Вторник, №11 (30), август 2021

Игорь Михайлов

Тема номера: «Back in the USSR»30 лет тому назад развалился СССР. И вот будущее наступило. Не совсем светлое. И не совсем будущее. Если заглянуть в честные глаза политиков, послушать предвыборные лозунги и почитать о наших достижениях, то песенка The Beatles не такая уж и безумная.Так вспомним детский стишок Сергея Михалкова:Смеется кто-то надо мной:«Попался, пионер!»А я хочу домой!Домой!!Домой в СССР!!!Как же хорошо вернуться домой.Приехали.Назад в будущее!Back in the USSR!

DE PROFUNDIS

Геннадий ЕВГРАФОВ

«Здравствуй брат! Писать очень трудно…»

В 1965 году, когда о «Серапионовых братьях» знали только учёные-литературоведы и студенты-филологи, под таким названием вышла в свет книга Вениамина Каверина, который очень много сделал для воскрешения литературного быта 20-х годов.

Но сама фраза принадлежала не Каверину, а Константину Федину, который в одном из писем Максиму Горькому, литературному наставнику «Серапионов», заметил: «Писать очень трудно».

Фраза была с восторгом подхвачена не только адресатом: «„Писать очень трудно“ — это превосходный и мудрый лозунг», но и всеми «братьями».

Писать, действительно было (и остаётся) трудно, а писать хорошо — ещё труднее. Это понимали все «Серапионы», во всяком случае в 1920-х годах, потому что, когда прошло какое-то время, некоторые из них про лозунг забыли — он перестал быть для них актуальным.

В 1920-х и печататься было нелегко в силу самых разных обстоятельств.

«Братья», «гостишки» и «институт девиц» (Мойка, 59)

С первого же дня возникновения литературной группы «Серапионовы братья» — а возникла группа в начале 1921 года в Петрограде при основанном Горьким издательстве «Всемирная литература» — критики, обратившие на неё внимание, задавали в своих статьях и рецензиях один и тот же вопрос — с кем вы «Серапионовы братья»? — на который ответил один из «братьев» Лев Лунц.

Группа молодых писателей громко заявила о себе сразу же после выхода в свет в апреле 1922 года сборника «Серапионовы братья. Альманах первый».

«Серапионы» выросли из студии при издательстве «Всемирная литература» в 1919 году. Они были молоды, дерзки и талантливы и мечтали о литературной славе.

В самом издательстве собираться было негде — собирались в Доме искусств на Мойке 59, в знаменитом ДИСКе, о котором оставит свои воспоминания Владислав Ходасевич¹.

Издательство преследовало вполне утилитарную, но благородную цель — подготовить переводчиков для «Библиотеки Всемирной литературы». Студией руководил Корней Чуковский, к нему, как на огонёк, слетались молодые талантливые прозаики, поэты и критики, некоторым из них вскоре было суждено сказать своё слово в литературе. Не пройдёт и двух лет, как семинаристы разделятся на две группы — одна назовёт себя «Цех поэтов», другая — «Серапионовы братья». Разделятся потому, что не сойдутся во взглядах как писать и о чём.

На первое свое заседание «братья» соберутся 1 февраля 1921 года.

Среди них были не только прозаики (Михаил Зощенко, Константин Федин, Вениамин Каверин, Михаил Слонимский, Владимир Познер²), но и драматурги (один — Лев Лунц), поэты (два — Николай Тихонов и Елизавета Полонская) и критик (один — Илья Груздев, в будущем биограф Горького).

У каждого брата было своё прозвище, скажем, у Ильи Груздева — Брат-Настоятель, у Вениамина Каверина — Брат-Алхимик, у Льва Лунца — Брат-Скоморох. В братьях без прозвища ходили Михаил Зощенко и Константин Федин, в младших братьях — Владимир Познер. Друзья и единомышленники «братьев» — Анна Ахматова, Евгений Замятин, художник Юрий Анненков и другие — остались без прозвищ, «гостишками» именовали людей случайных или не слишком близких группе. При группе сразу же возник «институт серапионовских девиц» — Муся Алонкина, Лидия Харитон, Людмила Сазонова и другие. Некоторые из «девиц» впоследствии станут жёнами некоторых «братьев» — Ида Каплан-Ингель вышла замуж за Слонимского, Зоя Гацкевич — за Никитина.

Михаил Слонимский вспоминал: «Решили собраться вольно, без устава, и новых членов принимать, руководствуясь только интуицией. То же — и в отношении «гостишек». Всё, что писали, читалось на собраниях. То, что нравилось, признавалось хорошим, что не нравилось — плохим. Пуще всего боялись потерять независимость, чтобы не оказалось вдруг «Обществом Серапионовых братьев при Наркомпросе»³.

Вот больше всего, чего боялись «серапионы», — попасть под зависимость государства — писать не так, как хочется, писать так, как прикажут. В угоду моменту и политической ситуации. И следует сказать, что вплоть до распада группы, всем это удавалось.

Автономность искусства, продекларированная в «Ответе „Серапионовых братьев“ Сергею Городецкому»⁴ (уж очень поэт и критик Городецкий был суров, назвав ещё до выхода альманаха свою статью «Зелень под плесенью»⁵) была провозглашена и в другом выступлении группы — «Серапионовы братья о себе»⁶. Кончилось всё статьёй Льва Лунца «Почему мы Серапионовы братья»⁷, написанной как манифест, и как манифест воспринятой и друзьями «братьев», и недругами.

Почему мы Серапионовы братья (манифест Лунца)

1

«Серапионовы братья» — роман Гофмана. Значит, мы пишем под Гофмана, значит, мы — школа Гофмана.

Этот вывод делает всякий, услышавший о нас. И он же, прочитав наш сборник или отдельные рассказы братьев, недоумевает: «Что у них от Гофмана? Ведь, вообще, единой школы, единого направления нет у них. Каждый пишет по-своему».

Да, это так. Мы не школа, не направление, не студия подражания Гофману.

И поэтому-то мы назвались «Серапионовыми братьями». Лотар издевается над Отмаром: «Не постановить ли нам, о чём можно и о чём нельзя будет говорить? Не заставить ли каждого рассказать непременно три острых анекдота или определить неизменный салат из сардинок для ужина? Этим мы погрузимся в такое море филистерства, какое может процветать только в клубах. Неужели ты не понимаешь, что всякое определённое условие влечёт за собою принуждение и скуку, в которых тонет удовольствие?..»

Мы назвались «Серапионовыми братьями», потому что не хотим принуждения и скуки, не хотим, чтобы все писали одинаково, хотя бы и в подражание Гофману.

У каждого из нас своё лицо и свои литературные вкусы, у каждого из нас можно найти следы самых различных литературных влияний. «У каждого свой барабан! — сказал Никитин на первом нашем собрании.

Но ведь и гофманские шесть братьев не близнецы, не солдатская шеренга по росту. Сильвестр — тихий и скромный, молчаливый, а Винцент — бешеный, неудержимый, непостоянный, шипучий. Лотар — упрямый ворчун, брюзга, спорщик, и Киприан — задумчивый мистик. Отмар — злой насмешник, и, наконец, Теодор — хозяин, нежный отец и друг своих братьев, неслышно руководящий этим диким кружком, зажигающий и тушащий споры.

А споров так много. Шесть «Серапионовых братьев» тоже не школа и не направление. Они нападают друг на друга, вечно несогласны друг с другом, и поэтому мы назвались «Серапионовыми братьями».

В феврале 1921 года, в период величайших регламентаций, регистрации и казарменного упорядочения, когда всем был дан один железный и скучный устав, мы решили собираться без уставов и председателей, без выборов и голосований. Вместе с Теодором, Отмаром и Киприаном мы верили, что «характер будущих собраний обрисуется сам собой, и дали обет быть верными до конца уставу пустынника Серапиона».

2

А устав этот, вот он.

Граф П* объявил себя пустынником Серапионом, тем самым, что жил при императоре Деции. Он ушёл в лес, там выстроил себе хижину вдали от изумлённого света. Но он не был одинок. Вчера его посетил Ариосто, сегодня он беседовал с Данте. Так прожил безумный поэт до глубокой старости, смеясь над умными людьми, которые пытались убедить его, что он граф П*. Он верил своим виденьям… Нет, не так говорю я: для него они были не виденьями, а истиной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Ходасевич, Вл.. Диск. Ветер времени. М.: Терра. Книжный клуб «Книговек», 2014.С. 400—409.

2

Познер Владимир Александрович (1908—1975) — отец известного телеведущего В. В. Познера, вскоре уехавший во Францию.

3

Слонимский, М. Воспоминания. НЖ. №82. С. 137.

4

Жизнь искусства. 1922. №13; Россия. 1922. №2.

5

Известия. 1922. №42.

6

Литературные записки». 1922. №3.

7

Там же.