Беседы шалопаев или Золотые семидесятые

Игорь Отчик, 2018

Это книга о радости познания. А еще о молодости, которая прекрасна в любые времена. Эту книгу можно читать с любой главы, с любой страницы. Ее энергетика – в игре ума, в юморе и нетривиальных взглядах на устоявшиеся представления. Высказывания героев неоднозначны, но пульсирующая в них мысль побуждает читателя думать, искать свою истину. О чем же так горячо спорят молодые шалопаи? О призвании и смысле жизни, о космологии и поэзии, о любви и дружбе и еще многом, что так или иначе затрагивает мыслящих людей, желающих понять этот мир и место человека в нем. Издание исправленное.

О тычинках и пестиках, макаронах по-флотски, фотосинтезе, источнике жизни, пульсациях сознания, пирамиде материи, роботизации планеты и начале всех начал

— О чем задумался, детина?

— Не поверишь! О тычинках и пестиках.

— К свиданию готовишься? Теорию повторяешь?

— Да нет, серьезно: о жизни растений.

— Ты что — ботаник?

— Вообще-то я мыслитель-вольнодум. И мне интересны все аспекты бытия. Вот скажи, ты не задумывался о сущности энергии?

— Да я только об этом и думаю! И в школе, и дома.

— Ладно, упростим задачу: откуда человек берет энергию?

— Из розетки.

— Браво! Ответ профессионала. Но я имею в виду другое — собственную энергию. Чтобы работать, двигаться, в общем — жить.

— Как откуда? Жратва перерабатывается, и появляется энергия, жизненные силы. Не полопаешь — не потопаешь. И наоборот.

— Ну, допустим, съел ты на обед макароны по-флотски. Откуда в них энергия?

— Наверное, из муки, из пшеницы. Из мяса, если оно там было.

— А в зернах пшеницы она откуда?

— Ну, пшеница выросла, зерно созрело…

— А отчего оно созрело?

— Из земли питалось. Чем плодороднее земля, тем лучше урожай. Ну, солнце тоже нужно, и вода. Что-то такое припоминаю про фотосинтез и хлорофилл. Или хлороформ?

— Ну, ты дремучий человек! Записывай, студент. С помощью фотосинтеза растения превращают солнечную энергию в энергию химических связей. А делают они это для того, чтобы создавать нужные им молекулы. Из которых, как из стройматериалов, строят сами себя — листья, ветки, стволы, корни. Фактически накопление растениями энергии — это побочный продукт их саморазвития. И кислород тоже отход производства, результат извлечения углерода из углекислого газа. Кстати, ты не задумывался, куда деваются охапки дров, которые вы сжигаете в ваших туристических походах?

— «Миг — и развеются, как на кострах»!

— Вот именно. У костра вас греет энергия, высвобождаемая при высокотемпературном окислении молекул древесины. А ее основная масса улетает в атмосферу, в виде азота и углекислого газа. Остается лишь кучка невесомого пепла. Видишь, как мало минералов нужно растениям? А все остальное из воздуха, с помощью фотосинтеза. Это еще дедушка Тимирязев доказал. Почему в лесу у деревьев высокие стволы? Потому что они изо всех сил тянутся за светом…

— А можно помедленнее, профессор? Я записываю.

— Потому что солнечная энергия — источник жизни. Кто остается в тени, тот погибает. То же самое и в сельском хозяйстве. К сожалению, в нашей «солнечной» стране никогда не будет таких урожаев, как в южных широтах. Независимо от качества почвы. Хоть шоколадом ее удобряй, как это делал «народный академик» Лысенко.

— Обидно. А я так надеялся, так верил товарищу Хрущеву…

— Извини, что огорчил. Как ты думаешь, отчего в среднерусских деревнях повальное пьянство, а на Кубани, среди казачества, его нет?

От коллективизации? Нет, дело не только в победе колхозного строя на селе. Русский мужик пьет по объективной причине…

— Конечно! Потому что любит это дело.

— Любить и спиваться не одно и то же. Вспомни Кавказ. А спивается он из-за климатических условий. На юге природа благодарная — палку в землю воткни, и она расцветет. Конечно, там своя беда — засухи. Но если вода рядом, урожай спасешь. А в северных областях от тебя мало чего зависит — тучи не разведешь руками. Бывает такое лето, что земля вообще не просыхает. Даже картошка в грязи тонет. И сено гниет, высохнуть не успевает. С чем крестьянину в зиму заходить? Поэтому здесь народ и спивается — от отчаяния, от бессилия перед природой. Из-за неустойчивого земледелия.

— Климатический алкоголизм? Подводишь научную базу под бытовое пьянство? А почему в других северных странах его нет?

— А ты уверен, что нет? Ладно, не будем о грустном. Короче говоря, растения аккумулируют солнечную энергию в биомолекулах, которые создают для собственных нужд. А травоядные животные их поедают и разлагают с помощью кислорода. Энергию используют для жизнедеятельности, а из фрагментов строят молекулы собственных организмов. А мы питаемся и теми, и другими. То есть развиваемся, двигаемся и мыслим за счет той же солнечной энергии…

— Ура! Cogito ergo sum. Я мыслю, следовательно, существую.

— Чтобы существовать, уметь мыслить не обязательно. Достаточно уметь переваривать пищу. А в целом действительно получается пищевая цепочка. И круговорот кислорода и углерода в природе.

— Вот это меня всегда удивляло. Почему без еды и воды человек может жить какое-то время, а без кислорода умирает за минуты?

— Потому что для питания мозга и сердца кислород нужен каждую секунду, а хранить его в живом организме негде. Ведь это окислитель, разрушитель любого биоматериала. Даже при острой необходимости, за миллионы лет жизни в воде, задерживать дыхание надолго никто не научился. И хуже всего ситуация с мозгом. Сердце можно запустить даже после длительной остановки. И даже после пересадки. А мозг оживить не удается. Умирает мозг — умирает человек. Точнее говоря, память и сознание человека…

— Надо же! Полная аналогия с ЭВМ. В оперативной памяти информация хранится только во время работы программы. А после выключения электропитания исчезает. Поэтому результаты нужно распечатать или записать на магнитные носители. Иначе пропадут.

— Да, похоже. Только в нашем мозгу эта программа крутится непрерывно, всю жизнь, от рождения до самой смерти. Даже когда человек спит или в бессознательном состоянии. Эти бесплотные импульсы в нейронах мозга, эта постоянно работающая биопрограмма и есть человеческая личность, наша неповторимая индивидуальность. И творчество, и гениальные идеи, и великие замыслы…

— Какая эфемерность! А я считал, что память записана где-то в клетках мозга, в каких-то молекулах, вроде ДНК.

— Если бы это было так, то после смерти можно было бы запустить сердце и, прочитав эти воспоминания, восстановить личность. То есть оживить человека. Но это невозможно. Возникает «зомби» — бессмысленное существо, живой мертвец…

— Жуть! Не пугай меня, на ночь глядя.

— А поддерживать сознание можно только непрерывной энергетической подпиткой из питательных веществ, с помощью кислорода. Любой из этих процессов может отказать. Поэтому для спасения хранящейся в человеческом мозгу оперативной, как ты говоришь, информации ее и переносят на внешние носители. На бумагу, глиняные таблички, папирус. И тогда людям хоть что-то остается от гениальности Шекспира, Чайковского, Эйнштейна…

— А почему нельзя получать энергию напрямую, от солнца? Я слышал, что некоторые тли обладают способностью к фотосинтезу.

— Вообще-то говоря, принципиальных препятствий нет. Мало того, в таком организме можно было бы устроить замкнутый цикл использования газов и минералов. В кожном покрове с помощью хлорофилла связывать солнечную энергию в биомолекулах, а их направлять, вместе с выделившимся кислородом, прямо в органы. Там из них будет извлекаться энергия, а освободившийся углекислый газ, азот и прочие вещества будут вновь возвращаться в кожу для фотосинтеза. И получится полностью замкнутый цикл жизнеобеспечения. Причем без отходов. И на унитазах можно будет сэкономить.

— Почему же природа не создала такого гомункулуса?

— Я думаю, из-за малых объемов энергии на единицу площади тела при фотосинтезе. Не хватит для жизнедеятельности.

— А ты не слышал про солнцеедов?

— Это жулики! Человеческий организм не способен превращать лучистую энергию в химическую.

— А йоги, которые могут месяцами обходиться без еды?

— А эти тренированные ребята наловчились переводить организм в состояние спячки. Медведи тоже всю зиму не едят. А сами топливные элементы в виде продуктов питания — очень неплохое изобретение природы. Они компактны и энергоемки. Пару раз в сутки заправился, и достаточно. Ну что, записал лекцию по биологии? Заполнил я пробелы в твоем весьма среднем образовании?

— Зато нас учили, что такое жизнь!

— Тоже мне, содержательное определение! То, что это не жизнь, а способ жалкого существования, мы знаем и без Энгельса. А ты не задумывался, чем вообще живая природа отличается от неживой?

— Тем, что она живая.

— Молодец! Правильный ответ. Тем, что в живых организмах происходят процессы, инициированные ими самими. Биологическая жизнь — это активная форма материи, симбиоз ее вещественной и энергетической формы. И это величайшее чудо природы!

— Что именно?

— Да сам факт жизни! Только представь. Миллиарды лет валялись какие-то камни, силикаты, растворы, минералы всякие. И вот, в один прекрасный момент эти мертвые химические элементы — углерод, азот, кальций и прочие — сами собой организовались в устойчивые молекулярные структуры. Которые ни с того ни с сего стали жить и размножаться. Используя для этого энергию и вещества окружающей среды. Мертвая материя начала жить!

— А почему сами собой?

— В семинарии учился, что ли?

— А если инопланетяне засеяли?

— В любом случае это где-то произошло впервые. И вот эта ожившая материя непрерывно развивается, адаптируется к внешней среде, трансформируется в различные виды растений и животных. То есть создает из самой себя новую реальность, никому до этого неизвестную. И неизвестно, что с ней будет дальше, во что она воплотится. Ведь это что-то невероятное, если вдуматься!

— Очевидное невероятное.

— Тебя ничем не проймешь. Но у живой материи есть еще одно уникальное свойство. Она влияет на окружающую среду — на почву, климат, температуру, состав атмосферы. То есть меняет сам облик планеты. До возникновения жизни Земля была бедной и скудной. Но за миллиарды лет живая природа преобразила ее, накопила запасы органики, массивы плодородной почвы. Фактически жизнь создала благоприятные условия для самой себя. И продолжает их улучшать.

— А я слышал о законе убывающего плодородия почвы…

— Это чушь. На самом деле плодородие почв на Земле постоянно возрастает. За счет непрерывного фотосинтеза и соответствующего притока биомассы. Мало того, ее хватает не только для оборота в живой природе, но и для накопления в виде углеводородов.

— Тогда поздравляю с открытием закона возрастающего плодородия почвы! Когда обмоем Нобелевскую премию?

— В области сельскохозяйственных наук? Нет такой.

— Жаль. Тогда еще один вопрос, на засыпку. Если твой закон действует, значит, масса Земли должна возрастать. Ведь энергия тоже материальна, как нас учил дедушка Эйнштейн. И если количество связанной фотосинтезом солнечной энергии за год умножить на миллиарды лет, а потом разделить на цэ квадрат…

— То получится диссертация. Сам допер? Молодец! Ладно, продолжим лекцию. Итак, растения связывают солнечную энергию, а животные ее потребляют. Растения зародились намного раньше и могут жить самостоятельно, а вот животные без растений — нет. Фактически животные паразитируют на растениях. А хищники паразитируют на травоядных. А человек, как всеядное животное, паразитирует и на растениях, и на животных.

— Выходит, и мы с тобой паразиты, Василий Иваныч?

— Это и есть первородный грех человечества, Петька. Он лежит и на верующих, и на атеистах, и даже на вегетарианцах. А завершают пищевую цепочку настоящие паразиты: комары, клопы, блохи…

— Так заедают же бойцов, Василий Иваныч! Сосут, гниды, рабоче-крестьянскую кровь. Подрывают боевой дух конармейцев. А во втором эскадроне их надысь шашками рубали, по пьяному делу…

— Терпи, Петька! Самые главные паразиты — помещики и буржуи. Вот передавим этих кровососов, тогда и за клопов возьмемся.

— В мировом масштабе?

— В мировом не получится, Петька. Защитники природы не дадут. Гринписовцы зловредные, экологи зеленые…

— Да мы их всех порубаем в капусту! И белых, и зеленых.

— Не горячись, Петька. Сказать по правде, на вершине пирамиды жизни стоят не клопы, и даже не капиталисты, а микробы и вирусы. Но эту мелкую сволочь кавалерийской атакой не возьмешь…

— А вот интересно, Василий Иваныч, у клопов в организме есть вирусы? Блохи, к примеру, болеют гриппом?

— Не знаю, Петька. Мединститутов не кончал. Ладно, давай подобьем бабки. С глобальной точки зрения все сущее во Вселенной можно представить в виде пирамиды, в основе которой — неживая материя, в середине — живая, а на вершине — мыслящая. И если неживая лишь изменяется под влиянием внешних факторов, то живая преобразует окружающую среду, создавая для самой себя благоприятные условия. А человек даже делает это осмысленно.

— Ты в этом уверен? Оглянись вокруг — разве этот мир разумен?

— Приходится это признать, Петька. Человек как мыслящее и созидающее животное — это высшая форма существования материи. Из того, что нам известно. Невзирая на все его недостатки.

— Странно слышать это от циника и мизантропа.

— Да, этот вывод дался мне нелегко. В результате мучительных раздумий. «Ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Утешает только подозрение, что человечество — все-таки не окончательная форма развития материи. Должно быть что-то поприличнее.

— Искусственный разум, что ли?

— Дело в том, что наша цивилизация очень уязвима. Она может легко погибнуть — от какого-то катаклизма или по своей вине. Ведь биологическая жизнь, по сути, всего лишь тонкая пленка на поверхности Земли. Плесень, с космической точки зрения. Мы существуем в уникальных природных условиях — под защитой атмосферы и магнитного поля, в узком температурном диапазоне, с постоянным притоком энергии. Их сочетание можно считать чудом. Достаточно небольшого, по космическим меркам, изменения, и конец всему…

— Вот-вот! Я тоже об этом всех предупреждаю.

— Всех не обязательно. Достаточно припугнуть подруг.

— Ты готов опошлить любую тему. А вопрос-то серьезный…

— О чем речь! Хорошо, хоть мы с тобой этим озаботились. Да, нужно срочно создавать замену человечеству на базе искусственного интеллекта. Чтобы эта высокоразвитая цивилизация возглавила ту самую вселенскую пирамиду материи. Неживая материя породила живую, а теперь живая должна вернуть ей эстафету развития, но на более высоком уровне. Подтвердив диалектику Гегеля о развитии по спирали и отрицании отрицания. Но для этого придется вдохнуть в искусственную жизнь витальную силу. Повторить то, что сумела природа: научить находить питание, защищаться, размножаться…

— Но когда этот гомункулус начнет бороться за место под солнцем, нам точно не поздоровится.

— Зато будет мощнейший рывок в развитии. Это будут поистине совершенные существа. Им не будут нужны кислород, вода, пища, одежда, комфортное жилье. Только энергия да кое-какие химические элементы. Они смогут работать под водой, в космосе, в агрессивных средах с высокими температурами и давлением. Они будут функционировать непрерывно и высокоточно, не уставая, не теряя концентрации и ясности ума. Будут контролировать тончайшие процессы на Земле и исследовать глубины космоса. Ими можно будет заселять ближайшие планеты, задав программу освоения. Они сами будут находить там нужные вещества и энергию…

— И сами себя конструировать и собирать. Под нужные цели.

— Да, на месте. Среди них не будет ни инвалидов, ни идиотов — все бракованные изделия будут изыматься прямо на конвейере. В качестве мозга у них будет мощный процессор с емкой памятью. Их сознание будет переноситься на все более совершенные матрицы, а изношенные детали заменяться. А вместо многолетнего обучения — скоротечная закачка информации и программы жизнедеятельности…

— А еще можно заложить и сам инстинкт к обучению.

— Которого, к сожалению, нет у людей. И это будут не только индивидуальные знания, но и результаты аналитической деятельности всех элементов системы. Все роботы будут ежедневно подключаться к единой базе данных и выгружать в нее полученную информацию. А центральный Сверхмощный Электронный Мозг будет ее обрабатывать и передавать каждому роботу нужную ему информацию и программу действий. Этот СЭМ будет содержать все накопленные человечеством знания. Он будет знать о людях все, поэтому ему не составит труда управлять нами. Вся эта система будет непрерывно совершенствоваться. Все в ней будет направлено на общую пользу и всемерное развитие. Такая цивилизация не погрязнет в болоте гедонизма. В ней не будет человеческих пороков: бессмысленных эмоций, тщеславия, корыстолюбия, преступности…

— Ни любви, ни добра, ни зла?

— А зачем? Даже понятия справедливости не будет. Потому что не будет несправедливости. Все будет абсолютно функционально. Представляешь, насколько они будут эффективнее людей?

— Страшное дело! А что станет с нами?

— Мы будем жить рядом с этими высшими существами. Как папуасы уживаются с нынешней цивилизацией. Или, скорее, как шимпанзе. Возможно, мы даже будем им чем-то полезны. Может, они будут как-то использовать творческие способности людей…

— Будем плясать перед ними на задних лапках?

— Не исключено. Причем, как говорил Шукшин, не какой-то там танец маленьких лебедей, а железное болеро! Краковяк вприсядку.

— Ну и перспектива! Просто дух захватывает…

— Зато они будут заботиться о нас. Занесут в «Красную книгу» исчезающих видов, разместят в специальных заповедниках. Там будет комфортный климат, ласковое море с белоснежным пляжем. На опушках зеленых рощ будут построены красивые и уютные бунгало со всеми удобствами. Вокруг них будут расти экзотические деревья с изумительно вкусными плодами, а в их ветвях распевать райские птицы. По тенистым полянам будут бродить трепетные лани, а среди ароматных цветов порхать разноцветные бабочки. С горных отрогов будут ниспадать хрустальные водопады, и журчать чистейшие ручьи, в которых будут плескаться тропические рыбки. И мы, молодые, здоровые, красивые, в окружении прекрасных обнаженных девушек и оленей, будем жить там в любви и согласии…

— И люди таки обретут потерянный рай? С помощью роботов?

— А другого способа нет. Сами-то мы на это неспособны.

— И тогда наступит всеобщее благоденствие? И не будет больных, несчастных, стариков? Алкоголиков, диссидентов, маньяков?

— Конечно, не будет. Их будут незаметно изымать из счастливого сообщества и утилизировать в специально отведенных местах. Так же, как они поступают с бракованными роботами. То есть будут относиться к людям, как и к самим себе. Никакой дискриминации.

— Вот за это большое человеческое спасибо!

— Пожалуйста. Всегда к вашим услугам.

— Для этого все человечество должно дружно сойти с ума.

— Необязательно. Способов много. Природа ищет самую совершенную форму материи и всегда найдет способ ее реализовать.

— То есть роботы взбунтуются и захватят власть на Земле?

— Ну, зачем так негуманно? Люди сами ее отдадут. И для этого не потребуется всеобщее помешательство. Хватит и решения Всемирного правительства. Когда людям дадут бесплатные блага и избавят от неприятной работы, им это очень понравится. При этом Всемирное правительство будет строго следить за соблюдением свободы и демократии. Будет учитывать пожелания населения и согласовывать их с Электронным Мозгом. А он их будет исполнять. В неограниченных, но разумных пределах. А когда система будет отработана и люди займут положенное им место, потребность в правительстве отпадет и СЭМ его ликвидирует, за ненадобностью.

— Ну и триллер!

— Да, можно раскрутить неплохой сюжет. А начнется он с того, что один из молодых членов правительства случайно останется в живых. Как? Да как обычно! Поедет на день рождения к коллеге, на загородную дачу. А там поссорится со своей девушкой на почве ревности и, обидевшись на весь мир, напьется и уйдет прогуляться в лес. А возвращаясь, увидит из-за кустов, как к дому приятеля подъедет мобильная группа роботов-ликвидаторов, которая быстро проведет соответствующую операцию и подожжет дом…

— Вместе с его неверной подругой?

— И вместе со всеми гостями. И домашними животными.

— И никого не пожалеют?

— Так они же электронные, на микросхемах. О какой жалости может идти речь? Если она не заложена в алгоритм.

— Понятно. А его не найдут?

— Нет, посветят прожекторами и уедут. У них же не было задания искать в зарослях. Но утром вернутся с новой программой и пойдут цепью, прочесывая лес. Наш герой пытается бежать, выбивается из сил, пробираясь сквозь буреломы, но лай электронных собак слышится все ближе. И тогда он в отчаянии направляется к болоту и, опираясь на обломок ветки, пробирается через трясину. И здесь — о, чудо! тяжелые, самоходные роботы застревают в грязи и тонут в торфяной пучине, вместе со своими киберовчарками.

— Здорово! И это его спасет?

— Черта с два! Электронный Мозг немедленно конструирует и налаживает производство специализированных противоболотных роботов. Но беглец уже понял, что спастись можно только благодаря нелогичным, абсурдным действиям. Которые недоступны запрограммированному мышлению киберсуществ…

— А разве они не способны к самообучению?

— Конечно, способны. Но человек находит все новые нетривиальные решения, а они используют только ранее полученный опыт. Поэтому наш герой выбирается из болота и устремляется в горы. Цепляясь за неровности скал, он пробирается по узкой тропинке над ущельем, а неповоротливые роботы скользят своими металлическими лапами по камням и один за другим срываются в пропасть…

— Ура! Наша взяла!

— Рано радуешься. Злобный СЭМ и не думает сдаваться. Он тут же изобретает и посылает в погоню роботов-альпинистов с вакуумными присосками и мощными когтями, и они снова начинают догонять беглеца. И ему не остается другого выхода, как броситься в горную реку. Роботы пытаются его схватить, но вода попадает в их электронные схемы, которые начинают искрить и взрываться. А сами железные чудища беспомощно барахтаются в бурном потоке, завывая и мигая всеми своими разноцветными лампочками…

— Это красиво! Но теперь-то наши победили?

— Беда в том, что человек сталкивается с нечеловеческим мышлением, которое неподвластно сомнениям. Страшнее всего именно бесстрастная неумолимость, с которой действует безликая сила.

— Значит, человек обречен?

— Э, нет! Он продолжает бороться. Беглец осознает, что ему нельзя повторяться, но вариантов спасения остается все меньше. И все же, после долгих приключений, ему удается скрыться в глухих джунглях. И там он случайно натыкается на заброшенную военную базу, на которой находит кучу прекрасно сохранившегося оружия и боеприпасов, ракет, вездеходов «Hummer», танков «Abrams»…

— А чего это оно там сохранилось?

— А люди оставили его за ненадобностью. Забыли об оружии напрочь. После того как СЭМ устроил им всеобщий парадиз и на планете наступила эра милосердия. И тогда наш герой принимает решение бросить вызов электронному Голиафу. Но в отличие от Давида он понимает, что один в поле не воин. Он тайком пробирается к берегу океана, где устроена резервация для землян. Там он незаметно вливается в контингент отдыхающих и начинает среди них тайную агитацию. Мало кто готов отказаться от райской жизни в Эдеме и вступить в ряды сопротивления, но неожиданно его поддерживает прекрасная блондинка с голливудскими формами…

— И здесь можно будет показать развратную жизнь погрязших в удовольствиях конформистов среди обнаженных девушек и оленей.

— Но тогда фильм будет иметь возрастные ограничения.

— А это только усилит интерес публики. А что было дальше?

— Для этого нужно смотреть весь фильм. Будут там и тайные встречи заговорщиков, и любовная история, и ревность, и предательство. И мужество восставших землян, которые ведут партизанскую войну с бездушными киберубийцами. Уничтожают личный состав и боевую технику противника, пускают под откос поезда с микросхемами, продовольствием и горюче-смазочными материалами. И тогда взбешенный военными неудачами СЭМ изгоняет людей из Эдема. Но народное восстание уже не остановить…

— И это хэппи-энд? Люди вернулись из рая на грешную землю?

— Не совсем. Труднее всего было справиться с самим Электронным Мозгом. И только самопожертвование человека, оказавшееся недоступным его пониманию, принесло победу человечеству. В финале отважный герой направляет гигантский Б-52 с полным запасом бомб в логово кибернетического монстра. И вот на экране чудовищный взрыв с разлетающимися микросхемами и обломками самолета. И застывшие в судорогах фигуры роботов, потерявших управление. И падающий к ногам его возлюбленной обгоревший медальон с ее портретом, который герой носил у самого сердца. И отсветы взрыва в ее наполненных слезами голубых глазах…

— Я сейчас всплакну. Дай-ка чистый платочек…

— Свой надо иметь. А не побираться тут.

— Что-то нас далеко занесло. О чем вообще был разговор?

— О тычинках и пестиках.

— Ладно. А откуда берется прочая энергия? Тоже от Солнца?

— Конечно. Каменный уголь, газ, нефть — те же биологические отходы, только очень давнего происхождения. И в них та же самая солнечная энергия, накопившаяся за миллиарды лет.

— А я слышал, что бензольные соединения зародились когда-то давно, сами собой…

— Самосоздались из окружающих элементов? Каким образом? И почему не везде? Их безуспешно ищут в космосе, но именно как признак биологической жизни. На самом деле процесс накопления органики на Земле идет постоянно. Если положить рядом кусок бурого угля и брикет торфа из недавних отложений, их не отличишь ни по виду, ни по составу. А на дне морей и океанов непрерывно собираются сероводородные массивы, будущие нефтяные поля…

— И их можно добывать?

— Может, и придется. А из сахарного тростника уже сейчас делают биотопливо — гонят спирт и добавляют в бензин.

— Заливать спирт в бензобак — это кощунство! Явный признак деградации общества и упадка цивилизации.

— А что делать? Энергетический голод не тетка.

— Ну ладно. С органикой ясно, а откуда химическая энергия в неорганических молекулах? Вы карбид в лужи бросали? Или, к примеру, если кислоты в чернильницу влить?

— Должно быть, из тех же источников. Думаю, что во все молекулы энергия закачана извне. При их формировании.

— Ага, попался! Ставлю неуд. Пересдашь в следующий раз.

— Попробую. Только стипендии не лишай.

— Еще вопрос: магнит притягивает опилки, за счет чего?

— За счет того, что его намагнитили. То есть передали энергию.

— Значит, вся энергетика от Солнца? Сомнительно…

— Ты сам знаешь, что электроэнергия в основном производится на тепловых электростанциях, при сжигании газа или угля. Кстати, мне это никогда не нравилось. Громоздкий, грязный, высокозатратный процесс. Сначала нужно нагреть воду и превратить ее в пар. Потом направить его на турбину и раскрутить ее. А в генераторе преобразовать ее кинетическую энергию в электрическую. Неужели нельзя придумать что-нибудь поизящнее, чем паровая машина?

— К сожалению, солнечная генерация пока неэффективна.

— Жаль. Но я думаю, что прогресс этому поможет. Когда-нибудь Сахара станет гигантской солнечной электростанцией. Монголы и бедуины сказочно обогатятся, а саудовские шейхи обнищают. И их главным богатством снова станут верблюды…

— Нет, я бы шейхам палец в рот не положил. Хотя бы потому, что Аравийский полуостров тоже пустыня. Но зачем далеко ходить? Чистую энергию производят и сейчас, на гидроэлектростанциях.

— И за счет чего, по-твоему?

— Не смеши! Вода из водохранилища падает с высоты и крутит турбину. Потенциальная энергия превращается в кинетическую.

— А водохранилище откуда взялось?

— Снег растаял. Дождик прошел…

— А дождик откуда?

— Что за детские вопросы! В атмосфере всегда есть пары воды. Похолодало, сконденсировались капли, прошел дождь…

— А пары как туда попадают? Ты круговорот воды в природе изучал? Помнишь про испарение? Солнце нагревает воду и поднимает молекулы воды в воздух, создавая ту самую потенциальную энергию. То есть ГЭС тоже работают на солнечной энергии.

— А ветровые электростанции? Тоже от солнца?

— А отчего, по-твоему, дует ветер?

— А хрен его знает! Я же не Гидрометцентр.

— Воздушные потоки движутся из-за неравномерности нагрева земли и воды. Других источников энергии ветра не существует.

— Выходит, все болезни от нервов, а вся энергия — от Солнца?

— Ну да. Когда ты жаришь себе картошку на ужин, ты используешь солнечную энергию очень далеких времен. И твои мышцы, когда делаешь зарядку, и автобус, на котором едешь на работу, и свет вот этой электролампы, и доменные печи, и вчерашняя гроза, и урожайность зернобобовых — все это энергия Солнца. И даже бригантина в флибустьерском дальнем синем море плывет за счет солнечной энергии. Не ожидал? Вот тебе и тычинки с пестиками…

— А волновые, приливные, геотермальные электростанции?

— С волновыми, наверное, сам догадаешься?

— Но геотермальные и приливные точно не от Солнца!

— Здесь придется копать глубже. Выходить на гравитацию. Сама солнечная энергия — это результат термоядерных реакций в недрах Солнца. Их вызывает гравитация, развивая огромное давление и температуру. По этой же причине раскалено ядро Земли.

— А энергия приливов? Она же зависит от вращения Луны, от ее кинетической энергии и массы…

— Луну на орбите удерживает сила тяготения Земли. А вращается она потому, что ее однажды разогнала гравитация. Все планеты и их спутники движутся по орбитам за счет кинетической энергии, полученной ими при формировании Солнечной системы…

— И этой инерции хватает на миллиарды лет?

— А что ей может помешать? Сопротивление в вакууме ничтожно, потерь энергии практически нет. Ну, что там еще осталось из твоего энергетического зверинца?

— Атомная.

— Тоже порождение гравитации. Радиоактивные вещества, как и все химические элементы, возникли в звездах, на предыдущих этапах эволюции Вселенной. Именно в звездах гравитационные процессы накачивают вещество энергией. Но это отдельная тема.

— Постой, весь этот зоопарк нужно как-то классифицировать. А то мысли расползаются, как тараканы. Дай карандаш и бумагу. Вот, смотри, что получается. Если упорядочить твой бред.

— Нормально. Примерно так оно и есть.

— А может, еще что-нибудь есть, энерготворящее?

— А хрен его знает! Но, думаю, все равно уляжется в эту схему.

— Значит, во всем виновата гравитация?

— А кто же еще? Она, родимая. А гравитация — это фундаментальное свойство материи. А с материи, сам знаешь, какой спрос.

— Да уж. Скорее, она с нас спросит. Выходит, источником всех видов энергии является сама материя?

— А ты сомневался? Может, и в учение Эйнштейна не веришь?

— Упаси бог! Истинно верую. Вот те крест.

И снова я вышел из его комнаты в сомнениях. Смотри-ка, изложил цельную концепцию. Не зря читает про тычинки и пестики. Выходит, жизнь на Земле существует благодаря солнечной энергии. Удивительно, если вдуматься. Солнце и светит, и греет, и кормит. Действительно, источник жизни. Не зря его обожествляли древние. Но неужели все виды энергии порождаются гравитацией? Сомнительно. А как конкретно съеденные макароны превращаются в энергию работы мышц? Неизвестно. Но кто бы мог подумать, что биология такая интересная наука? Конечно, самые важные вопросы всплывают постфактум. И об электроэнергии, как таковой, разговора не было. Ни правило буравчика, ни косинус фи, ни уравнения Максвелла не обсуждали. Зато удивила аналогия ЭВМ и человеческого мозга. А наша личность — это всего лишь пульсации нервных сигналов в клетках мозга. Неужели? Наверное, память все же хранится в каких-то химических соединениях. Интересно, блин! Разобраться бы. Но для этого придется переквалифицироваться в такого же сторожа-философа. И все же пару раз я его поставил в тупик. Откуда энергия в неорганических молекулах? Не смог ответить. А то, что масса Земли растет за счет фотосинтеза? Не допер. Не знает даже, болеют ли клопы гриппом. Позор! Ладно, нужно спать, завтра на работу. И чего я так завелся? Ну побазарили, потрепались от нечего делать. Игры разума? Вот именно, что игры. В детской песочнице. Но почему-то хотелось играть в эти игры.

Коллектив, в котором я работал, был молодежным и спортивным. В обеденный перерыв играли в настольный теннис, резались в блиц за шахматной доской, после работы отправлялись на футбольную площадку, а зимой — в спортзал подшефной школы. Между отделами проводились настоящие спартакиады: по легкой атлетике, минифутболу, настольному теннису, гиревому спорту, шахматам, шашкам. За первенство разворачивалась нешуточная борьба, и в ней участвовали все, кто хоть чем-то мог помочь своей команде. Руководство поддерживало энтузиазм молодежи и выделяло средства на спортивный и туристический инвентарь. Сборные команды главка выступали в различных отраслевых и городских соревнованиях, в туристических слетах. Я старался и его втянуть в эти мероприятия, естественно, на стороне нашей команды. Правда, его таланты нивелировались несерьезным отношением к самой спортивной борьбе. Он не столько играл, сколько дурачился на площадке. Его красивые, но неожиданные решения ставили в тупик даже своих игроков. На наши упреки он отвечал: «Моих грехов разбор оставьте до поры — вы насладитесь красотой игры».

Свою спортивность он доказывал неоднократно. В вестибюле второго этажа общежития играли в настольный теннис. Помню, как он в первый раз вышел к столу, и уже через пару партий стало ясно, что ему нет равных среди нас. Наши мастера пинг-понга пытались осадить дерзкого новичка, применяя проверенные удары и подкрутки, но он разобрался и с ними. Особенно хорош он был в атакующей игре. Эти молниеносные перестрелки, в которых теннисисты все дальше отступают от стола и наносят все более сильные удары, попадая на стол противника с большого расстояния, — настоящее украшение настольного тенниса. Убедившись в своем игровом превосходстве, он стал забавлять публику фокусами: жонглировал ракеткой, перебрасывая ее из руки в руку и нанося удары то справа, то слева, или делал подачу из-под ноги, или отбивал шарик, повернувшись спиной к столу. Иногда приседал, прячась за стол, а потом вскакивал именно в той точке, куда следовал удар. Или ставил ракетку на стол и опирался на нее, как денди на трость, а шарик, словно по его воле, ударялся в ракетку и отскакивал на чужую половину. Казалось, он читал мысли противников. Этот теннисный выпендрёж забавлял зрителей, но вызывал раздражение на противоположной стороне стола. И чем больше его противники злились, тем хуже играли. Один из них, после его очередного фокуса, не выдержал и запустил в него ракеткой, от которой тот с улыбкой увернулся. Но до драки дело не дошло; экс-чемпион плюнул и ушел.

Как-то раз, когда мы гоняли мяч в спортзале подшефной школы, к нам обратился учитель физкультуры с просьбой снять спортивный канат. Канат висел на крюке, прикрепленном к потолку на высоте около шести метров. Пока мы обсуждали, как это сделать, искали лестницу или какие-то подставки, он взобрался по канату к потолку, одной рукой уцепился за крюк, другой снял с него канат и отбросил в сторону, а сам спрыгнул вниз. Это было эффектно.

Он вообще любил сыграть на публику. Бывало, входил в какую-нибудь малознакомую компанию со своей ослепительной улыбкой: «Все назад! Тайная полиция нравов. Прошу приготовиться к проверке нравственности. У кого нравственность будет плохая, трамвай дальше не пойдет!» Какие-нибудь бойкие девицы тут же начинали ему подыгрывать: «Ой, как интересно! А вы будете проверять лично? А это не больно? А не щекотно? Я щекотки боюсь. А я нет, я согласна. А в каком вы звании? У вас там все такие симпатичные офицеры?» и так далее. Тут уж он был на коне. Начиналась вольная, точнее говоря, фривольная импровизация. Он обладал острым чувством юмора и, когда был в ударе, выдавал настоящие эстрадные номера.

Однажды я не выдержал:

— И откуда в тебе эта развязность? На грани с хамством.

— Но, заметь, не переходящая эту тонкую грань.

— Но ведь здесь незнакомые люди…

— Ну и что? Кого тут бояться? Разве среди них есть академики? Или министры? А хоть бы и так. Даже самый страшный начальник был когда-то сопливым мальчиком с грязной попкой, и сам это прекрасно знает. А если забыл, так я ему напомню. Пойми, студент, все люди одинаковы. И всем им, как заметил товарищ Бендер, нравится простая, здоровая наглость. Которая бодрит и заряжает их оптимизмом в период развернутого строительства коммунизма…

— Или для твоих сомнительных целей?

— Мои цели близки и понятны народу, как Программа КПСС. А ты появляешься на публике, как герой байроновского типа, погруженный в сплин. Твой мрачный облик пугает жизнерадостных барышень, и они ищут утешения на моей широкой груди. К сожалению, все они на ней не умещаются, и я рассчитываю, что ты возьмешь на себя хотя бы часть этой приятной нагрузки. Будь проще, и люди потянутся к тебе. Всей душой и, что немаловажно, телом.

Следует заметить, что среди обитателей общежития были и другие нетривиальные личности:

— А помнишь, ты говорил о народном писателе?

— Да, есть у нас такой. Гордость общаги. Пишет под псевдонимом Н. Рубинов. Сейчас по комнатам ходит его роман — «Мальчишки». В отрывках. Точнее говоря, в обрывках — он его раздербанил на куски и за бутылку дает почитать всем желающим.

— А ты читал?

— Да так, слегка. По-моему, чушь собачья. Как и вся современная проза. Но сам он истово верит в свой талант. По стилю художник-примитивист. Но яркий, самобытный. От сохи. Да ты сам зайди, поговори. Приобщишься к глубинным истокам, подлинным ценностям. Он тоже на третьем этаже живет, справа от лестницы.

— Да как-то неудобно, ни с того, ни с сего…

— Ничего, нормально. Он мужик простой. На мой взгляд, даже слишком. Ведет творческий, нездоровый образ жизни. Словечками сыплет заповедными: «кубыть, мабыть, ядрена штукатурка»…

— «Закурдявилась росцветь»? «Индо взопрели озимые»?

— Аж неде! Короче говоря, самородок. Я как-то с ним разговорился. На третьей бутылке его развезло, и он всплакнул, что тоскует по родной деревеньке, дымку из печной трубы, соловьиным трелям, заповедным дубравам и прочим дебрям…

— Есенинская грусть? По сеням и клетям, лучинам и овчинам? Понятно. По овчинам сейчас многие тоскуют, особенно импортным. Но я вижу в нем родственную душу. Это же потенциальный турист.

— Нет, местную природу не жалует: «Ни широты, ни простора. Здесь душой не отмякнешь. Только зря комарей кормить…»

— Комарей? Это сильно!

— А также оводей и мошкей. А еще пчелей, осей и мухей. Но и общаться с ним не просто — мужик сурьезный, правду-матку рубит не в бровь, а в глаз. Невзирая на лица, первому встречному. Поэтому в тот же глаз регулярно и получает. Постоянно ходит с синяками. Но характер общения не меняет.

— Характер нордический — драчливый.

— Вот-вот. Как писал Зощенко, в дискуссиях держится индифферентно — кулаками размахивает. Короче говоря, мужик крутой — правдолюб и страстотерпец. Так что будь осторожнее, не заводись.

Однажды, субботним вечером я постучал в дверь той самой, заветной комнаты на третьем этаже, где обитал народный писатель. Стандартная обстановка — вешалка и шкаф у дверей, пара кроватей, застеленных байковыми одеялами, ободранная тумбочка с неизбежным будильником (по его потрепанному виду было понятно, что он неоднократно получал по морде от своего хозяина) — никак не выдавала творческого характера жильца. Что еще удивило, так это полное отсутствие в комнате книг и какой-либо печатной продукции, кроме пожелтевшей, скукоженной газеты на подоконнике среди россыпи дохлых мух. Впрочем, известно: «чукча — не читатель, чукча — писатель». За столом, усыпанным хлебными крошками, сидел лысоватый мужичок средних лет в несвежей майке и поношенных брюках-трико и хлебал что-то из тарелки алюминиевой ложкой. Особенностью его внешности была полная заурядность.

Было очень жарко. Наступавший вечер, как это бывает летом на юге, не принес прохлады. В прокуренной комнате, пронизанной заходящим, но безжалостным солнцем, стояла невероятная духота, которая казалась еще более невыносимой из-за полчищ мух, заполнявших собой все ее пространство. Стойкий запах немытых ног доводил окружающую среду до крайней степени сермяжности, придавая ей сходство с казармой. «Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет…» — всплыли в памяти бессмертные строки. Однако накаленная атмосфера комнаты нисколько не мешала аппетиту хозяина, который, мельком взглянув на меня, продолжал свою трапезу, изредка отмахиваясь от мух («мухей» — вспомнилось мне). На столе стояла ополовиненная бутылка водки и мутный граненый стакан. Обломок хлеба и пучок подвядшего зеленого лука дополняли нехитрый натюрморт. Это был явно не ужин аристократа. Еще больше я был поражен, когда понял, что писатель хлебает некую тюрю из кусков хлеба и лука, залитую водкой. Вот это народность!

«Приятного аппетита. А можно поговорить с Н. Рубиновым?» — спросил я. «Привет! Садись рядом!» — совсем по-чапаевски ответил хозяин. Я присел на стул несколько поодаль от стола. «Мурцовку будешь?» Я вежливо отказался. «Напрасно. Исконно русская еда. А ежли ты насчет романа, так его сейчас нет. Весь роздал людям. Читают…» — веско добавил он, доедая свой экзотический ужин. «Мне главное — что народ скажет. А не эти говнюки-критики», — презрительно поморщился он и отставил пустую тарелку на тумбочку. После этого навел порядок на столе, смахнув крошки на пол, и жестом пригласил меня поближе: «Выпить хошь? Обратно, зря. Нет, паря, водочка-то оно вернее будет. Я эту южную кислятину не люблю. Особливо белую — моча мочой». «Моча молодого поросяти. На третьем месяце беременности», — уточнил он и рассмеялся. «Не будешь? Ну, как хочешь, — он оторвал кусок газеты, скрутил из нее затычку, аккуратно укупорил бутылку и поставил в тумбочку. — Ну, что ж, давай знакомиться, раз пришел. Николай. Закуривай», — достал он пачку «Беломора». «И не куришь? Больной, что ли? Нет? Значит, не служил. В армии хошь — не хошь, а закуришь. Перекур для кого? Для тех, кто курит. Остальные копают. От забора и до обеда», — рассмеялся он. «А есть еще такой анекдот: “ — Рядовой Петров, возьмите лом и подметите плац. — Товарищ старшина, разрешите метлой — так будет и чисто, и быстро. — Мне не надо, чтобы чисто, и не надо, чтобы быстро. Мне надо, чтобы ты задолбался!”» Он снова захохотал и с удовольствием затянулся. Крепкий запах «Беломора» несколько облагородил суровую атмосферу комнаты. «Здоровье бережешь? Ну, давай-давай! Кто не курить и не пьеть, тот здоровеньким помреть», — тепло пошутил он. Народность его речи выражалась также в полном игнорировании рода существительных: «Кино хреновая!» «Как я начал писать? Поначалу сомневался. Думал — куда мне до большой литературы! А потом понял: не боги горшки обжигают. Есенин особенно помог — народный поэт! Придал силы. Толстой и Горький тоже в народ ходили. Да и кому жизнь-матушку знать, как не нам? Кто от сохи, от станка, от трансформатора. Сам-то я тут электриком. Пока на литературный Олимп не залез, по столбам лажу, — пошутил он. — Да сверху оно виднее. Хоть и на столбе сижу, а от земли не отрываюсь. Как эти зажравшиеся “письменники”. Я всегда с народом, в гуще жизни. С людьми общаюсь, приглядываюсь, прислушиваюсь. Сильно обогащает. Отгадай загадку: с когтями, а не птица — летит и матерится. Ни в жисть не угадаешь! Электрик со столба упал!» — расхохотался он. «Ты-то сам, инженер, поди? Можешь не отвечать — и так видно. А я инженер человеческих душ. Это покруче будет. Я каждого насквозь вижу. Мне палец в рот не клади — враз откушу! Что, испугался? — народный писатель явно находился в хорошем расположении духа. — А я тоже в институт было поступил, в экономический. После армии, по направлению. А потом бросил это дело. Достали они меня там, особенно английским. Я с малолетства прикипел к родному языку, мне ихний без надобности. Ну, малость, конечно, знаю. Они, за границей, когда встречаются, говорят: “Хэллоу! Бизнес — уик?”, что в переводе означает: “Привет! Делаете ли вы свой бизнес?” А когда говорят: “О, вэри, вэри матч!”, это значит: “Приходите завтра на матч”. А она прямо с первого урока начала по-ихнему булькать, я и сижу дурак дураком. Так и не стал ходить — на кой оно мне надо? Ну, она мне потом — незачет. Мол, в первый раз вас вижу, занятия не посещали. И по другим предметам стали доставать. Ну, плюнул и ушел. Да ну их! А может, оно и к лучшему. Забивали бы пять лет голову всякой мутью, и что? Был бы сейчас инженером, как ты. Вас теперь как собак нерезаных. Куда ни плюнь — в инженера попадешь. На кой вы нужны?» Я вспомнил предостережение о правдолюбии писателя, частенько переходящем в мордобой, и сдержался. Между тем литератора потихоньку развозило. Его речь становилась все более бессвязной: «Только не надо! Не надо делать вид, чувак. Какой? Не надо делать вид, что ты умный… Да нет! Не в этом дело. А в чем? Если бы я знал! Я бы ездил на белой “Волге”… Только не надо! Не надо делать вид…» и так далее. Наконец он махнул рукой, свалился на койку и захрапел.

На следующий день обсуждали детали этого визита:

— Да, мужик серьезный. На мелкой козе не подъедешь…

— Обошлось без кулачных аргументов?

— Он нахлебался тюри и был в благодушии. Оказалось, он тоже учился на экономическом. Правда, как и ты, ничего не закончил.

— Вот она, мудрость народная! В лишних знаниях не нуждается. Бережет мозги для более важных дел. А как тебе сама обстановка?

— Истинно творческая. Просто дух захватывает! Еле отдышался. Но что меня удивило, так это полное отсутствие в комнате книг.

— А он объясняет это ненадобностью: «Классику я читал. А нынешние, что ли, пишут лучше? Нет. Так на кой они нужны?»

— Довод весомый. Трудно возразить.

— Ну что, проникся сермяжной правдой?

— Насквозь. С непривычки в зобу дыханье сперло.

— А мне вспомнилась родная казарма, пропади она пропадом!

— А мне пришла на память фраза из какого-то исторического романа: «Господа, недавно побывал в солдатском блиндаже. Воняет так, что просто даже удивительно!»

— Это была предреволюционная атмосфера. Аромат эпохи, так сказать. Но господа офицеры поняли это слишком поздно.

— А ведь Н. Рубинов постоянно живет в таких экстремальных условиях. И даже творит! Настоящий подвижник.

— И все его произведения проникнуты этим неистребимым духом. При этом свято верит в свой талант и призвание.

— И мне говорил, что собрался лезть на литературный Олимп. То есть в Союз писателей. Прямо со столба, не снимая когтей.

— И чего их туда так тянет? Как будто медом намазано…

— Медом? Это мягко сказано. Если и есть райская жизнь, так это жизнь простого советского члена Союза советских писателей.

— Представляю. На работу ходить не надо, режим свободный…

— Ну что ты! Никакой фантазии не хватит, чтобы это представить. Садись поудобнее, слушай и дивись, сколь велики чудеса господни. Лето советский писатель проводит на лоне природы, в загородном доме творчества или в родовом имении. Что-то пописывает, но больше увлекается рыбалкой, прогулками за грибами да полноценным питанием. Встает, когда вздумается, неспешно завтракает на веранде, пронизанной лучами восходящего солнца. Поскольку впереди рабочий день, завтрак литератора калориен, но без излишеств. Он ест яичницу с ветчиной, слегка присыпанную укропом, и аппетитно похрустывает малосольными огурчиками. А потом неспешно пьет кофе со сливками и поджаренными золотистыми гренками, смазывая их свежим деревенским маслом…

— Слушай, я хоть и поужинал, но живот начинает подводить…

— И, милый! Это только присказка, сказка впереди. Обсудив с женой меню предстоящего обеда, мастер художественного слова поднимается в мансарду, в свой рабочий кабинет, и располагается в уютном плюшевом кресле, перед окном, выходящим в сад. Единственное, что портит ему настроение, — это необходимость выдавливать из себя очередные страницы бездарного романа на производственную тему. Который он, согласно договору, осенью должен сдать в редакцию солидного журнала. Но к полудню он все же исписывает пару страниц и с чувством исполненного долга спускается к обеду. На обед сегодня салат из только что снятых с грядки овощей и зелени, витаминные щи из свежей капусты с мозговой косточкой и нежнейшая жареная плотвичка с пюрешкой. А на сладкое — черничный пирог с фирменным компотом из ревеня, который получается у нее совершенно замечательно…

— Не трави душу! Измученную жареной треской…

— Только не надо мне здесь скрежетать зубами. Потому что человек не бездельничает, а снова решительно берется за работу. Если позволяет погода, литератор устраивается в саду, в шезлонге, в тени большой старой яблони, у столика, на который жена заботливо ставит кружку с охлажденным компотом. Ветерок шевелит веселую листву, солнечные зайчики игриво бегают по белизне страниц, а послеобеденная жара и птичий щебет навевают легкую дрему. Которой ну просто нет сил сопротивляться! Однако к четырем часам заботливый голос жены нарушает творческую обстановку и будит писателя. Ничего не поделаешь — время полдника. На столике появляется тарелка с только что снятой с куста душистой малиной, политой сметаной и слегка присыпанной сахаром…

— Я вижу, ты хочешь меня сегодня уморить.

— Какой ты нервный, право. Тебя надо лечить электричеством, как советовал товарищ Бендер. А между тем наш герой, исполнив священный долг перед литературой, решает немного отдохнуть…

— Отдохнуть?! От чего? От жратвы, что ли?

— И поскольку сегодня жарковато, принимается решение прогуляться на пруд. Окунувшись в его прохладу, писатель с энергичным фырканьем проплывает к дальнему, заросшему кувшинками берегу, а потом переворачивается на спину и, слегка пошевеливая конечностями, погружается взором в бездонную синь, в которой замерли ватные подушки облаков. Благодать! После купания взбодренный прозаик возвращается домой и немедленно устремляется к столу…

— Как, опять?!

— К рабочему столу! Потому что у творческого работника, в отличие от тебя, бездельника, ненормированный рабочий день. Ему не до праздности. Ибо праздность, как говаривал Толстой, источник всех пороков. Это время обычно посвящается корректуре. Наконец он с удовлетворением встает из-за стола. Да, день прошел не зря. На ужин жена, не мудрствуя лукаво, пожарила курочку с гречневой кашей и грибной подливкой. После этого собрались у соседа за преферансом, но, по причине жаркой погоды, без излишеств, а лишь с охлажденным мускатом. Таким был один день Владимира Алексеевича, простого советского писателя.

— Если ты хотел вызвать пролетарскую ненависть к творческой интеллигенции, тебе это удалось.

— И зря. У писателей тоже есть свои заботы. Которые вынуждают их расставаться с музами и выезжать в суетную и душную Москву, для обустройства литературных дел. Правда, эти хлопоты скрашиваются вечерами в ресторане Дома литераторов и дружескими застольями. Вот так, в напряженном творческом труде незаметно пролетает наше короткое лето, и наступает самая плодотворная пора мастера слова — болдинская осень. Прохладное дыхание сентября золотит пряди родных березок и бодрит чуткую душу литератора. Захватив прощальную нежность бабьего лета, писатель возвращается в деловую сумятицу столицы. Приближаются сырые, зябкие дни, но нашему герою они не страшны. Еще летом предусмотрительно организована творческая командировка в братскую Болгарию. Месяц, проведенный в бархатном климате юга, у ласкового моря, заполнен встречами с читателями, вечеринками с коллегами по перу, экскурсиями на винзаводы и в заповедные глубинки, где только и можно припасть к истокам национальной культуры и кухни. На родину писатель возвращается с немалым багажом впечатлений, а также вина, фруктов, меда и прочих даров южной природы…

— Это невыносимо! Я тебя сейчас задушу!

— Ничем не могу помочь. Правда жизни превыше всего. Остаток осени писатель проводит, как и его великие предшественники, в театральных премьерах, балах, званых вечерах, за картежным и бильярдным столом, а то и в простых задушевных пьянках. А между тем на смену поздней осени приходит здоровая, бодрящая русская зима. Пора выехать в загородный дом, омыться душой в чистоте родной природы, задохнуться от ее морозной свежести и бескрайних снежных просторов. А вечерком растопить баньку, отогреться в ее ласковом тепле и вернуться по скрипящему снегу под пологом звездной ночи в уже прогревшийся дом. Неспешно поужинать под рябиновую настойку, соленые грибочки и душистый шашлычок, а потом присесть у доброго старого камина с рюмкой ароматного глинтвейна в натруженной руке… А ты имей выдержку! И нечего тут стонать и сучить ножонками. Наберись сил дослушать эту правдивую повесть до конца. Потому что долгая зима, завалы снега на улицах Москвы и унылая серость марта надоедают творческой натуре нашего героя, и он без раздумий принимает приглашение посетить столицу солнечной Грузии. Чтобы ощутить тепло первых апрельских лучей, вдохнуть аромат расцветающих садов, окунуться в атмосферу знаменитых грузинских застолий. А потом, вдоволь насладившись кавказским гостеприимством, наш герой возвращается в родные пенаты, отягощенный мешками орехов, сухофруктов и ящиками с пьянящими дарами виноградной лозы…

— Прекрати! Это можно слушать только под наркозом.

— Все-все! Операция прошла успешно. Хирургу нужен последний тампон, спирт и огурец. А пациента можно увозить.

— «Сестра, а можно в реанимацию?» — «Больной, не занимайтесь самолечением! Хирург сказал в морг — значит, в морг».

— Но это сказано не о нашем герое. Он бодр, энергичен и полон творческих планов. Незаметно пролетает суматошно-счастливый май, и снова возникает сладостно-мучительный вопрос: где провести лето? На уютной, но скучноватой даче или в веселом, но суетном доме творчества? А если в доме творчества, то где — в жарком Крыму или в комфортном Подмосковье? Можно и в Прибалтике, но там с погодой никогда не угадаешь…

— Мне бы эти мучения!

Через неделю я встретил на лестнице подвыпившего Н. Рубинова. Как ни странно, народный писатель узнал меня и даже вспомнил свое обещание. К тому моменту благодарные читатели уже вернули ему часть романа. Эти потрепанные страницы, выдранные из общей тетради в клеточку и исписанные мелким, но четким почерком, автор вручил мне под торжественное обещание вернуть к выходным. Обстановка в его комнате была столь же спартанской, но мух было намного меньше, а на столе стояла не водка, а початая бутылка портвейна. От выпивки я отказался, пообещав зайти в субботу для более серьезного литературного разговора.

В тот же вечер я прочитал два десятка рукописных страниц знаменитого романа «Мальчишки». Возможно, мне достались не самые яркие фрагменты произведения, но сильного впечатления они на меня не произвели. Насколько помню, там было несколько диалогов примерно такого содержания:

« — Колька, на каток пойдешь?

— Пойду, только не сразу. Есть дела дома.

— А меня химичка грозилась вызвать. Надо почитать.

— А ты клюшку сделал?

— Сделал. Нужно только коньки подточить.

— А Витька пойдет?

— Пойдет, я с ним говорил. А Санек?

— Не знаю.

— Ну, ладно. Я его позову.

— И за Валеркой зайди». И так далее.

Как и многие непризнанные таланты, Н. Рубинов довольно часто закладывал за воротник. В субботу вечером, прихватив пару бутылок портвейна, я заглянул в уже знакомую комнату на третьем этаже. На этот раз Н. Рубинов был в мрачном расположении духа и в ответ на мое приветствие буркнул что-то невнятное. Неужели я помешал творческому процессу? «Может, зайти в другой раз?» — спросил я, возвращая рукопись, но он, заметив в моих руках бутылки, сделал приглашающий жест. Суровость его взгляда смягчилась, и скоро мы уже поднимали стаканы под первый тост — разумеется, за литературу. За настоящую литературу, литературу с большой буквы. Я признался писателю, что одним духом прочитал фрагменты его романа, и похвалил за жизненность образов и лаконичность изложения. А простота стиля, как известно, — верный признак таланта. После этого общение стало совсем раскованным, пошли тосты за мастерство, святой огонь вдохновения, художественную силу слова и прочие значимые аспекты ремесла. Похоже, в рабочей среде общежития народному писателю не часто встречались собутыльники, способные на достойном уровне поддерживать разговор о судьбах литературы в современном мире, поэтому я почувствовал его явное расположение. Подвыпивший Н. Рубинов даже поделился ближайшими творческими планами. Он собирался продолжить повествование о судьбах героев романа «Мальчишки» повестью под названием «Мужала молодость в дозорах» — о нелегкой службе в погранвойсках простого парня, нашего современника. О его физическом и нравственном становлении и закалке характера.

Время неумолимо. День за днем, год за годом накатываются его волны на берега нашей жизни, смывая следы прошлого. Многое из пережитого забывается, конкретные детали быта вспоминаются с трудом, как будто их и не было. Вот и в моей памяти сохранилось лишь общее настроение тех далеких лет — жизнерадостное и беззаботное. Мы были молоды, веселы и легки на подъем. Помнится, летом часто выезжали на базу отдыха главка на загородном озере, где по выходным собирались молодые сотрудники, наши друзья и знакомые. Сама база представляла собой малоухоженный участок берега на дальней, дикой стороне озера. Пляж, покрытый пожухлой травой, был окружен густыми зарослями камыша, кустами и чахлыми акациями, а все его оборудование состояло из запертого хозяйственного вагончика, нескольких шатких скамеек и самодельного очага из камней. Но нам и этого было достаточно.

В ту июльскую пятницу я зашел к нему, чтобы договориться о поездке на озеро. Он лежал на кровати с книгой в руках. На магнитофоне крутилась катушка с джазовой музыкой. Переливы рояльных нот и мягкие удары контрабаса создавали в комнате лирическую атмосферу. Увидев меня, он отложил книгу в сторону и потянулся:

— А, привет! Какие новости?

— Слава богу, никаких. А ты чем увлекаешься?

— Да так, размечтался…

— И о чем, если не секрет?

— А вот что бы ты пожелал, если бы поймал золотую рыбку?

— Я бы пожелал ей здоровья.

— Браво! А еще два желания?

— А еще благополучия и счастья в личной жизни.

— Твой альтруизм просто зашкаливает. А я бы пожелал себе ума.

— Тебе недостает ума?! Однако мало кто готов в этом признаться. Как заметил Ларошфуко, люди жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.

— Достаточно ума кажется тому, кому его действительно не хватает. А умный человек видит пределы своих возможностей. Ума, как и денег, не бывает в избытке.

— А кто-то из апостолов сказал: «Не будьте более мудрыми, чем следует, но будьте мудрыми в меру». Ибо «во многия мудрости многия и печали». Тому, кто все понял, трудно радоваться жизни.

— Это можно отнести и к судьбе самих мудрецов. Люди часто воспринимают их как ненормальных. Вспомни Сократа.

— Но многие цари держали мудрецов в качестве советников.

— Придворный аналитик — опасная профессия. От них требовали не только научно обоснованных толкований сновидений, но и достоверных прогнозов. И если предпринятая против соседей военная авантюра оказывалась неудачной, виновный всегда был под рукой. А попробуй неправильно разгадать сон фараона. Или не ответить на его дурацкие вопросы…

— Говорят, один дурак может задать их столько, что и сотня мудрецов не ответит.

— Скорее не успеет. Ибо жизнь коротка, а глупость беспредельна. И в этом состязании умный всегда проигрывает дураку…

— Состязании? Слушай, а это идея! Представь себе соревнование между дуростью и умом. Открытый чемпионат страны на призы Иванушки-дурачка. Сидят друг напротив друга мудрец и дурак…

— А дурак в шапке?

— Ну да, если на открытом воздухе. Можно даже в костюме бухарского еврея. А при чем здесь шапка?

— Есть такая притча. Дурак приходит в магазин и просит продавца: «Подберите мне такую шапку, чтобы я в ней не выглядел дураком». «У нас богатый выбор», — отвечает продавец, и они начинают примерять шапки. Через час продавец безнадежно машет рукой: «Нет, и в шапке дурак, и без шапки дурак».

— Да, наша шапочная промышленность в большом долгу. Перед взыскательным клиентом. А может, в оборонке придумали какое-то спасение от этого бедствия? В сверхсекретных лабораториях?

— Зачем? Наша армия давно носит такие волшебные шапки…

— Фуражки, что ли?

— Ну да. Форменная фуражка — шапка-невидимка для дурака. С помощью строевой подготовки и устава внутренней службы в ней легко спрятать отсутствие ума. Как и его наличие, кстати. А в парадном строю вообще дурака от умного не отличишь.

— Нет, можно! По залому тульи.

— Вообще-то говоря, для этой цели есть погоны. Они однозначно определяют субординацию: «Я начальник — ты дурак». Потому что армия — это тебе не дискуссионный клуб. А школа мужества.

— Если бы так! Еще Лев Толстой заметил, что главная привлекательность военной службы состоит в обязательной и безупречной праздности. Которая человеку ума не добавляет. И даже из способных лейтенантов, в конце концов, делает «настоящих» полковников. Говорят, тот, кто носит портупею, с каждым годом все…

— Умнеет! А ты тут особо не выступай. Ты же эту школу жизни прошел заочно. Ни пороха, ни портянок не нюхал.

— А если ты такой бравый, почему не ходишь строем?

— А я хожу. И ты будешь ходить. Если начнется заваруха.

— Ясное дело. Все там будем. Кто в фуражке, кто в пилотке.

— Так что ты там начал про состязания?

— Так вот, сидит дурак напротив мудреца и задает вопросы…

— И все-таки, дурак в шапке?

— В любом головном уборе, кроме фуражки. Чтобы не подрывать обороноспособность страны.

— А милиционеры допускаются?

— Допускаются. Но без фуражек.

— Сложные правила.

— Да, игра непростая. Да еще с лимитом времени.

— Представляю себе этот блиц. А судьи кто?

— Арбитры международной категории. Поднимают карточки с оценками, за технику и артистизм. А лучшим спортсменам присваиваются звания: дурак первого разряда, дурак-мастер, дурак международного класса, заслуженный дурак Советского Союза…

— А мудрецам?

— Да так же: мудрец второго разряда, потом первого и так далее.

— А что лучше — дурак международного класса или мудрец-второразрядник?

— Что за вопрос? Международный уровень намного престижнее.

— Ну что же, давай оформлять заявку в Олимпийский комитет.

— Нет, сначала нужно обеспечить массовость: зарегистрировать всех дураков и умников, записать в добровольное общество….

— Переименовать дураков в спортсменов? Хитро. Это решит одну из наших вечных проблем. А вот с мудрецами будет сложнее…

— А мы замаскируем дураков под умных. И они будут ставить противника в тупик своими дурацкими ответами. А для страховки экипируем ушанками. Если что, они их шапками закидают.

— Сильный ход! Но все же есть сомнение. Выдюжат ли наши дураки-любители против их прожженных профессионалов?

— А я, батенька, верю в наших дураков. Верю, верю! Они не раз выручали нас в трудную минуту. Еще Бисмарк предостерегал от козней против русских, которые на любую военную хитрость отвечают своей непредсказуемой глупостью…

— А в сочетании с нашими морозами и непроходимыми лесами…

— Да что леса? У нас дороги непроходимые!

— Что да, то да. В этом наша сила. Непроходимые дороги и непроходимые дураки делают страну непобедимой.