Театральная сказка

Игорь Малышев, 2021

Игорь Малышев запомнился многим маленьким романом, «Лис» – очаровательной прозой, впитавшей в себя влияние Маркеса и Гоголя, читающейся, с одной стороны, как сказка о маленьком лесном бесе, а с другой – как реальная история. Новый роман Малышева тоже балансирует на грани между городской сказкой и былью: в центре повествования судьбы двух подростков – Мыша и Ветки, оказавшихся актёрами таинственного театра на Раушской набережной Москвы-реки. В этом театре пересекаются пространства и времена, реальность столичных улиц перетекает во вселенную вымысла, памятники людским порокам, установленные на Болотной площади, встречаются с легендами Древней Греции. Вы встретите здесь Диониса, окружённого толпой вакханок и фавнов, ледяных ныряльщиков, плавящих лёд своими телами, и удивительного Гнома, который когда-то был человеком, но пожертвовал жизнью ради любимой… Эта история напомнит вам «Фавна» Гильермо дель Торо, «Воображаемого друга» Стивена Чобски и, конечно же, «Ромео и Джульетту» Шекспира. Потому что история, в которой нет любви, – не история.

За сценой

В ночь перед седьмым спектаклем дети долго сидели на подоконнике, смотрели в окно.

Альберт ушёл в самом мрачном настроении, еле волоча ноги от усталости и коньяка.

— Понимаете, на каждом спектакле, — говорил он, сидя перед тем за пианино и сбивчиво наигрывая джазовую импровизацию, — актёр должен что-то отдать зрителю.

Его глаза печального мопса блуждали по клавиатуре, плечи обвисли, как ветки дерева после дождя.

— Что отдать? — спросил Мыш.

— В этом-то и соль, — Альберт медленно и нетрезво покачивал головой в такт музыке. — Отдать нужно то, чего у вас раньше не было. Вы должны найти нечто во время спектакля и подарить людям в зале.

— Боюсь, я плохо понял.

–…И когда вы с Веткой научитесь этому, — продолжал Альберт, — сразу исчезнет всё, что вам мешает.

Он по очереди оглянулся на Мыша и Ветку.

— Дорогие мои, я очень на вас надеюсь.

Тяжело поднялся из-за инструмента.

— Пойду. Ещё и мама разболелась… Она, кстати, много лет играла Гретель в нашем театре, — сказал, ощупывая карманы. — Надо будет в круглосуточную аптеку зайти.

— Тебя полиция не «примет» в таком состоянии? — спросила Ветка.

— А какое у меня состояние? Нормальное, я считаю. Ну а примет, значит, примет, — равнодушно ответил режиссёр, задев плечом дверной косяк. — Спокойной ночи, дети. Не провожайте, я сам закрою.

В наледи на оконных стёклах играли золотые мотыльки. Москва-река походила на поток чёрных муравьёв.

— На прошлый спектакль было продано пять билетов, — сказал Мыш.

— Один зритель ушёл в антракте, — добавила девочка. — Считай, для себя играли.

— На Альберта больно смотреть.

— На него больно, на нас жалко.

— Пора перестать врать себе, — резко бросил Мыш. — Мы никчёмные актёры, и в этом всё дело. Да и спектакль нелепый. Я сразу сказал, что «Ганц и Гретель» — бредовая идея.

— Понятно, что спектакль детский, понятно, что незамысловатый, но играли же его как-то двести лет. И ведь наверняка не для пяти зрителей!

— Притом что один уходит в антракте…

— Да ещё и Гном с этими его идиотскими розыгрышами… Нет, ну как ему не надоест ерундой заниматься? Взрослый же человек. Шутка, повторенная сто раз, смешнее со временем не становится.

По улице с шумом и гулом, расталкивая полумрак мигающим маячком, двигалась уборочная машина. Тени от маячка заметались по детским лицам.

Ветка положила подбородок на колени.

— Как хочешь, но нам надо узнать, куда уходит Гном и зачем зовёт нас за собой, — сказала она.

— Но это же не по пьесе! Да и не хочу я вестись на его дешёвые разводки.

— Разводки не разводки, плевать. Надо попробовать пойти.

Мыш долго молчал, хмурился, пожимал плечами, ведя какой-то внутренний диалог с самим собой.

— Да, наверное, ты права, — наконец неохотно признал он. — Будь что будет. Пойдём за ним. Кстати, ты чувствуешь, какие странные запахи слышатся, когда Гном уходит за сцену?

— Конечно. Женское обоняние вообще острее мужского. Травой пахнет, костром, озером. А может, рекой. Ещё грибами: сыроежками, опятами…

Она тронула шрам на щеке, похожий на звёздочку или снежинку.

…

Когда Гном задал третью, последнюю загадку, Мыш сжал Веткину руку, и они вместе зашагали вперёд, через бутафорскую траву, под ветви искусственных ив, колышущихся под налетевшим неизвестно откуда ветром. Ветви прошлись по лицам, будто ощупали. Темнота надвинулась, упала в глаза, обняла и скрыла от зала.

Дети продолжали двигаться. Во тьме проявилась искра света — далёкий костёр. Мрак поредел, проступили стволы деревьев, зубчатые контуры трав, кривые лапы валежника. Ветка зацепилась за что-то, должно быть, за сухой сук, и едва не упала. Мыш удержал её.

У костра стоял Гном, увидев детей, он радушно раскинул им навстречу руки.

— Ну, вот и вы! С прибытием!

— Что это? Где мы, Гном? — спросил Мыш, чувствуя, как намокает от росы его одежда, понимая, что трава, по которой он шёл, — самая настоящая лесная осока, а впившийся в ухо комар и вправду пьёт его кровь.

— Добро пожаловать в Засценье! — радостно произнёс человек в колпаке.

— Что?… Какое Засценье?… — одновременно спросили Мыш и Ветка.

— Друзья мои! Это лучшее место на земле, и раз уж вы пришли сюда, то скоро в этом убедитесь.

Возле костра стоял большой, сплошь покрытый цветами и ещё не раскрывшимися бутонами куст дикой розы.

— Смотрите, какие цветы! — Гном осторожно наклонил ветку, понюхал. — Обожаю. «Роза пахнет розой…» Знаете, откуда это?

Он выжидающе посмотрел на детей.

— Кажется, Шекспир. «Ромео и Джульетта»? — поколебавшись, ответил Мыш.

— Точно, — радостно подтвердил Гном.

— При чём тут Шекспир? Что вообще происходит? — спросил мальчик. — Куда исчезла стена? Я ведь раз сто был рядом с ней, трогал, ощупывал, а теперь…

— А теперь вы в Засценье, — терпеливо повторил Гном. — И оно бесконечно, как бесконечен театр и человеческая фантазия.

— Совсем ничего не поняла… Можно как-нибудь без загадок?… — сказали вместе Мыш и Ветка.

— Но вам интересно? — спросил Гном.

— Да, — согласились дети.

— И страшно, наверное?

Дети замялись, переглянувшись.

— Ничего, это как раз обычное дело, — беззаботно подмигнул он.

Весёлость неожиданным образом шла донкихотовскому лицу Гнома.

— И что же мы должны делать в этом твоём Засценье?

— Во-первых, оно такое же ваше, как и моё. А во-вторых, прежде всего вам необходимо предстать перед Дионисом.

— Пред кем? — с недоверием спросила Ветка. — Богом театра?

— Именно. Надеюсь, он разрешит вам бывать здесь. И в каком-то смысле станет вашим проводником.

— Проводником куда?

— Не знаю, тут всё только от него зависит, — пожал плечами Гном. — Но уверяю, это будут чрезвычайно увлекательные путешествия. И помните, из каждого вы должны что-то принести. Ради этого всё и происходит.

— Что принести?

— То, чего у вас нет.

Дети переглянулись.

— Да, Альберт говорил что-то подобное, — вспомнила Ветка. — Я ещё подумала, что он малость не в себе из-за мамы и всех этих проблем с театром.

— А что с его мамой? — спросил Гном.

— Она болеет, — коротко сообщил Мыш.

Лицо Гнома посерьёзнело, он отвёл взгляд в сторону, задумался.

— Так что мы должны принести из-за сцены? — вернула его девочка к предмету разговора.

— Да всё равно что. Неважно. Хотите, приносите предметы. Или просто чувства и ощущения. Да хоть запахи. Сами поймёте, короче.

Дети выглядели ошеломлёнными.

— И что, нам прямо сейчас идти к Дионису?

— А чего ждать-то?

— Только… — Ветка посмотрела на Мыша.

— Как же мы пойдём, если там сейчас продолжается спектакль? — спросил мальчик. — Зрители ждут…

— Спектакль? — замахал руками Гном. — Не бойтесь и не переживайте. Никто и не заметит вашей отлучки.

— То есть… — начал Мыш.

–…пока мы здесь, там время остановилось? — досказала его мысль Ветка.

— Совершенно верно.

— Так не бывает, — твёрдо сказал Мыш. — Это противоречит здравому смыслу.

Гном наклонился, заглянул ему в лицо.

— А бывает так, чтобы стена была, а потом вдруг — раз! — и исчезла?

— Со мной, по крайней мере, такого не случалось, — признался Мыш.

— Вот видишь, — примирительно сказал человечек в колпаке. — Идите! Перед вами столько всего… — он с лёгкой завистью покачал головой.

— А ты не пойдёшь с нами?

— Нет, — с сожалением признался Гном. — Я существо рубежа. Могу привести вас сюда, но не более. Дальше мне нельзя. Я слишком привязан к тому миру, откуда вы пришли. Хотя и туда мне тоже нельзя. Так и живу, между мирами. Ни там ни сям. Впрочем, это всё неважно и вас не касается. Вперёд!

Дети сделали несколько шагов, когда Гном окликнул их:

— Стоп, стоп! Разволновался и совсем забыл… Вернитесь, сделайте одолжение.

Он отломил от розового куста шип, взял руку Мыша и неожиданно сильно уколол его в указательный палец.

— Ммм! — воскликнул мальчик. — Аккуратней, больно же!

— Да ладно тебе. Комар больней кусает.

Гном выжал каплю крови. Та набухла, выросла до размера божьей коровки и упала в траву. Гном проследил, как она скатилась по листу, впиталась в землю. Удовлетворённо кивнул, подозвал Ветку. Та подала ладонь с лёгким страхом, но укол приняла без звука. Ещё одна капля упала вниз.

— Вот и всё.

— Что это за кровавые жертвоприношения? — спросила Ветка.

Гном поглядел на шип и отбросил его в сторону.

— Засценье пускает к себе только в том случае, если вы что-то отдаёте ему.

— И двух капель крови достаточно? — уточнил Мыш.

— Вполне.

Ветка от нетерпения пританцовывала на месте.

— Идём же! Идём! — она схватила Мыша за локоть.

Гном посмотрел им вслед.

— Засценье и существует только потому, что вы ему что-то отдаёте.