросил — что ты хочешь, любовь моя?

_______________________________________________________________

Бытие

12.11-12. Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что женщина, прекрасная видом;

И когда Египтяне увидят тебя, то скажут: «это жена его»; и убьют меня, а тебя оставят в живых;

_______________________________________________________________

Неочевидное «уравнение».

Идиотизм по своей сути разносторонен (числитель) гениальность узкопрофильна (знаменатель). В итоге получается дробь равная среднестатистическому уму.

___________________________________//____________________________

Мне — Йону Йогурдсону уже 52. Сегодня собрался консилиум врачей. Вердикт вынесли единогласный — требуется срочная пересадка сердца и тянуть с этим — смерти подобно.

Деваться здесь некуда (по уверению специалистов — сердце за последний год стремительно начало хиреть и может в любой момент сделать остановку). И теперь с животным страхом приходится подписывать бумаги давая, таким образом, согласие на внесение собственной персоны во всемирную поисковую систему подходящего донора для меня.

А значит остаётся лишь ждать с кучей философских раздумий о бренности всего живого.

Кто же такой я? Да ничего особенного. Родился и до сих пор обретаюсь в Хусавике, тот на севере Исландии, притулившись на восточном берегу залива Скьялуфанди. Этот город ещё называют «китовой столицей». Там и школу заканчивал.

У моих пожилых родителей один сын, но тут запутанная история.

В день моего совершеннолетия мама — Якобина Сигурдурдоттир, сидя семейным узким кругом за праздничным столом, почему-то именно сейчас решилась рассказать о подробностях появления на свет её чада.

Оказывается, был брат — близнец, который исчез при трагических обстоятельствах. Моему удивлению, конечно, нет предела — по какой такой причине про этот факт говорится столько лет спустя? И что значит пропал?

Мамин взгляд скорбно потухший.

— Йонис (так звался своими), дорогой ты наш, вам было по дню, когда случилось землетрясение….

— Как так?

Отец же, вообще, закрыл лицо руками — ему тяжело.

А у их дитя присутствует сплошная ошарашенность:

— Ничего не понимаю! Объясните, наконец! Я — то почему выжил?!

— В ту ночь, в роддоме, нас сильно тряхнуло. И в самый момент тебя принесли ко мне на кормление. Но вот Стефаун, мы успели дать ему имя, лежал в кроватке совсем рядом — другая палата. Медсестра после первого толчка, сразу выбежала. Я же с тобой за ней. К счастью или сожалению дорогу преградила упавшая, буквально в сантиметрах, балка, — повисла тягостная пауза.

— А дальше? — нетерпение сжигает и захлёстывает.

Тогда уже папаша с глазами побитой собаки:

— Дослушай, сынок. Из рожениц в больнице находилась лишь твоя мама, а из медперсонала та самая, у которой был на руках и дежурный акушер. У нас в любом месте «исландская концентрация», — он пытается даже иронизировать.

— И слава Господу нашему, что вы с мамой чудесным образом выжили в этой катастрофе. Но нет с нами теперь Стефауна, а среди обломков наполовину разрушенного здания нашли лишь погибшего врача мужчину. Ни пожарные, никто иной других человеческих останков не обнаружили, — голос его подрагивает, выдавая большое волнение.

Мне ещё не доводилось раньше видеть отца таким.

— А пробовали разыскать эту медсестру? Ей и моему братику видимо удалось спастись, раз их тела так и не обнаружили. Тогда зачем скрываться? — пытаюсь поделиться догадкой и вопросами, с которыми, наверняка, ровно восемнадцать лет живут мои родители.

— Как испарились, Йонис! По всей стране полиция шарила, газеты и не только местные пестрели рубрикой «Разыскиваются», целый год международный аэропорт и океанские порты работали в особом режиме контроля, выезжающими из страны, но всё бестолку. И до сих пор не знается нам — в могиле он или нет? — последние слова им, бывшим сельским учителем Йогурдом Хьяртарссоном, комком сглатываются.

— Ну, а сегодня решились сказать об этом потому, что вчера мы с матерью увидели один и тот же сон, до деталей. Явились к нам та пропавшая из роддома женщина и твой дядя Олаф, которые прямо — таки в унисон — мол, не умер Стефаун и он где-то в России под именем Александр, и не стоит его искать — придёт время сам объявится. И будет это, для нас, одновременно находкой и потерей, — так они выразились.

А дальше продолжает:

— Получается, вроде бы дали некоторую надежду и одновременно поселили в моей душе неизбывную тревогу за тебя, — совсем упавшим тоном.

На стариков больно смотреть.

— В общем, ничего конкретного, сын. Но как бы — то ни было, заклинаем — пожалуйста, о таком разговоре никому, особенно моему брату — выскочке, — здесь папа о моём родном дядюшке, которого он почему-то недолюбливал.

— Этот человек единственный, кто жив из всей родни и, конечно, знает о нашей беде, но я не хочу позволить, кому-либо, обсуждать эту тему с ним, — прозвучало строгим родительским наказом.

И жалость к ним, добропорядочным лютеранам, и к самому себе острым спазмом встала в горле.

А ещё тогда подумалось — мистика снов, якобы вещих, пусть и синхронных, и дружное, до сих пор, умолчание о втором (или первом) сыне заставляет усомниться в том, что их ныне не посетило коллективное помешательство.

_______________________________________________________________

Бытие

17.5. И не будешь ты больше называться Авраамом, но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов;

___________________________________//____________________________

Вразумляй же нас Всевышний, вразумляй во все века,

Чтоб не стали мы здесь лишними и не сладилась беда,

А у взгляда лишь упрямость и у гордости намёк,

Так неумность излагаем, очень часто как и врём.

Не отметишь тут иного, кроме зависти своей,

Та же ложь в «друзьях» с тобою,

Не «разлей вода» вы с ней.

У неё твои запросы, у тебя «святая» лень,

Всё надежд не прибавляет, приближая смерти день,

Разухабистость упрёков ко всему, что ни причём,

Окруженьем недоверья режим жизни наделён,

Календарно набегает, так заслужено хандра,

И прощается продажность, а мы уходим в никуда.

_______________________________________________________________

Неочевидное «уравнение».

Размер лени определяется масштабностью планов и возможностью их реализации.

_______________________________________________________________

С намёком на концептуальность

I.

Тогда я был растерян и опустошён. Проснувшись, понял — меня некто заставляет лично прикоснуться к этой загадке.

В ту летнюю ночь 74-го услышан голос (подобное, почему-то, подспудно мной ожидалось). Парализующая своей интонацией речь издалека обрекает спящего постичь нечто из нереального и невозможного.

Загробное звучание — от него делалось страшно. Даются откровения, которые на мой обывательский взгляд, совсем ненужные.

И главное из них — есть некий «парадокс близнецов» и он неведом обычному смертному, а догадка о нём может быть лишь доступна избранным, как мне (это дословно) или некоторым душевнобольным людям.

А суть всего сказанного, сопровождающееся золотистым сиянием вокруг, заключалось, если же тезисно, и по порядку в следующем:

когда после рождения близняшек (и вдобавок расшифровано — всегда однозиготных, а они всегда одинакового пола) вскоре пропадал кто-то из младенцев, то его следует искать за многие километры;

у таких «клонов», как правило, оказывается разное гражданство, естественно, и судьбы (без каких-то примеров);

Откуда-то сверху продолжалось наставительное вещание:

а мне теперь отводится (правда неизвестно кем) роль соглядатая за двумя парами таких вот;

потом добавлено — всё будет делаться само собой, без моего (итак понятно) прямого участия;

ну и в конце, безаппеляционно, похоже на итоговое — с сего момента я, якобы, буду наделён заглянуть в прошлое и будущее этих близнецов (и, может, не только их). Но кто они и что произойдёт с ними, узнается через годы (передано буквально). И кроме всего, даже «ему», говорящему не всё пока ясно с конкретикой и частностями. «Он» будто и не боялся, исходя из последних собственных слов, признать лишь своё «посредничество», не более….

Потом «голос» затих, и окружающие краски превратились в темень.

Когда же очнулся, весь был в холодном поту. Тупым давило на виски, и сильно кружится голова.

Почему выбран именно Я? — сразу же задался вопросом. Настроение совсем никудышное. А если приснившееся имеет хоть какое-то отношение к правде? И всё равно мой «бенефис» привнесённый извне кажется никчёмным и, безусловно, странным — вроде бы незаслуженно зачислен в проводники чужой воли, того, кто вечно стоит над схваткой.

Тягостные размышления о сакральности сна доводит до настоящего исступления, похожее на близкое к антиэкзорцизму. На удивление, в дальнейшем сложилось во многом так, как и предсказывалось. Но чтобы окончательно убедиться в этом понадобилось, конечно, немало времени.

Теперь же если о себе. Величаюсь Олафом Хьяртассоном. До 35-ти лет фермерствовал недалеко от Акранеса. А когда наступает Рождество того года, взгляды на собственную трудовую деятельность волшебным образом начинают у меня кардинально меняться.

Подобную внезапность я чуть позже обусловил приездом ко мне без предупреждения, старшего несколькими минутами братца-близнеца Йогурда с женой и общим отпрыском Йонисом. Поскольку после их неожиданного появления в преддверии праздника настали события, которые вряд ли объяснить обычным житейским языком.

Моих родителей, к этому времени, уже не было среди нас (четырьмя годами ранее отец-рыбак с артелью попал в шторм, и судно сгинуло, а матушка и пары лет не выдержала случившейся трагедии с мужем, тоже уйдя в мир иной).

По жизни сложилось, что так и не пришлось жениться (ведь говорится — он и она жили долго и счастливо, поскольку не знали друг друга). И на ферме мне помогала, как умерла мать, семья польских иммигрантов Адам и Анна, а с ними пятилетняя дочка Агнешка. Но о них поподробней, есть смысл, несколько позже.

Сначала о своих отношениях с братом. Так уж получилось — с самого детства мы с Йогурдом совершенно разные во всём — в поведении, во взглядах на одинаковое, в характерах. Лишь внешняя идентичность — не более.

Отсюда — устойчивое и тихое неприятие друг друга — будто и не ближайшие родственники.

Ещё помню — любящие каждого по-своему и совсем не суровые в воспитании, родители, знаю, переживали, что между их мальчишками наличие братских чувств практически не наблюдается. Например, никогда не делали вместе уроков, часто дрались, хотя и не ябедничали, не влюблялись в одних девчонок, да и компании друзей всегда отличались. Говоря иначе — пересечений в похожестях было маловато: разные походки, почерки, жесты….

Именно после той рождественской ночи я, в один миг, про себя решил когда-то забросить фермерскую деятельность и круто поменять занятие. Но представления об этом были тогда размыты и не имели односложного ответа. А где-то через полгода ко мне пришёл тот самый сон-скрижали.

Теперь же домысливается — то скромное застолье явилось неким «рубиконом» после которого к Олафу Хьяртассону снисходит определённая уверенность — его ожидает некая миссия, а масштабы её никак не угадывались.

Почему так? Трудно объяснить. И постоянно мозг, с тех пор, теребит вопрос — одному ли тогда «повезло» внимать тому «таинству» в ночи.

II.

И через некоторое время, видимо следствием, вознамерилось в башке что-то укладываться. Замечу, без должной логики:

— всё не просто так, поскольку сам близнец;

— и у брата в семье рождены мальчики-двойники;

— бесследность Стефауна здесь только добавляет интриги;

— очень нетривиальным совпадением выглядит напрашивающаяся параллель в одной детали семейных драм моего брата и нынешних работников из Польши (о ней мне, будто случайно, поведал Адам буквально через сутки после приснопамятного сна);

— ну и, наконец казавшейся всем, в тот самый начальный момент, бредовая идея создать и возглавить первый, и до сих пор единственный в мире музей фаллосов. Сделав это предприятие, как показало время, целью чужого промысла. Как же я, вросший до самых ногтей в фермерство, смог всё неожиданно поменять в профессии?

В общем, к обеду следующего дня, за Светлым Рождеством немногочисленные гости в лице Якобины и Йогурда отправились домой, который за 250 километров от меня. А вот их сынок остался со мной на хозяйстве, пока у ребёнка каникулы — так впервые поступили его родичи (обычно этот школьный период, известно мне, Йон проводил в Рейкьявике у родни по линии матери).

Об этом попросил брат и получил согласие, поскольку с племянником мы виделись считанное число раз, и то урывками, и потому захотелось познакомиться с ним поближе. Даже когда ещё старики наши были живы единственного внука привозили крайне редко — словно боялись какого-то сглазу от своих же. Такое замечалось и, конечно, обижало, особенно бабушку с дедом. И что интересно — эта инициатива явно исходила от самого Йогурда. А здесь вдруг целая неделя со мной.

Пока он гостил, я непременно занимал Йониса конными прогулками на моих лошадках, ежедневным загоном овец с зимних пастбищ и обязательным участием в вечерней дойке трёх коров.

И вот всеми наблюдается (имею в виду ещё и поляков) давно запланированное «покрытие» соседским бычком по кличке Микки одной из тёлок.

У парнишки подростковая реакция на происходящее, впервые увидевшего «такое».

— Ничего себе длина (наверное, речь об эректальной длине члена грузного самца)! Дядя Олаф, а тебе не думалось прославиться?

— Это, как и зачем? — совсем не понял вырванную из какого-то контекста мысль мальчишки. Ещё плохо знающие исландский язык старшие Яцкевичи (фамилия гастарбайтеров) дружно повернулись в его сторону.

— А начинай-ка, дядюшка собирать пенисы разных животных и увидишь, — прозвучало недетским пророчеством. Отчего мне стало немного не по себе, но лишь рассмеялся.

— Что за глупость ты несёшь? Возможно, будет оригинально, и народ развеселю точно. Но, если ради того, то совсем несмешно.

Он же в ответ заулыбался и, вскинув голубые глаза, загадочным тоном неожиданно заявил:

— Ведь как-то озарило сейчас. Почему? Сам не ведаю. Будто меня благословляют на эти слова, — этакий маленький пастор.

Адам с Анной с неподдельным удивлением слушают наш диалог, и вроде до них теперь доходит, что трубные звуки, издаваемые ошалевшим от удовольствия быком, послужили основой какой-то серьёзности темы между нами.

В тот момент я только почувствовал некоторое смятение в душе, а больше переживал за свою корову, припавшую задними ногами под серьёзной тяжестью увлечённого процессом Микки, с кольцом в ноздрях.

Но вот уже ночью, когда все в доме улеглись, случается звонок в дверь. На пороге, в прямоугольнике электрического света стоит донельзя взволнованный хозяин сегодняшнего осеменителя — обычно спокойный Халдоур Свейнссон.

У него трясутся руки и бегают глаза:

— Олаф, ты привёл моего Микки, а гадина, через три часа, прямо в стойле, возьми и сдохни! Такая напасть! Может пожрал у вас что-то не то.

Признаться, был не меньше ошарашен этой новостью. Сдавал скотину, без сомнения, в хорошей кондиции — она всю дорогу помахивала хвостом-метёлкой и довольно мычала. Да и не кормил ничем особым, кроме сена. Ещё этого происшествия не хватало на мою голову — итак заплатил за короткую аренду быка целых четыре тысячи крон!

— Заходи, не будем за порогом, на холоде разговаривать, — пытаюсь быть гостеприимным к облепленному мокрым снегом.

Идём туда, где камин. Усаживаю соседа в кресло, развожу огонь и разливаю обоим по стаканчику лакричного шнапса «Бренневин». По традиции говорим друг другу — «скал» (будем здоровы), закусив кусочками вяленой трески.

Видно, как сразу после второй ему получше. Подробности, рассказанные им о последних мгновениях земной жизни любимого (выразился именно так сентиментально) Микки ничего, по сути, не прояснили — насыпал в кормушку, а когда через минуту вернулся — тот уже лежал бездыханным с вывалившимся языком.

Я же в свою очередь, тщетно пытался понять — есть какая-то взаимосвязь между скоропостижной смертью, пусть и староватого парнокопытного и сегодняшней то ли шуткой, то ли предсказанием племянника, по поводу моего возможного пути к мировой популярности.

И совершенно неожиданно для себя делаю пространное заявление, очередной раз, отхлебнув густоватого напитка:

— Слушай, старина Халлдоур, давай не расстраиваться. Всякое бывает, но поскольку такое произошло, то у меня родилось предложение.

Поздний визитёр весь во внимании.

— Желаю купить детородный орган покойного рогатого, — было сказано мною с полной уверенностью, что вызову лишь гомерический смех по поводу своего чудачества.

Но всё оказалось совсем не так.

— Ты серьёзно? И зачем тебе это? Почему именно Микин? Хотя, постой, что-то подсказывает мне — неспроста затеяно, — на его раскрасневшемся морщинистом лице дилемма — дальше задавать вопросы или без них попытаться назначить максимально высокую цену, пока есть покупатель, на никчёмный товар.

Говоря по-другому, стало понятно — крестьянский практицизм возобладал над недоходным любопытством.

— И много дашь? — им замечена моя дурацкая заинтересованность в этих гениталиях, и теперь он страстно хочет скрасить нежданно понесённый убыток.

А я в сей момент остро осознал — ведь мне просто необходимо совершить эту сделку, и именно с этим человеком и принять те слова Йониса за генеральное руководство к собственным дальнейшим действиям.

В итоге не стал скупиться и рассчитался как за годовалого бычка — так загорелся побыстрее заполучить первый экспонат будущей коллекции.

Обрадованный, увидев деньги «продавец», тотчас, по-молодецки, метнулся к себе на ферму, которая находилась в километре. А через недолгое время принёс большой полиэтиленовый пакет с окровавленным куском килограмма на три.

И мы решили продолжить застолье, чтобы отметить каждый свой коммерческий успех.

Так как соседом было справедливо заявлено:

— Друг Олаф, чувствую — в баре у тебя есть бутылка, которая наилучшим образом подойдёт к уже выпитой!

Наутро, когда за окном ещё несмело пыталось тяжело рассветать, проводив за дверь изрядно захмелевшего старика, стал спешно собираться в Рейкьявик за формалином. В башке уже начинает складываться план создания музея фаллосов.

III.

И спустя шесть месяцев, в летнюю белую ночь, на меня снисходит сон, позволивший соприкоснуться с извечными вопросами к Богу — что такое «думать сердцем», сама душа и, конечно, понимание нами категории родства?

Теперь в 2014 году и Олафу Хьяртарссону 75, могу лишь сказать, пояснив, даже не знаю для кого — калейдоскоп всех тех «необычностей» сегодня представляется некими взаимосвязанными по смыслу документальными роликами. Где в одних я «ассистент режиссёра», а в других простой «зритель». Причём с 62-го по 74-ый никакого своего вмешательства не обнаруживаю — только отрывочный видеоряд, перемешанный в хронологической подаче. Поэтому многое пришлось состыковывать в уме.

А что-то давно услышалось воочию (например, от Адама). Происходящее же с теми за кем мне суждено было пронаблюдать (получается этот «дар» возник свыше) и нечто познать в них, а в некоторых случаях и где-то являться невольным участником. Но подобное осознание приходит много позже, каким-то единым моментом.

И эти виденческие откровения саккумулированы мною в довольно нечётких выводах тогда, когда история вроде близка к какому-то логическому завершению. А про себя — уже глубокий старик.

Причём вся панорама необычных событий предстала прямо сейчас, разом, спустя почти сорок лет после того памятного сна в летнюю ночь. И немало здесь стало понятного, а ещё больше — нет….

Да, считаю необходимо добавить — практически двадцать два года я уже не Олаф, как таковой, обременённый земными обязанностями…. Но об этом скажут за меня другие….

_____________________________________________________________

Бытие

21.14-15. Авраам встал рано утром, и взял хлеба и мех воды, и дал Агари, положив ей на плечи, и отрока, и отпустил её. Она пошла и заблудилась в пустыне Вирсавии;

И не стало воды в мехе, и она оставила отрока под одним кустом;

_____________________________________________________________

Неочевидное «уравнение»

Самокритичность = комплекс неполноценности минус эгоизм.

_______________________________________________________________

_________________________________//____________________________

На месте роддома тренировочное поле, по которому, сегодня, футболисты гоняют мяч под нежарким северным солнцем.

Это Йон Йогурдссон собственной персоной приехал из Хусавика в Акюрейри, где родился 18 июня 62-го года.

Я послушал крики немногочисленных болельщиков и прямиком направился в городскую библиотеку.

Из газетных подшивок того времени подчерпнулось мало о том дне и развитии событий по поиску бесследно пропавших. Единственное, что прочувствовал, впиваясь глазами в неэмоциональные строки корреспондентов — для небольшой страны и населённого пункта в 20 тысяч почти точечное шестибальное землетрясение и исчезновение медсестры с младенцем плюс гибель дежурного врача, как ни странно, не явилось сколь-нибудь масштабным и трагическим. Хотя, судя по сухим информационным заметкам, полиция и предприняла максимум усилий в расследовании и поиске.

Женщину звали Хелен Оускардоттир 1939 г. р. Как вычитано — незамужняя и бездетна, жила одна (с фотографии, размещённой для розыска, смотрело миловидное девичье лицо).

И главное мной было понято — у сыщиков, на тот момент, сложилась стойкая версия, что, возможно, именно она разлучила нас с братиком. Но прямых улик не найдено, как, впрочем, не обнаружена и сама Хелен.

А ещё, листая пожелтевшие страницы, заключаю — где-то по истечению полутора лет общественное внимание к случившемуся постепенно сходит на нет.

Когда возвращался, всё не мог избавиться от ощущения некоторой обиды на короткую память моего небольшого народа по поводу нашего семейного горя. Ведь такое совсем не свойственной нам — исландцам, которым издревле присущ общинный дух. Наверное, во мне просто говорил юношеский эгоцентризм, не более.

Оказавшись дома, наталкиваюсь на вопросительные взгляды родителей. Они же в курсе — куда сын по собственной инициативе ездил. Но что ответить им в оправдание два дня назад неожиданно вспыхнувшей надежды — Стефаун жив? Так как рассказанное отцом и матерью, в мой день рождения, мало претерпело чего-либо кардинального, если рассуждать о новых, узнанных сегодня фактах, которые позволили бы пролить свет на почти двадцатилетней давности произошедшее.

Нулевой результат вполне объясним, поскольку по их же словам дело не закрывалось аж три года. Но тщетно — оно упёрлось в глухую стену и сдано в архив, несмотря на всю тщательность проведённого расследования.

Зато, когда показалось — посвятив меня в эту семейную тайну и свято уверовав (а здесь никаких сомнений) в материализацию общего сна, я как бы получил негласный родительский наказ — всеми правдами и неправдами найти Стефауна.

_________________________________//____________________________

И вот, исходя из всего этого, поступаю в институт Арни Магнуссона при университете Рейкьявика на факультет туризма. К такому шагу в выборе будущей профессии отчасти сподвигло, следует понимать, весьма наивное представление папы с мамой и о том, что полученная специальность каким-то образом сможет расширить, якобы, мои возможности по поиску брата. С неменьшим успехом, наверное, было мне стать и дипломатом, сыщиком или даже лётчиком.

Но почему-то легко согласился именно на родительские, робкие и ничем не аргументированные, но дружные доводы. Помимо прочего, у меня с довольно ранних лет развита тяга к путешествиям. И для исполнения подобного желания, казалось, учёба здесь в большей степени будет способствовать моим запросам во взрослой жизни.

В тех радужных планах рисовалось: — вот Йон Йогурдссон заканчивает университет и организует турфирму с разбросанной по континентам сетью филиалов.

А уж по поводу Стефауна, если честно, слепая вера, с того самого дня, домашних отыскать его следы, да тогда ещё в Советском Союзе со своим «железным занавесом» рассматривалась их сыном вроде блажи, не более. Но и подавать вид, что так думаю, не собирался — пусть надежда, для них умрёт последней.

Они и вправду, после синхронного сновидения, накануне моего совершеннолетия, словно зомбированы идеей обречь меня на пожизненное искание фантома в лице брата-близнеца.

И только много позже было понято — почему отец с матерью замкнулись в своих страдательных чаяниях по пропавшему грудному младенцу, не подпуская к ним даже дядюшку Олафа.

_____________________________________________________________

Бытие

22.10, 12-13. И простёр Авраам руку свою, и взял нож, чтобы заколоть сына своего.

Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего для Меня.

И возвёл Авраам очи свои, и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошёл, взял овна, и принёс его во всесожжение вместо сына своего.

_____________________________________________________________

Неочевидное «уравнение»

Логическое мышление = изощрённая хитрость + трезвый расчёт

_____________________________________________________________

_________________________________//____________________________

Теперь моё полное имя Агния Адамсдоттир — это на исландский манер, а так, если по-польски, Агнешка Яцкевич, которая сегодня получила паспорт, где и вписана новая фамилия с окончанием «доттир».

И время от времени хочется заглянуть в первый взрослый документ, чтобы полюбоваться каллиграфическим почерком паспортистки и личной подписью под удачной фотографией.

А ещё, я давно неравнодушна к Йону. Он же, похоже, относится ко мне пока никак. Но, уверена, что рано или поздно, этот парень будет моим. Конечно сейчас, когда Йонис заканчивает институт, ему не до кого, хотя у него уже и есть девушка из сокурсниц. Просто наберусь терпения и дождусь своего шанса, поскольку пару раз видела с ним эту девицу — ничего особенного (они приезжали к нам на выходные) — столичная пустышка со способностью не уметь стесняться (при первом же знакомстве она успела рассказать, совсем не подруге, что у неё наличествует интимная стрижка).

Пятнадцать лет назад мы переехали из далёкой Польши сюда — в эту названную первооткрывателем Арнарсоном «ледяную страну». Причина эмиграции моих родителей до сих пор для меня остаётся тайной за семью печатями.

Когда начинала спрашивать — кто у нас там из родных остался? Или зачем уехали? — постоянно наталкивалась на какие-то невнятные повторяющиеся ответы, без должной конкретики. И мать и отец в один голос — мол, нелегально бежали в Швецию от ненавистного социализма в трюме небольшого контрабандистского судна. А было таких на нём, включая меня трёхлетнюю, (ещё незнакомая семья с мальчиком — подростком — это и сама помню).

В итоге те решили выбрать на жительство Норвегию, тогда как нам предстоял 4-х часовой перелёт из Стокгольма в Кефлавик — главный аэропорт Исландии.

Объяснение — почему занесло, всё же, в такую глушь, пусть и Европы? — не имело, как поняла, сколь-нибудь логических доводов — будто с закрытыми глазами пальцем ткнули в крутящийся глобус.

Если пыталась узнать, еще, будучи школьницей, о деталях побега и чем их, обыкновенных работников сельхозкооператива не устраивал тот, существующий на родине строй? И словно кто-то табу наложил.

Чаще словесно отмахивались, раздражаясь:

— Тебе уже рассказывали, а для остального ты пока мала.

И, конечно, я догадывалась — главной фигурой здесь является моя сестрёнка-близнец Ева, после исчезновения которой мы и рванули из страны. Но папа с мамой тщательно и довольно угрюмо обходили эту тему.

Такая скрытность перед собственной дочерью не могла не обижать. А история семьи, их ребёнка, интриговала донельзя.

Будучи начитанной и в меру, от природы, любознательной, её так и не удалось в полной мере воссоздать в своём детском воображении основную версию скоропалительного побега через границу.

И стало казаться — они и сами-то не очень чётко представляют — зачем? Но тогда получается — всё делалось и творилось по какому-то никем неведомому наитию. Правда эта мысль возникла позже, где-то к шестнадцати. В общем, желание выпытывать у них о нашем доисландском прошлом постепенно пропало.

Нет, немного лукавлю — сильно смущал ещё тот факт, что во всей Польше у нас отсутствуют родственники или хотя бы знакомые. А про своих матерей лишь — те давно умерли, когда оба, мои, были младенцами и находились в одном родильном доме. Отцов же никогда не видели.

Субъективность незнания о собственных корнях, безусловно, меня напрягало и делало маловеркой в реальность этого мира….

Конец ознакомительного фрагмента.