Веселая прогулка в преисподнюю

Игорь Епифанов, 2023

В настоящий сборник вошли художественные и публицистические произведения автора, профессионального журналиста, многие из которых основаны на реальных исторических событиях, имевших значительный общественный резонанс. Читатели узнают подлинные истории борьбы московского генерал-губернатора с проституцией на рубеже XIX – XX веков, боевого крещения женщины-солдата «РЭМБО», трогательных отношений животных и людей, познакомятся с романтической сагой о любви. Отправляясь в путь вместе с автором-репортером, читатели начнут свое увлекательное путешествие с веселой прогулки по атомной станции. «Атомная тема» раскрывается также совсем в ином, драматическом свете. Речь пойдет о печально знаменитом Тоцком полигоне. Побывав вместе с автором в «местах не столь отдаленных», читатели, возможно, даже посочувствуют некоторым незаурядным сидельцам и служащим, особенно на фоне злодеев XX века, прославившихся особой жестокостью и цинизмом.

Часть 1

ПРОЗА

Бордель для Марфы Степановой

Обер — полицмейстер тяжело опустился в просторное кресло за рабочим столом. Он рассчитывал закончить свой день пораньше. Не получилось. Из канцелярии принесли почту. Среди важных документов, можно сказать, государственного значения, лежали изрядно поднадоевшие челобитные, уведомления о выполненных поручениях и одно удостоверение в виде разрешительного письма на имя крестьянки Марфы Степановой. Упомянутой в письме особе разрешалось открыть и содержать до 1 января 1901 года на улице Сретенской в доме Брещинского дом терпимости с правом иметь в нем не более десяти женщин.

Обер — полицмейстер задержал свой усталый взгляд на удостоверении. Ему показалось занятным то обстоятельство, что даму по имени Марфа Степанова он знавал лично во времена не столь отдаленные и в доме Брещинского, кажется, бывал неоднократно.

— Экое совпадение — подумал генерал и добавил: — не припомню я что-то, чтобы раньше Сретенка таким спросом пользовалась. И все под носом у начальства норовят. Выгоду ищут, наверное.

Сюда в канцелярию полицмейстера приходили многочисленные жалобы домовладельцев и жильцов, испытывающих неудобства от близкого соседства с притонами. Обитатели домов терпимости и их посетители раз от разу устраивали пьяные оргии на улице, чем гневили добропорядочных горожан.

— Эх, Марфа — вздохнул генерал — подкинула ты мне забот: еще как минимум на полчаса задержусь — и с этими словами он извлек из стола увесистую папку. В ней он держал досье на промышлявший развратом люд. Среди документов был список содержателей и содержательниц тайных притонов разврата и легальных домов терпимости. Из восьми названных в списке домов терпимости два размещались в Сретенской части. На первом участке притоном заведовали Белоусов Семен и Николаева Екатерина из крестьянского сословия.

— Кирилл, — позвал генерал помощника, — Кирилл, подойди сюда, — снова повторил генерал. Однако услужливый и в то же время пунктуальный Кирилл не отзывался.

— Эх, шельма, научился у англичан хорошим манерам, за работой не гонится. Ладно, завтра продолжим.

Утром следующего дня обер — полицмейстер позволил себе задержаться на 15 минут. По пути на работу заехал в лавку Ильина, у которого не раз покупал картины русских художников и миниатюрные скульптуры. Войдя в кабинет, Иван Сергеевич почувствовал свежесть сквозняка, пробежал взглядом по кабинету — увидел порядок во всем и успокоился: помощник на месте. Помощник главного полицмейстера Кирилл хорошо знал характер своего шефа и его пристрастия. Он знал, что для шефа полиции лучше закрытые непроглядными тучами небеса, чем наглухо закупоренные окна в его кабинете. Глоток чистого воздуха полицмейстер ценил не меньше, чем глоток чистейшей родниковой воды. А родниковая вода, кстати говоря, доставлялась генералу каждую неделю из святого источника.

В тяжелую тесаную дверь постучали. Это был его помощник.

— Здравия желаю, господин обер-полицмейстер.

— Здравствуй, Кирилл. Хотел я тебе вчерашнего дня поручение дать, да не нашел тебя.

— Позвольте, Иван Сергеевич, до шести вечера я был в вашем распоряжении и вовсе не покидал помещения. А позже, мне надобно было успеть заглянуть на Мясницкую, по вашему же поручению.

— Да знаю, знаю. Ну, как, успел?

— Успел.

— Хорошо, об этом позже. Коль скоро ты был на Мясницкой, не спрашивал ли тамошнего старосту по поводу тайных притонов?

— Спрашивал. Говорит, что еще два тайных притона появились на прошлой неделе в том районе.

— Кто заправляет там, знаешь?

— Да, известно. Крестьянка Шувалова Ксения и мещанка Шекманова Мария.

— Ты вот что, дружище, принеси мне сейчас отчеты врачебно-полицейских комитетов за последние пять лет и письмо от 13 числа прошлого месяца из Канцелярии его Высочества. Да, и еще кое-что: я хотел бы получить все документы, которые у нас есть по Марфе Степановой. Вот письмо, — и генерал извлек документ, отложенный им на край стола, и наполовину прикрытый распахнутой папкой для бумаг — У нас должна быть фотография этой женщины. Я хотел бы найти ее.

Увидев вопрос во взгляде Кирилла, Иван Сергеевич уточнил:

— Я хотел бы найти Марфу Степанову.

Кирилл явно ждал этого уточнения. Хорошо зная шефа, как благовоспитанного и интеллигентного человека, он ни разу не замечал за ним каких — либо пагубных привычек или необдуманных поступков, способных нанести вред его репутации. Общение с разночинным людом было для шефа таким же обыденным делом, как и перерыв на обед. Но лишь в редких случаях он делился с помощником своими личными впечатлениями. К числу таких случаев, например, относились всякие нелепые истории и несуразности, рассказанные случайными собеседниками.

Прошло минут пятнадцать, не более того, как снова раздался предупредительный стук в дверь, и в последующий миг она широко отворилась. Кирилл вошел с кипой бумаг на руках и, не дожидаясь приглашения, в мгновение ока воздвиг на генеральском столе небольшую пирамиду.

— Вот, Иван Сергеевич, то, что вы просили. Отчеты комитетов, письмо его Высочества, и, собственно, персональное дело Марфы Степановой, а к нему фотография. Настоящее местонахождение Степановой установлено.

— Спасибо, Кирилл, — принимая документы и разглядывая титулы, Иван Сергеевич, на несколько мгновений примолк, и тут же выдал новое распоряжение: — Пригласи Степанову послезавтра к нам, в Управление, к 11 часам пополудни.

Отложив персональное дело Марфы на край стола, обер — полицмейстер погрузился в отчеты. Именно погрузился, потому как, листая страницы, он как будто бы спускался по ступеням времени на самое дно социальной жизни. Статистика всей сухостью своих голых цифр колола глаза. Всякий раз, когда градоначальники пытались ограничить масштабы проституции в Москве, промышлявшие развратом женщины из легальных домов терпимости уходили в подполье. А уж там — то, свободные от догляда и обязательств, проститутки зарастали грязью и разносили споры сифилиса. Изучив документы, полицмейстер с напряжением погладил лоб, как будто хотел навсегда избавиться от морщин.

— Да, от комитетов проку мало — вслух рассуждал Иван Сергеевич: — Докладывать его Высочеству надобно.

Обер-полицмейстер встал из-за стола, чтобы немного размяться. Неторопливо прошелся по кабинету, будто подгонял тучную думу свою. И остановился перед окном. В воздухе пахло весенней сыростью и пряностями. Аромат доносился из расположенной поблизости лавки колониальных товаров. Насытив кровь ароматным кислородом столицы, шеф полиции вернулся к рабочему столу. С фотографии смотрело довольно красивое ухоженное лицо зрелой женщины.

Обер-полицмейстер давно не испытывал такого живого интереса к знакомой, но изрядно подзабытой личности. Марфа Степанова ему запомнилась среди множества особ женского рода, потому что сразу же понравилась. Девица сия отличалась редкостной рассудительностью и красотой, присущей лишь избранным представительницам ее сословия. Точеная фигурка, аккуратность в одежде, и то, что французы называют «les belle maniers». А взгляд какой — просто наваждение! Лучистый и открытый. За блеском ясных глаз, как за дорогой портьерой, искусно маскировались грешные мысли. Впрочем, осуждать ее за это он не мог ни тогда, ни сейчас. Трудно было представить, как она с ее тонкой талией впряжется в неподъемную повозку крестьянского хозяйства, чтобы через несколько лет лишиться тех славных изгибов тела, которые возвышали ее над средой и испортить удивительно тонкий рисунок кожи узлами натруженных вен. Да, она была не такая как все. Именно это обстоятельство больше всего смущало полицмейстера. Он отдавал себе отчет в том, что сам стал когда — то жертвой ее чар, и тем уже повинен.

«-Итак, идти или не идти?» — Иван Сергеевич призадумался.

— Не по чину мне вроде как по притонам шляться. Но с другой стороны — кто сказал, что я иду в бордель? Я иду в обычный мещанский дом, не более того. Имею право… — и, как будто опомнившись, поправил ход своих мыслей: — Боже правый, о чем это я?

В иное время генералу и в голову не пришло бы искать оправдания в таком привычном для него деле, как хождение в народ. Его всегда влекло туда, где, не зная устали, кипела суетливая разночинная жизнь. И он был частью этой жизни, ни на минуту не забывая, однако о службе.

И он решился.

На другой день, аккурат перед обедом, обер — полицмейстер отправился в памятный ему дом Брещинского. Швейцар, завидев генерала, раскрылечился, отставив левую ногу, будто собирался выполнить гимнастическое упражнение.

— Добро пожаловатьс, ваше вышкоблагородие.

— Здоров — произнес обер — губернатор, а про себя подумал: «картавый какой — то».

— Ты вот что скажи мне — нет ли у вас новых питейных или других увеселительных заведений?

— Да вроде как собирались трактир какой-то открывать. Да вместо него, слыхал, бордель удумали. Пока что, слава богу, тихо. Но боюсь, покойная жизнь моя скоро кончится, вышкоблагородие.

— Жалуешься?

— Да что вы! Это я так про себя думаю.

— Ты вот что, как тебя нарекли родители?

— Тимофеем.

— Присматривай за публикой, Тимофей. Особливо, если будут докучать добропорядочным гражданам. А нечестивых и буйных сразу бери на заметку. Ежели что — полицейская часть рядом, поди, знаешь где.

— Как не знать, ваше благородие. Почитай, напротив, живу.

— Местный, значит. Тем лучше. Ну ладно, бывай.

— Желаю здравствовать-с, — услужливо поклонился швейцар.

На второй день Марфа Степанова пришла к обер-полицмейстеру. Строго к назначенному часу. Минута в минуту. Он узнал ее. Когда увидел накануне фотографию — слегка усомнился. А теперь, когда увидел эту женщину воочию, посмотрел ей в глаза — сомнения вмиг развеялись — перед ним стояла его старая знакомая. Двадцать с лишним лет минуло с той поры.

— Ну, здравствуй, Марфа Степанова. Надо же, свиделись. Дело, слышал, свое заводишь?

— Что ж, Иван Сергеевич, не прозябать же в старости в нужде.

— Ты, Марфа, видной была девицей в юности. Только, кажется, со здоровьем у тебя не все ладно было.

— Да что вы, кормилец, вспомнили же такое. Было раз по глупости, по — молодости. Я чиста, как весеннее небо. Простите, но медицину я уважаю. Вы, голубчик, ежели желаете…

— Да, Марфа, хороша ты была в девках, и сейчас — не хуже, — перебил ее обер — полицмейстер. Но не о любви хочу говорить с тобой. А больше о страданиях телесных, любовью причиняемых. Знаешь, сколько в столице больных сифилисом? Калинкинская больница уже не вмещает всех освидетельствованных. В Канцелярии его Высочества бьют тревогу. И зараза сия от домов терпимости исходит. Справки подделывают. На осмотр не являются.

— Что до меня, кормилец, не беспокойтесь. Я девок своих сама лично проверяю. И публика у меня приличная, не то, что эти голодранцы с Каланчи. А девочки проверенные, не боитесь.

— Это тебе бояться надо, а не мне — неожиданно засмеялся обер-полицмейстер.

— Знаешь что, Марфа, давай с тобой договоримся. Если узнаешь, откуда зараза разносится, сообщи. Я тебе лишний раз докучать не буду. Если в твоем хозяйстве все в порядке будет — живи и наслаждайся жизнью, как умеешь. А мне супротив болезней общества надо выступить. Так что заразу с корнем вырывать буду. Договорились?

— Договорились, кормилец, — и, как будто вспомнив, что не сказала самого важного, Марфа произнесла: — Какой вы все-таки мужчина!

— Какой? — едва сдерживая иронию, с видом педантичного человека спросил обер-полицмейстер.

— Особенный. Благородный и…

— Ну, говори уж, по старой памяти пойму.

— Очень привлекательный.

Губернатор сдержанно улыбнулся. «Льстит, белокурая… Но все — равно, приятно».

— Ну, ладно, ладно, ступай. Понадобишься — позову.

Марфа неторопливо покинула кабинет начальника полиции.

Обер-полицмейстер вновь остался один. Он был доволен собой.

— Что ж, с Марфой разобрались. Девка — не промах. Но с законом в ладах. Во всяком случае, Степанова может не беспокоиться за свое хозяйство — у нее пока все чисто, с белого листа начинает. А кто у нас следующий?…

Генерал снова вернулся к слегка потрепанным папкам, в которых хранилось досье на полторы тысячи московских проституток. По ним можно было сделать вывод, что промышлять непотребством шли далеко не первые красавицы. И не от хорошей жизни.

— А вот и барское сословие выглянуло — вслух произнес обер-полицмейстер и продолжил свою мысль, читая дальше: « — Кошелевский Наполеон Антонов, дворянин. Ну и наградила его матушка именем. Интересная, между прочим, персона. Надо бы его проверить. А ну какие еще другие подвиги совершал».

И потирая руки, как будто освобождаясь разом от ломоты в суставах и «канцелярской» грязи, обер-полицмейстер с некоторым воодушевлением позвал помощника: — Кирилл…

Он почувствовал, а может, и знал уже наверняка, что в барском подворье их ждет настоящая работа. Так бывает, когда человек после долгих сомнений и раздумий принимает непростое, но очень важное для судеб других людей решение. И оно, это государственного значения решение, подчас зависит от того, в каком настроении пребывал человек.

Ярмарка принцев

Есть у меня друг. Настоящий волшебник. Однажды он пригласил меня в удивительную страну (вы о ней, наверное, слышали). И хотя я уже давно перестал заглядывать в миры непознанные, свитые из грез, я все — таки согласился. Кто ж отказывается от таких предложений? Тем более, если его сделал друг.

— Ты будешь удивлен сегодня тому, что увидишь. А удивившись, конечно, захочешь спросить. Спрашивай, друг мой. Я всегда буду рядом. Только не перебивай, пожалуйста, меня, когда я буду говорить. Во всем остальном ты абсолютно свободен. Как, впрочем, и все, кто сегодня будет присутствовать на нашем празднике.

— А какой сегодня праздник? — поинтересовался я.

— День исполнения заветных желаний. Жители волшебной страны называют его «ярмаркой принцев». По сути это верно лишь отчасти и вообще эти два слова плохо сочетаются друг с другом. Однако я не возражаю против названия. У людей есть свобода выбора. Есть право на определение. И я его принимаю.

Итак, ты готов, друг мой? Тогда закрывай сейчас же глаза. Считай до пяти. А потом открой их снова. Через пять мгновений ока мы будем там. Полетели!

Я открыл глаза. Широко развел дуги бровей. И удивился! Я почувствовал удивительную легкость бытия и радость на сердце, от того, что я здесь. Возможно, на меня подействовал свежий ветер, который создавал вокруг необычайную атмосферу. Так много воздуха мои легкие никогда еще не получали!

Я стал с любопытством осматриваться и увидел высоко над головой огромный свод. Он простирался так далеко, что невозможно было разглядеть его границ. Ветер раскачивал его, словно шелковый парус. Мне сразу это напомнило гигантский цирк — шапито. Но прошу вас — не умаляйте размеров этой страны! Ее невозможно измерить квадратными милями или верстами.

Ветер, тем временем, усиливался, демонстрируя собравшимся свою волшебную мощь. Его ждали, как ждут благодатный огонь на священной земле. Он — первовестник Чуда. И оно непременно произойдет сегодня. И я его увижу!

Мой друг и добрый волшебник, как и обещал, был рядом. Мы стояли на широком пьедестале, воздвигнутом посреди шатра. Вокруг нас, внизу, было много людей, которые не спеша прогуливались по огромной площади в ожидании главного события. Они ждали его свыше, как и ветер, и раз от разу поднимали взор к трепетавшему шатру. Я посмотрел внимательнее на них. И снова удивился. Это были женщины. В цветах и перьях, в красивых дорогих и совсем простеньких платьях, с косами и без — все наше окружение состояло из одних только женщин! И тысячи восторженных глаз лучами надежды освещали чудесное действо.

На подиуме появились девушки — фрейлины. Очень красивые. Грациозные как лани и нежные как фиалки. Им одним было дозволено обнажить ноги. Эти прелестные создания помогали кудеснику творить чудеса. За моей спиной сомкнулось кольцо. Чудо — фрейлины окружили волшебника и внимали его наставлениям. Я не слышал, что именно говорил мой друг, но, судя по их лицам, что — то весьма важное. Даже в чудодействии, оказывается, без помощников не обойтись.

Сказочное совещание длилось не более трех минут. Кольцо разомкнулось, и очаровательные создания устремились вниз по трем широким лестницам. Я стоял в самом центре подиума, так что юные грации, словно, бабочки пролетели мимо меня, едва не касаясь моих рук. При этом они мило улыбались. Открыто и искренне. Так могут улыбаться только дети. Или очень счастливые люди. В этот миг и я почувствовал себя таким. И это чувство не покидало меня до самого окончания праздника.

Я смотрел на полуобнаженные стройные женские тела и… не видел плоти. Передо мной явилось совершенство, созданное Творцом, и я не смел даже мысленно посягнуть на него. Но откуда взялась эта непорочность? Я посмотрел на волшебника. И увидел на его лице такую же замечательную улыбку. Надо быть настоящим волшебником, чтобы сделать уста, причастные к обольщению, носителем невинности и чистоты. Пришло время удивиться самому себе.

Волшебник сделал несколько шагов вперед. Поравнявшись со мной, мягко положил мне на плечо свою руку. Вернее, лишь коснулся плеча и с той же пленительной улыбкой произнес: — Мы начинаем.

Это было сказано тихо, вполголоса. Не успел он отойти от меня на пару шагов, как слова эти разлетелись эхом во все концы сказочного королевства. Волшебный ветер легко подхватил их и вдохнул в них свою силу. Мой друг не дошел до края подиума, нависавшего горной скалой над площадью. Он остановился в тени софитов. Думаю, что никто, кроме меня и ближайшего окружения не мог в эту минуту увидеть его лица. Кудесник и чудотворец, главный режиссер праздника, пожелал остаться в тени, чтобы не привлекать к своей персоне внимания благороднейшего общества.

И вновь над головами собравшихся зазвучал голос исполина, сравнимый по силе звука разве что с раскатом грома отступающей грозы. Но не было в этом голосе ни угрозы, ни превосходства. Он был таким же мелодичным и бархатным, каким услышал его я в самом начале нашего пути.

— Дорогие друзья, милые сестры. Сегодня, по установившейся традиции нашей волшебной страны исполнится ваше самое заветное желание. Каждая из вас найдет здесь своего принца, и вместе с ним вы сможете вернуться туда, откуда прибыли. Соединившись здесь, вы также сможете прожить долгую и счастливую жизнь там. Вы здесь сегодня потому, что заслужили свое счастье. И вы его непременно получите. Но за чертогами волшебной страны однажды полученное благо надо еще суметь сохранить. Помните о том, друзья мои, что даже самый дорогой, бесценный дар может быть утерян или разрушен. Желаю всем вам, чтобы ваши мечты и впредь сбывались. А добродетели прирастали. И не волнуйтесь, пожалуйста. Ваш принц найдет вас, свою единственную и неповторимую принцессу. Осталось только чуточку подождать. Кортеж уже совсем близко.

Волшебник слегка приподнял правую руку и сделал движение, как будто подгонял ветер. Верный слуга и союзник чудотворца в тот же миг засвистел, пронесся вихрем по верхам, покачал купол и раскинул едва заметную для глаз тончайшую ковровую дорожку от самого шатра до пьедестала.

Я открыл рот от удивления. Первыми на эту дорожку ступили львы. Большие гордые кошки миролюбиво перебирали огромными лапами, как будто не шли, а плыли. Почтеннейшая публика также открыла рты, зачарованная чудесным видением. В глазах женщин не было страха, а на лицах можно было прочитать восторг и удивление.

Спустившись к пьедесталу, чудо — звери вдруг превратились в бронзовые изваяния. Четыре кошки, как стражи, расселись по углам подиума. Другие спустились вниз по трем лестницам, заняв сторожевые места на переходах. Пьедестал и ведущие к нему лестницы обрели парадный вид.

Не успело завершиться первое действо, поразившее благороднейшее общество, как ковровая дорожка вновь засияла, и по ней понеслась карета, запряженная тройкой благородных оленей. Лесные гости вмиг доставили карету к пьедесталу. Из нее вышли двое молодых людей: принц и паж, облаченные в праздничные одежды. Оба юноши были необычайно красивы и очень галантны. Принц держал в руках благоухающий букет из свежих роз. Как только дверцы кареты захлопнулись, она рассыпалась во все стороны сверкающим бисером. Озорной ветер подхватил его и, играючи, разнес по площади. А благородные олени, так же как и львы, налились бронзой и опустились на площадь, величаво подняв рога.

Паж сделал несколько шагов по пьедесталу и ступил на лестницу, на которой стояли барышни, с трепетом ожидавшие встречи со своим единственным и неповторимым мужчиной. Паж взял одну из них за руку. Сделал это очень вежливо, с надлежащим такому случаю поклоном. И подвел избранницу к принцу. Это была незабываемая встреча. Влюбленные, предназначенные друг другу, казалось, только ее и ждали всю жизнь. Сбылась заветная мечта.

Сияющие глаза восторженной невесты заворожили меня. А принц каков — просто сказочный! Это была первая пара. Самая красивая. На нее устремились взгляды сотен глаз других потенциальных невест. Все ждали, что скажет принц. И он сказал: — Любимая, я нашел свое счастье!

И они поцеловались под радостный гул присутствующих. Поцелуй был коротким. Принц не спешил уводить свою принцессу с пьедестала, несмотря на то, что им было, что сказать друг другу. Рядом с ними стоял еще один человек, к кому следовало бы непременно обратиться влюбленной паре. И юноша, повернувшись лицом к волшебнику, произнес: « — Спасибо, отец. Благословите нас».

— В добрый час — кротко ответил улыбающийся волшебник. Сказал тихо. Для них одних. И только они и услышали его.

За первой колесницей пошла вторая, третья, четвертая… Одна за одной. Кареты исчезали так же стремительно, как и появлялись. Возлюбленных пар становилось все больше и больше. Торжество, начавшись на пьедестале, продолжилось на площади, украшенной бронзовыми скульптурами, разноцветными шарами, миниатюрными водопадами и фонтанчиками.

Среди дефилирующих пар появились шуты и фокусники, которых раньше я почему — то не замечал. Все это отчасти напомнило мне ярмарку, если бы не одно обстоятельство. Здесь не было крикливых торговцев, погонщиков скота и прочих шумных завсегдатаев балагана. Это была не базарная площадь, а самая настоящая дворцовая. Никто никого не толкал, не перебивал, и не злословил. Высокие манеры отличали всех присутствующих. И даже шуты не позволяли себе фамильярностей, а были на редкость учтивы.

Всеобщая волна праздника вовлекла и меня в свой круговорот, и я не заметил, как оказался в самом центре площади. Мне приветливо улыбались, и я отвечал тем же. Как то легко и радостно было на душе. Сердце переполнилось любовью. Ничего подобного я не испытывал прежде. Как просто здесь любить людей. И вместе с ними радоваться их счастью.

И вдруг меня словно осенило. Я понял, зачем добрый волшебник пригласил меня в свою сказочную страну. Трудно жить на земле без любви к людям. Мой друг убрал невидимые шоры с моих глаз, растопил в душе лед недоверия и непонимания. Окропил сердце свежестью утренней росы, открыл его для искренних слов и добрых побуждений. Здесь, как в высокогорной долине, воздух настолько чист, что открытому сердцу не грозят вирусы (язвы) человеческих пороков. Боже правый, я вижу мир его очами!

Тот, кого я хотел увидеть сей же миг, стоял рядом со мной.

« — Волшебник, ты сотворил великое чудо! И мне не надо ничего объяснять. Достаточно сказать тебе «спасибо». Именно это я хотел ему сказать. Но он прочитал мои мысли по глазам и ответил:

— Спасибо и тебе, друг мой, что принял дар и не стал его разменивать на мирские соблазны. В чистоте своей ты познаешь счастье. Сегодня и твой праздник. Ликуй и радуйся вместе со всеми!

Если бы шестикрылый Серафим оказался бы поблизости, я попросил бы его поднять меня на крыло, чтобы вместе любоваться картиной всеобщего веселья. Бал был в самом разгаре. А принцы, словно ангелы, продолжали свое чудесное сошествие, принося дамам сердца своего восхитительные цветы. Почувствовав себя желанным гостем на этом празднике жизни, я с ненавязчивым любопытством принялся разглядывать общество.

Первое, что я заметил, так это то, что принцы разные. Настолько, насколько разными бывают обычные люди. Даже в одежде чувствовалось это различие. Кто-то явился в расшитом камнями камзоле, кто — то в пиджаке с галстуком, а кто-то во фраке. Но все они были безупречны в выборе нарядов, одеты с иголочки и вполне соответствовали этикету бала. Более того, их облачение соответствовало нарядам их избранниц. Будто какой — то талантливый и очень проницательный мастер творил одежду для всех будущих пар.

Неожиданно для себя я увидел знакомое лицо. Кажется, я много раз встречал эту милую женщину в нашем тесном светском мире. И хотя ей было далеко за тридцать, она была одинока. Я запомнил ее взгляд, ее лицо. Красивое и благородное. Такие мимолетные встречи почему — то долго остаются в памяти. И все же я с трудом узнал ее. От грусти, которая всегда присутствовала в ее глазах и оставляла тень на лице, не осталось и следа. Теперь же она светилась счастьем, потому что встретила его. Мужчину своей мечты. Они шли под руку, не спеша, и получали удовольствие от общения друг с другом и от осознанной возможности унести свое счастье с собой. Свить уютное гнездышко и наслаждаться жизнью, разделив печали и радости пополам. Я глядел на эту женщину и очень радовался за нее. Правду говорят люди: ничто так не преображает человека, как любовь!

Однако сегодняшняя ярмарка уже тем была замечательна, что оправдывала надежды не только видных и красивых дам, она щедро одаривала всех, в том числе малопривлекательных, но, тем не менее, достойных любви и внимания. Одну такую девушку я заметил возле фонтана с красивой античной чашей посередине. У журчащего ручейка также сидел бронзовый лев, и, кажется, даже немного улыбался. И два бронзовых красавца — оленя, также стоявшие с обеих сторон фонтана, были явно довольны происходящим. Только на лице девушки не было улыбки. Точнее, она пряталась. Как будто стыдилась чего — то. Острый носик юной особы был немного вытянут, скулы слегка выдавались вперед, а тонкие губы сжимались дугой, подчеркивая и без того заостренные черты лица. Девушка изрядно волновалась, ведь ее принц задерживался. Вероятно, он не поспевал в числе первых войти в приготовленную карету, а может, ему просто не хватило экипажа. А вдруг он не увидит ее? А вдруг пройдет мимо? Но я — то был уверен в том, что он где — то совсем рядом и, более того, я даже чувствовал его приближение.

Собственно никто и не понял — откуда он появился. Все произошло очень быстро. Даже долгожданное счастье всегда неожиданно потому, что в первый миг ты не можешь в него поверить. Но случилось то, что должно было случиться. К той самой девушке подошел ее принц. Такой же галантный и, кстати, такой же красивый, как и другие избранники.

Я невольно подивился такому неожиданному союзу. И совершенно напрасно. Ведь это не мы решаем: какую красавицу или какого красавца нам любить. И разве красота всегда видна снаружи? Бывает, что в самом красивом кувшине хранится самое кислое вино. И только распознав вино на вкус, ты сможешь сделать правильный выбор.

— И то не всегда, — услышал я над ухом знакомый бархатный голос. Я, конечно же, сразу узнал его. Это был волшебник. И он продолжил:

— Незрелое вино изменчиво. Но бывает хмельнее старого. Как тут не ошибиться?

— Вы не перестаете меня удивлять — искренне признался я. Мою искренность можно было измерить широтой улыбки Волшебника.

— Ты удивляешься тому, что видишь каждый день. Любовь не объяснить одним лишь разумом. Без сердца здесь не обойтись.

— Да, я понимаю это. Но никогда, наверное, не перестану удивляться, — признался я.

— Чудо всегда удивляет. И рождает новое чудо. Ты же понял, зачем я тебя пригласил сюда, в эту маленькую, удивительную страну.

Мне кажется — я задыхался от чувств, переполнявших меня. Хотелось слушать чарующий голос моего необыкновенного спутника. Хотелось петь и танцевать под звуки классической музыки, и просто веселиться вместе со всеми. Однако у меня появилось ощущение, что я должен сделать еще что-то очень важное. Что именно? Я не мог найти ответа. И, как обычно, обратился за помощью к Волшебнику.

— Наш бал завершается. Он завершается для нас. Мы свою миссию выполнили. И нам пора возвращаться. Сегодня здесь соединились сердца влюбленных. Для них мелодия их первой встречи будет еще долго звучать. Никто сегодня не остался без любви и внимания. Не так ли? — при этом он выразительно посмотрел на меня с легким изумлением.

И тут я сообразил, что я должен сделать. А мудрый Волшебник, слегка кивнув головой в знак одобрения, повторил: — Пора, мой друг…

— Пора, пора вставать, милый, — услышал я нежный женский голос.

Я ощутил прикосновение горячих губ. Открыл глаза. Передо мной сидела моя дорогая супруга и ласково улыбалась. Я не удержался и расплылся как солнышко. И с таким же пылающим взором, с обжигающим ресницы чувством, я сказал жене:

— Любимая, я нашел свое счастье!

Зов пращуров

По краю поля, густо поросшего медоносной травой и ковылем, прошелестел свежий ветер. Маленькая дочка вдруг всхлипнула. Живо интересуюсь: « — Что с тобой, малышка? Почему плачешь?»

— Мне грустно, потому что я никогда не видела своих прадедушек.

Успокаиваю ее: « — вы обязательно встретитесь, но позже, в лучшем мире. Они были достойными людьми. И ты будешь такой же — мой маленький очаровательный человечек».

Знала бы ты, дочь, как хотел я в малолетстве взять деда за руку и повести его за собой по тропе, которую я только что протоптал. Показать три необычных камня, отрытых на конце огорода, которым я дал имена былинных богатырей. Но, не пощадила война моих дедов. Земля, пропитанная потом и кровью, приняла тогда еще молодых мужчин, оторванных от семей и брошенных на поле брани.

— И я не видел твоих прадедушек. Только на старых фотографиях.

Поле, на котором мы стояли, тоже было полем брани, лютой сечи, засыпанной многовековым, культурным слоем. Когда — то на этом месте был русский град, равный стольному по величине и силе. Град воинов и землепашцев — древняя Рязань. А ныне — городище, на котором, собственно нет ничего, кроме развалин церкви с глубоким подвалом (возможно, в нем прятались прихожане). Здесь полегло великое воинство, предки наших предков. За что? За Родину. За родных и близких, детей и стариков.

В двух километрах от этого места старинное село. В нем древний храм, с ликом Христа над вратами, таким же, как на знаменах русских князей, собиравших дружину для защиты родной стороны от ворогов. Бог хранил здешний люд. Местные жители говорят на языке пращуров. Старославянский язык искусно переплетается с современным русским языком, придавая ему особую певучесть. Здесь, как и восемь веков назад отпевают воинов на языке вечности, родном языке. И до сих пор земля русская принимает убиенных войной потомков древних воинов. За что гибнут они? За вечный сон над этой равниной? За грехи не успевших к причастию пращуров?

Впервые я ступил на эту священную землю в начале девяностых годов 20 — го столетия. Пореформенное лихолетье. В небольшой умирающей деревушке на задворках полей скорби старушки, ровесницы века, ели комбикорм с молоком. Вместо хлеба. И это на заливных, плодородных землях, где прежде колосились нивы, раздвигая горизонт! Земля не по своей воле стала им мачехой.

— Папа, мы вернемся сюда?

— А ты хочешь вернуться?

— Я хочу. Ты сказал, что здесь была война, а мои прадедушки погибли на войне. Мы придем сюда еще?

Ветер на высоком откосе берега набирал силу исполина. Он заглушал голос ребенка, легко подхватывал его наивные слова и уносил их прочь. Он выдувал из глаз росу, и она, гонимая ветром, окропляла землю, как много веков назад окропляла кровь.

Это было особое состояние души. Можно было не слышать и половину сказанного, но с полуслова понимать друг друга. Я тоже хотел сюда вернуться. До сих пор мне неизвестны места захоронения моих дедов, павших на фронтах Великой Отечественной, а в этой земле — их корни. И пусть это место станет для нас местом поклонения предкам. Великим погостом, зовущим к Воскресению. Не важно, где покоится прах, куда важнее — в какой обители находится душа.

Притяжение земли, глубоко осевшего могильного кургана, долго удерживало нас на берегу Оки.

Многоголосье ветров, в котором, если прислушаться, отчетливо различались звуки натянутой татарской тетевы, топот тысяч конских копыт, шепот взывающих к небесам богомолиц и голоса самих небожителей. Они напоминали живым о вечных ценностях и открывали души для посева.

Собравшись с мыслями, я, наконец — то, ответил:

— Да, дочь, мы обязательно придем сюда.

Охота на енота

(по следам Паустовского)

Мы давно мечтали попасть в стан следопытов — охотников в каком-нибудь Богом забытом краю. Насладиться ароматами лесных угодий и луговых косогоров, напиться чистейшей воды из звенящего родника. И просто — отвести душу в непринужденных разговорах на вечные темы в кругу добрых знакомых.

И вот, наконец, после головокружительных инъекций городской среды и трепки нервов в служебных помещениях наступил тот самый долгожданный день. Мы покидали Москву в поисках подходящего душеотводящего места. Маршрут был выбран наугад, под влиянием рассказов русских писателей и отзывчивых земляков. Процитировав классиков и вспомнив курс школьной географии, я махнул рукой в сторону мещерской низменности. Уверенно ткнул пальцем в точку на карте, заявив при этом, что в этом месте, по моим соображениям, должно быть пристанище для истинных ценителей природы. Может быть, дом охотника, а может быть, делянка самого егеря. И надо ж такому случиться — мы нашли и то, и другое.

Встреча на опушке

Двести верст с лишком пролетели за разговорами незаметно. Мы свернули с асфальтированной лесной дороги на грунтовую. Судя по свежим колеям, ехали в верном направлении. Через пару верст деревья — великаны расступились, и мы увидели обширную поляну с рублеными постройками в стиле «а — ля — кантри». Ограда напоминала загон для скота — длинные редкие жерди, продольно связанные между собой на столбах — истуканах. Над большими воротами указатель «Дом охотника». Надпись оформлена в художественном стиле — как будто леший танцевал. «Кажется, приехали, куда надо», — подумал я.

— А интересно, нас здесь ждут? — спросил Гоша, когда мы остановились перед воротами.

— Ну, пока с копьями и топорами встречать не выходят — уже хорошо, — ответил Андрей.

— Похоже, мы не привлекаем внимания. Надо выйти к людям — предложил я.

— Да, швейцара здесь точно нет, — добавил Андрей.

Как только мы вышли из машины, на нас сразу обратил внимания добротный пес, судя по виду породистая сибирская лайка. На правах хозяина пес приблизился к нам и настороженно обнюхал. Вслед за ним появился высокий молодой человек приятной наружности и также направился к нам.

— Ко мне, Босс! — услышали мы его голос.

Босс, однако, не уходил от нас. Видимо сторожил. Не внушали мы ему доверия. То ли пахло от нас не так, по — городскому, то ли природная недоверчивость к чужакам приказала быть начеку.

— Здравствуйте! Мы ищем место для рыбалки и ночлега. Приехали отдохнуть от города, от суеты. Можно у вас остановиться? — спросил я.

— Добрый день! Можно. Найду для вас место. Меня Игорем зовут. Я — егерь.

— Очень приятно! Принимайте еще двух Игорей и Андрея в придачу — мы представились поочередно, по традиции пожав руку гостеприимному хозяину. После нашего рукопожатия Босс «перешел на нашу сторону».

Избушка, в которую нас отвел егерь, была рассчитана человек на восемь. В ней уже обитали пару охотников и один рыбак. В отличие от нас — люди сведущие и постоянные. Мы это поняли по экипировке и остаткам добычи. Самих обитателей, впрочем, не было. Видимо, гонялись за дичью. Посередине избы стояла буржуйка, источник тепла и уюта. Стержень всей нехитрой композиции. А вокруг нее — армейские панцирные койки с матрацами и верблюжьими одеялами. Расположившись со своим скудным скарбом, мы извлекли из дорожной сумки бидон с мясом и вполне определенно, не скрывая своих намерений, посмотрели на Игоря. И не дав ему первым молвить слово, тут же пригласили его на шашлык. «Вы нам — место, а мы вам — мясо» — таков получился уговор. Игорь к нашей искренней радости согласился не мешкая. Соскучился человек по общению, по хорошей расслабленной компании новичков, готовых удивляться всему и наслаждаться жизнью.

— Пойдемте, я покажу вам место дислокации.

И мы вышли из жилища, следуя за нашим проводником.

Шашлычок под водочку

Идти долго не пришлось. Место ничем не примечательное, с трех сторон открытое случайному взору и лишь с одной окаймленное подступающим вплотную мелколесьем. Перед ним — заросли высокой травы, еще не утратившей осенних ароматов. А в ближнем круге густо свитая плетенка из разнотравья вместо ковра: падай — не ушибешься. В центре привала — остатки кострища. В общем, место совсем не дикое, нахоженное. И, в некотором роде, даже сакральное. И хворосту в достатке.

— Ну что, друзья, пора вспомнить «взвейтись кострами». Андрей, поджигай! — поторопил я товарищей.

С легкой руки Андрея костер запылал. Убедившись, что гости какое-то время смогут укрощать огонь без его помощи, Игорь ненадолго удалился. Он вернулся, когда жаркое уже посылало в горьковатый эфир ароматные запахи. И принес с собой нарезанного хлеба и стаканы.

— За хорошую охоту и рыбалку! — произнес Гоша, разлив по стаканам водку.

— За доброго хозяина! — добавил Андрей

И мы дружно подняли стаканы. И отведали мяса собственного приготовления. Всяк по своему выражал удовольствие от трапезы. Но все сошлись на том, что шашлык удался, а, значит, и вечер будет хорошим.

— А вы и вправду охотники? На кого ходили? — спросил неожиданно егерь.

— На Сандру ходили, на Кабалье ходили — тут же сострил Гоша, улыбаясь до ушей.

— У вас хороший вкус — не задумываясь, вернул ему «шарик весельчака» Игорь.

— Мы на охоту берем фоторужье. Браконьерим по-тихому — вкрадчиво, выдерживая тональность беседы, добавил Андрей.

Мы засмеялись.

— А вы не хотите на настоящую охоту сходить? Ночную? Прямо сегодня — вдруг предложил Игорь.

Мы посмотрели на него широко распахнутыми глазами. Как будто меньше всего на свете ожидали услышать нечто подобное. Но было видно, что, несмотря на повышенный градус, он был собран и говорил всерьез.

— Вот так идея! Отличное предложение! — бодро среагировал Андрей

— А на кого пойдем? На хищников? — с горящими глазами и с бравадой бывалого охотника в голосе произнес Гоша.

— Можно и так сказать — спокойно ответил Игорь и добавил: — На енота.

— На енота?! Он что, ночной зверь? — с недоверием спросил Андрей

— Ночной, — подтвердил Игорь — по ночам выходит на охоту.

— Ага, мы будем охотиться друг на друга. Он — на нас, а мы на него. Мне нравится! — продолжая растягивать улыбку, Гоша снова вызвал дружный смех.

Наш костер догорал. Из полумрака к нему ползла ночная прохлада, пытаясь заключить нас в свои объятия и остудить наш пыл. Но мы, разгоряченные трапезой и возбужденные разговорами, вовсе не ощущали холода.

— Решено. Ночью идем на охоту. На енота.

Ночная вылазка

Лес встретил нас дубовым настоем остывающего воздуха. Можно было по запаху определить, что мы вошли в дубраву. Этот настой накатывался на нас волнами, и отчего — то сразу вспомнилась старая городская банька с бельэтажем и маленьким окошком, через которое я жадно глотал студеный воздух улицы, словно воду. Незабываемый аромат детства! Вскоре его сменил другой, не менее знакомый, с густым настоем хвои. Мы добрели до чащи. Сосны вытянулись как по струнке. Между ними протягивали свои мохнатые черные лапы красавицы — ели. А между тем, колея от колес вела вглубь леса.

Без проводника мы надолго стали бы гостями Берендея. Запомнить дорогу в темноте было сложно. Это егерь шагал уверенно, словно шел не по лесу, а по своей усадьбе. Он — у себя дома. А мы нет. Чужаки и чудаки, которые свалились на голову егерю очевидно ради потехи.

Вышли на большую поляну. Егерь осветил фонарем мощный ствол упавшего дерева и предложил сделать привал. Мягким местом мы нащупали дерево, и присели на нем как на диване. В темноте зачиркали спички, и запахло табаком. Наш лесной гид вежливо предупредил курильщиков: — Не забудьте потушить сигареты, когда докурите!

И затем направил свет фонаря на край поляны. Мы увидели на своем пути препятствие. На земле лежали десятки стволов сосен, лишенных кроны и веток. Мы пришли на делянку. Днем здесь орудуют лесорубы, а ночью проходят случайные лесные обитатели и залетные ночные «птицы» вроде нас.

— Здесь еноты встретились с бобрами. Была отчаянная битва. Стволов на всех не хватило, — шутливым голосом произнес Гоша.

— А потом бобры стволы побросали и спешно ретировались, — дополнил версию товарища Андрей.

Игорь от души засмеялся.

— Веселые вы ребята. Вам бы рассказы писать, да сказки сочинять — сказал он.

— Мы пишем. Только фигню разную. На злобу дня. А для души — времени не остается. А душе-то надо где — то развернуться. Воспарить над суетой. К вам надо за вдохновением приезжать. Как Паустовский в свое время ездил.

— Так приезжайте. Дорогу знаете. Место для вас всегда найду — ответил гостеприимный егерь.

— Да мы же с радостью! — хором взвыли московские гости.

Перекурив, охотники за призраком енота приступили к осмотру делянки. Игорь, как бывалый экскурсовод, направлял луч фонаря и вместе с ним наше внимание к новым объектам исследования, скрытым в прохладной тьме. Мы подошли вплотную к лесозаготовкам. Справа от нас открылась еще одна рукотворная поляна. И мы увидели на земле десятки маленьких огоньков, будто россыпи тлеющих углей из кострища.

— Это же огонь! Лес загорится! Давай потушим — предложил Андрей.

И тут наш опытный гид неожиданно остановил благородный порыв нашего товарища.

— Осторожно, ребята! Тушить можно только с краю, вдоль этой полосы. Не отходите от нее. Дальше — опасно. Здесь залегает торфяник. Можно провалиться под землю в самое пекло.

— Ого! Чур меня! — вылетела как испуганная птица одиночная реплика из темноты. Под строгим контролем со стороны нашего заботливого гида, мы произвели локализацию очага возгорания методом «передового» утаптывания — один из нас шел спереди, остальные — сзади.

— От чего возгорается торфяник? От окурков? — не удержался от вопроса Гоша.

— И от них тоже — ответил ему Егерь.

Делянка стала конечным пунктом на нашем маршруте. Успокоив зуд жаждущих приключений путников, удовлетворив свое праздное любопытство, мы отправились в обратный путь.

Утренние проказы Босса

Пробуждение было тяжелым. Мозг отказывался распознавать резкие звуки, ворвавшиеся непрошенным гостем в обитель сна. В сознание, тем не менее, приник луч мирского света, и я, наконец, услышал отборную брань, собачий визг и лай. Утро началось самым необычным образом. Бранился наш егерь. Как выяснилось чуть позже, он ругал Босса и, кроме словесный тирады, запустил в него швабру, которая оказалась под рукой, на крыльце. Босс, по — видимому, был готов к такому повороту событий, и поэтому задал стрекача в сторону ближайшего укрытия — небольшого стожка сена. За ним, как за зайцем, лязгая зубами, устремилась борзая Лика. Эти стремительные события разворачивались на фоне дикого завывания и жалобного тявканья двух обиженных щенков русской легавой.

— Что случилось? — спросил я у Игоря с удивлением.

— Босс опять показал, кто во дворе хозяин. Легавых покусал. Пока Лика, борзая, рядом, он их не трогает. Она им вместо матери. Защищает. Но если Лики рядом нет, зубов щенкам не избежать.

— Вот зверюга — осуждающе произнес вышедший вслед за мной на крыльцо мой Товарищ. Правда, по его внешнему виду трудно было сказать, за что он все-таки осуждал Босса: за нападки на братьев своих меньших или за наш нарушенный покой.

— А я уж подумал, волки на нас напали — попытался я пошутить.

Посмотрев на нас, окручинившихся после ночного выгула, Игорь сменил собачий гнев на человеческое сострадание. Лицо его просветлело и он сдержанно улыбнулся. Видно, не мы первые заглядываем ему в глаза с таким преданным взглядом, ища спасения от недуга.

— Ну что, по маленькой? — продолжая держать улыбку на лице, спросил Егерь.

— Знаем мы ваши маленькие, — с трудом поднял глаза товарищ Андрей, — я лучше за своей кружкой схожу.

Одно лишь воспоминание о вчерашнем дне материализовалось в моей бедной голове чугунным колоколом. Вот, говорят же: мысль — материальна! Правда, колокол этот, к счастью, не гудел. Это потому, что его наполнил чудодейственный здешний воздух. И бодрящий и отрезвляющий одновременно.

Наш третий товарищ, Гоша, все еще спал, как медведь в зимней берлоге. Андрей вынес полбутылки столичной и свою персональную кружку.

— По маленькой так по маленькой. Я думаю, наш друг не обидится, если мы без него выпьем… за хозяина этого… дома… — едва шевеля языком, с трудом закончил Андрей фразу.

— Пусть спит, — сказал Игорь, — проснется как раз к ухе. Вы такой еще не пробовали. Настоящая, царская!

Царская уха

Наконец наш друг проснулся. Вышел нахмуренный на крыльцо. На лице застыла гримаса сатира с полузакрытыми глазами. Как будто он взывал к невидимым силам: « — Поднимите мне веки. Налейте стакан».

Отоспав за трех медведей сразу, наш друг очухался быстрее нас. Он узрел привал охотников с кипящим котлом на костре, унюхал тонкий аромат наваристой похлебки и — брови его вмиг разогнулись, глаза засветились и широкая, как объятья друга, улыбка преобразила лицо.

Мы сидели перед очагом с кипящей похлебкой в котелке, размером с хорошее ведро, и как завороженные следили за приготовлением изысканного угощения. Поваров было много. Сначала в котел загрузили вальдшнепов, добытых стараниями наших соседей по домику. Дичь варилась дольше всего, распространяя самый стойкий аромат. Затем в чан засыпали кастрюлю пшена и чего-то еще. И только потом маги — рыбаки превратили похлебку в уху, выпустив в нее свежепойманную потрошеную рыбу из таза. Шеф — повар Матвей, старожил этих мест и охотник со стажем, превышающим наш совместный трудовой опыт, добавил специй и лавра.

В ожидании трапезы мы слушали рассказы рыбаков и охотников, проявляя любопытство истинных любителей и узнавая профессиональные секреты ловцов. Наконец, уха была готова. И шеф-повар разлил по глубоким мискам большим армейским черпаком настоящую царскую уху. Это было непередаваемо вкусно! С таким аппетитом я давно ничего не ел. И, похоже, не только я. Выхлебав наваристую уху из тарелок, мы с ребятами потянулись за добавкой. Размеры чана нас очень радовали. Хлебать до утра — не выхлебать.

Кулинарное шоу, тепло костра, неторопливый говор многоопытных собеседников сделали этот вечер незабываемым. И нам вовсе не хотелось уходить от этого волшебного очага, несмотря на мороку наползающего сна и остужающую прохладу осеннего вечера.

Рыболов Кручинин

Воодушевленные царской ухой и рассказами удачливых рыбаков, мы решили: во что бы то стало порыбачить и внести свою лепту в приготовление чудодейственной похлебки. Да, с охотой не вышло. Спалились в одночасье и тут же слились. Оно и понятно — зверь он чуткий, догадливый. А рыба — совсем другое дело. Бесхитростное существо с плавниками. Насаживай червя и вынимай добычу. Разве у нее есть нюх? Нет, конечно. И ей все равно, сколько рыбак принял на грудь и чем от него пахнет.

Наш добрый егерь указал нам лучшее место для дневной рыбалки в шаговой доступности от сторожки, помог накопать червей и снабдил удочками. Мне достался спиннинг. До водоема мы дошли бодрым шагом. Озеро было широким с чистейшей водой, обрамленное зарослями высокой травы и кустарников. Мы рассредоточились на берегу против ветра, на всякий случай, маскируя свое присутствие.

Это было идеальное занятие после вчерашней ночной вылазки. Сиди себе спокойно, медитируй, глядя на поплавок. И по сторонам. Жди клева. Дуй на воду. Рыба обязательно клюнет. Егерь сказал. И вскоре Гоша похвастался своим первым карасем.

— Смотрите, какой красивый, жирный. Дайте мне ведро. Я покажу рыбакам, каким бывает улов.

— Я тоже покажу. Посмотрим, у кого больше, — подзадоривая товарища, ответил Андрей.

Второй карась, чуть меньше первого, спустя несколько минут был уже в руках Андрея.

У меня рыбалка не пошла. Клев вроде как был, но всякий раз я вытаскивал пустую блесну. « — Нет, не мой сегодня день. И инструмент не мой. Срывается добыча, уходит».

— И снова забросил старик в море синее свой невод, и приплыла к нему рыбка золотая — раздался голос из зарослей камыша. То отметил состояние моих дел чуткий мой товарищ.

— Смейтесь, смейтесь — с напускным негодованием промолвил я в ответ — Вы там мелочью промышляете. А у меня тут щука здоровая никак прицепиться не может. Хочет, но не может.

— А ты ступай к колодцу. Она сама к тебе выплывет — саркастически засмеялся Андрей.

— Рыбак рыбака посылает наверняка — сострил я, меняя тон на более или менее доброжелательный.

После словесного пинг понга наступила какая-то непруха. Рыба в озере, посовещавшись, видимо решила оставить незадачливых рыбаков без ухи. Друзья дергали удочки, подсекали, но пополнить счет пойманным карасям не могли. Я продолжал тщетно забрасывать свой снаряд в воду, пугая шустрых мальков, выдирая водоросли. Моя щука, похоже, опустилась на дно и задремала. Это был какой-то заговор против нас.

Дальше случилось совсем неожиданное. Подняв спиннинг слишком высоко, я завел леску за спину, чтобы снова направить блесну в воду. Но блесна из-за спины не вышла. Я оглянулся и не увидел ее. Потянул леску вверх, в сторону, дернул. О-па — попался карасик! Я попался вместо щуки. Крючки впились в нижние полы моего шушуна. Какой же предусмотрительный и заботливый у нас Егерь! Очень кстати пожаловал со своего плеча спасительную накидку из войлока. Она защитила меня от холода и спасла от железных когтей удилища.

Конец ознакомительного фрагмента.