Неоправданная жестокость

Игорь Денисов

Бизнесмен Виктор Истомин считал себя счастливым человеком. У него было все: дом, семья, богатство. Но все изменилось: таинственный враг начал угрожать его семье. В одночасье его жизнь превратилась в кошмар. Кто желает ему смерти? Оказывается, в прошлом семьи Истоминых скрыто множество мрачных тайн… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 8

Девушка с крючковатым носом и мускулистый юноша-фотограф сидели за компьютерным столом в темной комнате. Комната являлась их «штабом» и находилась в задней части двухэтажного здания, в котором располагалось фотоателье, бутик и ювелирный магазин.

Комнату освещал только экран ноутбука и флюоресцентная лампа, вертикально закрепленная над продавленным диваном. Одна трубка в лампе не горела, другая мигала, обещая вот-вот отправиться на покой.

Кроме стола, за которым сидели фотограф и девушка, в комнате имелось еще два. На одном из них, стоявшем в углу, лежали два альбома — один с газетными вырезками, другой с фотографиями, в основном черно-белыми, военного времени.

Снимки касались Смерти во всех ее проявлениях.

Мертвецы с провалившимися носами лежали в гробах, сложив на груди руки. В их застывших лицах проглядывала холодная злоба, словно мертвецы были исполнены желания укусить каждого, кто приблизится к гробу. Казалось, от этих снимков исходит сладковатый трупный запах.

Другие показывали обгоревшие тела жертв пожаров, горы трупов на полях военных действий, имелись также снимки из концлагерей.

Газетные вырезки были посвящены убийствам, изнасилованиям, казням и расстрелам.

Несколько фотографий из альбома в увеличенном виде висели на стенах — в рамках и под стеклом. Изредка юноша-фотограф отрывался от экрана, опираясь локтем на спинку стула, и с плотоядной ухмылкой смотрел на одну из них, в мерцающем полумраке казавшихся еще более зловещими.

Тогда девушка с крючковатым носом старалась вновь привлечь внимание напарника, со злобными проклятиями дергая «фотографа» за волосы.

В очередной раз проделав эту процедуру, девушка прошипела:

— Не трать время попусту. Мы не можем торчать здесь сутками.

— Успокойся, — беспечным тоном отозвался «фотограф», одаряя напарницу ослепительной улыбкой и потирая затылок. — Нам эту конуру на два месяца сдали. Времени еще полно.

Один за другим он открывал файлы с фотографиями Истоминых и их детей, а также каждого из них по отдельности. Взгляд юноши на несколько секунд задержался на фотографии, которую он сделал на пляже.

Светлана Истомина лежит на животе, расстегнув застежки лифчика и приспустив с плеч бретельки; Виктор, оседлав жену, мажет ей спину солнцезащитным кремом.

— Давай дальше, — нахмурилась девица, наконец-то усаживаясь на стул. — Чего тормозишь?

Юноша, усмехнувшись, нажал на клавишу.

Истомины с детьми выходят из особняка.

Истомины с детьми гуляют в парке.

Особняк Истоминых: вид сзади. Видна металлическая дверь черного хода.

— Откуда снимал? — спросила девица, удивленно вскинув брови.

— Из леса, вестимо. Пришлось переплыть озеро. Фотокамеру и шмотки я заранее оставил на берегу. Потом карабкался вверх по склону холма — а он почти отвесный. Я все руки исцарапал, и подошвы стер. Потом ночью шел через лес. Чуть не заблудился. Наконец добрался до опушки. Забрался на дерево, чтобы домик охранника не загораживал обзор. Целый час на дереве торчал. Дождался рассвета и сделал снимки. Видишь вон ту дверь? Через нее с кухни выносят помои и мусор, а из прачечной — грязную воду из стиральной машины. Помои выносят каждое утро часов в семь, мусор — вечером, где-то в промежутке от шести до восьми. Стирают они каждое воскресенье, а иногда и по средам. Тогда дверь вообще нараспашку с восьми утра до двух часов дня.

— Классно, — сказала девица. — Только вот беда, мой милый: охранник круглые сутки торчит в своем домике.

— Но охранник там не один и тот же. Особняк пасут сотрудники охранного агентства «Монолит». Дежурят по графику два дня через два, и всего их четверо. Обход делают каждые семь часов — это днем; ночью — каждый час. Не знаю, дрыхнут они или нет. Если дрыхнут, скорее всего, днем или ранним утром — ночью в домике свет не выключался.

— Значит, остается время, когда охранник будет делать обход, — заключила девица. «Фотограф» потрепал ее по щечке.

— Умная девочка. Соображаешь.

Девица, зашипев от ярости, вытянула шею, стремясь укусить его за палец. Но юноша вовремя отдернул руку, и девушка только по-волчьи щелкнула зубами.

— Не смей надо мной насмехаться!

— Я и не насмехаюсь.

— Хватит! — девица тряхнула угольно-черными волосами. — Я ведь права? Права или нет?

— Права, да не совсем. Обход занимает всего три минуты, и охранник осматривает участок, а особняк — только снаружи. Внутрь он не заходит. Значит, дверь будет заперта.

— А с парадного никак не зайти?

— Сигнализация.

— А в окно влезть? Решеток вроде нет.

— Радость моя, ты представляешь, как это проделать? Даже если на окнах сигналки нет, способ залезть в окно есть только один — вырезать кусок стекла. Что намного труднее, когда стекло вставлено в раму, а не лежит на столе. Просунуть в дыру руку и отпереть изнутри запор. Все это придется делать ночью, подсвечивая себе фонариком. Даже самый лучший стеклорез издает ужасно громкий скрежет, а возня с запором… Все это займет минут пять, не меньше. Слишком рискованно.

— Господи! — Девица, опершись локтями на стол, обхватила ладонями голову. — Почему Заказчик не нанял профессионалов?

— Емельяненко болтал, типа, Заказчик просто не знает, как нанять опытного киллера. У него нет связей в криминальной среде.

— Ты Его хоть раз видел своими глазами?

— Нет. Все указания через Емельяненко.

— А Емельяненко кто вообще, не поняла? Типа шестерки?

— Когда-то был средненьким бизнесменом. Года два назад разорился, как и многие другие. Заказчик обещал ему крупное вознаграждение, тогда Емельяненко сможет начать все заново.

Девица хлопнула себя по лбу.

— Постой! А подвал?

Юноша перестал ухмыляться. На лбу его образовалась складка, а в глазах отразилось сомнение.

— Вход в подвал у них снаружи. Но дверь стальная. Правда, замок совсем легкий, и если взять клещи…

— Правильно, — закивала девица. — Заодно клещами можно стукнуть по башке охранника. Слушай, а чего мы мучаемся? Проблемы себе создаем на пустом месте? Убьем охранника, и все дела. Чего голову ломать?

— Да, убьем, — раздраженно отозвался юноша. — Кто убьет?

— Ты. Конечно, ты.

— Да? — Юноша откинулся на спинку, завел руки за голову, сцепив пальцы на затылке. Под футболкой вздулись бугры мышц. — По-моему так: ты придумала, ты и делай.

— Молодец, додумался!

— Ты сказала — давай убьем. Я, например, убивать парня не хочу — он всего лишь делает свою работу. К тому же это неразумно.

— Не строй из себя умника. Просто боишься.

— Надо, надо бояться! — Юноша наклонился вперед, наставил на девицу палец. — Это тебе не губы красить! Только идиот пойдет на преступление, чтобы доказать, что он не трус. Прибавку к гонорару за убитого охранника мы не получим, бэби!

— Хорошо, — вздохнула она, поднимая глаза к потолку. — Давай вернемся к моему предложению, до которого ты не додумался.

— В подвал мы забраться можем. Вот только выберемся ли мы из подвала в жилую часть дома? Если дверь будет заперта, нам придется сидеть там и ждать, пока кому-нибудь не придет в голову спуститься. Мы, может, месяц там проторчим.

— Там может быть не так уж и плохо. Я слышала, нувориши подвалы хорошо обустраивают. Бильярдные столы у них там…

— Да, — скривился «фотограф». — А еще коллекция вин и библиотека в придачу. Специально для тех, кто вздумает посидеть там месяцок-другой. Нас ждет двуспальная кровать с балдахином, полуголые девки с опахалами и ванна с джакузи. Да нет, скорее всего, там земляной пол, полно крыс и вдобавок нечего жрать. Не катит.

Некоторое время они сидели задумчивые, подперев головы кулаками, и смотрели на фотографию особняка.

— Интересно, а гонорар нам Заказчик тоже через Емельяненко передавать будет? — спросила девица.

— Скорее всего. Вряд ли Он станет светиться перед таким быдлом, как мы.

— Но Емельяненко Его видел?

— Да, Емельяненко с Ним знаком.

— Надо будет как-нибудь у него выведать, кто Заказчик.

— Он не скажет. Да и зачем?

Они переглянулись.

— Чтобы контролировать ситуацию, — сказала девица.

«Фотограф» потер подбородок.

— Емельяненко сказал, у Истоминых сегодня годовщина. Голубки щас сидят в ресторане «Венеция». И Заказчик тоже сейчас там.

— Зачем?

— Насладиться близостью к жертве.

— Чушь какая-то.

— Нет. — Юноша, обернувшись, взглянул на одну из висевших на стене ужасных фотографий. — Я Его прекрасно понимаю. Такое наслаждение наблюдать за людьми, которых собираешься уничтожить. Смотреть, как они беспечно веселятся, даже не подозревая, что уже находятся в твоей власти, и гибель их неизбежна. Видеть их радость и счастье, и думать с мрачной злобой: «Радуйтесь, радуйтесь. Недолго осталось».

— Как мило, — фыркнула девица. — Я просто счастлива находиться в одной комнате с таким приятным молодым человеком!

— Я тоже рад. Видишь, какие мы с тобой хорошие люди. А Заказчик, наверное, еще лучше.

— Если явится сегодня в ресторан, Он поступит как полный идиот. Логики никакой. Зачем так тщательно конспирироваться, и потом Самому светиться на публике?

— Не знаю. Его дело.

— А мне это все не нравится. Заказчик скрывается от нас, но появляется на публике рядом с жертвой — заранее зная, что мы уже засветились, и нам в «Венецию» соваться нельзя.

— Мы не должны были знать, что Заказчик будет в ресторане. Если бы Емельяненко не проболтался…

— Вот именно. — Девица в упор взглянула на юношу. — Тупость Емельяненко нам на руку.

— Каким же образом, моя дорогая?

— Мы не можем находиться в зале. Но можем сидеть в твоем фургоне у ресторана. И через окно, возможно, мы увидим Его. И тогда ты сможешь Его сфотографировать.

Юноша облизнул губы.

— Прекрасно, радость моя. В зале будет сотни две человек. Как мы узнаем, кто из них Заказчик?

Девица наклонилась к нему. Юноша ощутил на своей щеке ее горячее дыхание. Взгляд напарницы был мрачен, в черных глазах, казалось, горели костры.

— Ты сам сказал, что Он хочет ощутить близость к жертве, — прошептала девица, поглаживая ноги юноши от колен к паху. — Он не удержится и заговорит с Истомиными. Может, сядет к ним за столик. Или будет пристально, не отрываясь, смотреть на них, как паук на муху.

— Это только предположение. — Голос юноши звучал хрипло, дыхание стало прерывистым.

— Боишься рискнуть?

— Ничего я не боюсь! — Юноша оттолкнул ее руки, вскочил. — Если хочешь, давай попробуем. Я знаю — если тебе что втемяшилось в башку, ты не угомонишься.

— Прекрасно. — Девица встала. — Едем прямо сейчас. Истомины наверняка уже там.