Дом на улице Неразбитых фонарей. Повесть

Игорь Анфиногентов

С момента написания прошло почти два десятка лет, но и сегодня терзают душу справедливые сомнения: а стоит ли? Высказанные некогда мысли утратили свежесть, от них веет прохладой осеннего парка, ароматом прелой листвы и утраченных иллюзий.Впрочем, попытка не пытка. Итак, Казань, 90-е, «казанский феномен»… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2

Позже, уже глубоким вечером, мы с Даней шли по улице, обнявшись, и горланили какую-то песню. И море нам, как говорится, по колено.

— Слышь, Илюх, ну вот разве плохо мы живем? — оборвав незатейливый мотивчик, жизнерадостно вопросил мой товарищ. — Каждый день куражимся, бабки у нас водятся всегда. Вот на джип только накопим. И вообще, жизнь прекрасна и изумительна… если выпить предварительно.

Тут Даня расхохотался, и так это у него получилось задорно и заразительно, что я тоже не удержался. Просмеявшись, мы решили заглянуть к Марселю, пригласить его подышать свежим воздухом, а заодно и выпить чего-нибудь горячительного. По дороге зашли в небольшой магазинчик, чтобы скрасить дорогу пивом.

В единственном отделе, сочетающем продуктовую лавку и газетный киоск — не продохнуть. Стайка каких-то серых мужичков с сизыми носами неприветливо щурилась на продавщицу, не соглашавшуюся «простить» им недостающие два с полтиной; молодая мамаша с маленьким ребенком в рюкзачке устало вздыхала, выстаивая длинную очередь; какой-то здоровенный бугай на удивление тонким голосом вопрошал — кто последний. Даня, чувствуя себя наиболее привилегированным классом, в очереди стоять не захотел. Грубо растолкав сизоносых страдальцев, он протиснулся к кассе.

— Э, девушка, нам бы пива пару, и… этих, — тут он быстро оглядел близлежащий ассортимент закусок к пиву, — креветок.

Продавщица натянуто улыбнулась под прицелом угрожающих глаз, и на полусогнутых засеменила вдоль прилавка:

— А вам какое?

— Нам, — хохотнул Даня, — самое лучшее!

Тем же макаром мой товарищ покинул очередь, и мы вышли на свежий воздух, каждый ощущая в руке приятную тяжесть баночки «Варштайнер».

— Илюха, пошли к Марсу! Выдернем, а то он у мадамы этой совсем загостился, скоро мхом покроется!

— Точно. Не пойму, что он в ней нашел? Таких как она на любом вещевом рынке толпы горланят.

— Да ладно! Не всем же интеллигенцию подавай, как тебе…

До конца озвучить блестящую мысль Даня не успел. У обочины скрипнула тормозами темная, вишневого цвета, девятка, из которой на манер чеченских террористов выскочили четверо здоровых парней в камуфляже и масках, с автоматами наперевес.

— Стоять на месте!

Один из подскочивших ударил Даню прикладом поддых, а затем и по спине, после чего мой товарищ обрушился в придорожную пыль бесформенным кулем, успев только глухо вскрикнуть. Спустя несколько секунд та же участь постигла и меня, с той лишь разницей, что удар пришелся не в солнечное сплетение, а прямо в лицо. Я отключился мгновенно.

…мне ужасно не хочется идти на урок музыки. Все друзья гоняют на улице мяч, лазают по деревьям, разминаются на спортивной площадке, а я, со скрипкой в руке, шагаю, словно заключенный на Голгофу, несущий на себе крест. Весна прочно вступила в свои права, снег тает, весело звенят ручьи, и им задорно вторят синички. Ко мне подбегает старшеклассник:

— Эй, скрипач, а ну-ка сыграй что-нибудь!

— Не буду я тебе ничего играть…, — пробурчал я.

— Ах, так, ну тогда вот тебе, — и он с разбегу приземляется в лужу, и брызги, даже не брызги — волны грязной холодной воды, обливают меня с ног до головы…

…вот черт! Что за невезуха! Ну почему я опять просыпаюсь с головной болью?! Да и сыро как-то, будто после дождя. И что за сны такие дурацкие. То менты снятся, то в детство впадаю…

— Ха, очнулся один! Давай, гоблин, поднимайся! Нехрен тут из себя целку строить!

Во попали! Так менты — не сон…

— Слышь, вставай, да только «башню» не поднимай, и руки за голову!

Поднимаюсь на ноги, краем глаза вижу распростертое тело Дани. Ему на голову с гаденьким смешком один из «масок» выливает ведро воды. Даня в момент, с громкими матюгами, открывает глаза.

— Ишь ты, горластый какой, — поливавший впечатывает с размаху ботинок в бок моему другу.

— Ааа, больно… Хорош, командир, че творишь…

— Ну-ка вскочил, придурок, и руки в гору!

Даня медленно поднимается и нехотя водружает руки на обшарпанную стену.

— Слышь, старшой, а в чем дело-то? С какого, — тут Даня опять не успел закончить мысль. Пятнистый ударил его дубинкой меж лопаток.

— Да вы че творите!

— Заткнись, урод, и слушай! Твое дело сейчас телячье — хлопать зенками и внимательно ловить каждое мое слово, — прогавкал, по праву старшинства, этот Цербер, будучи явно выше остальных по званию, — Наш начальник на вашей гребаной стоянке «Ниву» ставит. Так вот у него сегодня ночью все колеса сняли. Это что, ваша благодарность за то, что мы вам воздух до сих пор не перекрыли?

— Да в чем проблема, командир, фирма заплатит…

— Заткнись, последний раз говорю. Еще раз встрянешь — буду тебя убивать, медленно и жестоко, — мент рассмеялся, и эхом отдавался в замкнутом помещении дружный хохот остальных «пятен». — Вы что думаете, самые крутые? Щас всмятку станете…

Ну, тут уж «маски» разошлись не на шутку. Удары по почкам и ногам градом посыпались на меня и моего друга. Истязание продолжалось около минуты, даже меньше, мне же казалось — часа четыре…

— Теперь, уроды, сделаете так! Машина стоит там же, и чтобы завтра утром она стояла на колесах! Они, кстати, новые были…

— Да о чем базар, старшой, все это можно ведь и так объяснить, на словах…

— С вами, придурками, на словах общаться мне, офицеру, западло! Я вас, гниль, рвал, и рвать буду! Совсем охренели, бля, ничего не боятся, тоже мне, хозяева жизни! Глаза в землю!

И нас вывели, усадили в машину, и отвезли туда же, где и взяли. Даже пивные банки на том же месте валялись, — никто не позарился. Вот почему так всегда: если день начался хорошо, то к вечеру он, как правило, портится?!

— Козлы краснопузые! — в сердцах крикнул вслед отъезжающей девятке Даня.

— Да уж. Я вот только одного не пойму — почему мы об этой пропаже от мусоров узнаем, а? Где этот долбаный охранник? Почему мы не в курсе?

— Охранник? А он, кстати, здесь недалеко живет… Айда-ка, зайдем…

Первый этаж панельной пятиэтажки, пропахший кошками подъезд, обшарпанная деревянная дверь с полустертым номером. Здесь и обитает наш нерадивый сторож. Ну что же, скоро кому-то станет больно…

— Дань, позвони, и в подъезд его «вытягивай».

— Ладно, сейчас.

Даня позвонил раз, позвонил другой. Никакой реакции за дверью.

— Не, он че там, умер, что ли? — Даня принялся методично молотить в дверь кулаком.

— Слышь, время уже позднее, ты сейчас весь подъезд перебудишь! Прекращай, пошли на стоянку. У меня там, в «москвичонке» старом, в багажнике, три запаски есть — как раз на «Ниву».

— Так это не ты ли снял-то? — хохотнул Даня.

— Юморист! Но нам еще одна нужна. Что будем делать?

— Да ладно тебе, не в первый раз замужем…

Недостающее колесо сняли в соседнем дворе. Что за народ упрямый такой, ведь говорят им — ставьте на охраняемую стоянку средства передвижения, воруют в районе. Нет, не понимают. Или никогда не слышали поговорку, что скупой платит дважды. Приходится наказывать.

На стоянке сегодня дежурил наш школьный приятель с колоритным погонялом Толкин. Весь его вид говорил о том, что он бедствует. Мы с Даней предложили ему довольно непыльную работу. За ночь, кстати говоря, охране выходило вполне прилично. Мы снимали определенную, фиксированную сумму каждый день, а остальное вахта забирала себе в карман. Толкин под нашим чутким руководством поставил все четыре колеса на беспомощную, словно выброшенный на берег кит, зависшую на кирпичиках машину, и мы с Даней, забрав выручку, пошли по домам.

— Так, дружище, завтра часов в одиннадцать — у меня. Да, и Марселя с Вальком курсани!

— А ты сам-то веришь, что в такую рань проснешься? А то придется нам, как в прошлый раз, опять в дверь долбиться.

— Не гони, я будильник заведу.

На том и расстались. Табличка с номером 36 на фоне серой стены с вкраплениями неизвестного камушка тускло отсвечивала в полуночной мгле. Я взбежал на шестой этаж, по пути наградив щедрым пинком крупного серого соседского кота, который сосредоточенно метил батарею пустых бутылок на полу.

Дома на кухонном столе уныло царил беспорядок — остатки дневного пиршества. Я невольно поморщился, но убираться не стал — лучше завтра Кристинку приведу, пусть все вымоет. Да и вообще, пришло время генеральной уборки. Эх, подружки мои, пора вам вновь создавать уют в моей холостяцкой квартире!

Снедаемый подобными мыслями, я завалился спать. Предстоял непростой день.